Если вы взялись читать, но не любите думать о прочитанном.

Если вас интересуют только те книги, которые позволяют интересно провести время.

Если вы никогда не задумывались о смысле своего существования, и не хотите думать об этом и впредь.

Бросьте. Не читайте.

Это написано для тех, кто любит и умеет думать.

Всё написанное не выдумано мной, всё практически подслушано. Я не имею в виду замочную скважину, просто так вышло, что всё описанное ниже происходило в моём присутствии. Иногда зримом, иногда незримом для спорящих, иногда на меня просто не обращали внимания.

 

За столом

Вагон-ресторан был полон людьми. Чаще за столом оказывались совершенно незнакомые друг с другом люди, и беседы их шли на вольные темы, как часто у нас бывает, разговоры ни о чём. Так, справа, через проход, молодая пара выслушивала с явно кислым видом учёные беседы пожилых соседей о необходимости беречь здоровье. О том, какие болезни поджидают в старости, и какая у нас несносная медицина. Чуть позади них, тоже с противоположной от прохода стороны, немолодой мужчина завоёвывал сердце молодой красавицы щедростью и явно придуманными рассказами из своей собственной жизни, очень смахивающими на популярные бородатые анекдоты. Девушка-блондинка заливалась смехом, весело поддакивала, но, присмотревшись, в её явно неглупых глазах можно было заметить скуку и коварство. Кое-кто, подвыпив, уже пытался заказать музыку и танцы, но не это привлекло моё внимание. За моей спиной двое парней средних лет явно спорили о чём-то интересном. Они были так увлечены негромкой беседой, что не обращали внимания не только на тех, кто сидел за соседними столиками, но и на тех, кто время от времени подсаживался к ним, чтобы перекусить.

– Ты не понимаешь Егор, я не выделиться хочу, не показать всем, какой я хороший, а они плохие, просто у меня смысл жизни другой. Ещё неделю назад был такой же, как у всех, а теперь другой.

– Красивые слова – «смысл жизни». Скажи проще: предал друзей, почуял, что запахло жареным, и сбежал. На тебе же всё дело держалось, ты всех клиентов на себе волок, а тут на тебе. Деньги он, видите ли, оставил, а сам ушел. Да ведь они даже с твоими деньгами на дно пойдут. Без тебя к ним ни один клиент не пойдёт. А ты, зная всё это, дал дёру. Сам хочешь бабки заколачивать, только на себя работать, всех клиентов себе забрать. Знаем мы эти «смыслы жизни».

– Да нет же, нет! Ну, как тебе объяснить… Не собираюсь я никаких клиентов переманивать, вообще этим бизнесом, да и вообще бизнесом, заниматься не буду.

– А чего же ты мямлишь о смысле, что вообще делать собираешься? На дядю работать? Может, вообще в дворники пойдёшь?

– Может, и в дворники, пока не решил.

– А куда рванул? Всё оставил, машину, квартиру, всё переписал на жену, детей, а сам рванул. Куда?

– На восток.

– Куда на восток, в какой город?

– Не знаю. Вот взбредет в голову, выйду в первом попавшемся городишке, и там останусь. Всё с нуля хочу начать. Всё, понимаешь?

– Не понимаю. Что, вот так без денег, без знакомств, без друзей, с полного нуля?

– Вот так, с полного.

– Да ты рехнулся. Что, бомжевать решил?

– Ну почему сразу бомжевать? Я работу себе найду, я всё умею. А там и жильишко подберу какое-нибудь, сниму, наконец. Да неважно всё это.

– А что важно-то, что? Что на тебя нашло? Ни жилья, ни жены, ни друзей, ни денег! Прёт чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Ты что, всерьёз?

– Серьёзней не бывает.

– Ты хоть можешь объяснить, с чего выкрутасничаешь?

– Попробую, если захочешь слушать.

– Давай, вали на мои уши. Всякую муру слышал, с ума не сошел, и твои бредни как-нибудь выдержу.

Я слегка повернул голову, чтобы рассмотреть беседующих. На мой беглый взгляд, ничего особенного парни из себя не представляли. Типичные представители быстро и легко разбогатевших детей высокопоставленных родителей. Хорошо одеты, явно не изголодавшиеся, уверенные в себе и презирающие окружающих. Глаз Егора я видеть не мог, сидел к нему спиной, а вот глаза второго, пока не названного, меня удивили. Была в них какая-то боль, разочарование, и какой-то глубинный свет. Сложные глаза. А лицо странно простое, волосы слегка топорщатся, плотные губы над острым подбородком. В целом довольно красивое и приветливое лицо, сразу располагающее к себе.

– Я, Егор, понять хочу, для чего всё это?

– Что именно?

– Да всё. Понимаешь? Всё. Жизнь зачем нам дана, разум, люди вообще для чего?

– Чтобы жить, для чего ещё?

– А что значит жить?

– Ты чего, сбрендил? Что за вопросы задаёшь?

– Обыкновенные вопросы. Разве жизнь заключается в том, чтобы бабок побольше заработать, пожрать и попить вдоволь и самого лучшего, самых красивых девок поиметь?

– И в этом тоже. Что, по помойкам лазить, на бутылку или на косяк собирать, а потом кайф ловить? А может, ты вообще хочешь в отшельники податься? Может, в религию ударился? Тебя ненароком ни в какую секту не затащили? Ты что, теперь в бога веришь?

– Ни в какую секту меня не затащили, а в бога действительно верю. Я, наверное, всегда в него верил, по крайней мере, как думать научился. Не в того бога, который в Библии, которого на иконах рисуют и в скульптурах изображают. В того, который этот мир создал. Не может наш мир быть случайным стечением обстоятельств, слишком в нём всё правильно и закономерно. Сразу во всём чувствуется чей-то замысел, чья-то воля.

– Ну, так и живи по чьему-то замыслу, по чьей-то воле. Раз тебе это всё дано, и деньги, и власть, и девки, значит, так и должно быть. Сам ведь говоришь.

– Да я совсем не об этом. Что ты всё свою линию гнёшь? Не вернусь я, не пытайся. Я должен разобраться в себе. Не могу я быть марионеткой в чужой игре, должен понимать, что и зачем делаю.

– Во даёт! В бога он, значит, верит, всё, говорит, по воле бога, а сам воле бога подчиняться не желает.

– Да не в том воля бога, чтобы нас как марионеток за верёвочки дёргать…

– А ты откуда знаешь? Сам бог тебе сказал?

– Чувствую.

– Чувствительный ты наш, и что же ты такое чувствуешь?

– Не по душе мне та жизнь, что у меня была. Ведь можем мы, люди, всё бросить и начать жить по-другому, можем вообще с жизнью покончить в любой момент, значит, нет все-таки верёвочек, значит, нашей душе дана свобода воли.

– О душе он заговорил. А есть ли она, душа? Ты что, серьёзно в вечную жизнь веришь?

– А как можно не верить, если факты говорят о её существовании?

– Какие такие факты? Бредни всё это, выдумки попов и прочих священнослужителей.

– А вдруг не бредни? Люди после комы рассказывают, как откуда-то сверху наблюдали, что делают с их телом. Если они всё видят и слышат, находясь где-то в стороне от своего тела, а потом рассказывают о том, чего тело ни видеть, ни слышать не могло, чем это объяснить? Разве это не доказывает, что есть ещё какой-то носитель информации о нас, и он может существовать отдельно от нашего тела? Разве это не есть душа? Да ты сам вспомни – бывает, делаешь что-то не очень хорошее, совершаешь некрасивый поступок, а внутри что-то этому противится. Твоё второе «я» хочет тебя отговорить от этого дела или поступка, не дать совершить зло. Так ведь нет, мы это второе «я» задавим, мы его заставим замолчать. Найдём тысячу оправданий своим неблаговидным поступкам. В конце концов, до такой стадии доходим, что вообще своего второго я не слышим. Ведь мы душу свою убиваем таким образом. Неужели не понимаешь?

– Да ну тебя, в самом деле. Делай что хочешь. Все, поели. Пойдём. Помолимся на ночь за упокой наших душ. Псих ненормальный. Иди ты со своей философией знаешь куда?…

Ребята ушли. А утром, по пути в ресторан, я снова увидел Егора. Он пытался выяснить у проводника, где и когда сошел Олег, его приятель. Выяснил он только, что его друг сошел в три часа ночи на станции П. Проводник ничего об этой станции не знал, кроме того, что где-то недалеко есть монастырь, и живёт в нём отшельником некий отец Фёдор. Он исцеляет он людей молитвой и изгоняет бесов.

 

В монастыре

Может, я и не вспомнил бы об этой истории, если бы случайно не оказался в тех местах, в том самом монастыре. Мои друзья – врачи. Точнее, врачи они по образованию, а хотят стать целителями. Врачевателями души и тела. Они много спорят на этот счет, об этих спорах я расскажу позже, а сейчас услышали о некоем старце, Фёдоре. Живёт он при монастыре, людей врачует без лекарств и операций, бесов изгоняет, и люди к нему едут за помощью со всего мира. В помощи он никому не отказывает, а исцеляет, как говорят, молитвой. Мои друзья, бывшие альпинисты и туристы, до сих пор легки на подъём. Приняли решение, сели в две машины и поехали туда на выходные. И меня прихватили за компанию. Готовлю я неплохо, песни знаю, так что меня часто с собой таскают, даже иногда помимо моего желания. В пятницу выехали сразу после работы, и до самой ночи были в дороге, сменяя друг друга за рулём. Водить-то у нас все умеют. Кое-как перекусывали по кабинам, а на ночь остановились у лесного ручья. Пока все сооружали палатки, я на костре приготовил плов. Наелись досыта, попели маленько, благо гитары всегда с собой. Ну, и спать. Проснулись на рассвете и в путь. К обеду уже были на месте. Друзья сразу отправились в церковь, на службу, а я до того был не выспавшийся, что нашёл скамеечку под липками, присел и закемарил. Как потом оказалось, сидел возле самого дома настоятеля монастыря. В общем, прошляпил я всю службу. Друзья потом посмеялись, но рассказали мне всё, что там было, а потом и я рассказал, что услышал. Тут уж они мне позавидовали, что не присутствовали на этом разговоре с настоятелем. А услышал я вот что:

– Брат Никодим, позови ко мне отца Фёдора, скажи, дело есть.

Некоторое время стояла полная тишина, и я уж подумал, что мне все приснилось, ведь я никого не видел. Но немного погодя понял, что говорили за углом дома, возле которого я и присел на скамейку.

– Звали, батюшка?

Голос был низкий и бархатный.

– Звал, отец Фёдор.

– Просто Фёдор, вы же знаете, у меня никакого сана нет, да и не может быть.

– При монастыре живёшь, значит, отец, да и люди привыкли тебя так называть.

– Так зачем звали-то?

– Злые языки наговаривают на тебя, будто ты не по канону молитвы произносишь, устав наш монастырский при службе нарушаешь.

– Прикажи, батюшка, не буду службы вести. Мне это и так не положено, не рукоположен я.

– Ты это брось, отец Фёдор, знаешь ведь, народ сюда на твои проповеди собирается, по твоему слову и на причастие остаются. Как же тебя от службы отстранить? Ты бы прислушался, подучил молитвенник, да и произносил молитвы как положено, и не было бы на тебя наветов. А то в верха уже на тебя жалобы идут, руководство мной недовольно.

– А ты плюнь, батюшка, на те наветы. Приход твой самый богатый нынче, ничего тебе не сделают, разве только пожурят.

– А тебе что, трудно молитвы правильно читать? Ну, не хочешь учить, носи с собой молитвенник, прямо по нему и читай.

– Уйду я. В лес уйду, там себе домишко построю, там и людей принимать буду.

– Как это уйдёшь, кто тебя надоумил такие речи вести? Тебя народ любит, знает, где ты обитаешь, знает, как до тебя добираться. Уйдёшь, где тебя искать будут? А пока найдут, скольким людям ты исцеления не принесёшь? Да ни тебе, ни мне этого не простят.

– Так ведь и тут не прощают, сплошные жалобы, доносы. Ты мне поначалу волю дал служить так, как мне вздумается. Тоже доносили, тоже трепали тебя, всё терпел, а сейчас вон и сам гайки начинаешь закручивать. Знаешь ведь, не всякое слово лечит, пусть даже молитвенное. А по мне, так и вообще бы вслух никакие слова не произносить, отвлекает меня это. Тебе же навстречу пошел, чтобы колдуном не называли, стал молитвы читать. А теперь нате, не так читаю. Уйду я.

– Погоди, отец Фёдор, не горячись. Уйти всегда успеешь. Вот разве не ты сам говорил, что стены монастырские и храм наш тебе больше сил придают для исцеления? Разве не ты сам рассказывал, что ранее, когда лечил, под вечер как выжатый лимон был, а нынче сил у тебя боле остаётся, ещё и на занятия, на самосовершенствование хватает. Да и порядки наши монастырские тебе по нраву пришлись, народ здесь себя ведёт спокойнее, не бесится.

– Это так, но устал я врать. Ведь люди верят, что молитвы мои Господь слышит, что правильно произнесённая вслух молитва сама по себе исцеляет. Ввожу людей в заблуждение, а на самом деле все не так.

– Как же не так? Как не так? Сам ведь говорил, в тебе дар от Бога.

– Дар-то от Бога, да служит он последнее время всё больше сатане. Ведь какой барыш вы на моих службах имеете!

– Ты же сам говорил, что тебе денег не надо, а то дар пропадёт. Или понадобились?

– Тьфу ты!

– Ну вот. А деньги те на благое дело идут, на развитие и становление веры, на храмы, на обучение священников, не на корысть же.

– И на «мерседес» новый. Не на корысть… На обжираловки ваши в трапезной, на девок по ночам…

– Каких таких девок?! Кто водит? Что за девки? Ужо я им… Ты же знаешь, мне девки ни к чему, скажи только, кто, вмиг из монастыря вылетит.

– Я к тебе не ябедничать пришёл. Ты вызывал, вот и скажи, что надо, а со своими сам разбирайся. А только я долго по ночам не сплю, слышу многое, о чём и говорить не можно. Хочешь, чтобы я в монастыре остался, языки своим фискалам поукороти, и меня не отчитывай, как мальчишку. А то: мы вера, мы православие, а сами грешите и блудите почище самых отпетых грешников, и всё себе право разговаривать с Богом присваиваете, будто Он простого смертного и не слышит. Ведь знаешь, не ради душ человеческих придуманы все религии земные, а ради их денег, ради почёта и богатства. Так не ходи вокруг до около, говори, что надо. Надо уйти? Уйду.

– Нет, не уходи. У меня просьба к тебе. Возьми себе учеников, каких хочешь, возьми.

– Так ведь уже брал.

– Верно, брал, из монахов наших брал, да разогнал всех. А нам при монастыре всегда отец-целитель нужен. Чудо ведь. А на чуде вся вера держится.

– Да не могу я их учить. Не любят они людей, боль их не чувствуют, всей душой помочь им не хотят. Я ведь как лечу? Я боль каждого человека на себе ощущаю, вижу, где и что болит, чувствую. А знание, как излечить, само приходит. Где доброе слово помогает, где воздержание, где раскаяние, да мало ли как. Вот только любовь в этом деле самым главным будет, любовь и прощение, и еще бескорыстие. Ты сможешь мне такого найти? Вот его научу, да и учить-то почти ничему не придется, в нём уже есть дар от Бога, самый главный дар – любовь. Пойду я, заболтался с тобой, а мне ещё над кое-чем поразмыслить надо. Скажешь уйти – уйду. Прощевай пока, батюшка.

И ушёл. Долго ничего не было слышно, а потом голос настоятеля почти прошипел:

– Как же, жди, отпущу я тебя. Вот как бы ты кого более покладистого со своими способностями тут оставил, отпустил бы. С превеликим удовольствием бы отпустил. А так терпи твою правду-матку. А не будет от прихода дохода, кто меня тогда держать будет? Того и гляди, в расстриги угодишь. А куда мне? Я, кроме службы, и не знаю ничего. И так уже в возрасте. Дожить бы на этом месте до кончины, и то ладно.

Всю обратную дорогу мы спорили о религиях. Искали самую бескорыстную, более правильную. И хотя к единому мнению не пришли, всё же выводы сделали.

 

На рыбалке

Самое интересное, что вскоре эта тема нашла совсем другое, очень неожиданное продолжение.

Я люблю рыбалку. Не столько рыбы побольше наловить, сколько сам процесс. Иногда мне достаточно просто посидеть на берегу с удочкой, или побродить со спиннингом, главное, чтобы народу вокруг поменьше. Часто в такие места забираюсь, чтобы ни одного жилья поблизости, максимум заброшенная деревенька. Вот и на этот раз набрел лишь на несколько домишек на берегу, как мне показалось, все заколоченные. Место просто сказочное. Рядом плёс, тут же ямка, подходы к воде – как будто специально вырубленные ступеньки, хотя видно, что человек здесь рук не прикладывал. Устроился я удобней некуда. Тенёк от нависшего дерева, всё под рукой, есть куда присесть – в общем, курорт. И рыба не даёт скучать. То и дело поклёвки. То ельчика выужу, то лещика, а то и язёк возьмёт. Зорька ранняя, солнышко ещё не припекает, мошка по сырой траве сидит, не докучает, чем не благодать? Только недолго это продлилось. Неожиданно, почти за самой спиной, вдруг кто-то кашлянул. Вежливо так, чтобы на себя внимание обратить. Пришлось обернуться. В нескольких шагах от меня на кочке сидел мужчина. Возраст явно преклонный, но выглядит здоровым, и морщинки задорно так разбегаются по лицу, создавая приятное впечатление.

– Не помешаю?

– Отчего же? Нет, конечно, если шуметь не будете.

– Шуметь не буду. А вот поговорить хотелось бы. Соскучился я по человеческому общению. Давно здесь один живу. Вы, я вижу, человек интеллигентный…

– С чего вы взяли?

– Удочка у вас знатная, поплавок опять же аккуратно вывешен.

– Ну, это не признак интеллигентности. А впрочем, интеллигент так интеллигент, название не очень обидное. О чём же поговорить хотели?

– О жизни. Я как на пенсию ушёл, всё о жизни думаю. Всё вопросы себе разные задаю, да ответ на них ищу. Только вот сравнить свои ответы не с чем. Телевизор только развлечения разные подсовывает, люди о бизнесе да о здоровье норовят толковать, а мне бы просто о жизни с кем-нибудь…

– В каком смысле?

– В самом прямом. Я не пожаловаться, я разобраться хочу. На кой она нам дана, эта жизнь? И почему люди до старости доживают? Зачем им становиться ненужными? Ну, жили бы, пока в них надобность есть, пока всё могут, а дальше-то зачем?

– Вы прямо философ. Да на этот ваш вопрос, наверное, никто и ответить-то не сможет.

– Что ж, философ – не философ, это как обзовут, а я сейчас в той стадии жизни, когда никому не нужен. Вот и думаю, зачем я живу?

– А детей нет?

– Дети, есть, конечно, но с тех пор, как жену схоронил, стал им обузой. Опять же квартирный вопрос. Потом конфликт поколений – что ни скажешь, всё не нравится, что ни посоветуешь, всё невпопад. Говорят, от жизни отстал. А я тоже не подарок, тоже с характером, оскорблять и обижать себя никогда не позволял. Э, да что говорить, вы и сами всё знаете. В общем, ушел я. Благо, домик в деревне остался, да и знакомые здесь жили, теперь вот один. Кого схоронили, кто по немощности уже не ездит, а молодым здесь скучно. Разве что летом на короткое время наезжают отдохнуть, да и то редко. А уж о жизни с ними вообще поговорить не удаётся. Не понимают они меня, да и не интересно им это. Вот так и варюсь в собственном соку. О, смотрите-ка, клюёт!

И правда, поклёвка была знатная. Так обычно берёт крупная рыба. Сначала аккуратненько, почти и не заметишь. Потом всё решительней, и, наконец, резко утаскивает поплавок на самое дно. Тут уж не зевай, подсекай и вываживай. Тащить нахрапом не рекомендуется, обязательно упустишь. Удилище сразу изогнулось дугой, пришлось потихоньку отпускать леску. Главное, не давать слабины. По всему чувствовалось, что попался крупный экземпляр. Эх, хоть бы рассмотреть, кого зацепил. Собеседник мой не произносил ни звука, явно увлечённый моей борьбой. Только через полчаса вываживания впервые мелькнуло белое, довольно крупное тело рыбы, хотя непонятно, какой именно. Наконец, на поверхности воды показалось плоское тело леща таких размеров, каких я никогда в жизни не видел. Очень медленно, стараясь не спугнуть, стал подтаскивать его поближе, и только тогда сообразил, что сачок не в состоянии вместить такую тушу. Видимо, это понял и мужчина, наблюдавший за моими усилиями. Он куда-то исчез, и вскоре появился с импровизированным, сделанным из толстой проволоки багориком. Совместными усилиями нам удалось вытащить леща на берег. Теперь мы смогли рассмотреть его по-настоящему. Да, это было что-то! Я даже не представлял, что лещ может вырасти до таких размеров, о чём и сказал вслух.

– Наверное, может, раз попался. Я тоже таких ещё не видел.

– Вы принесли мне удачу.

– Да, есть такое дело. Знаете, я заметил: как только подойду к какому-нибудь рыбаку, он обязательно что-то оригинальное или крупное поймает.

– Тогда не отходите от меня, может, ещё что-нибудь интересное попадётся.

– Да я и не собирался. Мне ведь хотелось услышать ваше мнение о моих размышлений.

– Тогда продолжайте, а я послушаю, может, какое-то мнение сложится.

– Я, наверное, не оригинален. Видимо, в одиночестве всегда тянет порассуждать о смысле жизни, вечности и Боге. Наверное, поэтому и появились отшельники. Одному думается, конечно, легче. А в старости, когда жизнь движется к своему завершению, мысли о вечной жизни наверняка возникают почти у всех нормальных людей. Я почему-то считаю себя вполне нормальным. Хотя, кто знает, может, и ошибаюсь. Так вот. Стал я интересоваться религиями. Раньше это совсем невозможно было. Я ведь, как это сейчас говорят, коммуняка до мозга костей. Сами понимаете, проявлять интерес к другой вере, кроме коммунистической, было не принято, да и небезопасно. Кроме того, и с литературой были проблемы, кроме атеистической. Это сейчас Библию можно бесплатно получить, а раньше… Вот когда я получил возможность прочесть и настоящую религиозную литературу… Да вы, наверное, знаете, сейчас её много, и даже бесплатно распространяют. Так вот, прочёл я, значит, Библию. Поначалу интересно было, а потом всё труднее стало привязать её к действительности. Всё больше вопросов стало возникать, а ответы не находились. И самое главное, почему Библия обращается к одним евреям, как будто Бог и вправду создал только евреев, а все остальные от обезьян произошли. Стал интересоваться другими религиями, о буддизме прочёл всё, что мог, ислам проштудировал, даже сектами всевозможными поинтересовался, и пришел к выводу, что все религии существуют не для души человеческой. Нет в них интереса к душе, не объясняют они и не поддерживают смысл её существования. Завлекают сказками и вымыслами как можно большее количество адептов, и всё с одной корыстной целью. Что интересно, все без исключения религии считают, что жизнь дана для мучений. Сейчас в своём теле помучаемся, зато потом… А что потом? Обещают, что всё будет хорошо. А что значит «хорошо»? Ведь рай, который описывают, разве хорош? Славить Бога и испытывать вечное блаженство – это хорошо? Вставь человеку электрод в ту область мозга, что называется центром удовольствия, и раздражай – и что, он уже все равно что в раю? А ВЕЧНОЕ блаженство – разве это не мука? Ад тоже расписали. Вечные муки, видите ли. Да даже постоянная сильная боль, и то со временем притупляется, а к мукам, какие бы они ни были, тоже привыкнешь и уже муками считать не будешь. Рвут тело в аду, поджаривают, а что поджаривать? Тела ведь уже нет. Что-то здесь не вяжется. Стал сам размышлять. Зачем нам душа, зачем дан разум? Вот если всё в этом мире имеет свой смысл, свою логику существования, значит, душа и разум тоже должны иметь свою логику? Если проследить жизнь любого растения, любой твари, становится понятно, зачем она. Думаю, если жизнь человека проследить, а лучше всего человечества, тогда понятнее станет. И знаете, к чему пришёл? Всё ненужное, зряшное вымирает, а то и мутирует, изменяется. Получается, и человек, если он не нужен, должен был вымереть или мутировать. Так ведь нет. Живём и развиваемся, а массовых мутаций никаких не замечено. Выходит, есть смысл и в нашем существовании, и никакие мы не занесённые из космоса, никакие не бациллы вредоносные, не случайность, не отклонение, ведущее к катаклизму. Значит, можно найти и смысл нашего существования? Вот, вы улыбаетесь. Скажете, расфилософствовался старик.

– Что вы, нет, не в этом дело. Просто я подумал – веками люди задавали себе тот же вопрос, что и вы, размышляли над всем этим. И ведь до сих пор никто на эти вопросы не ответил вразумительно. Удивительно, может, нам и в самом деле не дано этого понять. Возможно, какая-то сила закрывает нам доступ к этим знаниям? Ведь если представить, что каждый будет знать смысл своей жизни, захочется ли тогда жить? Вроде как всё предписано, всё заранее известно.

– В том-то и дело, что наше будущее не предопределено. Нет никакой линии жизни или судьбы. С точки зрения логики это совершенно бессмысленно. Нет смысла в разумности, если нет свободы воли. Легче было бы сделать автоматы с заданной программой действия. А раз есть разум, значит, есть и свобода воли, есть смысл в существовании этого самого разума. Наука определяет разум как «творческую познавательную деятельность, раскрывающую сущность действительности». И в этом что-то есть. «Познавательную», вот в чём смысл. И ещё в том, что мы все абсолютно разные. Нет на Земле двух одинаковых людей. Значит, и в этом заложен какой-то смысл, какая-то логика. А раз нет одинаковых, то и процесс познавания не будет одинаков. Так ведь?

– Так. Но что из этого следует, какой вывод?

– Это ведь очевидно. Разное понимание ведёт к разностороннему осмыслению сущности действительности. То есть, сущности бытия, сущности всего окружающего, сущности самого Бога, наконец. Гениальность человека определяется способностью оценить совершенно разные представления в абсолютно разных науках, умением всё это обобщить и сделать правильные выводы. Не замечаете аналогии?

– То есть, Бог оценивает и обобщает все мысли всех людей, и на основе этого делает какие-то выводы, познаёт сущность, познаёт самого себя и всё им созданное?

– Да-да-да! Именно так! Познаёт и делает выводы. Ищет пути дальнейшего развития. Но если я прав, то где здесь место для любой религии? Где ад и рай? Где тут вообще место бессмертию души? Получается, мы нужны, только пока живы? Или я не прав?

– Думаю, не правы.

– В чём?

– В выводах. Ведь если есть душа – а вы это сами доказали – то за время жизни тела она совершенствуется, обучается, приобретает новый опыт и новые возможности. Исходя из той же логики, зачем всё это терять со смертью тела? Да и потом, тело, в конце концов, становится помехой дальнейшему развитию разума. Ведь его правильное функционирование должно чем-то контролироваться. На выполнение функций тела разум должен тратить и силы, и время. Не правильнее ли рассматривать тело, как куколку, внутри которой формируется бабочка души? А когда приходит время, она освобождается.

– Интересно… Как интересно вы сказали: бабочка души. Это надо обдумать, хорошенько обдумать. В этом что-то есть.

– Вот и обдумайте. Тем более что мне уже давно пора сворачиваться. Благодаря вам я столько наловил, что не знаю, смогу ли всё это съесть. Впрочем, угощу кого-нибудь. Хотите, вам что-нибудь оставлю?

– Нет-нет, что вы, спасибо не надо. Я здесь всегда с рыбой. Жаль, что вы уходите, так было приятно с вами говорить, и слушатель вы замечательный, так и хочется всю душу излить.

– А не пробовали обо всём этом с детьми разговаривать?

– Да ну, что вы. Их это нисколько не интересует.

 

Неожиданные встречи

В моей жизни не так много приключений. Обыденность – основное состояние. Работа, домашние дела, пробы пера, всё это затягивает и становится повседневностью. Именно поэтому, когда меня зовут в какую-то поездку, практически никогда не отказываюсь. Так было и на этот раз. Позвали меня сплавиться по Бирюсе, есть такая чудесная река в Сибири. Одно только название чего стоит. Ассоциации сразу удивительные. Есть такой камешек, бирюза, чудесный по рисунку и цвету. Наверное, поэтому путешествие представлялось чем-то зелёно-голубым и красочным. И, конечно же, воля. Что может сравниться с чувством отрешенности от городской жизни? Зависеть от администраций, клерков, всяких канцелярий, полиций, ЖЭУ – да мало ли их на наши головы – так утомительно и неприятно, что несколько деньков вдали от всего этого – просто счастье. Только на природе, вдали от всевозможных надуманных запретов и ограничений начинаешь понимать, что такое настоящая воля. Жить, оставляя себе только нравственные, внутренние запреты – это непередаваемо.

Поездом до Тайшета, потом доехать как можно дальше вверх по течению Бирюсы, пешочком несколько дней через леса и поля с довольно тяжелым грузом, и вот она, река. Сплав на надувных плотах дело нелёгкое и опасное, но красоты природы и безлюдность компенсируют все трудности. Я не слишком опытный сплавщик, в основном пассажир, зато опытный повар, рыбак, и неплохой бард. Наверное, этим и объясняется желание настоящих сплавщиков брать меня с собой. Я не отказываюсь. Да и как можно отказаться от новых впечатлений, встреч и мыслей. Плоты накачаны, багаж уложен, вперёд! Река не слишком порожистая, класс сложности невысокий, но всегда надо быть внимательным и крепко держать в руках весло, чтобы ненароком не оказаться за бортом. Температура воды не позволяет расхлябанности. Тем не менее, успеваем рассмотреть и удивительные сосновые леса, и обрывистые берега с природными пещерами, даже иногда забросить спиннинг или удочку там, где река расширяется и течение немного замедляется. Правда, все попытки практически безрезультатны. Три часа сплава, небольшой привальчик с консервами, для ухи нет ни времени, ни рыбы, и снова вперёд. Ближе к ночи нашли хороший плёс перед довольно бурным перекатом и стали готовиться на ночлег. Каждый нашёл себе дело – кто ставил палатки, кто собирал дрова, а мы с приятелем вышли к реке в надежде добыть рыбки на ушицу. Как ни обидно, все наши потуги с рыбалкой были тщетны, уже собрались варить уху из консервов, когда увидели небольшую долблёную лодку, которая легко пересекала течение и направлялась в нашу сторону. В наступающих сумерках удалось рассмотреть, что правит лодкой довольно пожилой мужчина, направляясь прямо к нам. Лодка причалила, и на берег вышел хозяин в простой одежде, похожей на домотканую, с окладистой седой бородой и простым, располагающим лицом, покрытым весело разбегающимися морщинками. Подходя к нам, поздоровался по-старинному, с небольшим, полным достоинства, поклоном, присмотрелся к лицам и спросил:

– Никак, туристами будете?

– Они самые, вот выбрались на ваши красоты подивиться.

– На красоты, это да. Это есть на что посмотреть. А что же уху пустую варите?

– Да вот, не повезло с рыбалкой. У вас в реке какая вообще рыба есть?

– А вот сейчас покажу.

Он отошел к своей лодочке, сложил что-то в ведёрко и принёс нам его, почти полное окуньков и ельчиков. Там были даже нескольких хариусов.

– Ого! Откуда такое богатство? – спросил я, показывая на хариуса.

– Да вот, по той стороне чуть выше речушка впадает, с виду неприметная, зато по бочажкам знатные харюзы прячутся, Там их и берём помаленьку.

– А нам можно половить?

– Почему нет? Река не купленная.

– Скажите, а телефоны у вас здесь где-нибудь есть?

– Телефоны нам вера не позволяет. Вот ниже по течению новострой, у них там вроде всё это новомодное есть.

– А вы из староверов?

– Да вроде из них, только отошёл в последнее время, отшельником живу. Вон там моя хата, в километре. Мимо пойдете – милости просим.

– И много ваших по этой реке живут?

– Да есть несколько селений. Сейчас, когда за веру не гоняют, их легко найти можно. А вы так просто интересуетесь, или по учёной части?

– Есть и научный интерес. Но по большей части личный. Интересны мне новые люди, их мысли, жизнь.

– А ты в бога веруешь? А то и не примут тебя там. У них к неверам отношение сложное. Жизнь учила. Нашу веру долго гнали и преследовали.

– Как правильно сказать, даже не знаю. В Бога я верю, но церковь не часто посещаю, да и к религиям не очень хорошо отношусь, отталкивает меня их стремление к власти и наживе.

– Ну, так значит, веруешь, да ещё и к нашей старой вере близок, мы тоже власти и деньги не признаём по вере. Так что примут они вас, да и расскажут многое, что другим не скажут, вы только им правду, как мне, скажите. Ведь насчёт веры они обязательно поинтересуются.

Побыл у нас Пётр Абрамович – так звали старика – недолго, простился по-доброму и уплыл к себе. Я уж потом узнал, что с ним многие знакомы, а те, кто у него побывал, никогда мимо не проплывают. Очень уж он добрый и отзывчивый человек. Всегда приютит, поможет, да и поговорит о разном. И философия у него настоящая, по законам совести живёт. Говорит: «Пока есть возможность, надо делать добро. От жадности богатым не станешь». Был бы один, непременно погостил бы у него, послушал, умных мыслей набрался, да только сплав торопил, а жаль. Побывал я и у староверов. Приняли меня с добром, и угостили, и поговорили. Пожаловались, что как власть и церковь преследовать перестали, жизнь ещё трудней стала. Многие соблазны нынешней жизни людей забирают. И молодёжь не держится, и просто так люди уходят, за лёгкой жизнью, умирает вера старая. Правда, и у них я недолго задержался. А вот следующая встреча заставила и о сплаве забыть, и от своих отстать. Пришлось потом самому из здешних отдалённых мест выбираться, но и о том не жалею.

Чем ниже по течению сплавлялись наши плоты, тем реже встречались пороги, тем спокойнее и полноводнее становилась река. И вот, ближе к устью, попадается нам странное сооружение. Все, кто здесь раньше сплавлялся, говорят, не было ничего подобного. Мостки параллельные забрались далеко в реку, из железа и бетона построены, с плотным деревянным настилом, а зачем такие – непонятно. А чуть выше по берегу село. Странное такое, на староверческое совсем не похоже. И телефоны наши заработали, потом уже мы вышку с антеннами увидели. И устроено всё интересно, туалетов уличных не видно. Теплицы у каждого дома, огороды, сады, и даже электричество проведено. А в отдалении выросли несколько ветряков немного странной конструкции, похоже, самодельных. Это село заинтересовало всех, так что мы пристали и попытались что-нибудь разузнать. Пока поднимались в горку, навстречу вышел пожилой мужчина. По мере приближения я начал его узнавать. Это был тот самый человек, что на рыбалке разговаривал со мной о жизни, ещё и удачу мне в рыбалке принёс. Похоже, и он меня узнал, так как подошел ко мне первому. Протянул руку, улыбаясь, и сказал:

– Вот и ещё раз довелось свидеться. А вы опять на рыбалке? Простите, не знаю, как вас называть, в прошлый раз так и не спросил ваше имя.

– Ну, я тоже хорош, полдня разговаривал с человеком, а смылся, даже не представившись. Но у меня были смягчающие обстоятельства, от такого улова, как тогда, вообще можно голову потерять. Меня Сергеем зовут, лучше без отчества.

– Вот и хорошо, а я Фёдор Иванович.

– И какими судьбами в такую даль забрались?

– О, это длинная история, на бегу не расскажешь. А это с вами кто? Ваши друзья?

– Ну, конечно, с врагами на сплав не пойдёшь. Они здесь уже бывали раньше, а я впервые. Говорят, на этом месте, кроме пещер, ничего не было. Давно здесь строятся?

– Уже лет шесть, но это тоже целая история. Оставайтесь, вечером всё расскажем.

– С удовольствием, только у ребят отпуска кончаются, а ещё сплавляться довольно долго, и потом тоже добираться. Боятся, не успеют.

– А вы тоже по времени ограничены? Помню, в прошлый раз у нас был очень интересный разговор, жаль, не закончили.

– Я-то не слишком ограничен, только как-то неудобно ребят бросать.

Однако друзья чуть ли не хором стали уговаривать меня остаться, разузнать всё подробнее и потом рассказать им.

– Что, уже так надоел? – пошутил я.

Все посмеялись, немного пошутили и выгрузили мои вещи. Так я остался у Фёдора Ивановича. И, по правде говоря, не жалею. То, что я услышал потом, было просто удивительным. Медленно поднимаясь в горку, мы с Фёдором Ивановичем вспоминали прошлую встречу. Как оказалось, после нашего разговора ему пришли в голову совершенно новые мысли относительно мироустройства и месте человека в нём. Не всё складывалось в достаточно чёткую картину, и ему срочно требовался достаточно образованный собеседник. Уже на следующий день он уехал в город повидать детей и старых знакомых, в надежде поделиться своими мыслями, но, к сожалению, никого своими идеями не заинтересовал. Кто времени не находил для серьёзного разговора, кто просто не хотел говорить на эту тему, а кто-то просто отнёсся к нему, как к ненормальному. Сходил в церковь в надежде услышать что-либо вразумительное, но тоже не получилось. Однако узнал про старца Фёдора. Слава богу, времени было вдосталь, собираться особо не нужно. Тут же сел в поезд и поехал. Остановился в деревне неподалеку от монастыря, снял недорого комнатку.

– Решил сначала присмотреться, – рассказывал Фёдор Иванович. – Побывал на службе отца Фёдора, увидел, как он лечит, услышал, что некоторых отправляет к докторам, давая напутствие, что сказать и как себя вести. Должен честно сказать, что ехал к нему в надежде узнать истинную веру. А тут такое. Он даже молитвы произносил как-то по-своему, я бы сказал, без веры. Я был поражен, честно скажу, мне стало просто необходимо поговорить с ним с глазу на глаз. Случай вскоре представился. Я увидел, что отец Фёдор иногда покидает стены монастыря, и как-то раз пошел вслед за ним, поодаль. Стараясь остаться незамеченным, он направился к окраине города и зашел в офис какой-то фирмы. Это меня ещё больше удивило. Тем не менее, я решил подождать. Через некоторое время отец Фёдор вышел в сопровождении молодого человека. Всё так же стараясь оставаться незамеченным, я пошел за ними. Город закончился, впереди показалась тайга. Так же молча двое впереди меня направились прямо в лес, и шли, не останавливаясь и не оглядываясь. Боясь потерять их из виду, я приблизился, но случайно оступился и упал, чем и привлёк внимание к себе. Отец Фёдор и молодой человек остановились и обернулись. Пришлось рассказать, что меня к ним привело. Выслушали меня молча, не задавая никаких вопросов, и сразу поверили. Отец Фёдор представил своего спутника. Молодого человека звали Олег. Мы уселись недалеко от опушки, на поваленном дереве. Так началась наша дружба и общение. Кстати, мы уже пришли.

 

Приятные знакомства

Дом не выглядел шикарным, как у новых русских, однако был просторным и ухоженным. Внутри ничего лишнего, кухонька небольшая, но удобная, комната со столом посередине и небольшая спаленка. Все удобства – отопление, электричество, даже телевизор. Видеть все это в одноэтажном частном доме, расположенного вдали от коммуникаций и крупных населённых пунктов, было довольно странно. Вообще всё поселение, состоящее не более чем из десятка домов, выглядело довольно необычно для здешних мест, где основное население составляли староверы со своим бытом и нравами. Даже дома, хоть и деревянные, но выстроенные на каменном фундаменте, казались здесь, среди дикой природы, немного чужеродными. Я с нетерпением ждал рассказа, обещанного Фёдором Ивановичем, но он, как будто нарочно, не торопился. Усадил за стол, угостил вкусным домашним обедом, напоил чаем, и всё время с хитринкой на меня поглядывал. Наконец я не выдержал и спросил:

– Так что дальше-то было, после встречи с Олегом и отцом Фёдором?

– А, тогда? Да вот, хотел я Олега дождаться, с ним вместе рассказ продолжить, да и Анатолий Фёдорович мог бы кое-что добавить. Может, подождем их? Часика через два объявятся оба, а вы бы пока отдохнули с дороги.

– Хорошо, подождем. Только давайте, во-первых, перейдем на ты, а во-вторых, скажите, кто это такие?

– Олег – молодой человек с гениальной головой. Наше благоустройство – только его заслуга. Анатолий Фёдорович – врач, правда, не совсем обычный, он всю медицину по-своему понимает. Когда-то его отцом Фёдором называли.

– Отец Фёдор здесь?! Я ведь его так и не увидел, хотя был в монастыре. В таком случае, согласен ждать, сколько понадобится. Могу и отдохнуть, воздухом подышать.

– Если хотите, можете помыться, ванная есть, как видите, и горячая вода тоже имеется. А то можете вон там, под навесом, в сене устроиться.

– Давайте так – сейчас под навес, а помоюсь потом, если позволите мне здесь остаться на некоторое время.

– Да конечно, оставайтесь хоть навсегда, если будет желание. Человек вы умный, уживчивый, да и Олег о вас очень высокого мнения.

– Он меня знает? А я его?

– Потом, всё потом, отдыхайте.

Такое нетерпение во мне свербело, что, даже завалившись на сено, думал, не смогу заснуть. Однако тепло и сытный обед всё же взяли верх, и я прохрапел целых полтора часа, даже не заметив, как уснул. Проснулся быстро, чувствуя, что отдохнул впервые за весь сплав. Прошёл в дом. Почему-то было не заперто, хотя в доме никого не было. Понял, что в запасе ещё не менее получаса, так что решил всё же сполоснуться под душем. Пока мылся и переодевался, услышал, что кто-то вошёл и стал возиться на кухне. Выйдя, я увидел за столом в комнате молодого человека, и Фёдора Ивановича, колдующего с кухонной утварью.

– Здравствуйте, – обратился ко мне парень. – Давно мечтал с вами познакомиться.

– Наверное, вы Олег? Я Сергей.

– А по отчеству?

– Давайте без него, так проще.

– Как-то неудобно, вы всё же старше, да и авторитетнее меня.

– Не думаю, что нам стоит мериться авторитетами. То, что вы здесь сделали, выглядит намного ценнее, чем все, что в своей жизни сделал я.

– Ну, на самом деле это далеко не так. Впрочем, Сергей, значит, Сергей. Но мне кажется, я многое о вас знаю, и вы для меня всё же очень большой авторитет.

– Откуда, если не секрет? Тем более что мне тоже почему-то кажется, что и я вас видел, хотя никак не могу припомнить, где.

– Ну, вас я знаю по вашим произведениям, выложенным в Интернете, и довольно давно. Там и фотография ваша есть. А вы обо мне вряд ли слышали, не такой уж я выдающийся и знаменитый. Один раз только общались с вами в сети по поводу моего отзыва на ваш рассказ. Да и то коротко.

– Случайно, не «На грани»?

– Да, именно.

– Олег, мне почему-то очень знакомым кажется ваш голос и манера говорить. И ещё почему-то вспоминается поезд, вагон-ресторан, Егор. Вам это ни о чём не говорит?

– Егор? Да, был у меня такой друг, по крайней мере, я считал его другом, пока он не решил всё бросить. На этом мы и разошлись, как-то перестали понимать друг друга.

– И вы ещё сошли с поезда ночью. Егор вас потом искал, через проводницу.

– Правда? Не знал. А всё же хорошо, что не нашёл.

– Я припоминаю тот ваш разговор в ресторане. Вы уж простите, но я за соседним столиком сидел, всё слышал.

– Давайте лучше на ты, я к этому больше привык. А что разговор слышали, то не стоит извиняться, никаких секретов не было, да и разговаривали мы, пожалуй, излишне громко. Впрочем, это и понятно, эмоций было много, мыслей мало.

– Не скажите. Для меня мыслей было много, раз я случайный разговор до сих пор помню. Ты, как я тогда понял, убежал от сытой беззаботной жизни за какими-то своими мечтами или мыслями. Что заставило, если не секрет? Очень мало я знаю молодых людей, пожелавших отказаться от благополучия ради того, что самому не совсем понятно. Таких практически вообще нет, за очень редким исключением.

– Я и сам тогда не всё понимал. Какое-то непонятное чувство неполноценности, что ли. А ещё ваши рассказы в интернете нашёл, понял, что есть другие, думающие люди, кто не успокаивается на достигнутом, стремится к чему-то. Стал чаще задумываться, старался оценить всё, что со мной происходит, и понял – я ведь действительно раб. Так противно от этого понимания стало, что твёрдо решил найти в себе другого человека, более свободного, а если смогу, то и вольного.

– Получается, я своими фантазиями всю жизнь тебе испортил.

– Испортили?! Да я только тогда и жить начал, когда впервые над вашими рассказами всерьез задумался. А уж то, как я теперь живу, вообще ваша заслуга. Я и сейчас за вашим творчеством слежу. Перечитываю многое вами написанное, и каждый раз рождаются новые мысли. Я знаете, что ещё спросить хотел? Давно, еще когда начинал Интернет осваивать, я случайно попал на сайт, «Библиотека идей» называется. У его автора были ваши имя и отчество. А потом сайт пропал. Я ещё тогда над автором посмеялся…

– А, припоминаю! Это насчет того, если у меня будет какая-то идея, то сам из неё всё, что смогу, выжму, а другим дарить не собираюсь?

– Значит, ваша страничка. Глупо я тогда высказался. Это я сейчас понимаю, что во мне рабская психология говорила. Вы были правы, идеи не для наживы нужны, а чтобы человечество могло развиваться. А почему библиотека пропала?

– Так вышло. Запретили мне сайты делать и в интернет выкладывать. Объяснили требованием безопасности. Якобы хакеры могут через мою страничку пролезть в нашу внутреннюю сеть. Глупо, конечно, но пришлось подчиниться. В то время потерять работу было очень опасно.

– А ведь я все-таки воспользовался некоторыми вашими идеями. Кое-какие даже сумел воплотить в жизнь.

– Правда? Очень интересно, какие же?

– А вы помните электростанцию под мостом? Вашу турбину, вращающуюся не за счёт большого перепада высоты воды и её скорости падения, а за счёт массы? Идея, позволяющая отказаться от плотин на реках. Под мостками, что привлекли ваше внимание и заставили причалить к берегу, как раз и находится такая турбина. И знаете, очень даже исправно работает, и большущую помощь оказывает в снабжении электричеством. Я даже сам не ожидал, что так хорошо получится. Двигатель ваш собрал. Работает, да ещё и на практически любом топливе. А на водороде вообще классно. Почему его никто не использует? Ведь ни один другой, что нынче используются, просто не сможет работать на водороде.

– Олег, ну ты меня просто осчастливил! Я ведь тоже тогда мечтал, что мои идеи пригодятся умным и предприимчивым людям. Значит, не зря, получается, всё-таки пригодились. Это ли не счастье?

Тут открылась дверь, и в комнату вошел аккуратно выбритый и чисто одетый мужчина средних лет.

 

Найти понимание

В монастыре его звали отец Фёдор, ещё говорили «святой старец», а передо мной предстал далеко не старый человек, ничем не напоминающий монаха. Даже одежда на нём сидела, как на университетском профессоре.

– Вы – отец Фёдор?

– Вообще-то Анатолий Фёдорович, но недавно именно так и звался. Старые знакомые ещё и сейчас так называют, правда, чаще в шутку. А пациенты, особенно из прежних, до сих пор не могут принять настоящее имя.

– Я Сергей, о вас давно уже знаю, а когда-то, совершенно случайно, слышал ваш разговор с настоятелем монастыря. Но почему всё-таки Фёдор, а не Анатолий?

– Честно говоря, не знаю. Может, потому, что самого настоятеля звали отцом Анатолием, может, ещё по какой причине, но я не протестовал. В монастырь я пришел потому, что мне было очень нужно скрыться от окружавшей меня травли. Смена имени этому помогла. А когда люди стали искать у меня помощи, это спасало от завистников и недоброжелателей. Семью я потерял, ещё будучи в миру, друзья от меня отвернулись, так что настоящее моё имя не имело никакого значения. А что за разговор вы слышали?

– Настоятель вас упрекал за неправильные молитвы, и требовал, чтобы вы взяли ученика. А вы хотели уйти.

– Верно, был такой разговор, и в таком духе мы не раз общались. Интересно, как он там сейчас.

– А что за травля, если не секрет?

– Теперь уже не секрет. Я ведь по образованию врач, хирург. Окончил университет, адъюнктуру, много практиковал в хороших клиниках. Был даже на хорошем счету. И вот однажды умер у меня на столе пациент. Сами понимаете, какой удар. Переживал сильно. Искал причину, винил себя, а потом вдруг узнал, что профессор, который меня отправил делать эту операцию, неправильно поставил диагноз. Этому пациенту не то что операцию нельзя было делать, ему даже легкий наркоз был крайне противопоказан. Я был просто шокирован. Как человек с таким званием, опытом и с таким количеством научных трудов, мог ошибиться? И, самое главное, почему он ни словом не обмолвился о своей ошибке, а напротив, постарался свалить вину на мою неопытность. Я так доверял ему, так гордился тем, что светило доверяет мне сложные операции, а выходит, был просто подставной фигурой. Сначала я сомневался, но когда мои выводы подтвердились, и не только моим примером, но и примером ещё одного молодого хирурга, попробовал поговорить с самим профессором. Что из этого получилось, думаю, догадываетесь сами. Был обруган, опорочен и уволен с весьма бесперспективной характеристикой. Хорошо ещё время было смутное, характеристики никого особо не интересовали, но из столицы всё же пришлось уехать. Нашел работу в провинциальной клинике. Хирургическую практику, правда, потерял, но зато пациентов стало больше, расширилась практика диагностирования. Семья в провинцию ехать не захотела, а вскоре жена и вовсе нашла себе лучшую партию. Слава Богу, детей у нас не было, жена не хотела, а то бы им наш развод всю жизнь попортил. Правда, развелись без скандалов. Всё оставил супруге. Да мне ничего и не нужно было. Я в это время занимался серьёзными исследованиями. Помните, какое огромное количество целителей в то время развелось? Конечно, большинство из них шарлатаны, но были и удивительные личности. Мне попадались факты исключительно грамотного целительства и диагностирования. Перелопатил огромное количество литературы, в том числе эзотерической, занимался саморазвитием, искал в себе неординарные способности. И, вы знаете, понял, что в человеке есть такие неоткрытые возможности, которые не только позволяют диагностировать заболевания, но даже дают возможность направленного воздействия на пораженные органы. Проверил на практике свои открытия, собрал огромную картотеку работы с посетителями. В конце концов, решил опубликовать свои изыскания в научном журнале. Написал статью, переслал отчёт о работе в медицинский журнал и стал ждать публикации. Почти год ни слуху, ни духу. На мои звонки отвечали, что работа рассматривается. А напряжение кругом всё росло. Стали придумывать какие-то проверки, отправлять пациентов к другим специалистам, придираться к чему угодно, даже к чему я отношения не имел. Наконец, предложили уволиться по собственному желанию. Кое-как, через старых знакомых, узнал, кто консультировал журнал по поводу моей статьи, и понял, что не только нет надежды, что напечатают, но и вряд ли обратно вернут. И, что интересно, сейчас, когда столько лет прошло, Олег нашел в Интернете довольно много ссылок на статью какого-то чуть ли не Иван Иваныча Иванова, полностью повторяющую мои тогдашние мысли. Олег у нас ведущий специалист по вопросам Интернета.

– Да, кстати, с самого начала хотел спросить, как вы познакомились?

– Это он меня нашёл, и вместе с Фёдором вытащил из той трясины, в которой я погряз.

– Вас просто нельзя было не найти, – включился в разговор Олег. – Вы были настолько заметной и настолько неординарно мыслящей личностью, что людей к вам просто как магнитом тянуло. Правда, я тогда сошёл с поезда, совершенно ничего о вас не зная. Но что-то заставило меня сойти именно там. Об отце Фёдоре я узнал чуть ли не в первый день, как приехал. Но мое отношение к религии было настолько отрицательным, что я принял это целительство за очередное шарлатанство. Поначалу я поселился далеко от монастыря, у пожилой женщины в частном доме. Я, как мог, старался облегчить ей одинокую старость. Даже, когда заговорил об оплате за жилье, чуть мокрой тряпкой по роже не получил. Она относилась ко мне как к собственному сыну, которого у неё уже не было. Постепенно я начал осваиваться с жизнью в провинции, даже открыл свою небольшую фирму. Но каждый день и дома, и в городе я то и дело слышал о чудесах, творимых отцом Фёдором.

– Скажешь тоже, ничего чудесного в моих действиях не было.

– Однако священники и прихожане считали совсем иначе. Да и мне многое из творимого тогда вами казалось просто чудом. Это сейчас я, зная ваши методы, понимаю, что все дело в глубоком знании строения человека, всех функций его внутренних органов, психологии, психики, и некоторых еще не до конца исследованных возможностей человеческого организма. А тогда… Тогда я твёрдо был уверен, что должен вывести все эти чудеса на чистую воду. Я пошёл в церковь, простоял три часа на службе, и ничего не понял. Я был уверен, что нудное повторение молитв – не что иное, как гипнотическое воздействие, с помощью которого людям внушают, что они выздоравливают, что у них ничего не болит. А когда увидел, как отец Федор что-то нашептывает на ухо некоторым прихожанам, подумал, что это сговор. Было только непонятно, почему люди во время службы не были похожи на загипнотизированных сомнамбул, и почему, уходя, иногда сразу направлялись в поликлинику. Я бывал на службе ещё не раз, даже сам решил пожаловаться на несуществующую болезнь. Выучил ее симптомы, пришёл, и получил по полной программе. Я даже не передам, что конкретно мне тогда сказал отец Фёдор, но мне почему-то вдруг стало так невыносимо стыдно, что так и простоял до конца службы красный, как рак. Хорошо, что в конце отец Фёдор сам подошёл и попросил подождать его после службы.

– Помню-помню, – добавил Анатолий Фёдорович, – мне тогда показалось удивительным, что люди могут так краснеть, да еще и так надолго. Я даже засомневался, может, я и правда ошибся, и у парня все же есть какое-то заболевание. Ну, конечно, не то, симптомы которого он мне назвал. А что меня в нем подкупило? Первое, что он сделал при нашей следующей встрече – извинился и честно объяснил свой поступок. Можно сказать, именно с того раза мы и подружились, несмотря на разницу в возрасте.

– Точно, именно в тот раз я почувствовал, что между нами есть понимание, и совсем нет обмана. Я просто физически не мог врать. А когда мы стали засиживаться по вечерам в моей избушке и вести довольно щекотливые, интересные и любопытные разговоры, желание обманывать, и даже что-либо скрывать, пропало совсем. Казалось, мы понимаем друг друга с полуслова, с полумысли. И когда встретили Фёдора Ивановича, тоже испытали не страх, а любопытство.

– Я всё слышу, хоть и на кухне, – вставил свое слово Фёдор Иванович, вынося на стол кушанья. – Зато мне в тот момент страшновато было. Такой реакции, как у вас, на внезапное появление с падением, грохотом и треском, я в жизни не встречал.

Мы с Олегом принялись помогать накрывать стол. На ужин были простые и легкие блюда, что позволяло вести спокойную беседу, не сосредоточиваясь на еде.

– Скажите, а что все-таки вас объединило и заставило уехать в такую даль, к таким трудностям?

Я думал, первым скажет Олег, и даже повернул к нему голову, ожидая ответа, но заговорил Анатолий Фёдорович:

– Понимаете, Сергей, это так не просто объяснить, что даже не знаем, с чего начать. Переезд был нашим общим решением, а вот куда именно поедем и что будем делать, обсуждали долго. Не хватало времени, не было условий, и очень мешало всё окружающее. Как-то оно не очень гармонировало с нашими мыслями и идеями. И когда к нам подключился Фёдор Иванович, стало особенно очевидно, что надо перебираться куда-нибудь подальше от людей.

– Но ведь вы здесь сейчас не одни.

– Верно, но к нам перебираются только близкие по духу люди. Здесь не так-то просто жить, как кажется. Несмотря на все удобства, что нам создал Олег, одним нам со всем этим было не справиться. Постепенно привлекали знакомых и родных, не желающих мириться с несправедливостью окружающего. Находили людей, стремящихся к нормальной, активной жизни. Начал расти наш хутор. Поначалу построили дома тем, в ком были уверены, потом дома для временного проживания тех, к кому хотелось вначале присмотреться. Некоторые, пожив так, возвращались. Вот так и закрепилась небольшая группа с полным взаимным доверием. Без этого вместе сосуществовать невозможно.

– А что за мысли такие принёс вам Фёдор Иванович, что вы до сих пор не можете прийти к единому мнению?

– Я-то? Да вы их знаете. Мы с вами ещё тогда, на рыбалке, на эту тему беседовать начали.

– То есть, о смысле жизни и вечности?

– Ну, в общих чертах да.

– И в чём же не сходитесь?

– В вечности души.

– Как это?

– Ну, я, например, думаю, что вечная душа, даже если она существует, теряет свою индивидуальность. В том смысле, что становится частью того, кто в нас её вложил при создании. У Олега другое мнение, а Анатолий Фёдорович вообще с нами обоими не соглашается.

– Интересно.

– Я почти согласен с Фёдором Ивановичем, – начал Олег. – Опыт и знания, накопленные за всё время существования человека, слишком ценный материал, чтобы им вот так просто разбрасываться. Я только не принимаю потерю индивидуальности. Зачем делать людей настолько индивидуальными, чтобы потом смешать всё в одну кучу? К тому же, многие души покидают тела в таком малополезном состоянии, что использовать их просто не представляется возможным. Логичнее было бы, оставляя индивидуальность, обучать их дальше. Доводить до некоего другого состояния. Я говорю о том, что тело – первый этап обучения и роста души, но существует и второй, и, возможно, третий, и так далее.

– А вы, Анатолий Фёдорович, в чём с ними не согласны?

– Я так думаю, что мы не единственные разумные существа во Вселенной. И условия существования для разума во всей Вселенной далеко не одинаковы. Создателю мало пользы от нашей освободившейся души. Наши знания слишком малы и однобоки. Думается, есть планеты с другими условиями, и душа наша возрождается в телах на тех планетах, чтобы продолжить постигать мироздание в новых условиях. Это происходит многократно, пока не достигнет уровня, пригодного создателю для его целей, которые мы своим слабым умом постичь не в состоянии.

– Если так рассуждать, то мы вообще не должны мыслить, – вмешался Олег. – «Не в состоянии постичь целей создателя» – очень церковное выражение. «Пока не смогли» – это я ещё могу понять, но «не в состоянии» – не принимаю.

– И ещё, – вставил Фёдор Иванович. – Получается, что на тех планетах, с другими условиями, должна отсутствовать рождаемость. Душа должна получать готовое тело, чтобы не начинать всё заново.

– Ясно. Но почему вы так далеко забрались? Всё же близость цивилизации в некотором роде помогает. Да и круг общения можно расширять свободно.

– Круг общения – это, наверное, и есть основная причина, заставившая нас выбирать уединение, – снова начал Анатолий Фёдорович. – Общаться можно только на равных, при наличии одинакового интереса и доверия. В противном случае это уже не общение, а обучение. Давление с целью навязать свою точку зрения. В городе, и вообще в большом коллективе, настоящее общение в принципе невозможно. Нет единомыслия. Есть авторитеты, их все слушают и приводят в пример. А есть и просто горлопаны, которые пропагандируют свою, а чаще всего чужую, точку зрения, заставляя окружающих её принимать, пусть даже силой. У Олега, правда, были и другие причины удалиться от общества, но для нас с Фёдором Ивановичем они были далеко не основными. Хотелось понимания и осмысления при общении.

– Меня лично на переезд толкнуло не только это, – продолжил Олег. – Я уже говорил вам, что почувствовал в себе раба. И это чувство усугублялось, несмотря на переезд в глубинку. Давление на личность и стремление закабалить человека процветает в провинции, пожалуй, даже больше, чем в столице. Каждый начальник, даже самый мелкий, здесь мнит себя чуть ли не царём, безнаказанности гораздо больше. Всюду круговая порука. Как раньше говорили, «рука руку моет». Искать правды и справедливости негде, а о понимании и говорить нечего. А попытки проявлять самостоятельность просто пресекаются. Я же мечтал о свободе. Где её искать, если не вдали от людей?

– А я вообще вёл отшельническую жизнь, вы видели. Так что для меня нынешнее житьё просто рай. – Фёдор Иванович говорил это с нескрываемым чувством радости в голосе. – А с такими удивительными людьми рай вдвойне, ведь теперь я могу делиться своими мыслями, и меня понимают. Кстати, о понимании. Я ведь только здесь, общаясь, до конца понял ваши слова о куколке души. Ведь они объясняют и старость с её лишениями и трудностями, и болезни пожилого возраста.

– Каким же образом?

– Да таким, что как всякая куколка, тело должно разрушиться, чтобы выпустить на волю бабочку. Душе становится тесно в теле, она готова выпорхнуть, а тело её ну никак не хочет отпустить, ведь без неё существование невозможно.

– Да, пожалуй, это объяснение. Неужели вам хватило для таких размышлений одного сказанного мной тогда слова?

– Слово слову рознь. Бывают слова-открытия, слова-озарения. Примерно такими и были те слова, сказанные вами напоследок. Я ведь тогда сразу на ещё один свой вопрос сумел ответить. Никогда не понимал, почему все религии так категорически не приемлют самоубийства, даже не хоронят самоубийц вместе с остальными. Оказывается, всё просто. Разрушьте куколку до того, как бабочка сформировалась, и бабочке конец. Вот вам и одно слово.

– Спасибо за оценку. Честно говоря, я рад, что вы меня так поняли. К сожалению, в жизни меня чаще не понимают. Вроде бы говоришь простым языком, русскими словами, неужели трудно понять высказанную мысль? Ан нет, чаще выхватывают из контекста отдельную фразу, искажают её смысл, а потом набрасываются с обвинениями в некомпетентности и необразованности. Даже читая мои рассказы, люди редко доходят до смысла написанного. Сразу начинают учить, как правильно писать, правильно говорить и излагать мысли, как сделать написанное увлекательным для чтения, пусть даже и не содержащим никаких мыслей вообще.

За разговором мы засиделись до утренней зари, не замечая времени, нам было весело и интересно. Когда заметили, что на востоке посветлело, решили всё же немного поспать, а беседу продолжить на другой день. И таких дней было немало. Мне показывали, как устроено поселение, знакомили с новыми людьми, рассказывали, кто и чем предпочитает заниматься. Было удивительно наблюдать за общением людей, к участникам разговоров возникало тёплое родственное чувство. Они были так открыты и откровенны, как будто на земле не существовало лжи и корысти. С каким удовольствием люди принимали участие в общих делах, даже если это заставляло забросить на время любимое занятие. Но и тех, кто по какой-то причине отказывался, никто не упрекал, и даже нельзя было заметить намёка на недовольство, до такой степени все стремились по-хорошему понять друг друга.

Уезжая через две недели, душой я так и остался с этими людьми. Вынужденный вернуться, я особенно остро стал замечать фальшь и ложь в общении с окружающими. Пока у меня нет такой возможности, но я всё же вернусь туда, на берег прекрасной реки, к замечательным людям. Меня там тоже ждут, мы продолжаем общаться даже на таком далёком расстоянии, благо есть Интернет. Я вернусь, когда не останется сил терпеть рабское существование, когда иссякнет вера в то, что я здесь всё-таки нужен, когда пропадёт желание писать. Вернусь, чтобы хоть под конец жизни почувствовать себя по-настоящему вольным. Убить, наконец, прижившегося во мне раба.

06.02.2012, г. Томск