Фланирование Елизаветы доводило Люси до белого каления, тогда как почетная гостья хранительницы искренне полагала, что выполняет свою святую обязанность, следя за пленницей и никого к ней не подпуская. Детишки к тому времени посмелели. Повылазив из своих «секретных» закутков, они толпились поодаль, и Лиза была для них сродни надзирателю, а помощница Актеона — разъяренной львице, которая вонзится зубами в любого, коль скоро ее спустят с цепи.

Аризу Кей возвращалась с пляжа, когда орава маленьких непосед окружила ее и принялась дергать за юбку, допытываясь, кто такая эта блондинка и почему она опутана корнями.

— Терпение, крошки. Я отвечу на все ваши вопросы, когда закончится буря. То есть, если она закончится, — сказала Аризу Кей, потрепав малышей по волосам.

— Какая буря?!

И тут только, обратив взоры на запад, они увидели, как из-за моря надвигается туча, черная, как воронье крыло, и пухлая, точно перина.

— Пока я буду заниматься пленницей, созовите своих товарищей и собирайтесь в красной пагоде. Я никогда еще не видела такой страшной тучи, — передернулась хранительница. — Да я вообще никогда не видала здесь туч!

— Тебя мы переправим в твой мир, — сказала она, обратившись к Люси. — Сосна, ослабь узы!

У Лизы занялось дыханье, когда жесткие жгутоподобные корни зашевелились и, извиваясь, словно живые змеи, с бередящим душу шелестом втянулись внутрь дерева. Помощница Актеона осела на землю, закатив глаза, и несколько минут оставалась в таком положении.

— Не приступ ли у нее? — заволновалась Елизавета.

— У той, которая так недавно грозилась стереть меня в порошок, я думаю, достанет сил, чтобы опомниться и встать на ноги, — озадаченно сказала японка. — Меня куда больше беспокоит фронт, что движется на нас с неумолимой быстротою.

— Ах! Вон тот?! Батюшки! — цепенея, проговорила Лиза. — Он совсем близко! Еще чуть-чуть — и нас накроет!

Грозовая туча наползала на сад, гудя, как пассажирский лайнер. Вернее, создавалось ощущение, что она гудит: больно уж нагоняла она страху. Сейчас волшебный островок на небесах окажется между молотом и наковальней, и проростки, может статься, побъет градом, а с сакур поопадают лепестки… Надобно торопиться.

Аризу Кей простерла руки над бездыханною Люси, намереваясь осуществить телепортацию, как только пленница обретет сознание. Порывистый ветер уже терзал цветущие ветви, ветви с розовыми и белыми бутонами, ветви с усохшими, коричневыми бутонами… ветви с побуревшими, свернувшимися листьями и увядшими у основания молодыми листочками… Елизавета подняла голову и ахнула: над нею моталась почти голая ветка, потрясая оставшимися кое-где уродливыми отростками. В лицо ей смотрела омертвелая осень, сморщившаяся, ссохшаяся карга с беззубым ртом. Такой осени здесь не было вовек. Трава под ногами выцвела, заморосил дождь, и чудилось, будто капля за каплей на сад обрушивается небо.

— Мне не нравится, как стонут деревья. Грядет что-то зловещее… — проронила хранительница. — Лиза, милая, беги в пагоду, успокой детей! Я догоню!

Та безнадежно выдохнула: «Хорошо», — и, едва не распластавшись на скользкой земле, умчалась под завывания ветра.

Люси была мастерица ломать комедии, и многие ее выходки часто сходили ей с рук, пока она жила в доме Актеона. Но кто такой Актеон, а кто — Аризу Кей? По простоте душевной Спиру прощал ей всякое прегрешение и закрывал глаза на всякий ее проступок. И об арсенале всевозможных ее масок он, конечно, осведомлен не был. Хранительница же тотчас разглядела ее притворство и, без антимоний, жестом утвердила ее в вертикальном положении.

— Есть люди как солнца, — изрекла она, вперив в Люси строгий взор. — Они несут радость и тепло каждому, кто очутится подле них. Иного склада люди-тучи: их отличают грубость и невежество, порожденные окаменевшими сердцами. Их лейтмотив — распад. Ты не принесла в мой мир ничего, кроме разрушения, так поди же прочь, — сверкнула глазами Аризу Кей, — в свой дряхлый, закостенелый мир, как червями, изъеденный войнами, раздорами и взаимной ненавистью!

Если б Лиза могла видеть японку в тот момент, видеть, сколь сурово одухотворенное ее лицо, да как развеваются черные плети волос, да как трепещут длинные рукава кимоно, — созерцай она сей грозный облик при блеске молний, и ее непременно охватил бы священный ужас. Аризу Кей это предусмотрела, потому и отправила Елизавету в пагоду. Не в ее привычке было повергать гостей в шок. Сад хранительницы гибнул, и с каждым увядшим цветочком, с каждым поникшим стеблем у нее убавлялось сил. А Люси, которая поначалу малодушествовала, вздумала ей противостоять. На заднем плане вихрились опавшие листья и дрались из-за гнезда пичужки.

— Птицы, — промолвила Аризу Кей. — Даже их исказила твоя злоба!

— С чего вы взяли, что причиной разрухе именно я?! — не выдержала в конце концов помощница Актеона. — Почему вы считаете, будто всё во мне сплошная отрава?! Выдворяйте меня, коль намерены, но не навешивайте ярлыков! Не знаю, что у вас за страна и какого рода ваш кризис, но именуя земной мир дряхлым и закостенелым, вы обрекаете на то же и свой собственный! Что стоит свалить вину на другого?! Тут много ума не надо. А вы попробуйте заглянуть в себя! Что? Боязно? Мы чисты, мы незапятнаны, не так ли? У нас кристальная душа!

— Ты права, — тихо проговорила Аризу Кей, в бессилии уронив руки. Ветер хлестал ее по щекам, да и туча не скупилась, истязая кимоно дождевыми струями, как плетьми.

— Что-что? Не расслышала! — возомнив себя хозяйкой положения, Люси сделалась раскованней и выпятила грудь.

— Ты права, чужеземка, — возвысила голос хранительница. — Обо всём, о чем дано мне судить, я сужу однобоко, смотрю со своей колокольни. Вы, люди, стареете, и со старостью к вам приходит мудрость. А моя обитель — остров вечной молодсти, и до сей поры я полагала, что мудра. Но едва ли оранжерейная роза мудрее дикой. Побольше бы мне таких нелицеприятных, безжалостных учителей!

Эх, какое разочарование! Люси-то надеялась застигнуть ее врасплох, задеть за живое. Но «узкоглазая» отменно владеет собой, «узкоглазая» держится на высоте. Неужто она неуязвима? Неужто нет у нее ахиллесовой пяты? Глупая, жадная к наживе Люси еще в корневом плену смекнула, кто у сада владелец, и вполне оценила преимущества, какие дает управление этим клочком земли… А может, и не клочком, а может, и не только земли. Как-то уж очень обнадеживающе пахло морем.

«Устрани владелицу — и получишь нечто покрупнее джек-пота, — глотала слюнки белокурая бестия. — Десятки, а то и сотни гектаров плодородной почвы, воздух без единого следа выхлопов. Ни тебе путей коммуникации, ни тебе магистралей. Истинный рай! Рай, на котором можно играючи сколотить состояние, утерев нос и Моррису с его незаконным бизнесом, и Актеону, чьи потуги выжать прибыль из мертвого капитала способны рассмешить кого угодно. Устрани владелицу — и все сокровища из тысяча и одной ночи ляжут к твоим ногам».

Разыгравшейся буре Люси значения не придавала, и красочные горизонты в ее воображении нисколько из-за дождя не потускнели. У нее зрели грандиозные планы, а когда поспевают подобные плоды, любое препятствие представляется мелким и ничтожным. Пусть у хранительницы сила, но Люси-то хитрее. Пускай бразды правления пока что в руках «узкоглазой» — фортуна переменчива. Сейчас главное — удержаться в саду. Применяй, какие хочешь, уловки и витийства, заговори японке зубы, но не дай ей упечь тебя в «гнилое» измерение Земли.

Так настраивала себя Люси, буравя взглядом опечаленное, однако ничуть не подурневшее лицо оппонентки. Делая ставку на недалекость и непрактичность «оранжерейной розы», она кое-чего не учла, за что вскоре и поплатилась: Крит принял ее с распростертыми объятиями, не моргнула она и глазом. И теперь, сидя на придорожном валуне, она только и могла, что распекать себя за самонадеянность да клясть Аризу Кей, которая, ничтоже сумняшеся, расколола ее молнией на мельчайшие частицы, воссоединившиеся затем на пустоши под Кноссом.

— Смиренные, — клокотала она, скребя ногтями по камню. — Кроткие. Тьфу, мерзость! Сперва они признают, что никуда не годны, а затем, до невероятия смущенные, организуют тебе билет в один конец. Лицемеры!..

Она так разошлась, что сточила себе все ногти, и только когда палец ее зашел в выбитую на камне ложбинку, удосужилась нагнуться и задом наперед прочесть многообещающую надпись «Кносс». Дальше шло как по маслу: она примкнула к группе изнуренных туристов, забралась с ними в автобус и прикатила, довольная, в Ираклион. Довольная хотя бы тем, что сумела малой кровью добраться до цивилизации. Однако если она по-прежнему хотела заполучить наследство Спиру, возвращаться ей не стоило. Актеон чах от одиночества, и тоска сгубила бы его вернее, чем любой изысканный яд. Уж чего-чего, а общества он жаждал в высочайшей степени, и каково же было его удивление, когда Люси, которую он почитал навеки для себя потерянной, возникла в дверях его кабинета, небрежно опершись о косяк.

— Родная! — вскричал он, уронив перо (ибо иной раз он любил по-старинке писать пером, подражая поэтам Российской империи). — А я уж и не чаял тебя увидеть! От скуки засел было за мемуары о своей неудачной жизни. Но что привело тебя сюда? Ваше путешествие обещало затянуться…

— Меня вынудили обстоятельства, — выдавила Люси. — За нами по пятам следует смерть.

— О, умоляю, не раздувай кадило! Вы, женщины, горазды утрировать, — оскалился Актеон. — Наверняка какая-нибудь маленькая неприятность или досадное недоразумение.

— Не думаю, кириэ, что мафию Морриса Дезастро можно назвать досадным недоразумением, — сухо проговорила Люси. — Уясните себе хорошенько: если Дезастро что замыслил, его не остановить. И если уж он поставил целью прикончить вашего друга, никто не поручится, что вас не заденет ударной волной.

— Моего друга? Кристиана? — осовело переспросил Спиру. — Но как же так?!

— На нас уже было совершено нападение, — мрачно поведала помощница. — С десяток молодцов из когорты Морриса. Палили в нас из пушек. Скверная история, доложу я вам.

Она преувеличила не без умысла, и эффект был достигнут: у Актеона затряслись поджилки.

— Н-нападение? Из п-пушек?

— Из снайперских винтовок.

— Но все ведь живы? Кристиан в порядке?

— Кимура показал себя превосходным стрелком, и, благодаря его сноровке, никто не пострадал. Никто, кроме вышеупомянутого десятка. Количеством, знаете ли, качество не поправишь. У меня сложилось впечатление, что у Морриса в банде сплошь олухи да простофили… Но ближе к делу! Я пришла, чтобы отвезти вас в надежное укрытие. Вас и кое-кого еще. Скажите, Джулия не появлялась?

— Нет, увы.

— А Джейн и Франческо? — поспешно добавила она, чтобы заполнить неловкую паузу. — Видите ли, мы их того, растеряли по дороге.

— Растеряли?! — вытаращился на нее Актеон. — Это ни в какие ворота не лезет! Растеряли, ха!

— Они-то позаботятся друг о друге, а Джулия… Боюсь, ее подстерегает опасность. Обождем денек-другой, может, кто-то из них и явится.

— Но почему не организовать поисковую операцию, не привлечь городские власти? — встопорщился Спиру. — Вдруг ребята завязли в какой передряге?

— Вам лучше не высовываться, — снисходительно посоветовала Люси. — Вам не пойдет на пользу, если ваше имя будут трубить на каждом перекрестке.

— А ведь и верно, — задумался он, потеребив ус.

Франческо и Джейн прибыли на виллу двумя днями позднее, и, как выяснилось, Джейн весьма успешно переняла от Франческо умение острить, тогда как он с увлечением поведал Актеону, что некий Орнальдо из сериала «Гасиенда дядюшки Идальго» преодолел пешком половину Испании ради дамы своего сердца. Куда больше, чем расстояние между Ираклионом и Превели, веско заметил он. В общем, по всему было видно, что они души не чают друг в друге, и Актеон по такому поводу откупорил лучшую бутылку из своих запасов.

— Двойной тост в честь наших друзей! — провозгласил он. — За то, что они живы-здоровы, — опрокинул он рюмку. — А также за то, чтобы нежная их привязанность… — На этом месте Люси хихикнула. — … С годами лишь укреплялась!

Франческо и Джейн удовлетворенно вздохнули — и давай обниматься. Любо-дорого глядеть! Они еще долго гипнотизировали друг дружку, прежде чем вернуться к действительности. И тогда только Росси заметил, что ботинки его просят каши, а у «дамы его сердца» вся одежда в прорехах.

— Ну, кого теперь ждем? — торопил Спиру. — Вези уже нас в свое секретное убежище! Отвратительно чувствовать себя под прицелом.

— Погодите, кириэ, не гоните лошадей, — степенно ответствовала помощница. — Этих двоих гнев Морриса минует, чего не скажешь о Джулии Венто. Из достоверных источников мне стало известно, что Дезастро приберег патронов и для нее, хотя разящая пуля всё ж предназначается для Кристиана. А так как он способен за себя постоять, на его счет я не тревожусь. Нет нужды нагружать наш и без того невместительный вертолет. Помните, тот, что на крыше нежилой части дома? Он с натугой поднимет и троих!

— Твоя взяла, — уступал Актеон. — Но имей в виду, если с моим несравненным другом что-нибудь случится, пеняй на себя.

— Ваш несравненный друг, — парировала Люси, — будь на то его воля, играючи уложил бы целую армаду Моррисовых клевретов. Он, и правда, неподражаем.

* * *

Надолго зарядивший мелкий дождик туманил вид за прозрачным куполом, и волосы у Джулии завились сильнее обычного, как всегда бывает, когда зашкаливает влажность. Глинистую дорогу развезло, и, если б не широкие шины да топливный двигатель вместо педалей, тетрапед непременно бы завяз. Скитальцам уже прискучил прозаичный пейзаж холмов и буйной растительности, а горная гряда вконец затерялась за дождевой сеткой.

«Счастливчик тот, кому стрелы амура нипочем, — думал Кимура, поворачивая руль и сминая руководство по управлению. — Ему никогда не придется страдать от неразделенной любви, и хотел бы я знать, существуют ли на свете вещи горше этого страдания».

А ученица его, обнаружив в багажнике встроенный кофе-аппарат, смаковала капучино, и дела ей не было до чьих-то там воздыханий. Не привыкла она щадить чужие чувства, особенно если речь шла о чувстве привязанности. Что такое нежная ее склонность к сэнсэю? Пустяк, вздор, безделица! А чтоб не переросла она в нечто большее, дави ее на корню.

«Сперва миссия, а уж потом разжигайся, сколько влезет», — убеждала себя Джулия, и мысль, что миссия, быть может, затянется на неопределенный срок, доставляла ей неизъяснимое облегчение.

Тетрапед катил по равнине, обрывавшейся песчаным карьером, и дорожное покрытие заметно потвердело. Справа теперь простиралось маковое поле, по левую сторону колыхались розовые головки эбена, но туча, столь же необъятная, сколь и неиссякаемая, без труда уравняла в правах и эбен, и маки, сделав их серым своим подобием.

— Жаль, — сказала Венто, впихнув стаканчик из-под капучино в мусорное ведерко под креслом, — жаль, что мы не свели знакомство с Праксисом раньше. Голова! Какие шедевры создает! Один кофейный аппарат чего стоит! И ведь живут они бедно, чуть ли не отбросами питаются. Видно, приоритеты у них такие: первым делом самолеты, тетрапеды там всякие… Мортис Астро знает толк в изобретателях.

— Мортис Астро, — задумчиво повторил Кристиан. — А не приходило ли тебе на ум, легковерная моя соратница, что имена порой меняют, дабы скрыть истину от наемников и ввести в заблуждение противников?

— Что? — вспыхнула та.

— Заметь, если бы не Мария, мы бы так и не узнали, кто спонсирует старика. А в данном случае высокий покровитель Праксиса над своим именем поработать даже не удосужился.

Тетрапед гудел и вибрировал, подскакивая на булыжниках; у Джулии сжималось сердце.

— Ну, действительно, кому понадобится вникать в происхождение имени этого мецената, если у него денег куры не клюют и он готов всякому их отсыпать? — рассуждал Кимура. — А сделка с нищим, когда у нищего недюжинный ум и работящие руки, равносильна обнаружению златоносной жилы.

Он хмурился и поглядывал то на дорогу, то на моргающие датчики, и чем слабее становился дождь, тем отчетливее слышалось потрескивание приборов да странный гул позади тетрапеда.

— Я, конечно, не силен в ономастике, — усмехнулся Кристиан, — но ставлю десять к одному, что под маской филантропа Мортиса Астро скрывается наш старый знакомый…

— Моррис Дезастро? — на последнем издыхании вымолвила Венто.

— В точку, любовь моя!

Когда бы они обратили внимание на неисправность механизма и выпрыгнули из тетрапеда во время езды, то отделались бы легким испугом, и путешествие их не подошло бы к столь нежеланной развязке. Первой забила тревогу Джулия, ощутив неприятный запах и попытавшись изменить позу в кресле.

— Ой, сэнсэй, я, кажется, прилипла! — взволновалась она. — Кимоно приклеилось!

Кристиан резко обернулся.

— Прилипла, говоришь? С моим плащом тоже что-то неладное. Я остановлю машину, — И он, что было мочи, вдавил тормозную педаль. Никакого эффекта: упрямый тетрапед как скакал по кочкам, так и продолжал скакать, точно непослушный козлик, которого вывели на выпас и который самым наглым образом отбился от стада.

— Что такое? — всполошилась итальянка.

— Не пойму, что с тормозами. Может, здесь нужна голосовая команда…

Джулия простонала, предвидя, что сейчас начнется та еще свистопляска, а тетрапед вдруг возьми да взбрыкни. Нет, чтобы замедлиться потихоньку, помаленьку, он взрыл колесами землю, и, если бы не клей, намертво припаявший путников к их сидениям, куполом накрыло бы пустое пространство.

— Ну всё, нам крышка, — с чувством сказала Венто. — На уроках биологии мы точно так же морили насекомых: в банках с эфиром. Улавливаете запах? Так пахнет…

— Хлор! Но не делай из мухи слона, концентрация паров пока что невелика. Прорвемся, — пообещал Кристиан, высвобождаясь из плаща. — Я думаю, купол можно пробить.

Но первая попытка успехом не увенчалась, и пессимистичная фраза «как бы ни так», которую невзначай бросила Джулия, пришлась более чем к месту.

— Мне бы что-нибудь острое, — сказал Кимура. — У нас есть нож?

— Ножа нет, зато… О, мы спасены! Табличка! — воскликнула Венто и принялась с усердием избавляться от куртки кимоно, оставшись в результате в одном только бюстье. Кимура не сразу уразумел, о какой табличке речь, однако в момент, когда ученица его прибегла к столь решительным мерам, вынужден был отвести взгляд.

— Сейчас, у меня в портфеле… Телепортатор, — пробормотала она, но, не добравшись до багажника, затряслась в мучительном приступе кашля. Из глаз брызнули слезы. — Ах, это невозможно! Какая боль!

— Джулия, родная, старайся сдерживать дыхание! — взмолился Кристиан, чувствуя, что его самого скоро придется откачивать. Теперь он отчетливо различал шипение под сводом купола, где из крошечных отверстий вырывались струи зеленого газа. Невыносимая резь в глазах.

— Какая разница, — обреченно сказала та. — Всё равно пропадать. Я… — ее вновь сотряс приступ, и она сползла на землю, прижавшись плечом к стенке купола. — Я только хотела перед смертью вам сказать… — Кимура ревностно ловил каждое ее слово. — Вы мне вовсе не безразличны и… я по-своему вас люблю.

Свершилось! Он лишь сожалел, что она оттаяла так поздно и что не хватит у него времени излить ей сокровенные свои мысли. Воздух был на исходе, ужасно раскалывалась голова, и Кристиан понимал, что токсичная доза рано или поздно достигнет того предела, когда уже действительно станет всё равно. Он собрал остатки сил, чтобы опуститься на землю подле Джулии, трепетно обвить рукою ее стан и припасть губами к прохладному лбу.

— Крепись, крепись, радость моя, — шептал он.

— Мы встретимся на небесах… — то ли вопрос, то ли утверждение слетело с ее уст, после чего голова безжизненно склонилась на бок. Смертоносная ингаляция взяла свое.

— Не так быстро, нет! — глухо прорычал Кимура.

Он не помнил толком, что произошло, равно как и не мог рассеять своих недоумений насчет того, кто же всё таки пробил купол. Но правая рука его отчего-то саднила, из мелких ранок сочилась кровь, а пастухи, которых послало само провидение, наперебой убеждали его, что человек в состоянии аффекта способен творить невероятные вещи.

— Возвращались мы с поля, шли, значится, мимо. Глядь — а на дороге ваш, значится, драндулет. Стоит, дымится, — повествовал пастух.

— Каким-то зеленым дымом, — подхватил второй.

— Хлор. Это был хлор, — надрывно кашлянул Кимура.

— Кабы не дыра, что вы проделали, нам, значится, нипочем бы вас не освободить! Он вот, — указал овчар на товарища, — раздобыл лом. И вовремя, надобно сказать, раздобыл. Помедли он малость, и вы с вашей барышней, значится, сыграли бы в ящик.

— Джулия? Где она? Что с ней? — вскочил с земли Кристиан.

— Барышня-то? Покуда без сознания, но ничего, очухается! И не таких в чувство приводили. Памятую, матушка моя прошлым летом угодила, значится, в пруд, а плавать-то ни-ни…

— Да погоди ты с историями, тебе только дай лясы поточить! Пущай его оклемается, — урезонил болтунишку сосед. — У нас овцы, не ровен час, разбредутся. Поди, загони в стойло!

— Вам бы это, после хлора, пропустить стаканчик-другой, — участливо посоветовал на прощанье горе-оратор. — Авось полегчает?

Поначалу могло показаться, будто Джулия преспокойно дремлет под кленом, расстелив шелковистые волосы по траве и накрыв ладонью живот. Ни дать ни взять, спящая красавица. Но Кристиана в заблуждение не введешь. Окинув тетрапед презрительным взглядом, он, пошатываясь и щурясь от ослепляющего солнца, побрел к дереву.

«Растереть мочки ушей, сделать искусственное дыхание, массаж сердца, — проносились в мыслях обрывочные инструкции. — Что там еще? Свежий воздух — в наличии, длительный покой — обеспечим».

Потом как-то невпопад ему на ум пришло Байроновское двустишие: «Не может проницательность сама постичь бездушие под маскою ума. Праксис, гнилое отродье! — воспылал гневом Кристиан — Чье бы поручение ты ни выполнял, тебя настигнет возмездие!»

Однако, если бы не Праксис, подумалось ему погодя, если б не камера удушья, надменная итальянка едва ли стала бы откровенничать на столь щепетильную для нее тему. В состоянии измождения она была самим воплощением покорности, и Кимура тешил себя надеждой, что покладистость ее явилась следствием не только нехватки кислорода.

А Джулия, притворщица, давно уж оправилась и, заслышав приближающиеся шаги, чутко приоткрыла один глаз. Прежде чем Кристиан опомнился, она уже сидела на недосягаемой для него высоте, вскарабкавшись по ветвям клена в гущу листвы, и смотрела на учителя сверху вниз, как смотрит кошка, загнанная на дерево сворой псов.

— Стоп! Дальше ни шагу! — предупредила она, подобравшись на ветке.

— Наверное, ты имела в виду «выше ни шагу»? — с кривой ухмылкой пошутил Кимура, но шутка успеха не возымела. — Спускайся, не дури! Ты ведь знаешь, что, если я полезу тебя снимать, ничего хорошего не выйдет.

— Оставьте меня в покое! Что вам за дело?! — норовисто вскинулась та.

— Отравление хлором может повлечь весьма тяжелые последствия, — задрав голову, проскандировал человек-в-черном. — Трахеит, токсический отек легких…

— Чушь! С моим самочувствием полный порядок! — огрызнулась Венто, вспыхнув, как зарница.

«Видно, тебя исцелило твое свечение», — пробормотал Кимура, потерев переносицу.

— И всё-таки, — приступил он снова, обхватывая руками ствол. — Довольно заниматься глупостями!

— Я так просто не дамся! — крикнула сверху Джулия. — Не знаю, что я наговорила вам под куполом, но примите к сведению, я забираю свои слова назад!

— Э, нет! Сказанного не воротишь! — отозвался Кристиан, закидывая ногу на сук.

«Вот напасть!» — проворчала беглянка. Что тут прикажете делать? Благо, клен высок, но хоть высок — да не бесконечен. Когда-нибудь и макушка замаячит. Джулия расправила плечи, отважившись на неслыханную подлость: укротить преследователя световым лучом. Главное сконцентрироваться… Вдруг она просияла: табличка хранительницы! В портфеле, под растерзанным куполом тетрапеда! Как бы так изловчиться? Во взгляде ее полыхнула молния: сейчас или никогда.

— Получайте!

Кристиан уставился на нее расширенными от ужаса глазами. Первый световой залп прошел мимо цели, зато второй нанес обидчику довольно ощутимое поражение: схватившись за голень, он с глухим стоном повалился на землю.

— Ай да я! Ай да молодец! — обрадовалась девушка и в два приема очутилась возле поверженного учителя. — Забудьте всё, что я мела в бреду, — повелительно произнесла она. — Мое признание аннулируется, ясно?

Кристиан вновь застонал и попытался было подняться, но ожог болел до того нестерпимо, что казалось, будто ногу поджарили на огне.

— Откуда столько жестокости? — вопросил он, устремив на нее увлажненный взгляд.

— Это не жестокость, а самозащита, — злорадно пояснила Джулия, после чего немедленно ретировалась, припустив к искореженной машине.