Мы, Божиею милостию…

В 1902 г. российская эмиграция в Женеве продолжает со страстью отдаваться диспутам. Наиважнейший спор — вокруг марксизма. Каким ему быть в России? Столкновения между группами, которые оформляются в партии социал-демократов («искровцев») и социалистов-революционеров, собирают едва ли не всю местную колонию русских.

На некоторых диспутах присутствует и Владимир Александрович Поссе, фигура довольно приметная в революционных кругах. Его память навсегда сохранит один из диспутов. Спустя два десятилетия Владимир Александрович поведает о нем в своих воспоминаниях…

На трибуне — Ленин. Он доказывает, что лишь через социал-демократию марксизм найдет свое истинное выражение и отсталость России, в том числе и культурная, тому не препятствие. Доказательства возводятся убедительно, весомо.

Ленина сменяет Чернов (будущий лидер партии эсеров). С ним — тома «Капитала» в закладках. Говорит умело, а главное, точно и особенно к месту цитирует Маркса.

Впечатление от речи Ленина стирается.

Тогда на трибуну поднимается Плеханов — один из самых искусных ораторов своего времени, знаток марксизма и вообще революционной мысли, но в основном — марксизма.

«…Слушать его было жутко, ибо легкая, шутливая форма особенно оттеняла зловещую жестокость содержания. Нападая на террор социалистов-революционеров, он восхвалял террор Великой французской революции, террор Робеспьера.

— Каждый социал-демократ, — говорил Плеханов, — должен быть террористом a la Робеспьер. Мы не станем, подобно социалистам-революционерам, стрелять теперь в царя и его прислужников, но после победы мы воздвигнем для них гильотину на Казанской площади…

Не успел Плеханов закончить этой фразы, как среди жуткой тишины переполненной залы раздался отчетливый возглас:

— Какая гадость!

Сказано это было громко, но спокойно, убежденно и потому внушительно. Плеханов побледнел, вернее, посерел и на минуту смешался…

— Это, наверное, кто-нибудь из русского консульства, — говорил после В. Д. Бонч-Бруевич, в то время ярый поклонник Плеханова. Но протестантом оказался не служащий русского консульства, а довольно известный революционер Надеждин…»