По выздоровлении в Джейн открылась исключительная склонность к мотовству, особенно если речь заходила о покупках. Когда юные исследователи во главе с Кристианом и Люси выехали в город, это новое свойство проявилось в ней с небывалой силой: ее притягивало к вывескам, как железную стружку притягивает к магниту; она прилипала к витринам, точно дрейссена к днищам кораблей; и от лавок с сувенирами ее было не оттянуть.

Пользуясь тем, что внимание надзирателей было целиком сосредоточено на неуёмной англичанке, Джулия пробежалась по бутикам, покрасовалась перед зеркалами и, наслушавшись от продавцов комплиментов, прикупила себе одежды.

С теми, кто потеряется или отстанет от группы, было условлено встретиться у входа в собор святого Мины ровно через два часа. По истечении двух часов Венто явилась к воротам собора и обнаружила там одного лишь Франческо, который ходил по тротуару взад-вперед с заложенными за спину руками, посвистывал и подбивал камешки носками ботинок. Вскоре подоспели и остальные.

— Что это за наряд на тебе? — завистливо спросила ее Люси, мельком взглянув на Кристиана, чья невозмутимость никак не давала поводов для ревности. — Помнится, когда мы собирались на прогулку, ты была в другом костюме.

— А ей идет это платье, — сказал Франческо. — Не правда ли, синьор Кимура?

Тот недоуменно пожал плечами:

— Что так, что эдак. Особой разницы не вижу.

— Как?! — разочарованно воскликнул Росси. Конечно, ему неоднократно говорили, что не одежда красит человека, но он-то был убежден в обратном. — По-моему, сидит, как на принцессе.

— Слишком длинное, — сказала Джейн, смерив подругу оценивающим взглядом. — Сгодится разве только для бала.

— Отправлюсь в нем в луга, — усмехнулась Джулия.

Люси раздраженно фыркнула. Рафинированная блондинка в белом пиджаке, белых, суженных книзу брюках и белых туфлях, она не видела смысла в перемене гардероба и придерживалась строгого стиля с минимальным числом аксессуаров. Пышные, а главное, неуместные костюмы вызывали в ней чувство отвращения и, по ее мнению, заслуживали помойного ведра.

К трико, в котором Актеон совершал пробежку вокруг виллы, она также отнеслась с презрением.

— Ну что, вы, кириэ? Зачем же вы вот в этом, да перед людьми?

— О, добрый день! — нимало не смутившись, воскликнул тот и широко улыбнулся, ощетинив усы. — Чудесный, замечательный день! Поздравляю с обновками! Отчего это Люси такая мрачная? — Он бежал на месте, двигая локтями и радостно отдуваясь. — Если вы не против, я сделаю еще кружок, и присоединюсь к вам. Располагайтесь в гостиной, я хочу просветить вас насчет завтрашней поездки.

— Поездки? — ёрзал Франческо, пока Джулия подбрасывала в камин угли. — Синьор Кимура, какая еще поездка? Нас ведь ни о чем таком…

— Да-да, я не предупреждал, — отозвался Кристиан. — Но не обо всём же вам быть осведомленными! Я полагал устроить сюрприз.

— А я люблю сюрпризы, — оживилась Джейн. — Каков будет маршрут?

— Вот придет Актеон и расскажет, — буркнул Франческо, который в сюрпризах вечно чуял подвох.

Актеон ворвался в каминную залу, раскрасневшийся и счастливый.

— Когда долго бегаешь, — изрек он, — открывается второе дыхание. А там и третье, и четвертое!

— Ближе к делу, ближе к делу, — снисходительно посоветовала Люси, подперев рукой подбородок и принявшись изучать рисунок на ковре.

— Что ж, приступим, — сказал грек, без опаски плюхнувшись на диван, из обивки которого раньше приходилось в большом количестве вынимать отравленные иглы и ядовитые шипы растений. Теперь, он был уверен, убийца отбывает наказание за решеткой. — Итак, завтра, после лабораторной практики, мы вшестером отправимся к достопримечательностям Ираклиона. Сперва посетим порт, где находится арсенал с длинной-предлинной аркой. Следующим пунктом стоит Венецианская крепость с искусственно насыпанным мостом, после чего запланирована прогулка на пароме.

— На пароме? — удивилась Джулия.

— Моя яхта сейчас в ремонте, поэтому придется нам довольствоваться паромом, — грустно вздохнул Актеон.

…Франческо утверждал, что на яхте им было бы куда комфортнее, чем на переполненной людьми посудине, которая, к тому же, не отличалась прочностью и слегка кренилась влево. Чтобы подняться на верхнюю палубу, он вынужден был отстоять свой ботинок у прожорливой лестницы, между ступеней которой случайно угодила его нога. Прикасаться к полинялым поручням он отказался из брезгливости и в течение размеренной беседы Кристиана и Люси недоверчиво косился на доски настила, которые скрипели под нажимом и, вообще, вели себя очень ненадежно. Джейн же, ничуть не брезгуя облупившейся на перилах краской, стояла на корме и мечтательно глядела вдаль. Пилот, который доставил их на Крит и чье имя она узнала впоследствии, был не кто иной, как работник той самой лаборатории, куда определили четверых студентов. Анджелос — а именно так звали их спасителя — чинил аппаратуру и был у заведующего на побегушках: платил по счетам, привозил реактивы, договаривался с мастерскими о поставках мебели. Невзирая ни на его низкооплачиваемую должность, ни на его тихий нрав, а может, как раз благодаря этому тихому нраву, Джейн привязалась к нему всей душой и уже не мыслила ни дня без того, чтобы обмолвиться с ним хотя бы парой слов. Вскоре они стали так неразлучны, что без стеснения встречались по вечерам у калитки особняка Актеона. Франческо взял манеру подшучивать над англичанкой, которая на его колкости реагировала весьма сдержанно.

— Срослись, точно две мидии! — дразнился он, хохоча.

— Сам ты мидия, — отвечала на это Джейн и величественно удалялась.

Любовь делала ее сильнее, тогда как для Джулии любая привязанность или страсть была сродни удавке, мельничному жернову, повешенному на шею. Она не терпела ни притязаний, ни каких-либо намеков, а ухаживания так и вовсе почитала оскорбительными. Вот и сейчас Кристиан наблюдал, как один из пассажиров безуспешно добивается ее благосклонности, рассыпаясь в похвалах и возбужденно жестикулируя.

«Что за назойливый тип! — в негодовании подумал Кимура. — На ее месте я бы ему вмазал».

— Вы мне до смерти надоели, — жестко проговорила Венто, глядя куда-то в сторону и не внимая уговорам привязчивого господина. — Подите прочь!

Оставшись на нижней палубе, она намеревалась побыть в уединении и насладиться пейзажем. И тут к ней, как назло, прицепился этот южанин, причем был он отнюдь не в трезвом виде. От него пахло вином, с которым он явно переборщил, чесноком и еще какой-то гадостью.

— Послушайте, — мямлил он. — По-послушайте, у меня к вам предложение, то есть при-ик! — приглашение. Видите вон тот берег? Там, за лесом, мой дом. Оч-чень комф-ик! — ком-бельный… — произнести слово «комфортабельный» ему так и не удалось.

«Ну, почему, — с досадой думала Джулия, — почему, когда путешествие обещает быть незабываемым, к тебе обязательно пристанет тот, кто всё испортит?»

— Так вы согласны? — вопрошал господин. — Да-давайте сойдем на ближайшей пристани. Я угощу вас пирогом.

Джулия сделала нетерпеливый жест рукой:

— Проваливайте!

— Как? Что? — опешил южанин.

— Прочь! — повторила Венто, вглядываясь в горизонт и хмуря брови.

— Нет, вы пойдете со мной, и точка! — разозлился тот, властно опустив ладонь ей на плечо.

— Запятая, — поправила она и резко повернулась к нему. Кристиан видел ее лицо: свирепо сведенные брови, мечущий молнии взгляд и подрагивающие, плотно сомкнутые губы.

— Сейчас ему не поздоровится, — проронил Кимура, и Люси, которая, по своему обыкновению, без умолку болтала языком, поняла, что человек-в-черном ее не слушает.

— О, какие страсти! — воскликнула она, перегнувшись через перила. — Ставлю десять к одному, что Джулии не выйти сухой из…

Как раз в этот момент произошло нечто, отчего Франческо ахнул, Джейн отвлеклась от своих мечтаний, а Люси застыла, так и не окончив фразы. Приподняв незадачливого ухажера над палубой, Джулия Венто швырнула его в воду, как если бы тот был большой тряпичной куклой, а потом, словно бы она здесь вовсе и ни при чем, продолжила безмятежно любоваться морской гладью.

— Моя школа, — вполголоса произнес Кристиан, потирая руки, и Люси с неприятным удивлением отметила про себя, что он улыбнулся впервые с той минуты, как они сели на паром.

Люси не решалась выражать свою ревность открыто, потому что понимала, что на человека-в-черном не имеет никаких прав. Однако, когда в ее мозгу зародилась коварная мысль, она не отбросила этой мысли, а уцепилась за нее, словно утопающая за гнилую корягу.

В один из четвергов она не вернулась в особняк Актеона ни к ужину, ни даже к полуночи, и тогда усталый хозяин завалился спать, приказав мажордому сторожить вход на случай, если прогульщица вдруг заявится.

— Она ведь самым наглым образом прогуляла работу! — жаловался Кристиану грек, стягивая носки и зарываясь в одеяло. — Вот когда ты видел ее в последний раз?

Кимура прислонился к стене, запустив руки в карманы своего плаща.

— Хм, она везде и нигде одновременно. По-моему, в последний раз она штопала в гостиной свою накидку. Ах, да! Потом я видел ее в розарии, а потом мы вместе с Джулией и Джейн ходили смотреть зарю.

— Проморгали, значит, — констатировал Актеон. — Ее уход проморгали, — добавил он, когда Кристиан в недоумении наморщил лоб.

А Люси тем временем попивала виски в компании Морриса Дезастро, чье «логово» изнутри выглядело не менее роскошным, чем вилла грека.

— Наконец-то мне удастся убить сразу двух зайцев, — говорила она, покачивая бокалом. — И Спиру в могилу свести, и с соперницей расквитаться…

— Ого, у тебя и соперница появилась! — крякнул Моррис, закинув ногу на ногу и стряхнув с сигареты пепел. — Поделись со старым другом, кто она?

— Джулия Венто. Едва ли вы о такой слыхали. Кимура к ней неровно дышит, и это просто сводит меня с ума!

— Ой-ой-ой, сколько пылу! — поддразнил Дезастро. — Твоего приятеля, то бишь Кристиана, вскоре будут оплакивать, так что не усердствуй.

Подавившись, Люси судорожно отставила бокал и схватилась за горло, будучи непрочь схватить за горло и Морриса.

«Ах, подлец! — думала она, откашливаясь. — Ах, змея! Я и тебя отравлю, будь уверен».

Между тем, Моррис поднялся, хлопнул ее по спине и сказал напоследок:

— Не смешивай, Люси, работу и чувства. Как отдашься чувствам, тут-то и конец карьере.

«Карьера? — думала она, впивая ногти в ладони, в то время как моторная лодка везла ее к берегу Крита. — Карьера наёмного убийцы, или, быть может, бухгалтера-недоучки? А может, он имел в виду карьеру вора? Что ж, воровка из меня пока неважная. Но берегись, Дезастро: я и состоянием Актеона завладею, и твоим не премину. И ничего-то ты не получишь, ничегошеньки!»

«Этот простофиля-грек, — злорадствовала она, когда лодка подчаливала к суше, — завещал мне по своей смерти баснословную сумму, а ты простофиля не меньше него, потому что рассказываешь мне о своих планах столь же доверчиво, сколь и Спиру, а полагаешь, будто и умен, и всевластен».

Следующие несколько дней она провела взаперти, в своей комнате, сказавшись больной. Набрала из библиотеки литературы, подключила компьютер к сети и, скрючившись на полу, принялась наскоро переписывать формулы реагентов, названия ядов и прочих химических соединений. Она хотела не мешкая избавиться от главаря.

«Конечно, легче всего всадить нож в спину или оглушить чем-нибудь тяжелым. Существует уйма способов оборвать чужую жизнь. Но это как-то негуманно, — рассуждала она, виртуозно строча в тетради. — И да, ведь это ради Кристиана. Пожалуй, единственное полезное преступление…»

Бледная и изможденная, она появилась в вестибюле на третий день и сообщила, что ей нужно в аптеку, куда старый слуга отпустил ее без особого энтузиазма, настаивая, чтобы она передала список лекарств ему, а сама легла в постель. Но Люси была неумолима. Без зонтика — хотя шел дождь — и не накинув ничего поверх рубашки, она побрела вверх по дороге, и, пошатываясь, скрылась за можжевеловой рощицей. Джейн, которая на тот момент находилась в прихожей, сортируя купленные в городе туфли, проводила ее до поворота туманным взглядом, и только потом вспомнила про зонт.

— Ну, я и разиня! — сказала она себе. — Если Люси промокнет, то, чего доброго, снова захворает.

— У меня нет и половины из того, что у вас здесь перечислено, — разводила руками аптекарша. — Пробовали обращаться в химические склады?

Клиентка не ответила, выстукивая рваный ритм ногтями по прилавку.

— Ладно, вот вам всё, что есть в наличии.

Та молча расплатилась и ушла, звякнув дверным колокольчиком.

— Странная, право, особа, — пробормотала продавщица. — Ох, чует моё сердце, натворит она бед!

А странная особа, тем временем, держала курс на причал, даже не подозревая, что за нею слежка. Взяла напрокат первый попавшийся катер, дернула за рычаг и, трясясь от озноба, повела моторку в море. Преследователю пришлось изрядно потрудиться, чтобы разглядеть контуры лодки за пеленой дождя.

«Ну, милая моя Люси, давай же, раскрой мне свою „четверговую тайну“. С кем ты в сговоре? На какой-такой остров ты ездишь?»

Злоумышленница направлялась к острову Авго, самому отдаленному, самому невзрачному островку в Критском море. Аптечные склянки позванивали в пакете, на заднем сидении; с собою у нее был припасен кинжал, однако она по-прежнему не представляла, что будет делать, когда войдет в покои Морриса. Ее наверняка проводят туда, если только…

Да, Моррис был отнюдь не легковерен и как раз вовремя принял меры предосторожности. Люси на порог не пустили, прогнав с издевками и тычками. Тот, кто следил за нею, прятался в кустах черной розы, коими было усажено всё пространство, начиная от узкой полоски пляжа и кончая мысом на противоположном берегу. Эбонитовые бутоны были крохотные, и если б Люси пригляделась, то различила бы среди зарослей темную фигуру, которая, пригнувшись, двигалась одновременно с нею, словно тень. Дождь нимало не ослаб: вода попадала в уши, стекала с волос, струилась по плечам и холодила спину.

— Всё потеряно, — в отчаянии шептала Люси. — Если он указал на дверь, жить мне осталось недолго. Такие, как Моррис, отсрочек не дают, и коли мне суждено умереть, то не лучше ль оборвать эту никчемную жизнь прямо сейчас, чем дожидаться, пока его головорезы прибудут на виллу?

Забравшись в катер, она откупорила наугад одну из бутылочек и уже поднесла ко рту, как вдруг кто-то навалился на нее, придавив к сидению, и с силой сжал кисть — бутылочка с ядом опрокинулась, а содержимое ее разлилось по резиновому коврику на днище. Свободной рукой Люси безотчетно выхватила кинжал. Она готовилась к нападению, она знала, что Дезастро скор на расправу, но и предположить не могла, что расправа эта последует столь молниеносно.

Маленькая и хрупкая, она одержала верх лишь благодаря своей ловкости и изворотливости. Когда, очутившись над противником и вцепившись в рукоятку обеими руками, она занесла кинжал для удара, ее глаза вдруг округлились, а с уст слетел возглас изумления.

— Кристиан!

— Ты достойный боец, и я бы сразился с тобой, но в другом месте и при других обстоятельствах, — произнес тот. — Не стоит принимать поспешных решений и расставаться с жизнью, чуть тебе отказывают в аудиенции.

— Но он хочет тебя убить! Он уже послал своих людей! — разрыдалась Люси, склонив голову ему на грудь. — Я не могла допустить, не могла… — всхлипывая, пробормотала она. Повинуясь минутному порыву, Кристиан прижал ее к себе.

— Тише, успокойся. Всё будет в порядке. Мы победим, победим.

Ливневая завеса заслоняла от них пустую, омертвелую глазницу угольно-черного маяка, который простаивал без смотрителя уже много лет подряд и под которым располагалось убежище Дезастро. Кимура приподнялся и осторожно, чтобы не оттолкнуть Люси, повернул ключ зажигания. Катер завибрировал и тронулся с места.

Никогда еще морская прогулка не казалась Кристиану столь медленной и унылой. Помощница Актеона повисла у него на плече, содрогаясь от немых рыданий и холода, а он вынужден был вести лодку в густой мгле, время от времени сверяясь с компасом и картой.

«Ну, вот, — думал он, — теперь мне известно точное местонахождение врага, однако что я один могу поделать? Разбить их коронным ударом? — Так бывает лишь в кино. Попробовать договориться? — Ищите дурака! Натравить на них полицию? — К тому моменту, как сюда прибудет патруль, преступников и след простынет…»

— Крис, дорогой, а как ты очутился на острове? — прервала его размышления Люси. — Ты следил за мной?

«Крис» — так его называли только самые близкие люди. А Люси попросту не терпела длинных имен и сокращала их, не сообразуясь с желанием собеседника.

— Я обязан был узнать причину твоих еженедельных отлучек. Между прочим, у Актеона из-за тебя началась бессонница.

— Ах, вы зря за меня переживаете, — без притворства сказала та.

— А по-моему, если бы не я, ты бы уже испустила дух на дне лодки. В том пузырьке ведь был яд, не так ли?

Люси ничего не ответила и только крепче прильнула к нему.

* * *

Пригнув нижнюю ветку и привстав на цыпочки, Аризу Кей понюхала крупный вишневый цветок.

— Ох, до чего хорош! А аромат! И лепестки что шелк!

Она аккуратно смахнула с тычинок немного золотистой пыльцы, проделала пальцами изящные движения, словно бы повелевая ветру разнести пыльцу по всему саду, и мелодично, по-японски произнесла:

— Будь везде, на каждой сакуре, белым, розовым, с прожилками. Я хочу, чтобы дети наслаждались твоей красотой.

Невзирая на однообразие дней, японка никогда не скучала и не предавалась праздности. Чтобы бездельничать, нужно великое самообладание и несокрушимая сила воли, а хранительница пока не считала себя обладательницей этих качеств.

Клеопатра насквозь пропиталась волшебством. Она часами не вылезала из библиотеки, проглатывая один том за другим, и из дверей красной пагоды нередко выпархивали диковинные виды птиц, а порой хлестали воды океанов и даже сыпались золотые дублоны. Конечно, и животные, и водоросли, опутавшие горбатый мостик, и драгоценности из воображаемых сундуков вскоре таяли, истончаясь в воздухе, но, тем не менее, зрелище было захватывающее. Когда в сад прибыла Джулия, из пагоды доносилась пиратская ругань и лязг скрещиваемых сабель.

«Ну-ну, — подумала Венто. — Увлеклась наша африканка».

На берегу ручья, возле моста, стояла узкая лодчонка с веслом, которую Клеопатра приспособила для водных спусков. Эту лодку без особого труда можно было привязать к спине и пройти с нею сколь угодно длинное расстояние, ни капли не устав. Иногда кенийка доходила до самого края насаждений, где изгородь прерывалась, уступая путь быстрому ручейку. Там Клеопатра останавливалась, подолгу любуясь снежными пиками непроходимых гор, холодной голубизной неба над ними и тем контрастом, какой составляли полный жизни сад и безмолвная каменная твердыня. А потом вдруг перекидывала лодчонку через голову и, вооружившись веслом, сплавлялась по небольшим порожкам к белой пагоде, где можно было ухватиться рукою за мост и выбраться на сушу. Ниже по течению находилась пагода-библиотека, а еще ниже — невозделанная земля, заросшая буйной травой и какими-то экзотическими цветами, которые распускались и благоухали сами по себе, без надзора Аризу Кей и восхищенных взглядов детишек.

Дети… Судьба этих вертких, неугомонных созданий заботила японку больше всего, и когда Джулия явилась в сад для тренировки, то полагала услышать новую тираду по поводу медлительности предприятия Кристиана и тесноты, которая вынуждает ее, хранительницу, расширять площадь посадки деревьев.

Но никакой тирады не последовало. Всё-таки, Аризу Кей знала меру не только в поливе и подкормке растений. Она мило беседовала с Джулией о погоде и выведенных сортах вишни, развешивая кремовые занавески на кухонном окне; спрашивала, не слишком ли горяч чай, и интересовалась последними событиями на Крите.

— Как? Неужели покушались на этого приветливого, добродушного господина, которого я мельком видела сверху?! — диву давалась японка. — Кому подобное могло прийти в голову?!

— Франческо с пеной у рта доказывал нам, что убийца Люси и что вместо нее за решеткой сидит невинная. Но, я думаю, это клевета. А когда ты, позволь спросить, видела Актеона?

— В тот вечер, когда ты обнаружила у себя на столе рождественские подарки. Актеон в гостиной играл с Франческо в триктрак и был безмерно весел…

— Он перебрал, — вставила Джулия.

— … А твой сэнсэй ходил повесив нос, — продолжала она. — Та белокурая особа, Люси, не сводила с него глаз.

— И почему только тебя не заметили? — недоумевала Венто. — Неужто ты, как призрак, витала под потолком?

— Так я же была невидимая! — всплеснула руками Аризу Кей. — Перевоплощения, знаешь ли, удаются мне даже лучше, чем каллиграфия.

— Кстати о каллиграфии, — встрепенулась Джулия. — С некоторых пор я… стала ощущать необъяснимую легкость во всём, за что ни возьмусь. Словно бы вырвалась из замкнутого круга и поднялась над тем, обо что спотыкалась и в чем не видела просвета. Все предметы, вот даже эту чашку, я вижу словно сквозь уменьшительное стекло и чувствую себя великаншей. Понимаешь, как будто голова моя среди облаков.

Аризу Кей участливо закивала.

— Дай мне хоть тысячу свитков — я скопирую их не позднее, чем к следующему утру! А силы, той, которая во мне, — спокойной, ровной силы — хватило бы, чтобы разбить и стотысячную армию. Я перестала утомляться, а когда сплю, то как будто парю в эфире. Что со мной, Аризу?

— Мудрецы называют это внутренним перерождением, хотя не исключено, что такое явление преходяще. Попробуй сперва осуществить часть своих предсказаний — скопируй тысячу свитков. Правда, боюсь, тысяча в библиотеке едва ли наберется. И сколько потребуется чернил, сколько бумаги!.. Ах, что это я? — она небрежно взмахнула рукавом кимоно, и перед Джулией из ниоткуда вдруг появился набор кисточек и бочонок с тушью.

— А это свитки, — сказала японка, когда на чайный столик внезапно обрушилась груда скрепленных печатями сочинений. — Еда для сверхчеловека в холодильнике, — добавила она. — Если не управишься за день, не огорчайся. Всякое отклонение от нормы лучше диагностировать на ранней стадии, также как и развеять ложное представление о своих, якобы неограниченных, возможностях.

Венто покорно взялась за кисть.

Тень на солнечных часах, которые старшие беженцы установили у калитки на радость малышам, сместилась к отметке двенадцать. Перешептываясь и пересмеиваясь, дети улеглись рядом со своими спасителями-деревьями и заснули только вместе с певчими, которые еще долго прыгали по веткам, обмениваясь короткими трелями. Какая-то синица тенькала в траве и благоговейно замолкла лишь тогда, когда мимо, с ведром и лопатой, прошествовала Аризу Кей.

«Ну, — думала она, — Джулия сейчас, наверное, клюет носом. Мне бы и то не удалось выполнить такой объем работы в столь сжатые сроки».

Но, вопреки ожиданиям хранительницы, никто не лежал на столе, согнувшись в три погибели; не сопел перед лужицей разлитой туши и не почивал на груде, как она воображала, скомканной бумаги. На кухне вообще никого не было. А свитки… Сложенные аккуратными кучками вдоль стен, они были рассортированы по датам и могли бы оказать честь любому библиотекарю. Ошеломляющим сюрпризом явился для японки и тот факт, что на столе, абсолютно чистом и убранном, покоилась толстая стопка исписанной бумаги, да исписанной не лишь бы какими закорючками, а четкими и удивительно гармоничными иероглифами.

— Ни один каллиграф… — прошептала Аризу Кей и медленно опустилась на стул, всё еще не веря своим глазам.

Джулия сияла. Нет, не так, как сияют окрыленные удачей. Она сияла взаправду, словно бы ее насквозь просвечивало солнце, хотя солнце давно закатилось за лес. Японка заметила ее с балкончика красной пагоды и опрометью кинулась к ней, позабыв обуть туфли-таби. Та разминалась перед занятиями тайцзи, и на нее нельзя было взглянуть без слез — слишком яркое исходило от нее свечение.

— Это не сон, не мираж, не иллюзия! — восхищенно твердила Аризу Кей, пробегая по росистой траве и подхватив полы кимоно. — Свершилось, свершилось!

Как зачарованная, остановилась она поодаль, не в силах оторваться от мистического зрелища: вот светящаяся рука описала дугу, подался вперед светящийся корпус, расплылись в улыбке светящиеся губы.

— Луна сегодня ярче галогеновой лампы, — сказала Джулия. — Я тебя вижу, выходи.

Хранительница повиновалась. Она впервые ощущала себя не хозяйкой, а гостьей, которой милостиво позволили присоединиться к некоему священному таинству.

— Не луна, — робко произнесла она, — а ты, ты сама блистаешь звездою!

— Странно, — проронила Венто, опершись плечом о сакуру. — Да, очень странно, — отрешенно сказала она, а потом встряхнулась и добавила: — Но мне спокойней думать, что непорядок с луной, а не со мною. Отклонение от нормы, как ты выражалась, вещь далеко не из приятных.

— Как? У тебя что-то болит? Тебе плохо? — забеспокоилась японка.

— Вроде и не болит, и не плохо, но словно бы огромный факел зажгли внутри — так жарко. Мысли то проносятся одна за другой, как машины на автостраде, и все ясные, все стройные, а то вдруг пропадают, и тогда устанавливается чудесная пустота, и уже не факел горит, а лампада…

— Отдохнула бы ты, — сказала хранительница, окинув ее критическим оком. — А то, гляди, что и не факел, и не лампада в тебе горят, а всего-навсего свеча — оплавится и погаснет.

Позднее Джулия лежала в постели, которую Аризу Кей приготовила для нее в белой пагоде. Лежала и через раздвинутую клетчатую дверь смотрела на балкон, где под ветерком покачивалась цветущая ветвь вишни, кивая взгромоздившейся на перила пушистой ветке сосны.

Она проспала добрых трое суток, прежде чем свечение окончательно пропало. Клеопатра и хранительница поочередно дежурили у изголовья ее кровати, и африканка до того изнервничалась, что даже зажгла ароматические палочки в углах, полагая, будто курения пробудят спящую.

Сквозь сон Джулия слышала обрывочные фразы, голоса, среди которых непостижимым образом оказался голос Кристиана.

— Она больна…

— Вы пробовали положить ей компресс?

— … Клео, раскрой пошире балкон. Ну и надымила ты здесь!

— …Теперь операция спасения может сорваться? Поэтому вы так обеспокоены? Ведь из-за нее вы связаны по рукам и ногам.

— О, что ты, Клеопатра! Немыслимо так говорить! Ей же плохо, она страдает! — сказала Аризу Кей.

«Мне не плохо, и я вовсе не страдаю!» — попыталась возразить Джулия, но, по-видимому, у нее вырвалось нечто неразборчивое. Тяжелая рука легла ей на лоб.

— Холодный, — произнес мужской голос. — Если жар и был, то теперь он прошел.

— Когда она светилась, мы и прикоснуться к ней не могли, — подтвердила хранительница.

— Пылала, точно раскаленные угли! — ввернула африканка.

— Перенесем ее в сад, — В этот момент чьи-то сильные руки подняли Джулию с кровати, смолкли голоса, и только эхо шагов еще некоторое время звучало у нее в ушах.

…Очнулась она в гамаке, подвешенном меж двух старых сакур. Стоял ясный, пронзительно солнечный день, и сквозь трепещущие кроны голубыми клочками проглядывало небо. Ей на щеку медленно упал лепесток.

— Ну, как тебе наш, райский, снегопад? — полюбопытствовал Франческо, высунувшись из-за ствола. — Выспалась, соня?

— Как долго?.. — только и смогла выговорить Джулия. Она приподнялась на локтях и стала напряженно озираться. Земля вокруг гамака белела, словно на рощу действительно обрушился снегопад. Трава утопала в мириадах лепестков.

— Четыре тысячи триста двадцать минут — ровно настолько задержалась наша миссия, — сострил Франческо, подбоченившись. — Мы охраняли твой покой всем миром. Джейн тоже здесь.

— А Актеон, а Люси?

— О, нет, — с нарочито важным видом заявил он. — Они не избранные. К тому же, Люси у меня под колпаком. Пусти ее сюда — и ты пустишь лисицу в курятник, гепарда — в загон с антилопами, тайпана — в детскую, слона — на рисовые плантации… — Франческо разошелся и, судя по всему, намерился ораторствовать, пока не иссякнет его богатая фантазия.

— К твоему сведению, слоны посевам ничуть не вредят, — осадила его подошедшая к гамаку Джейн. — Как ты, дорогая? Мне сказали, ты горела ярче диска Селены!

— Аризу Кей любит преувеличивать, — слабо улыбнулась Джулия. Внезапно она посерьезнела и нахмурилась, точно стараясь собраться с мыслями. — Телепортатор! У вас ведь не было телепортатора! Как вы проникли в сад?

— Не знаю. Синьор Кимура сказал, что у него есть лазейка, — озадаченно ответила Джейн.

— Лазейка?! — вскричала Джулия, с таким ожесточением уцепившись за край гамака, что тот даже накренился. — Никаких лазеек быть не должно, иначе… — Она задыхалась от негодования. — … Иначе в сад рано или поздно вторгнутся враги!

— Где Кимура? — грубо спросила она, спустив ноги на землю.

Уязвленный ее тоном, Франческо надул губы и раздраженно дернул плечом.

— В красной пагоде, пьёт с японкой чай, — боязливо сказала Джейн.

— Хоть и не светится больше, а злости хоть отбавляй. Уж лучше б светилась, — удрученно заметила она, когда Джулия скрылась за купой деревьев.