Убит поток

Генти Лала снимает очки, опускает голову, отворачивается. Что-то шепчет себе под нос на своём языке.

Генти – большой, неповоротливый, пухлый. Надутое лицо не выражает никаких эмоций… Совсем не похож на князя. Разве что цветом кожи. И говорит без акцента. Лишь иногда забывает слова.

– Мы закончили? – спрашивает внешник Куприян. Он стоит поодаль, скрестив руки на груди. На труп смотрит с откровенным омерзением.

Дид кивает:

– Итак, сегодня рано утром вертолёт с князем Сабином и тремя сопровождающими прибыл на вокзал Алговы. Вот этот вертолёт на снимке, верно?.. Пилот был?

– Нет, – отвечает Куприян. – Был автомат.

– Допустим… Следующий вопрос: откуда прилетел князь? Из Оранжевого Княжества?

– Видимо, – пожимает плечами внешник.

– Если я не ошибаюсь… Простите… – вмешивается Генти, – Если я не ошибаюсь, отец был с официальным визитом у наших соседей, в Высоком Княжестве, в горах. Он писал мне оттуда позавчера… Просил, чтобы я его не встречал.

– И я догадываюсь, почему, – усмехается Куприян.

– Почему? – спрашивает Дид.

– У вас же там ещё фотки, да? Там должна быть одна… Вы сразу поймёте, товарищ следователь.

Они сидят в зале ожидания в больнице. Здесь пусто и сумрачно. Во всех окнах – одно большое серое облако. Робот-уборщик завис над пятном на полу. Раскидал порошок и выжидает. На диване спит, завернувшись в плед, какой-то дядя в дырявых носках. Увидев эти носки, Куприян сказал: «Видали, а? Цивилизация! Автоматизация! Планирование! Ха-ха!»

Следователь Дидерик показывает фотографии на портативном терминале.

– Вот делегация выходит из вертолёта. Четверо. Все чалмаши. Один из них князь Сабин. Кто остальные?

– Я не знаю, – отвечает Куприян. – Представляете, а?! Я получил такие директивы от программы: встретить, проводить, обеспечить. Никаких досмотров, никакой проверки документов… Глупость, да? Вот и мне кажется… Это же дикари. Да они бомбу могли протащить в своём сундуке!

Чалмашский юноша беспокойно дёргается.

– Дикари! – громко повторяет внешник. – А мы с ними цацкаемся.

– Уважаемый Куприян… Разве вы обыскиваете гостей, когда зовёте их в свой дом? А нас звали… Долго звали. И мой отец решился. Первый из оранжевых князей… И мне очень неприятно слышать от вас эти… Эти… оскорбления.

Куприян хмыкает и делает неопределённый жест рукой.

– Генти, вы можете сказать, кто сопровождал князя? – спрашивает Дид.

– Отсюда сложно различить… Как это… Черты лица.

– И он ничего вам не сообщал в письме?

– Нет.

Следующая фотография. Крупным планом два великана-чалмаша. Одеты в чёрные шаровары и стёганые узорчатые безрукавки. На квадратных лицах одинаковые татуировки: то ли голубые змеи, то ли реки, вьющиеся по тёмной коже.

Генти произносит что-то вроде «рынды». Поясняет:

– Телохранители… Лично их не знаю. Но, видите, татуировки… В горах есть монастырь, где их воспитывают. И, рында – это, как лучше сказать… Это на всю жизнь. Он следует за князем всегда. До конца. До «отплытия», как у нас говорят. Приказ князя для рынды – это как воля бога. Выполнить обязательно. Даже ценой собственной жизни.

– Скажите, они близнецы?

Юноша вдруг улыбается. Оказывается, умеет.

– Нет, вы не видите? Они же совсем разные… Я вас тоже путал. Белых.

– Гм. Ладно, – говорит Дид, некоторое время смотрит на экран и принимается листать дальше.

Один за другим идут снимки багажа. Около грузового лифта на вокзале стоит несколько больших мешков с вышитыми узорами и громадный кованый сундук. «И не одну бомбу! Десяток! Понимать же надо! Думать!» – ворчит Куприян.

Сквозь облако пробиваются лучи солнца. Дид щурится, прикрывает глаза рукой.

Куда же исчезли эти трое?.. Оставались они на платформе вчетвером. Потом князя нашли убитым, а остальные испарились. Трое чалмашей в незнакомом городе. В городе, напичканном жучками и камерами…

Конечно, все системы можно обмануть. Находились умельцы. С такими Дид и боролся всю жизнь. Не всегда с ними, но с их творениями: вирусами, «шутами» и прочей гадостью. Но ведь чалмаши попали в Алгову впервые… Значит, кто-то должен был им помогать.

– Башким Ходжа! – Генти неожиданно поднимается. В глазах – растерянность и… страх?

В кадре новая фигура – плюгавый, седеющий мужичок с проплешиной, третий спутник князя. Рында держит его за грудки и угрожающе скалится.

– Видали? – усмехается Куприян. – Этот хрен плешивый всю дорогу вопросы бубнил. «А что это у вас в будке?», «А нас сейчас снимают?», «А кто управляет роботами?», «А может ли посторонний подключиться к программе?». Шкафы на него рычали страшно. Одёргивали. Вон, тряханули пару раз даже… Но он совсем невменяемый был. Завёл, как шарманка: «А что?.. А кто?.. А можно?..» И взгляд у него – скачущий, безумный такой… И руки дрожали. И усики у него жидкие… Неприятные.

Дид слушает вполуха. Наблюдает за юношей. Тот стыдится своих эмоций. Трёт лоб рукавом клетчатого пиджака. Тяжело дышит.

– Кто такой Башким Ходжа? – спрашивает Дид.

– Один человек. Вот этот… Я знал его там… Он жив?

– Неизвестно. Расскажите о нём.

Генти молчит.

Сейчас его нужно брать в оборот. Медленно, аккуратно давить-давить-давить, потому что скрыл он что-то важное. И может быть, даже очень важное. Определяющее…

«Ты упорен, этого у тебя не отнять, – писал навигатор. – У тебя есть хватка, нюх. И ты отлично умеешь выводить людей на чистую воду. Но, дорогой мой Дидерик, есть одно но… Эти таланты необходимы были раньше, во времена смуты, во времена тестирования и внедрения программы. Вот там были, да, настоящие опасные фанатики, подпольщики, террористы. А сейчас…».

– Чего молчишь, князёныш? Голос потерял? Товарищ следователь задал тебе простой конкретный вопрос.

Генти хочет что-то ответить, но осекается на полуслове.

«А сейчас таких спецов, как ты, пруд пруди во внешней службе… Программе же нужны творцы!»

У Дида будто кончаются силы. Вот сейчас повысить чуть голос, посмотреть в глаза этому коричневому парню, и не отпускать, ни за что не отпускать…

Вообще ему чем-то нравится Генти. Неуклюжестью своей, что ли. Беззащитностью. Такого опекать надо, сопли вытирать, а не давить…

– Ладно, – произносит он. – Оставим это пока.

– Кстати, товарищ следователь! – говорит Куприян – Вы хотели узнать, чего князёк этот мальцу запретил его встречать.

– Да.

– Так вот вам ответ: боялись они покушения. Бомбы, снайпера, отравления там… Сабин этот прятался за шкафами всё время – ни на одной фотке его нет, видали? Дрожал, как лист, платок какой-то теребил. Еды в рот не брал. Глаза в пол всё время. Дышал, как паровоз… И плешивый ему под стать – всё о безопасности и слежке расспрашивал. Шкафы только держались более-менее. Ну, тут само собой – профессия.

– Так кто такой Башким Ходжа? – спрашивает Дид.

Они с Генти вышли на балкон. Внизу, сколько хватает глаз, расстилается тундра. Снег искрится на солнце. По дороге едет вереница грузовиков с цистернами. Рядом с ними на длинных ногах шагает похожая на циркуль махина. От неё остаются смешные, похожие на утиные, следы. Воздух плотный, «грелочный».

– Один… чиновник. Ничего особенного… Я просто удивился, – торопливо добавляет Генти. – Что отец именно его взял в первую поездку. Ну, то есть… Гораздо достойнее были… Как это?.. Кандидаты.

– Чем он занимался?

– Земледелием. Отвечал за… о-ро-ше-ние пустыни. Плохо работал. Вот и всё, что я знаю…

Генти опирается на поручень и смотрит куда-то вдаль. Дид некоторое время ждёт, потом продолжает:

– Что скажете о размере делегации? Всего четыре человека. Очень мало.

– Вообще-то да… Но мой отец, он такой, знаете. Смелый. Твёрдый. И он очень хотел всё у нас поменять. До мелочей. Как раньше было: если выезжает князь, так с ним мамки, дядьки, прислуга. Целая… кодла.

На слове «кодла» юноша поворачивается, улыбается: дескать, какое он знает сложное слово.

– Так что это… нормально.

– Странно. Вы говорите, что князь Сабин был смелым. Но вот по рассказу товарища Куприяна выходит, что он боялся до дрожи в коленках.

– Я не знаю, как это объяснить. Может, он, – Генти указывает на стеклянную дверь балкона. – Может, он… привирает?

– Ага. Вы, вероятно, понимаете, какая сейчас складывается картина. Предположение такое: князя Сабина убили его спутники. И скрылись. Расследование только началось, и…

– Это невозможно. Рынды не пойдут против хозяина, – отвечает он. – Нет-нет, невозможно.

Некоторое время они стоят молча. Дид выжидает. Что-то там происходит у юноши внутри, что-то он обдумывает. Хмурит лоб.

– Слушайте! Следователь Дидерик! – вдруг говорит он. – Разберитесь в этом! Найдите убийцу! Большая угроза всему! Очень большая! Ох-хо-хо… Мой отец – он же не просто князь… Он поток… Вы понимаете меня? Поток из пророчества! Через него… Нет… Другое слово. Им! Им Великая Вода проливается на нашу землю… Проливалась… И когда случился переворот, там был генерал… Которого хотели сделать правителем. Но он отрёкся. И сказал принародно: «Он – поток. Он будет князь!» – И указал на моего отца. И люди подумали… Нет. Поверили… Что это выбор самой Великой Воды. И теперь… Вы… понимаете, что будет?

– Нет.

– Война будет. Враги отца – они же прятались, таились, а теперь поднимут голову. И армия? За кого она будет? И в ком увидят люди новый поток?.. Но я даже не об этом хотел сказать… Ведь там подумают, что это вы убили князя. Не вы, в смысле вы, а в смысле страна, система… Не знаю, как выразиться правильно. И когда мы сможем подключиться к программе? Нескоро! Никогда, может быть! А у вас тут так хорошо!

– Хорошо? – Дид усмехается.

– Да! – отвечает Генти. – Очень хорошо! Просто, ясно, как это… Разумно! Нет обманов, интриг… Коллектив во главе! Люди! Не один человек, а все. И каждое мнение важно. И при этом свобода, равенство. Это… Это мечта!

Дид усмехается ещё раз.

«Чалмаши считают: все люди – суть Великая Вода. Но большинство людей – сосуды разной формы и объёма, и лишь некоторые – стремительные бескрайние потоки. Такие люди рождаются раз в пять поколений и питают собой целые народы. Появление каждого такого человека заранее предсказано в книге пророчеств. Особые знаки предшествуют его рождению и сопутствуют его жизни.

Описание знаков в книге пророчеств очень туманно и витиевато. Из-за этого у чалмашей постоянно возникают споры. Но пропустить знаки или ошибиться в них страшно, потому что тогда Великая Вода может обидеться и лишить людей своей милости».

Странно, размышляет Дид: если все люди – суть Вода, то на кого эта самая Вода будет обижаться? На себя саму, что ли?

Он сидит в вагоне монорельса и читает на планшете статью путешественника-чалмашеведа. Кроме этой статьи, информации о южных княжествах очень мало. Скудные сводки новостей – и всё.

Соединение с сетью хорошее, быстрое, потому что прямо за окном вьётся «ёж», и Дид посылает один запрос за другим. Но ничего интересного так и не находит. Делает паузу.

Неожиданно он замечает, что в вагоне похолодало. Вжимает голову в плечи, укутывается шарфом. Ехать до места преступления ещё долго. Солнечная – самая высокая платформа в городе.

Следователь оглядывается по сторонам. Середина дня, и вокруг пусто. Бежит на табло счётчик высоты. Румяная девушка рекламирует с плаката журнал «Ботва». В соседнем вагоне людей больше. В одном из них Дид узнаёт внешника Куприяна. Он дремлет, привалившись лбом к стеклу, буквально в двух метрах от следователя.

Это почему-то удивительно. Почему? Ведь у них назначена встреча на Солнечной. Ну и, естественно, он добирается туда на монорельсе. Как Дид. Как любой другой нормальный человек. А как ещё? И всё же что-то есть в этом странное…

Он бросает взгляд на планшет и понимает, в чём дело. В электронной схеме города на дополнительном экране. Прогресс-программа выводит на неё справочную информацию: где ближайшая парикмахерская, где магазин, где «грелка» и всё в таком духе. И ещё показывает друзей и знакомых рядом. Вот сейчас в хвосте поезда едет одноклассник Дида – Штыль. Его изображение бледное, маленькое, потому что они сто лет уже не общались… Кстати, как он? Ого, дела-то в гору пошли. Надо будет зайти к нему во время вспышки, проведать… А вот Куприяна на этой карте нет, хотя он должен там быть по всем правилам. И это очень непривычное ощущение. Будто не человек, а призрак сидит там, у окна.

На следующей остановке следователь переходит в соседний вагон и подсаживается к внешнику. Трясёт его за плечо.

– О, товарищ следователь… А я тут, понимаете, кемарю…

– Смотрите сюда, – говорит Дид.

– Что это?

– Схема города. Почему вас тут нет?

Вместо ответа тот бросает взгляд исподлобья, отворачивается, вздыхает. Наконец произносит:

– Опять издеваетесь?..

«Тест на подключение делит людей на две части, – писал навигатор. – Те, кто прошли его, становятся полноправными членами общества. Считается, что они умеют логически мыслить и принимать решения. Это единственное требование, которое предъявляет людям Прогресс-программа. Другие попадают во внешнюю службу. Их главное назначение – исполнять директивы программы, связанные с миром извне: со стихийными бедствиями, с чалмашами, с дикой природой.

Это не люди – это простые и надёжные механизмы. Этакие роботы с чуть большей автономностью. Но подумай, Дидерик, чем ты сам принципиально отличаешься от них? Кроме того, что прошёл когда-то тест? Принимал ли ты хоть раз самостоятельно настоящее решение?..»

Дид злится. Снова в голову лезет этот бред про свободу и решения. Глупости всё это! Внешники – это «роботы с чуть большей автономностью» – вот главное, что он выуживает из воспоминаний. Поэтому их и не отслеживает программа. Потому что кому нужно отслеживать роботов? И какие из роботов могут быть друзья и знакомые для полноценного человека?..

– Видите, вон там перевал? – спрашивает тем временем Куприян. Тычет указательным пальцем в стекло.

– Да.

– О! Это не просто перевал. Здесь проходила дорога, по которой гнали когда-то рабов из чалмашских княжеств в нашу страну. Века назад… Представляете?

– Нет.

– Угу… А вот я, кажется, представляю…

По кислой физиономии внешника очень хочется врезать. Но нельзя. Поэтому Дид старательно молчит.

Вагон плавно останавливается. Маленькая платформа залита ослепительным солнцем. Сверкает гладкий купол гостиницы. Станция монорельса жмётся к краю. Здесь же грузовая станция, маленький автоматический магазин и узел роботов. На экране магазина крутятся сегодняшние скидки. У роботов за стеклянными стенами ни движения – выстроились в ряд, заряжаются.

Чуть поодаль, на гладкой поверхности нежится на солнце парочка гигантских туатар с красивой тёмной чешуёй. Урчат… Туатар завезли из чалмашских княжеств, и они освоились здесь, научились ловить тёплые «грелочные» потоки и даже зимой жили припеваючи.

Интересно, размышляет Дид, а не могли они напасть на чалмашей? Сильные рептилии. Дикие. Нет, тут же отвечает сам себе. Во-первых князя удушили, во-вторых туатары ни разу ни на кого не нападали. И вообще предпочитали не показываться людям на глаза. Прятались по своим расселинам.

– Значит, вы привезли их сюда на монорельсе?

– Ага, на нём, родимом.

– Кто-нибудь ещё был с вами?

– Нет, откуда? На платформе всё автоматизировано. Привёл, показал, куда тыкать – и всё.

– Угу.

– Чуть вылезли, это плешивый завёл опять свою шарманку. Умора.

– Башким Ходжа?

– Этот. «А какие ещё есть способы попасть на платформу?», «А есть ли камеры на монорельсе?», «А есть ли в гостинице тревожная сигнализация?». Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

Они направляются к грузовой станции. Это серый куб, к которому присоединена широкая – трёхметровая в диаметре – ребристая труба. Несколько раз изгибаясь, она прячется куда-то под платформу.

Внутри – агрегат, похожий на исполинскую дровяную печь с блестящими створками лифта вместо дверцы. К нему идут две бегущих дорожки. Свешивается с потолка рука-кран. В отчерченной краской зоне лежат две раскрытые грузовые капсулы. В капсулах пусто.

– Что вы хотели найти, товарищ следователь?

– Так. Мысли. Вы получали багаж вместе с ними?

– Да. Пересчитал их тюки на всякий случай. Носильщиков отрядил в помощь. Честь по чести… А сундук они, кстати, сами тащили. Шкафы эти чёрные. Через монорельс. Личные вещи князя – то, сё.

– Ясно. Значит, на остальные мешки им хватило всего двух капсул?

– Нет. Было больше. Точно.

– Куда же они делись?

– Наверное, понадобились на других станциях.

– Угу. Логично.

Куприян вдруг вспоминает что-то и оживляется:

– Вы не поверите, товарищ следователь, но нашу могучую систему грузовых труб помогали строить чалмашские инженеры. Я чуть со стула не упал, когда узнал.

– Инженеры? Из пустыни?

– Нет. Там же полно этих княжеств, на их землях. И горы у них есть. И там Висячее… Нет… Отвислое? Ха-ха… Высокое, точно! Высокое княжество. И вот они действительно нам помогали! Присылали целую команду. Наткнулся в сети на статейку, когда переговоры с чалмашами вёл о, гм, визите. Ох, уж эти переговоры, скажу я вам… Мы им и молельный пруд организовали, и портретов всяких по стенам развесили… Знаете, ещё был смешной момент…

Они идут к гостинице. Круглое, овальное здание без углов будто вырастает из платформы. Окон мало. Они узкие, вытянутые, затемнённые. Развевается флаг Оранжевого княжества.

– Так вот, чалмаши мне пишут: а кто у вас главный? Я отвечаю: нету у нас главных. Они – а перед кем же вы отчитываетесь? Шлю им: перед Прогресс-программой. Как это, перед программой? Не понимают, хоть убей. А я и сам не понимаю. У нас, во внешней службе, хоть понятно, кто есть кто. Тысячник, сотник, десятник – не спутаешь. А тут – написал запрос – и он пошёл, пошёл, пошёл. Одно обсуждение, второе… Тьма людей. Беда! Однажды мой запрос даже на экранах показывали. Это когда думали, как с чалмашами вообще быть. Принципиально, так сказать. Оставлять их там у себя или расселять по нашей стране. Порешили расселять.

– Я тоже голосовал за расселение, – произносит Дид.

– Вот видите! Хе-хе…

Следователь окидывает взглядом платформу.

Как они отсюда убрались? На монорельс они сесть не могли, Цветан сразу бы их обнаружил… В грузовой капсуле спрятаться – тот же эффект. Всё пишется в журнал, всё отслеживается. Если бы тут была хотя бы воздушная дорога… Может, спрыгнули вниз? Их выловили бы спасатели в силовом поле. От них тоже пока ни слова…

Транспорта у чалмашей не было, но… Их мог кто-то забрать. Вот это уже интересная идея… У внешней службы есть вертолёты. Ими мог кто-то воспользоваться. Или украсть. Это невозможно, но даже если предположить… То кому могло это понадобиться? Например, Генти Лала, наследнику князя. Наследнику!.. Ага. Надо проверить, действительно ли он наследник. Потому что это мотив. Очевидный мотив. Прибавим странную заминку с Башкимом Ходжой, и получим набросок картины…

Ещё они могли остаться здесь, на платформе. Спрятаться. Цветан запустил уже сканеры, и никого, кроме туатар, не обнаружил. Сканеры… Много завязано на сканерах, жучках, системах. Но ведь их можно обмануть, был бы правильный вирус. Очень мощный вирус. Новый очень-очень мощный вирус. У чалмашей, которые впервые познакомились с Прогресс-программой. Пусть даже у студента Генти… Фантастика!

С тем же успехом можно подумать, что они освоили телепортацию, или обратились в туатар и резвятся себе на солнышке.

– Завёл их внутрь, показал всё и оставил. И после вспышки приехал, так сказать, проведать…

– Туатары были на платформе, когда вы уезжали?

– Честно сказать… Не обратил внимания. Сидела вроде одна на трубе грузовой. А это важно?..

– Нет, продолжайте.

– Гм… Вот, открываю дверь – и тишина. Вороны только каркают снаружи. Туатар не помню, а ворон много было, да. И сразу не по себе мне как-то стало… Тревожно. Кричу, стучусь. Толкаю одну дверь, вторую – никого!

Они заходят в просторный холл. Здесь окно во всю стену, с видом на горы, камин, несколько диванов, длинный шкаф с книгами. Голубые шторы с вышитым орнаментом. Покои князя справа от входа, через небольшой коридор. На стенах портреты чалмашей в героических позах: генералов, князей.

Один из портретов разбит и лежит на полу. Дид опускается на корточки. Фотографирует.

Это мускулистый гигант с длинной бородой. На нём красные штаны с лампасами, красная безрукавка и красная же круглая шапка с отверстием для волос. Одной рукой он указывает на горы, другой – небрежно держит начищенное до блеска ружьё. Трещины в защитном стекле расходятся прямо от его лица.

– Кто это?

– Там должно быть написано, на обратной стороне. Посмотрите, товарищ следователь.

– Генерал Валмир.

На стекле Дид замечает капли крови. Похоже, этим портретом кого-то ударили. Но кого? И почему именно портретом, а не расписной вазой рядом, например? Она тяжелее и хорошо ложится в руку.

Через витражи пробиваются лучи света. Кружится пыль. Стоит терпкий запах цветов.

В гостиной никаких следов беспорядка. На стеклянном столике стопка бумаги, переплетённая металлической пружиной. На верхнем листе крупно отпечатано: «Инструкция». Ниже много текста на чалмашском. В углу аквариум с золотыми рыбками. На диване – открытый пакетик с орешками, из автоматического магазина.

В спальне разгром. Комод опрокинут, зеркало разбито. На полу, на кровати, на подоконнике – везде мятая одежда и следы крови. В стенном шкафу стоит кованый сундук с позолоченной крышкой. Он настолько большой, что дверца шкафа не закрывается. Экран терминала разбит.

– Он лежал на кровати вот так, – показывает Куприян. Раскидывает руки старательно.

– Был уже мёртв?

– Да. Скорее всего.

– Вы что-то трогали здесь?

– Нет, сразу вызвал медиков.

От сундука идёт неприятный запах. Дид с некоторой опаской подходит и откидывает крышку. Внутри снова одежда, платки, мохнатые полотенца. Всё перемешано, измято, скомкано. На внутренней стороне крышки следы крови.

– Б-р-р-р-р. Вонь, как от чалмашского сортира, – кривится внешник.

– Вы там бывали? У них? – спрашивает Дид, не поднимая головы.

– Пришлось съездить один раз. Переговоры, всё такое. Эх, лучше не вспоминать…

Следователь продолжает всматриваться, думает:

– Сундук точно никто не открывал?

– Обижаете, товарищ следователь!

– Гм. А ведь он перерыт сверху донизу… – произносит Дид. Среди вещей он замечает верёвку, извлекает её, рассматривает. Что она тут делает?

– Да они небось отливали сюда! Прямо внутрь… Вот мочой и несёт. Дикари! Я сразу говорил, дикари!

Дид оставляет сундук в покое, ходит по спальне, стараясь не наступать на разбитое стекло, и тщательно осматривает вещи одну за другой.

– У них мужчины носят юбки?

– Не знаю, товарищ следователь. Вроде нет.

– Тогда что она здесь делает? – Дид щёлкает фотоаппаратом. – Вот ещё одна.

Предположим, кто-то ищет что-то в сундуке. Он открывает крышку и видит много вещей. Он выкидывает те из них, которые мешаются. А мешаются те, которые сверху… Следовательно, юбки лежали сверху… И какие-то они чересчур мятые.

– Я знаю, что здесь произошло!

Внешник сильно возбуждён. Глаза лихорадочно блестят. Улыбка расплылась до ушей. Кислота растворилась, будто её и не было.

– Тест, знаете, тестом, а ведь я тоже не промах, товарищ следователь!

– Так что же произошло?

– Прелюбодеяние, – говорит он и подмигивает. – Ох-хо… Куприян-Куприян, ты всё-таки молодец…

– Прелюбодеяние?

– Точно так, точно так… Смотрите… Мы с вами понимаем, что князя пришили свои же, потому что больше некому. При этом князь подозревал об этом, дрожал от страха, но защиты у нас не просил, ага? Помните, я говорил, что он покушения ждал?.. Хе-хе… Так вот: он не покушения ждал, он к смерти готовился. Неминуемой, так сказать! Потому что совершил грех! Они же свихнутые все там со своей Великой Водой, с догмами их.

– Грех… Допустим. Но почему именно… прелюбодеяние?

Куприян улыбается, наклоняется вперёд и шепчет:

– Юбки.

– Юбки?

– Точно так. Что там малец говорил… Они же перед Алговой побывали в горах, в этом самом отвислом княжестве. Вот там какая-нибудь красоточка Сабина и окрутила. Я много чего слышал про нашего товарища, по, гм, не совсем официальным каналам. Доложу я вам, бабником он был жутким. Но что дозволено вельможе, не дозволено правителю. Хе-хе…

– Тогда каким образом?.. Впрочем, ладно, – Дид осекается и добавляет нарочито вежливым тоном: – Спасибо за предположение. Я обязательно учту его в ходе расследования.

Куприян разочарован. Он хочет что-то сказать, но удерживается. Фыркает, поджимает губы.

– Теперь скажите, что ещё вы слышали, по неофициальным каналам?

– Да, честно сказать, не особо много… Они же тоже не дураки. Подставляться так. Намёки, шуточки, да и всё. Я так понял, что он с размахом был товарищ. Перцу давал. Рубил с плеча. И народ его за это любил. А верхи побаивались, сорвиголовой обзывали, дескать, с таким подходом далеко не уедет… Ну, вот он и не уехал.

Дид вытаскивает из разбитого терминала плату памяти, вертит в руках. Стандартная, без защиты. Прочитает и обычный планшет.

История запросов: расслабляющая музыка, музыка, регулятор освещения, отметка о начале вспышки, снова музыка… Похоже и убивали князя под аккомпанемент… Предположим на минуту, что он действительно знал и готовился к своей смерти. Стал бы он слушать расслабляющую музыку?.. Очень трудно представить.

– Ладно, пора дальше – говорит Дид.

Они проходят по номерам, которые занимали другие чалмаши. В гостиной одного из них – доска с недоигранной партией в шашки, полная окурков пепельница («Видали? Им и курить разрешили! Молодёжь нашу совращать!» – комментирует Куприян) и журнал «Ботва», открытый на странице с анекдотами. Пока Дид осматривает комнату, внешник глотает анекдоты один за другим и похохатывает. Он порывается прочитать самый смешной из них вслух, но не решается.

– Они знают наш язык?

– Плешивый что-то пытался изображать… Остальные – ноль без палочки.

– Гм… Как же тогда? – следователь показывает на журнал.

– Да тут и знать ничего не надо. Одни картинки – умора! Вон, сидят носатые, голосуют… Ха-ха…

В спальне второго номера, на комоде – набор товаров из автоматического магазина: шампунь, тапочки, макароны, какие-то таблетки. Валяется мятый бумажный чек. Дид видит такой в первый раз в жизни. Видимо, такой выдаётся покупателю, который не зарегистрирован в сети.

Третий номер вовсе не тронут.

Они курили, играли в шашки, ходили в магазин, а он слушал музыку… А потом они его убили…

И откуда столько крови на всех этих тряпках? На крышке? Убийца, не вытерев руки, сразу кинулся к сундуку? Торопился? Возможно… Но если убийцы – рынды, то это как-то не вяжется. У них было столько времени. Вон, орешки даже ели.

И портрет… Кого им ударили? Князя? Ещё в коридоре?.. А это «отливание в сундук»? Неужели они не разобрались, как пользоваться туалетом? Магазин освоили, а туалет – нет?

Много вопросов, мало ответов.

– Салют, Цветик! – произносит следователь в переговорное устройство.

– Салют, Дид! Заходи, – доносится в ответ.

Башня наблюдателей высится поодаль от главных платформ, на самом краю ущелья. Там, внизу, в тёмной бездне, где журчит невидимый ручей, лежат под коркой грязного снега останки «ежа». Дид смотрит на него, пока идёт по мостику. Бормочет: «Ржавеешь, старик? И я ржавею…».

У «ежей» тут перевалочный пункт. Из башни то тут, то там на разной высоте торчат короткие толстые штыри, «ежи» цепляются за них и висят вниз головой, как летучие мыши. Заряжаются, обмениваются данными, стрекочут. Вокруг многих вьются стайки ремонтных ботов. Летят снопы искр.

Вверху, над штырями, этакая огромная беззубая улыбка из стеклянных стен. Там работают наблюдатели. Их всего не больше десятка, но у каждого целые апартаменты из нескольких комнат. И они могут их обставлять по своему вкусу. Считается, что это компенсация за нудную, тяжёлую, но очень нужную для Прогресс-программы работу.

Дид поднимается на лифте. Смотрит через стеклянную стенку на ряды шкафов с вычислительными машинами.

«Хорошо, ты мне не веришь, – писал навигатор. – Ты думаешь, что со всей своей мощью Программа не может ошибаться. Но вот представим себе такую ситуацию: в коде случилась маленькая опечатка, и теперь Программа на голубом глазу утверждает, что два плюс два равно пять. Твои дальнейшие действия?..»

Дальнейшие действия? Проснуться.

– Заходь, заходь… Я тебе кидал кое-что в сети. Видел? – говорит Цветан.

– Не успел пока.

– Ладно, вместе посмотрим. Там с этими чалмашами какая-то полная белиберда происходит. До вспышки дотерпишь?

– Конечно, никуда не денусь.

– Это дело так дело. Убийство! Сто лет такого не было. А ведь мы в историю попадём, братан, а? Будет что детям рассказать.

– Да уж…

– Что-то ты мрачный какой-то… Эй, Дид! Дииид! Встряхнись! Всё в порядке?

– Да-да, нормально.

Цветан в тренировочных штанах и майке. Широкоплечий, мускулистый. Потный. Кудри забраны потешной белой повязкой. Радостно ухмыляется:

– Ну, давай тогда садись, бери проводок… Делай там свои дела, а я пошёл гантели тягать. Дид, тебе тоже советую. Гантели – жизнь! Энергия!

– Я подумаю… Слушай, у вас же тут бросался кто-то в пропасть не так давно?

– Было дело.

– Ну и что, выжил?

– Да вроде выжил. У нас тут всё страховкой обложено. Лакомое место для всяких психов… А что?

– Так, задумался.

– Дид, ты меня пугаешь… Ты перегрелся? Солнце, оно, знаешь, такое… Выпей минералки… И давай, приходи в себя…

И правда, что за мысли? Самоубийцы и самоубийцы, и хрен с ними… О другом надо думать, о чалмашах этих проклятых…

Он ставит планшет на зарядку, сам запускает терминал, садится. Проверяет почту. Краем глаза наблюдает за Цветаном. Тот бодро машет гантелями и что-то мурлычет себе под нос.

Вокруг на стенах десятки экранов. Бегут какие-то графики, мигают тревожно срочные отчёты, запросы, сообщения о поломках. На больших искривлённых листах – трансляция с панорамных камер.

На самом видном месте висит монитор с налепленным красным сердцем. С экрана смотрит задумчиво сестра Дида. Чешет нос. Она на своём хлебозаводе. Следит за роботами. За спиной виднеется стена с наградами и дипломами.

– У вас-то как? – спрашивает следователь.

– Волшебно! – отвечает Цветан и делает мах.

– Она тебя не бесит ещё?

– Нет!

– Она хорошая, конечно, но…

– Хорошая! – восклицает Цветан. – Сам ты хороший!.. А она – идеальная! Другой такой во всём мире не сыскать. Лебёдушка моя!..

– Лебёдушка… Горы-боги!..

– А ты зря ржёшь. Зря. На свою жену лучше посмотри. Тоже ведь красавица. Такую на руках надо носить, а ты…

Дид мрачнеет. Разминает шею, будто готовится к драке.

– Понял, братан, молчу… – Цветан приседает с гантелями на плечах. На лице ухмылка.

И этот туда же. Сестра, наверное, подговорила… Семья… Да гори она огнём!

В ящике письмо с пометкой «Чрезвычайно важно». Из Оранжевого княжества. Дипломатическая нота… Мы обеспокоены продолжительным молчанием князя Сабина… Так… Просьба подтвердить в кратчайшие сроки… Так… В противном случае считаем себя вправе принять меры вплоть до чрезвычайных… С уважением…

Он просматривает историю письма. Его перекидывали как горячую картошку: внешняя служба, общество чалмашеведов, институт навигаторов Алговы, следственный комитет… Ветвистое дерево комментариев. И всё заканчивается на Диде. Теперь это его головная боль.

И что отвечать? Правду? Дескать, князя убили неустановленные пока лица, предположительно, собственные телохранители. Проводится расследование… И как это будет выглядеть?.. Не очень хорошо. Как минимум.

Следователь приглаживает волосы, думает. Наконец посылает команду внешней службе: «Ответьте: в сети неполадки со связью, почтовая система не функционирует. Ведутся ремонтные работы». Для начала сойдёт.

Так, что ещё? Тело князя Сабина взято на медэкспертизу. Результаты будут в течение суток. Хорошо… Дальше…

Дальше ответы на объявление о розыске трёх пропавших чалмашей. Следователь разместил его ещё утром. Писем пришло очень много. Подробных писем со всеми обстоятельствами встречи. С фотографиями и видеозаписями. И на каждой из них бедный Генти Лала. В разной степени смущения.

Запечатлён чуть ли не каждый его сегодняшний шаг. Вот он на монорельсе после встречи с Дидом, вот он на лекции, вот его целует в щёку однокурсница с розовыми рожками на голове…

Да, идея не самая удачная… Хотя одно видео всё-таки привлекает внимание следователя. Генти снимают откуда-то сверху, так что он этого не замечает. И на лице его улыбка. Прямо-таки злодейская карикатурная улыбка… Радуется смерти папаши? Или просто нервы разыгрались?

Дид копирует видео в папку с файлами по расследованию. Пусть будет.

У объявления ещё пара неожиданных последствий. Во-первых, стучится чалмашевед. Тот самый автор статьи о Великой Воде. В профиле сплошь хорошие рекомендации. Лицо круглое, гладкое. Вокруг головы обёрнуто какое-то полотенце. Предлагает любую помощь в розыске. Даже сам расписание просмотрел и назначил время встречи. Конечно, подтвердить. Все бы так…

Во-вторых, пишет уполномоченный посол Высокого княжества в Алгове, по имени Марс Балай. «Выражает обеспокоенность». Дид печатает, что волноваться не о чем. Что пропали чалмаши из другого княжества. И «расследование ведётся». Перечитывает ответ перед отправкой. Звучит как-то совсем несолидно… Добавить бы мощных дипломатических оборотов. Он секунду раздумывает и создаёт в программе срочную заявку на внешнюю службу. Они там умеют с чалмашами работать, пусть сформулируют, помучаются.

Наконец, следователь добирается до личных писем. Там очередное сообщение от прогресс-навигатора. Помигивает тревожно в конце длинной нити их спора.

Бах!.. По руке прокатывается боль. Вокруг всё замирает: изображение на экранах, звуки, Цветан. Темнеет. Раздаётся низкий шипящий звук.

– Система защиты, стоп!

Дид вертит головой, не понимает, что произошло.

– Братан, ты чего технику лупишь? Тут так нельзя. Давай, говори, что с тобой.

– Ничего.

– Посмотри на меня.

– Да пошёл ты!

– Нет, посмотри на меня…

– Хочешь знать? Навигатор меня достал – вот что.

Цветан замолкает. Вытирает пот со лба, снимает повязку, встряхивает кудри. Произносит:

– Давай партеечку в Шпионов, а? До вспышки? Я разрешаю.

– Давай… – вздыхает Дид.

– Так. Я тогда в душ. Прям там игру создам. У меня новый экран стоит, непромокаемый. Кстати, очень советую. А ты не разнеси мне тут всё, смотри!

– Всё в порядке.

– Давай-давай, «в порядке», соберись. А то разделаю под орех.

Цветан пару раз оборачивается, строго хмурит брови и грозит пальцем. Наконец исчезает за раздвижной прозрачной дверью. Перед этим успевает поиграть мускулами перед зеркалом. Откуда-то раздаётся звук льющейся воды.

Следователь откидывается на спинку стула и закрывает глаза. Надо расслабиться… Ну, и победить этого желторотика, само собой.

– Готов? – раздаётся сквозь шум воды голос Цветана.

– Ага.

– На последних декретах запускаю, пойдёт?

– Пойдёт.

Тайные декреты – это «шпионское» название для редакций правил игры. Когда-то Диду это казалось глупым, но потом он привык. Даже было в этом что-то забавное. «Турнир на декретах от 10-го года» – звучит.

Дид начинает отставать с самого начала партии и быстро проигрывает. Чертыхается.

Цветан появляется в комнате. В полосатом трико и шлёпках. Весь лучится от удовольствия. За ним семенит металлическая корзина на ножках и подтирает мокрые следы.

– Не обижайся, братан, такова жизнь…

Внезапно наступает вспышка. Все экраны показывают огромными буквами предупреждение. Раздаётся голос диктора.

– К делу, – говорит Цветан и садится за рабочий терминал. Руки летают по клавиатуре.

– Кароч. Слушай сюда… Проверил я платформу. Никто оттуда на монорельсе не уезжал, в страховку не падал, грузы никуда не отправлял, это я тебе гарантирую. И сейчас там ни одной живой души. Машинки всё прочесали. В остатке – очень любопытный протокольчик… Как это правильно читается? Ходжа́? Хо́джа? Этот фрукт шлялся по платформе около часа… Глянь сюда, на экран.

Следователь читает:

«Объект: Башким Ходжа. Имеет гостевой доступ к сети. Посол Оранжевого княжества. Протокол активности на платформе Солнечная за период…»

«6.35 – узел роботов, попытка несанкционированного доступа к пульту аварийного управления».

«6.40 – узел роботов, ошибочные директивы бот-строителю под номером 67578. Директивы проигнорированы».

«6.53 – узел роботов, конфликт пути с ботами-строителями под номерами…»

– Тут есть видос. Смотри.

Маленький, жалкий, в измятом запачканном костюме Башким Ходжа смотрит на робота полными ужаса глазами. Лепечет на своём языке. Делает странный жест рукой, будто прыскает водой. В таком ракурсе, вблизи, в нём есть что-то удивительно похожее на Генти Лала.

Сзади маячит силуэт рынды.

– Демонов, что ли, из машины изгоняет?

– Вполне.

«7.10 – автоматический магазин, попытка несанкционированного доступа к пульту аварийного управления».

«7.12 – автоматический магазин. Орешки «Вкусные», скидка 75 %. Журнал «Ботва». Карта линий монорельса. Шампунь. Тапочки. Макароны».

Макароны. Тапочки… Глупость какая-то.

«7.20 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Завершилась с ошибкой».

«7.21 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Завершилась с ошибкой».

«7.22 – сетевая будка. Отправка видео-сообщения. Отменена пользователем».

…

Ещё с десяток подобных записей, и в конце концов:

«7.33 – сетевая будка. Вызов аварийной службы. Запрос отклонён, так как дистанционная проверка неполадок не выявила».

– Что же он пытался отправить, этот хмырь? – шепчет себе под нос следователь.

– Тыкался во всё подряд. Как обезьянка. Тык-тык-тык…

– Очень настойчивая обезьянка…

– Очень! А сейчас ты вообще упадёшь, Дид… Не далее как через час после этого, в 8.27, наш маленький друг сделал звонок с грузовой станции по прямому номеру в сети. Причём с одной попытки, без тыканий, без всего. И после этого исчез. Вот такие вот дела.

– Видео есть?

– Нет. Никаких ошибок же не было. Всё сделал с первого раза. Честь по чести.

Прямой номер в сети, личный номер – это тайна из тайн. Ещё со времён запуска Программы. Лишь немногие разработчики имеют доступ к своим номерам. Все остальные даже не знают их, и пользуются зашифрованными, много раз обёрнутыми ссылками.

– Через час… Уже началась вспышка… И что за номер?

– Ты знаешь, как они работают, да? Постоянная смена, всё такое?.. Так вот это совсем старый номер. Ему примерно двадцать лет. Владел им программист-архитектор Гордей Цуз, руководитель проекта грузовых труб. Сейчас он на пенсии, и понятно, что номер у него давно другой… Тем не менее…

– Это может быть случайность?

– Ха! Пути Программы неисповедимы. Конечно! Но набрать с первого раза правильный, зарегистрированный в базе номер… Дид?

– Ну, хорошо, положим, он набрал сознательно… Он мог дозвониться до этого Цуза?

– Нет.

– … И что это может значить?

Цветан разводит руками.

– Короче! Сейчас я еду к этому Цузу и вытряхну из него всё, что он знает.

– Что, прям сейчас?

– Ну, вспышка закончится – и вперёд.

– Тогда, может, ещё партейку?

– Не, мне надо сыну написать… А то три месяца уже не общались.

– Три месяца? – Цветан качает головой. – Даёшь, братан, даёшь.

Вспышка застаёт Генти Лала за уборкой. Это занятие хорошо успокаивает. Помогает прийти в равновесие. Например, перед экзаменом. Или перед звонком матери.

Он кое-как складывает одежду в стопки. Потом снимает со стены декоративный веник – такими чалмаши выметали песок из жилищ века назад – и некоторое время бессмысленно возит его по полу. Садится на изогнутую кровать, вздыхает. Смотрит на свои неловкие толстые пальцы.

В княжестве за него всё делали послушные забитые слуги. Здесь – точно такие же послушные тихие роботы. Так было всегда, кроме раннего детства: там была пустыня, сильные ветра с края мира, строгая бабушка, работа по дому, вой шакалов по ночам – суровая простая жизнь. Генти всё это давалось тяжело, но при дворе князя оказалось потом намного хуже. Потому что Генти был другой. Очень другой. Как и его отец…

Он вспоминает пир по случаю перемирия в последней чалмашской войне. Приезжал сам Высокий князь – обрюзгший пьянчуга со свиными мутными глазками. И под стать ему был их тогдашний Оранжевый князь. Ещё жирнее. Ещё мутнее. Ещё противнее. И вот они орут, плюются друг в друга слюной над перевёрнутым столом. А за спинами свита. Держатся за оружие. Сопят. Вращают глазами. В воздухе такое напряжение, такая ненависть: кажется, поднеси спичку – и будет взрыв…

Между ними встаёт отец. Говорит. Негромко, спокойно, мягко… «Вот этого казни при первой возможности, – произносит Высокий князь и грузно падает в кресло, – Опасный он». «Так и сделаю», – хрипит в ответ пустынник и машет рындам, чтобы опустили оружие.

Не получилось-таки казнить…

Или получилось? Эта мысль Генти забавляет. Он даже хрюкает пару раз, но тут же крутит большой головой – нет, так не пойдёт.

И вообще, нельзя больше откладывать. Нужно писать матери…

Нет, ещё минутку.

Он выходит в коридор общежития. Здесь пусто, гулко. Работают кварцевые лампы. Все на вспышке. Он делает несколько шагов, смотрит, что нового на стенах. Фотовыставка: роботы возводят конструкции для первой платформы Алговы. Вокруг дикий ещё, морозный, суровый край… Здорово! Вот бы самому однажды придумать что-нибудь этакое! Чтобы для людей! Чтобы ново и смело! Как же здесь всё-таки хорошо! Как же здесь не так, как дома!..

Наконец он подключается к сети и пишет матери через особый канал. Она получает его сообщения по радио через переводчик, механическим голосом. Пользоваться чалмашским языком Генти с какого-то момента перестал. Так получилось.

Он пишет:

– Припадаю к ногам твоим, мама! Прохлады тебе в знойный день!

– И тебе, сынок! Как я рада тебя слышать! Что случилось? – шипит в ответ дешёвый пластиковый динамик.

– Отца убили.

Она осмысляет некоторое время, Спрашивает:

– Какого?

– Князя, – набирает Генти.

– Князя… Значит, это правда, сынок? Здесь все об этом судачат.

Голос у матери старческий, ровный, печальный. Сидит сейчас на коленях, наверное, и ткёт ковёр, полоса за полосой. А за тонкой занавеской – невыносимый полуденный жар пустыни.

– Мама! Следователь спрашивал, могла ли у него быть любовница в Высоком княжестве…

– …

– Прости, мама, но мне нужно знать…

– Любовница… Конечно. Везде, где бы он ни пожелал… Но это так устроено, сынок. Так устроено.

– Я ненавижу его! Ненавижу за то, что он сделал с тобой. С нами. Теперь он получил по заслугам!

Она вздыхает где-то там, за сотни километров отсюда.

– Не надо так говорить. Ты сам будешь князь – ты сам поймёшь, как это… И забудь об этом сейчас. Будет кровь. Большая кровь. Надо выжить, сынок… Как мы всегда выживали.

– Крови не будет! Прогресс-программа нам поможет! Ещё есть день-два. Они разберутся во всём, успеют!

– Это прекрасная сладкая ложь, сынок. Прекрасная сладкая ложь…

Гордей Цуз живёт на платформе в самом сердце города. Идут свободные часы, и всё вокруг гудит, кружится. Мелькают начищенные бока роботов, плывут вагоны монорельса, с гиканьем мчатся друг за другом сёрферы. Один смельчак, в красном шлеме с огненными полосами, зацепился за скобу вагона, разогнался, не рассчитал сил, потерял магнитную волну и рухнул на платформу прямо перед Дидом. Тут же вскочил с криком «Порядок! Порядок!», но согнулся от боли, и теперь сидит на лавочке, поглаживает шлем, ждёт скорую. Лицо у него совсем детское, несчастное.

Вот. Свободное время до добра не доводит.

Дома здесь похожи на детские круглые пирамидки. Все разной высоты, с разными фигурными куполами-наконечниками, и стоят вразнобой. Белые.

В центре платформы – фонтан. Тоже похож на пирамиду. Вода стекает вниз с уровня на уровень. Здесь сидит, обнявшись, парочка. Бегают дети. Плюются друг в друга через трубочки. Кричат. Шумно.

– К кому? – голос женский. Молодой, резкий.

– Здравствуйте! Следственный комитет Алговы. Старший следователь Дидерик. Я хочу поговорить с Гордеем Цузом…

– Комитет-хренотет… – бормочет. – Хренотет-комитет… Нету такого в расписании. За автографом припёрся? Так шиша тебе!

Ого. Цуз, оказывается, известная личность. Дид звонит снова.

– Комитету не требуется согласовывать расписание в свободные часы. Теперь открывайте.

– Да ладно! Ага! Вот так я тебе и поверила!

– Девочка, мне начинает это надоедать.

– …

– Я жду.

– Чё, правда из комитета, что ли?

Это действительно девочка. Подросток. Вся в кислотно-зелёном. На щеках намалёваны чёрные круги. Соломенные волосы собраны в рожки. У дочки Дида на фото в сети – такие же. А в кармане, должно быть, серебристая упаковка жвачек. Мода.

Она замечает его взгляд и будто смущается. Но тут же складывает на груди руки и заявляет:

– А у вас попа из штанов вылезает. Волосатая. Противно!

Дид застывает на месте. Сказать ему хочется много. Слишком много. А он на службе. Поэтому он только громко сопит и пожирает существо глазами.

– Дедуль, к тебе пришли!

– Кто? – раздаётся из-за двери в глубине тёмного пустого холла.

– Следак вроде.

– Великий Боже! Ну, зови.

За дверью раздаётся шум, будто передвигают что-то очень тяжёлое. Шкаф или стол.

– Дед у нас такой, знаете, с придурью… Охренительный дед!.. Только не дрейфите! И поправьте штаны! Давайте-давайте, я отвернусь.

Дид толкает дверь и с опаской шагает внутрь. Охренительный дед тащит волоком из одного угла комнаты в другой огромный чемодан. Кряхтит. Приговаривает: «Сейчас-сейчас». На полках стоят головы роботов с потухшими глазами. На стене рядом с мозаикой из чешуек туатары висит схема грузовой трубы в разрезе. Рабочий терминал окружают тонкие стойки с катушками проводов. По периметру комнаты идёт низкий железный поручень. По нему то и дело прокатывается искра. Воздух затхлый, тяжёлый.

– Кхе-кхе… Знаете, что такое программирование? – спрашивает на ходу Гордей Цуз.

– Гм. Да. Меня зовут…

– А вот и нет! Ни хрена вы не знаете! Сейчас-сейчас… Вот они, мои родимые!

Он вытаскивает из чемодана пластинки и бережно кладёт их на стол одну за другой.

– Миллионы строчек кода! Тысячи юнит-тестов! Ни одной ошибки за всё время эксплуатации! Ни одной! Вы представляете, какое это достижение?! Никому такого не удавалось! И, думаете, чего мне это стоило?.. О-хо-хо!

– Я…

– Молчите и внимайте! Потому что созерцаете великое! Вот оно…

Дед выкладывает всё новые и новые пластинки. Останавливается на миг и торжественно потрясает одной из них, с голубой ленточкой.

– Вот здесь мы помучались. Ох, мы помучались… Модуль экстренного торможения. Всё написали, отладили, опасные места тестами обложили, а дали обезьянкам, смотрим – ишь ты! В одном случае из ста что-то падает. Где падает – ясно. В обработке сигнала, в деструкторе. А из-за чего – тьма. Мистика! Один наш юноша, кхе-кхе… даже молиться начал с перепуга… Слабый был, выгнали потом быстро… Так вот, что бы вы думали? Нашли! Аллокатор памяти подсунули свой, и вот оно. Была одна лазейка… Неинициализированная переменная… Зло это, вселенское зло, такие переменные…

Внезапно он фокусируется на Диде и без перехода спрашивает:

– Так зачем вы пришли?

– Я из следственного комитета. Меня зовут…

– Из комитета? Мне кажется, мы уже решили с вами все дела. Я расписание не нарушаю, живу тихо-мирно.

У него короткая седая борода, всклокоченные волосы и маленькие чёрные, очень внимательные глаза. Поверх рубашки – видавшая виды меховая жилетка. Спина – прямая. Руки сложены на груди.

– Я… Не знаю, о чём вы говорите, товарищ. У меня к вам один простой вопрос…

– А вот это… Это же космос! – в руках у Цуза следующая пластинка с ленточкой. – Это грандиозный оптимизационный алгоритм!..

– Вы знали человека по имени Башким Ходжа? – громко произносит Дид.

– Я не знаю и знать не хочу никаких раджей… Так вот…

– Это чалмаш.

– Гениальная суть этого алгоритма…

– Вам помогали чалмаши во время работы над грузовыми трубами.

– …позволяет обозначить…

– Башким Ходжа набрал в сети ваш персональный номер двадцатилетней давности.

– Что вы сказали? – дед осекается на полуслове.

– Башким Ходжа пытался вызвать вас по номеру двадцатилетней давности…

– Но это невозможно! Это невозможно никак!.. Никогда. Уходите.

– Я никуда не уйду, пока…

– Вон! Вон отсюда! – Гордей уже визжит. – Вон!

– Повторяю…

Следователь не заканчивает фразу, потому что деду плохо. Двумя руками он держится за сердце и тяжело дышит. Лицо белое, страшное. Шепчет:

– Стойте-стойте, дорогой мой товарищ, что же это я… Ведь это можно проверить… Как вы сказали, Башким Ходжа?.. Легко проверить… Действительно, легко проверить.

Он начинает медленно перебирать пластинки. Потом всё быстрее, быстрее, и вдруг со всей силы швыряет одну из них в стену. Она разлетается на мелкие куски. Он швыряет ещё одну, с голубой ленточкой, потом ещё, ещё, срывается с места, толкает в грудь Дида и бросается к двери.

Следователь остаётся в комнате один. Искрит поручень.

Что сейчас произошло? Что вывело Цуза из себя? Номер давно просрочен, если они и добрались до чего-то секретного, то оно поросло мхом. И что он хотел проверить?.. Значит, есть какая-то таинственная связь между чалмашами из свиты князя Сабина и стариком-архитектором. Значит, они набрали номер не случайно. Но что это за связь?

Следователь выходит из комнаты в холл. Здесь всё так же темно и пусто. Ни девочки, ни старика.

– Товарищ Гордей! – зовёт Дид. Открывает наугад одну из дверей. К зелёному потолку подвешен стеклянный шар. По стенам вьются какие-то растения с цветами. На кровати – целая свора плюшевых собак.

Глядит в окно.

Сумерки. По всей платформе горят огни. Отчётливо видны потоки воздуха из «грелки». Ни одного сёрфера. Свободное время стремительно подходит к концу.

– О Великая Вода, молю, одари милостивым взором ничтожнейшего из твоих рабов. Окропи влагой мой пылающий разум, погаси раздоры в душе моей и направь волю мою в угодное тебе русло. Внемлю тебе, повинуюсь тебе, растворяюсь в тебе.

Уполномоченный посол Высокого княжества Марс Балай наклоняется низко-низко, так, что касается лбом воды. Надолго застывает в этой позе.

Молельный пруд находится в помещении, похожем на небольшой ангар. Электричества нет. Свет проникает из широких стеклянных окон под потолком, поэтому сейчас здесь полутемно. По поверхности пруда плавают жёлтые кувшинки. Вода цветёт, пахнет, живёт.

Марс Балай грузно поднимается с колен, отвешивает последний глубокий поклон и выходит во двор.

Сопит, щёлкает пальцами.

Тут же, как будто из-под земли, возникает бородатый человек в расшитом халате и белой чалме. Выражение лица – скромное и почтительное.

– Говори, – приказывает Марс на чалмашском.

– Осмелюсь доложить, мой господин, мы всё проверили, и ничего не нашли.

– Светильники, карнизы?

– Да, мой господин.

– Ванные?

– Да, мой господин.

– Снаружи окон проверяли?

– Да, мой господин.

– Хорошо…

– Угодно ли вам теперь включить электричество?

Марс складывает руки на груди, думает. На лбу проступают складки. Бородатый всё это время стоит неподвижно в почтительном полупоклоне.

– Нет! – говорит Марс. – Глушилки не убирать! Если нужен свет, берите свечи. В посольство никого не впускать и не выпускать! Людей, зверей, птиц, роботов – никого и ничего.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин.

По вычурной винтовой лестнице Марс направляется в свой кабинет. Однако по пути раздумывает и сворачивает в зал для переговоров. Пышный цветастый ковёр скрадывает звук шагов. Марс огибает роскошный дубовый стол и подходит к парадному портрету Высокого князя.

По обеим сторонам от портрета, как рынды, стоят два канделябра с горящими свечами. Взгляд князя благороден и грозен. Одной рукой он держит инкрустированную алмазами саблю. Вторая сжата в кулак. Длинные седые волосы падают на мускулистые плечи.

Марс Балай смотрит некоторое время на портрет, потом протягивает руку, поддевает ногтем невидимый заусенец, и прямо из уха Высокого князя вытаскивает маленький чёрный кусочек пластика.

Щёлкает пальцами.

Появляется бородатый человек в халате. Посол медленно приближается к нему и подносит кусочек пластика прямо к его глазам. Лицо бородатого искажается ужасом, и он бухается на колени.

– Нет прощенья мне, о мой господин! О недостойнейший я из недостойных!

Марс наблюдает за дрожащей спиной и ничего не говорит. Потом наклоняется и шепчет:

– Поднимайся, брат.

– О мой господин, если это может извинить несчастного твоего слугу, мы не решились притрагиваться к портрету Высокого князя, ибо это святотатство и большой грех. Но мы и мысли не могли допустить, что…

– Я знаю это, – мягко говорит Марс. – То, что я показал тебе, это ухо не наших врагов. Это ухо нашего князя. Даже здесь он слышит нас и наставляет нас на верный путь вместе с Великой Водой…

– Слава всеблагому Высокому князю!

– Воистину слава! Теперь, брат, послушай меня… Вы прочешете посольство ещё раз. Сверху донизу. Каждое помещение. И в этот раз найдёте всё! Понял меня? ВСЁ! Все жучки и камеры. Упустить что-то смерти подобно. Прогресс-программа наблюдает за нами, я чувствую это. Мы все под страшной угрозой.

– Будет сделано, мой господин, будет сделано, – тараторит бородатый. – В это раз мы не допустим ошибки.

– Иди!

– О мой господин, дозволите ли недостойному задать один вопрос?

– Говори.

– Правду ли говорят, что Сабин Лала умер, и его убила Прогресс-программа? А наши гости – это…

Марс издаёт звук, похожий на рычание.

– Сабин Лала умер, это всё, что тебе надо знать.

– О Великая Вода, прими в свои вечные волны душу сего достойнейшего мужа! Воистину, сегодня чёрный день для всех правоверных!

Сказав это, бородатый исчезает.

Марс аккуратно вставляет на место «ухо». Затем достаёт из угла свёрнутую карту и разворачивает на столе. На карте крупно изображена Алгова и великие чалмашские княжества: Оранжевое и Высокое.

– Если пустынные шакалы начнут войну, то нападать им придётся через наши горы, – бормочет посол и водит пальцем по карте. – И что решит наш светлейший толстый упырь? Присоединиться к ним? Соблюсти нейтралитет? Выступить против? Или, может, нанести удар в спину?

Между княжествами много веков вражды в прошлом и зыбкий мир в настоящем. Зыбкий мир, который держался на одном человеке – Сабине Лала. На потоке Великой Воды.

Который как стремительно мчался, так стремительно и иссяк.

Все эти мысли послу не нравятся. Впереди маячит большая война… Но у него есть план. Опасный план, непростой. План, как всё исправить.

– Думаете, он один такой? Знаете, сколько таких несчастных сигает? Поинтересуйтесь в сети… Наберите: статистика самоубийств среди программистов. Так и наберите… Для кого страховку? Для них и натягивали… Поля эти магнитные, по которым бездельники с досками сейчас носятся… Каждый же месяц бросались.

– Цуз – другой случай.

– Уверяю вас, милейший товарищ, ровно тот же самый. Вооружённый знанием к тому же. Когда и куда прыгать, чтобы, так сказать, наверняка… Чтобы размололо. Быстро и надёжно.

– Вы уверены, что его не могли столкнуть?

– Могли. Но вся моя практика…

– Это особый случай!

– Как пожелаете, как пожелаете.

Дид злится. Врач снисходительно улыбается с монитора. У него аккуратные закрученные усики и бакенбарды, на шее шёлковый платок в сеточку. Взгляд холодный.

Цветан проследил путь Гордея Цуза после его бегства из дома. Он петлял, как заяц: побывал на десятке платформ, нигде надолго не задерживался, пока не добрался до платформы «Старая шахта». Здесь старик отметился в сети в последний раз.

А затем спасатели нашли его мёртвым в страховке.

Дид успел побывать на этой платформе. Сетевая будка, грузовые трубы, монорельс – обычный набор. И ещё огромные полукруглые блестящие ворота шахты. Много лет как запечатанные. И никаких следов. Ничего…

– Кстати, милейший мой товарищ, коли вы уж сами позвонили… Вы просили сделать экспертизу тела этого вашего несчастного князя. Выслал вам результаты. И там есть некоторое противоречие с той информацией, что вы предоставили.

– Да?

– Побои. Они, так сказать, растянуты во времени. На день-полтора. Самые первые кровоподтёки появились примерно вчера утром.

– Вчера утром? Но ведь это ещё до того, как делегация прибыла в Алгову…

– Это вам лучше знать…

– Да-да, пожалуй.

Что ж, это лишь подтверждает основную версию. Князя Сабина убили его спутники. И странно только, почему он молчал и не просил защиты. У нас или, например, в том же Высоком Княжестве?.. Не принимать же всерьёз абсурдную версию Куприяна о прелюбодеянии и раскаянии?

Надо искать чалмашей… Пока они не наделали ещё бед! Цуз их как-то вычислил. И они его убили. Дид уверен в этом, хотя и не находит доказательств. Ни одной улики. Лишь интуиция…

«Хуже, чем слепое следование указаниям программы, может быть только слепое следование интуиции, – писал навигатор. – Интуиции не место в современном обществе. Логика, трезвый расчёт должны быть твоими инструментами. И ещё постоянное сомнение. Потому что сомнение – есть свойство и преимущество человека, которым никогда не овладеет машина».

Здесь с навигатором приходится согласиться… Рано делать выводы. Мог ли Цуз прыгнуть сам? Теоретически, мог. Пусть будет так.

– Да, ещё обратите внимание на анализ крови с разбитого портрета. Вы просили проверить, кровь ли это князя? Ответ: нет. Более того, человек этот в сети не зарегистрирован.

– Значит, это кто-то из его спутников…

– И ещё там слюна. На портрете.

– Кто-то плюнул в него, что ли?

– Делайте выводы сами. Не смею больше вас задерживать. До свидания.

– Спасибо.

Дид встаёт из-за стола и медленно прохаживается по комнате. Думает.

Так. Кого же всё-таки ударили этим треклятым портретом? Ходжу? Или это разминка перед убийством? Рынды тузили друг друга. Резвились, плевались… Нет, никак не получается представить ситуацию.

Саднят костяшки пальцев. Надо бы смазать какой-нибудь чудо-мазью…

Стоп! Стоп-стоп-стоп. Ведь может быть ещё и другой расклад. Кто-то мог не ударить портретом, а ударить портрет! Целенаправленно. Например, в ярости. И потом ещё плюнуть в лицо этому дядьке. Кто там изображён? Некий генерал Валмир. Герой пустынников. Точно ли это герой Оранжевого княжества? Может, была какая-то ошибка? Надо выяснить.

Дид живёт рядом с вокзалом, в огромном многоквартирном доме. По форме здание напоминает спираль. Начинается на одной платформе, поднимается широкими витками и прорастает, вгрызается в другие. Всего сто пятьдесят семь этажей.

В комнате очень простая обстановка: стол с терминалом, койка, стенной шкаф. Единственный стул отбрасывает на пол чёткую длинную тень.

Следователь продолжает думать.

Гордей Цуз… Выдающийся человек. Автор нескольких книг по программированию. Первый лауреат премии «Совершенный код» за систему грузовых труб. Эксцентрик, но при этом хороший семьянин и добропорядочный гражданин. Ни одного выговора. Ни одного опоздания. Ни одного конфликта или штрафа. Ни одной зафиксированной программной ошибки. Ни одной задержки сроков.

Двадцать лет назад с ним работали инженеры из Высокого княжества. Консультировали по горным породам. Больше никаких пересечений с чалмашами у него не было.

«Как можно использовать личный номер человека в сети?» – спросил днём следователь у Цветана.

«Скормить вирусу и попытаться узнать закрытые данные о нём. Переписку в сети, директивы прогресс-навигатора. Планы на пятилетку, – ответил тот. – На самом деле, ничего такого уж особенного».

Что полезного для чалмашей мог знать Гордей Цуз? Как работают грузовые трубы?.. Гм…

Звучит напоминание от Программы, и мысли следователя прерываются. Впереди ждёт встреча с прогресс-навигатором. Этакий заряд бодрости перед сном.

Дид тяжело вздыхает, накидывает толстовку и выходит на лестничную площадку.

Навигатор живёт в том же доме, на пятнадцать этажей ниже. Встречает Дида в дверях.

– У меня там беспорядок. Пойдём, – кивает он в сторону. Через пару поворотов они попадают в центральный холл этажа. Устраиваются в креслах возле окна.

Перед ними должен был бы открыться вид на снежную пустыню, но вместо этого за стеклом практически однородная тьма. Через неё еле-еле пробиваются сигнальные огни ближайшей воздушной дороги.

– Ну, – произносит навигатор. – Догадываешься, зачем я тебе вызвал?

– Да.

По холлу проходит какой-то молодой блондин с высокой, закреплённой лаком причёской, и радостно машет навигатору рукой. Тот устало отвечает. Ещё один подопечный.

– Я хочу, чтобы ты понял… То, что происходит сейчас – это во многом моя вина. Я же видел все признаки. Видел твои отношения с женой, твой подход к работе… И я сам… Сам одобрил разделение вашей семьи… И за это мне будет стыдно всю оставшуюся жизнь. И начать этот разговор мне стоило огромного труда…

Дид не выдерживает:

– Чёрт! Вы же знаете, чем я занят? Международным, мать его, расследованием! Вот эти все проповеди… Не могут они подождать пару дней?!

Навигатор – длинный, худой, осунувшийся. Под глазами чёрные мешки. Выглядит плохо. И от гнева следователя ему становится ещё хуже. Он собирается с силами и продолжает:

– Нет, не могут…

Дид вскакивает и выпаливает:

– Я могу просто уйти отсюда к ляду, и всё.

– Нет.

– Почему?

– Хотя бы потому, что в моей власти назначить тебе наказание. Вплоть до отключения от Программы.

– Это угроза?!

– Да, это угроза.

Следователь опускается в кресло. Говорит:

– Я слушаю.

– Пойми, Дидерик, я не враг тебе… Я твоя совесть. И ты сам меня ею назначил… Я сам испугался, когда понял это. Да, так и есть… Прогресс-программа – твой разум. Навигатор – твоя совесть. А ты сам свободен от сомнений и летишь по жизни вперёд на автопилоте, не оглядываясь, на какой-то безумной скорости. И все твои расследования – это решения каких-то абстрактных головоломок, игра в Шпионов. А ведь за всем этим люди, судьбы…

– Я только собираю доказательства и выдвигаю версии. Решения принимает программа и суд.

Навигатор качает головой:

– Ох, не так всё просто… Ведь решения напрямую зависят от твоих версий… Вот твоё международное расследование. Скажи, ты понимаешь, кто убит?

– Да. Оранжевый князь Сабин Лала.

– Ты сознаёшь, что значит его смерть для чалмашей, для программы? Для наших отношений?

– Да.

– Честно?

– Нет.

Прогресс-навигатор кивает:

– Хорошо, что ты в этом признался… Теперь подумай об этом. Отключи свой проклятый автопилот. Пойми, что ты не бездушный механизм, исполняющий задание Программы, ты – человек, от которого зависит будущее.

Дид некоторое время размышляет потом тихо произносит:

– Товарищ навигатор… Я так и не понял, что конкретно мне надо делать.

– Ох, Дидерик, – тот слабо улыбается. – Я же просто совесть. Я умею только болеть.

– Ясно.

– А, нет… Кое-что я могу сказать.

Следователь поднимает голову, напрягается.

– Совесть внушает тебе, Дидерик, что вам надо снова съехаться с женой… Несмотря на твои проблемы со здоровьем. Вот и всё, на что она способна.

Ночью Диду снятся грузовые трубы. Широкие, гладкие, прозрачные. Ещё ему снятся туатары. Как они перебираются с одной платформы на другую по этим самым трубам. «Чалмаши – оборотни», – шепчет какой-то глухой голос. «Оборотней не бывает», – возражает Дид. «Бывает», – шепчет кто-то в другое ухо.

«Они живут в Оранжевой пустыне. Ночью они звери. Сильные, кровожадные, страшные. Днём они люди. Мрачные и молчаливые. Демонов то страна… И главный среди них – семиглазый пылающий шакал – задумал нарушить мировой порядок: иссушить живительные воды мира! И ты, только ты, можешь остановить его».

Дид просыпается разбитым и уставшим. На будильнике напоминание: «Утренняя вспышка – написать дочке». Какое-то время он лежит, смотрит в потолок и старается думать о том, что он собирается написать. Но в голову одна за другой прокрадываются мысли о туатарах-оборотнях и ещё каких-то палёных тварях. Мысли неприятно, мелко дребезжат.

Он рывком встаёт, принимает душ в мерцающей кабинке, с отвращением съедает какую-то полезную смесь из утренних тюбиков, заглатывает таблетку антидепрессанта и прямо в трусах садится за терминал. Звучит голос диктора.

Следователь пишет: «Дочь, привет…»

Срочный вызов. На линии Генти Лала.

– Товарищ следователь, поверьте мне! Я не мог и вообразить, что… так всё повернётся. Это, как…

– О чём вы говорите?

– Война! Они угрожают нам войной!

– Кто? Кому?

– Мы, Оранжевое княжество… То есть… Простите меня, волнуюсь. Разбегаются слова… Сейчас… Оранжевое княжество угрожает войной вашей стране.

– Так.

– Они получили свидетельства смерти князя Сабина. Откуда-то. Не от меня, уверяю. Я… писал только одному, самому надёжному человеку…

– Они объявили об этом официально?

– Да, ждите новостей… Они дали нам… Вам… Один день, чтобы предъявить князя Сабина, иначе…

– Они действительно могут начать войну?

– Да. И я не знаю, сможете ли вы дать… отпор. Ведь ваша страна под контролем Прогресс-программы не знала войн никогда. А у нас… у них… последний большой поход на Высокое княжество был всего десять лет назад. И там армия – это элита. А здесь – внешняя служба… Вы понимаете, из кого она состоит…

– Ясно.

– Товарищ следователь! У вас есть ещё целый день! Нам нужны убийцы и доказательства их виновности. Я устрою всё остальное! Клянусь! Судьба наших стран сейчас в ваших руках…

Диду ответить нечего. Сейчас ему хочется просто дожить до конца вспышки. И после встретиться с чалмашеведом по расписанию Программы. Потом будет небольшая пауза. Тогда можно и начать думать. И паниковать… Навигатор-то как в воду глядел… Он сглатывает, встряхивается, пишет:

«Здравствуй, дочь…»

Снова вызов. В этот раз звонят в дверь. Кто это может быть, если идёт вспышка, и все сейчас в сети? Разве что внешник?

Дид выводит на экран изображение с камеры. Там огромная, гладкая, коричневая голова с серьгой в ухе.

Чалмаш!

Рында! Мелькает вторая мысль. Сам пришёл!.. Пришёл – что сделать? Сдаться? Или… Или, может быть, убить его, следователя? Нагло и быстро. Среди бела дня. Как они сделали это с Гордеем Цузом?..

Чалмаш шевелит губами и снова настойчиво звонит.

Следователь натягивает штаны, рубашку, и подходит к большому, во всю стену, окну. Смотрит.

Облачно. Тихо. Платформа и соседние башни тонут в тумане. Тридцатый этаж дома опоясывает балкон. К нему примыкает воздушная дорога. Там, на полупрозрачном полотне, возле домофона, виднеется человек в пальто. Крупный. Переминается с ноги на ногу. Больше вокруг ни движения.

– Слушаю.

– Добрый день, почтеннейший товарищ Дидерик. Меня зовут Марс Балай. Я уполномоченный посол Высокого княжества в Алгове. У меня к вам дело, которое не терпит отлагательств.

Когда он входит, комната будто уменьшается – такой он огромный. Пальто – всё в разноцветных волнистых линиях. В руках такой же яркий зонтик. На руках – перстни. Светятся белки глаз.

– Вы следователь, – то ли спрашивает, то ли утверждает Марс.

– Да.

– До нас дошли слухи от наших друзей и единоверцев из Оранжевого княжества об одном прискорбном событии. О смерти блистательного…

– Это правда, – Дид не даёт ему закончить.

– Вот как… Вчера мы посылали запрос, и лично вы ответили, что…

– Так было надо.

– Ай-ай-ай. Не надо так разговаривать со мной, – Марс чуть усмехается. – Я могу и обидеться… Ладно, я пришёл как союзник. Я сяду. А вы отключите камеры. Про этот разговор никто не должен знать.

– Что?

Чалмаш распахивает пальто, подвигает к себе единственный стул и без приглашения садится. Зонтик ставит между ногами и опирается на ручку.

– Отключите камеры, ну, – повторяет он с раздражением в голосе.

– Почему я должен?..

После некоторых колебаний следователь набирает на терминале нужные команды.

– Проверим, – говорит Марс и достаёт из кармана маленький приборчик в форме степлера. Показывает Диду.

– Что это?

– Глушилка сигналов. Запускаем. Смотрим. Ага. Не всё вы отключили, товарищ следователь, не всё… Не доверяете. Может быть, правильно делаете… Но вот теперь нас действительно никто не услышит. Начнём?

Дид ничего не отвечает.

– Начнё-ё-ём, – нараспев произносит Марс. – У вас есть… главный? Начальник? Не знаю, как это назвать на вашем языке.

– Нет.

– Подчинённые?

– Нет. Если мне что-то нужно, я сделаю запрос в Прогресс-программу.

– Угу. То есть, вы единственный, кто отвечает за это расследование?

– Да.

– Это правильный ответ.

Внутри Дида всё закипает.

– Полная личная ответственность за назначенное дело – это …

– Не надо лекций, товарищ следователь. Мы это прекрасно знаем. Вы стремитесь к объединению и навязываете нам ваше устройство общества. И потому мы очень внимательно изучаем его принципы. Внимательнее, быть может, вас самих…

– Вы хотели поговорить о каком-то деле?

– «Терпи. Терпение делает сильнее» – слова чалмашского мудреца. Мы приближаемся к сути. Скажите, что вы сами думаете о Прогресс-программе, товарищ следователь? Разумно ли она устроена?

«Я ничего не думаю», – хочет сказать Дид, но осекается. После их разговора с навигатором он думал. И думал очень много.

– Не знаю, – отвечает он.

– А мы знаем. Разумно. Очень разумно. Невозможно, нечеловечески, дьявольски разумно! Нет начальников, господ, управляющих. Все равны, всё решается голосованием. Те, кто лучше работает – лучше живёт. Те, кто хуже работает – штрафуются. Те, кто не принимает правил – изгоняется. И всё крутится само… Будто бы машина сама всё регулирует. А добрые пастыри-навигаторы лишь дают советы и направляют на истинный путь заблудшие души. Рай на земле!

– И?

– «И!» Ха-ха-ха! «И!» Так вот, это всё иллюзия! Вас водят за нос! За всем этим стоит воля. И воля не какой-то там системы-машины-программы. А воля группы умных людей. Весьма конкретной группы.

Дид злится. Ценнейшее, драгоценнейшее время уходит впустую.

– Я не понимаю, зачем вы мне всё это говорите. Есть специальные ветки, форумы. Пишите официальный запрос, и…

Чалмаш прищуривается, цокает языком:

– Я говорю это, потому что та же самая группа людей стоит за смертью князя Сабина Лала. Очень просто. Мы хотим помочь. И кровно в этом заинтересованы. Вот и всё.

– Хорошо. Что это за группа?

Марс оглядывается по сторонам, подаётся вперёд и рокочет:

– Внешняя служба.

– Доказательства?

– Есть.

– Где?

– У меня. Вот.

Допотопного вида пластинка с механической защитой. Дид вставляет её в терминал. Отображается журнал каких-то сообщений. Ещё много аудио и видео-файлов. Где-то в заголовках проскакивает имя десятника Куприяна.

– Гм.

– Посмотрите, изучите… Только не пересылайте ничего через сеть, договорились? Вы и сами понимаете: сеть под наблюдением внешней службы…

– Гм, – только и повторяет следователь.

– Тяжело? Ещё бы. Совет: идите, сполосните лицо. Осознайте. Я подожду.

Дид выходит в туалет. Закрывает дверь. Пускает воду. Ему всё хуже. Голова пухнет от обрывочных мыслей. Сейчас бы начальник действительно не помешал. В любом виде. Старший следователь, министр внутренних дел, президент, вождь. Князь. Чтобы можно просто позвонить, доложить, и спихнуть весь этот давящий тяжелейший груз ответственности.

Но нет. Не в этой жизни. Если сейчас написать запрос в Программу, то к вечеру, возможно, Диду найдётся замена. И что эта замена успеет сделать? Ведь грядёт война с чалмашами… Самая настоящая война…

И допустим на миг… На один самый-самый короткий миг… Что про внешнюю службу, это правда… Тогда…

Нет, принимать решения надо сегодня, прямо сейчас. Поэтому хватит ныть.

Следователь возвращается.

– Хорошо, я изучу ваши материалы. Но предупреждаю сразу, звучит всё это как бред. Для любого разумного человека.

Марс доволен. Он прислоняет зонт к стулу, закидывает ногу на ногу, откидывается на спинку, расслабляется. Говорит:

– Вы мне нравитесь. Мне кажется, у нас сложатся прекрасные союзнические отношения. Потому что вы смотрите в суть вещей… Так вот, что такое внешняя служба? Это порядок, это чёткая вертикаль власти, это оружие. Все люди там надёжны, проверены, благодаря отборочному тесту…

– Но этот тест!.. Это же экзамен на подключение к Прогресс-программе. А вы заявляете…

– Это вам так рассказали. Внешникам нужны физически сильные, послушные, не слишком умные люди. И они их получают. Их верхушка, да, живёт по другим законам. Правят там этакие сверхнавигаторы. Или архитекторы, если хотите. Их не так уж и много надо. Все ваши голосования и пятилетние планы на самом деле проходят через них и незаметно корректируются. Вся ваша свобода – это детская игра под надзором. Ласковым надзором, который, впрочем, в любой момент может стать жестоким.

– Зачем… Зачем внешней службе убивать князя Сабина?

– О, это самое главное. Он собирался открыть вам, обманутым овечкам, правду. Ох, этот князь Сабин! Это потрясающий человек!.. Он сумел влюбить в себя даже наш горный народ. После стольких лет вражды между нашими княжествами. Один его визит, одна блестящая речь поменяла всё…

Марс закатывает глаза, качает головой и продолжает:

– Так вот. Положение дел у вас несложно понять, если смотреть со стороны. Это правда, поверьте. Но как доставить вам послание, если все контакты с чалмашами идут через внешнюю службу? Невозможно?.. Но избранный Великой Водой придумал! Он решил притвориться, что готов отдать Оранжевое княжество под контроль Прогресс-программы… Он хотел приехать сюда, добраться до вашей сети и во время вспышки лично выступить по видеосвязи. Чтобы каждый из вас его услышал…

– Но ведь вы были здесь, в городе! И его сын, Генти Лала! Кто угодно другой мог передать сообщение в сеть.

Чалмаш ёрзает на стуле, устраивается поудобнее:

– Во-первых, давайте разделять Оранжевое и Высокое княжества. Да, мы заключили мир и даже близки к союзу… Но наш светлейший князь, да будут все дни его овеяны прохладой, имеет свой взгляд на вещи. До последнего времени мы просто наблюдали за всем, что происходит с Программой, и только сейчас, после смерти князя Сабина, я получил распоряжение действовать. Потому что следующими жертвами будем мы… Что же касается достославного наследника Генти Лала, гм…

– Что?

– Князь ему не доверял, и имел на то все основания… Я желаю ошибиться, но, по моим сведениям, именно он раскрыл внешней службе планы своего отца.

– То есть…

– Он соучастник этого жестокого убийства, товарищ следователь.

А ведь в этом во всём что-то есть. По прилёту Сабин волновался и прятался за телохранителей, потому что боялся за свою жизнь. И не сообщил ничего сыну, потому что подозревал его в предательстве. «У вас тут так хорошо…» Да-да. Что там ему могли пообещать? Много чего, много…

А что делал Башким Ходжа в автоматическом магазине на платформе, если не учился загружать видео-сообщения в сеть? Этим целенаправленно и занимался… А потом они все сидели в гостинице и ждали вспышки. В шашки играли. Музыку слушали. Мочились в сундук. Готовились.

А потом прилетел кто-то, кого не регистрируют приборы Цветана, и всех их попереубивал… Кого не регистрируют приборы? Внешников… Потому что зачем же их регистрировать? У них же нет расписания, и нарушить они его не могут… Следователь вспоминает кислое лицо Куприяна.

И звонок по номеру Цуза можно объяснить. Ходжа убегал от убийц и набрал первый попавшийся номер. Набрал бы и другие, но тут его настигли… А сам Цуз?.. Сам Цуз просто психованный старик, и прыгнул с платформы сам, как и говорил врач.

Складно получается. Очень складно.

– И что вы теперь от меня ждёте, товарищ Марс?

– Честного и беспристрастного расследования, конечно, – отвечает тот.

Файлы на пластинке не открываются. Никаким обычным способом.

Цветан бы их вскрыл в два счёта, но для этого нужно переслать их по сети… А этого делать, по словам Марса, нельзя. Глупость какая-то. Пат.

Дид проверяет ещё с десяток видео и наконец находит что-то работающее. Это запись выступления князя Сабина в Высоком княжестве. Видимо, после этой речи чалмаши и заключили между собой мир.

Хоть что-то.

На деле «стремительный поток Великой Воды» оказался не таким уж и стремительным. Да, есть что-то в позе. Задорное, что ли?.. Но в остальном – обычный, чуть ли не шамкающий старик. Вещает негромко, на чалмашском. Субтитрами идёт перевод.

Дид прокручивает видео, пока не замечает строчку: «Мы должны раскрыть глаза обманутым людям Прогресс-программы на реальное положение в их стране. Все вы знаете, что власть там узурпирована кучкой людей. Их называют внешней службой…»

В это время через сеть приходит видеовызов. Дид вздрагивает. Это внешник Куприян.

– Товарищ следователь, моё почтение! Уж думал, не успею вам позвонить на этой вспышке.

– Слушаю… – Голос Дида слегка дрожит, но он тут же исправляется:

– Слушаю вас.

– Вы знаете, я тут обнаружил, что эти чёрные бандиты спёрли мою трубку!

– Бандиты?.. Трубку?..

– Ну чалмаши! Стащили моё оружие, смертельное между прочим! Трубочку лазерную. Мне сотник вставит теперь по самые помидоры… Ну, да это неважно. Я подумал, вы должны знать.

– Когда это произошло?

– В гостинице, наверное, когда я им всё показывал. Сегодня хватился – нет трубки… Спёрли, как пить дать! Так что имейте в виду, они и стрельнуть в вас могут, когда вы их найдёте. Лучше сразу нас вызывайте. Мы их примем, честь по чести.

– Неужели это так просто, вытащить незаметно оружие?

– Ну… Плешивый хотел на трубку посмотреть. Очень сильно. Так ныл, понимаете… Я и достал из кобуры, похвалился. А потом сунул её куда-то… Куда? Не помню.

– То есть вы могли сами её потерять?

– Мог, но это разве меняет дело? Мог и не потерять. Тогда она у них. Опасные чалмаши, короче, вот о чём я толкую…

Десятник Куприян – представитель тайного правительства… Горы-боги! Можно ли в это поверить в здравом уме? Никогда!

Хотя… он может и сам этого не подозревать. В конце концов, есть ли разница для марионетки, кто дёргает за ниточки? Коллективный разум Прогресс-программы или кто-то умный и незаметный, с генеральскими погонами на плечах?

Пухлые губы чалмашеведа недовольно надуты, потускнел румянец на щеках. Гость не оценил его стараний! Не восхитился орнаментом ковра из Оранжевой пустыни, не пригубил зелёный чай, не спросил ничего про старательно намотанное на голову полотенце… Уткнулся в свой планшет и бубнит скучным голосом вопросы:

– Вы знаете, кто изображён на этом портрете?

– Знаю ли я? Хо-хо! Это же генерал Валмир! Герой пустыни и злейший враг гор. Он дошёл до самой столицы Высокого княжества с отрядом всего из нескольких сотен человек. Один из его манёвров был особенно впечатляющим. Представьте, ночь, горы, перевал… Неверно дрожит огонь. Наверху лагерь врага…

– Вы уверены, что он воевал на стороне Оранжевого княжества, а не Высокого? Вы не ошиблись?

Такой обиды чалмашевед никак не ждал. Он весь бледнеет и взвизгивает:

– Да как вы посмели! Ошибиться?! В таком важном вопросе?! Это… Это неслыханно!

– Подождите… Я был уверен, что кто-то перепутал и повесил в гостинице портрет чужого героя. И рынды надругались над ним, как смогли. Понятно, что княжества заключили мир, но…

– Нет-нет, никаких ошибок. Это исключено! Но позвольте мне продолжить рассказ про генерала Валмира. Итак, неверно дрожит огонь…

Они сидят в просторной круглой комнате прямо на полу. Окна широкие, прозрачные. Светит солнце. В воздухе аромат благовоний.

Хозяин наконец завершает свою историю, и следователь задаёт следующий вопрос:

– Вы знаете, что у нас в городе живёт сын убитого князя. Его зовут Генти Лала. Скажите, по чалмашским законам, он унаследует власть или нет?

Чалмашевед бодрится, подмигивает: дескать, вопрос пришёл по адресу.

– Начнём с того, что понятие «сын» значит у чалмашей совсем не то же самое, что у нас. Ага?.. И Генти – не биологический сын князя, а названный.

– Как вы сказали, названный?..

– Надо признать, что князь, при всех его бесспорных талантах, был тот ещё распутник, если вы понимаете, о чём я… Так он положил глаз на мать Генти и оприходовал её, будучи ещё вельможей. Дабы искупить грех, он назвал её сына своим сыном, а её мужа возвысил из простолюдинов и приблизил к себе. Таковы чалмашские обычаи! Такое поведение не возбраняется и часто даже приветствуется, потому что это какой-никакой социальный лифт. В последнее время, впрочем, с влиянием нашей страны…

– А как звали отца Генти?

– Башким Ходжа. Даже сейчас, если не ошибаюсь, он состоит при дворе князя и прекрасно себя чувствует. Занимается орошением пустыни.

– Это… неожиданно.

Гость выпивает одним глотком зелёный чай и закусывает липкой сладостью. Жуёт.

– И всё же, Генти унаследует власть после смерти князя?

– Вот уж не думаю… Он и так не первый в очереди. А теперь, после смерти Сабина, жди ещё бунта, революции, и всего того, что они так любят. И поддержки у него никакой. Он – белая ворона среди чалмашей…

– Так, – следователь принимается что-то записывать на планшете.

– Кстати… Ни в коем случае не говорю о настоящей ситуации! Но… в чалмашской истории есть немало случаев, когда дети в положении Генти начинают ненавидеть своего нового отца. И мстят… Взять легендарного князя Берама. У него был названный сын, о котором мало кто знает. Этот сын совершил на него целых два покушения. Одно было особенно изысканным. Представьте себе, идёт пир…

– Подождите, вы же говорили что-то о социальном лифте. За что же мстить?..

– Ну, например, их разлучают с матерями… Да, представьте… И часто положение матерей на самом деле даже ухудшается… Ай-ай-ай, что там с ними делают… Ай-ай-ай!.. Но вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь… Так вот, история про сына Берама как раз прекрасная иллюстрация к моим словам. Итак, идёт пир…

Пока льётся речь чалмашеведа, следователь думает.

С каждым новым фактом картина становится всё чётче и чётче. Страшная картина. Генти, внешняя служба, предательство, жестокий расчёт… Остались разве какие-то шероховатости. Вроде этого треклятого портрета… И мозг продолжает цепляться за них, сомневаться. Очень старательно сомневаться, как наказывал прогресс-навигатор…

Но что будет, когда шероховатости сгладятся, когда всему найдётся объяснение? И Прогресс-программа окажется вдруг большим обманом. И идеи нового общества предстанут вдруг ложью, ширмой для чьих-то коварных замыслов… Ведь тогда придётся что-то делать… Ему. В одиночку. Решать что-то судьбоносное. Для страны. Для всего народа.

И вот это уже страшно. Страшно так, что хочется бухнуться на колени, выть и молить о пощаде. Кого только? Холодную и бесстрастную вселенную? Бога, которого нет?..

Но пока мозг всё-таки продолжает цепляться:

– Скажите, князь Сабин занимался единоборствами?

– Ох-хо. Как вы копаете… И мне это нравится!.. Конечно, никакими единоборствами Сабин не занимался. Ни-ко-гда. Разве это занятие для вельможи? Вот выездка – это да, это благородно.

– Мне подумалось, что часть синяков он мог получить на тренировке. Это многое бы объяснило.

– Послушайте меня: спорт в синяках неповинен!

– Но откуда у вас такая уверенность?

Чалмашевед тут же надувается, как воздушный шар:

– О боги! Вы опять меня оскорбляете! Как я могу быть уверен?.. Да во всём мире не найти человека, больше знающего о чалмашах! Я сам, лично, видел пещеру, где жил пророк Безим Цана. Я сам, лично, забрался на скалу, где Великая Вода говорила с Берамом – легендарным основателем Высокого княжества. Я видел, как чалмаши снаряжают мёртвых в последнее путешествие в благодатный оазис смерти, как они спасаются от песчаной бури в пустыне, как приручают они молодых шакалов. Я видел их торговцев, пастухов, оружейников, их жён и детей. Со всеми я разговаривал, и всё я записывал, чтобы донести до Прогресс-программы знание… И вы смеете сомневаться!

– Что ж… – Гость закрывает чехол планшета и некоторое время постукивает по нему в задумчивости. – Благодарю. Ваши сведения очень помогли следствию.

– Позвольте, я провожу вас до монорельса. Не так часто встретишь человека, столь заинтересованного в моей области. Это печально, да, печально. Потому что чалмаши – это интереснейший народ. И, вы знаете, за время моих странствий я их полюбил. Всей душой, представляете… А скольких трудов мне стоило получить разрешение от Программы на это путешествие, о!..

Они идут к станции. Хозяин раздувает щёки и возбуждённо жестикулирует. Гость сутулится. Около грузовой станции он внезапно останавливается и говорит:

– А хотите поучаствовать в следственном эксперименте? Это не займёт много времени.

– Вы шутите? Конечно! С превеликим удовольствием! Полностью к вашим услугам.

Они подходят к управляющему терминалу грузовых труб. Следователь проводит рукой по блестящему циферблату:

– Представьте, за вами гонятся.

– Вы удивитесь, но со мной действительно был один такой случай на границе. На самом деле, очень забавный…

– И вы хотите позвать на помощь. Вы бежите к терминалу и набираете команду. Вызов случайного номера.

– Ага…

– Попробуйте.

Чалмашевед делает несколько приседаний, наклонов, разминает пальцы. Лицо серьёзное. Начинает что-то случайно набирать. На мониторе – сообщения об ошибках.

– Угу, – хмурится следователь. – Естественно. А вот Башким Ходжа сразу попал каким-то образом в нижнее меню. Это ведь не так просто, да?.. Давайте попробуем… Сейчас я повторю то, что записано в логах… Заходим сюда, сюда, потом тыкаем в эту едва заметную стрелочку и набираем старый номер архитектора Цуза. Видите, в этом наборе действий есть некая странность…

– Ой, что это?! – удивлённо восклицает чалмашевед.

– А?.. – Дид немеет от изумления.

Экран загорается синим цветом. Вверху появляется надпись: «Режим отладки», а к стандартным пунктам меню добавляются ещё пара: «Тестовая отсылка груза», «Тестовый приём груза». Сбоку предупреждение: «Внимание! Любые действия в режиме отладки не регистрируются в сети. Для информации смотрите журнал отладки».

Некоторое время они в молчании глядят на экран. Потом Дид шепчет себе под нос:

– Вот оно, значит, как…

Наблюдатель Цветан садится в кресло после дневной тренировки. Мускулы приятно ноют. Мысли лёгкие, радостные. Первым делом шлёт признание в любви своей невесте. Запускает ей прямо на рабочий терминал супер-важным сообщением. Она грозит ему в камеру кулаком. Чудо, как хороша…

Он выводит на мониторы случайных людей из города. Смотрит за их жизнью. Вот медсестра в больнице подкрашивает глаза. Вот пара инженеров обсуждает какую-то трёхмерную схему. Вот небритый заспанный кодер. Смотрит в монитор, пьёт энергетик, ковыряет в носу. Вот прогуливается хромая старушка под руку с роботом. Вот детский сад: писк, круговерть, гам. Вот дремлет, накрывшись пледом, дядя в дырявых носках.

А вот знакомое лицо. Их с Дидом прогресс-навигатор. Очень уж унылый. Его сразу хочется пощекотать, растормошить, сбить эту напускную серьёзность. Цветан не удерживается от искушения и шлёт ему смешную картинку с пляшущим роботом. Навигатор слабо улыбается.

Вот посольство Высокого княжества… Странно, камера не работает. И другая рядом. И ещё одна… Послать к ним ремонтника, что ли?..

Он набирает нужные команды и вдруг вспоминает про пластинку.

Точно! Дид приносил какие-то зашифрованные файлы от чалмашей. Просил посмотреть. И умолял при этом не выкладывать результаты в сеть…

Странный он был. Глаза нездорово блестели. Плохо на нём это расследование сказывается.

Цветан подзывает робота и передаёт ему пластинку. Тот осторожно сжимает её в клешне, уносится на другой этаж башни, чтобы найти нужный дисковод, и через десять минут возвращается с результатами.

Так… Любопытно…

Цветан просматривает файлы по порядку. Хмыкает один раз, второй и вдруг закрывает лицо руками и начинает безудержно хохотать. К нему тут же подкатывает робот. Волнуется, всё ли в порядке. Цветан подхватывает его и сажает на стол.

– Вот это подколка! Нет, ты представляешь, а? Я и не думал, что он на такое способен…

Робот помигивает в ответ.

– Нет, ты представляешь? Я сижу такой с серьёзным лицом, читаю. Думаю, это важно для расследования… А это… А это… Горы-боги!..

Цветан чуть ли не сгибается пополам от смеха. Еле-еле приходит в себя.

В это время по сети приходит очередное срочное сообщение. Он делает глубокий вдох, потом выдох, поправляет кудри, успокаивается, открывает.

Это видео. На экране – чалмаш. Причём один из тех, кого разыскивает Дид, спутник князя Сабина. Плешивый. Дрожащий. Живой.

Башким Ходжа шепчет что-то в камеру на своём языке. Его глаза полны ужаса. Автоматический переводчик бесстрастно выводит: «Они убили князя Сабина. Меня схватили, пытали. Издевались. Но Великая Вода помогла мне бежать. Жители округления, знайте: всё вокруг обман! Всё под контролем тайного правительства. Под контролем внешней службы. Вставайте, боритесь за себя, за свою свободу!..»

Сообщение идёт через все новостные ресурсы, в мгновение ока распространяется по всей сети.

– Горы-боги! – только и может произнести Цветан. – Что-то будет…

Следователь Дидерик звонит уполномоченному послу Марсу Балаю. Тот отвечает:

– О, моё почтение, господин следователь, надеюсь, наш разговор…

– Я еду к вам, – говорит Дид.

– О… Позволите поинтересоваться…

– Нет. Ответьте только на один вопрос: они у вас?

– Кто?..

– Они. Я хочу поговорить с ними.

– Я не знаю, о чём вы толкуете… – Тут Марс едва заметно подмигивает. – Но, конечно, приезжайте, будете дорогим гостем… Я распоряжусь, чтобы вас пропустили.

– Отлично.

Двадцать лет назад архитектор Цуз написал специальный режим отладки для системы грузовых труб. В этом режиме груз можно отправить из любой точки системы в любую без отметки в журнале и статистике Прогресс-программы. Незаметно. Режим этот включался по звонку на его личный номер в сети с терминала грузовой станции. Это было оригинальное и удобное для использования решение. Проблема в том, что после тестирования системы он забыл этот режим отключить. Просто забыл. И доступ к нему остался у всей команды разработки, в том числе у инженеров из Высокого княжества… И они его сохранили. На всякий случай. Мало ли.

И вот случай представился…

Да, судя по всему, связи Высокого и Оранжевого княжеств гораздо прочнее, чем кажется. Потому что доступ к режиму отладки в итоге оказался у князя Сабина и его спутников. И они планировали использовать его, чтобы незаметно убраться с платформы Солнечная… Они знали: внешняя служба будет их преследовать. И их единственной надеждой было исчезнуть, скрыться… Где? У друзей. В посольстве Высокого княжества.

И план их почти удался. Но внешняя служба каким-то образом их раскусила и добралась до Сабина. Постарался ли тут Куприян? Возможно… Так или иначе, рынды с Ходжой не смогли отправить сообщение в сеть и бежали через грузовые трубы. Залезли в багажные капсулы, выставили пункт назначения – посольство… И полетели.

А старик Цуз сразу понял, что случилось, едва услышав про свой номер. И ринулся проверять. Метался по всему городу. Но так и не решился просто набрать код и посмотреть, что получится. Он привык жить в мире, где он гений, первый программист, не совершивший за свою жизнь ни одной ошибки. В этом мире в итоге предпочёл и умереть – сбросился с платформы вниз. Бедный-бедный «охренительный дед»…

Посольство Высокого княжества. Широкая новая платформа на краю города. Похожа на крепость. Одна стена, вторая, третья – и две массивные башни у самой горы. Сюда не ведут ни воздушные дороги, ни линии монорельса. Дойти можно только по узкому мостику с соседней платформы. У ворот большущие чалмаши-охранники.

Будто готовятся к осаде.

Дид ёжится, встряхивает руки, чертыхается. Идёт вперёд.

Охранник кивает ему, указывает на одну из башен и вызывается его проводить.

Лестницы с резными перилами, двери за роскошными тяжёлыми занавесами, благовония, тусклый свет канделябров – один поворот, другой – наконец, они добираются до башни.

Марс Балай встречает его чуть ироничной улыбкой:

– Пойдёмте, они ждут.

– Почему вы не сказали мне сразу о ваших… гостях?

– А с какой это стати, любезный мой товарищ следователь? Вы смотрите на меня с опаской. А я на вас… Мы ещё даже ни разу не жали с вами рук. Вот когда пожмём, тогда и не будет между нами секретов.

Марс открывает с лёгким поклоном массивную дверь:

– Прошу вас, проходите.

Следователь делает шаг и застывает на пороге.

В маленькой комнатке четыре трупа. Весь пол залит кровью. В распахнутое настежь окно дует холодный ветер.

Марс Балай с воем падает на колени и принимается исступлённо молиться на чалмашском. Со всех сторон раздаётся топот ног.

Здесь все. Прямо посередине комнаты, раскинув могучие руки, лежит первый из рынд. В груди у него рваная зияющая дыра. Лицо перекошено в страшной гримасе. Второй рында скорчился в углу, закрыв голову огромными ладонями. Здесь его и настиг лазерный луч – буквально срезал часть головы. Рядом Башким Ходжа. Повалился на стол и последним движением обнял терминал с какой-то покойной благостной улыбкой.

Последний труп – незнакомый бородатый чалмаш в халате. Голова обмотана полотенцем, которое когда-то было белым, а теперь стало розовым от крови. Он умер не сразу и, судя по положению ног, пытался куда-то ползти. Но так и не дополз.

Поборов приступ страха, Дид подходит к окну, осторожно выглядывает наружу. Совсем рядом – в метре – относительно пологий склон горы. Тренированный человек сможет допрыгнуть без проблем. А внешники – тренированные люди… И даже очень тренированные. И стреляли, без сомнения, из их «трубочки»…

– О Великая Вода! Он всё-таки послал сообщение в сеть, товарищ следователь! И они его вычислили! О, безумец! – завывает Марс.

За его спиной маячат силуэты сбежавшихся со всего посольства чалмашей. Суровые мрачные одинаковые лица. Но вот одно из этих одинаковых лиц совершенно неожиданно вызывает у Дида какие-то странные ассоциации. Будто он видел уже где-то этого кривозубого старика. Совершенно в другой ситуации и совершенно в другой роли.

Бред какой-то…

Она ждёт его в парке. На обычном месте. Длинная коса, свитер, юбка – всё на месте. Только улыбки нет. Ох, и сколько всего произошло за жалкие полтора дня…

Долгое время они ничего не говорят и молча едят обед из тюбиков и пластиковых контейнеров.

– Странно, что всё так… обыденно, – произносит сестра.

– Почему?

– Не знаю… Это ведь последние часы Прогресс-программы… Сегодня вечером будет это большое собрание и… Всё. Всё ведь?

– Да. И многих из нас перестреляют… А остальных погонят на войну с чалмашами.

– Ну… Они же говорят, что это неправда.

– Ха…

– Но если всё так… Мы должны как-то бороться!.. А мы продолжаем соблюдать расписание.

– Потому что мы овцы.

– Нет! – она возмущённо поднимает брови.

– Да.

– Ты дурак.

– Ха…

Вокруг привычный гомон. Может, чуть громче обычного. И в разговорах то и дело проскакивает внешняя служба.

«Привет, ребята)));-)» – появляется на дисплее подкатившего робота-уборщика.

– Здорово, предатель! – рявкает Дид с такой силой, что люди рядом замолкают.

«Ты чего это?» – спрашивает робот.

– Чего это я?!.. – Дид отворачивается. – Представляешь, сестрица, эта блевотная мерзота – твой жених, он всё знал с самого начала. Всё видел по своим приборам. И покрывал этих гадов. И врал мне на голубом глазу!.. Да у него руки по локоть в крови!

«Это неправда:-(».

– Я верил ему. Я отдал ему ценнейшую пластинку с секретными данными по внешней службе. И он тут же всё слил… И знаешь, что сказал мне?

На экране робота тут же выводится:

«Там были зашифрованные правила игры в Шпионов! Редакции тайных декретов! И всё! Я думал, это шутка!»

– Полюбуйся!.. А ведь погибли невинные люди! Люди, которые хотели нам помочь!

– Цветан, Дид… – лепечет сестра.

«Братан, остынь!»

– Я тебе не братан! – восклицает Дид и со злости плюёт в электронные глаза робота.

Вид слюны внезапно пробуждает воспоминания в голове следователя. Портрет генерала Валмира… Что же там всё-таки случилось с этим портретом?.. Была у него странная мысль, связанная почему-то с кривозубым чалмашом.

Гнев отступает, Дид чешет лоб.

Гм. А ведь всё может быть совсем не так.

– Слушай, Цветик, – произносит следователь. – Что там, говоришь, на пластинке было?

«Да пошёл ты! (((»

Генти Лала на смотровой площадке. Сбежал с занятий. Сидит, уткнув голову в колени.

Вот так всё заканчивается. Один отец умер, второй отец умер… И ещё умерла надежда. На лучшую жизнь, на справедливость.

Страна равенства, свободы и справедливости оказалась не более чем красивой ширмой. А за ней тот же самый клубок страстей, глупости, лжи…

Мама-мама, как же ты была права!..

На лице Генти слёзы.

Какой же он жалкий, беззащитный и маленький!.. Маленький, несмотря на всю свою полноту… Исчезнуть бы сейчас без следа!.. Обернуться туатарой и исчезнуть навсегда!..

В кабинете Марса Балая книжные шкафы, большие окна, ковры. Висит портрет Высокого князя. Сам посол сидит за массивным чёрным столом. Подпирает руками подбородок. Взгляд у него уставший, рассеянный:

– Приветствую вас, товарищ следователь… Хорошо, что вы здесь… Но не знаю, чем ещё я могу вам помочь…

Дид жестом останавливает его.

– Я ехал сейчас к вам и думал, какие же мы всё-таки дураки, – произносит он. – Дураки. Со всеми нашими технологиями, выборами, навигаторами… И как просто можно разрушить то, что строилось годами…

Марс ничего не отвечает. Только фокусирует взгляд на следователе.

– Это вы убили князя Сабина и его спутников, – продолжает Дид.

Ничего не меняется.

– Я не возьму в толк одного… Почему вы так долго держали Башкима Ходжу и рынд у себя? Почему не убили их вместе с князем? Ведь тогда подозрение сразу бы упало на внешнюю службу. И наверное… всё бы сразу и закончилось.

Снова ничего не происходит. Только сгущается тишина.

– Да, и скажите спасибо вашему товарищу, который плюнул в портрет генерала Валмира, а потом разбил его… Считайте, он вас всех и сдал.

– Глупости, – тихо говорит Марс. Открывает ящик стола, достаёт оттуда два блестящих шара для медитации и принимается их крутить.

Ага, проняло.

Всё-таки это забавно. Какой-то глупый портрет в итоге стал ключом к разгадке. А ведь стоило сделать всего один логический шаг. Чалмаши из Оранжевого княжества могли издеваться над своим героем? Нет. Значит, в гостинице были люди из Высокого княжества.

Это возможно? Первая мысль – конечно, нет. Но если обмозговать… Вертолёт летел в Алгову не из пустыни, а с гор. И – теоретически – прилететь оттуда мог кто угодно. Здесь, в Алгове, знать чалмашей в лицо могли разве что пара увлечённых знатоков да Генти Лала… И тут, кстати, в памяти всплывает факт, что князь Сабин по прилёту старательно прятался от камер. Вроде как боялся чего-то… И побои. Странные, «растянутые по времени» побои вдруг получают строго определённое и важное место в общей картине…

– Глупости, – повторяет Марс.

– Вообще тот, кто всё это придумал – настоящий умник, – говорит Дид. – Какова наглость! Прислать вместо настоящего князя подделку. И ведь всё получилось. Никто ничего не заметил… Даже Генти, которого вы так старательно пытались очернить.

Следователь усмехается. Получается зло.

Подделка… Когда он дошёл до этого вывода, он поначалу сам себе не поверил. Ведь Генти опознал труп. И в сети были фотографии. Подлинные. Со времён переговоров. Ну и логически какой смысл присылать лже-князя, чтобы его здесь убить?..

Значит, мёртвый Сабин уже был настоящим. Тогда и цель всей операции становится понятной: избавиться от князя и свалить вину на Прогресс-программу. Допустим. Но откуда взялся в гостинице настоящий князь, если его не было среди четырёх прилетевших?..

И следует неожиданный вывод: его привезли с собой. Скрученного по рукам и ногам. В большом сундуке.

По договорённости багаж послов не досматривался, и никто Сабина обнаружить не мог. Чтобы он не расшибся по дороге, его, как дорогую вазу, обложили вещами: юбками, полотенцами. Кидали первое, что попалось под руку. В пути князь обмочился, и после его смерти палачи пытались это скрыть – разбросали вещи по номеру. Но забыли про запах…

– Я уточню, – произносит внезапно Марс. – Вы обвиняете меня в убийстве? Меня лично?

– Нет. Я обвиняю Высокое княжество в целом. Исполнителями были рынды. Руководил ими лже-Сабин. А вы лично их покрываете и запутываете следы.

– Угу, – посол снова замолкает.

Они курили, играли в шашки, рассматривали картинки из журнала с анекдотами, оскверняли портрет генерала Валмира. А Сабин валялся связанным в сундуке. Они хотели дождаться вспышки, потому что в это время все подключены к сети, и не может быть лишних свидетелей. Наступила вспышка, они его извлекли, прикончили и скрылись через грузовые трубы.

С ними был Башким Ходжа. Единственный чалмаш из настоящей свиты князя. Остальных, судя по всему, схватили и держат в горах. Ходжу напугали, что сделают что-то с Генти, его родным сыном. А может, и купили, хотя верится в это с трудом. Слишком уж он жалко выглядел, так дрожал… Рынды его даже встряхивали пару раз, чтобы он вёл себя более естественно.

– Угу…

– Я впечатлён, товарищ Марс. Честно. Это потрясающий, рискованный, изобретательный план. То же бегство через грузовые трубы – это же… Это же нужно вдохновение. Это просто так не придумаешь… Но теперь пора сдаваться.

Посол едва заметно улыбается, качает головой.

Умными они оказались, эти чалмаши. Ещё какими умными, а вовсе не дикарями. Да…

Марс крутит металлические шары всё быстрее и наконец произносит:

– Позвольте, я закурю? Не арестуете?

Дид неопределённо пожимает плечами. Марс достаёт чёрную полированную трубку из ящика стола и набивает её табаком. Пускает к потолку облако дыма.

– Товарищ следователь, знаете, сколько веков нашему миру? Никто не знает, да… Сколько бы ни было, всё это время существовало и Высокое княжество. Так считается. Мы пережили эпоху кочевников, затем рабство под цивилизованной и ласковой пятой вашей страны, Прогресс-программу… И всегда мы оставались сами собой. Так же, как века назад, мужчины пляшут воинственные танцы с копьями и желают друг другу победы в бою вместо приветствия; так же старики в войлочных шубах каждое утро выгоняют на луга овец и коз, а женщины вручную – стежок за стежком – ткут прекрасные ковры… Да, так мы и живём. И будем жить, понимаете? Цена всем этим посольствам, миссиям, консультациям по объединению – три с половиной плевка, вместе взятым. Роботами-уборщиками нас не купишь.

Марс пускает ещё одно облако дыма, улыбается.

– Это с одной стороны. С другой стороны, мы с вами понимаем: мир не вечен. Когда-то он появился. Из воды, из огня, из большого взрыва, из обломка кометы – неважно. И когда-то он исчезнет. А вместе с ним исчезнет и Высокое княжество. Это значит… Это значит, хотим мы или нет, а меняться придётся. Рано или поздно…

– Не желаете вина, кстати? – посол указывает на один из шкафов. – Исключительное вино! С моих личных виноградников в горах. У вас тут такое под запретом.

– Нет.

– Нет… Чего и следовало ожидать…

Марс выстукивает что-то костяшками пальцев по столу, потом убирает шары, трубку, встаёт, закладывает руки за спину и с задумчивым видом начинает прохаживаться по кабинету. Подходит к портрету Высокого князя, протягивает к нему руку и достаёт откуда-то из уха устройство, в котором Дид узнаёт жучок.

– Ну что, пусть слушает? – спрашивает чалмаш сам у себя и ставит жучок на середину стола. – Знаете, очень сложно всю жизнь работать на старого, глупого, жадного параноика. А это наш князь.

– Не поперхнулись, о светлейший? – добавляет он прямо в микрофон и подмигивает Диду.

– Как говорил один мудрец: «Ставки сделаны. Ставок больше нет»… Что ж, я расскажу вам, товарищ следователь. Всё расскажу… Но я не сдаюсь, нет. Отпираться тут можно бесконечно, а времени у вас в обрез… Но вы мне очень понравились. Вы открыли мне глаза на неведомую мне сторону Прогресс-программы… И я поверил вам. Поверил в вас. И теперь мне кажется, мы сможем прийти к очень выгодному соглашению. К союзу, если хотите…

Дидерик дёргается, чтобы что-то сказать, но Марс останавливает его:

– Да-да, я понимаю. Я поведаю вам, товарищ следователь, как всё началось. Сабин Лала действительно очень необычный человек. Реформатор. Его душа – истинный поток Великой Воды. Прогресс-программу он считал великим благом для всего чалмашского народа. Он думал, что с её помощью мы сможем решить наши внутренние противоречия, зажить в мире и согласии. И он прилетел, чтобы убедить нас. И в первую очередь нашего жирного урода… Приятного аппетита, о светлейший… Сабин прекрасно, вдохновенно говорил, но в какой-то момент позволил себе намекнуть на, скажем так, ограниченность ума нашего правителя. Возможно, случайно, возможно нет… Но наш князь рассвирепел и приказал слугам схватить и «проучить» Сабина. И его «проучили». И заодно всю его свиту. Тогда старый дурак выпил кефирчик и отправился почивать, а мне пришло письмо с заголовком: «Беда».

– Это правда?

– Да. Это правда… И нам пришлось быстро-быстро, на коленке, придумывать план спасения. Мне пришлось, если уж говорить без ложной скромности.

– Вам?

– Мне-мне… Но всё, что ни делается, всё к лучшему, а? Так говорил один чалмашский мудрец. Но мы доберёмся до этого… Жуткая авантюра получилась, конечно. Говорите, кто-то там разбил портрет пустынного генерала? Подставной князь, кто же ещё. Первого же попавшегося головореза выбрали, который был на Сабина похож. Чтобы зубы кривые и телосложение более-менее такое же. Рынды – надёжные ребята, это да. Приказали – выполнили. А этот… Тьфу, полплевка ему цена. И мозгов нет… А Башким Ходжа? Какой же баран!..

Посол картинно воздевает руки к потолку.

– Ему нужно было послать видео-сообщение с разоблачением внешней службы. Вот ровно то, что он послал сейчас… Потом лже-князь убивает Ходжу, обоих рынд и через грузовые трубы переправляется к нам в посольство – вот как оно всё было задумано… Ещё и лазерную трубку очень удачно удалось стащить. Вы верно всё поняли, товарищ следователь, верно. Но этот пустынный трусливый шакал так и не разобрался, как пользоваться терминалом! Даже под страхом смерти. Слетел с катушек. Или прикидывался. Тыкался во всё подряд. Тапочки купил… Эх… И как назло, никто языка там не знал, кроме него. В общем, пришлось ребятам тащить его в посольство через трубы. Он ещё и отключился по дороге… Только сегодня нам удалось привести его в надлежащее состояние… Ну а рынды – с ними никаких проблем. Когда сказали умереть, тогда и умрут. Выучка!..

– Был ещё один убитый, кроме них… Такой, с бородой.

– О, это не берите в голову. Ему просто не повезло.

Марс становится в двух шагах напротив Дида и смотрит ему прямо в глаза.

– Вы знаете, я тоже впечатлён, товарищ следователь. И восхищён. Да, мы сработали грубо, но я, честно, не думал, что вы сможете вообще организовать нормальное расследование. С вашими безумными расписаниями и личной ответственностью… И мы ведь вдобавок специально давили на вас. Лично на вас. Слепили эту пластинку с липовыми доказательствами, субтитры к речи Сабина специально подменили… Но вы разобрались. И, хотите верьте, хотите нет, сегодня я впервые почувствовал, что наши народы действительно могли бы жить вместе… Это ваша заслуга.

– Предупреждаю сразу, я знаю: вы убийца, вы лжец, вы умный человек, и поэтому я не верю ни одному вашему слову.

– И всё же вы пришли сюда. Ко мне. Один. Потому что ситуация очень сложная. Прогресс-программе грозит война, и вы будете рады надёжному способу этой войны избежать. У меня есть такой способ.

Дид молчит. Марс кивает в сторону стоящего на столе жучка и произносит:

– У меня хорошие руки, товарищ следователь. Смотрите – длинные. И я торжественно клянусь, что с этого мгновения мои руки будут работать на ваше благо! Мы устроим революцию и присоединим чалмашей к Прогресс-программе. Высокое княжество – это, считайте, дело техники. Жирный дурак полностью в моих руках. У пустынников всё чуть сложнее. Потому что нам нужно объяснить как-то смерть Сабина. Но не волнуйтесь, у меня есть идея. Нам нужен козёл отпущения.

– Козёл отпущения?

Марс подходит к Диду совсем близко и рокочет:

– Генти.

– Сын?

– Да. Мы скажем, что это он убил Сабина. Много лет он жаждал мести за унижения своей матери, а теперь ещё и сам возжелал стать князем. Башким Ходжа помог ему организовать преступление.

– Это неправда.

– Конечно!

– Но какие доказательства?..

– Придумаем. Это не имеет никакого значения, если мы будем работать вместе. Сегодня мы остановим войну, завтра – изменим весь ход истории. Ну что, союз?

Посол протягивает вперёд руку.

Дидерик смотрит на неё. На огромную коричневую руку с блестящими перстнями. Гладкую. С длинной широкой прямой линией жизни.

Есть ли тут из чего выбирать?..

В конце концов, кто такой Дид? Простой следователь. Маленький человек. Ничем не примечательный. Это ведь просто так сложилось, что он сейчас здесь. Что от него зависит будущее…

Но, с другой стороны, ради этого и создавалась Прогресс-программа… Чтобы маленькие люди принимали судьбоносные решения. Сами. И сами за них отвечали. Потому что это и есть свобода. Так говорил вчера навигатор…

Что ж, пора сдавать экзамен.

«Логика, трезвый расчёт должны быть твоими инструментами. И ещё постоянное сомнение. Потому что сомнение – есть свойство и преимущество человека, которым никогда не овладеет машина».

И Дид старательно сомневается.

 

Пять свиданий

Первое свидание

Олег стоит перед дверью, не решается войти. Больше всего он боится истерики. Потому что тогда он, скорее всего, сбежит. Непременно сбежит. А делать этого нельзя. Олег вспоминает тяжёлый неподвижный взгляд исправителя и ёжится.

В коридоре пусто, сумрачно и очень холодно. Тихо жужжит камера наблюдения. На тусклом экране застыло изображение укутанного в одеяло ребёнка. На его веснушчатом лице горе. «Регулярно проверяйте систему климатического контроля! Автоматика тоже ошибается!» – гласит бегущая строка. Пахнет лекарствами.

Олег мнётся на месте. Будь у него пальто, он мог бы посидеть на скамейке у окна. Дождаться, пока отведённое на свидание время закончится. Но пальто он оставил внизу. Машинально кинул подкатившемуся гардеробщику, а когда опомнился – тот уже угромыхал куда-то в недра больницы. Медсестра – сама в шубе и вязаной шапке, между прочим, – пожала плечами: «На выходе получите».

В палате должно быть тепло. Там своя система. Независимая. Узнать бы заранее, горит там свет или нет… Вдруг Карина спит? Как бы это было хорошо. Но дверь глуха. Нет даже замочной скважины – только серая ровная поверхность, и круг посередине, с нарисованной ладонью.

Внезапно откуда-то сверху раздаётся скрежет. Затем – серия ударов. Там работает ремонтная бригада роботов, с которой Олег ехал на лифте. Смешные они были: круглые, приземистые, носатые, все в жжёных пятнах.

Бух-бух-бух – удары не прекращаются. И становится почему-то всё холоднее и холоднее. Наконец он не выдерживает.

Спит. Слава Богу!.. Или кого там теперь надо славить? Прогресс? Программу?.. Ладно, неважно.

В палате жарко. Горит приглушённый свет.

Пока идёт дезинфекция, он смотрится в большое зеркало в переходной камере. Он видит молодого человека в дорогом, прекрасно сшитом костюме и ботинках с серебряными вставками по последней моде. Человек представителен, умён, привлекателен. Взгляд – прямой, дерзкий. Орёл!..

А ещё этот человек – сволочь. Обычная такая сволочь. Но это нормально: у всех есть недостатки. У кого-то нос крючком, кто-то неряха, кто-то два и два сложить не может… Так что ничего страшного. Тем более не просто же он сволочь. Талантливая сволочь! Гениальная! Такие дома возводит, такие планы чертит! Никому и не снилось…

Наконец Олега выпускают из прихожей. Карина лежит на боку, спиной ко входу. Голова забинтована. Рядом – плюшевый щенок с разноцветными глазами.

Олег осторожно кладёт цветы на кровать, потом секунду думает и перекладывает их на тумбочку, прямо на планшет в кричащем оранжевом чехле. Это его снова не удовлетворяет. Он осматривает палату: жалюзи, два кресла, стеклянный столик, холодильник, переплетение линий, теней, форм… Ему хочется найти идеальное место, такое, где букет смотрелся бы лучше всего, но везде что-то мешает. Какие-то мелочи: тарелка с вишнёвыми косточками, скомканная футболка, разодранная упаковка из-под батареек.

Наконец он решает оставить всё как есть и садится в ближайшее кресло. Так, чтобы Карина оставалась к нему спиной. Смотрит на часы. Можно и самому подремать. Только нужно поставить будильник. И не забыть перевести телефон в режим вибрации. А то глупо получится.

Гм. А ведь это не батарейки. Это же те самые капсулы «Молодость». Сиреневые… Второй уровень. Считай, начальный. Сам он давно уж пользуется пятым. Вот как бывает…

Сон не идёт. Мысли Олега возвращаются к страшным дням в исправительном пункте.

Длинный зал с белыми стенами. Бесстрастный механический голос читает бесконечные тягомотные лекции. За соседними партами какие-то юнцы и опухшие пьяницы. И ещё несколько одинаковых сгорбленных женщин в платках. Сектантки вроде. Или даже настоящие церковницы. Шепчутся о чём-то, молятся…

К Олегу был приставлен личный исправитель. Толстый седой мужик с мрачными глазами. На руке – размытое пятно от сведённой татуировки. Он вёл с Олегом разъяснительные беседы. Хотя больше это было похоже на макание котёнка в им же сделанную лужу. «Свобода – это, так сказать, план. Если ты, так сказать, не можешь, так сказать, по плану… То какая тебе, нах, свобода?» И всё в таком же духе.

Самой тяжкой пыткой был подъём на рассвете. Олег уже давно привык работать по ночам, а утром отсыпаться. Программа такое позволяла, а тут – нет, нельзя. Вскочил, умылся, ноги в руки – и на общий завтрак с неизменной липкой дрянью под видом каши… И никак не отвертишься. Не пикнешь даже. Иначе – наказание. Работы. Вроде несложные, но какие-то бесконечно тупые. Следишь за роботами через монитор и на кнопку жмёшь: техника вызываешь, если они что-то не так делают. Сидишь и думаешь: чем же ты сам от них отличаешься? Такой же робот под постоянным надзором.

А ещё и выход в сеть заблокирован. И всё, что ты можешь делать в редкие свободные часы – торчать перед телевизором с комедийными сериалами. Ну, или запереться в комнате и смотреть на бесконечную снежную пустыню за окном.

Но ведь живут же так люди! Много людей! И сами выбирают такую жизнь – расписанную кем-то по минутам… Перестают бороться, несмотря на все усилия навигаторов и исправителей.

Неужели и его, Олега, ждёт такая судьба?..

Рука Карины дёргается, и он тут же просыпается. До окончания свидания ещё десять минут. Как раз хватит для скандала. Но нет, ложная тревога. Он облегчённо вздыхает.

Надо будет встретиться с навигатором как можно скорее. Только в его силах прекратить эту пытку. Он всегда здорово помогал Олегу с женщинами. Особенно с этой, последней, внучкой главного архитектора.

Тихая была на вид девчушка. Мягкая такая, податливая. В теле. В цветущем восхитительном теле. И грудь – взгляд не отвести. Но такую чушь несла! Про вшей и понос у её любимой собачки. Всё же ничего нет хуже глупости!

Олег смотрит на спину Карину. Вздыхает.

Последние минуты он сидит как на иголках. Глаза его привязаны к секундной стрелке. Наконец всё заканчивается.

Второе свидание

С навигатором встретиться не удалось. Не совпало расписание. Зато в больнице починили климат-контроль.

У Олега новая причёска и новый же, тёмно-сиреневый костюм в чёрную полоску. Рядом – корзина с фруктами. Он сидит на скамейке в коридоре и смотрит через прозрачное стекло на панораму города.

Скопление башен в центре, одинаковые коробки по окраинам, пара неприглядных промзон с дымящими заводами, паутина из линий монорельса – унылое зрелище… Но всего лишь один смелый разрез – и вся эта зелёная тоска преобразится до неузнаваемости!

Вот здесь нужно резать – по бульвару Программистов. Снести несколько кварталов вокруг и разбить гигантский сад. А сверху подвесить воздушную площадь и силуэты поездов монорельса проецировать через стекло вниз. И окрашивать их в разные цвета… В сети, впрочем, возражают, что бульвар «имеет историческую ценность». Кто-то никому сто лет ненужный прогуливался здесь с кем-то под руку. А кто-то ещё более никому ненужный писал математические формулы на бумажках в местном кафе. Брр…

Этот протухший старикан – главный архитектор – тоже бубнил всё время про историческую ценность… И добубнился. Пусть теперь посидит на пенсии со своим «кхе-кхе, чрезвычайно бережным, кхе-кхе, подходом к переделке классических кварталов».

Всё-таки нехорошо с ним получилось. Прямо в день рождения такой подарок от Программы: «Увольнение в связи с профнепригодностью». И как он только умудрялся скрывать от всех свою болезнь? От медицинских роботов? От навигаторов? Да и Олег на самом деле не думал ни о чём таком. Случайно узнал, случайно сболтнул… А вышло, что подсидел.

Чёрт, для того чтобы двигаться вперёд, нужно жертвовать прошлым! Олег гениален. Они сами это признают. Так пусть не мешают ему творить, в конце концов! Всё к лучшему!

– Товарищ! – слышит он вдруг. – Товарищ, а почему вы сидите в коридоре?

Подходит медсестра. Длинная и тонкая, как макаронина. Выражение лица – очень строгое.

– Я?

– Вы-вы. Почему не заходите?

– А… Я… Меня выгнали.

– Да что вы говорите?!

– Что делать, – Олег разводит руками.

– Ага… Видела я таких. Сначала глотают, понимаешь, пачками, а потом обижаются на весь мир! Всех же предупреждают! Крупными буквами написано: «Внимание!» Чего же теперь истерики устраивать?.. Не волнуйтесь, сейчас я с ней поговорю. Я умею с такими… – Медсестра делает шаг по направлению к двери, и Олег тут же вскакивает:

– Не надо, я сам.

Она останавливается, складывает руки на груди и скептически смотрит на него, подняв бровь:

– Вас же выгнали.

– Да, но знаете… Чужое вмешательство… Я посмотрю, может, она уже отошла.

– Но…

Олег быстро, чтобы медсестра не успела ничего ответить, нажимает на дверь и оказывается внутри палаты.

Карина, слава Программе, снова спит. Он переводит дух.

В этот раз она лежит лицом ко входу, и видно, что повязка закрывает правый глаз и щёку. В нём впервые просыпается что-то вроде жалости. «Как же она так?» – думает он.

Карина… У них так хорошо всё начиналось. Почему, если быть честным, многие женщины сохли по нему? Да потому что он был «тем самым архитектором, который придумал воздушные площади», знаменитостью. Лауреат международных конкурсов, надежда страны, то-сё… А Карина была будто из другого мира и слыхом про это всё не слыхивала.

Познакомились они в аэропорту. Олег подхватил её сумку с ленты и донёс до станции монорельса. Сумка была тяжёлой, неудобной, а рядом ещё крутился робот: давал ценные советы о перевозке грузов и назойливо хотел помочь. Олег справился. Карина сказала, что это очень романтично.

На следующий день они пошли гулять по бульварам. По тем самым бульварам, которые в скором времени предстоит разрезать «одним смелым разрезом». Он шутил и рассказывал всякие небылицы из жизни архитекторов. Она ела мороженое, громко смеялась, тут же смущалась и изображала картинную приличную улыбку. Получалось очаровательно.

Кожа у неё была очень гладкая, смуглая, чистая. Без родинок, без веснушек. И походка такая красивая, лёгкая… Олег всерьёз представлял Карину своей будущей женой. Можно сказать, что он влюбился.

Впрочем, её страница в сети несколько мечтания подпортила. Интересы: психология, коньки, воздушный сёрфинг. Планы: дом, дети, дача… Дача?.. Ну какая может быть дача в современном мире? Ничего потрясающего воображения, ничего стремящегося в вечность. А работа её и вовсе скука смертная – секретарь в научной библиотеке.

И тем не менее он согласился на пять свиданий. Всё же планы на то и планы, чтобы их менять. Может быть, он сможет повлиять на неё? Открыть новые горизонты? Многие женщины говорили, что Олег обладает даром вдохновлять… Научная библиотека – это ведь неплохо. Что-то она соображает. Может что-то. Значит, надо учиться!

Но самое главное – на пяти свиданиях разрешён секс!

И вот накануне первого из них Карина пошла кататься на коньках, заложила крутой вираж, не удержалась на ногах и со всего размаха упала головой на низкую ограду парка, прямо на чугунную шишечку…

Глаз – ладно. Глаз восстановили бы. Но «пляска» совсем другое дело. Вот они, следы – уже видны у Карины на щеке, на шее… Полосы сморщенной кожи, мёртвая ткань, ороговевшие клетки – уродство и страх оказаться в больнице от каждого пореза – такая получилась у неё «Молодость»…

«Да, мы доказали, что имеем дело с побочным действием этих таблеток. Мы установили это абсолютно точно, – гнусавил доктор. – Между собой мы называем это явление безумной пляской онтогенеза. Да, вероятность её очень мала, но тем не менее любое, я подчёркиваю, любое механическое повреждение кожи может привести к фатальным последствиям».

Много шума наделала в своё время эта передача… Но «Молодость» пить не перестали. Написали предупреждение крупными буквами, построили на море санаторий для невезучих и постарались забыть…

Олег достаёт из кармана синюю пачку. Вертит в руках, вздыхает.

Как теперь бросить Карину? Не угодил ли он в ловушку?

Нет, ответил он себе. Надо только сразу расставить все точки над i. Прийти и рассказать всё, как есть. «Нам не по пути», «не будем мучить друг друга», «ты ещё найдёшь того, кто полюбит тебя такой, какая ты есть» и прочее в том же духе.

Программа, ввиду понятных обстоятельств, дала ему отсрочку. Свидание с Кариной появилось в распорядке дня Олега лишь через неделю. И всё же времени ему не хватило. Он кругами ходил вокруг больницы и всё представлял, как же она будет выглядеть… И в его воображении она становилась всё безобразнее и безобразнее.

В итоге он не выдержал, сбежал, нарушил расписание и угодил на неделю в исправительный пункт. Теперь всё началось сначала.

Олег ставит корзину с фруктами на столик, отодвигает раскрытый на середине блокнот. В блокноте какие-то сердечки и улыбки. Олег смущается сильнее, чем того от себя ожидал. Смотрит на Карину. «Как же это она так?» – повторяет он.

Её губы… Он представляет их первый поцелуй. Как она приподнимается на локтях, он опирается на тумбочку с журналами, наклоняется… Нет! Олег содрогается от приступа отвращения. Не бывать этому!

По часам ещё десять минут до окончания свидания, но выдержать больше он не может. Встаёт, уходит. Десять минут – мелкая провинность. Спишет потом на погрешность приборов контроля.

Надо будет обязательно поговорить с навигатором, обязательно!

Третье свидание

Медсестра, та самая макаронина, что застала Олега в коридоре, смотрит на него с подозрением, но ничего не говорит.

Он толкает дверь сразу, смело и уверенно. Сегодня у него есть защита, и даже если она спит, придётся её разбудить.

– Олег! – говорит она. И в голосе её столько радости, столько нежности, что всю его решимость как будто сдувает ветром.

– Привет, – отвечает он. – Это тебе.

– Конфеты! – восклицает Карина. – Спасибо! Фрукты были очень вкусные! И цветы замечательные!

Она сидит, опираясь на спинку кровати. Одеяло прикрывает только ноги, и Олег видит кремовую шёлковую ночную рубашку. Она лишь подчёркивает безобразность повязки на голове Карины.

Олег украдкой вздыхает. Всё идёт хуже некуда.

– Ну… Как ты?

– Я? Да что я?.. Сплю всё время. Врачи что-то колдуют-колдуют. Уколы делают. Я даже не запомнила ни разу, как мне бинты меняли… Глупо получилось с этими коньками… Я тебя очень ждала!

Олег тем временем отходит к окну и смотрит туда, где должна будет появиться его воздушная площадь. Нет, тянуть нельзя.

– Слушай, Карин, мы должны расстаться, – говорит он через плечо и мысленно съёживается в ожидании ответа.

– Что?.. Как?..

Он чувствует себя негодяем. Ему стыдно, но он всё же собирается и поворачивается отрепетированным движением:

– Прости. Я тебе очень сочувствую, и я понимаю, как это выглядит, но… Вот отказной лист. Подпиши, пожалуйста.

– …

Карина пытается что-то произнести, но слова застревают у неё в горле. На лице, открытой его половине, отчаяние и ужас. Она берёт из рук Олега бумагу и начинает читать.

Проходит несколько минут. Из глаза Карины текут слёзы. Внезапно она рвёт лист в клочья и истошно кричит:

– Убирайся!

Олег молча кивает и уходит. Что ж, теперь ему никто не помешает сидеть в коридоре. Его выгнали по-настоящему.

С навигатором они встретились прошлым вечером. На самом верхнем этаже хрустального ресторана.

Лучи заходящего солнца окрашивали прозрачные стены комнаты в странный розовый цвет. Такими же розовыми были столы, стулья, посуда и даже роботы-официанты. Навигатор сидел в углу, в своём излюбленном месте, и пил уже вторую розовую кружку пива. Он приветственно взмахнул рукой при виде Олега:

– Здорово, нарушитель. Всё бабы мучают, да? Ты меня слушай: с бабами построже надо… Прям за горло держать, чтобы и трепыхаться не вздумала.

Навигатор Олега был совершенно не похож на других навигаторов. Он брился наголо, носил в ухе серьгу, ругался как сапожник, время от времени напивался в стельку, пел пошлые частушки на свадьбах своих воспитанников и имел трёх детей от трёх разных женщин. Как он при всём при этом удержался в Программе, да ещё и стал навигатором, было загадкой.

Отказной лист он выдал сразу, громко заявив на весь ресторан: «Говно-вопрос». Только потом начался разговор.

– Будь я на твоём месте – поступил точно так же. Я всегда за честность. Коли ты больная, кривая уродина – знай своё место.

– А ведь она по-настоящему была молодой. Без всякой «Молодости», – вздохнул Олег.

– Да какая, к хренам, разница? Факт есть факт. Что ты, муж ей, что ли? Пять свиданий даже не прошло. Так что радуйся! И давай за расписанием следи, а то неделей не отделаешься, загремишь по полной программе, и все дела.

– Полная программа… Точнее и не скажешь… Собственно, я о ней и хотел поговорить. О Программе.

– Шарашь.

– У меня осталось три свидания… И я… Не могу их выносить. Ну, просто не могу. Ну, вот вообще… Физически. Или психически. Не знаю.

– Да ладно. Подпишет она лист, и гуляй, Вася!

– А если нет?..

– Терпи тогда. Что тут можно сказать? Хреначь по шаблону. Цветы, там, конфеты… Подбери в сети, что попроще.

– Это ясно, да. Но… Я подумал… Я ведь не последний человек в стране. Я ведь очень и очень и очень крутой в своём деле. Ну да, я сволочь, я это признаю. Но почему бы не дать мне некоторые послабления? Может это Программа или нет? Ведь если я на всю плюну и отключусь, сдамся, то весь талант унесу с собой. Не будет ни воздушных площадей, ни разрезов, ничего. Это же глупо, а?

Навигатор сделал большой глоток и ухмыльнулся:

– Пути Программы неисповедимы… Сколько таких красавцев, как ты, уже нет с нами, сколько блестящих идей кануло в никуда – не пересчитать. А вот я – проклятый шалопай, палец о палец в жизни не ударивший – здесь. Как думаешь, почему?

Олег в ответ пожал плечами. Ему только что принесли заказ, и он рассматривал салат, накрытый хрустальным колпаком.

– Отвечаю: потому что я всегда очень хорошо представлял, кто я такой, и не пытался строить из себя никого другого. Ты думаешь, Программа наказывает за плохие поступки? Нет! Она даже не знает (а знает ли кто-то вообще?), что такое хорошо, а что такое плохо. Она вообще ничего не понимает, кроме двоичной логики. Программа наказывает тебя за непредсказуемое, непродуманное заранее, хаотичное поведение. За нарушение определённого тобой же плана. Вот и всё.

Олег ничего ответил. Только ещё помрачнел. Навигатор некоторое время с усмешкой вглядывался в его лицо, потом хлопнул по плечу:

– Ладно, не раскисай. Так уж жизнь устроена. Раньше хуже было. Пришлось бы тебе эту твою бабу под венец вести. Тогда считали: есть мужчина, есть женщина – есть семья, и нечего голову морочить. Сейчас по-другому. Сейчас свобода!

– Свобода, как же… – произнёс Олег тихо, но навигатор услышал или угадал его мысли.

– Олег-Олег… Ты же сам часть Программы. Ну, представь, что Программа – это сложный механизм. Ты можешь быть колесом, гайкой, рулём, проклятой шестерёнкой, чем хочешь. Это и есть свобода. Я, например, ложная заклёпка. Совершенно бесполезная. Но главное – я не мешаю работе всего в целом. А ты мешаешь: берёшь на себя обязательства и не выполняешь их.

– Но это же бессмысленное мучение. Для меня, для Карины…

– Тогда она подпишет лист, и дело с концом.

– Не подпишет…

Навигатор откинулся на спинку стула в раздражении:

– Значит, в этом мучении есть какой-то хренов смысл! Неужели непонятно?

Четвёртое свидание

– Милый заяц. – Отец Карины стоит спиной к двери её палаты, расставив ноги, будто в борцовской стойке. – Я передам.

– Я могу… пройти? – спрашивает Олег.

– Нет. Она не хочет вас видеть.

Это низкий грузный человек с седой бородой, за которой прячется двойной подбородок. Лицо – красное-красное. На лбу – капли пота. Губы едва заметно дрожат.

– Но…

– Мне нужно с вами поговорить, молодой человек. Я нарушил расписание, чтобы быть сейчас здесь, и понесу наказание. Сделайте выводы, насколько это важно.

Олег делает неопределённый жест рукой, дескать «ну, если так…»

– В былые времена я вызвал бы вас на дуэль, и мне доставило бы изысканное удовольствие пронзить вас в самое сердце.

Казалось, мужчина репетировал эту фразу не раз у себя в голове, потому что выпалил её слишком быстро и явно разозлился на себя за это.

– Да… Но времена изменились… И сейчас я смиренно прошу не оставлять мою дочь в тяжёлую для неё минуту.

Олег не находит что ответить. От волнения он проводит рукой по волосам и безнадёжно портит причёску. Хуже некуда?

– Я понимаю вас и ваши поступки, хотя и не могу одобрить их. Моя дочь вам не ровня, и это трагическая случайность, что всё так сложилось. Вы действуете в рамках правил, это достойно уважения. Но поймите и меня… Я консультировался с навигаторами и заказал длинный прогноз судьбы Карины. Судя по всему… Судя по всему, если сейчас вы уйдёте, то мою девочку ожидают большие несчастья. Даже… Даже если каким-то чудом её удастся вылечить.

Олега передёргивает, и ему не удаётся это скрыть. Отец Карины сжимает зубы, но ничего не говорит.

– Большие несчастья… – произносит Олег медленно.

– Она вас полюбила… Ох… – Мужчина переводит дух. – Достаточно будет того, что вы перейдёте на следующий этап. Это уже многое изменит. А потом катитесь… Делайте, что хотите.

– Следующий этап… Два месяца. И целый отпуск вместе…

– Да. Вы спасёте её. Возможно, для вас это ничего не значит… И я не могу предложить ничего материального. Но я могу встать на колени…

Олег торопливо останавливает его. Хуже некуда?

– Я не знаю, что и сказать… Мне нужно подумать…

– Конечно-конечно, подумайте. О совести, порядочности, о человечности. Только помните: у вас осталось всего одно свидание до того, как придётся принять окончательное решение…

Пятое свидание

В этот раз Олег пришёл с пустыми руками. Под воспалёнными глазами иссиня-чёрные мешки. Ворот несвежей рубашки расстёгнут – видны растущие на груди волосы. Походка – шатающаяся, неровная.

Карина свернулась комочком под одеялом и дрожит всем телом. За окном идёт густой снег. Слышится звук взлетающего самолёта.

Долгое время они молчат и даже не смотрят друг на друга.

– Олег, – шепчет она наконец.

– Да?

– Олег, а ведь правда – мы могли бы пожениться?

– Да…

– У нас была бы большая красивая свадьба с голубями и танцами на твоей новой площади… Мы могли бы поехать в путешествие на юг, на море, а через девять месяцев у нас появился бы ребёнок. Девочка. Я бы пела ей колыбельные и заплетала косички. А потом мальчик. И ты бы учил его воздушному сёрфингу. По вечерам ты бы приходил с работы, а мы тут – ждём тебя. И ужин готов. У нас был бы большой стол с зелёной скатертью, и подоконник, на котором спал бы ленивый рыжий кот. Мы бы жили на очень высоком этаже, и в такую погоду, как сейчас, видели бы вокруг одну только белизну. И нам бы казалось, что ничего в мире, кроме нас, не существует…

Она говорит-говорит-говорит, не останавливаясь. Зима в её воображении сменяется весной, потом летом, осенью. Проходит год, второй, десятилетие.

Олег слушает с закрытыми глазами. Он думает о Программе, о её неисповедимых путях, представляет себя большой шестерёнкой с глазками и ручками. Рядом другая шестерёнка – Карина, и ещё несколько шестерёнок поменьше. Все они крутятся-крутятся-крутятся и нелепо пищат.

 

Имя для дочери

Девять новых заказов. Семь из дома престарелых в какой-то деревне далеко-далеко на юге – обычная рутина. Ещё два от четы инвалидов – намного интереснее.

И письмо.

Отправитель незнакомый. И заголовок странный. Очень. Возможно, какая-то ошибка.

Сначала он медленно и тщательно читает один за другим тексты заказов. Делает пометки в истрёпанной тетради. Накидывает по свежим впечатлениям пару схем. Перечёркивает одну. Пишет: «Сложно, подумать».

Переходит к письму. Медлит, прежде чем открыть. Смотрит ещё раз на заголовок. «Родилась дочь. Нужно выбрать имя».

Читает. Письмо короткое. Всего три предложения.

Последнее: «Завтра ждём в роддоме».

Он сидит некоторое время без движения. Воздух сухой, тяжёлый. Жужжит терминал. Снаружи прижались к окну чёрные листья клёна. Где-то в подполе тонко, жалобно пищит мышь.

Записывает в тетради: «Имена: Агния, Мара, Тамила, Юна». Дополняет: «Выбрать!» Подчёркивает двумя чертами.

> Агния

Обводит имя Агния. Ставит после три вопроса.

> Мара

Обводит имя Мара. Рисует рядом лицо. Одно, другое. Лица выходят страшными.

> Тамила

Обводит имя Тамила. Пишет что-то неразборчиво в скобках. Вымарывает.

> Юна

Обводит имя Юна. Пожимает плечами. Заходится кашлем. Бьёт по груди кулаком.

Девять месяцев назад это произошло.

Она шагнула из снежной вьюги в его дом. Отряхнулась. Сняла шлем. По-хозяйски огляделась. «Погодка!» – сказала. Волосы спутанные, давно немытые. На щеках румянец. Толстые перчатки пахнут бензином.

– Привет! От Радости я.

– Здравствуйте, – ответил он.

Потом они пили чай. В корзинке лежало шесть пирожков. Она куталась в старый материн плед – из щелей в окнах дуло, было холодно. Болтала с набитым ртом. Что-то про изменяющийся мир, про Технообщину. Он слушал. Кивал. Черкал в блокноте.

Как звали её? Не говорила. Он бы запомнил. Записал.

Дальше – вечер. Они играли в шахматы. На истёртой заляпанной доске. Она заметила футляр на шкафу и взвизгнула: «Я отсюда не уйду, пока вы со мной не сыграете! Шахматы… это же… колоссально!»

Он поддавался и проиграл первую партию. Потом перестал поддаваться и неожиданно снова проиграл. Причём как-то быстро и безнадёжно. На третью партию он настроился уже как следует. Перед каждым ходом подолгу думал, мусолил во рту карандаш, даже достал с нижней полки шкафа клеенную-переклеенную книгу «Дети играют в шахматы» и пролистал несколько страниц с дебютами. По этой книге учил его когда-то отец.

Гостья тоже была вся в игре. Сложила руки по-ученически, подалась вперёд, закусила губу, восклицала при каждом его удачном ходе что-то в духе «Ужас какой!».

В итоге он всё-таки победил. С огромным трудом.

С удовольствием вспоминает один за другим все ходы. Путается где-то на середине партии и уже направляется было искать дневник с записями, но останавливается на полушаге.

Дочь!

Наливает остывшей воды из чайника. Наблюдает, как свет лампы отражается в стенках стакана. Пьёт короткими глотками.

Дочь. Имя. Нужно выбрать.

Агния, Мара, Тамила… Та-ми-ла… Юна.

> Агния

– Какой взгляд!.. Суровый. Аж жуть берёт… Кто это?

– Агния. Она грозит.

– Кому?

– Каждому. Потому что все мы живём неправильно.

– Дорогая, не надо так переживать, – сказала гостья и осторожно погладила идола по деревянным волосам. Засмеялась. Потом спросила:

– Скажите, а вы сами в это всё верите?

– Во что?

– Не знаю, в Великое Пламя, наверное. Чему тут у вас все поклоняются?..

– Пламени… Но это не так просто. Если хотите… Я тут размышлял немного на эту тему…

– Какой вы забавный всё-таки!

– Почему?

– Всё время смотрите в эти свои дневники… Смешно!

Она расхохоталась, запрокинув голову. Он тоже весь расплылся в улыбке.

Разговор этот был уже утром. Её грязный мотоциклетный комбинезон валялся в углу. Сама она сидела на кровати в его старой однобортной тужурке, скрестив ноги. Прекрасные голые ноги с отчётливыми голубыми венами.

> Мара

Ведьма. Скрюченная косматая ведьма. На сизом бородавчатом лице безобразный рот с кривыми зубами. Мара.

Ей носят в дар мышей, и она поедает их живьём вместе с хвостиками.

Ещё ей носят новорождённых младенцев. Она проводит грязным пальцем по их животам, ухает, хохочет. Или молчит. Смотрит только подслеповатыми глазами…

Но случилось так, что однажды извечный порядок вещей был нарушен. В одной семье родился ребёнок. Отцом был молодой учёный. Не местный. Приехал издалека, из сияющего тысячей огней стольного города. И он не захотел показывать младенца ведьме. «Зачем?» – спросил он. И мать не смогла его убедить. С тяжёлым сердцем смирилась.

Тогда хвори одна страшней другой приключились с новорождённым. Еле теплилась жизнь в крохотном тельце. Все говорили учёному: «Иди к Маре. Падай на колени. Моли о пощаде! Иначе – конец!» Но он был непреклонен.

И мальчик выздоровел.

А ведьма вскоре исчезла. Как? Куда? Никто не знает.

Сказка о Маре. Вот что он помнил об этом имени.

И ещё Марой звали одну чудну́ю облезлую кошку, которая давным-давно умерла.

> Тамила

Маленькая девочка в квадратных очках с толстыми дужками. Она появились рядом с их домом на следующий день после переезда. Сделала несколько кругов по улице, заглянула через забор.

Отец крикнул ей весело: дескать, заходи. Она зашла мелкими шажками, встала, потупилась.

Их семьи были чем-то похожи. Мать – коренная, местная. Отец – другой.

Её мать – склочная баба с родимым пятном во всю щеку. Вытирает испачканные землёй руки о передник и вечно орёт – такой он её запомнил. А отец – тихий, худой, с прямой спиной, в белой отглаженной рубашке. Везёт на телеге сено на рынок… Потомок какого-то знатного рода. Этот род, конечно, здорово ощипала Технообщина… Но что-то такое в её отце осталось. И в самой Тамиле.

Они подружились.

Лето. Марево. Маленький пруд под сенью деревьев. «Хочу, чтобы в мире не было ссор, – говорила она. – Чтобы никто ни на кого никогда не кричал…» И плакала.

Добрая маленькая девочка.

Стала толстой доброй тёткой. Переехала в соседний посёлок… Он помогал ей как-то с составлением заявки на домашнего робота. Она поила его чаем. Вокруг были дети. Приносились, уносились, давали советы, хватали подгнившие яблоки из облупленного эмалированного ведра, тузили друг друга, хохотали.

Хорошее имя Тамила.

> Юна

Аппарат назывался ЮНА. По фамилиям его конструкторов. Он упал на севере, в лесу, не так уж далеко от этих мест. Ухнул в мгновенье ока, со страшным грохотом. Но капсула выдержала. Человек внутри остался жив. Побывал в космосе и вернулся. Впервые за всю историю.

Это был грандиозный успех Технообщины. Успех новой формы организации общества. Когда планированием и принятием решений занимаются не люди, а вычислительные системы. А люди лишь поддерживают их работу и исполняют их решения.

И очень символично, что на слуху осталось имя аппарата, а не его пилота. Именно аппарат стал героем. В честь него стали писать песни, снимать фильмы, называть детей…

Но что теперь означает это имя? Юна? Может, это символ больших, но несбывшихся ожиданий? Ведь тот запуск так и остался единственным удачным… Да и сама Технообщина с тех пор сильно изменилась. И непонятно, в какую сторону.

Следующее утро.

Молчан выходит на улицу в одних подштанниках.

Тихо. Зябко. Только-только начинает светать.

Обливается холодной водой из бочки, фыркает. К груди пристаёт кленовый лист. Молчан смотрит на него, отлепляет.

Уже совсем скоро всё вокруг будет жёлтое, красное, бурое. Но пока лето ещё держится.

Отдышался. Теперь чистит зубы электрической щёткой. Сморкается.

Делает зарядку. Приседания, махи, прыжки на месте.

Тем прекрасным утром он тоже делал зарядку. А она высунулась из окна – растрёпанная, круглая, милая – и хохотала. Сказала потом, что очень смешно взлетала в воздух его борода.

Это утро тоже отчего-то прекрасно. Свежее, ясное, другое какое-то. Не такое, как вчера.

Одно плохо: работа, новые заказы, сроки… Теперь всё это придётся отложить. А заказы притом непростые, интересные…

Взять эту чету инвалидов: муж – бывший шахтёр – потерял руки из-за несчастного случая десять лет назад. И вроде всё: жизнь закончена, осталось только смириться и терпеть… Но вот выходит декрет от электронного правительства о контролируемом будущем. Делайте, де, любые заказы, а машинки посчитают, как их наиболее эффективным способом выполнить. И этот инвалид захотел себе новые механические руки. Не какие-то ущербные протезы. А настоящие руки. Ничего похожего никто никогда не делал.

И задача Молчана теперь – запрос этот переформулировать, перевести на машинный язык и отправить в систему. Да не просто отправить, а чтобы эту задачу взяли в работу, чтобы не затёрли, не отложили. А по первым прикидкам там чуть ли не отдельный институт надо создавать… Значит, нужно найти какие-то похожие заявки, скрепить вместе, обосновать… Тяжело! Но возможно!.. Такая работа…

Он тщательно одевается. Болотного цвета брюки, чистая рубашка для служб в храме, отцовский потёртый пиджак, носовой платок… Но платков нет. Ни одного. Раньше были. Год, или два, или десять назад.

Вздыхает, причёсывается. Гребешок пластиковый, зелёный, с двумя отломанными зубчиками. Ему тоже лет десять.

Достаёт из-под стола рюкзак. Протирает тряпочкой пыль. Кладёт внутрь флягу с водой и несколько чистых тетрадей. Запирает на ключ все шкафы.

Обходит вокруг свою хибару и идёт к большому дому. Это дом, в котором он вырос. Сейчас окна и двери наглухо заколочены. На крыше – птичьи гнёзда, крыльцо утопает в сорняках.

Садится на покосившуюся скамеечку у окна. На дорожку.

Основная часть деревни находится на другом берегу. Здесь – несколько разваливающихся домов, прогнивший пирс и храм Великого Пламени, покрытый облупившейся оранжевой краской.

Он проходит мимо и смотрит на храм сквозь дыру в ограде. Когда-то верховной жрицей здесь была его мать. Шествовала в широком плаще с узорами по своим владениям. Медленно. Грозно.

С её смертью и включением деревни в Технообщину храм быстро захирел. Иногда, по большим праздникам, здесь служил жрец из районного центра, но это уже было не то, совсем не то.

В прозрачном синем небе вьётся стая птиц. Сами маленькие, с длинными жёлтыми клювами – время от времени пронзительно кричат. Будто ругаются.

Река широкая, спокойная. Блестит от лучей утреннего солнца. На пирсе тёмная фигура в тулупе. Согнулась в три погибели. Держит удочку.

Это Горбатый. Второй и последний обитатель этого берега.

Самое интересное в Горбатом – это его нос. Не горб. Горб вполне обычный. А нос – нет. Прямой, с широкими волосатыми ноздрями. Слишком торчащий. Нагло, презрительно торчащий…

Презрительно к кому? Чему? Когда-то он уже рассуждал на эту тему. Даже записал в дневник… Презрительно к опасности? Презрительно к людям? Презрительно к Технообщине?.. Что-то в этом духе…

Сидит, нахохлившись. Смотрит исподлобья. Его тулуп весь в прорехах и дурно пахнет. Очень дурно.

– Доброе утро, товарищ. Мне бы на ту сторону…

Горбатый сверлит его глазами, двигает челюстью, но ничего не отвечает.

– Товарищ, если позволите… – снова принимается Молчан, но почему-то осекается. Замирает в растерянности.

Наконец Горбатый спрашивает:

– Зачем?

– Что, простите?..

– Зачем на ту сторону?

– Дочь родилась. В столице.

Ещё пауза. В реке среди кувшинок дёргается поплавок. Рыбак подсекает и снимает с крючка среднего размера леща. Кидает в ведро.

– Пошли, – говорит.

В молчании они бредут к лодке. Напрямую, через впадающий в реку ручей. Хлюпают болотные сапоги. Кружатся стрекозы. Прячется под корягу, шевеля усами, сом.

Дошли, сняли брезент, столкнули лодку в воду. Горбатый садится на вёсла.

– От кого дочь? – спрашивает.

– Если позволите…

– А! От той. На снегоходе. Помню. Без головы.

– Без головы?

– Да. Как назовёшь?

– Кого?

– Дочь.

> Агния

– Агния… – Он крутит головой, хрюкает, оценивает. – Это хорошо.

– Да…

– Агния – жрица, покровительница, хозяйка… Жаль, мать твоя не дожила. Вот кто был хозяйка так хозяйка.

– Да…

– При ней всё было по-другому. Большая была деревня. Шумная. Весёлая. И все знали: что-то плохо – иди к ней. Она направит. И накажет, и наградит, и суд совершит. По справедливости. По воле Великого Пламени… Да, Пламя жило в каждом доме. И в моей хате мальцы пищали. Где теперь? Нет. Упорхнули с мамкой.

Он хрюкает несколько раз, вытирается рукавом, продолжает:

– Ты думаешь, почему я пить стал? Потому что Технообщина пришла и сказала: не существует вашего Пламени, и вечного ничего нет, а после смерти мы – тьфу, и исчезли без следа. Только и вспоминай… А это… Это мерзкая ложь! Но жрица наша не может возразить – нет её больше, а сын её и сам…

Он осекается, некоторое время молчит, бормочет:

– Агния – хорошее имя. – И тут же добавляет с усилием… Не просто с усилием, с каким-то колоссальным внутренним напряжением: – Мы будем бороться. И, знай, мы ждём тебя… И верим: ты спасёшь нас. Возвращайся. С дочерью.

– Куда? – спрашивает Молчан.

Горбатый морщит лоб:

– Просто возвращайся сюда. В деревню. Не оставайся там…

> Мара

– Мара… Сильной будет женщиной, это хорошо… – говорит он. – Сейчас нужна сила. Нехорошие дела творятся. Технообщина эта. Безбожие. Пережить, перетерпеть…

Смачно сплёвывает за борт.

– Вот у меня нет сил. Меня размазало… И вся моя судьба… Я же сам теперь её хозяин, да? Пламени нет, и слушаться больше некого… Моя судьба – сиди, молчи, уди рыбу, получай задарма жратву. Загнивай.

– Мы могли бы что-то подкорректировать. Для этого достаточно подать заявку в электронное правительство. Форма очень простая. Со своей стороны я готов…

– Не надо! – прерывает Горбатый. – Не надо мне подачек. Не хочу мараться…

Он налегает на вёсла и хрипит:

– Я теперь сам за себя! Меня теперь не проведёшь!

>Тамила

Горбатый качает головой и произносит:

– Не надо.

– В смысле?

– Ты же гулял с Тамилой, пока она, того, не отчалила.

– Прошу прощения, но я не…

– Слушай, дело говорю. Гулял. Не понравится это твоей новой. Бывших не любят они. Бабы. Моя вот тоже…

Он перестаёт грести и дёргает головой, словно отгоняя наваждение.

– Была моя, да не моя… – шепчет. Снова берётся за весла. – Короче, не надо. Да и курица она, эта Тамила. Не живут сейчас такие.

– Она хорошая, честная женщина.

– Ты на ней не женился, а?

– Нет.

– А урод этот из посёлка её бросил?

– Да.

– И она охапку детей одна тянет. А?

– Да.

Течение сильное, лодку чуть сносит, и Горбатый налегает на весла. Пыхтит. На шее выступает пот. Некоторое время они не разговаривают.

– Ну не курица? – спрашивает наконец.

>Юна

– Юна… Ну, даёшь… Тьфу, мерзота, – он смачно сплёвывает в реку. – Значит, ты всё-таки из этих. Ага.

– Почему?

– Потому что это их имя.

– Чьё?

– Их. Технообщины. Врагов.

Он плюётся ещё и продолжает с яростью:

– Их никто не звал! Мы жили в нашей деревне, как отцы, деды, прадеды. А они пришли и устроили всё это… Помнишь эти лыбящиеся хари?.. Роботы их, сортиры красивые, звон этот из телевизора… Звон-звон-звон, как раньше мы плохо жили: и то не так, и это не этак – а сейчас мы заживём, так заживём; честно, по справедливости, по плану! Ага, нах такую справедливость!..

– Но Юна…

Горбатый с силой налегает на весла.

– ЮНА – это машина. Рычаги, кнопки, мозг компьютерный… А внутри был человек. И кто знает про этого человека? Как его звали? А ведь он был главным в полёте! Он был пламенем… В этом суть. Зырь: они хотят сделать из нас машины. Все эти программы, правила – это способ нас контролировать. Нас программировать!.. А души наши, всполохи огня мирового – загасить, растоптать… Несчастные мы, несчастные…

Когда лодка уже почти касается носом противоположного берега, Горбатый наклоняется вперёд и говорит:

– Ты умный, да. Ты сразу понял, куда дует ветер. И отрёкся от нашей веры. Самым первым. Мы помним.

– Простите, но…

Он отрыгивает, выпускает облако вони, прикрывает рот рукавом, скалится.

– Мы не осуждаем. Новый мир – новые правила.

– Но…

– Главное: пусть дочь знает, откуда вышла. Свои корни. Нашу деревню. Бабку-жрицу… И тогда она сама найдёт путь к Пламени.

Лодка причаливает.

Другой берег. Здесь всегда была жизнь. Школа, почта, магазин, пожарная вышка, остановка автобуса. Одноэтажные деревянные дома с резными ставнями, зелёные сады вокруг, низкие заборчики, картофельные поля. На разбитых улочках – дети, собаки, козы, гуси.

Молчан давно здесь не был. Несколько лет. Теперь он идёт по заросшей, едва видной тропинке к остановке. Смотрит на знакомые дворы, дома. Все запущенные, покосившиеся, заросшие…

Здесь жил дед, который построил самолёт. Все мальчишки помогали ему. Самолёт был неказистым, страшным, но всё же смог подняться в воздух и даже перелететь на другой берег. Это было счастье.

А здесь обитал дядя, которого однажды ночью зарубили топором и бросили в ближайший ручей. Мирный дядя. Попивал, конечно. Но по пьяни не буйствовал. Плакал больше. Убийцу не нашли. Хотя и не искали, кажется.

В небе над домом дяди висит аппарат, отдалённо напоминающий голову чёртика. Из прямоугольного беззубого рта во все стороны тянутся провода. На кончиках антенн-рогов мигают лампочки. Это местный сервер Технообщины. Хотя поток сообщений через него небольшой, он часто отключается без причины.

Молчан грозит ему кулаком. Едва заметно улыбается.

Вот и автобусная остановка. Вся какая-то волнообразная, металлическая, гладкая, новая. Такая, что и не поймёшь сразу, остановка ли это. Всё-таки остановка. С табло и встроенным терминалом электронного правительства. Ничего не работает. В углу терминала кто-то успел намалевать похабное слово.

– Ты с того белега, да?

Мальчуган лет пяти. Беленький, ясноглазый, чумазый. В больших не по размеру штанах с вытянутыми коленками. В руках держит резиновый мяч.

– Да.

– Пливет!

– …Доброе утро.

– А где твой голп? – спрашивает мальчуган и чихает.

– … Голп?

– Ну… голп. Такой, – Он показывает на спину. – У вас тем все такие, голпатые. Ты же с той стороны?

– А! Горб!

– Угу.

– У меня нет.

– Угу.

Мальчуган ещё раз чихает. Разговор заходит в тупик.

– Ты не знаешь, случайно, когда придёт автобус?

Он пожимает плечами и отвечает:

– Сколо. А куда ты едешь?

– В столицу. У меня дочь родилась…

– Маленькая?

– Не знаю. Маленькая, полагаю.

– Должна быть маленькая.

– О…

– А как назовёшь? Буля, наверное?

– Буля?

– Всех маленьких девочек называют Буля. Б-у-у-у-у-ля! Смешно.

– Я назову её…

>Агния

– Бууу, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

>Мара

– Пщ, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

>Тамила

– А мама говорит… – произносит было мальчуган, но останавливается на полуслове, чешет нос и подбрасывает мяч.

>Юна

– Беееее, – говорит мальчуган и подбрасывает мяч.

Автобус. Появляется из-за леса. Медленно тарахтит по кочкам. Маленький, жёлтый, грязный.

К этому времени Молчан уже дремлет. Бросил на траву рюкзак, сел, прислонился к нему, скрестил ноги, повернул лицо к солнцу, прикрыл глаза.

На пастбище за деревней мычат коровы, скрипит ржавый флюгер на ближайшем заброшенном доме, каркает ворона, крякают утки, шумит лес.

Родилась дочь… Такие дела…

Автобус подъезжает к остановке. Кренится на правый бок. Стёкла опущены. Салон весь забит. В окнах головы. Квадратные, металлические головы разных размеров… Не люди. Роботы.

– Деревня Вороний Куст! – громогласно объявляет водитель. Дородная тётка в шерстяной шапке и оранжевом жилете.

– Мелкий, давай на выход! – орёт после паузы. Внутри начинается какое-то копошение, но никто не появляется. Тётка вздыхает так, что дрожит весь автобус, задом выбирается из своей кабины и заходит в салон.

– Ну-ка убрали свои клешни из прохода! Ты, длинный, голову пригнул! Вот так! И ничего пищать.

Наконец она выкидывает на улицу маленького робота на гусеницах. В лапках он держит что-то отдалённо напоминающее метлу. Глянув по сторонам, тут же подползает к остановке, брызгает едкой жидкостью на похабную надпись и принимается тереть.

– О… Ты ко мне, что ли, красавец? – спрашивает тётка-водитель у Молчана.

– Да.

– Ну, заходи, – открывает она дверь кабины.

– А туда?.. – указывает он на салон с роботами.

– Они там друг на друге штабелями лежат. Железяки хреновы. Не поместишься.

В кабине тесно, пахнет супом, везде шелуха от семечек. Громко играет музыка. Старые песни. Из детства.

Сидеть приходится на маленьком откидном стуле, подогнув ноги. В бок упирается огнетушитель. Неудобно.

Едут.

– Развожу вот, понимаешь, – говорит тётка. – Всю кровь выпили болваны эти. Говорили: они умные, что люди. Сами будут входить, выходить, все дела делать, ты им только остановки объявляй. Ага, накося выкуси!

– А зачем вы их, простите?..

– Потому что больше некому. По расписанию транспорт им сделают через полгода. Понимаешь, да? План, загрузка, то-сё… А я вози!.. Но зато вот честно скажу: что они там обещают в электронном правительстве, всё выполняют. И вовремя! Тютелька в тютельку!..

– Да… – Молчан кивает.

– Не знаю уж, кто там всё решает, машины – не машины, главное, чтобы результат был, я так рассуждаю… Вот ломался у меня автобус – пылесос, знаешь, древний, заслуженный, с норовом… Подожди-ка… Эй! Не орать там!.. Слышал, да? Распищались! Кнопку зажало у кого-то, и пошло… Так вот, сломался мой пылесос. Я думаю, ну, сейчас пойдёт бюрократия, но нет! Посчитали, повертели, красной лампочкой помигали из ящика ихнего – и через час ремонтника прислали. Первой категории ремонтника, не хухры-мухры. Вот так вот! Важное дело делаю! Роботов развожу!

Молчан кивает ещё раз.

– Слушай, красавец, а ты-то куда намылился? Чего не на работе? Чего план не выполняешь, как все люди?

– У меня дочь родилась. В столице. Еду.

– О! Ну, поздравляю, папаша! От души, от души… Как назовёшь?

>Агния

Тётка цокает языком.

– Не в почёте сейчас такие имена… Но если в деревне будете жить, то сойдёт.

Молчан ничего не отвечает. Рассматривает старые рекламные объявления на пожелтевшей газете. Куплю, продам, обменяю… Теперь ничего этого нет. Ни «куплю», ни «продам», ни бумажных газет, ни объявлений, ничего.

– По мне так, конечно, давно пора было всю эту пламенную братию разгонять, – продолжает тётка. – Ну, хорошо, ну вот Бог. Я верю в Бога. Я вот честно говорю… Много лет прожила. Понимаю, что не так просто всё тут у нас вертится. Тут кто-то должен и за рулём сидеть, и масло в мотор вовремя подливать. Ну, как бы мир наш – это автобус, понял, да? Не поедет сам автобус. Развалится, заржавеет, и все дела… Ну, так вот. Бог есть. Но почему же своими посланниками он выбрал этих прохиндеев? Все такие расфуфыренные, в халатах. Банных!.. Подайте, де, служителям Великого Пламени. А у самих морда от жратвы трескается… А те, кто не прохиндеи, те того. – Крутит пальцем у виска. – Видела раз, как демонов один изгонял. Сначала бил палкой мужичка со всей силы. Потом забрался к нему на спину и давай кругами ездить. Оба вопят истошно: и жрец, и мужичок – ужас!

Молчан вспоминает, как сам в юности высказывал что-то подобное матери. Та сидела, закрыв глаза. Мозолистые руки лежали на подлокотнике кресла. Слушала. Потом сказала усталым, простуженным голосом: «Дурачок ты. Смотришь на стену, а видишь лишь грязь на кирпичах». Грязь на кирпичах… Да…

>Мара

Тётка хохочет:

– Ты чё, красавец, сбрендил?

– Простите…

– Кикиморой бы ещё назвал. Хорошее имя. Кикимора. Звучное.

Молчан предпочитает ничего не отвечать. Смотрит в окно. По полю медленно едет трактор. За ним аккуратно ступает с кочки на кочку похожий на цаплю механизм. Время от времени берёт длинным клювом пробы грунта. Обучается.

– Слушай, это мода, что ли, такая на это?

– На что?

– Ну, на сказочные эти имена. Мара там, Яга… Кощея вот знаю одного, малолетку… Кощей, ёлки-моталки…

Он снова ничего не отвечает.

– Я всё поняла. Ты чудик!.. Послушай меня, чудик, опытного человека, не называй дочь Марой. В школе все дразнить будут. Дети они такие, знаешь… А у нас тут особенно. Где в городе, оно, может, и ничего… В общем, надо оно тебе? Не надо! Я говорю.

>Тамила

Тётка шарит одной рукой в ящике и ставит в магнитофон древнюю как мир кассету. Высокий мужской голос запевает:

– Ох, Тамила, краса моя, Тамила… Ла-ла-ла….

Она мурлыкает в такт.

Молчан прислоняет голову к стеклу между салоном и кабиной, прикрывает глаза.

– Хорошее имя! – говорит тётка. – Наше. Простое.

– Ага.

– У тебя ещё дети есть?

– Нет.

– Припозднился ты. Ну ничего, теперь будет кому молоко тебе в старости принести… Семья – это семья. Ничего не попишешь. Слышала я о новых всяких делах в городах… Что молодёжь вытворяет. Нет, не к добру это… Технообщина Технообщиной, а семья семьёй. Пусть не трогают! Верно говорю?

– Да…

– Я вообще считаю, нужно плюнуть на это всё. Идеи, программы, роботы… Надо просто жить. Жить, и всё!

Автобус забирается на холм. Дорога извивается внизу замысловатыми петлями и ныряет в лес далеко-далеко впереди. Жить, и всё…

– И вам с Тамилочкой этого и желаю!.. – добавляет тётка.

>Юна

– Покорять космос, значит, решили, а? – посмеивается тётка.

– Если позволите, я…

– Да ладно. Я же шучу. И потом, разве покорять космос – это плохо? Я в новостях слышала, что для благодетелей наших, машин-вычислителей – это сейчас самая важная задача… С другой стороны, ну вот поднимется человек в космос. По-настоящему. Зачем это надо-то? Что он там увидит?

– Не знаю, – отвечает Молчан.

Тётка смотрит на него с некоторым удивлением.

– Ха, а я думала, ты идейный. Идейные так не говорят. Зачем тогда имя такое выбрал? Взял бы чего попроще.

– Так… получилось.

– Ну да, ну да, – она снова посмеивается. – Жена небось?

Молчан смотрит на плывущие по небу облака, раздумывает. Жена. Прекрасная розовощёкая жена в мотокомбинезоне… Как же всё-таки удивительно, что они встретились, что она забралась в его глухую, миром забытую деревню…

– Ей, не грусти, папаша! – пихает его кулаком в плечо тётка.

Автобус приезжает на следующую остановку. Такую же красивую и блестящую.

Она стоит на опушке леса. Рядом просека, закрытая ржавым шлагбаумом, и видавшая виды сторожка.

Выходит лесник. Статный. Видимо, молодой. На голове фуражка и тёмные очки.

Бум-бум-бум – это роботы один за другим выбираются наружу. Неуклюже спрыгивают со ступенек, наталкиваются друг на друга, падают, встают и с грехом пополам строятся в шеренги. В салоне теперь маячат всего две квадратные головы.

Лесник достаёт откуда-то планшет и зычным голосом начинает перекличку.

– Видал, а? – говорит тётка. – Тут какая-то большая стройка затевается. Аэродром, или что-то в таком духе.

– Угу, – отвечает Молчан.

– Слушай, красавец… Что-то хотела спросить и забыла. Дырявая голова.

Скоро они уже должны приехать. Впереди видны пятиэтажки райцентра. Молчан схематично записывает в дневник мысли после утреннего разговора с Горбатым. «Люди – машины». «Люди – огонь». Подчёркивает двумя чертами слово «машины». Ставит жирный знак вопроса. Интересно, что бы сказал отец?

– А! Вспомнила! Ты чем занимаешься-то, а?

– Я программист-консультант. Помогаю составлять запросы в электронное правительство. Старикам, инвалидам… – Молчан говорит ровным голосом, будто на автомате. Продолжает черкать в блокноте.

– Это дело, это дело… Слушай, у меня тут есть юноша один… Хороший. Но вот всё у него, знаешь, не складывается с этими новыми правилами… То девки какие-то, то работу прогуляет… То одно, то другое. Пропадает парень… А руки у него золотые. Может, глянешь на него? Подправишь что?

– Да, но… Инициатива должна идти от человека. Я только могу переформулировать запрос на техническом языке. Там есть некие правила. Несложные, но…

– Инициатива будет! – Она взмахивает рукой. – Короче, я тебе брошу контактик в сети, а?

Молчан пожимает плечами:

– Да, но…

– Вот и хорошо. Вот и хорошо, – быстро говорит она. – Всё устроится… Очень ладно будет.

В райцентре Молчан бывал всего три раза в жизни. Дважды с отцом в детстве и один раз для знакомства со своим координатором.

Отцу было везде хорошо, и везде у него была куча друзей из прошлой жизни. Молчан смутно помнил какие-то бесконечные застолья, песни, танцы… Было шумно, весело. А отец в этой круговерти ещё и успевал что-то записывать. Он был лингвистом, этнографом. Всю жизнь работал над книгой о жизни в этих северных краях. Проклятой книгой.

Глухой тупик. Пыльные стёкла. Безликие кирпичные коробки вокруг. Везде асфальт. Серые буквы на вывеске: «Библиотека». Где-то внутри координатор.

Странно получилось, что библиотекарь раздаёт теперь задачи программистам. С другой стороны, почему странно? Сам Молчан тоже должен был стать жрецом, но не стал. Технообщина определила ему другое, самое эффективное, по беспристрастным расчётам, занятие. В новом мире каждому позволено начать с чистого листа.

Молчан толкает дверь и входит.

– Великое Пламя! – она вскакивает, несётся к нему и кидается на шею. – Это я! Это я всё наделала! Прости меня! Дура я! Дура! Всё порчу только!

Непривычно. Странно. Непонятно.

Стеллажи с книгами теряются в полутьме. Между ними горит белым светом экран терминала. Не один. Два. Три. Целая станция. На столе под лампой недопитая чашка кофе, зеркало, пакет с орешками, несколько яблочных огрызков, открытый глянцевый журнал с платьями.

– Ну как ты, бедняжка? Держишься? – спрашивает она.

Координатора зовут Рада. Маленькая, худая, остроносая. На плечах чёрный платок. Глаза печальные. А сейчас ещё и влажные от слёз.

Молчан пожимает плечами, слегка отстраняется.

– Ну говори же, говори!

– Здравствуйте.

– О, Великое Пламя! Скорее проходи-проходи, садись сюда, за стол. Как стыдно!.. Забываешь всё. Теряешь… Есть же правила, да? Простые правила… Человеческие. А когда вокруг эти судьбы. Одна, другая, третья… Не моё это, ох, не моё… Будешь чай?

Он кивает.

Пьют чай. Рада суетится, причитает, всплёскивает руками. И вот вроде уже успокаивается, садится и вдруг снова вскакивает.

– Не хочу сидеть напротив! Это как экзамен. Ненавижу экзамены. Давай посидим лучше рядышком, как друзья. Мы не друзья, я знаю, но мне приятно так думать… Ладно? Хорошо! Скажи наконец, как ты? Ты здоров? Ты не обиделся на меня?..

– Я?

– Ох, вот имя у меня – Радость… Ну вот какая Радость? Глупость я. Суета…

Она мечется ещё некоторое время, а потом без перехода продолжает:

– Это же я послала к тебе ту женщину! Не помню уж, как звали её. Никак не звали. На большущем снегоходе… Я гадала-гадала, кто это – никак не могла разобраться. Вот ты сразу понял, по её виду?

– Нет.

– Вот и я тоже. Даже мыслей не было. А оказалось, что она серверный инженер. По нашей жалобе приехала. На то, что соединение с сетью в твоей деревне постоянно падает. Ну, я и отправила её к тебе… Ну, и рассказала всё про тебя, конечно. Какой ты хороший.

Он хочет что-то произнести, но не успевает. Рада снова разражается слезами:

– Ну я же не знала, что так будет! Не знала!..

– А что… случилось? – спрашивает Молчан наконец.

– Как что случилось?.. Она же!.. Она же!.. Эта женщина!.. Она же совратила тебя! А ты же жрец! Ты давал обет!

– Нет.

– Как нет? Как нет?.. Ты жрец Пламени. Ты отшельник. Святой. Только ото всех это скрываешь.

– Это неправда, – он медленно качает головой.

– Но мне же говорил… Мне говорил…

Она садится, трёт виски, потом вдруг откидывается на спинку стула, раскручивается и принимается хохотать. Весело у неё получается. Легко. Задорно. Как у настоящей Радости.

– Твой отец мне говорил! Вот кто. Он же постоянно заходил в библиотеку, пока в городе жил. Сразу после развода. Такой классный старикан! Мы с ним подружились!.. Но дуралей! Прямо как ты. Всё перепутал, наверное… Это что же получается? Это получается, вы женитесь теперь?

– Не знаю.

– Так это я сваха получилась? Вот уж не думала, не гадала!.. Сваха-координатор. Есть что в отчёт за пятилетку вписать. Глядишь, община премию выпишет! Ишь, ты! Жених! А то бы так и просидел всю жизнь в своей конуре…

Вдруг она снова мрачнеет. Это происходит без всякого перехода. Мгновенно.

– С другой стороны, вспоминая эту парочку, твоих родителей. Твой прекрасный отец и твоя… мать.

– Не надо про мать…

– Не надо, так не надо… Ну и потом, не встреть они друг друга, не было бы и тебя, а?.. Теперь вот ещё одна душа к нам прилетела, откуда ни возьмись… Дитя Технообщины. Да… Мальчик, девочка?

– Девочка.

– Как назовёте, уже решили?

>Агния

– И ты мне будешь рассказывать, что ты не жрец?

– Нет.

Рада встаёт и убегает куда-то в полумрак библиотеки. Раздаётся грохот, шум падения, тихая ругань. Появляется с книгой подмышкой.

– Я ничего не имею против жрецов. Вот вообще, – говорит она. – Если честно, я считаю, что нельзя так было с ними поступать. Что-то тут в общине недодумано. Это же вера! Люди верят! Тысячи людей! И сейчас что произошло? Они все разом перестали верить? Вот и нет! Они затаились… И чего у них там зреет внутри, я не знаю. И хорошо, если там, с ними, есть такие люди, как ты… Я наткнулась тут на книгу…

Книга старая, потрёпанная. На обложке красные волнистые узоры. Читает торжественным голосом:

– «Всё в мире из огня. Мир есть, был и будет вечным огнём, мерами затухающий и мерами возгорающийся».

– «Мерами затухающий и мерами возгорающийся»… Классно… – добавляет она и улыбается. – Это книга о становлении веры! О борьбе! И интересно, что мозгами ты вроде на стороне Технообщины… Ну, потому что… Ну, потому что понятно. А вот сердцем… Как-то пафосно получается… Ну, извини, не скажешь по-другому… Сердцем ты с этими угрюмыми бородачами.

Молчан поглаживает свою бороду. Получилось машинально. Рада смущается:

– Ой, извини, я совсем не имела в виду… – она не заканчивает предложение, трёт лицо руками и без перехода снова продолжает говорить. – Там кровавая история на самом деле… И не хочется, чтобы такое когда-нибудь повторилось. Короче, если ты там, с этими людьми, я спокойна.

– Но я не там.

Она пропускает это мимо ушей.

>Мара

– Мара? Серьёзно?

– Да.

– Как ведьму?

– Да.

– Колоссально! Ты как знал…

Она осматривает ближайшие к столу стеллажи, находит журнал и протягивает ему:

– Я тут прочитала одну статью про легенду о Маре. Очень интересно! Очень! И ты знаешь, я прямо влюбилась в эту ведьму, в итоге… Странно, да? Знаешь, какая там главная мысль? Что Мара на самом деле была добрым ангелом вот этой вот дремучей деревни… Её все боялись, но она никогда ничего плохого никому не сделала…

– Она ела мышей…

– Пф. Тоже мне, мыши! Это антураж. Чтобы убедительнее всё смотрелось. Она помогала людям поверить в себя… Давала такое психологическое плацебо в виде театрального представления. Я сложно сказала, да? Это из книги!.. Мара – это олицетворение животной человеческой силы. И она противопоставляется учёному, который пришёл из мира разума…

– Какому учёному?

– Который пришёл из мира разума! Который отказался от её помощи для лечения ребёнка… Ты что, не помнишь?.. Так вот, когда он отказался, тогда и другие увидели, что Мара не нужна. И она ушла. А она-то на самом деле очень нужна! Особенно сейчас. Потому что мы слишком полагаемся на разум. На логику… И мы слабеем от этого. Вот такие дела.

>Тамила

– Ты врёшь, – говорит она.

– Я не вру.

– Извини, тогда молчу.

– Что… не так?

– Ну… – она отворачивает голову к стене. – Ты не обижайся, но это унылая хренота, банальщина… Имя – это же ключ. Ключ к характеру, человеку. А этих миленьких скромненьких Тамил, их же сейчас пруд пруди… И это имя ну вот вообще ничего не означает. Не выделяется, и хорошо… Ой, подожди-ка!

Рада принимается что-то быстро-быстро набирать на клавиатуре. Говорит:

– Группа инородных имён. «Томная», «Томиться», «Мучиться»… Ну что это такое?.. Твоей дочери нужно мощное, необычное, звучное имя! Со смыслом!.. Тамила Молчановна – блеск. Слов нет.

– Я знаю очень хорошую женщину по имени Тамила.

– Вот и женился бы на этой очень хорошей женщине!.. Ой, извини-извини… Опять я со своим языком. Посидим, выдохнем. Так… Не собираетесь помириться с отцом?

Вопрос застаёт Молчана врасплох.

– Нет, – выдавливает он.

– А стоило бы. Он очень хороший человек. И лингвист. Такое бы мог имя придумать – закачаешься!

– Не хочу.

– Ладно.

>Юна

– Знаешь… – она осекается.

– Что?

– Знаешь, мне кажется, что ты заигрался.

– Почему?

– Потому что ты идёшь против себя. Против своей природы, своих корней. Я же всё о тебе знаю.

– Полагаю, не всё…

Рада с ухмылкой приподнимает брови:

– Всё. Я твой координатор. И умная женщина. Даже в тот момент, когда ты отрекался от Пламени, от своей веры, ты делал это не по-настоящему. Ты делал это назло.

– Нет.

– Может, не назло. Может, с умыслом. Чтобы стать тайным жрецом и помогать запутавшимся, сбитым с толку верующим. Повторяю: я не считаю, что это плохо! Это достойная цель!

Она снова вскакивает, кидается куда-то, но тут же возвращается, замирает, выпаливает:

– Ты – сын своей матери! Это важно. Ты такой же мрачный и задумчивый, и одинокий… Но это не главное! Главное, ты – соль этой твоей замшелой деревни. Ты сидишь там, на своём берегу, и думаешь, что про тебя все забыли. Но это не так! Кто-то боится тебя, кто-то дивится тобой, а кто-то тихо на тебя надеется… Поверь мне. Потому что ты наследник, потому что ты вырос с ними, потому что ты умный, в конце концов… Других таких умных у них нет.

– Но это…

– Это жизнь, дорогой Молчан. В Технообщине таких, как ты, много. Лучше тебя много. А в деревне ты такой один. И когда ты называешь свою дочь Юной… Ты уходишь от них. Совсем. В другой мир. Ты этого хочешь?

Он вздыхает и ничего не отвечает.

Вечереет. Становится зябко. Он идёт по направлению к вокзалу через какую-то стройку. Под ногами хлюпает. В грязевых лужах отражаются яркие фонари на кранах. Сами краны высокие, изогнутые. Связаны между собой тонкими блестящими нитями. По нитям гуляют туда-сюда маленькие роботы-шарики.

После разговора с Радостью голова гудит. Слишком много слов. Слишком много всего. Надо остановиться, подумать, разложить по полочкам, записать, но времени нет. Уже совсем скоро уходит последний поезд в столицу.

Тук-тук-тук. Какой странный звук от башмаков. Смотрит под ноги. Грязь, лужи… Ничего не изменилось. Только появился какой-то бесцветный, едва видный туман. И ноги стоят как-то неправильно. Не в луже, а на луже, будто она ледяная.

Идёт дальше. Замечает с удивлением, что с каждым шагом поднимается всё выше и выше. Словно взбирается по невидимой горке. Туман сгущается, становится плотнее.

Молчан оборачивается. В тумане висит цепочка его грязных следов. Хмыкает. Наклоняется, ощупывает невидимое нечто. Похоже на полированное дерево. На паркет.

«Вот придумают», – бурчит он. Направляется дальше.

Через пару сотен метров, уже на приличной высоте сидят в тумане подростки. Трое длинноволосых ребят и стриженая под ноль девушка. Свешивают ноги куда-то. Играют музыку. Пытаются.

Длинный с прыщами на подбородке бренчит на бандуре. Щуплый рядом сонно дудит в дудку. Ещё один парень невпопад долбит руками по барабану. Девушка поёт.

– Прошу прощения…

– Пауза, товарищи, – говорит длинный. – Чего вам, дядя?

– Не подскажете, как добраться до вокзала?

– Дык вот она ж, дорога, – отвечает со смешком и указывает на туман. – Идите себе. Минут через пятнадцать дойдёте.

– Прошу ещё раз простить, но… как это работает?

– Дорога, что ль? Она воздушная. Студент один придумал. Вы не местный, что ли?

– Нет.

– Ого! – восклицает щуплый.

– Товарищи! Нашу лучшую музыку в честь гостя нашего города! Три-два-один-поехали!

Они снова принимаются играть. Фальшивят. Все шипят на щуплого. Тот краснеет и исправляется. Вступает девушка. Пару раз сбивается, но вскоре ловит ритм. Поёт.

В этот раз музыка неожиданно хороша. Жива, пронзительна.

Молчан осторожно опускается на невидимый «паркет» рядом. Подпирает голову рукой. Ноги погружаются в прохладный туман.

Перед ним город. Разрытый, истерзанный, ждущий новой жизни. Что вырастет из этих котлованов? Стеклянные небоскрёбы? Заводы, производящие бесконечных роботов? Или наоборот, зелёные бесконечные парки, ровные, подстриженные?.. Или это будет город невидимых домов и воздушных дорог? И по ним будет ездить на электрическом самокате его дочь?

Дочь… Как же её будут звать?

>Агния

Оркестр на время замолкает. Только щуплый парень продолжает играть на дудке. Это старая народная мелодия. Знакомая с самого детства.

>Мара

Вступает барабанщик. Ускоряется, расходится. Бам-бам-бам. Громко, ритмично. Он серьёзен и сосредоточен.

>Тамила

Девушка запевает балладу о войне. Голос её тонкий, грустный.

Алеет небо.

>Юна

Бандура издаёт какие-то странные, неземные, но вместе с тем удивительно гармоничные звуки. Длинный трясёт головой в такт. Немытые волосы закрывают глаза.

Поезд. Общий вагон на двадцать мест. Широкий экран транслирует последние новости Технообщины. За большими окнами с огромной скоростью проносятся леса, поля, города. Ход плавный и почти бесшумный. В воздухе странная искусственная свежесть.

Кроме Молчана, в вагоне ещё два пассажира. Одинаковые мужчины в чёрных костюмах. С круглыми усталыми лицами. Переговариваются. С ними похожий на паука киноробот.

Молчан записывает свои последние впечатления. Почерк скачущий, кривой. Торопится. Потому что через каких-то пару часов он доедет. А ещё столько всего не продумано, не проанализировано.

Вот отец. Бросил их.

«Проклятая книга, – выводит он в блокноте. – Других дел в деревне не было. Дописал и уехал. Куда? Не знаю. Мог ли взять мать и меня? Нет. Хотел? Не знаю».

Добавляет и обводит рамочкой: «Опасность: могу бросить семью, как отец».

Вскоре он увидит их. Своих девочек. Большую и маленькую… Готов ли?

– Готовы ли вы, о товарищи?!

Кудрявый, сутулый человечек. Стоит, сложив руки в молитвенном жесте, прямо перед экраном с новостями. Одет во что-то невообразимое. Больше всего напоминает скреплённые шнурками целлофановые пакеты. Правый глаз дёргается.

– Позвольте представиться, меня зовут Ждан. Я ваш проводник в этом славном путешествии в нашу прекрасную столицу. Прошу обращаться по любым вопросам.

Он расшаркивается с мужчинами в чёрном. Гладит киноробота. Ласково, как собаку. Поворачивается к Молчану. Оскал во весь рот, и рука уже вытянута для рукопожатия. Глаз дёргается ещё сильнее.

– Здравствуйте, не имею чести быть с вами знакомым. Как вы уже слышали, я Ждан, проводник.

– Здравствуйте, – отвечает Молчан.

– Впервые едете на поезде?

– Да.

– Чу́дно! Технология впечатляет, не правда ли? Разве такое можно было себе представить до Технообщины? В тёмные века владычества жестокой и алчной жреческой касты?

– Простите, мне казалось, что это разные вещи…

– Разные! – соглашается проводник. – Но связанные! Скажите, а кем вы работаете?

– Я программист-консультант. Помогаю старикам, инвалидам…

– О, а я распыляюсь! Вы же как раз их тех безвестных героев, благодаря которым нам удалось достичь того, чего мы достигли. Равенства, справедливости! И, главное, независимости от животной природы человека, которая так портила нам жизнь раньше! Теперь миром правит разум! На прочном научном фундаменте! И если бы у меня была шляпа, я бы сейчас снял её перед вами!.. Товарищи-товарищи! С нами в одном вагоне едет человек нового мира! Творец!

– Нет-нет…

– Прошу вас, не спорьте. Скажите лучше, куда вы едете, если не секрет?

– В столицу. У меня родилась дочь.

– Товарищи! Мы присутствуем при грандиозном событии в жизни этого приятного и в высшей мере скромного человека! Давайте поздравим его от всей души!

Мужчины в чёрном вяло кивают из своего угла вагона. Робот вздрагивает, просыпается, водит глазом-камерой по сторонам.

– Первенец? – спрашивает Ждан.

– Да.

– Чу́дно! – Под шелест целлофана он устраивается в соседнее кресло, складывает руки на груди, спрашивает: – Как назовёте?

>Агния

Улыбка Ждана меркнет. На лице появляется скорбное выражение.

– Дорогой товарищ, вы знаете, с чем, так сказать, ассоциируется это имя?

– Не совсем…

– С Пламенем, дорогой мой товарищ! Агния – это огонь! Это кошмарные деревянные идолы! Это дремучие суеверия! А всё это вместе – это перевёрнутая страница истории!

– Но…

– Бога нет. Я это знаю. Вы это знаете. Мы это знаем. Каждый следующий шаг науки оставляет в мире всё меньше тёмных мест, где он бы мог укрыться. Раньше мы считали, что у нас есть душа, и она – часть мирового Пламени. Теперь мы точно знаем, что никакой души у нас нет. И мир состоит не из огня или воды, а из атомов. Что же, атом нам теперь объявлять новым богом?..

Он победно глядит на Молчана, будто ожидая мгновенного раскаяния. Не дождавшись, продолжает:

– Религии – это суррогаты наивных представлений и страхов человечества перед природой. Мы же хотим укротить природу! Подчинить её разуму. Как единое, сильное человечество. Поэтому мы должны отринуть раз и навсегда своё наполненное предрассудками прошлое. Никаких Агний, товарищ! Новому времени – новые имена!

>Мара

– Ммм… – неопределённо мычит Ждан, потом качает головой и произносит:

– Перед нами типичная жертва моды. Да-да… Мода – это когда имя дают вопреки заложенному в него смыслу. Когда подразумевают обратное. Я встречал человека по имени Злой. Как вы думаете, был он злым?

– Не знаю.

– Конечно, он был злым! Из-за своего имени! Как же ещё?

Молчан пожимает плечами. Проводник вздыхает и продолжает:

– Тяжёлая пора сейчас, конечно… Столько новых людей включено в Технообщину, столько судеб резко и необратимо поменялось… Я много разговариваю с людьми. Вот так, в пути, за чашкой чая. В неформальной, так сказать, обстановке. Задаю вопросы… Они ничего не понимают. Что происходит. Зачем… Правительство рассказывает, показывает, старается, а на выходе снова Злые и Мары. Шутки, прибаутки. «Ничего не изменится. Мы все будем мучиться, а потом умрём…» Но вы! Вы же программист! Вы же понимаете, какая сила в наших руках. Сила моделировать, контролировать будущее! Серьёзные дела творятся! Ну какая Мара, а?

>Тамила

Ждан улыбается, но без особого энтузиазма.

– Скажите, дорогой товарищ, а какой вы видите будущую жизнь вашей дочери?

– Не знаю, – говорит Молчан.

– Я советую вам заказать долгосрочный прогноз её судьбы. Для справки, это самая популярная услуга электронного правительства за всё время существования Технообщины.

Молчан откашливается:

– А разве имеет смысл так рано что-то моделировать? Ведь ещё… ничего непонятно.

Проводник оживляется:

– Почему? Многое понятно. Кто родители. Где живут. Кем работают. Кто родители родителей. То же имя ребёнка. Мотивация дать именно это, а не другое имя. И даже сейчас, даже на этом начальном этапе, многое можно изменить. В этом же вся мощь глобальных вычислений. Вы должны понимать.

– Я понимаю, но…

– Ну вот, скажем, Тамила. Если я не ошибаюсь… Если я не ошибаюсь… – Он принимается рыться по карманам своего странного одеяния, достаёт из кармана платок, сморкается. – Извините… Тамила в каком-то смысле одно из самих нейтральных имён. Глядя на вас, я могу предположить, что вы готовите ей судьбу созерцателя, но не двигателя прогресса. Это нормально. И хорошо. И даже в какой-то мере похвально. И делайте ровно так, как считаете нужным, но… Но дерзнуть!.. Создать!.. Как говорил один мудрец, сотворить живое из неживого – ей будет сложно. Можете считать, что это прогноз. Не очень профессиональный, но всё же…

– Но разве всем… Разве всем нужно быть создателями?

– Это верно… Было верно. Потому что сейчас перед нами век автоматизации, искусственного интеллекта, программного планирования… И человечеству больше не нужны простые ремесленники. Не нужны, и всё.

>Юна

– Замечательно! – говорит он и скалится во весь рот. – Это замечательно! А теперь, дорогой товарищ, рассказать вам, что ожидает человечество в ближайшем будущем?

Молчан пожимает плечами. Ждан продолжает:

– Ну, во-первых, полёт в космос! Настоящий, успешный, далёкий полёт. А знаете, почему?

– Почему?

– Потому что этого хотят люди! Потому что вы этого хотите! Понимаете, в чём штука? Есть какое-то заблуждение, что Технообщина создана умниками для умников, что у Технообщины есть какой-то один мозговой центр, который определяет цели и новые смыслы… Но ничего такого нет! Технообщина – это просто отличный инструмент для изъявления воли людей. Изъявления, обработки и реализации!.. И вот вы сегодня не просто назвали свою дочь Юной! Вы сформировали запрос.

– Запрос?

– Да. Запрос на новый полёт, запрос на подвиг, запрос на движение вперёд. И это прекрасно!

Проводник делает паузу, смотрит в потолок благостным взглядом.

– Ну а теперь я вам расскажу, что будет во-вторых!..

Столица. Молчан теряется в переплетении воздушных невидимых улиц, искривлённых фантасмагорических зданий, линий монорельса. Идёт дождь. Ночь. Шагает пузатый робот. Под козырьком остановки спит бездомный, укрывшись рваной фуфайкой. Рядом с ним рукописный плакат с растёкшимися буквами: «Отвалите! Лежу по плану!»

Терминал на остановке просит ввести адрес. Молчан достаёт из дневника мятый листочек, вглядывается в него близорукими глазами, набирает.

Десять минут. Всего десять минут до того, как всё закончится… Или начнётся? В голове всё смешалось, и нет времени подумать, разобраться. Великое Пламя, Технообщина, суровая мать в парадном одеянии, весёлый отец с книгой подмышкой… Хвостики мышей, торчащие из безобразного рта; хохочущие дети; пахнущий потом мотокомбинезон…

Поздно. Надо просто дойти и увидеть их. И сделать выбор. Окончательный, бесповоротный, единственно правильный выбор.

Нет, не единственно правильный. Он не может быть единственно правильным! Это важно помнить. Это очень важно.

Он повторяет это, как заклинание, до самого роддома.

Необъятное конусообразное здание с иссиня-чёрными стенами. Усыпано жёлтыми точками горящих окон. Стеклянные двери автоматически раздвигаются перед ним. Он медлит, прежде чем войти, смотрит внутрь.

Глубоко вздыхает, вытирает пот со лба, делает шаг.

Пора…