Клим заканчивал обход лагеря. В палатки он не заходил. Шел вдоль просек по лесу, чтобы проверить, нет ли поблизости чего-нибудь опасного для ребят: старой землянки, которая могла обвалиться и придавить любопытных мальчишек, крутого оврага, надломленного дерева.

Так он делал и в пионерских лагерях, в которых работал старшим вожатым три последних лета.

Завершая обход, Клим забрался на высокий, поросший лесом холм и здесь, на самой вершине, набрел на большую, давно не обновлявшуюся братскую могилу. С другой стороны к ней подходила чуть приметная тропка. Могилу все-таки изредка навещали, но не поправляли ни развалившейся ограды, ни покосившегося обелиска, на котором виднелась когда-то хромированная, а теперь поржавевшая металлическая планка. С трудом читалось: «.. .шестого гвардейского.. .» Остальное разобрать было невозможно.

Клим стоял у обелиска и думал, что сюда надо обязательно прийти с ребятами и привести могилу в порядок. Он уже собирался уходить, когда на тропке показалась старуха с букетом полевых цветов.

– Здравствуйте, бабушка! – Клим шагнул ей навстречу.- Вы, наверно, знаете, кто здесь. . .

Он не договорил, заметив недоверие и страх в глазах старухи. Она попятилась, потом повернулась и почти побежала вниз. Бородатый незнакомец напугал ее.

– Да не бойтесь! – крикнул Клим. – Я могу уйти, если мешаю!

Старуха поспешно спускалась вниз по тропке, и Клим понял, что с ней не поговоришь.

Возвращаясь к штабной поляне, Клим услышал ритмичное шарканье пилы и деловитый перестук топоров. От этих звуков растаял неприятный осадок от встречи с пугливой старухой. Работал наряд из первого взвода – мальчишки заготовляли дрова для кухни. Лагерная жизнь налаживалась.

С центра поляны были видны все четыре просеки. Там мирно белели палатки. Снаружи – никого. Мальчишки обживали брезентовые домики: раскладывали по тумбочкам личные вещи, в который раз переставляли кровати, менялись друг с другом местами, протирали слюдяные оконца. Лишь на Третьей Тропе горел костер.

Комиссар был в курсе всех событий. Костер не удивил его и не насторожил, хотя Клим понимал, что это не просто костер, а вызов лагерному руководству. И этот вызов был принят всеми, кроме капитана Дробового.

Клим подошел к дверям мастерской – ключи висели на месте, на щите у входа. По пути комиссар заглянул на кухню и узнал, что Вовка Самоварик накормлен. «Про ужин вспомнил, а показать снимки забыл!» – подумал он, но тотчас отогнал эту мысль. Он же был в обходе – Вовка не мог его найти. А сейчас, наверно, его карточки разложены у костра, и мальчишки любуются ими. Клима потянуло на Третью Тропу – посмотреть, что получилось у Вовки Самоварика. Но он пересилил себя – не пошел. Нельзя было нарушать план, предложенный подполковником. Пусть мальчишки жгут костер. Пусть сидят у него хоть всю ночь напролет. Это их дело. Никто к ним больше не подойдет, потому что никого это не тревожит. Так по крайней мере все должно выглядеть для ребят.

С крыльца штабной избы Клим снова посмотрел на костер и остановился. Ведь где-то там и Забудкин. Комиссар не вспомнил о нем ни разу с тех пор, как видел его сидящим на пеньке около просеки. Он тогда не участвовал в работе и едва ли включился в нее позже. Выделит ли ему койку вспыльчивый Сергей Лагутин? Должен! Парень он неглупый и понимает, что для Забудкина надо сделать исключение.

Комиссар не ошибся. Проверяя тумбочки с личными вещами, Сергей прикидывал, поместится ли в палатке еще одна койка – для Забудкина. Но это ничуть не мешало ему придирчиво производить досмотр и делать, когда нужно, едкие замечания.

– Ты ваксой зубы чистишь?-спросил он у Шурупа, в тумбочке у которого зубная щетка сцепилась с сапожной.

В другой тумбочке на чистом белье, сложенном на верхней полке, Сергей заметил что-то похожее на табачные крошки. Он бесцеремонно проверил у хозяина карманы, вывернул наизнанку пустой рюкзак и потребовал:

– Дыхни-ка!

Мальчишка послушно разинул рот. Табачным дымом от него не пахло.

Обойдя все пять тумбочек и заставив навести в них образцовый порядок, Сергей уже хотел приказать, чтобы мальчишки сдвинули три кровати вплотную и освободили место для койки Забудкина.

Отрывистый удар грома заставил всех присесть.

– О-о-о-о! – на высокой ноте закричал кто-то на просеке. -

Ой! Ой!

Сергей выскочил наружу.

Схватившись обеими руками за голову, не переставая ойкать, мчался вверх к штабной поляне Забудкин.

– Иннокентий! – крикнул Кульбеда, тоже выскочив из палатки.

– Забудкин! – подхватил Славка Мощагин.

Их голоса смял повторный громовой раскат, за которым сразу же хлынул ливень.

Убежав от сердито зашипевшего костра, Богдан, Вовка, Фимка и Димка попрятались под деревья рядом с Гришкой Распутей.

– Я черную молнию все-таки увидел, – неожиданно сообщил он ребятам.

Богдан даже сплюнул.

– Чокнутый! . .

Когда дождь забарабанил по стеклам штабной избы, подполковник Клекотов отодвинул от себя график будущих занятий по военной подготовке, встал из-за стола и распахнул окно, выходившее на Третью Тропу. За густой сеткой ливня ничего не было видно.

Капитан Дробовой поднял голову от карты, на которой он вычерчивал границы лагеря. И Клим перестал листать список с подробным указанием анкетных данных на всех мальчишек.

– Вот уж это совсем ни к чему! – Клекотов подставил ладонь под дождевые капли.

– Я предупреждал, что будет дождь. – Дробовой тоже подошел к окну. – У меня бы они давно в палатке были.

Сейчас капитан искренне сочувствовал мальчишкам, потому что винил не столько их, сколько начальника лагеря и комиссара. Хотели мальчишки или не хотели, но он заставил бы их натянуть палатку. Им не пришлось бы принимать вечерний душ. Бессмысленным казался Дробовому эксперимент, затеянный Клекотовым и Климом. Смысл, по мнению капитана, имело только то, что выполнялось по приказу. Есть приказ – тут уж не жалей себя! Хоть дождь, хоть вьюга, а выполняй его, о себе не думай! Если и заболеешь – почет тебе и уважение. А когда нет приказа, глупо схватить даже самый легкий насморк.

Клим подошел к окну, взглянул на термометр, прикрепленный к раме.

– Как в бане – двадцать один! Не простудятся… Дождь пройдет – опять костер разожгут!

Сюда, к этому открытому окну, и подбежал Забудкин. Мокрые волосы прилипли ко лбу, с острого носа стекала струйка, губы были перекошены.

– За что-о-о? – горестно завопил он, ударяя в грудь кулачком.- Лучше обратно – в секту!.. Я в газету напишу!

Клим подхватил его под мышки и втянул в комнату.

– В палатку, выходит, тебя не пустили?

– Как же! Пустит он! – прохныкал Забудкин. – Он хуже старосты в секте! . . И про него напишу – как он чуть не умертвил меня в палатке! . . И на райком пожалуюсь! Про всех напишу- в «Правду»!

Выложив эту главную угрозу, Забудкин рыскнул глазами по лицам мужчин – проверил, подействовало или нет.

– Это в секте тебя кляузничать научили?-неприязненно спросил Дробовой. – Где остальные, которые у костра сидели?

– Какое мне дело! – Забудкин вытащил из брюк подол рубашки и стал вытирать мокрое лицо. – Жив еле!.. Грудь сжало! – Он усиленно задышал и схватился за живот. – И тут все время ноет! Рак, наверно!.. Когда умру – в лесу не хороните… И креста не надо – хочу погибнуть атеистом!

– Клим Петрович! Отведите его туда, – Клекотов поднял глаза к потолку. – Пусть там пока живет.

– На чердаке?-взвизгнул Забудкин.

– Там хоть и чердак, а как в гостинице, – успокаивающе объяснил Клим. – Специально для гостей оборудовано.

Он повел Забудкина к двери, а Дробовой вынул платок и долго брезгливо оттирал пальцы, хотя и не дотронулся до мальчишки.

– Фу к-какой! . .

Ливень начал утихать. Капли помельчали, но небо не прояснялось.

Дробовой вернулся к столу, а Клекотов остался у окна. Он ждал, когда снова загорится костер. Огонь на просеке не появлялся.

– Спички, может быть, намокли, -вслух подумал подполковник.

– Спички им вообще не положены, – напомнил Дробовой.- У кого нашли, отобрали еще в городе.

– Значит, не у всех нашли – костер-то горел!.. А теперь размокли – не зажигаются! – огорченно произнес Клекотов.- В золе бы хоть покопались, – посоветовал он, будто ребята могли услышать. – Глядишь – и нашли бы уголек! Горе-мученики!

– Могу сходить, – предложил Дробовой, – снабдить их спичками.

Клекотов круто повернулся к нему.

– Я не ослышался?

Капитан досадливо потер свой голый череп.

– Что вы так смотрите? . . Я если и спорю с вами, так только по поводу методов, а не по существу. Мне не меньше вашего добра им хочется. Мне их простуда – как собственная болячка.

– Вы меня обрадовали! – Клекотов улыбнулся широко, с каким-то внутренним облегчением. – А ходить к ним, я думаю, все-таки не надо. Во-первых, двадцать один тепла. Я бы своему внуку разрешил босиком по лужам побегать. .. Во-вторых, там сержант, командир взвода и командир отделения. Придумают что-нибудь. . .