Наутро члены делегации МППР, наскоро умывшись и позатракав, во главе со своим лидером отправились по заводам, фабрикам, школам, вузам и прочим общественным многочисленным организациям для внедрения в скудные умы населения Петербурга передовых мануально-партократических идей.

Сергей Сергеевич, все же пообещав пригласить вечером на встречу в гостиницу «Октябрьская» представителей творческой интеллигенции, уселся в своем номере за телефон и принялся обзванивать знакомых и не очень питерских артистов с писателями.

– И на хрена мы подписались сюда лететь? – Иван Григорьевич отхлебнул из горлышка лимонаду. – Это все твой порыв.

– Ничего страшного, – спокойно отреагировал Сергей. – Да… Алле, алле…Здравствуйте, будьте любезны, позовите, пожалуйста, к телефону главного редактора. Что? Его нет на месте? Ну, тем лучше.

– Ты правда решил нагнать сюда так называемую интеллигенцию?

– А что в этом плохого?

– Да нет. Это я так. Просто я подумал о последствиях.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, не все же знают о твоих тесных контактах с Карловичем. А после подобной встречи…

– Да плевать мне на них на всех. Златопольский уже вошел в силу. Это года четыре назад находиться рядом с ним было по меньшей мере небезо пасно в смысле репутации, а сейчас…

– Ну, смотри. Я тебя предупредил.

– Ладно, ладно. Я оценил.

– Ну, хорошо. На все звонки тебе двадцать минут. Я жду тебя в ресторане.

Минуты ожидания своего приятеля крайне отрицательно подействовали на суперагента. Когда писатель вошел в питейное заведение, лицо Райляна не только не выражало оптимизма, а даже наоборот, имело все оттенки настроения грозовой тучи.

– В чем дело, товарищ? Оглянитесь вокруг – действительность прекрасна и по-прежнему завораживающа! Обратите внимание на эти одухотворенные интеллигентные лица. – Флюсов указал рукой на ближайший столик, за которым сидели три опухшие пропитые рожи, похмеляясь несвежим пивом.

– Я все-таки никак не могу взять в толк, как я согласился на эту безумную авантюру… – продолжил нудить Райлян.

– Вы, уважаемый, имеете в виду наши экспромтное путешествие?

Вместо ответа Иван демонстративно повернулся в противоположную от писателя сторону и громко закричал:

– Эй, официантка, иди-ка сюда!

Флюсов мерзко захихикал:

– Зачем же так грубо, товарищ? Эта прелестная синьора наверняка является прямой наследницей по мужской линии королевы Великобритании. Я это сразу определил, когда вошел, по ее благородному изгибу спины и призывно смотрящему вдаль немигающему тупорылому взгляду.

Девушка в переднике наконец подошла, быстро записала в несвежем блокноте пожелания посетителей и, зачем-то пожелав приятного аппетита, отвалила.

– По-моему, она с похмелья, иначе зачем нам желать приятного аппетита, когда еще нечего есть?

– Да она просто дура… – Иван Григорьевич схватил со стола массивную вилку и согнул ее посередине, под углом девяносто градусов. – Ну как, дозвонился кому-нибудь? Будет сегодня на улице МППР светлый праздник?

– Ты знаешь, вряд ли. Народ не то чтобы категорически отказывается, все просто прямо на ходу выдумывают тысячи причин, чтобы вечером сюда не приезжать. У кого спектакли, у кого репетиции, у кого еще что-то. Но ничего, как-нибудь выкрутимся. В крайнем случае плюнем на все и уедем домой. Какой с нас спрос?

– Вон, смотри, к нам направляется реальное воплощение очередной твоей флюктуации. У окружения Карловича просто какой-то особый нюх на твои мысли.

– Ба! Да это же никто иной, как Валенитин Николаевич Финаков! – Сергей поднялся со стула и громко заверещал: – Сюда, сюда! Мы тута! Тута мы…

Помощник Златопольского был, как всегда, деловит и краток:

– Здравствуйте, друзья!.. Сергей Сергеевич, у меня к тебе дело.

– Слушаю вас внимательно!

Финаков собрался с мыслями:

– Вечером у нас, как известно, намечена встреча с творческой интеллигенцией. Нельзя ли сделать так, чтобы лучшая ее часть – я имею в виду женщин или девушек из числа актрис или певиц – после нее поучаствовала в некоем спецпроекте?

– Имеется в виду застолье, переходящее в эротику?

– Вот именно.

– Валентин Николаевич, тебе скажу честно, как родному: пока у меня нет твердой уверенности, что встреча вообще состоится. А уж насчет эротики…

– А в чем дело?

– Понимаешь, какое дело… Отказывается творческий народец общаться с Казимиром Карловичем. Почему – не знаю. Может, это происки городских властей…

– А может, и не городских, а федеральных, – поддакнул Иван Григорьевич.

– Вот сволочи, – беззлобно произнес Финаков и попросил: Друзья, закажите мне двести грамм простой обычной водки, а то у меня командировочные закончились.

Через пятнадцать минут Финаков, опохмелившись, попросил еще двести грамм водки, потом еще сто пятьдесят.

– Серега, а ты Карловичу обещал встречу с разными там писателями?

– Обещал.

– А хочешь, я вместо них выступлю? Расскажу что-нибудь или прочитаю.

– А почему бы и нет?

– Ты думаешь, я с поэзией не знаком? – Валентин Николаевич, блеснув глазами, поправил на шее ярко-красный галстук. – Пожалуйста:

…Суета бессонной ночи сказалась – дочитав последнее четверостишие, Валентин Николаевич Финаков уснул прямо за столом.

– Слушай, а что это он нам про голубых вдруг читать стал? – с подозрением спросил Иван Григорьевич.

– Может, у них произошла в партии массовая переориентация актива по указке вождя?

– Надо будет с этой публикой быть поаккуратнее.

Обладая образцово-показательной нервной системой, обычно снов Валентин Николаевич не видел, но сейчас – вероятнее всего, в силу физической утомленности организма – с одной стороны, а с другой – нервного перенапряжения, – его внутреннему взору предстала красочная картина огромного цветущего бескрайнего колхозного поля. Почему-то в подсознании натужно звучала всепоглощающая мысль, что это поле совсем недавно было футбольным. Невдалеке возились какие-то люди в оранжевых спецовках, обсуждающие будущее расположение на нем железнодорожных путей.

«Так ведь это они, наверное, БАМ строят…» – догадался во сне Валентин Николаевич.

Здесь к нему неожиданно подошел Златопольский в маршальской форме германского образца и, по-товарищески потрепав по голове, загадочно произнес: «Здесь будет город-сад. А ты, Валентин, поедешь дальше, в Сибирь и будешь там трудиться до скончания века на благо нашей родной мануально-партократической партии России. Будь готов!» – «Всегда готов!» – Финаков в восторге взметнул вверх руку в пионерском приветствии.

– Слушай, Иван Григорьевич, поедем-ка, дорогуша, в аэропорт.

– Ты предлагаешь на этом считать наш неудачный экспромт оконченным?

Сергей слегка смутился, он не любил лести, тем более в собственном исполнении:

– Я всегда говорил, что ты умен не по годам.

Расплатившись по счету и предупредив официантку о том, что при пробуждении Финакова его необходимо будет в очередной раз похмелить, приятели встали из-за стола с твердым намерением покинуть гостепреимную гостиницу вместе с городом в ближайшее же время.

Хорошее настроение пришло к обоим только в самолете при подлете к столице, а когда друзья вышли из здания аэропорта к стоянке частников, обоими овладело радостное чувство возвращения домой после какой-то дурацкой, абсолютно никому не нужной отлучки.

– У меня такое чувство, как будто мы только что выпутались из какой-то странной и нехорошей истории.

– Ты знаешь, у меня – тоже…

Иван Григорьевич завез писателя домой на Преображенку, а сам, героически забыв об отдыхе, решил отправиться на Лубянку писать очередной отчет.

Обмениваясь прощальным рукопожатием на углу флюсовского дома, компаньоны одновременно обратили внимание на странную колонну одетых в черное людей, показавшихся из-за поворота со стороны Малой Черкизовской улицы.

Раздалась барабанная дробь, и люди в черном перешли на строевой шаг.

– Блин, а это еще что такое? – Райлян вытянул вперед и без того длинную шею и насторожился.

– Слушай, они все в сапогах и с портупеями.

Ваня опешил:

– Откуда у вас здесь марширующая полувоенная организация?

– Окуда мне знать… – начал было Сергей и тут вспомнил о Третьякове. – Слушай, не может быть… Ну не может быть, чтобы за такой короткий срок ему удалось создать подобное.

– Кого ты имеешь в виду?

– Да соседа своего, Леонида Владимировича Третьякова, бывшего преподавателя то ли политэкономии, то ли марксистко-ленинской философии…

– Ты можешь объяснить более конкретно?

Сергей смачно харкнул на свежеположенный асфальт:

– Не могу! Если я расскажу тебе все, как было, ты скажешь, что так не бывает. И я бы сказал, что так не бывает, если бы мне кто-нибудь рассказал подобную историю.

– Ну, попробуй – я понятливый.

– Все началось с того, что я выбросил несколько собраний сочинений революционных классиков, а именно Сталина, Троцкого и Мао Цзэдуна.

– Ну и что?

– Мой сосед Третьяков подобрал и начитался. И вот результат.

Колонна марширующих тем временем поравнялась с приятелями, и Сергей узнал в некоторых из них людей из ближайшего окружения Леонида Владимировича.

– Ладно, старик, созвонимся… – стал прощаться Иван Григорьевич. – А об этих придурках я сегодня же сообщу куда следует.

– Ну, давай, ну, пока… – медленно, нараспев протянул писатель и, опасливо оглядываясь, быстро-быстро посеменил к родному подъезду.

– Ну, вот я и дома! – сказал вслух Сергей Сергеевич, заходя в родную однокомнатную квартиру.

Сергей так соскучился по Москве и своим знакомым, хотя и отсутствовал в родном городе меньше суток, что первому, кто позвонит, решил объявить устную благодарность с последующим вручением бутылки полусладкого шампанского.

Первой оказалась Ирина Львовна:

– Привет, писатель. Ну где ты бродишь? Сорвался, понимаешь, с моей свадьбы и исчез. Я переполнена новостями, как доисторический сосуд нектаром, а ты где-то шляешься.

– Слушаю с огромным вниманием, Ирина Львовна. Надеюсь, у вас по-прежнему все в порядке.

– Как сказать…

– Что, неужели жених… извините, муж сбежал?

– Ты почти угадал. Этот придурок Чингизов под конец вечера все же решил жениться на Инне Чачава, и самое интересное, что она согласилась.

– А как же деньги?

– Аванс по справедливости решили все-таки оставить мне. В качестве неустойки за моральное издевательство.

А как же официальная регистрация?

– Да плевать мне на нее. Азамат обещал на днях договориться – оформим развод.

– А мои приятели-литераторы – Егор Данилович Бесхребетный и Евгений Александрович Файбышенко – они как?

– Нажрались твои приятели. Нажрались, а потом стали уговаривать свою подружку Чачава выйти замуж за Азамата.

– Не может быть!

– Может, может. Не за Чингизова – он им не понравился своей назойливостью, – а за Азамата. Но она все равно предпочла Сашу Чингизова. Не поймешь их, бедуинов с аксакалами. Зато я договорилась с Клаусом Гастарбайтером о будущей совместной деятельности. Вот вкратце все новости, но звоню я тебе по другому поводу.

– Слушаю внимательно.

– В следующий вторник мы с Галей Замковец улетаем в Турцию, меня нужно будет отвезти в аэропорт.

– Сделаем.

– А через десять дней – встретить.

– Нет вопросов.

– Заранее признательна. Тогда все. – Было слышно, как Львовна, удовлетворенная беседой, швырнула телефонную трубку на законное место.

«Пожалуй, Ловнеровская перебьется без шампанского, – грустно подумал Сергей. – Ну что, в самом деле, не успел зайти – опять начались просьбы, поручения… Когда же они перестанут с утра до вечера у меня что-нибудь клянчить? Сейчас ведь наверняка какая-нибудь гнида с очередным требованием уже накручивает диск».

Писатель не ошибся – пятисекундную квартирную тишину вновь нарушил резкий телефонный звонок.

– У аппарата…

– Здорово, классик. Это Бизневский.

– Здорово.

– Слушай, у меня к тебе срочное дельце. У меня есть один знакомый – министр туризма одной африканской страны, а у него дочь учится у нас в Университете Патриса Лумумбы. Нельзя ли ее сделать какой-нибудь суперизвестной творческой единицей? Писательницей там или поэтессой…

– Зачем?

– Что значит – за чем? За деньги.

– Это я понимаю… Тебе-то это зачем надо?

– Понимаешь, меня с детства волновала проблема вооружения стран африканского континента отечественным оружием.

– Ты переживаешь по поводу недобора валютных средств оборонными организациями? А при чем здесь твой министр туризма?

– Да это он так называется, а на самом деле основным его занятием является именно торговля оружием.

– Нет, дорогой, здесь я – пас. Насколько мне известно, оружейными бизнесменами вплотную занимается Интерпол.

– Подумай, старичок, подумай. Мы могли бы замутить по этой теме серьезный бизнес. Ваню бы твоего подключили. Кстати, где он сейчас?

– Понятия не имею.

– Знаешь, знаешь. Только говорить не хочешь. Опять же, кстати, тебе привет от старшего Гастарбайтера.

– Спасибо, ему тоже. Как он, доволен результатом фестиваля?

Бизневский на другом конце провода оживился:

– Очень доволен, каждый день звонит – благодарит и, что самое странное, начал выполнять все свои обещания.

– Ну вот, видишь, а ты боялся. Доверять надо людям, Саша, доверять. Одну секунду, уважаемый, кажется, мне звонят, и на этот раз – уже в дверь. Вероятно кто-то следующий, подхватив эстафету, постучит уже с пролетающего вертолета прямо в окно. Хорошо, я тебе сам перезвоню попозже.

Вошедший Михаил Жигульский был краток:

– Какие новости?

– Никаких!

«Почему они все ждут от меня каких-либо сногсшибательных новостей? – Сергей жестом пригласил гостя пройти на кухню. – Почему они думают, что мне известно то, о чем они еще не догадываются? Может быть, им просто лень самим узнавать их или, узнав, переваривать?»

– Чай, кофе, дешевый портвейн?

– Ничего не хочу, мне нужен совет.

– Ладно, излагай.

– Как тебе известно, сумасшедшая поэтесса Машка много лет всячески меня домогалась.

– Ой ли?

– Домогалась, домогалась… И вот вчера это свершилось.

– Ну и?

– А сегодня она говорит, что залетела.

– Так не бывает.

– Вот и я говорю, что не бывает, а она говорит, что бывает.

– Ну, так женись на ней.

– Что я – ненормальный? Если бы я на всех, кто залетал, женился.

– Тогда не женись. Скажи, что видишь ее в первый раз в жизни.

Жигульский сделал испуганные глаза:

– Так она у меня дома забаррикадировалась и отказывается выходить. Причем сидит там на кровати без одежды.

– Тогда дай ей в морду и выстави на улицу в чем мать родила.

– Я так не могу.

– Ага, я так понимаю, что ты пришел не за советом. Ты, скотина, пришел подбить меня, чтобы это я выгнал бедную обесчещенную девушку на простор площадей из твоего чума. Правильно?

– Ну, в общем, да.

– Нет, Мишаня, я больше не хочу участвовать в ваших грязных делишках. И способствовать дальнейшему твоему растлению тоже не буду.

Жигульский исчез так же быстро, как и появился.

– Во, опять звонок! Давайте, суки, добивайте классика по полной программе! – Сергей подошел к телефону и, взяв трубку, аккуратно прижал ее к натруженному уху.

– Салют, старик, – услышал он в трубке невыспавшийся бас Льва Новоженова. – Сто лет тебя не слышал. Где ты пропадаешь?

– Лева, долго рассказывать. И я тебя умоляю, не надо впредь никаких прелюдий. Если тебе нужны ключи от моей квартиры, так и скажи.

Лев Юрьевич, вероятно, был с похмелья, так как ни с того ни с сего замандражировал:

– Да нет, так, чтобы особенно нужны были – такого нет. Но если ты все равно куда-нибудь поедешь, тогда – да.

– Хорошо, давай созвонимся тогда через пару часов и четко оговорим, где встретимся.

– Заметано, старик. Обнимаю.

Целый час Сергей простоял под горячими струями душа, весело насвистывая. Он радовался зеркалу, блестящим никелированным кранам, стеклянной полочке, на которой лежала мыльница, как может радоваться подобным вещам только человек, проживший длительное время в какой-нибудь глуши без малейших элементарных признаков цивилизации.

Выйдя из ванной, он с удивлением услышал, что во входную дверь кто-то методично долбит ногой.

– Это еще кто?!

Неизвестным стукачом оказалась девушка Лена.

– Прошу меня извинить, я зашла попрощаться, – сказала она незнакомым от волнения голосом. Она быстро дышала, губы ее дрожали. – Это даже хорошо, что наши дороги разошлись.

– Конечно, хорошо.

– Я не умею красиво говорить, но ты должен понять меня. Потому что на прощание я прошу лишь немного участия, человеческого тепла. – В голосе девушки прозвучали слезы.

– Конечно, конечно. Тепло тебе я просто обязан обеспечить.

– И мы останемся добрыми друзьями?

– Ну, а какими? Не злыми же, на самом-то деле.

Добрая улыбка тут же мелькнула на лице Лены и тотчас исчезла, сменившись выражением растерянности. Сергей некоторое время подумал, а потом осторожно предложил:

– А может, чаю попьем?

– Да-да, именно чаю. Я согласна… – Девушка опрометью бросилась на кухню, по дороге задев и уронив в задумчивости стоящий стул.

– Аккуратней, Леночка!

Она не услышала хозяйского окрика, она вообще сейчас ничего вокруг себя не слышала и не видела.

Начало чаепития ознаменовалось временным перемирием, а его конец – страстными поцелуями и клятвами в вечной любви.

– Это я удачно сегодня зашла. А еще утром хотела броситься под поезд.

– А чего ж не бросилась?

– Не нашла достойного.

– Кого? – не понял писатель.

– Как кого? Поезда. Но это было утром, а сейчас я чувствую себя абсолютно счастливой.

– Основное заблуждение человечества состоит именно в том, что все считают, будто мы живем для того, чтобы быть счастливыми. А в понятие «счастье» люди вкладывают лишь дурацкий бытовой смысл – последовательное удовлетворение всех желаний.

– Только и всего?

– Да, дорогая, как бы противно все это ни звучало. Ну вот, опять звонит телефон. Раз уж ты здесь, я назначаю тебя главной телефонисткой с возложением обязанностей периодически снимать трубку и говорить «Алле».

– Алле… – Через секунду Лена зажала рукой нижнюю часть трубки и шепотом начала тараторить: – Это звонит какой-то мужчина, по интонациям и манере разговора похож на Канделяброва.

– Да, Валера, я слушаю. Это не Валера? А кто? А-а… Валерий Пименович. Все шутите, господин Канделябров. Как там наш фильм?

Телеведущий на другом конце провода закашлялся, подавившись остатками песочного пирожного, и, извинившись, начал доклад:

– Монтаж фильма практически завершен. Премьера состоится на днях в Малом зале заседаний Государственной думы.

– Приятно слышать.

– Я хотел уточнить, как тебя обозвать в титрах.

– Да никак, Валера, не надо. Ты же знаешь, я не люблю светиться в подобного рода проектах.

– Хорошо, я все понял, теперь перехожу к главному.

– Неужели для тебя есть что-то важнее кинематографа?

– Есть, это – деньги.

– Ты хочешь попросить в долг?

– Я мечтаю об этом.

– А если не секрет, для чего они тебе понадобились?

Здесь Канделябров по всем законам драматического искусства сделал глубокую паузу и начал перечислять позиции, мероприятия и желания, для реализации и удовлетворения которых ему в срочном порядке просто необходимы значительные денежные средства. Его речь была настолько убедительна и зажигательна, что Сергей почувствовал у себя на щеке искрящиеся на солнце частицы канделябровской слюны.

– Хорошо, заезжай завтра – получишь.

– В морду?

– Нет, в карман.

– Дружище, я всегда знал.

Флюсов громко хлопнул в ладоши и сурово сказал:

– Телефонистка Лена, сейчас же отсоедините меня. Эти телезвезды порой бывают так невыносимы…

Девушка с удовольствием взяла у хозяина трубку, водрузила ее на место и, услышав очередной звонок, опять приложила к уху:

– Алле… Кого? Кто? А-а-а… Привет, Светка. У меня – нормально. Что у тебя? Как Иван Григорьевич? Все в порядке? Сейчас позову.

Расстроенная Света поведала бывшему начальству о том, что девичий коллектив организации «Фестиваль» по-прежнему находится под впечатлением только что завершенной титанической работы.

– Сергей Сергеевич, а больше у вас ничего подобного не намечается?

– Светик, неужели тебе не надоело так активно работать?

Было слышно, как еще вчерашняя секретарша нервно всхлипнула:

– Ну что вы. Это были лучшие дни моей жизни. Вы уж не бросайте нас, а то мы – я имею в виду себя, Валерию, Наталью, Тамару, Галину и Аню – сопьемся и во всем обвиним вас, Бизневского и двух Гастарбайтеров.

– Это шутка?

– Да, только очень грустная. Наташе предложили работу в магазине.

– Кем же это?

– Продавцом-консультантом. Так она тому мужику, который предлагал, всю рожу в негодовании расцарапала.

– Ясное дело. После общения с элитой страны кто же захочет за прилавок.

– Да-да, Сергей Сергеевич, никто не захочет. Вы уж придумайте что-нибудь еще эдакое… С Ваней посоветуйтесь, с Бизневским…

– Хорошо, Света, я подумаю.

Писатель действительно сел на стул и задумался: «А не пора ли завязывать с благотворительностью? Многодеятельность жизни, основанная на простом здравом смысле и в целом неплохом отношении к окружающим, достаточно приятна, но сколько же можно?.. Пора бы подумать о многодеятельности в духовном понимании».

– Ленок! На моих часах девятнадцать ноль-ноль, это может обозначать лишь одно – наступил вечер, а значит, пришло время вечерних восхвалений писателя-сатирика.

– Я к ним готова. – Девушка выскочила на середину комнаты, открыла было рот, но тут в очередной раз телефонный аппарат возвестил миру о том, что кто-то еще рвется пообщаться с хозяином малогабаритной квартиры – Сергеем Сергеевичем Флюсовым.

Звонил Евгений Алексеевич Лабухов и просил организовать билет на поезд до Санкт-Петербурга.

– Для кого стараешься? – недовольно проурчал Флюсов.

– Для Мурая с Плотицыным из «Вокруг смеха».

– Самое смешное, что четыре часа назад я, находясь в Питере, звонил им, но не застал на месте.

– Было бы странно, если бы застал, так как они вторые сутки пьют здесь, в Москве.

– Ладно, хрен с тобой. Пусть подойдут в воинскую кассу Ленинградского вокзала. На мою фамилию там будет бронь на два билета на один из вечерних поездов.

– Слушай, и еще.

Сергей с силой дернул за провод, телефонная розетка выскочила из гнезда, связь оборвалась.

– Финита ля комедия. Пора заканчивать этот круговорот ненужных вещей и знакомств.

– Что ты сказал, милый?

– Ничего…

…Ощущая, что все его естество в силу неизвестных причин наполняется необычным, непонятным и до сей поры незнакомым новым смыслом, Сергей в задумчивости решил выйти на улицу.

– Я скоро буду… – Резким движением он рванул ворот рубашки – ему стало не хватать воздуха.

Необходимо было срочно понять что-то очень важное, сообразить. А вот что именно…

Добредя до станции метро «Сокольники», писатель-сатирик резко повернул направо и направился в сторону гордо возвышающегося невдалеке родного храма, где он крестился в год Тысячелетия Крещения Руси, убежав для этого на несколько дней с воинской службы.

Пройдя за металлическую ограду храма Воскресения Христова, он внезапно остановился. Все происходившее с ним за последнее время вдруг получило четкую и ясную оценку, выразившись в несложном словосочетании – «суета сует»…

Внутри что-то оборвалось, а к горлу подкатил комок; в эту секунду все в его голове встало на законные места – важное отчего-то стало по-настоящему важным, а второстепенное – второстепенным.

Сергей поднял голову вверх к крестам с куполами и облегченно вздохнул, почувствовав впервые за длительное время наличие совсем рядом непреходящей истины:

Успех приписывай содействующей благодати, в падениях же взывай к благодати милующей. И будет тебе по вере и верности твоей…