Часть 14. Моя.
Игнат
Она что серьезно думает, что я сделаю ЭТО с ней?! Совсем сошла с ума?! Нет, я под действием той мути, которую она мне влила вначале, подумывал о таком, но не сейчас то! Сейчас мне она больше как подопытный кролик интересна, чем подстилка на одну ночь. За кого она меня вообще принимает?!
— Сейчас, — говорит она, и я понимаю, что живой объект исследования мне и не нужен, убью к чертям!
Судорога прошла от ног к рукам, и меня скрючило так, что боль от разбитого ею лица показалась укусом комара на ее фоне.
Убью! Препарирую! Разрежу на кусочки, потом сошью и оживлю! Она будет страдать долго, будет умолять меня оставить ее чертово тело гнить в ближайшей канаве!
Огонь всполохнул, отвечая на мою боль, все окрасилось в зеленый. Даже сквозь боль чувствую, как она обнимает, целует и умоляет меня сдаться. А я кричу, как какой-то слабак, кричу от адской боли. Моя регенерация бессильна от этой боли, наоборот, как только пытаюсь воспользоваться магией, чтобы прибить эту чертову великаншу, становится только хуже.
И это я? Корчусь и ору от боли на руках у уродливой великанши, страдая от собственного бессилия из-за какого-то глупого зелья! Да что это за зелье такое-то? Кто его создал? Обычные зелья не способны оказывать такое действие, ничто не способно! Не знаю, кто его создал, но обязательно узнаю! И когда узнаю от него рецепт, то с удовольствием помучаю, заставляя его корчится от боли так же как корчусь сейчас я!
— Пожалуйста, прошу тебя… — слышу ее жаркий шепот на ухо.
Какого черта она просит? Она же сама приказала только что! А теперь просит смириться с ее приказом? Она в своем уме? Сумасшедшая великанша! Твое лицо это последнее что я бы хотел увидеть перед смертью.
Боль только усилилась, мое тело выгибалось дугой из-за очередной судороги, которые все учащались. Мои губы не слушались, пока я с таким трудом пытался сказать смертельное заклятие. Не знаю, помогло бы ее смерть справиться с болью, но стоило попытаться.
— Пожалуйста, всего один раз… — шепчет мне на ухо, вызывая только мое презрение.
Она так сильно хочет мужика? Да что с ней такое? Больная на всю голову. Ты себя в зеркало видела? Жалкая уродина!
Боль все усиливается, и я понимаю, что придётся отделить свое сознание от тела, в другом случае так и умереть не долго. Она схватила меня за лицо, заставляя посмотреть на себя.
«Как же я хочу убить тебя» — подумал сначала с ненавистью, а потом осекся.
Она плачет?
Великаны не плачут, никогда не слышал о подобном. Белые как молоко слезы стекли по ее щекам, но она как будто не замечала их. Одна из молочных слез стекла по подбородку и капнула мне на лоб. В ту же секунду я почувствовал такой прилив магических сил, что мне показалось, что пожелал бы я, и родовой огонь сжег всю столицу. И это только от одной слезы! Да что она такое?!
— Настолько… противна? — спрашивает она с таким выражением лица, что я почувствовал себя последним уродом на свете.
Отпускает меня дрожащими руками, начинает содрогаться точно так же, как и я. Неужто сдалась так просто? Хочу увидеть выражение ее лица, узнать, что ею движет. Но я только лежу, чувствуя адскую боль и легкую растерянность. Скорчилась от боли, завалившись на пол, спиной ко мне. Болезненная судорога заставляет ее содрогаться почти, что в такт со мной.
И чего ты добилась, глупая женщина? Что нам больно обоим? А чего добился я? Довел великаншу до слез. Нет, это оказалось полезным, эффект её слез просто замечательный, вот только, что от этого толку, когда меня так крючит от зелья?
Что-то мне подсказывает, она редко плачет. Если в целом плакала хоть когда-либо.
Ну что, вице-премьер, военный министр Игнарешнар Трут, Вестник Смерти — как меня за глаза придворные обзывают, дожил: женщину… девушку до слез довел. Мама бы прибила меня к чертям. Не то что я не делал вещей похуже этого, но почему-то мою маман всегда бесило именно это. Когда-то в детстве я поднимал целое кладбище, чтобы напугать соседских детей, за то, что они издевались надо мной. Причем то, что плакали от страха, перепуганные взрослые мужчины ее не задевало, а то, что плакали маленькие девочки и женщины — да. Ох, и досталось же мне тогда!
Плечи великанши вздрагивают, как бы больно ей не было, она не издает и звука. И это я ее до слез довел?
Боли нет, судорог тоже. Я смирился с приказом, не знаю почему, просто смирился. Поднимаю ее с пола, держа за плечи, и сам поднимаюсь на ноги. Тело еще подрагивает после судорог, но я не обращаю на это внимания. Целую ее, сжимаю рукой жестко грудь и удерживаю за затылок, чтобы не вырвалась.
Злость на самого себя и безумное желание кружат голову. Не могу понять, что со мной происходит. Толкаю ее на пол, с которого еще недавно сам поднял. Вскрикивает, и мне это нравится. Пока она не поняла, хватаю ее за ногу заставляя встать в нужное положение.
Так и знал, с такого ракурса она выглядит очень соблазнительно. Эти красивые ножки и попка. Сжимаю ее за талию, пристраиваясь сзади. Раньше мне не нравилась эта поза, но сейчас я вижу ее плюсы, например, то, что ее лицо и грудь не видно или то, что она не может так легко меня ударить. Согнулся, взваливая свой вес на ее напряженную, гладкую спину. Медленно провел языком по её ушку, буквально чувствуя, как сильно она возбудилась от этого. Огонь охватил меня и ее, кажется, от трактира мало чего останется после сегодняшней ночи. Ну и плевать.
Я уже еле сдерживался, желая взять ее, все-таки у меня слишком долго не было женщины.
— Нежным не буду, — предупредил, а потом подумал, как сильно она взбесится, пообещал: — Будет больно.
Великанша дернулась, но нет, мы слишком далеко зашли, чтобы я просто так остановился. «Поскольку ты меня буквально заставила, на нежность рассчитывать ты не можешь, даже в свой первый раз!» — подумал, с удовольствием сжимая шикарные бедра, и целуя нежную кожу шеи.
Она задергалась снова, мне нравится то, что она сопротивляется. Удерживаю за талию, пытаясь войти в нее. Кусаю за плечо, заставляя ее судорожно вздыхать. Мне нравится звук, с которым она это делает, нравится ощущать мягкое податливое тело, ощущать возбужденным концом влажную от предвкушения киску. Нравится знать, что я буду ее первым и уж точно единственным.
Скользнул в нее, разрывая тонкую пленку, от ощущения насколько она узкая и горячая кружится голова. Спасает мысль, что сдерживаться не надо, сжимаю маленькую грудь, так чтобы ей было больно. Мне нравится, как она зло сопит, пока я внаглую трахаю ее, совсем не заботясь о ее чувствах и удовлетворении.
Взвыла, как раз, когда я с удовольствием укусил ее до крови за плечо. Получай, гадина! Ударила по полу рукой и пол провалился. Больно ударился рукой, пытаясь ее уберечь от удара, с неохотой скатился на пол, рядом перевернув великаншу на спину.
Дырища в потолке впечатляет, похоже, мой огонь теперь и каменное перекрытие сжигает. Встал, огляделся, какая-то спальня. Подошел к двери, заперта снаружи. Это хорошо, не сбежит.
— Ах, ты… — Надо же, разозлилась.
Идет ко мне, с таким лицом, как будто сейчас размажет по стенке. Такая забавная, такая сексуальная, когда злится. Теперь, когда я не связан её глупым приказом, мне хочется ее еще больше. Хватаю ее, прижимая к себе и целую, с удовольствием отмечая, что великанша совсем не сопротивляется.
— Предупреждал же… — шепчу, оторвавшись от ее губ, чтобы вздохнуть.
Как только я подумаю, что эта чертова великанша подчинилась мне, эта зараза удивляет меня чем-то новым и неожиданным. Я получил по лицу, в который раз за этот длинный вечер. Свалился на пол, пытался восстановить почти разрушенное лицо и решить, что сделать сначала: выпороть или трахнуть.
Забросила меня на кровать, и сама уселась сверху. Мой дружок обрадовался, почувствовав ее киску, с удовольствием скользнул в нее. Вредная девочка, захотела оседлать меня. Сжимаю ее попку и заставляю улечься на себя, целую так, чтобы даже не подумала рыпаться. Так двигает бедрами, что это больше похоже на медленную пытку, чем на секс. Огонь снова появился, все-таки я был прав, от трактира точно останется одно пепелище. Пытаюсь избавиться от ее пытки, подмяв под себя, но эта бестия резко садится и, угрожая кулаком пылко говорит:
— Вот только попробуй еще и эту кровать спалить!
Не сдержался и засмеялся, даже её угрозы кажутся мне милыми. Первая и единственная, скорей всего, женщина, которая обнаглела настолько, что что-то у меня требует, угрожая мне всего лишь кулаком. Нет, не спорю, удар у нее впечатляющий, но на что он способен против магии в реальном бою? И ради чего, ради того, чтобы я не поджег еще одну кровать?
Поцеловал кулак, которым она так грозно, как воинственный зайчик, машет перед моим лицом. Она растерялась и покраснела, как будто обычная девчонка. Швырнул ее на пол, следом полетело одеяло, накрыв ее сопящую от гнева с головой. Пока она мне лицо снова не подправила, постелил одеяло на пол, оно конечно все равно под нами сгорит, но не сразу. Повалил на него брыкающуюся великаншу.
— Кровать, я так и быть, не спалю. Но вот за все остальное не ручаюсь. — Пообещал, принимая ее приказ, мне даже казалось, что боли не было в этот раз. Может действие зелья закончилось? Проверять никакого желания в себе не нашел, подавляя стон вошел в нее снова.
Как и раньше не сдерживался, хотя сам понял, что стал более нежен с ней. Наверное, это все то зелье, которое она влила в меня, точно все дело в нем. По-другому тяжело придумать, почему мне так сносит крышу от нее, так нравится касаться ее гладкой кожи и слышать, как она стонет в момент очередного жесткого толчка.
Голова кружилась, я уже не думал, просто брал то, что хотел, забыв обо всем в этом мире. В моем мире, сейчас и здесь был только она и я, сгорающие в родовом огне. Не смог сдержаться, даже видя, что она еще не на пике, слишком давно не был с женщиной. Просто как какой-то неопытный юнец! Что со мной, не понимаю, у меня даже с первой моей женщиной так не было, хотя тогда я думал, что был влюблен в нее по уши. Только то, что пол под нами начал подозрительно трещать отвлекло от желания сказать какую-то глупость вроде слов, что она красивая. Схватив ее, откатился, пол ожидаемо осыпался и провалился на первый этаж.
— Да ты и правду пр… — Прошипела моя великанша, и я еле успел закрыть ей рот рукой, до чего же болтливая! Знать, действует ли ее зелье, хотелось, но уж, точно не рискуя своей шкурой. Надо же, злится, мое неудовлетворённое чудовище.
— Не надо мстить, сумасшедшая, я не специально. — Сказал ей, во всю пытаясь загладить вину рукой.
Сорвала мою вторую руку со своих губ, поинтересовалась:
— Когда у тебя был последний раз секс, до меня?
Вот такого вопроса я точно не ожидал. Что же творится в ее полоумной головке? Ноги начали вздрагивать, а по телу прошла дрожь. Все еще действует, значит, зелье, черт!
— Двенадцать. — Отвечаю, не желая уточнять ответ.
Боль прошла, значит, более-менее правдивый ответ тоже подойдет, главное меньше конкретики. Ее рот забавно приоткрылся от удивления, я ждал, что она попытается уточнить, но она не спросила. В её глазах мелькнуло равнодушие, что больно кольнуло по самолюбию. Ей не интересно совсем, даже если я имел в виду двенадцать лет?
Рука нащупала чувствительное место у нее между ног и безжалостно надавила. Легкое раздражение начало переходить в большую ярость.
— Сколько же лет тебе на самом деле? — Поинтересовалась она, хотя ее явно больше моя рука беспокоила.
— Много. — Ухмыльнулся, давя злость, вызванную все тем же равнодушием и отсутствием уточняющего вопроса, — А тебе?
— Двадцать шесть, — похожее ее совсем не заботит ее возраст, вот бы она удивилась, узнав, что мне сто одиннадцать.
— Значит угадал.
Великанша нервно заерзала, заметив, что я снова возбужден. Забавная подопытная свинка, все не перестает меня удивлять и злить.
— Ты думаешь, я тебя просто отпущу? — спросил, целуя ее грудь. Она мотнула головой и расслабилась, позволяя взять ее снова.
— Умная де…женщина. — Иронично улыбнулся, нагнулся и прошептал ей на ухо, — Моя.
Вот только я подумаю, что она мне покорилась, так нет — вытворит что-то! Улыбнулась так снисходительно, как будто это ОНА позволяет мне так думать. Захотелось убрать эту чертову улыбку с ее лица, что я собственно сделал жестким поцелуем и толчками.
Но великанша не собиралась сдаваться, эта нахалка толкнула меня, и мы вместе покатились по грязному полу и в конце остановились, и она оседлала меня.
— Понимаю теперь, почему у тебя секса не было так долго. — Села отодрав мои руки от собственной задницы.
Забавно, а я думал, что ей было не интересно. Улыбаюсь, заставляя огонь прожечь пол под нами. Быстро откатился, пол в том месте, где мы были, провалился.
— Еще пытаться будешь? — Спрашиваю с довольной улыбкой.
Какая же она сексуальная, когда злится, несмотря на то, что страшная как сам дьявол. Невольно улыбнулся этой мысли, но улыбка угасла, как только ее начало сильно трясти, а лицо искривилось от боли. Ну чего ты, глупая! Чертово зелье.
— Буду. — Наконец ответила она на вопрос, и пока прибывала в легкой дезориентации, можно сказать, я воспользовался случаем.
Легкими поцелуями добрался до нужного места и, не удержав улыбку, скользнул языком по горячей щели. Это у меня так сказать первый опыт, раньше с другими девушками как-то не тянуло на такие пошлости, но видать зря. Зрелище того, как грозная страшная великанша тихонько постанывает, смотря на меня большими глазами с очень красным от стыда лицом — завораживает. Такой милой и беззащитной ее точно еще никто на свете не выдел.
«И не увидит» — пообещал себе.
Она дернулась, раз, второй, от чего пришлось удерживать ее за ножки. Быстро и к удивлению, для себя умело почти довел ее, а потом довольный ее разорванным стоном (из-за того, что прекратил ее ласкать) с удовольствием вошел в нее.
Я уже плохо помню, но, кажется, в первый раз впечатлений от секса у меня было меньше, чем в этот раз. Мы катались по полу, смеялись друг другу в губы, когда в порыве страсти моя великанша что-то разносила к чертям. Кажется, кровать я все-таки не уберег, моя бестия и её разнесла.
Она так закричала, когда достигла оргазма, что я последовал за ней практически сразу же. Возможно все дело в порезах, оставшихся на моей спине от ее когтей, сексом заниматься с ней очень травмоопасно.
В очередной раз уберег нас от падения на первый этаж, прижал ее к себе, позволяя ей отдохнуть немного, хотя самому отдыхать не особо хотелось. Все-таки двенадцать лет — слишком долгий срок.
Моя великанша улыбается со странным выражением лица, которые я видел только раньше на ее лице. Как будто моя чертовка очень счастлива. Мысленно почему-то выбираю, в какой лаборатории ее запру, что бы ни одна живая душа не видела этой улыбки кроме меня.
Подминаю ее под себя, она все еще улыбается ТАК, а потом гаснет, так как будто кто-то вытянул всю радость с этого мира. Отвлекаюсь на ее грудь, мне не нравится мысль, что возможно она не улыбается из-за меня.
— Кажется мне уже пора… — Шепчет моя великанша и меня охватывает ярость только от одной мысли, что она подумала, что сможет уйти.
Заламываю ее руки над головой, собираясь приказать остаться, но она останавливает меня одним коротким и безжалостным «Молчать».
Пытаюсь отменить этот приказ, но со рта не издается и звука, мое тело начинает трясти от боли намного сильнее, чем раньше.
— Тихо-тихо… — Шепчет моя великанша, издевательски поглаживая по голове.
«Ты моя! Слышишь?! МОЯ! Даже если ты не слышишь этого! Чёрта с два я тебя отпущу!» — Кричу, но наружу исходят только сдавленные звуки.
Боль охватывает меня, я уже не могу удержать свое тело, обессиленно сваливаюсь на нее. Огонь охватывает нас обоих, но никак не смягчает мою ярость и боль.
— Я все равно уйду, не делай себе больно, пожалуйста. — Вздохнула так, как будто все это ее тяготит.
«А думаешь, меня не тяготит?! Это я, а не ты тут корчусь от боли и желания разорвать тебя в клочья» — ору мысленно, в реальности же бессмысленно мечу.
— Пожалуйста, Игнат. — Простит она, вызывая у меня еще больше бешенства.
«Ты моя, великанша! Моя! И никуда ты не уйдешь!» — говорю ей, мысленно пробуждая свою силу, мирно спавшую столько лет.
То, что осталось от стен и потолка начало дрожать, когда-то я слышал сказку о том, что обезумевший некромант уничтожил целый город своей освобожденной силой в порыве ярости. Интересно, а моей мощи хватит, чтобы разнести всю столицу? Если она сама сейчас не отменит свой глупый приказ, я это проверю.
— Спать. — Слышу еще один безжалостный приказ, и, в голову ударяет бескрайняя темнота. Только где-то в глубинах сознания еще трепещет последняя мысль: «Убью. Моя».