Когда, упоенные свободой и любовью, Джулия и Кристиан соблаговолили возвратиться на виллу, они попали прямиком к упаднически настроенному Актеону, чей тон и резкие манеры вынудили счастливцев несколько умерить эмоции.

— Где вы пропадали? Ситуация нешуточная! — раскрасневшись от негодованья и размахивая у них перед носом ножницами для подрезки листьев, говорил грек. — Моррисовы люди рыщут по окрестностям и вселяют страх в честных граждан! Грабежи и поджоги — это еще цветочки! Люси предупредила, что убить для них плевое дело и что серп их, в первую очередь, — тут его рука взметнулась к подбородку, — пройдется по головам богачей и иже с ними.

— Ох уж эта Люси! — воскликнул Кимура. — Она всё видит в неверном свете!

— Если хочешь с ней перемолвиться, она в моем кабинете, — взглянув исподлобья, проговорил Актеон. О возможном переселении он распространяться не стал, так как помощница его весьма недвусмысленно дала ему понять, что Кристиана оповестит сама. Однако сие намерение что-то уж быстро выветрилось у нее из головы, и при встрече она ни знаком, ни намеком не указала человеку-в-черном на то, что собирается съезжать. Ее воображенье занимал лишь его вычерченный профиль, филигранные черты, гордая осанка, прямой, проницательный взгляд… И не хотела она замечать, что взгляд этот не несет в себе теплоты, как бывало прежде, а речи его содержат более формальностей, нежели ласковых обращений. Не промелькнет отныне озарение улыбки на точеном его лице, не дрогнет он, услыхав мелодичный ее голос или завидев вдалеке ее силуэт. Приписав поспешность, с какою действовал он при похищении итальянки, всего-то угрызениям совести и обостренному чувству ответственности учителя за ученика, Люси добровольно закрывала глаза на столь очевидные признаки охлаждения, поощряя в себе надежды на то, что дружественные их отношения вскоре перерастут в нечто большее. О, как обманывалась она! Сколь понапрасну тратила свои чары и красноречие! Джулия завладела его сердцем, подобно Цирцее, и пока истина скрывалась для Люси за туманом самообольщенья, пока тонкая нить ее дружбы с Кристианом не оборвалась, можно было рассчитывать на то, что она не переступит известной грани, коей не существует уже для возревновавшей женщины.

Так полагал Кристиан, однако, всячески стараясь укрепить в ней уверенность, допускал промах за промахом, что не укрылось бы от внимания Люси, не будь она ослеплена страстями. Страстью к нему, неудержимым желанием раз и навсегда покончить с Джулией и алчностью, которую вознамерилась она насытить, лишив жизни Актеона. Вот почему задумка с «переездом» так тщательно сохранялась в тайне.

«Завтра же поутру, — постановила она, — я предам смерти обоих. Узкоглазая из того полусгнившего сада подала мне отличную идею, предложив отвезти их в мафиозный притон. Она могла бы стать превосходной советчицей!»

А Кристиану на его упреки касательно якобы умышленного приведения Актеона в расстройство и склонности ее драматизировать Люси отвечала обиняками, умело изображая раскаяние и ни на минуту не переставая кокетничать. Благо, Джулии не было поблизости, иначе она разом положила бы конец всем этим кривляньям, обнажив заодно и правду, от которой у Люси непременно начались бы нервные тики. Да, они с Кристианом отныне названные брат и сестра, и подобное родство — родство любящих душ — куда прочнее и благородней мимолетного увлеченья или разгоревшейся страсти.

О, да если б Джулия рассказала, что в действительности чувствуют они друг к другу, то неминуемо навлекла бы на себя ее гнев. И как знать, чем бы обернулся для девушки запланированный полет на вертолете, «со скрипом вмещавшим троих», раздразни она ревнивую Люси.

Франческо и Джейн были несказанно рады поведать подруге о своем примирении, о превратностях благополучно окончившегося пути и о том, сколь эти превратности оказались целительны для их характеров. Джейн помягчела и перестала глядеть на Франческо свысока, Росси исправился и, отбросив легкомыслие, как-то уж резко повзрослел, возмужал. Однако он был не из тех, кто способен держать золотую середину и, ничтоже сумняся, ударился в поэзию. Стихи, которые он продекламировал, не сходя с места, были сыроваты, да и рифма кое-где не удалась, но всё ж посвящены они были Джейн, что Джулия не могла не счесть похвальным.

— Наконец-то ты образумился! — воскликнула она, опускаясь на кресло в гостиной, озаренной бирмитовым светом ламп. — Примите мои искренние поздравления!

Джейн при ее словах густо покраснела, Франческо насмешливо фыркнул, но Джулия-то понимала, что поэтическая волна никого не захлестывает просто так. На нее вдохновение пока не снисходило, но она не могла бы поручиться, что Кристиан в скором времени не возьмется слагать оды или мадригалы.

На пытливые вопросы итальянца — что да как? — она отвечала уклончиво, не поминая имени сэнсэя, и потому любопытство Франческо довольно быстро улеглось. Негоже, думала она, болтать о священном, словно о какой-нибудь безделице. А священными были для нее чувства, наполнявшие и питавшие ее, подобно солнцу. Поделишься ими, дашь ускользнуть хоть капле — и ты вновь бедняк, и луидоры, что таил ты, превращены в пожухлую листву.

Итак, в гостиной Актеона царила идиллия, чего нельзя было сказать об остальной части дома. Грек смекнул, что, раз Джулия здесь, значит, до обещанного вояжа остались считанные часы. «Смешно, право слово! Какой же это вояж?! Это же форменное заметание следов! Как будто мы преступники, а мафиози — закон, хотя им-то как раз закон не писан, — хмыкал Актеон, забавно шевеля усами. — Попадешься им, так они от тебя, небось, и косточек не оставят». Он решил замести следы надлежащим образом, чтоб не придраться было. Разжег камин, разворошил залежавшиеся ввиду ненадобности папки — и давай жечь! Все бумаги, способные дать хоть сколько-нибудь пищи для размышлений и навести убийц на прежних его клиентов и компаньонов, поспешно выбрасывались в огонь. Заплесневелая документация за его подписью вместе с чеками, облигациями и стародавними кредитными билетами также подверглась кремации. Спиру устроил в своем кабинете настоящий разгром, после чего, одолеваемый азартом, перебрался в спальню, где ждали не собранные еще вещи.

Возвращаясь после утомительного разговора с Люси, Кристиан счел шум и возню за дверью очередным сумасбродством Актеона, который в бытность свою неотесанным юнцом любил подурачиться и набезобразничать в порядке развлечения. Позднее, в институтские годы, он со скуки затевал перестановку мебели, и когда Кристиан приезжал погостить, то за стеною нередко слышал скрип и «визжание» передвигаемых по паркету предметов, так что подобные чудачества не были для него внове.

Ничто не вызвало в нем подозрений; ни жест, ни звук не насторожили, и он полагал, что уж теперь-то, когда тревоги изнурительного пути в прошлом, когда они с Джулией наконец воссоединились, для них настанет безмятежная пора блаженства. Многие в Академии полагали, будто человека-в-черном, коль задался он какой целью, ничто не отклонит от намеченной траектории. Да он и сам был того же мнения, пока не сразило его стрелою меткой, и тут уж не трудно догадаться, какою именно стрелой.

Джулия, опьяненная любовью, с превеликой охотой отказалась бы от долгосрочных своих планов, сколь бы ни были они важны. А потому и она, и наставник ее готовы были поступиться честолюбием и при первой же благоприятной возможности сложить с себя обязанности борцов с беззаконием, предоставив поиски мафии бездарной, тяжелой на подъем полиции. Что ж, им простительно, ведь обретшие счастье становятся в некоторой мере эгоистичными.

Однако тут, сама того не ведая, продолжению операции посодействовала помощница Актеона. Возьмись она уговаривать Джулию полететь на Авго, ее усилия пошли бы прахом, поскольку итальянку не прельстил бы ни роскошный прием, под прикрытием которого Моррис собирался совершить ограбление, ни перспектива отыскать убежище мафии. А последнее, особливо последнее, с большей долей вероятности настроило бы Джулию против Люси как сопричастной бесчинствам и злодеяниям Дезастро. Ибо откуда же ей быть осведомленной о расположении враждебной группировки, если она в группировке не состоит! Поэтому для своей авантюры Люси избрала наиболее действенное средство, а именно хлороформ. Присутствие на вертолете Актеона, по ее расчету, должно было сказаться на поведении очнувшейся Джулии самым умиротворяющим образом. А Спиру пребывал в столь глубоком потрясении и трепете перед незримым, но вездесущим врагом, что даже согласился перенести девушку на борт автожира. Вначале он, правда, возмущался, но Люси привела весьма веские доводы в пользу хлороформа.

«Кристиану лучше не знать, — сказала она. — А у меня едва ли достанет логики и мастерства, чтобы за один вечер убедить ее в практичности моей задумки, не привлекая внимания нашего хмурого рационалиста». Она еще долго твердила о состоятельности и действенности своего плана, рассеяла тысячу и одно сомнение грека и так изолгалась, что чуть сама не запуталась. И, хотя план ее был вовсе не столь действен, как она уверяла, Актеон, в итоге, перестал настаивать на использовании более щадящих методов и с покорностью уступил пальму первенства помощнице.

* * *

В круговерти недавних событий Джулия совершенно позабыла, какой драгоценностью обладает. «Королевская слеза», завалявшаяся у нее в рюкзаке, точно какая-нибудь безделушка, по стоимости могла бы поспорить с легендарным богатством кардинала Спада, и в данный момент для этой «безделушки» следовало найти тайник. Она убережет сокровище от глаз Франческо и Джейн, и бриллиант, уж конечно, не должен попасть в руки Люси. С его помощью, правда, можно поправить дела Актеона, но какое-то шестое чувство подсказывало, что камню отведена иная роль.

Отвернув ковер, она выстукивала паркетные доски на предмет полостей, когда в комнату без стука просочился Кимура и, нависнув над Джулией, издал звук, который вернее всего мог обозначать изумление. Еще бы, его ненаглядная — и вдруг на четвереньках!

— Что ты такое делаешь, радость моя? — поинтересовался он, присев на корточки с нею рядом.

— Тсс! — прозвучало в ответ. — Я хочу спрятать бриллиант, чтобы до него не добрался Моррис.

— Ну, если уж прятать, то, верно, не в гостевой комнате, а в саду или на лужайке, — сказал он, ласково обхватив ее за плечи. — Иначе Дезастро непременно его отыщет.

— В саду, — задумчиво протянула Джулия. — А что, если вправду отправить его в сад? В наш сад?

— Когда я давеча навещал Аризу Кей, ее бесценные сакуры увядали прямо на глазах. Да и сама она, мягко говоря, была далеко не в безупречной форме. Может статься, скромный подарочек немного ее подбодрит.

— Ага, скромный! — фыркнула Венто. — Но что я слышу?! Наш любимый сад пришел в упадок?! Кто же довел его до такого состояния?

— Аризу не была расположена говорить на эту тему. Да и я, как ты помнишь, торопился.

— Помню, — сконфузившись, проронила та.

Кристиан взял ее за руку и посмотрел так, что девушка готова была провалиться сквозь землю.

— Не будем об этом, — примирительно сказал он. — Ведь с нашей враждою покончено.

— О! — только и сумела проговорить Джулия, будучи неспособна облечь нахлынувшие внезапно чувства в удобопроизносимую фразу. Во всех злоключениях, в неисчислимых тяготах путешествия и пребывания их на Крите она винила себя и, по своему разумению, вполне справедливо заслуживала наказания. Наказания, а не пылких признаний и несравнимо более пылкой привязанности. Кристиан, который поначалу был ею отвержен, сделался теперь самым близким, самым преданным ей другом, и отныне она не мыслила себя без его поддержки. Невообразимо, как она, являясь сторонницей строгих принципов, сумела побороть к нему неприязнь и смириться с постыдным его прошлым! Прошлым, которое продолжало преследовать его даже по сей день. Отчего, как произошла с Джулией эта перемена? Смягчилась ли она в силу драматических обстоятельств или же ее покорили честность и доброта вкупе с твердостию намерений, сложно было определить. Однако же все те испытания, которые они прошли с Кристианом бок о бок, так или иначе способствовали их сближению. В нем ей открылась душа непостижимой глубины, украшенная бесстрастием, терпением и благородством, какие редко сыщешь в заурядном человеке. Неотразимый во всех отношениях, он сочетал в себе ясность ума, чистоту устремлений и безумную привлекательность, что, собственно, и служило камнем преткновения для разборчивой Люси. Вкус помощницы Актеона так истончился, что не могла она принимать всерьез никаких других мужчин. Догадайся она, какую конкуренцию составляет ей Джулия Венто, всякие церемонии были бы тотчас отброшены, и, вместо хлороформа, Люси уже давно бы испробовала на ней синильную кислоту. И хотя Моррис превосходно знал свою работу, Люси в случае подобной угрозы предпочла бы синицу в руках и не повезла бы соперницу в такую даль ради одного лишь нездорового азарта поглядеть, чем дело кончится.

Спиру тоже намозолил ей глаза. Вот как тут вынести, когда владелец столь заманчивых миллионов, который, по идее, должен покоиться на морском дне, в действительности пышет богатырским здоровьем и, что ни день, кружит под окнами в своем дурацком трико?!

Что бы там ни говорила Люси, она обладала удивительным даром убеждения, который на людях наивных работал безотказно. Актеона, заведомо приговоренного к смерти, она использовала в своем неблаговидном деле в качестве пособника. Когда за окнами всплыл месяц, этот бедолага уже подчаливал к гостевой комнате, где, ничего не подозревающие, дремали Джулия и Джейн. Помощница беззастенчиво посветила фонариком прямо ему в лицо, удостоверившись, что трясется он, как тощая собачонка на морозе, и что бутыль с хлороформом в его руках подскакивает, точно горячая картошка.

— Вы, небось, перед экзаменами и то меньше трусили, — раздраженно проговорила она. — Давайте сюда! — И, завладев бутылью, намочила две тряпки.

— Одною усыпите Джейн, а я займусь Джулией.

— Ты не говорила, что придется обработать еще и англичанку! — восстал было Актеон, однако Люси утихомирила его единственным жестом. Не дурак, и без нее догадается, что свидетели им ни к чему.

Он весьма порадовался, что не заскрипела дверь и что никто не натянул по комнате тончайших нитей против грабителей. Хотя он опасался еще множества вещей, операция по усыплению прошла довольно гладко, и вскоре Джулия благополучно покоилась на сидении автожира, пристегнутая всеми мыслимыми и немыслимыми ремнями безопасности. Актеон очень боялся, как бы она не выпала при полете. Несмотря на усилившуюся облачность, Люси без труда взяла курс на Авго, куда рассчитывала прибыть к полуночи. «Моррисова вечеринка как раз будет в разгаре», — думала она, улыбаясь себе в зеркало заднего вида. Итак, вторичное похищение состоялось. Правда, сама похитительница не знала и не гадала, сколь сильна взаимная привязанность Кристиана и Джулии. Не осведомляли ее и о бриллианте, который синьор Кимура взял у своей подопечной с тем, чтобы передать его хранительнице. Без сомнения, две эти детали подогрели бы ликование Люси, будь самоцвет сейчас у пленницы в кармане.

… Когда она очнулась, ветер трепал ее спутавшиеся пряди и холодными струями задувал за воротник, а вместо гладкого пола, каковой ожидала увидеть она по пробуждении, — бездна. Неизмеримая, зловеще черная пропасть, а над головою — небо, грохочущее лопастями винта. И колкие капли дождя. Джулия дернулась, решив, что ей снится кошмар. И прав был Актеон, когда, невзирая на беспечные речи Люси, накрепко привязал девушку к креслу.

— Синьор Спиру! Как вы пробрались в мой сон?! — ошеломленно воскликнула она, увидав его справа от себя.

— Это не сон, милочка, — грубо отозвалась с места пилота Люси. — Это самая что ни на есть явственная явь. Я везу вас к одному моему влиятельному другу, на которого теперь вся надежда.

— Вот-вот, — поддакнул грек, но Джулия никак не могла понять, что они подразумевают под словом «надежда». — Сегодня он дает вечеринку. Или банкет. Уж не знаю, как правильнее выразиться. Но должно же быть хоть какое-то разнообразие на этих унылых островах!

— Значит, сюрприз? — уточнила Венто.

— Можно почитать, что и сюрприз.

Джулия вопросительно взглянула на Актеона, но тот глупо улыбнулся и пожал плечами: мол, я в ее чудачествах не участвую, так что с меня спрос невелик.

— Вечеринка и всё такое — оно, конечно, хорошо, но неужто нельзя было узнать мое мнение? И зачем выкрадывать меня посреди ночи?! — стала возмущаться она. — Нет чтобы выбрать более подходящее время!

— Но какой бы, позвольте, в таком случае получился сюрприз? — искренне недоумевая, проговорил Актеон, и тут уж было не поспорить.

Густое, иссиня-черное море под ними дышало, как многовековой исполин, — тяжко, медлительно, точно через силу. Свет прожекторов автожира тонул в непроницаемой мгле, а в небе, нагромоздясь друг на дружку, висели плотные кучевые облака.

— Этот ваш влиятельный друг, — спросила Джулия погодя, — чем он занимается?

— Бизнесмен, — обтекаемо и небрежно сказала Люси, давая тем самым понять, что распространяться по поводу рода его деятельности не намерена.

— О! Так мы коллеги! — воспрянул Актеон.

— Мне неловко напоминать, но ваш бизнес на мели, — ядовито проговорила Люси.

— Чепуха! — отмахнулся тот. — Я буду бизнесменом, даже если от моего предприятия останется единственный камешек! Предпринимательство у меня в крови!

«Будь по-вашему, — состроив брезгливую гримасу, подумала та. — Доставлю вам такое удовольствие, коль вы всё равно скоро отбросите концы».

Когда стали снижаться, ни огней, ни жилых домов Джулия не приметила. Лишь призрачные очертания покосившегося маяка, который, к тому же, не функционировал.

— Куда ты нас завезла, дорогая?! — превозмогая рокот винта, прокричал Актеон. — Тут же ни кола ни двора!

Люси посадила машину на какую-то безлесную площадку, выключила зажигание и с чувством собственного превосходства пообещала:

— Всё будет.

Пока они летели, небо обложило тучами. Трещали в вышине молнии, раскатисто басил гром да капал редкий дождик. Сходя с подножки, Джулия подумала об учителе: знает ли он, где она сейчас? Оповестили ль его? А если нет? Если он расценит ее исчезновение как измену, как возврат к самоволию, от которого она уж отреклась? Всего больнее было бы для нее разочаровать Кристиана теперь, когда их обоих пронзила радость, от которой не успели они оправиться. А потому она решила безотлагательно выяснить у Люси, какой ценою дастся ей этот званый вечер.

— Кристиан? Верь — не верь, но именно он подал мне идею с похищением! Актеон не даст соврать! — кивнула помощница в сторону хозяина, который, мало что соображая, вслепую двигался против ветра и не переставал ворчать: «Темень-то какая! Хоть глаз выколи! Ай-яй-яй!»

— Кириэ Спиру, вы не туда идете! — окликнула его Люси. — Поворачивайте к нам!

У купы низких деревец она властной рукою направила Джулию под какую-то арку, заставив пригнуться, тогда как Актеон, едва различавший препятствия, сориентировался слишком поздно и со всего маху врезался лбом в каменный свод.

За аркою стало чуть светлее, однако горящие рваным пламенем факелы, которыми была утыкана обочина тропы, ничуть успокоению не способствовали. Актеон так и трясся с испугу, а Джулии представлялось, будто она попала в доисторическое племя каннибалов и что, не ровен час, ее зажарят на медленном огне. Земля у нее под ногами была сплошь усеяна какими-то лиловыми цветами, а впереди обозначилось широкое квадратное отверстие, очень уж похожее на вход в усыпальницу фараона. Возле плоского камня, надвинув на глаза причудливый головной убор, посапывал охранник, однако тут же подобрался, завидев «новое поступление».

— Стоять! С чем пожаловали?

И вот Люси уже вступила в переговоры, разъясняя тугоумному сторожу, кто она такая и кого с собой ведет. Разъясняя, разумеется, шепотом, на ушко, чтоб не заронить в спутниках ненужных подозрений. Подсунула ему какой-то документ, обменялась парой фраз в доверительном тоне — и voila! Проход открыт.

…Они миновали ряд мраморных кариатид, следуя за помощницей Актеона, которая невесть когда успела вырядиться в гиматий и теперь сама здорово напоминала древнегреческую статую. Обогнули витрину с вазами из терракоты, остановились подождать, пока она, балансируя на одной ноге, поправит сандалию, и дружно замерли у дверей в парадную залу, откуда доносились разгульные песни и смех.

— Ой, дурья моя башка! — выругалась Люси, что благовоспитанным статуям отнюдь не приличествует. — Джулия, да ведь ты в неглиже! Как же это я недосмотрела!

Та виновато расправила ночную сорочку и уставилась на свои босые ноги, а Спиру досадливо покачал головой, припомнив, что во время «стратегического отхода» мельком видел на спинке стула ее домашний костюм.

— Ну, ничего. Наш друг богат, очень богат! У него и платьев-то на любой вкус. Ты ведь не брезгливая? — поинтересовалась она у девушки. — Вот и ладненько. Пойдем, приоденем тебя.

И они зашагали по направлению к исписанным фресками нервюрам, оставив Актеона томиться в одиночестве. А когда вернулись, изможденный ожиданием грек подпирал побеленную стену ничуть не хуже скованных врагов Пруссии под памятником Фридриху Вильгельму второму.

— Что кручинишься, друже? — с артистическим апломбом произнесла Люси. — Глянь, какая модель! Ей хоть сейчас на подиум!

Актеон, ясное дело, обмер. Он был мастер обмирать при виде хорошеньких девушек в богатом убранстве, а тут — истинная дочь Италии, гордость и красота Рима. Люси подобрала для нее торжественное черно-белое платье средневекового фасона и заколола волосы на затылке, пустив спереди две вьющиеся пряди.

— Божественны! Вы божественны! Обе, — спохватившись, добавил грек, дабы не обделять вполне заслуживавшую похвалы Люси, которая уж стала опасаться, не превзошла ль она себя в наведении лоска и не перестаралась ли с облачением Джулии.

Они вступили в залу, где приторный аромат парфюма мешался с духом спиртного, и от обилия всех этих запахов у Актеона засвербело в носу. Дамы в пышных нарядах и джентльмены, наполовину утратившие свой джентльменский облик, так и рябили в глазах, и несчастному греку скоро стало казаться, будто он попал на вакханалию, которой не будет конца. Никто из приглашенных не встречался ему прежде, но он даже не помышлял о том, чтобы завести с кем-нибудь хотя бы шапочное знакомство. Эти люди были ему противны. Заглушая раскаты грозы, гремела музыка, шумели голоса, раздавались визги и безудержный хохот.

— Уйдем отсюда, — взмолился Спиру, но Люси отчеканила: «Нет».

Основательно потоптавшись по носкам его лакированных туфель, мимо промчалась разнузданная парочка: дама, практически в дезабилье, и ее подвыпивший кавалер, который держался более чем фривольно. Актеону стало невтерпеж:

— Ну, пойдем, а? Люси!

Та лишь презрительно фыркнула. Не для того она тащила их за море, чтобы так просто взять и ретироваться. Гостей этих, она знала, специально потчуют винами и ликерами, потчуют без меры подобно тому, как откармливают свиней на убой. На шее каждой второй барышни сверкают колье и изумруды, пальцы унизаны кольцами из золота и платины. Встряхни любого из стоящих поблизости мужчин — и у него из кармана наверняка выпадет набитый купюрами бумажник. Подобные «вечера» приносили Моррису немалый доход, так что траты на выпивку покрывались с лихвой, и даже оставалось, на что попировать подручным.

Она немного волновалась за себя: Дезастро ее не приглашал, специальных поручений от него не поступало, и очень может статься, что завидя ее, он первым делом размозжит ей голову бутылкой из-под виски.

Актеон пожаловался в третий раз, и то лишь, когда Джулии сделалось дурно.

— Ладно-ладно, горемычные вы мои, — уступила, наконец, помощница. — Не отставайте!

Выносливостью Спиру особенно не отличался, а о стальных мускулах слыхал разве что в рекламе, поэтому вместо того, чтобы взять девушку на руки, он поволочил ее по полу, пятясь, словно рак-отшельник.

Люси целеустремленно шагала по анфиладам комнат и переходов, совершенно не интересуясь, в каких тылах носит Актеона. А тот, утирая рукавом капли пота и ежеминутно переводя дух, выдохся спустя считанные метры. Поэтому если б Джулия вдруг не пришла в сознание, он уложил бы ее возле какой-нибудь пузатой вазы, которые занимали здесь буквально каждый угол, и лег бы поодаль точно таким же бездвижным тюком.

— Эти зловония кого угодно в могилу сведут! — убитым голосом сказал он итальянке, имея в виду запахи парадной залы, и Джулия немедленно с ним согласилась. «Так, наверное, — подумала она, — должно вонять в каких-нибудь грязных питейных заведениях Москвы или Чикаго. Но чтоб человек, который живет на широкую ногу, устраивал подобные пиршества! Они еще приемлемы для голытьбы, но не для знатных же синьоров!»

Настал ее черед «волочь» измученного Актеона, и, когда они доковыляли до комнаты Витражей, оказалось, что Люси угрюмо поджидает их на диванчике в компании графина бренди. В этой зале Моррис понавешал холстов всех мастей и размеров, причем понавешал абсолютно безвкусно: пейзажи Лагорио соседствовали у него с авангардистскими творениями Ле Витта, а краденые портреты Ротари гордо и свысока взирали на мудреные рельефы Терриена.

— Присаживайтесь, — повела рукой помощница. — Здесь любителям тишины ничто не угрожает.

Она опрокинула стаканчик и непринужденно откинулась на спинку дивана.

— Вот этот, — постучала она по обивке, — был вывезен из Хинтонского замка при моем непосредственном участии. А дальний, возле портьеры, мы умыкнули из-под носа у одного состоятельного швейцарца.

Актеон, который вначале было расслабился, подскочил так, как если б его известили, что его конюшня горит, сейфы обчищены а крайслер угнан грабителями в масках.

— Что она несет?!

— Да-да! — несдержанно рассмеялась Люси, вытянув ноги под столик с ажурной скатертью. — В удалые времена мы еще не такое вытворяли! Эх! Хорошие были денечки! — пропела она во все горло. Джулия с Актеоном тревожно и не без стыда оглянулись на посетителей залы, которые так же, как и они, предпочитали покой суетливому бомонду Моррисовой вечеринки.

— Она никак под мухой! — прошептал Спиру. — Наклюкалась!

И словно бы в подтверждение его слов Люси схватила графин и приложилась к горлышку. «Буль-буль-буль».

— Растлевающая атмосфера, — буркнула Джулия. — Зато теперь мы можем отсюда сбежать. Удерживать-то нас некому.

— А вот этого не надо! — развязно проговорила Люси, и вдруг у девушки на запястье щелкнули наручники. — Я еще не совсем того. Будешь сидеть тут, как миленькая!

Потрясенная столь беспрецедентной наглостью и до предела возмущенная, та вздернула брови, залилась краской и высказала всё, что по этому поводу думает, не поскупившись на забористые фразы, которые свидетельствовали о самом жгучем ее презрении.

— Брось свои шуточки! — помрачнел Актеон.

— А то что? Полицию вызовешь? Во владениях-то Морриса Дезастро!

У Джулии отвисла челюсть, а Спиру лихорадочным жестом запустил пятерню в волосы.

Переспрашивать не пришлось, поскольку Люси принялась восславлять «крестного отца» на все лады, и в ушах невольных слушателей его имя зазвучало отдаленной канонадой. Где-то в одном из концов коридора, перекатываясь эхом и нарастая с каждой минутой, застучала, затараторила пулеметная очередь.

— Пригнитесь, — посоветовала Люси.

Джулия воспроизвела ее нахальный тон:

— А то что?

— А то останутся от тебя рожки да ножки!

Ее такая перспектива совсем не обрадовала, и она без дальнейших пререканий сползла на пол. Когда туда же неловко приземлился Актеон, все трое отчетливо различили звуки пальбы под аккомпанемент криков ожесточения и ужаса. Джулия сама чуть было не закричала, когда, свистя и громыхая, невидимые орудия внезапно вспороли диванную спинку, а дорогим заграничным акварелям досталась изрядная порция пуль. Представительные синьоры в костюмах от Гуччи и Диор, пришедшие полюбоваться на творения искусства, неестественно задергались под свинцовым градом и обмякли, страшные, изуродованные, словно чучела. Заливая ламинат, брызнули кровавые фонтаны, и вот стрельба переместилась уже в соседние комнаты, где, изрыгая лавины огня и металла, пулеметы отстрочили положенное число раз. Затем еще и еще, дальше и дальше, в сторону парадной залы.

Джулию парализовал отвратительный, тошнотворный страх, ей сдавило грудь, гулко и мучительно забилось сердце, а с губ бесшумно слетело имя Кристиана. Почему, о, почему он не с ней? Он защитил бы ее от всех напастей, избавил бы от оков, вырвал бы из этого проклятого места! Страх вскипал в ней изнутри, сжимая сердце подобно обжигающим тискам и порождая острую, пронизывающую боль. Сдавливая ей горло, он не мог найти выхода в слезах, и она терзалась, будучи не в силах ни встать, ни пошевелить конечностями. Резко повернув голову, так, что мышцы пронзила судорога, она глянула на Актеона. Тот никогда не слыл храбрецом, и бравада в такие мгновения была ему несвойственна. Выпучив глаза, точно с ним случился приступ гастрита, он сидел, обхватив руками живот и по-утиному вытянув шею. Страх смерти сковал и его. Одна Люси беззвучно посмеивалась, кривя рот, и косила глаза то на грека, то на итальянку.

— Я могла бы, — сказала она, оскалясь, — позволить им убить вас. Но что-то очень уж нехитрая вышла бы расправа. Не-е-ет, у меня для вас есть кое-что получше…

Актеон не сдержал негодования:

— Как?! Ты именно затем притащила нас в этот притон? Что мы тебе сделали?!

— Ты посмертно завещал мне свое состояние, — сказала она, ткнув полированным ногтем ему в грудь. — А она, — желчно процедила Люси, дернув рукою в наручнике, — бесстыже и, главное, небезуспешно, уводит у меня Кристиана.

«Уже увела», — отпарировала бы Венто, если б только язык ей повиновался.

Меж тем, топоча и перебраниваясь, по коридору сновали Моррисовы наемники, истошно кричали влекомые за волосы женщины — их нарочно не расстреляли, чтоб позабавиться; слышался треск и скрежет разрываемой на трупах одежды — у модных парижских кутюрье непременно случился бы инфаркт.

Джулия почувствовала, как липнет к спине ткань дорогого платья, как пристал к коже плоский браслет из жадеита, и ей безотчетно захотелось заползти под диван и пролежать там до тех пор, пока обшаривающие мертвецов «стервятники» не уберутся восвояси. Но Люси приковала ее к себе кольцом наручников — никуда от нее не денешься. А что до Актеона, то его и приковывать бы не пришлось — так он побелел, так ослаб, что не в состоянии был сделать ни шага. Вот-вот нагрянут в комнату Витражей люди Дезастро, и ее, Джулию, растерзают, как тех несчастных женщин, а в грека выпустят очередь из винтовки и оберут до последней ниточки.

«Но что бы ни случилось, — подумала она, затрясшись в немом приступе рыдания, — что бы ни случилось со мной… Синьор Кимура, я буду думать о вас».

Тут, откуда ни возьмись, прямо перед Актеоном, бессильным оторвать взгляд от тесьмы на своих брюках, возникли два черных ботинка сорок пятого размера. Они угрожающе потопали, прочно обосновались на полу, и громогласный голос, от которого беднягу прямо-таки перекорежило, откуда-то сверху протрубил:

— Обжарьте меня в чесночном соусе и приправьте шафраном! Кто это у нас здесь?!