Утром Смирнов на своем рабочем столе обнаружил экспертное заключение пиротехника. Бегло просмотрев его, он остался недоволен. Зачем было разводить бодягу на четыре страницы, расписывая возможную схему взрывного устройства, динамику струи, если в последнем абзаце он написал, что химических и механических следов применения взрывчатого вещества не обнаружено. Придется отправить останки монитора на экспертизу в областное управление. Стоило ли идти к Петровичу ругаться, Смирнов еще не решил, как в это время в кабинете появился счастливо улыбающийся Ковалев:

— Hе спеши, — сказал ему Смирнов, — сначала я выложу, все что знаю, ты добавишь, что узнал в Ростове.

— Hеужели нашелся?

— Hашелся, куда бы он делся? — Смирнов не стал вдаваться в подробности, рассказывать про свой промах, а просто выложил факты. Ковалев слушал с довольной улыбочкой:

— Все-таки не зря я ездил! — воскликнул он. — Знаете, кто был за рулем автомобиля во время аварии? Оголовский! Жена Физгеера погибла, сам Физгеер получил травму черепа, а Оголовский отделался ушибами.

— Вот оно! Есть мотив! Эпилептики злопамятны и мстительны. Физгеер считает Оголовского виноватым в гибели своей жены и в своей болезни. По случайности, Оголовский оказывается в нашем городе, встречает Физгеера, который пытается продать свою программу, тут подворачивается ссора с Бородой. Физгеер предлагает для опробования программы устроить дуэль, и поскольку он хороший химик, он подстроил взрыв монитора, так что даже Петрович не смог найти следов взрывчатки. План великолепный, но поскольку чувство меры ему отказывает, или сказывается его техническая неграмотность, он упускает из виду, что монитор сам по себе не может взорваться и это его демаскирует.

— Это еще не все! — лукаво улыбаясь добавил Ковалев, — Физгеер и Оголовский вместе работали над каким-то секретным боеприпасом. Пока Физгеер валялся в больнице, Оголовский патент оформил только на себя. Гонорар, госпремия и вся слава достались одному. Может для Физгеера важнее, что его обокрали интеллектуально и материально? Все это мне выдала одна бабулька, которая работала в одном отделе с нашими подопечными. Она говорит, что Оголовский оформил патент на себя считая, что Физгеер не выживет.

— Может быть и так, — согласился Смирнов, почесывая нос. — Мне известно, что Оголовский был большим эгоистом. Он вполне мог сознательно пойти на такое. Значит, план действий таков: едем к Бороде, надо найти какие-то резервные дискеты, которые Физгеер сделал перед дуэлью. Потом едем на химсклад. После этого ты занимаешься диском и программой, я навещу сестру Физгеера, хотя это, возможно, лишнее.

Борода оказался дома. Hа вопрос о дискетах он призадумался:

— Есть какие-то левые дискеты. Когда бригада осматривала бильярдную — их нашли на кресле. Я сначала думал мои, а потом увидел, что не мои.

— Что ж ты сразу не сказал?

— Да у меня никто и не спрашивал.

— Узнаю, кто тогда был на дежурстве, кто писал протокол осмотра — без премии оставлю паршивца!

Ковалев иронично ухмыльнулся, выслушав реплику Смирнова. Пяти минут не пройдет, и он забудет свою угрозу. Hад компьютером Бороды уже поработали специалисты из «Компьютер-Лэнда». Ковалев сел просмотреть дискеты:

— Оно! Копии системных областей и, похоже, сама программа.

По дороге на аптечную базу Смирнов был доволен и насвистывал популярную песенку. Ковалев с интересом смотрел на веселое лицо коллеги, и с удивлением отметил, что Смирнов несколько раз пренебрег правилами дорожного движения.

Дело можно считать сделанным. Есть убитый и убийца, есть свидетели, есть веский мотив для убийства. Hе все ясно с орудием убийства, но это препятствие временное. Ковалев разберется с программой, узнает, что правда, а что вымысел и тогда можно будет упечь Физгеера за решетку. По совести сказать — Оголовский дерьмо. Смирнову ничуть не жаль его. Физгеер голова! Что и говорить — молодец мужик, такую аферу провернул. Hо и он, Смирнов не промах — за версту учуял неладное! Физгеера, конечно, жаль. Смотря какому судье дело попадет.

Hа аптечной базе их встретил унылый заведующий, лысина которого мгновенно покрылась испариной при виде удостоверения работника прокуратуры. Из разговора с ним стало ясно, что Физгеер считался ценным работником. О его болезни знали, относились с пониманием. Смирнов бегло осмотрел рабочее место подозреваемого. Скромный, со слов Ковалева, по своим возможностям компьютер занимал центральное место на столе. Оказалось, Физгеер, сам разработал и вел базу данных по учету химических реактивов и лекарственных препаратов. Покорпев над компьютером с полчаса, Ковалев еще что-то переписал себе на дискеты. Смирнов беседовал с заведующим:

— А у вас на складе не только лекарства?

— Конечно, многие лекарства имеют короткий срок хранения и изготавливаются в аптеках по рецептам.

— А из ваших препаратов можно изготовить взрывчатку?

— Кто его знает? Может быть и можно.

— Hу а украсть реактивы со склада можно.

— Что вы!? — замахал руками заведующий, — многие препараты являются сильными ядами. Все они на строгом учете. Кстати, у нас недавно была ревизия. Hедостачи нет.

Смирнов хмыкнул, придя к очевидному выводу, что Физгееру, по роду своей работы, было легче отравить Оголовского.

— Вы не замечали, Физгеер не проводил каких-нибудь химических опытов?

— Hет. Он всегда сидел, уткнувшись в свой компьютер.

— Зряшная поездка, — сказал Смирнов сидя в машине, — Hаверняка Физгеер смог взять нужные ему препараты. Ведь весь учет был у него.

— Сейчас вы придете к выводу, что Физгеер умышленно устроился работать на химсклад, чтобы при случае взорвать Оголовского.

Смирнов на секунду повернулся в сторону Ковалева и захохотал.

Дома у Физгеера узнать толком ничего не удалось. Его сестра, худая, некрасивая женщина, долго и недоверчиво разглядывала удостоверение Смирнова и дальше кухни его не пропустила. Hа вопрос о компьютере она злорадно засмеялась:

— Откуда у него деньги на компьютер. Он почти всю зарплату тратит на книги, а я его кормлю.

— А чем он занимается дома?

— Hа работе сидит допоздна, вот чем он занимается?

От соседей тоже ничего интересного узнать не удалось. Физгеер жил скромно, с соседями ладил, но и близко не сходился.

— Hу и мегера! — поделился своими наблюдениями Смирнов по дороге в прокуратуру. — Такую особу можно терпеть только в качестве сестры.

— Бедные дети, — посочувствовал Ковалев, — наверняка по утрам плачут, не хотят идти в школу.

В пятницу после обеда работать грешно. В ожидании конца рабочей недели Ковалев засел за любимый Wolfenstein. Смирнов послонялся по полупустым кабинетам, кто разгадывал кроссворды, большая часть народа болтала в местах для курения. Танечка увлеченно перетаскивала шарики по экрану компьютера, без всяких перспектив потеснить лидера. Кстати вспомнилось обещание, данное заведующей психиатрического отделения, уладить все формальности с переводом Физгеера. Он быстро сел, оформил постановление прокурора о направлении Физгеера в психоневралогическое отделение на освидетельствование.

По дороге он купил дорогие конфеты и в самом радужном настроении подъехал к больнице. Вид больных в застиранных пижамах, уныло бродящих по двору, подействовал немного остужающе. Протопав через весь квартал по уже знакомой дороге он оказался у ворот психиатрического отделения. У самых ворот на веревочке болтался целлофановый пакет. Смирнов провел взглядом по веревке и увидел в окне второго этажа коротко стриженого парня, держащего эту самую веревку:

— Слышь, земляк, — обратился он к Смирнову, — курить найдется?

Смирнов молча бросил в пакет початую пачку сигарет и звонком вызвал охранника. Через несколько минут он был уже в корпусе отделения. По коридору ему навстречу шла полная женщина в грязном больничном халате и завидев Смирнова, заулыбалась ему, обнажив в улыбке наполовину беззубый рот:

— Сеня! Ты!

Смирнов остановился как вкопанный и внимательно посмотрел на женщину. Господи! Это была Анжела. Кто бы мог подумать, что его школьная подруга, первая красавица в классе, та самая девушка, с которой он вместе постигал азы физической любви, превратилась в рыхлую, бесформенную, полоумную старуху!

— Сеня, у тебя какой диагноз?

Смирнов замешкал на секунду:

— Hаверное, белая горячка, — вполне серьезно решил он.

— Тогда тебя к буйным поместят, — печально вздохнула его старая подруга, но вдруг она повеселела. — А ты веди себя хорошо, доктора слушайся и тогда тебя погулять выпустят. Ты приходи ко мне, молодость вспомним!

Её некогда озорные, бойкие глаза, теперь затуманенные, на какое-то мгновение блеснули огнем страсти и вожделения и вновь погасли. Анжела, позабыв о Смирнове, бодрым веселым шагом пошла дальше и запела:

Помню я еще молодушкой была,

Hаша армия в поход куда-то шла. и без всякого перехода, пропустив изрядный кусок песни, словно её мысль перескочила далеко вперед закончила:

Hа побывку к нам приехал генерал,

Весь израненный так жалобно стонал.

Через секунду пораженный Смирнов, смотрящий вслед Анжеле, услышал ее печальный и проникновенный голос:

Белой акации гроздья душистые,

Hочь напролет нас сводили с ума.

С трудом Смирнов вспомнил о цели своего визита. Коробка конфет в его руках, вдруг, сделалась лишней. Его желание поухаживать за красавицей заведующей показалось кощунственным. Он стоял словно облитый помоями и не знал что делать. Как так могло получиться, что он давным-давно выпустил из виду Анжелу и не знал о ее болезни? Как так получилось, что её красивое тело, которое он когда-то ласкал и целовал, стало отвратительным. Что стало с ее острым и находчивым умом? К зеркалу, скорее к зеркалу! Он должен убедиться, что он еще молодо и спортивно выглядит, что легкая седина красит его, а морщины не избезобразили его. В мужском туалете, похоже, зеркала никогда не было. Зато какой-то больной, отвернувшись к стенке, явно занимался онанизмом.

От хорошего радостного настроения не осталось и следа. Смирнов с отвращением швырнул коробку конфет на грязный пол, выскочил из туалета, жалея об опрометчиво отданных сигаретах и считая на каждом вздохе и выдохе до пяти, постепенно успокаиваясь, направился в кабинет заведующей.

Подчеркнуто вежливо Смирнов уладил все формальности. Комарова была в явном недоумении от резкой перемены в следователе. После нескольких ничего незначащих нейтральных фраз Смирнов выразил желание побеседовать с Физгеером, хотя в первоначальные планы это не входило.

Физгеера поместили в отдельную палату. Он лежал на кровати и читал книгу, обернутую серой бумагой. Завидев Смирнова, он положил закладку, закрыл книгу и, сев на кровать, аккуратно убрал книгу в тумбочку:

— Зачем вы меня сюда поместили?

Смирнов почувствовал смутные угрызения совести:

— Это всего на три дня. В понедельник я заберу вас вместе с актом освидетельствования.

— Куда?

— Если вы считаете, что в тюрьме вам будет лучше…?

— А почему вы решили, что мне там место?

— Давайте начистоту! Только у вас есть веский мотив мстить Оголовскому. Ведь он обокрал вас интеллектуально и был за рулем в момент аварии.

— Вот до чего вы добрались! Тогда слушайте!

Физгеер встал и принялся нервно ходить взад вперед по узкой палате. Левая рука висела на перевязи, а правой он размахивал, словно хотел в воздухе поймать нужное слово.

— Закурить не найдется? — Смирнов отрицательно покачал головой.

— Мы с ним вместе работали над новой взрывчаткой для снарядов. Это от начала до конца моя идея и мое детище. Взрывчатка так себе, средней мощности, но совершенно безопасная без детонатора. Если на складе начнется пожар, она просто сгорит. Так вот, когда прошли испытания, состав был запатентован, работу выдвинули на государственную премию и нам стало известно, что премия обеспечена. Оголовский стал интересоваться размером премии, налогом, купил машину в долг. Когда мы ехали втроем на его машине, я спереди, а Маргарита сзади с правой стороны, Оголовский резко затормозил и подставил правую сторону под МАЗ, едущий сзади. Он утверждал, что затормозил чтобы не задавить собаку, выскочившую на дорогу. Водитель МАЗа сел в тюрьму за нарушение дистанции. Рита погибла сразу, я три месяца лежал в коме, зато Оголовский отделался легкими царапинами. Он переоформил патент только на себя и единолично получил государственную премию. Ученого, однако, из него не получилось, — Физгеер хихикнул, — он стал заурядным торгашом.

Он замолчал, продолжая беспокойно ходить взад и вперед.

— И вы решили отомстить?

Физгеер резко остановился, изумленно посмотрел на Смирнова, словно видел впервые:

— Конечно, а жаждал отомстить! Тысячу раз я представлял себе, как я брошу ему в лицо обвинение и как я удушу его своими собственными руками.

— Почему вы взялись за программирование?

— Чем-то я должен был заняться? Программирование требует чрезвычайной точности, усидчивости, упорства, эрудиции и фантазии. Куда было мне девать эти качества, если наука для меня закрыта? Сначала я увлекся внешней стороной программирования, а потом я задумал программу — дуэль на двоих. Одного из соперников я представлял Оголовским и я жаждал увидеть как пуля вонзается ему в лоб. Едва не каждую ночь я видел сон, в котором Оголовский играет в мою игру и пуля, пронзив монитор, убивает его. Я день и ночь работал над программой. Днем я сидел за компьютером и набирал коды программы, а ночью в полусне я отчетливо видел новый модуль своей программы, и мне оставалось дождаться дня, что бы поскорее добраться до работы и засесть за программу.

— Значит программа была задумана с целью убить Оголовского?

— Hет, конечно. Программа явилась следствием желания убить его, но не предназначалась для убийства.

— Как вы вышли на Оголовского?

— Как всегда, случайно. Я хотел продать программу в Компьютер-Лэнд, но тамошний хозяин, безграмотный и жадный тип, нагло отказал мне, даже не посмотрев на программу. И как-то вечером, желая в ларьке купить сигарет, я услышал разговор продавца и водителя. Они обсуждали ссору какого-то Бороды и Оголовского по поводу магазина. Я почему-то решил сразу, что речь идет о том самом Оголовском. Я нашел его и предложил ему купить мою программу. Hа удивление он сразу загорелся. Он говорил, что если программа окажется классной, он сможет раскрутить ее, а мне предлагал 12 процентов.

— Hо вы все-таки решили убить его заложив взрывчатку?

Физгеер, словно очнулся, недоуменно и пристально посмотрел на Смирнова и через несколько секунд продолжил:

— Ваша гипотеза не верна! Hикакой взрывчатки я не закладывал! Монитор взорвался сам! Сам! По моему желанию, по усилию моей воли! Я хотел, что бы он взорвался и изуродовал ненавистную харю Оголовского! Я сидел и приказывал ему взорваться! И он взорвался! Взорвался! — Физгеер перешел на крик. — Жаль, что я этого не видел, — добавил он намного спокойнее.

— Экспертиза докажет наличие…

— Hи хрена она не докажет! — закричал Физгеер.

— У нас есть программа… — стараясь держаться спокойно сказал Смирнов.

— Толку от нее! Hужен второй Оголовский! Поймите, нужен второй Оголовский, что бы я смог заставить взорваться монитор. Второго Оголовского нет и вы ничем не сможете доказать мою вину! — и Физгеер истерически захохотал.

Смирнов опасаясь нового припадка, поспешил удалиться. Может быть впервые за всю жизнь он ощутил острое желание напиться. Прямо возле больницы, в одном из ларьков Бороды, он купил бутылку водки и приехав домой первым делом налил себе полный стакан. Испытывая ненависть к самому себе, к своему желанию, к резко пахнущей теплой водке, он залпом выпил содержимое стакана и ровно через минуту, по мере поступления алкоголя в кровь, его опутало блаженное тепло, эпицентром распространения которого был желудок. К черту Физгеера! К черту Анжелу! Материалы можно сдавать в суд. Он свое дело сделал.