Мирей пребывала в том расположении духа, когда все промахи и неудачи кажутся пустячными, а мелкие недовольства целиком растворяются в одной большой, несокрушимой радости. Она наконец-то получила посылку из Франции: теплое платье на зиму, пару перчаток и плюшевого медвежонка, к которому прилагалась записка. Эту записку Мирей прочитала трижды, с каждым разом всё больше заливаясь румянцем.
— От кого-то очень важного, да? — спрашивала Роза, норовя сунуть свой нос в сокровенное послание.
— Не вмешивайся ты в чужие дела, мир потеряешь, — назидательно сказала Джейн. Она сидела в кресле, у окна, и, завернувшись в плед, обучала щенка колли разным фокусам. — Ну-ка, сколько будет три минус два? — допытывалась она у пса, вытягивая руку с сухариком.
— Гав!
— Правильно, молодец! — И соленое угощение уже хрустело у него на зубах.
— Да ты вылитая мадам Кэпп! — засмеялась Роза. Джейн такое сравнение ничуть не покоробило, напротив, она даже скорчила физиономию, подражая преподавательнице.
Клеопатра веселилась от души, в кои-то веки позабыв о страшных созданиях в ванной и о своем зеркальном двойнике.
В гостиной царил комфорт, тогда как парк пылал красно-желтой листвой, и затушить этот пожар было не под силу даже дождю. Где-то под этим дождем мокли Джулия с Лизой, неприкаянно бродил Франческо, шлепал по лужам директор…
Вот на директоре следует остановиться поподробнее. Дошлепав до архитектурного ансамбля в центре парка, он с горем пополам отворил тяжелую дверь с позолотой и барельефами, протиснулся в здание общежития, после чего побранил погоду, а вместе с ней и сапожника, который шил ему башмаки. Нахохлившись, точно старый ворон, Деви направился прямиком к четвертому апартаменту, благополучно миновав стенд с красочной стенгазетой, где крупными буквами значилось, что маскарад не за горами и костюмерная открыта для всех, от мала до велика.
Гипнотизируя своё письмо, Мирей никак не отреагировала на появление директора, зато остальных словно током ударило — так они подскочили. Пёс и тот забился в угол, видно, сообразил, что нагрянуло лихо.
— Я к вам, собственно, по делу, кхм, — сообщил Деви, и это его «кхм» прозвучало столь выразительно, что по спине у Джейн пробежал холодок, а оптимизм Розы как в воду канул.
— Потрясающе! — воскликнул директор, резво засеменив к африканке. — Откуда у вас дитя саванн? Хотя нет, это меня не волнует. Я к вам вот по какой причине: соседка ваша, из Пекина, зябнет на высоком дереве. Что загнало ее туда, также не моя забота, но каждому бриллианту в колье отведено свое гнездо, свой паз, и если он выпадает из паза, колье теряет в цене. По-моему, я выразился предельно ясно.
Девушки дружно закивали, только Клеопатра да Мирей не оценили символизма в его словах.
— Но как же уговорить ее вернуться? Она ведь и крепче, и ловчее нас, — потерянно сказала Джейн.
— Придумайте что-нибудь, проявите смекалку… Мне вам что ли объяснять? — замахал руками Деви, словно Джейн была какой-нибудь назойливой мухой. — А вы, милочка, — сказал он, по-ястребиному нависнув над африканкой, — усвойте хорошенько: грешно занимать чужое место. Если память меня не подводит, у нас в Академии учится всего один эфиоп, один! Не знаю, откуда вы явились, но условие мое таково: чтобы не позднее, чем завтра, ноги вашей не было в университете. Я проверю! — недобро прищурившись, пригрозил он и вылетел из гостиной. Этакий брюзжащий средневековый призрак. Увы, директору не приходило в голову, что каждый в свой час занимает свою и только свою нишу, ни в коей мере не вторгаясь в пределы чужой. Но он был приверженцем старых нравов, и мысль его никогда не вырывалась за установленные рамки.
Мирей, которая всё это время витала в облаках, очнулась лишь, когда он хлопнул дверью, и застала жалостливую картину: Клеопатра сидела на ковре и лила слезы, а Джейн с Розой утешали ее, как могли. Француженка машинально достала из кармана носовой платок и поднесла горемыке.
— Отчего она плачет?
— Как будто ты не слышала! — с укоризной ответила Джейн. — Деви прогоняет ее, потому что она, видите ли, присвоила себе место Кианг!
Тут Клеопатра разрыдалась пуще прежнего, и Роза, которая слыла знатоком древней мифологии, стала опасаться, как бы она не превратилась в дерево, подобно дочери царя Кинира. Но кенийка не была обречена плакать вечно: скоро она успокоилась, поблагодарила за носовой платок и попросила уединения. Сердце ее разрывалось, тоска по родине накатила серым валом, а вслед за тем образовалась пустота. Всем известно, что волны отступают лишь для того, чтобы потом обрушиться на берег, и чем глубже уходят они в океан, чем дольше таятся в его лоне, тем мощнее и разрушительнее их новая атака.
«Отовсюду гонят тебя, Клео. Всем ты мешаешь. И что у тебя за жизнь такая?» — думала она, обхватив руками колени и прижавшись спиной к изножной доске. В комнате Красной и Черной Роз стоял полумрак, мерно тикали часы, а из гостиной доносились голоса.
«Наверное, обсуждают, как со мной поступить, — решила Клеопатра. Будь она в Африке, она бы, как пить дать, убежала. Из гордости бы убежала. Но в Академии совсем иначе: она попросту не знала путей к отступлению. — Вот дождусь Джулии, а там и разъяснится, куда меня определят. Может, опять в волшебный сад. А то, быть может, в родное племя… Всё ж лучше, чем оставаться здесь».
Она изо всех сил противилась желанию мстить, хотя мысль о предательстве жгла ее каленым железом. К счастью, имени недоброжелатля Клеопатра не знала. Надеялась только, что это не Бапото. Но даже если б знала, разве мстить не ниже собственного достоинства? К тому же, вдруг завистник одумался, понял, какую совершил подлость? А если и не понял, его покарает Энгай.
С той поры, как Деви вынес свой приговор, Роза ни разу не заходила в комнату, вероятно, из вежливости, а может, отправилась в студию, рисовать. Разговоры в гостиной умолкли, только Джейн тихонько всхлипывала перед голубым экраном и жевала лимон. Проносились минуты, Джулии всё не было, и Клеопатрой постепенно овладевало беспокойство…
* * *
— А я вам говорю, кто не записывался, того пропускать не велено! — упирался Рафаэль, удерживая девушек на пороге. — … Ах, так? Подкупить меня вздумали?! А коли я вас запомню и всё директору передам?… Ябеда?… Ничего себе заявленьице! Так я, по-вашему, выходит, еще и подхалим?! Нет, уж этого я терпеть не стану!
Джулия признала поражение и обратила молящий взор к подруге.
— Ох, Лиза! Если ничего не предпринять, мы промокнем до нитки.
— Уже промокли, — констатировала та и, убедившись в несостоятельности Джулии как дипломата, сама приступила к переговорам.
— Не принимай ты ее слова близко к сердцу, — начала она со сладкой своей улыбкой, хотя и продрогла, и устала неимоверно. — Что поделаешь, обделили ее воспитанием. Только пожалеть остается, — шепнула она Рафаэлю на ушко. Тот заметно повеселел, а Джулия, напротив, стала мрачнее тучи. Ее поливало дождем, так чем худо, если для дела польют заодно и грязью? Она ходила взад-вперед по усыпанной листьями дорожке и, заложив руки за спину, исподлобья глядела на Рафаэля. При встрече он показался ей ангелом, сошедшим с картины Боттичелли, однако она обманулась. Рафаэль не слишком располагал к себе окружающих, хотя окружающие, спору нет, тоже были хороши. «Листатель» всего-то отражал их характеры, беспритворно, не приукрашая правды — как зеркало.
Наконец Лиза с ним сторговалась, приведя самый веский аргумент.
— Речь идет о жизни и смерти. Понимаешь, о ж и з н и и с м е р т и! — сказала она с расстановкой. И это подействовало.
— Так и быть, пропущу вас, — капитулировал юноша. — Но чтобы без глупостей!
Книга покоилась на столе, под толстым слоем пыли, хотя сам стол был безупречно вычищен, а подсвечники натерты до блеска. Джулия хмыкнула: она привыкла подвергать сомнению каждую мелочь, что уж говорить о магических свойствах книг! Но скепсис ее развеялся в мгновение ока, стоило древнему фолианту раскрыться. Зашелестели желтые листы — и Лиза ощутила запах корицы, а Рафаэля прошиб холодный пот.
— К-как это понимать? — выдавил он. — Мы ведь не прикасались к книге! П-почему она открылась?
— Я чувствую, — прошептала Лиза, — воздух заряжен волшебством. Что же ты медлишь, Джулия? Задавай свой вопрос!
Но, как и следовало ожидать, наступил самый ответственный момент, а Джулия даже не позаботилась о вопросе.
— Testa busa! — тихо выругалась она, а потом задумалась. Шибко задумалась: «Что бы такое спросить, да при этом не промахнуться? „Действительно ли Кристиан похититель детей?“ Или нет, лучше так: „Подоплека странного поведения человека в черном плаще“… Или „Какая роль в мафиозном гнезде отведена человеку-в-черном?“ Да, точнее и не выразишься».
Пока она размышляла, облокотившись о стол, Лиза порядочно изнервничалась. Рафаэль выглядывал из тени угрюмой восковой фигурой, а в камине, напротив стола, метались языки ненасытного пламени.
Только врожденное чувство такта не позволяло россиянке поторопить Джулию, а между тем время поджимало… Никто не мог утверждать, что в следующую секунду книга не захлопнется, «устав» от медлительности клиентки. У всякой волшебной книги свой норов. Есть книги-лентяйки: они закрываются, как мальвовые цветки перед дождем, и попробуй потом, разверни их. А другие мечтают жить полноценной жизнью, поверять читателю свои истории и уводить в иномирье. Какого рода была книга предсказаний, редкие брались судить. Никогда до сего дня она не демонстрировала свой характер.
Наконец вопрос прозвучал, да так тихо, что Лиза едва его расслышала. Она полагала, что книга выдаст ответ в виде надписей, но не тут-то было. На шершавых страницах отобразился рисунок, точнее сказать, гравюра: сплошь чернота да желтые контуры персонажей. Для Джулии это изображение явилось настоящим ударом, лицо ее исказилось, колени задрожали, и она выбежала на улицу, не удостоив Рафаэля ни словом признательности. А на гравюре, словно оживая под пляшущими отсверками пламени, жались друг к дружке дети, над которыми, как грозная скала, нависал мужчина в черной фетровой шляпе и угольно-черном пальто.
На полпути к общежитию Венто остановилась и, не имея сил сдерживаться, дала волю слезам. Моросило, сгущались сумерки, в парке было безлюдно. Она присела на скамейку, потому что у нее закружилась голова. Конец, finita la storia, крушение всех надежд. Что обелит имя Кристиана теперь, когда ей известна правда? Осмелится ли она когда-нибудь заговорить с ним вновь? Нет, она не признается, что прибегала к помощи книги, не станет выслушивать его нелепые оправдания. И каллиграфии отныне ее будет учить Аризу Кей.
«Аризу, — промелькнуло у нее в мыслях, — только ты способна утолить мои печали, ты одна…»
Джулия нащупала в сумке ветвь телепортатора и в единый миг перенеслась туда, где боль и тоска исчезают бесследно, а невзгоды представляются сном.
В саду сакур брезжил рассвет, в кронах робко перекликались соловьи, хрустальный воздух бодрил. Уже одним этим воздухом можно было излечиться. Хранительница сидела на балкончике красной пагоды и медитировала, прикрыв глаза. Яркий луч неведомого происхождения окутывал ее голову трепещущим ореолом, скользил по плечам и льнул к груди, высвечивая на кимоно зеленые листья бамбука. Она блаженствовала, она упивалась утренней тишиной, возложив заботу о детях-беженцах на деревья. Сейчас, окутанные их ароматом и убаюканные ворчанием ручейка, дети спали.
Как легко Аризу Кей отрешалась от действительности и как легко в нее возвращалась! Завидев Джулию, она тотчас поднялась, скрылась в дверях-сёдзи и минуту спустя уже отвешивала ей поклон.
— Моя прекрасная подруга, отчего Аматэрасу не осветила твой лик? Отчего ты бледна, как лотос, а твой взгляд непроницаем? Что творится в твоей душе? — участливо спросила японка, отчего девушка чуть не расплакалась. — Ну, пойдем, пойдем, за завтраком поведаешь мне, что с тобой приключилось, — сказала хранительница, беря ее под локоть.
В кухне красной пагоды протекал кран, но никто так и не удосужился его починить. «Дрип-дроп, дрип-дроп» — падали капли. Сквозь персиковые занавески пробивался слабый свет.
— Это ведь из-за него? Я сразу поняла, что из-за него, — сказала Аризу Кей, доставая из шкафчика чашки.
— Он… он был мне как друг, — всхлипнула Джулия. — Я считала, что могу на него опереться, хотя, признаться, вела себя с ним прескверно… Что это? — вдруг спросила она, указав на рукопись, прямо перед собой, переплетенную тонкими серебряными нитями.
— Перевожу древние славянские тексты одиннадцатого века, — пояснила Аризу Кей. — Здесь требуется недюжинное мастерство… Ах, но почему ты плачешь? Поверь, ничто не заслуживает наших сожалений. К тому же, возможно, Кристиан совсем не таков, каким изобразила его книга.
— Так тебе и о книге известно? — удивилась девушка, размазывая слезы по щекам.
Аризу Кей ограничилась скромным кивком.
— Разочаровываться горько, — сказала она. — Но, как утверждают мудрецы, не ощутишь ты сладость чая, коль кислых вишен не поешь.
Джулия вновь захлюпала носом. Слезинка скатилась на рукопись, и иероглиф «счастье» растекся по бумаге.
— Ой, какая я растяпа! — раздосадовалась она. — Я всё исправлю.
— Не утруждай себя, — улыбнулась японка и, загадочно приподняв брови, подтянула манускрипт к себе. Ей ничего не стоило вернуть иероглифу четкость, достаточно было лишь подуть на него. — Вот и вся недолга, — довольно сказала она.
— Это магия! — прошептала Джулия, округлив глаза. — Но зачем, в таком случае, ты тратишь чернила, напрягаешь зрение, если можно перевести весь текст одним махом?
— Тренировка, дорогая моя, тренировка воли, — компетентно отозвалась Аризу Кей. — Смысл в ней.
— О, кстати, насчет тренировок, — вспомнила Венто, воспрянув духом. — Не поучишь ли ты меня каллиграфии?
— А как же Кристиан?
Лицо Джулии омрачилось, но не прошло и секунды, как оно прояснело. Так тучи набегают на солнечный диск при сильном ветре.
— Я не хочу его видеть, — флегматично произнесла она.
— А вдруг ты ошибаешься на его счет? Вдруг еще не всё потеряно? Не руби с плеча. Дай ему шанс, возьми с собой в сад. Никогда так не думаешь о друге, как глядя на снег, луну или цветы…
— Нет, поздно поворачивать вспять, — отвечала Джулия с мрачной непримиримостью.
Она не пробыла в саду достаточно долго, чтобы гнетущие ее чувства исчезли без остатка. И когда следующей ночью она вернулась в парк Академии, настроение у нее было весьма пессимистичное. По аллеям стелился туман, дышалось как в бане, а лампионы вернее напоминали заманивающие в топи болотные огоньки, нежели осветительные приборы. Китаянку Кианг изводил жар и мучила бессонница, поэтому она перевернулась на живот, закуталась в покрывало и, упершись локтями в дощатый пол, принялась разглядывать подножье вяза. Вначале ничего особенного не происходило, однако когда ближайший к дереву лампион заморгал, случилось нечто такое, отчего Кианг мигом позабыла и про бессонницу, и про лихорадку. Восприятие ее обострилось, и она могла поклясться, что рядом с фонарем, едва тот кончил мерцать, возникла чья-та фигура.
«Для галлюцинаций рановато, — решила китаянка, — зато в самый раз для Джулии Венто. Она у нас любит ночные прогулки. Ой, а это кто?» — заинтересовалась она, глянув чуть вбок. Приближение другой фигуры, в черном диннополом френче, подогрело ее любопытство, и теперь уж ни директор, ни даже его заместитель не согнали бы ее с наблюдательного поста. «Надо затаиться, — подумала она. — Если попадусь, события примут совсем иной оборот». И Кианг втянула шею. Глаза же ее оставались широко раскрытыми, чтобы не упустить ни единой детали.
«О, если бы не туман!» — подумала она, и в это мгновение размытая фигура Джулии Венто подалась в сторону, словно бы желая избежать удара. Но человек-в-черном предугадал ее ход и метнулся к фонарю, схватив ее за руку. В руке она держала какой-то изогнутый предмет; Кианг толком и не разглядела, какой. «То ли ветка, то ли рогатка, Гунгун ее разберет», — рассказывала она потом Франческо.
— Зачем же ты убегаешь? — послышался голос человека-в-черном. «Чрезвычайно приятный голос», — отметила про себя Кианг.
— Ты боишься меня?
— Ни капли! — резко ответила Венто.
— Ты навещала Аризу Кей в одиночку, из чего я заключаю, что боишься, — возразил синьор Кимура. — Скажи, тебе довелось узнать обо мне что-то ужасное?
Джулия не снизошла до ответа и попыталась вырваться из железного кольца его объятий, но тщетно.
— Вы негодяй, синьор! — крикнула она, задыхаясь от ярости. — Пустите!
— Может, и негодяй, — жестко произнес Кристиан, — но ведь ты неравнодушна ко мне.
Джулия рассмеялась ему в лицо.
Кианг снова залихорадило, однако кульминацию она не пропустила бы ни за какие коврижки. Стуча зубами и дрожа всем телом, она все-таки дождалась финала волнующей сцены, и, несмотря на то, что днем позднее ее положили под капельницу, помнила подробности так четко, как если бы они запечатлелись на пленке.
— Ее обуревал гнев, но человека-в-черном, похоже, это не трогало, — замогильным шепотом делилась Кианг с Франческо, который регулярно наведывался в палату. — И вот, лопни мои глаза, он ее поцеловал!
— А она? — допытывался Росси. — Что она?
— Вначале сопротивлялась, а потом затихла. И, веришь ли, оттолкнула его так безучастно, словно бы находилась в полусне. И пошла прочь. А синьор, имя которого я поостерегусь называть, застыл изваянием, даже не став ее преследовать. Это-то меня и поразило…
Вскоре, с легкой подачи Кианг, общежитие гудело, как огромный улей. Молва о романе облетела Академию на быстрых крыльях, однако директор привык потворствовать подобным явлениям, иначе уже давно разразился бы скандал. Зато Туоно, к своему ликованию, наконец-то обнаружил у противника ахиллесову пяту и теперь гадал, какую бы для него приготовить западню.
Как это ни парадоксально, но больше всего новость потрясла Аннет Веку. Кто бы мог подумать, что «неприступная леди», безразличная к ухаживаниям многочисленных поклонников, в качестве объекта воздыханий избрала столь сложную, неординарную личность! Чтобы потерять разум, ей хватило всего нескольких лекций Кристиана Кимура. Вот почему Франческо был отвержен, вот почему она всегда завидовала Джулии и Джейн: их-то курировал Кристиан, а не дряхлый старикашка-генетик, страдающий, к тому же, болезнью Паркинсона.
Ревность и зависть таковы, что в первую очередь высасывают соки из собственных хозяев. И если раньше отличницей Аннет восхищались, то теперь ее стали избегать. Она исхудала, осунулась, сделалась раздражительной и молчаливой. Поблекла ее гордая красота, и теперь она более походила на чахлую Оруаль, нежели на светозарную Истру. Но напрасной была ее зависть к Джулии, потому что с момента, как об итальянке разнеслась дурная слава, для нее настали не лучшие времена. За ее спиной перешептывались, гнусно хихикая вслед, и сплетни рождались чуть ли не ежечасно.
— А ты знаешь…
— А вы слышали…
Кривотолки выбили ее из колеи. Она даже порывалась сбежать от всего этого вздора в волшебный сад, обратиться к директору с просьбой назначить ей нового научного руководителя; в конце концов, отчислиться из Академии. Какие только мысли ни приходили ей на ум! Но благоразумие превыше всего, и она решила повременить с отчислением, тем паче что нашлась и другая причина, по которой следовало как можно скорее повидать Сатурниона Деви: африканка. Она не вкусила горечи рабства, ей не пристало падать на колени и молвить «Госпожа!», а манеры ее были весьма и весьма неуклюжи. Кроме того, она могла за себя постоять. Истинная студентка двадцать первого века! Поэтому Джулия надеялась замолвить за нее словечко. Но когда Клеопатра оповестила ее о приказе директора, предвкушая скорое возвращение в Кению, Джулия поняла, что действовать надо безотлагательно. Ах, если бы она видела хоть чуточку дальше собственного носа! Но она тревожилась лишь из-за своего позора, эгоистично полагая, что свет сошелся клином на ней одной, и помощь ее грозила обратиться африканке во вред. Ведь вместо того, чтобы освободить Клеопатру из заточения в Академии, Джулия, похоже, вознамерилась приковать бедняжку к ее золоченым стенам.
«Я отстою перед директором ее права, и тот будет вынужден зачислить ее в университет наравне с остальными студентами», — думала она, сообразуясь скорее со своей прихотью, чем с истинным положением вещей. Бойким шагом она пересекла парк, уверенно поднялась по мраморным ступеням на самый верх отдела управления… и застыла на балюстраде, как вкопанная. Ей навстречу шел Кристиан. Лицо его, как всегда, выражало бесстрастие, однако на деле его переполняли крайне противоречивые чувства: радостная решимость немедленно следовать указаниям Деви и гнетущая обеспокоенность за ту, которая с недавних пор стала ему очень дорога и которая в данный момент держалась за лестничные перила.
— Не ходи туда, — предостерегающе сказал он Джулии. — Тебе нечего там делать.
Девушка сделала вид, что не расслышала, и нарочно поднялась на ступеньку выше.
— Не ходи, — повторил Кимура, и, словно по мановению жезла, на площадке позади него возник Туоно, чей хищный оскал заставил Джулию прирасти к полу. Кристиан обернулся. «Он присутствовал при нашем с Деви совещании и непременно попытается нарушить мои планы», — пронеслось у него в голове, и он, не говоря ни слова, повлек строптивицу за собой, вниз по лестнице.
— Что на вас нашло?! — вне себя от негодования воскликнула Джулия, когда они спустились на первый этаж. — Я-то полагала, вы оставите меня в покое!
— Этот человек наш враг, — коротко информировал ее Кристиан. — И уж кто-кто, а я тебя в покое не оставлю. Обстоятельства не позволяют.
— Постойте-ка, вы сказали «наш»? Выходит, и мой тоже?
— Да, с того самого дня, как стало известно о… ну, ты меня понимаешь.
— О вашей слабости, не так ли? — колко заметила она. Кристиан нахмурил брови. Он был не из тех, кто с легостью признаёт свои недостатки, и поэтому предпочел вернуться к теме.
— В общем, имей в виду, с господином Туоно следует держать ухо востро. Старайся не гулять одна по ночам, ладно?
— Этот господин… Туоно, он ведь заместитель директора, да? — недоверчиво спросила Джулия. — А раз он на стороне Академии, то почему его надо обходить за версту?
— В том-то и дело, что он предатель, — понизил голос Кристиан.
— Тогда что вам мешает донести на него? — с видом инженю спросила Венто.
Человек-в-черном виновато склонил голову.
— Если я выдам его, он выдаст меня. Понимаю, ты вольна питать ко мне отвращение, — добавил он, наблюдая за ее реакцией. — Но выслушай, что я скажу: ты перевернула мою жизнь.
Джулия скривилась.
— И вот уже несколько недель я ищу способы порвать со своим преступным прошлым, — хладнокровно продолжал он. — Я договорился с Деви, и он дал добро лететь нам пятерым на Крит, якобы на стажировку, а в действительности затем, чтобы разорить мафиозную берлогу, — Ни директор, ни Туоно понятия не имели о его настоящих намерениях, хотя Туоно наверняка почуял неладное. — Там, недалеко от Крита, есть островок, где расположился вражеский штаб.
— А «нам пятерым» — это кому? — поинтересовалась студентка, начиная постепенно оттаивать.
— Полетят также Франческо и Джейн. А Донеро будет пилотом, поскольку мои навыки владения штурвалом оставляют желать лучшего. До отъезда всего четыре дня, так что собирать вещи можно уже сейчас.
— А как же экзамены? — растерялась Джулия.
— Сдадите в летнюю сессию.
* * *
Для Джейн новость прозвучала, как гром среди ясного неба.
— На Крит? Под прикрытием?! Я… я не поеду! — заупрямилась она, готовая уцепиться за любой предлог, лишь бы только избежать путешествия. — Книга не предсказала мне ничего хорошего.
— Забудь о книге! Такой шанс дается раз в жизни! — убеждал ее Франческо. — Лично я всегда хотел побывать в Греции и отведать осьминога.
— Представь, мы втроем… то есть, впятером, — поправилась Джулия, — будем встречать там Рождество!
— О, Рождество! — загорелась англичанка.
— С камином и подарками! — подхватил Франческо.
— И горячим шоколадом… — мечтательно проговорила Джейн. — Но позвольте, ведь точно так же Рождество встречают и в Италии! Зачем ехать на какой-то Крит?!
Ребята разочарованно вздохнули.
— Ну, по крайней мере, у меня есть время, чтобы взвесить все «за» и «против», — сказала Джейн. Хотя и так было ясно, что она согласится.
* * *
Откровенное признание человека-в-черном несколько смягчило его вину, и у Джулии отлегло от сердца. Но ей всё еще оставалось уладить вопрос с Клеопатрой. По здравом размышлении, она решила переправить кенийку в сад, так как угроза директора по-прежнему была в силе. Ему ничего не стоило нагрянуть в апартамент и избавиться от африканки своими методами, сослав ее в какую-нибудь провинцию, а то и вовсе посадив на пароход до южных земель. Едва ли на берегах Ливии или Египта ей оказали бы более радушный прием, чем среди сакур гостеприимной японки…
Но, как часто бывает, не успеваешь ты разрешить одну проблему — появляется другая.
С Лизой творилось что-то странное. Она выглядела, словно тень отца Гамлета, смотрела уныло, а с Джулией вообще отказывалась разговаривать. За день до отъезда, когда ученики Кристиана уже сидели на чемоданах, в гостиной установилась особенно напряженная атмосфера: отчужденность, постные лица, скупые фразы. Мирей это порядком надоело, и она отчаянно пыталась расшевелить подруг.
— Что вы как неживые! — взывала она. — Лиза, очнись! Какая муха тебя укусила?
— Я задаюсь тем же вопросом, — проворчала Венто, вяло листая журнал.
Джейн со скуки переключала телеканалы, Франческо ходил из угла в угол. Роза, которую покинуло вдохновение, комкала свои неудавшиеся эскизы и один за другим кидала в урну. Но когда у Лизы из глаз брызнули слезы, внимание всех без исключения обратилось к ней. Росси даже перестал мельтешить по комнате.
— Вот так номер! — оторопел он.
— Ну, будет нюни распускать, — сказала Мирей, положив руку ей на плечо. — Объясни толком, что стряслось.
— Донеро, — прерывающимся от рыданий голосом произнесла россиянка. — С того дня, как Джулия устроила бардак в его кабинете, я больше не смогла к нему попасть. Он вечно отсутствовал…
— Или делал вид, что отсутствует, — с напором сказала Мирей, буравя Джулию взглядом.
— Полагаете, наш краевед обиделся на Лизу из-за моей проделки? — подскочила та.
— И двух мнений быть не может, — ответила француженка. — Ты должна немедленно оправдать ее и извиниться перед Донеро!
— Ну уж нет, — надулась Венто. — Мне еще на Крит с ним лететь!
— К-как? Разве он улетает?! — потрясенно проговорила Лиза, привстав с кресла и тут же шлёпнувшись обратно.
— А тебе разве ничего не сказали? — удивилась Джулия.
— О-ох! — простонала россиянка, заламывая руки. — О, я несчастная!
— Не страдай, через полгода получишь его назад, целого и невредимого, — сострила Джулия. — Я, так и быть, поговорю с ним после приземления.
— Да-да, лучше после, — вставил Франческо. — Сделай ты это в воздухе, он точно выпустит штурвал, чтобы тебе наподдать!
— А ты будешь изощряться в остроумии, даже если тебя подвесят над раскаленным жерлом вулкана! — не осталась в долгу та.
Мирей еще долго возмущалась по поводу их внезапного отъезда.
— Вы всё равно как от набега спасаетесь! — чрезмерно грассируя, говорила она. — Нет чтобы до весны подождать!
— Не забывай, мы имеем дело с мафией, и промедление смерти подобно, — отвечала Джейн. — Мы можем упустить единственную зацепку, единственную ниточку, ведущую к разгадке. Вероятно, у Кристиана веские причины на то, чтобы лететь зимой.
— А у него есть план? — не отступалась Мирей. — Как он рассчитывает обезвредить главаря? Неужто с вашей помощью? Что вы, горстка студентов, можете против банды вооруженных преступников? — разорялась она. — Я считаю, план синьора Кимура несостоятелен (если таковой вообще имеется). А на побережье Крита, простите, куда удобнее крутить романы, нежели охотиться за мафией.
Джулия в ответ только фыркнула.