Минули два года обучения. Константину присвоили звание центуриона и назначили начальником императорской гвардии в Никомидии.
Лактанций, служивший в те годы преподавателем риторики у Диоклетиана, так пишет о Константине: «Юноша самый добродетельный и достойнейший звания цезаря, благодаря необыкновенности и изяществу облика, воинскому таланту, твердости нравов, личной доброте, он был любим солдатами и был желанным для простых людей».
Положенный выпускнику недельный отпуск Константин провел у матери, переехавшей в Дрепанум, пригород Наисса.
Там он и встретил Минервину — свою первую любовь, первую жену и мать своего первого (и самого любимого из семи своих детей) сына.
Она была дочерью богатого купца, жила в Дрепануме и часто навещала Елену. Константин и Минервина встретились в саду матери, и он был поражен ее красотой, нежностью и умом.
В свои семнадцать лет она была весьма образована, хорошо знала греческий, читала наизусть большие куски «Илиады». Эта встреча многое изменила в жизни Константина.
Он с удивлением узнал, что Минервина христианка, и пытался убедить ее, что это не только опасно, но и нелепо — придерживаться столь варварских обрядов: пить живую кровь и есть живую плоть. Таково было воздействие антихристианской пропаганды на Константина, как, впрочем, и на других. Люди мало знали об учении Христа кроме того, что это учение ложно и подрывает авторитет истинных богов.
Минервина была первой, кто попытался открыть Константину глаза. От нее он впервые услышал поразившее его своей простотой и величием заклинание:
Минервина впервые привела его в христианский храм, если так можно назвать одноэтажное здание в Дрепануме, бывшее когда-то складом. Константин, привыкший к величию храмов Юпитера, покровителя Рима, был удивлен скромностью убранства: ряды простых скамей, алтарь в виде стола, покрытого белой скатертью, на ней тарелка и графин вина, позади стола — крест и горящая свеча.
У основания креста он заметил табличку с греческими письменами: «Иисус Христос Теон Иос Сотер». Знаний Константина не хватило, чтобы понять все пять слов, и Минервина перевела ему: «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель».
После проповеди священник объявил, что сейчас будет причастие. Константин с волнением ждал того жуткого ритуала, о котором так много слышал: питие крови и поедание плоти. Но обряд был простым и красивым. В память о Сыне Божием, который отдал за них жизнь, люди делили хлеб и запивали его вином. Священник напомнил, что во время прощального ужина в Иерусалиме Иисус тоже пил вино со своими учениками, отсюда и пошел ритуал.
* * *
В тот день Константин впервые услышал от Минервины историю распятия Иисуса. Он впервые услышал о Понтии Пилате, прокураторе Иудеи, и о том, как он трижды отказывался предать Иисуса казни. И еще — о том, что именно первосвященники, пришедшие во главе толпы, уговорили Пилата отправить Христа на Голгофу.
Той ночью Константину снился странный сон. Будто он — цезарь Востока и приехал с инспекцией в подвластную ему Иудею. И вот рано утром, в шесть часов, к нему во дворец приходит толпа и приводит связанного Иисуса и требует его казнить.
— В чем вы обвиняете его? — спрашивает Константин.
— Он провозгласил себя царем, — отвечают ему.
Константин увел Иисуса во дворец и спросил его:
— Так ты царь иудейский? Тогда почему не разгонишь эту толпу и этих первосвященников?
— Царство Мое небесное. Оно не в этом мире. Но скоро придет земной царь и станет строить в Мою честь такие высокие храмы, чтобы дотянуться до царства Моего. И скоро он возомнит себя богом…
— И ты знаешь его имя? Кто этот царь? — спросил Константин.
— Ты, кесарь, — ответил Иисус.
Константин рассмеялся, вышел к толпе и сказал:
— Я не вижу на нем никакой вины. Он просто помутился рассудком.
Толпа закричала:
— Распни его!
— Нет, — ответил Константин, — с сегодняшнего дня я отменяю казнь на кресте.
И тут он проснулся.
Константину еще не раз будут сниться такие странные сны — с участием этого чуждого и загадочного бога. Константин хорошо их запомнит и потом перескажет Евсевию из Кесарии и Осию из Кордобы, двум священникам. Но оба знатока христианской веры сумеют растолковать не все его сны…
* * *
Все увиденное и услышанное в Дрепануме посеяло в душе Константина первые сомнения относительно его веры. Но пройдет немало времени, прежде чем ему приоткроется Истина.
По сути, вся его жизнь будет исканием этой Истины. И подвиг Константина, пожалуй, в том и состоит, что он был до конца честен в этом поиске. Он принял христианское крещение на смертном одре — не раньше, чем искренне уверовал в единственного Бога, который вел его по жизни и подавал знаки. Константину только оставалось научиться их читать. Он был прилежным учеником.
…Их медовый месяц с Минервиной длился всего неделю. Диоклетиан срочно отправился в Египет, вот уже три века бывший рядовой провинцией Империи. Ее границы доходили до порогов Асуана, что в среднем течении Нила. Рим видел в Египте не более чем кладовую зерна, безропотно поставляемого в метрополию. Не очень церемонясь, римляне пытались приспособить древние египетские святилища под свои храмы.
При Диоклетиане непомерно возросла армия чиновников. Раздутый государственный аппарат требовал много денег. Императору пришлось ужесточать налоговую систему. Сбор налогов и в центре Империи, и на ее окраинах часто превращался в настоящие сражения населения с властями.
Вот как описывает историк Лактанций сцену сбора налогов после эдикта Диоклетиана 295 года об ужесточении налоговой системы:
«Толпа налоговых чиновников низверглась и привела всех в смятение. Это были картины ужаса, как при нападении врагов и уводе пленных. Измерялись поля, подсчитывались виноградные лозы и деревья, вносились в списки все домашние животные, отмечалось число жителей. В города сгонялось все городское и сельское население. Все площади были забиты толпами людей. Каждый был на месте с детьми и рабами. Ввели пытки и побои. Сыновей пытали перед отцами, вернейших рабов перед хозяевами, жен перед мужьями. Если же все это было безуспешно, пытали самого собственника, и если он не выдерживал боли, он записывал в собственность то, чего у него вовсе не было. Ни возраст, ни немощи не находили снисхождения… Детям прибавляли возраст, старикам уменьшали. Все должны были платить подушный налог… Не доверяли одним оценщикам и снова посыпали других, как будто они могли записать больше. Все время удваивались взносы. Тем временем уменьшалось число животных, умирали люди. Но, несмотря на это, налог накладывался и на умерших.
Бесплатно нельзя было больше ни жить, ни умереть. Остались только нищие, с которых нечего было взять».
Неудивительно, что во многих провинциях народ бунтовал против власти Рима. В 295 году начались серьезные волнения в Египте, где взбунтовалась значительная часть населения, в том числе и мавританские племена. Два года спустя мавр по имени Ахилл, облачившись в пурпурный плащ, объявил себя августом и захватил Александрию.