К хорошему привыкают быстро. Никого уже не удивил вкусный ужин. И Гришка Распутя, как должное, принял от Наты добавку, которую она принесла, не дожидаясь, когда он вопросительно взглянет на раздаточное окно.

– Еще кому?-спросила она и снова, как в обед, лучисто посмотрела на Богдана.

Тот демонстративно отодвинул от себя тарелку с недоеденным картофельным пюре. Внимание девчонки раздражало его.

Вовка Самоварик на ужин не явился. Клим заметил пустое место за столом и посмотрел на мастерскую. Шторы на окнах фотолаборатории были спущены. Комиссар еще раз предупредил Сергея, чтобы тот не считал Вовку в самовольной отлучке, а повариху попросил оставить одну порцию для опоздавшего.

После ужина Сергей довел свое отделение до палатки, повернул строй лицом к ней и скомандовал:

– Все, кто работал со мной, – забрать личные вещи и занять места! Остальные – принимайтесь за вторую палатку. Как ее ставить – видели! До отбоя – три часа. Успеете, если поднажмете.

– Видели, но еще не усвоили. Трудно очень!-Богдан придурковато поскреб в затылке. – Вы бы нам повторили, товарищ командир!

Сергей помолчал, чтобы не начинать перебранку.

– А нам, – обиженно начал Фимка, – нам указатель не зачтется? Даром мы его…

– Могу объявить благодарность! – не дослушав, сказал Сергей. – А палатку вам ставить все-таки придется. . . И тому фотолюбителю, – он посмотрел в сторону штабной поляны, – тоже!.. Все!.. Р-разойдись!

Шуруп и четверо других мальчишек, которых Богдан называл шурупчиками, весело бросились к своим рюкзакам и чемоданам, расхватали их и помчались к палатке. Каждый спешил занять место получше, поудобнее. Презрительно прищурясь, Богдан проводил их холодным взглядом, не обещавшим ничего доброго. Он надеялся, что кто-нибудь из них предложит ему свое место.

– Щенки!

Богдан плюнул под ноги, беспечно засунул руки в карманы и пошел на свою лужайку. Фимка с Димкой вытащили ножи и полезли зачем-то в самую гущу кустов. Гришка Распутя преспокойно улегся под елью. Забудкин затравленно порыскал глазами по просеке и, заметив, что сержант Кульбеда и Славка

Мощагин собираются натягивать для себя маленькую палатку, успокоился. «Куру в обед дали, а уж койку – обязательно дадут!»- подумал он и поплелся к пеньку.

Нарезав толстых полых дудок и прямых палочек, Фимка и Димка вернулись на просеку. Богдан поманил их пальцем.

– Эй вы, мастера-самоучки! Есть задачка на сообразительность. . . Чего не хватает на Третьей Тропе?

– Нашей палатки, – ответил Фимка.

– Я думал – вы умнее! – Богдан похлопал по траве рядом с собой. – Садитесь. Я вам, как Микропора, байку одну расскажу. . . Кто такие зэки, знаете?.. Да где вам!-он презрительно махнул рукой. – Зэки – это заключенные. .. В одной колонии сначала два зэка заболели, через день – еще два. А через неделю – сорок валялось в больнице. Эпидемия какая-то. Так за это всех начальников, – Богдан сделал паузу и закончил по слогам: по-сни-ма-ли! . . Доходит?.. Да они, – он посмотрел вдоль просеки на штабную избу, – они за нас головой отвечают! К ночи прибегут как миленькие и сами палаточку для нас раскинут: «Заходите, деточки, ложитесь под одеяльце, не простыньте, пожалуйста! . .» Так что- никакой паники! Палатка нам будет! А не хватает на Третьей Тропе хорошего костра!.. Ну -ка, родненькие, дровишек!

Его рассказ о заключенных прозвучал для мальчишек вполне достоверно, а словечко «зэки» показалось таинственно-страшным, известным лишь узкому кругу посвященных. Оно подтверждало слухи о Богдане. Болтали, что был он чуть ли не главарем какой-то неуловимой банды и что суд дал ему целых три года. Чего стоят, по сравнению с этим, их собственные мелкие проделки? Они чувствовали превосходство Богдана. Приказал он сходить за хворостом – и они пошли. Обещал, что палатка для них будет, – и они поверили. Была во всем этом еще и доля страха. Сергей Лагутин при всей своей запальчивости дальше подзатыльника не пойдет. В этом мальчишки не сомневались. А Богдан и финку мог припрятать. У него рука не дрогнет пустить ее в ход.

– Спичек, конечно, не имеете?-спросил Богдан, когда Фимка и Димка приволокли по большой охапке хвороста. – Идите к Микропоре. Он мужик добрый – даст.

– А есть ли у него? – засомневался Фимка.

– Глаза нужно иметь! – поучительно произнес Богдан.- Он каждый час в кусты уходит. Думал – живот у него. Потом смотрю – когда возвращается, дымок из ноздрей попыхивает… Усекли?

Кульбеда и Славка Мощагин натягивали для себя двухместную палатку. Так уж было установлено: сержанты-инструкторы и командиры взводов должны иметь отдельные палатки. И не для того, чтобы их поменьше беспокоили, скорее наоборот. Начальник лагеря по прошлому опыту знал, что в первую неделю спать командирам и сержантам придется мало. Клекотов не думал, что этот лагерь – приятное исключение. И здесь сержанты и командиры будут вскакивать среди ночи и бежать туда, где возникнет что-либо тревожное.

Свою палатку Кульбеда и Славка поставили так, чтобы, не выходя из нее, просматривать Третью Тропу до самой речки. Отсюда была видна и лужайка, на которой сидел Богдан. Он говорил что-то Фимке и Димке. Когда они отвернулись от него и пошли к двухместной палатке, Славка спросил у сержанта:

– Разрешать или нет? . . Они, наверно, костер хотят разжечь.

– Костер – это верно, – согласился Кульбеда. – А насчет разрешения.. . Богдан не тот, чтоб нас с тобой спрашивать.

Фимка с Димкой еще только подходили к палатке, а Кульбеда уже достал из кармана спички.

– За этим хозяин прислал?

– Какой еще хозяин?-обиделся Фимка.

Димка молчал. Все разговоры обычно вел Фимка, а Димка лишь поддерживал его. Он и сейчас изобразил на лице гримасу, которая означала, что сержант своим вопросом затронул их самолюбие.

– Ну, а кто же он?-продолжал Кульбеда. – Не командир – всех командиров вы знаете. . . Шефом, может, или боссом его кличете?

– Богданом зовем – больше никак!-сердито ответил Фимка.

– Имя неплохое, – одобрительно произнес Кульбеда. – Дак за чем послал он вас?

– За ними! – Фимка указал глазами на коробок, зажатый в кулаке сержанта.

– Получай! – Кульбеда протянул спички Фимке.- Костер – дело доброе, особо когда к ночи. . . Вы там потолкуйте меж собой. Если решите всю ночь у огонька просидеть, скажите командиру взвода. Он вас в ночной дозор назначит, чтоб не напрасно дрова палили. И вам удовольствие, и служба пойдет исправно.

Озадаченные вернулись к Богдану ребята.

– Пугает! – усмехнулся Богдан, расспросив их о разговоре с сержантом. – Хитер мужик!

Был озадачен разговором и Славка Мощагин.

– Вы это серьезно? – спросил он у Кульбеды. – И палатку разрешите не ставить?

– А что поделаешь?-Сержант с шутливой беспомощностью развел руками. – Позови-ка командира первого отделения, посоветуемся…

Совещание прошло бурно. Сергей выложил все, что накопилось у него за день. Досталось и комиссару Климу за Вовку Самоварика, и Славке Мощагину, которого он назвал рохлей и мямлей, и даже сержанту за его постоянное добродушие и терпеливость. А когда Сергей заговорил о Богдане, тут уж так и посыпались категорические: заставить, проучить, наказать!

– Вот-вот!-подхватил Кульбеда. – Так и Дробовой гремел на весь штаб! Говорит подполковнику: «Разрешите мне за них взяться! Я их разом работать заставлю! Они у меня вмиг палатку поставят!»

– И поставили бы! – воскликнул Сергей.

– У Дробового поставили бы, – подтвердил Кульбеда. – Взрослый все-таки. Офицер к тому же – капитан. Заставил бы!.. А толку! Одна злость! Ее и так у Богдана хоть отбавляй. . . И палатка такая хуже тюрьмы им покажется. . . Не разрешил Дробовому подполковник. Сказал: «Сам зайду».

– Отлично!-обрадовался Славка.-Подождем!

– Подождать – подождем,-согласился Кульбеда.-А только, я думаю, не будет сегодня палатки. Придется нам с тобой, командир взвода, подежурить ночку. . .

– Нянькой бы вам!-вырвалось у Сергея.

Кульбеда и не подумал обижаться.

– А ты спи себе спокойно, – сказал он Сергею. – Ответственность за них на эту ночь с тебя снимаю.

– Спасибо! – Сергей вскочил. – Вы-добренький, вы снимаете, а я не могу!

Он вышел из палатки и, наверно, хлопнул бы дверью, но ее не было.

– Сережа! – позвал его Кульбеда. – Вернись на минутку.

Сергей неохотно сунул голову в палатку. Он выговорился,

перегорел и теперь уже спокойно смотрел на сержанта, понимая, что тот ни в чем не виноват.

– У тебя какой разряд? – спросил Кульбеда.

– Второй.

– Зимой получишь первый.

– Как так? – приятно изумился Сергей. – Это не просто!

– Тебе просто! – возразил Кульбеда.-Тебе только одно и мешает – горячишься очень и в горячке плохо противника видишь, слабых мест не замечаешь. . . В нашем лагере это у тебя пройдет.

Умиротворенный возвращался Сергей в свою палатку. Не сердито, а скорей с сожалением взглянул он на Гришку Распутю, лежавшего под елью, на Забудкина, сиротливо сидевшего на пеньке, и даже подумал: не взять ли его в свою палатку? Седьмую койку в нее не поставить, зато можно на одну ночь расстелить матрас на столе. Вероятно, Сергей так бы и сделал, но Забудкин вдруг встал и пошел к разгоравшемуся на лужайке костру. «Ну и сиди с ними хоть всю ночь!» – решил Сергей, возмущенный тем, что Забудкина потянуло не к нему, к командиру, а к Богдану.

– Отшельнику – привет! – встретил Забудкина Богдан.- Пришел священному огоньку поклониться?

Забудкин не огрызнулся, присел у костра. Сейчас он был вынужден терпеливо сносить насмешки Богдана. Вечерело, а никто не торопился позаботиться о Забудкине. В таком положении он очутился впервые. Не того ожидал он, согласившись в райкоме комсомола пожить недельку в лагере. Просчитался! Надо было не сдаваться и требовать своего: санатория или, в худшем случае, какого-нибудь пансионата.

Он злился на себя, грыз ногти и не заметил, как Фимка и Димка закончили свою новую поделку. Это был водяной пистолет. Полая дудка служила стволом. Внутри помещался поршень – гладко оструганная палочка. Димка втянул из банки воду в дудку, прицелился, и хлесткая струя разбилась о лоб Забудкина. Он взвизгнул от неожиданности, чуть не опрокинулся на спину и, протерев забрызганные водой глаза, на коленях пополз к Димке, выставив растопыренные пальцы с неровными обкусанными ногтями.

Богдан схватил его за ботинок, дернул и остановил.

– Будешь рыпаться – прогоню от костра!

Забудкин сдался. Не умел он обходиться с мальчишками. Драться не любил, а все его рассказы про жизнь в секте вызывали только смех. Это было проверено не раз, поэтому и в лагере Забудкин не нажимал на сектантские воспоминания. Выгоднее всего было прикидываться больным, бедным, разнесчастным. Он и сейчас сыграл эту роль – уткнулся подбородком в кулаки и заскулил, как побитый щенок.

Фимке и Димке даже смеяться над ним расхотелось. А Богдан, приметив катившегося по просеке Вовку Самоварика, утешительно сказал:

– Не хнычь, святой мученик! Не ты один!-Он взял у Димки дудку и набрал в нее воды. – Мы и второго окрестим! И всех, кто подойдет!

Вода из дудки летела далеко – метров на пять, и Вовка, еще не добежав до костра, наткнулся на тугую струю, метко выпущенную Богданом. Но в тот вечер ничто не могло испортить Вовкиного настроения.

– Бросьте вы с вашими шуточками!-Вовка смахнул рукавом брызги с лица. – Смотрите, что у меня вышло!

Ему не терпелось хоть кому-нибудь показать свою работу. С этими снимками он сначала забежал в штаб к комиссару, но Клим ушел во второй взвод. А перед девчонками, которые окликнули его и накормили ужином, он не стал хвастаться.

Одобрительно посмеиваясь,

мальчишки разглядывали фотографии. Даже профессионалу не всегда удаются такие снимки. Безразличный к неудобствам, растянулся на полу автобуса Гришка Распутя. Отрешенный от всего окружающего, сидел на пеньке Забудкин. Богдан царственно возлежал на лужайке около магнитофона. Не хуже были и пейзажи, и рабочие сцены. Но особенно выразительными получились два крупноплановых портрета. На одном был Клим. Тогда, в столовой, он шутливо перекосил лицо и вцепился себе в бороду. На снимке шутка исчезла – осталась пугающая физиономия бородатого бродяги. Второй портрет был капитана Дробового. Бритоголовый, насупленный, с приподнятым кулаком, он смахивал на заключенного, сбежавшего из-под стражи и напялившего для маскировки военную гимнастерку с погонами.

Над этими двумя снимками мальчишки хохотали так громко, что Сергей Лагутин, Шуруп и его дружки вышли из палатки. Ребят распирало любопытство: что там

рассматривают у костра, над чем хохочут? Но страх удерживал их.

Чувствовали они: Богдан злится, что у них уже есть жилье, а у него нет ни палатки, ни койки.

И Сергей не торопился подойти к костру – раздумывал: как должен поступить командир в этом случае? Он догадался, что Вовка принес снимки. Ждать ли, когда он покажет сам, или подойти и посмотреть?

Сергей не сделал ни того, ни другого, потому что увидел спускающегося по просеке подполковника Клекотова.

– Встать! – крикнул Сергей. – Смирно!

Никто не успел выполнить команду.

– Отставить! – Подполковник успокаивающе махнул рукой. – Занимайтесь своим делом.

Он.остановился в нескольких шагах от костра, заинтересованно осмотрел лук-указатель, осторожно дотронулся пальцем до стрелы с надписью «Третья Тропа».

Воспользовавшись этой задержкой, Вовка быстро собрал карточки и засунул их за рубаху. Тоненько и ехидно прохихикал Забудкин, напомнил Богдану:

– Всех, кто подойдет? . . Хи-хи!. . Этого водой побоишься!

– Н-да? – высокомерно спросил Богдан и взял дудку.

Рука у него не дрогнула – он не промахнулся. Струя, раздробившись в воздухе, окропила подполковника. Клекотов не сделал ни одного резкого движения, потому что был готов не только к любой неприятной неожиданности, но и к тому, чтобы повернуть ее в свою пользу. Он спокойно снял фуражку, стряхнул капельки воды, посмотрел на небо.

– Никак все-таки дождь начинается… Место мне у огонька найдется?

– Что за вопрос!-с преувеличенным радушием воскликнул Богдан и крикнул стоявшему у палатки Сергею: – Стульчик товарищу подполковнику!

– Не надо, не надо! – Клекотов словно ничего и не подметил в тоне Богдана. – У костра хорошо и без стульев.

Пока он усаживался на траву, Фимка незаметно вытащил из дудки поршень, а Димка взял обрезок фанеры и вынул из костра самую жаркую головешку. Теперь водяной пистолет превратился в безобидную трубку для выжигания. Димка вертикально установил фанеру и поднес к ней пылающую головешку. Фимка приблизил дудку к пламени и подул в нее. Тонкий огненный язычок лизнул фанеру и оставил на ней черный след. Пристально вглядевшись в лицо подполковника, Фимка снова подул в дудку. На фанере появился овал.

– Молодцы!-неожиданно похвалил мальчишек Клекотов. – Я обошел всех – никто еще до указателя не додумался и костра ни у кого не видел. . . Ваш огонек детство напомнил.

Мы тоже, бывало, как в ночное отправимся, так в первую очередь костер разложим. .. Обычно ребят на это дело посылали. . . Хорошо быть мальчишкой – всему радуешься, все тебе интересно. . .

Подполковник задумался, забыв на минуту о цели своего прихода.

Мирно потрескивал костер. Шипела дудка – Фимка продолжал выжигать что-то на фанере. Димка менял головешки – подставлял под дудку самые жаркие. Богдан включил магнитофон.

В гитарный перебор вплелся приятный печальный голос. Он пел «Вечерний звон».

Клекотов не думал, что у Богдана может быть запись этого романса. Поражало и то, что мальчишка чутко уловил подходящий для такого романса момент. Конечно, здесь был тайный намек. Богдан как бы напоминал подполковнику, что он стар, что он в прошлом – в том самом ночном со своими дружками – и что сегодняшних мальчишек ему не понять.

А голос все пел. Колокольно вызванивали струны. Все молчали до самого конца – до последнего вздоха гитары.

– Спасибо за музыку! – Прежде чем встать, Клекотов взглянул на фанеру и, невольно улыбнувшись, сказал Фимке: – Да ты же талант!

В овале уже угадывалось лицо и широкие кустистые брови подполковника.

Польщенный Фимка вынул изо рта дудку.

– Как закончим – подарим вам на память.

– Спасибо! – еще раз поблагодарил Клекотов и встал.- Я так вас понял: палатку пока ставить не будете? . . Мы тоже в ночном палаток не ставили. Когда холодно или дождь – в сено зароемся, в копну. Тепло, весело, и мыши-полевки рядом шуршат, попискивают. . .

Заскулил, заныл Забудкин, услышав про мышей.

– Ты чего?-подполковник склонился над ним. – Тебя здесь не обижают?

– Мне постель нужна! – слезливо пропищал Забудкин.- У меня в коленях ревматизм от холодного пола в молельне и спина от поклонов треснула!

Клекотов очень смутно представлял, что такое секта, и совсем не знал, что там делают такие мальчишки, как Забудкин. Он и жалел его, и в то же время чувствовал какое-то недоверие. В слезливых причитаниях подполковнику слышались спекулятивные нотки.

– Насчет постели обратись к своему командиру, – посоветовал он. – И вообще надо было позаботиться о себе раньше.

Ты же видишь: кто хотел палатку и кровать, тот днем поработал. Кому вместо палатки костра хватает, тот огонь разжег. А кому ничего не нужно, тот лежит себе всем довольный и помалкивает.- Клекотов повернулся к Гришке. – Распутин! Ты спишь? Не болен?

– Здоров, – послышалось из-под ели.

– Вот и прекрасно! . . До отбоя еще часа два, но мы уже сегодня не увидимся, так что спокойной вам ночи, ребята!

Когда Клекотов отошел от костра, Фимка вопросительно взглянул на Богдана.

– А ты говорил! . . Шиш тебе, а не палатка! Не на того напали!

– Посмотрим! – отозвался Богдан. – Время есть.