Прошло несколько лет. Константинополь был построен. Дети успешно правили своими вотчинами. А Константин все больше мрачнел. Его стала мучить какая-то неизвестная болезнь.

Боль возникала вдруг в левой стороне груди. И постепенно левую сторону тела словно сжимали мощные клещи. Врачи были бессильны. Их рецепт — маковый лист, растолченный в меде, — снимал боль лишь на время, потом опять начинался приступ.

Он решил немедленно ехать в Иерусалим, чтобы посетить построенный его матерью храм Гроба Господня. Он слышал, что на этом месте Христос излечил много больных, и надеялся на свое чудесное исцеление.

Вдохновившись такой надеждой, Константин на время даже простился с болью. Он не захотел ехать в колеснице, а приказал — для быстроты — плыть морем. Срочно снарядили специальную галеру. С собой Константин взял и Евсевия, самого близкого к нему в последние годы человека.

Кстати сказать, отношения императора и епископа весьма тонко характеризует один эпизод, зафиксированный Евсевием в его «Истории». Он относится к тридцатилетию царствования Константина, которое широко праздновалось в 336 году.

В своей торжественной речи Евсевий, обращаясь к юбиляру, произнес: «Ты блажен, потому что в этом мире Бог поставил тебя властелином над всем, и в будущем веке твое земное царство превратится в небесное».

Лесть показалась Константину настолько неумеренной, что он счел своим долгом прервать Евсевия и попросил его воздержаться от столь явных преувеличений.

* * *

К юбилею было приурочено и освящение храма Гроба Господня в Иерусалиме. Этот праздник на Святой земле стал кульминацией всей жизни императора Константина Великого.

Посещение храма, возведенного на месте, где Господь восстал из мертвых, произвело на Константина сильнейшее впечатление. Как он признался Евсевию, он снова, даже днем, слышал голос Спасителя. Это принесло ему облегчение. С его плеч спало тяжкое бремя вины. Ради этого, втайне от всех, он и приезжал в Иерусалим.

Во время этого путешествия Константин нередко призывал к себе Евсевия и вел с ним откровенные разговоры, которые летописец по свежей памяти записывал. В одной из таких бесед император в очередной раз сокрушался по поводу гибели любимого сына Криспа.

— Если бы я был мудр, как Диоклетиан, — сказал Константин, — и заранее объявил бы, что по истечении двадцати лет моего правления отрекусь от трона, тогда Крисп был бы сейчас жив и был бы августом Империи. Но глупая жажда власти не позволила мне так поступить. Так что в его смерти я виноват больше всех.

Евсевий ответил:

— Ты забыл, доминус, что после отречения Диоклетиана Империя скоро распалась. И если бы не твоя воля, сегодня это наверняка была бы Империя язычников. И в ней христиане были бы изгоями.

Константин спросил своего друга:

— Бог когда-нибудь простит меня?

— Я уверен, что простит, — ответил Евсевий. — Никто не заслужил Его прощения и Его милосердия больше, чем ты, доминус.

* * *

Той ночью Константину приснился странный сон. Будто висит он, распятый на кресте, — в центре великолепного храма. Над крестом, в круглом отверстии купола голубеет небо. Но купол так высоко, что небо — не больше монеты.

К кресту подходит Пилат с табличкой, ставит ее на кресте. Написано: «Константин Наиссей. Царь Византийский».

Константин, корчась от нестерпимых болей, шепчет: «Боже! Для чего Ты меня оставил?»

В ответ у подножия креста, словно из воздуха, является человек в белоснежном хитоне.

— Ты звал? — говорит.

Константин приоткрывает глаза и спрашивает о том, что мучает его с момента гибели любимого сына:

— За что, Господи, чаша сия?

Вместо ответа Иисус произносит:

— Посмотри на небо.

Константину страшно и подумать об этом: малейшее движение отзывается страданием. И тут вдруг он чувствует, что боль ушла, ушла совсем. Он подымает голову к куполу, видит голубую монету неба. И в следующий миг яркий луч солнца слепит ему глаза.

— Вот так и ты, кесарь, ослепил Мою церковь золотым светом власти, — говорит Иисус. — И теперь это уже не Моя церковь, а твоя, земная. Ты хотел, чтобы церковь мыла тебе ноги, кесарь, и ты добился своего. Но в Моем царстве правят не кесари.

Константин говорит, как бы оправдываясь:

— Господи! Я только хотел укрепить Твою Небесную власть своей царской властью.

— Ты хотел одно, а вышло другое… Ты создал при себе партию хитрецов и фарисеев.

— Да, Господи, мои грехи велики. Но разве я не искупил их тем, что поставил столько великих храмов в Твою честь?

— Ты поставил памятники себе, кесарь. Не нужны Мне такие роскошные. Мой храм строится в душе человеческой. А зачем душе блеск и роскошь? Твой блеск мешает людям говорить со Мною.

— И что теперь прикажешь с этими храмами делать? — мрачно спрашивает Константин. — Разрушить их?

— Это сделают без тебя. И не один раз.

Иисус поворачивается, словно желая уйти, но вдруг произносит очень усталым голосом:

— Хочешь узнать, чем обернется земная власть твоей церкви, кесарь?

— Скажи.

— Тысячи людей будут сожжены. Но — Моим именем. И это сделает твоя церковь, кесарь.

— Когда это будет? — изумленно спрашивает Константин.

— Через тысячу лет, — устало отвечает Иисус. — Но хворост для этих костров уже начали собирать сейчас, в царствие твое…

Константин тяжело вздыхает:

— Долго ли мне тут маяться за мои грехи? Прости мне…

— Я давно все простил тебе, человек, посягнувший стать Богом, — говорит Иисус. — Простил за одну только великую попытку дать людям свет Истины. Но ты возомнил себя Богом раньше, чем эта попытка удалась.

— Значит, грехи мои несмываемы? — совсем уж поникнув, спрашивает Константин.

— Это ты говоришь, — отвечает Иисус. Он легко снимает Константина с креста и целует его раны, после чего они тут же закрываются. Затем Иисус берет тазик с водой, омывает в ней ноги Константина и выпивает воду. — Что ты хочешь за свой подвиг? — спрашивает Иисус.

— Только одного, — отвечает ошеломленный Константин. — Верни мне сына.

— Я знал, что именно это ты и попросишь, — тихо говорит Иисус. — Прощай, великий сын мой, — после этих слов Он исчезает так же, как и возник, — просто растаяв в воздухе.

— Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! — успел крикнуть Ему вдогонку Константин и услышал в ответ:

— Истинно говорю тебе, сегодня ты будешь со Мною в раю.

— Значит, я спасен? — спрашивает император самого себя, потому что спрашивать уже некого. И ему отвечает эхо: спасен? спасен?..

Еще не умолк последний отголосок эха, как с грохотом иерихонским рушатся стены храма, построенного на золото первого христианского царя, не причинив ему самому никакого внешнего вреда…

Когда оседает пыль, Константин видит — к нему идет, протягивая руки для объятия, его первый и самый любимый сын Крисп.

И тут Константин проснулся.

Он понял, что только что видел во сне Второе Пришествие…

Остаток ночи он уже не спал. Утром он позвал Евсевия и рассказал ему свой удивительный сон. Но многое в этом сне так и осталось для обоих неразгаданным…

Во время путешествия в Иерусалим Константин, по свидетельству Евсевия, окончательно уверовал в Бога.

* * *

Усилиями Константина к Иерусалиму вернулось его былое значение как центра христианства и места первой апостольской проповеди. Великий город утратил это значение после того, как римский император Тит в 70 году разрушил его до основания, и полвека спустя император Адриан создал там римскую колонию Элия Капитолина. То есть даже само имя Города пытались стереть с земли и из памяти народов. По приказу Адриана на месте Иерусалимского храма был возведен храм Юпитера.

Константин вернул все на круги своя. Иерусалим обрел свое былое величие.

Древний город занял почетное место в пентархии. Напомню, это строгая иерархия первых пяти центров христианства, узаконенная первыми Вселенскими соборами. Вот эти пять городов: Рим, Константинополь, Иерусалим, Антиохия, Александрия.

Первые три из этих пяти стали важнейшими центрами христианства при Константине. И в этом заключена одна из главнейших составляющих исторического наследия императора Константина Великого.

Помимо двух главных христианских храмов на Святой земле, созданных Константином, историки связывают с его именем возведение множества церквей в разных концах огромной Империи: и в ее столицах, и на ее окраинах — в Северной Африке, в Сирии, на Балканах. В том же Иерусалиме, на Масличной горе, по приказу Константина была построена церковь Вознесения. Сейчас на ее фундаменте стоит мечеть.

* * *

Повторюсь: именно в Иерусалиме Константин, как утверждает Евсевий, окончательно уверовал в Бога.

Немецкий богослов А. Гарнак не доверяет рассказу Евсевия о религиозном прозрении Константина. В конце XIX века он высказал такую идею: не было никакой необходимости в особом озарении Константина свыше, чтобы осуществить на деле то, что уже было и так готово к воплощению. Нужен был только проницательный и сильный политик, который бы обладал внутренней тягой к религиозным переживаниям. Именно таким человеком и был Константин. А его религиозное прозрение — это миф.

Но сие сказано человеком, который жил на много веков позже Константина. Кому же больше верить: ему или Евсевию, современнику Константина, многие годы прожившему с ним бок о бок? Пусть каждый выбирает свой ответ на этот вопрос, один из главнейших из заданных нам Константином.

Мне близка мысль Вила Дюранта о том, что христианство для Константина поначалу было чистой политикой, но с течением времени переросло в самое глубокое убеждение.

Я верю в искренность обращения Константина. Верю его рассказам о знаках, посылаемых ему Небесами и гениально прочитанных им. Верю в способность Константина видеть между небом и землей такие вещи, которые никто никогда не замечал.

Верю утверждению Евсевия, который подметил, что Константину христианство было близко по сути своей — его душа искала поклонения не множеству богов, он искал веры в единого Бога.

Меня не раз посещала мысль: а что если Константин в самом деле был человеком преждевременным и знал секрет общего счастья. И хотел поскорее внушить его неразумному человечеству. А когда понял, что взялся за непосильное, тогда и стал таким нетерпимым и раздражительным, порою даже деспотичным.

И в своем тяжком споре с человечеством Константин стал использовать как аргумент ссылки на голос Неба, на Его подсказки. Своим близким людям он не однажды говорил: «Сегодня я общался с Богом…» Что ж, и такие чудеса бывают на свете. Редко, но бывают.

* * *

На обратном пути из Иерусалима Константин почувствовал приближение смерти, и тогда он пожелал принять крещение. Сделать это он решил в одном из самых дорогих для него мест — в Дрепануме, где он обвенчался со своей первой женой Минервиной.

На месте того дома, где он впервые услышал «Отче наш», стояла теперь красивая церковь. В нее слабеющего императора внесли на носилках четверо его самых приближенных воинов. Носилки поставили перед алтарем. Константин снял с себя пурпурный плащ. Его облачили в белоснежные одежды. Он встал на колени и публично покаялся в своих грехах.

Крестил Константина епископ Евсевий Никомидийский.

* * *

Последний путь, который Константин сумел преодолеть живым, — дорога в Никомидию, во дворец Диоклетиана. Треть века назад он служил здесь начальником императорской гвардии…

По сути, вся его жизнь была исканием Истины. И подвиг Константина, пожалуй, в том и состоит, что он был до конца честен в этом поиске. Он принял христианское крещение на смертном одре — не раньше, чем окончательно уверовал в единственного Бога, который вел его по жизни и подавал знаки. Константину только оставалось научиться их читать. Он был прилежным учеником.

Константин умер 21 мая 337 года в Аквирионском дворце Никомидии. Как он и завещал, его похоронили в Константинополе, в храме Двенадцати Апостолов. Ритуал своих похорон Константин определил заранее. По словам Евсевия, он велел поставить свой гроб в храме так, чтобы справа и слева от него стояло по шесть колонн с памятниками апостолов.

Православная Церковь причислила Елену и Константина к лику не только святых, но и равноапостольных. Их день наша Церковь отмечает 21 мая (по новому стилю — 3 июня), в день смерти первого христианского императора…

* * *

Лактанций говорит, что в первые четыре века новой эры были два главнейших события: Воплощение Христа и триумф Церкви при Константине.

Римский сенат счел Константина достойным возведения в боги.

Историки чаще всего сравнивают его с самым счастливым из всех римских императоров — Августом. Или с Петром Великим. Или с Наполеоном.

Пройдут семнадцать веков, но Запад, в отличие от православного Востока, так и не причислит Константина к лику святых. Его почитание получит распространение лишь в тех странах, с которыми была связана его бурная деятельность, например, в Британии.

Многие наверняка удивятся: неужели на Западе Константин не канонизирован? Это он-то, столько сделавший для поддержки христианства во всей Империи — от Ла-Манша до Арарата?!

Да, это так.

Но финал ли это? Нет. Занавес опускать рано. Век Константина еще не окончен. Искатели Истины живут долго, очень долго.

Я уверен, что подлинное признание медленно прозревающим человечеством еще ждет Константина. Время Триумфа Константина, Триумфа его космической идеи Всеобщего Согласия еще впереди…

Евсевий Кесарийский говорит, что за минуту до смерти Константин улыбался.