Современные писатели, художники и кинематографисты больше не могут и не хотят служить чистой красоте восприятия, ограниченной лишь совершенной формой, – они ищут содержания. Но в том-то и дело, что до него в полной мере они еще не доросли. В безуспешной погоне за мнимыми ценностями теряется настоящая реальность, а манера вклинивания в искусство излишней поучительности превращает его в самую бесполезную и ненужную вещь в мире.

– Тривиальными формами пусть оперируют бездарности – мы эти формы будем создавать, – торжественно изрек свой любимый афоризм писатель Сергей Флюсов, стоя на корме небольшой прогулочной посудины «Валерий Чкалов», и, затянувшись сигаретой, добавил: – Гениальная мысль. Я придумал.

Теплоход мерно раскачивался на воде. «А ведь я давно не имел дела с Москвой-рекой…» – События двенадцатилетней давности, явственно встав перед глазами, напомнили о веселых студенческих годах, милых шалостях вкупе с невинными глупостями.

Тогда Сергей вместе с двумя своими сокурсниками по институту отправились на плавучий ресторан «Сокол» отмечать какое-то незначительное событие и засиделись там до его закрытия. Покупка спиртного на вынос в питейном заведении предусмотрена не была, и поэтому друзья обратились с последней просьбой о приобретении горячительных напитков к старому морскому волку – Василию Ивановичу, избороздившему за свою жизнь все моря и океаны планеты, а тогда служившему при ресторане швейцаром.

Дядя Вася чутко воспринял информацию, зорко оглядел зал и, с радостью отметив, что последние посетители собираются уходить, таинственным шепотом предложил несколько минут подождать.

Через некоторое время вместе с тремя бутылками «Столичной» студенты получили приглашение от бывшего капитана – тут же на свежем воздухе их и уничтожить под рассказы о пиратах, акулах и других сомнительных обитателях водных просторов.

Истории были настолько занимательными, что участники импровизированного застолья не заметили, как окончательно опьянели. Пьян оказался и сам морской волк. Сделав значительную паузу в своем повествовании, он долго смотрел на водную гладь, а потом, рванув у себя на груди видавшую виды тельняшку, рявкнул:

– В кого я превратился?! В воротного… Я – легендарный капитан, якорь мне в глотку… – Он попросил налить себе полный стакан и твердо сказал: – Как выпью – идите рубить канаты. Пойдем в Астрахань.

Один из приятелей Сергея действительно пошел их рубить, но по счастливой случайности упал в трюм и сломал обе ноги. Ноги, конечно, было жалко, но если бы он выполнил до конца указания Василия Ивановича – все могло бы кончиться гораздо хуже.

Журналистка одной из центральных московских газет, прибывшая на судно для освещения съемок фильма, деловито поинтересовалась:

– А скажите, сколько времени займет съемочный период?

Флюсов, играючи, насупил брови, выдвинул вперед нижнюю челюсть и тихо сказал:

– Не больше двух недель.

Девица черканула что-то у себя в блокноте и продолжила:

– А какова цель задуманного вами фильма? Вы как сопродюсер планируете ли окупить кинопроизводство? И если да, то каким образом?

– У нас есть предварительная договоренность по продаже прав одной из компаний, специализирующейся на выпуске кассетной продукции. Вы поймите – это между нами: граждане, купив кассету с нашим фильмом и посмотрев ее на домашнем видео, наверняка скажут: дерьмо. Но прежде чем сказать и посмотреть, они ее все-таки купят – это главное. Хотя с другой стороны, с таким исполнителем, как Казимир Карлович, наш фильм может стать хитом сезона. Вон он, кстати, идет. Посмотрите, как на нем классно сидит форма капитана милиции – настоящий артист.

Подошедшему Златопольскому корреспондент сразу задала коварный вопрос:

– Скажите, пожалуйста, как вы решились на столь смелый эксперимент – участие в съемках полнометражного художественного фильма?

– А это для меня отдых. В стране столько проблем, которые надо решать… Я не могу работать двадцать четыре часа в сутки – мне нужны передышки. Съемки фильма – одна из них. Если я не успею объяснить нынешним правителям причины ошибок в проведении реформ – все накроется медным тазом. Ведь сама их идея хорошая. Но делали это люди, которые, к сожалению, мало что понимают в практической экономике. Они больше думали о политике. Ну и, конечно, не учли национальный вопрос, национальную специфику, потому что у нас есть народы, которые едят только лепешки, – узбеки, киргизы. Им нельзя повышать цены на хлеб – это главное. Вся семья: утром – лепешка, днем – лепешка, вечером – лепешка. Сначала, может быть, во внешней торговле надо было перейти на мировые цены. СЭВ зачем загубили? Ведь поляки, чехи, венгры, румыны, болгары на нас работали. Их одежду мы покупали. Запад не покупал. Мы отдыхали в их пансионатах. Это чем мешало? Это разве имеет окраску политическую? Помидоры перестали быть помидорами…

У девушки, пытавшейся конспектировать речь вождя, онемела рука, а прекратить стенографию без какого-либо повода она постеснялась. Поэтому, внимательно оглядев свою шариковую ручку, она тупо сказала:

– Надо же, зараза, прекратила писать, наверное, паста кончилась – и выбросила ее через борт в воду.

Карлович, не обратив никакого внимания на столь вызывающий демарш, продолжил:

– …Или «Икарусы» венгерские. Вот сейчас у нас по всей стране не хватает автобусов. Пока мы построим завод по производству «Мерседесов» под Москвой, пока он разовьет мощность… Сколько мы теряем? Ничего нельзя бездумно уничтожать! Это все стиль большевизма. Беда в том, что настоящей перестройки, изменения мышления не произошло. Просто поменяли вывески, а руководители остались те же самые. Алиев вернулся, в Молдавии – Лучинский. Их надо было убирать полностью. Ошибка Горбачева – он должен был поменять председателя КГБ, поставить нового человека, министром обороны – нового человека, МВД – нового человека; прекратить созывать съезды КПСС, не проводить пленумы, сократить тираж «Правды», убрать оттуда идеологию, оставить только экономику. Вызвать первых секретарей ЦК компартии и сказать: «Ребята, СССР себя исчерпал, надо переходить к нормальному территориальному делению. Вот у нас триста миллионов населения, по пять миллионов – шестьдесят губерний. Все». И они бы согласились – партия одна. Но страх победил: КГБ все слышит, все видит. Это нужно было использовать, перейти на территориальное деление – нет СССР, есть Российская республика. Райкомы закрываются под видом реформы партии, поскольку достаточно обкома. Будет шестьдесят обкомов. В обкоме половина аппарата сокращается. И за десять лет они бы исчезли как таковые. Прекратить прием в партию. Не ставить занятие должности в зависимость от партийности, убрать эту графу «партийность». Убрать графу «национальность», «социальное положение». И вот таким способом страна постепенно бы реформировалась.

Очумевшая девушка с грустью подумала: «Если он сейчас не заткнется – я брошусь в ледяную воду вслед за ручкой». На ее счастье, из нижнего отсека показалась взлохмаченная голова Канделяброва:

– Казимир Карлович, попрошу вас на репетицию.

В пассажирском салоне пахло перегоревшими проводами и толпилась куча народу. Артисты-двойники – Клинтона, Маргарет Тэтчер, Сталина, Гитлера, Хрущева и Майкла Джексона – повторяли про себя роли, ассистенты уточняли последние детали их действий в мизансцене, звуковики с операторами последний раз проверяли техническую исправность съемочных камер и другой аппаратуры.

Канделябров с мегафоном в руке взгромоздился на гигантскую табуретку и предупредил собравшихся, что до начала съемки осталось пять минут. Народ засуетился.

– Просьба всех, кроме непосредственных участников, покинуть помещение! – грозно сообщил Валерий.

Первым по сценарию главный герой фильма капитан Жаров допрашивал двойника Билла Клинтона. Игравшему его Златопольскому авторы разрешили импровизировать, понимая, что никакой написанный текст не может сравниться со словесными экспромтами лидера МППР.

– Как я не люблю вас, американцев! – сказал Жаров и, достав из кобуры именное оружие, начал его скрупулезно смазывать. – Все бы вам бездельничать, играть на саксофонах. Нация придурков, помешанная на жратве и тупых развлечениях. Гамбургеры разные отравленные, хот-доги. Это же яд для желудка, а вы хаваете. Ну ладно – к делу. Фамилия, имя, отчество…Где работаете?

– Билл Клинтон. Работаю президентом США.

– А-а… Значит, будем придуриваться.

В эту секунду по сценарию в каюту к милиционеру должен был зайти карлик с группой стриптизерш из ночного клуба «Доллс», но почему-то не зашел.

– Стоп! – занервничал Канделябров. – Где карлик?

– Карлик потребляет горячий обед на нижней палубе. Сказал, пока не съест положенную ему порцию – не придет, – ответила женщина-администратор. – Пояснил, что питание ему крайне необходимо для роста.

– Негодяй, мерзавец, скотина! А где девки из клуба?

– Ждут карлика. Они крайне дисциплинированные. А по сценарию…

– Я лучше вас знаю, что там по сценарию. А вы вместо того, чтобы торчать здесь без дела – идите и обеспечьте стопроцентную явку актеров.

Тут не выдержал Карлович и решительно встрял в перепалку:

– Позовите мою охрану! Или лучше передайте – пусть сейчас же приведут сюда этого недомерка.

Через два с половиной часа работа была закончена. Златопольский, прихватив клубных телок, убыл к себе на дачу; двойники, расположившись тесным кругом в одной из кают, дружно распивали презентованную им партией МППР водку, а вездесущая журналистка терзала вопросами уставшего, но довольного собой карлика:

– Скажите, как прошел для вас первый съемочный день?

– За исключением угроз со стороны окружения Казимир Карловича, все прошло хорошо. Я удовлетворен. На площадке я познакомился со многими замечательными актерами и даже взял домашние телефоны у девушек из клуба. Вот когда я немного подрасту…

– Не могли бы вы сказать два слова о размерах вашего гонорара?

– Канделябров мне запретил говорить на эту тему. Хотя, зная Валеру, я боюсь, что могу не получить ничего, кроме тумаков.

Журналистка сочувственно, с понимающим видом кивнула и задала последний вопрос:

– Вы много снимаетесь, вы богатый человек?

– Нет, – грустно ответил карлик, – но на бутылку старого доброго коньяка «Арарат», такси и букетик фиалок для вас у меня хватит. Я хочу показать вам одну вещицу. Мы с ней… с ним – это между нами – почти одного роста.

– Да?! – Журналистка вспомнила, что ничего не пила уже трое суток, что бывало крайне редко, и радостно кивнула в ответ: – Я согласна!

Канделябров подошел к Сергею Сергеевичу и, немного смущаясь, спросил:

– Ну, как тебе?

– Вяло, Валера. Нет должного ритма. Если так пойдет дальше – мы увязнем.

– Дело в том, что двойники – не профессионалы. Кстати, Златопольский – тоже. Он, конечно, яркая личность, но несет такую отсебятину, что становится несмешно.

– А смех, Валера, вообще отличается необыкновенным разнообразием форм. Порой он колеблется от добродушного юмора, улыбки сострадания до разрушительного сарказма, до раскаленной гневом сатиры. Хорошо бы все эти составляющие попытаться органично совместить.

Слова писателя задели Канделяброва за живое:

– А не слишком ли ты усложняешь? Сегодняшнему зрителю необходим примитивный здоровый смех. Только нахохотавшись вволю, в том числе и над самими собой, люди смогут наконец-то трезво оценить ситуацию, в которой оказались.

Флюсов усмехнулся и, почувствовав усталость и раздражение телеведущего, решил его еще немного потретировать:

– Понимаешь, Валерий Пименович, перемены, происшедшие за последние несколько лет в эстетическом сознании народа, есть следствие общественных деформаций. И отдавать им должное, другими словами, торопиться за модой или осмысливать «революционную эпоху» с этих позиций нам не к лицу. Наша стилевая доминанта – обычное общение со зрителем, калейдоскопичность моральных и социальных нелепостей без нудных нотаций.

Канделябров хотел было ответить в таком же выспренном стиле, но у него ничего не получилось. «Надо будет сегодня на ночь почитать что-нибудь из художественной литературы», – подумал он и с тоской обратил свой взор в сторону противоположного берега Москвы-реки, где вдоль бетонных ограждений шныряли многочисленные группки разряженных горожан, слышались громкие возгласы и чье-то пение.

– Противно-то как.

Небо с самого утра не внушало Валерию Пименовичу доверия. «Все-таки сегодня не мой день», – подумал он.

– Может, пойдем по стакану? – предложил он Флюсову.

От предчувствия скорой расслабухи у того защемило сердце.

– Ты имеешь в виду вот это? – сказал Сергей и щелкнул себя пальцем правой руки по правой стороне шеи. – Или это? – продолжил он и щелкнул пальцем левой по левой стороне. – А может, тебе на ум пришла очередная фантазия и за твоим скромным предложением скрывается что-то более гнусное? Например, это? – Писатель неумело, по-дилетантски попытался изобразить несколько чечеточных ударов.

– Так ты идешь или мне придется пить одному?

– Скажу тебе по секрету – я «завязал». Врач запретил – сексопатолог.

Придется выпивать с двойниками, – расстроился Канделябров. – Я тебе это запомню.

Гигантскими шагами он двинулся в сторону лестницы, ведущей на вторую палубу, и вдруг увидел карлика с журналисткой.

– Эдуард Эдуардович, – крикнул он ему, – можно тебя на минуту?

Карлик извинился перед дамой и с недовольным видом подошел:

– Слушаю вас, маэстро.

– У меня есть к тебе одно интересное предложение.

Умный карлик насторожился.

– По поводу?

– Хочу с тобой обсудить следующую съемку. За стаканчиком старого доброго «Бургундского».

– Вы имеете в виду халявную водку «Златопольский»? Так это меня не устраивает. Во-первых – на меня сегодня все громко орали, во-вторых – я спешу, и в-третьих – я с дамой.

– Эдуард, не забывайся. Я все-таки главный продюсер и режиссер-постановщик нашего фильма.

Рядом на набережной взвизгнули тормоза сразу нескольких автомобилей – Карлович зачем-то вернулся.

«Наверняка за мной с Флюсовым, – догадался Валерий Пименович. – А может, забыл чего. В любом случае его повторное появление меня развлечет…»

– Ладно, Эдуард, свободен.

Карлик почувствовал, что инициатива безмозглой птицей перепорхнула из его маленьких ручек в широкие ладони Канделяброва.

– Я передумал – я могу остаться. Согласен на паленый МППРтовский водкарь!

– Нет, – протянул продюсер, – я тебе благородно предложил – ты легкомысленно отказался. Теперь все.

Валера угадал – появившийся с хитрой рожей помощник вождя Валентин Николаевич Финаков передал ему в устной форме официальное приглашение шефа проследовать с ним на дачу для релаксации.

– Ну, разумеется, это касается и Сергея Сергеевича. Он еще не уехал?

– Собирается. Поговорите с ним. Если он согласится – я составлю вам всем компанию.

Писатель возражать не стал – не так часто партийные руководители приглашали его на загородные посиделки.

Оба «Мерседеса» разом включили сирены спецсигналов, и захватывающее автомобильное путешествие началось.

Ехали очень быстро. У пассажиров модных авто не было никакой возможности полюбоваться развернувшимися кругом красотами. На горизонте со стороны Рублевского шоссе в направлении города ползло грозовое облако, другая половина неба была залита ослепительным солнечным светом.

Сидевший на переднем сиденье Махрюткин важно дымил приплюснутой с одного конца «Беломориной», по старой привычке внимательно вглядываясь в придорожные кустарники.

Одно время он служил в личной охране Леонида Ильича Брежнева и постоянно сопровождал того – большого любителя автомобильных гонок – до главной загородной резиденции Генерального секретаря – охотничьего хозяйства Завидово.

– Когда-то также быстро мы с Ильичом гоняли. Только для него дорогу заранее чистили. Чтобы ни одного придурка на трассе не было. Вот, бывало, примет Леник грамм триста коньяка и сам садится за руль правительственного «ЗИЛа». Он хоть и бронированный, а нам головная боль… На спидометре двести – двести двадцать километров в час. Мы его с двух сторон страховали, чтоб в канаву не съехал…. – ностальгически поведал Владимир Михайлович. – А у головной машины приказ: в случае чего – идти на таран…

– Ну, и как? Случались происшествия на дороге?

– Да нет. Гаишники тогда работали четко. Одного мента, правда, мои коллеги как-то подстрелили – в кустах со скоростемером сидел, но это было не в мою смену.

– А как вообще генсек к вам относился?

Михалыч повернулся к сидящим сзади и очень серьезно, даже с каким-то вызовом сказал:

– Да он ко всем хорошо относился. Душа был человек. В Завидове после охоты всегда заходил к нам в домик охраны, делился трофеями. Иногда вместе по рюмке выпивали.

– Владимир Михайлович, а ты в шалаше Геринга был?

Махрюткин удивленно посмотрел на сказавшего это Сергея Сергеевича и поинтересовался:

– А ты, уважаемый писатель, откуда о нем знаешь?

– Так мы с папой много раз отдыхали в закрытой гостинице Министерства обороны по соседству с брежневской резиденцией. И шалаш Геринга я видел и много раз беседовал с человеком, который руководил перевозкой этого уникального сооружения прямо из Альп. А ребят из вашего подразделения, сидящих за каждым кустом, нам обычно демонстрировал егерь, всегда сопровождавший нас на рыбной ловле.

– Непростой ты парень, Серега.

Уныло молчавший Канделябров подал голос:

– Нам еще долго пилить?

– Минут пятнадцать-двадцать, – отозвался Финаков и попросил у Флюсова американскую сигарету.

– Валентин, откуда у тебя эти замашки? Курил бы лучше мой пролетарский «Беломор».

– Сам кури.

Коттеджный поселок, в котором проживали высокопоставленные партийные деятели Государственной думы, встретил подъехавшие автомобили тишиной и умиротворением. Охрана возле ворот, проверив документы у водителей, подобострастно распахнула металлические двери, пропуская железных коней внутрь резервации.

– Ну, вот и приехали.

Пока хозяин раздавал многочисленные распоряжения, девицы разбрелись по дому – кто пописать, кто еще куда, а Флюсов с Канделябровым пошли прогуляться и повнимательнее осмотреть территорию.

Дойдя до границы участка, резко очерченной проволочными заграждениями, они обнаружили, что дальше ничего нет: обрыв и в метрах ста пятидесяти река. За нею виднелись широкие поля, и все это замыкалось на горизонте живописным ландшафтом с сельскохозяйственными постройками.

– Красиво здесь у Карловича! – взволнованно изрек Канделябров.

Сергей поддел ногой валяющийся полусдутый резиновый мяч и, посмотрев на часы, предложил:

– Пойдем назад. Раньше начнем – раньше закончим.

Возле самого дома толпились вишни и яблони, аллея к нему была высажена молоденькими елями, в самом конце которой величаво возвышался столетний дуб, прикрывая развесистой кроной полусгнившую скамейку.

Перед домом, греясь на солнце, располагался большой цветник; вождь мануал-партократов частенько останавливался возле него и подолгу глазел на произраставшие там растения.

Паркетные полы гостиной государственной дачи блестели недавно обновленным лаком, как бы приглашая новоприбывших пройти дальше внутрь.

Навстречу компаньонам из боковой комнаты первого этажа выскочил Махрюткин и игриво прикрикнул:

– Где вы шляетесь, господа? Шеф интересуется вашими пожеланиями по поводу того, где накрывать стол: в доме или на улице.

– Где хотите, только бы побыстрее, – буркнул Валерий.

– Не понял… – Лицо Махрюткина вытянулось. – А куда вам торопиться? Завтра к утру в любом случае будете на своем корабле. А все остальное, согласитесь, не так уж и существенно.

– Мы так не договаривались, – с тревогой в голосе произнес Сергей.

Махрюткин медленно подошел к нему, аккуратно поправил его цветастый заграничный галстук и тихо сказал:

– Договаривались, не договаривались – что вы как дети? Вы что – Карловича не знаете? Даже если бы он не то что выполнял, а просто помнил все свои обещания – давно бы сошел с ума.

– Так к этому дело вроде и идет, – сокрушенно ввернул Канделябров и разом осекся.

– Что-о?

– Ну ладно, ладно… Накрывайте, где хотите.

– Вот это другое дело. А вам я советую, чтобы не скучать, пойти пообщаться со стриптизершами.

Карлович тем временем уже беседовал в своем кабинете с самой симпатичной из прибывших девиц:

– Присаживайся, не стесняйся. – Он плеснул в два стоящих на столе хрустальных фужера французского коньяка и сам уселся в удобное кожаное кресло – порассуждать. Прищурившись, начал чревовещать: – Больше всего из животных я люблю дворняжек. Дворняжка – она ж всегда грязная и голодная. Шляется себе по улицам, никому не мешает. Так вот, я готов ее покормить и приласкать и даже дать с собой немного деньжат. Но вот если дворняжка после того, как поела, начинает выдавать себя за королевского пуделя с безупречным воспитанием, прошлым и репутацией – в этом случае я всегда указываю, где ее законное место. Я просто говорю: «А ну пошла вон, дворняга!»

Девушка жадно ловила фразы экстравагантного собеседника, параллельно соображая, чем грозит ей с подругами сегодняшний визит.

Приятное подвижное лицо, кучерявый затылок и демократичный тон в принципе ничего опасного не предвещали.

– Казимир Карлович, а скажите…

– Зови меня просто Казя.

Девица поперхнулась.

– Хорошо… Казя, я хотела узнать – мы здесь надолго?

Карлович вскочил с кресла и подбежал к окну.

– А вот как только солнце позолотит верхушки деревьев, в лужах заблестят капельки антрацита, а все трудолюбивое героическое население нашей страны усядется перед телевизорами для массового просмотра программы «Время» – вот тогда мы скорее всего отправимся в нелегкий обратный путь. А может, и нет.

– Но нас же ждут на работе.

– Подождут. Хочешь, я лично позвоню твоему руководству?

– Да нет уж. Спасибо.

Веселье было в самом разгаре, когда появившийся помощник Финаков сообщил шефу на ухо, что звонят из Администрации Президента.

Карлович недовольно хмыкнул, извинившись, вышел из-за стола и проследовал к телефонному аппарату; среди гостей повисла продолжительная пауза.

– Хоть бы его куда-нибудь сейчас вызвали, – сказал Сергею вполголоса Канделябров и неестественно засмеялся.

– Честно говоря, я настолько устал, что мне уже куда-то ехать не в кайф. И делать ничего не хочу, и думать, – отозвался Флюсов.

– А как же завтрашняя съемка?

– Завтра и будем кумекать, чего снимать и как. И вообще – нашел дурака. Я за тебя свою работу делать отказываюсь. – Писатель улыбнулся.

Валера поерзал на стуле и нравоучительно буркнул:

– Не расслабляйтесь, молодой человек. А то, как любит говорить наш МППРовский друг: «Я буду вынужден пересмотреть условия коммерческого договора».

– Валерий Пименович, вы меня пугаете…

– А что делать?

Вернувшись, Казимир Карлович с сожалением сообщил, что должен срочно по делам убыть в город-герой Москву, предложив собравшимся продолжать веселье без него:

– Я быстро: туда и обратно. А вы отдыхайте, мои помощники получили все надлежащие указания.

– А можно с вами? – Канделябров поднялся с места во весь свой гигантский рост. – А то у меня мама будет волноваться.

– Михалыч, – стало заметно, что Златопольский несколько обижен черной неблагодарностью на свое гостеприимство, – позвони маме господина Канделяброва и сообщи, что он сегодня не приедет домой в силу того, что пьянствует с девками из ночного клуба «Доллс», а сразу после этого поедет проверяться к врачу-венерологу.

– Будет сделано, шеф!

– Еще скажи, что все мы его всячески отговаривали, а он – ни в какую. Хочу, говорит, насладиться продажными телками – и все тут.

За столом, как по команде, засмеялись все, кроме Канделяброва.

– Зачем вы так, Казимир Карлович?

– Ты что, Валера, – шуток не понимаешь? А ты, Михалыч, все-таки позвони…

Через некоторое время лица отдыхающих раскраснелись, у многих к естественному в такой ситуации стремлению «прожигать жизнь» появилось неотвратимое желание схлестнуться друг с другом в идеологическом споре.

Оказалось, что одна из доллсовских фемин по совместительству является выпускницей экономического факультета Московского государственного университета имени Ломоносова. Изрядно назюзюкавшись, она эротично взгромоздилась на своего любимого конька и понесла:

– Я далека от мысли, будто наши руководители – круглые идиоты, не знающие прописных истин о денежном обращении. И следовательно, все их бредовые финансовые операции по так называемой стабилизации рубля были заранее продуманы, а это уже умысел. В любой другой более или менее демократической стране на таких дядей тут же бы надели наручники, но только не у нас. Представитель России в финансовых организациях на Западе – некто Котовский, на лице которого, кстати сказать, изображен весь уголовный кодекс, – растратил за кордоном неизвестно на что порядка двухсот пятидесяти миллионов долларов и получил за это… благодарность премьера. Ну почему, скажите мне, на поверхность в стране выплыли не лучшие или средние, а худшие?

Флюсов переглянулся с Канделябровым: во дает!

– Судите сами, Президент у нас – бывший секретарь Свердловского обкома, интеллектуальный потолок которого – заведующий вонючей районной баней. Государственным строительством занимается серенький преподаватель марксизма-ленинизма провинциального вуза. Экономику возглавляет бывший заведующий отделом газеты «Правда», а дипломатией руководит самый бездарный выпускник МГИМО. Это, господа, не демократия. Это настоящий большевистский режим.

– Странно… – еле слышно заметил Сергей Сергеевич. – Излагает, как Златопольский, – один в один. Не его ли она, случаем, человек? И Михалыч – старый чекист – что-то подозрительно улыбается. Блин, как жить – кругом одни агенты…

– Сумасшедший дом какой-то! – с возмущением сказал опьяневший Канделябров. – Политические лидеры неуместно и зло шутят, проститутки выдают социологические тирады с экономическим уклоном, а меня, между прочим, дома ждет моя мама.

Махрюткин захохотал, а Финаков спросил у не только сексуально подкованной выпускницы МГУ:

– Красавица, может, тебе с подругами баньку разогреть?

…Карлович приехал на дачу только под утро злой, как собака. Ни слова никому не сказав, быстро прошел в свой кабинет и там заперся.