Часть первая

В аббатство Фонтевро, что близ города Шинон, на границе между Анжу и Пуату, этим летом прибыло очень много паломников. А при таком количестве за всеми разве уследишь? Лючия Сафокло, к примеру, не явилась сегодня ни к мессе, ни к вечерне. Она даже ужинать отказалась, сославшись на недомогание. Старая монахиня наведалась к ней лишь поздно вечером и своим скрипучим голосом принялась уговаривать ее показаться местному доктору, на что получила решительный отказ: да, у Лючии раскалывается голова, но боль скоро пройдет, и не нужно беспокоить врача по пустякам. Монахиня удалилась, пожимая плечами, а Лючия повернулась на бок и, положив руку под подушку, стала созерцать малиновое небо над зубчатым частоколом леса — из окна ее келии открывался потрясающий вид. Она пребывала в монастыре в качестве паломницы уже около года, а год, согласитесь, довольно долгий срок, поэтому ей и отвели отдельную келью. Аббатиса прониклась к девушке чувством нежной, почти материнской привязанности, и всей душой желала, чтобы она осталась в Фонтевро навсегда. Настоятельница видела, как исправно посещает она мессы, с каким неподдельным интересом изучает жития, и надеялась в скором времени поговорить с Лючией о монашеском пути…

Но надежды аббатисы рухнули этой же ночью. Даже сход лавины не вызвал бы, наверное, столь сильного переполоха, какой произвел в монастыре полуночный крик, неистовый, сумасшедший крик Лючии. Она взбудоражила добрую половину обители. Когда же у ее ложа столпились монахини и стали наперебой задавать вопросы, она ничего не отвечала и тряслась, как в лихорадке. Единственным, что удалось из нее выпытать, были слова: «Зверь, чудовище!». Одни приписывали чрезмерную возбужденность девушки нервному расстройству, иные крестились и шептали молитвы, полагая, что в нее вселился злой дух. Большинство же терялось в догадках.

Сообщили аббатисе. Весть застала ее готовящейся ко сну перед лампадой, и неведомо откуда влетевший ветер погасил огонек, что настоятельница сочла дурным предзнаменованием.

— Зверь, зверь, — повторяла она вполголоса, шагая по темному коридору к комнате Лючии. — Если это и вправду был демон, то, значит, она заслужила подобное испытание, заслужила, чтобы выйти из него с победой. Ведь не посылаются же испытания просто так! Посылаются за добродетель. Но не согнется ли под напором таких искушений молодой стебелек? Хм, да… Следовало бы оградить ее от потрясений и не отпускать более одну на прогулки.

Монахини расступились перед нею, пропуская к кровати больной. Лючия металась в бреду и непрестанно повторяла повергшие всех в ужас слова «зверь, чудовище».

«Помешательство, — подумалось аббатисе, хотя она тут же отогнала эту мысль. Давеча девушка жаловалась на головную боль и усталость, и вполне возможно, ею завладевал какой-нибудь недуг. — Помешательство или менингит», — упорствовала логика настоятельницы. И то, и другое излечить сложно, и надежда увидеть Лючию в черном облачении медленно угасала.

Аббатиса сказала сестрам готовиться к худшему. Вероятно, последним облачением паломницы будет саван.

Однако на следующее утро Лючия встала ни свет ни заря, чувствуя полноту сил и прилив небывалой энергии. Ее прямо-таки тянуло выйти на улицу. Спешно проглотив завтрак, она выбежала во двор-клуатр, но тут ее окликнула пожилая неприветливая монахиня, которой аббатиса наказала присматривать за паломницей и в случае чего звать на помощь.

«Вот так-так! — раздосадовалась девушка. — Не поразмышлять мне теперь в одиночестве!»

А поразмышлять ей было над чем. Вчера вечером, едва только объял ее Морфей, какой-то дивный голос прошептал ей на ушко: «Скажи-ка, свет моих очей, бывало ль у тебя желанье бросить всё и улететь, далеко-далеко, куда глаза глядят?». Вопрос был риторический, и, в общем-то, отвечать на него не требовалось, но положительный ответ уже готов был сорваться с языка. Кроме того, Лючии очень хотелось взглянуть на обладателя чудесного голоса. Она открыла глаза. Средневековое французское аббатство, какие только гости не случаются здесь! Но такого гостя еще никому не доводилось принимать… В лунном свете облик созданья, повисшего над изголовьем, был до того уродлив и пугающ, что Лючия вначале не поняла, реальное ли это существо или китайский карнавальный костюм, подвешенный к лампе. Стоило карнавальному костюму задвигаться и оскалить зубы, как она завизжала, да так пронзительно, что с потолка посыпалась штукатурка, а зверь исчез.

Лючия Сафокло, уроженка Тосканы, искала в католическом монастыре освобождения от повседневных забот, которые гнели ее в Италии, и почти достигла вожделенного покоя, как вдруг это чудище! Призрак! По прошествии ужасной ночи она жаждала перемен, и ей просто необходимо было сменить обстановку. В монастырских стенах вдруг стало тесно, рутина приелась. «Свободы, простора!» — молило сердце, но свобода никогда не бывает полной. Тебя вовремя остановят, чтобы ты не совершила глупость.

Впрочем, на этот раз ничто не могло удержать Лючию от глупостей: монашка была малость глуховата и близорука и попросту не замечала, что творится вокруг.

Они приближались к лесу. Ничто не предвещало ненастья: знойный воздух был неподвижен, на небе — ни облачка, птицы парили высоко над землей. И тут, откуда ни возьмись — ветер! Свирепый — точно разозлили его, холодный — словно спустился с вершин Альп. Он вырвался из чащи, нахватав по дороге листьев малины, сухих сосновых иголок и парашютиков одуванчика. И если надзирательнице, шедшей впереди, досталась колкая прохлада борея и всё собранное в лесу добро, то щеки Лючии коснулось легкое дыхание июньского ветерка, а в руках у нее каким-то чудным образом оказался эдельвейс. Теперь она уже не удивилась, когда рядом с нею вырисовался призрак. Этот призрак был другой, совсем не страшный, в отличие от видения из ночного кошмара. Фантом имел очертания и облик молодого человека лет двадцати пяти-тридцати, и, надо сказать, совсем недурно выглядящего молодого человека. Пронзительный взгляд его карих глаз, черные, как смоль, вьющиеся волосы и плутоватая усмешка очаровали бы любого.

— Ты кто? — шепотом спросила Лючия, опасаясь, как бы ее спутника не обнаружили.

— О, — ответил тот. — Меня зовут Арсен. Я приходил к тебе вчера вечером, но ты испугалась. Прости меня за столь дерзкую выходку.

— Так ты привидение? — она взяла на себя смелость дотронуться до фантома, однако пальцы прошли сквозь его оболочку.

— Полагаю, что так. Назвать себя человеком я пока не решаюсь. Ты не представляешь, как выручила меня!

— Выручила? — смутилась Лючия.

— Ты думала обо мне. До недавней поры я был обделен вниманием, и если бы не явился к тебе, то окончательно бы погиб! Но довольно разговоров, еще немного — и нас заметят. Давай куда-нибудь улетим!

И тут монашка обернулась.

— С кем это вы шепчетесь, сударыня? — подозрительно спросила она.

— Я? Я пытаюсь вспомнить строки из «Гамлета», — нашлась девушка.

— А мне уж было подумалось, — проворчала монахиня и на всякий случай посмотрела по сторонам.

Когда она наконец отвернулась, Лючия перевела дух.

— Где ты, где? — она поискала глазами призрак, но того точно след простыл.

— Тсс, ни звука! — прошелестел ветерок над самым ее ухом. Что-то теплое легко-легко коснулось ее кожи, и внезапно по всему телу разлилась такая нега, такое волшебное чувство безграничной любви, что она буквально растаяла в призрачных руках Арсена. — Летим сейчас! — сказал он, и тут произошла удивительная вещь: ноги Лючии оторвались от земли, с уст слетело короткое «Ах!», а через секунду монахиня-сопроводительница на ее глазах превратилась в черную бусинку, нанизанную на светло-желтую нить тропы, что вела к лесу.

В правдивость происходящего верилось с трудом. Вероятнее всего, это был сон. Да, конечно, сон! Разве согласилась бы на такое Лючия в реальной жизни?! Носиться по небу с каким-то призраком! Первым делом она обратилась бы к психиатру, стала бы принимать успокоительные таблетки… А во сне можно и голову потерять.

Сколько неземной радости заключено в полетах, сколько невыразимого блаженства!

Они перепробовали множество разных способов передвижения в воздухе: и волчком, и зигзагами, и на спине. Несколько раз Арсен отпускал Лючию в свободное падение, а она совсем не боялась, будучи уверенной, что грезит. Тем более он всегда успевал подхватывать ее у самой земли. По временам он делал такие виражи, что захватывало дух. Потом они летели, пристроившись за стаей диких гусей, а напоследок призрак без предупреждения начал резко снижаться и ворвался в притихшую чащу, вспугнув с десяток пернатых.

О своей попечительнице, аббатисе, девушка даже не вспоминала. Также мало ее заботило и то, что скажет в свое оправдание монашка-надзирательница, вернувшись в аббатство без подопечной. Белые известняковые стены Фонтевро вскоре растаяли в ее памяти, как прошлогодний снег.

Петлять по лесу было не очень-то удобно. Всякий раз казалось, что еще немного, и они врежутся в дерево, однако Арсену чудом удавалось избежать серьезных столкновений. Ему всё нипочем, ведь он призрак, а вот Лючии приходилось несладко: ветки то и дело хлестали ее по лицу, натянутая между стволами паутина прилипала к платью, да мошкара не давала покоя. Наконец они вырвались из лесного чертога — впереди простиралась зеленая равнина с раскиданными тут и там домиками и мельницами. При виде этого живописного поселения Лючия пришла в восторг: редко когда случится наблюдать французскую провинцию с высоты птичьего полета.

— Понравилось тебе наше приключение? — спросил Арсен.

— Угу, — лучась улыбкой, кивнула девушка.

— Ну, а теперь куда? Где ты живешь? Надеюсь, не в монастыре?

И она без колебаний назвала ему свой адрес в Италии.

— Фью! — присвистнул Арсен. — Какое совпадение! Ведь бежал-то я именно из Тосканы. Что ж, встречусь со старыми знакомыми, вот будет потеха!

Из его слов Лючия вынесла совсем немногое, но решила отложить расспросы до более подходящего момента. Сейчас у обоих в ушах свистел ветер, потому что разогнались они до немыслимой скорости.

— Вперед, в Италию! — крикнул Арсен, но даже этих слов было не разобрать.

Они поднялись в зону кучевых облаков, которые заслонили небо вплоть до Умбрии, и летели так до самого вечера. Когда же зашло солнце, Арсен остановился на верхушке ветвистой пинии, чтобы его спутница могла передохнуть. Лючия чувствовала себя так, словно состояла не из плоти и крови, но словно ее наполняло пушистое белое облачко. И усталость практически не ощущалась.

— Там, за холмами, мой дом, — сказала девушка, и ее глаза сомкнулись сами собой. — Слишком долгий сон, тебе не кажется? — пробормотала она, прежде чем задремать.

 

Часть вторая

На росистой траве искрились нерукотворные алмазы, драгоценности, каким Лючия не привыкла удивляться. Она с недоумением взирала на своего нового знакомого, который со смехом носился по утреннему лугу, кружил рядом с сосной, сбивая с иголок блестящие капельки, — в общем, ребячился, как мог.

— Сегодня день, когда случаются чудеса! — весело воскликнул он, подлетев к Лючии. Та скривила губы, чтобы показать свое презрение к подобным речам и субъектам, их произносящим. Теперь она осознавала, как заблуждалась, полагая, будто видит сон. Увы, всё это приключилось с ней наяву. Стены, из плена которых она мечтала вырваться, крыша над головой — как можно было добровольно отказаться от таких удобств и отдаться воле взбалмошного призрака?! Даже людям нельзя доверять, что уж говорить о привидениях! Кто такой этот Арсен, чего от него ожидать? Голова раскалывалась от множества теснившихся в ней вопросов. Потом Лючия вдруг вспомнила, что сегодня у ее младшей сестренки день рождения, и сильно затосковала по дому.

— Отчего грустишь? — поинтересовался Арсен, заглядывая ей в лицо. — Разве утро не великолепно?

— Ты не поймешь, — ответила она. — Ведь тебе чужды людские печали.

— Не так уж и чужды, — проронил Арсен. — Я должен был сразу тебе рассказать…

Лючия его не слушала.

— Отнеси меня домой, — попросила она.

— Будет исполнено, прекрасная синьорина, — полушутливо произнес призрак и вновь подхватил ее, увлекая в небо. Земные тяготы остались на земле — Лючию вновь объяло беспредельное чувство любви и воодушевление, какое невозможно описать словами.

«Он имеет власть надо мной, — лишь на мгновение подумалось ей, и от этой мысли она содрогнулась. — Как только мы взмываем в воздух, я теряю способность здраво рассуждать».

Прикрывшись туманной кисеей, на необычных путешественников снизу вверх глядели усеянные стогами луга. Глядели своими мутными глазами-озерцами и недоумевали: куда держат путь эти двое в столь ранний час? Равнина, точно заспанная барышня, хмурила свои брови-речушки, орошающие пашню, а небесные странники всё летели и летели — до самых холмов, за которыми, по словам Лючии, был родительский дом.

— Только, пожалуйста, не отпускай меня больше, — попросила она на всякий случай, окончательно уверившись в правдивости своего сна. Веселость Арсена вселяла в нее опасение за собственную жизнь. А Арсен растолковал ее просьбу по-своему: теперь он ни за что не оставит ее одну.

Вдалеке показался редкий дымок, а вслед за этим Лючия разглядела несколько высоких печных труб.

— Дым… Наверное, к празднику готовятся, пекут творожное печенье и пирог с капустой, — пробормотала она.

— Который из них твой дом? — спросил Арсен.

— Тот, что с синей крышей, — поспешно сказала девушка. Благо, в позапрошлом году для покраски шифера родители выбрали именно этот цвет, иначе она никогда бы не отличила крышу своего жилища от множества одинаковых красных крыш в поселке. Сверху ведь всё кажется одинаковым.

— Ну, держись! — задорно крикнул призрак. Он явно намеревался выкинуть очередной фортель.

«Ты не посмеешь», — напряженно думала Лючия, пока они снижались. Арсен уловил эту напряженность и в мгновение ока лишил девушку возможности сопротивляться. Она попросту потеряла сознание.

Призрак не собирался сколько-нибудь задерживаться в гостях у ее родителей, кроме того он питал некоторую неприязнь к большим скоплениям народа, а сегодня в этих стенах, по-видимому, намечалось грандиозное празднование. Поэтому Арсен вместе со своей безответной ношей промчался насквозь через гостиную, потом через кухню, и никто из бывших в доме не заметил их появления. Движенье было столь стремительно, что на окнах заколыхались занавески, однако едва ли кто-нибудь придал этому значение.

Лючия очнулась в каком-то полутемном заведении, на стуле с резной деревянной спинкой. За столиком напротив изящная дама поглощала взбитые сливки и время от времени поглядывала на своего собеседника, лицо которого было в тени.

— О, я боялся, что ты заснула навеки, — прозвучал голос за спиной у Лючии.

— Арсен? Куда ты меня принес? Что это за место?

— Кофейня. Не волнуйся, вполне приличное заведение.

— Но… на нас не смотрели косо? — занервничала девушка. — Никто не вызывал карабинеров?

Призрак усмехнулся.

— Я могу воплощаться, когда захочу и перед кем захочу. В данный момент ни единая живая душа в кофейне не озабочена моим присутствием, так что можешь расслабиться.

— Расслабиться?! — вскричала Лючия, и тут же несколько голов повернулись в ее сторону. — Расслабиться?! — продолжила она шепотом. — Я уже довольно расслаблялась. А теперь пора выяснить, что скрывается под этой личиной, — и она ткнула пальцем в грудь Арсену, который к тому времени стал более или менее осязаемым.

— Хе-хе, что тут выяснять? Ты же видишь, я прозрачный, внутри — пусто, — отшутился тот и тотчас расплылся в воздухе, как подобает привидениям.

— Веди себя пристойно! — прошипела Лючия, а про себя подумала: «Я выведу тебя на чистую воду, чего бы мне это не стоило!». — Во-первых, кто тебе разрешил мною распоряжаться? Разве просьба вернуть меня домой такая уж неосуществимая?

Арсен посерьезнел и сосредоточился, что с ним редко случалось.

— Хм, понимаешь ли, той первой ведь предшествовала другая просьба — «не отпускать», что я исполнил неукоснительно. Находиться же с тобой в доме, куда приглашены гости (а судя по числу блюд на кухонном столе, следовало ожидать прибытия несметной толпы), стало бы для меня настоящей пыткой. Видишь ли, я не выношу толп.

«Ах, какие мы нежные! Мы не выносим толп!» — раздраженно подумала Лючия, однако сдержалась, чтобы не вспылить. Она приготавливала разные вопросы с намерением слово за слово вытянуть из Арсена всю правду о его прошлом.

— У тебя аллергия на толпы, так что ли? — ненавязчиво поинтересовалась она, поставив локти на стол и опустив подбородок на сплетенные пальцы рук.

— Не совсем, — призрак прокашлялся, ну прямо как самый заурядный человек! — Просто я боюсь встретить профессора… Того профессора…

— Это становится любопытным. Расскажи!

Арсен вздохнул, поудобнее уселся против Лючии и начал:

— Синьор Бьянки в ту пору был великим ученым, а я — несмышленым юнцом и всё мечтал о баснословных богатствах. Мечтал плавать на собственном корабле, подобно графу Монте-Кристо; бороздить пустыни, рассекать небесные просторы и заниматься исследованиями флоры и фауны, не привлекая средств извне. А где можно заработать, как не на бирже? Вот и стал я играть, но неудачи преследовали меня одна за другой. Я уже стал подумывать о том, чтобы бросить это невыгодное занятие, когда под руку мне случайно подвернулась статейка, где синьор Бьянки сообщал о своем изобретении, некоем аппарате, способном придать любому телу, в том числе и одушевленному, способность перемещаться в пространстве и времени. Профессор искал добровольца, дабы испробовать на нем действие своего изобретения. Ну, я, конечно, тут же и смекнул, что, зная будущее, можно возвратиться в прошлое и сделать на бирже выгодную ставку. Тогда и дела пойдут в гору.

— Ох! — только и сказала Лючия.

— Ну, и, разумеется, я тотчас отправился к профессору, — продолжал человек-призрак, — в надежде, что до меня он никого принять не успеет. В тот день я думал, глупый, что мне несказанно повезло! Нет нужды объяснять, сколь богато была обустроена его лаборатория — она была просто сказочна! Могу лишь сказать, что подобное оснащение я видел впервые. Я представился, пробормотал что-то несвязное о моем стремлении быть полезным науке, и синьор Бьянки без околичностей проводил меня в какую-то мрачную каморку, сверху донизу уставленную всяческими приборами, коробками без этикеток, — совершенно неубранную комнату. Помню, как струхнул при виде всего этого безобразия. Но потом моим вниманием завладел один миниатюрный аппарат, об устройстве которого стал рассказывать профессор. Он утверждал, что никаких побочных эффектов облучение Фотохроном не вызывает… Ах, если бы я знал, к чему приведет моя затея, в жизни бы не притронулся к Фотохрону! Вижу, ты недоумеваешь? Да, следует рассказать об особенностях этого прибора. Включался он нажатием на кнопку — точь-в-точь как современная фотокамера. И работал практически так же. Объектив направлялся на предмет или живое существо, и производилось облучение — мгновенная вспышка придавала объекту необычайные свойства. Не могу сказать в точности, какие использовались длины волн, но после секундного облучения я чувствовал себя так, будто меня долго и усердно подбрасывали на солдатском плаще, точно как какую-нибудь незадачливую римлянку во времена Нерона. Три вспышки подряд отправляли человека в будущее — на три года вперед. В Фотохроне имелся еще и обратный отсчет времени — некое «затемнение», как выразился профессор — черные вспышки. Слыхала ли ты когда-нибудь о подобном? Ну, так вот, три черные вспышки возвратили бы меня ровно в то время и в ту каморку, где я пребывал в данный момент. Ничего сверхъестественного, учитывая наш век невиданных открытий. Этот компактный прибор содержал множество кнопок, о функциях которых, думается мне, нарочно умолчали. Однако же я догадывался, что с его помощью можно путешествовать на далекие расстояния, не переносясь во времени, равно как и наоборот.

Для начала синьор Бьянки отправил меня в будущее, наказав беречь Фотохрон, как зеницу ока. «Неодушевленный предмет не сможет поделиться результатами путешествия, крыса или кролик для этого тоже не сгодятся. А вы — в самый раз», — сказал он мне, покручивая ус. Тогда я намекнул ему, что он бы и сам мог слетать туда и обратно, воспользовавшись своим чудом техники, на что он отрицательно покачал головой. «Мне, — сказал он, — рисковать нельзя. Я координатор. Если я пропаду, представляете, какого открытия лишится человечество?!»

О, я представлял, я хорошо себе это представлял, и потому решил обхитрить ученого. Исчезнуть-то я исчез, а вот возвращаться не спешил. Я бы действовал куда более смело, если бы кто-нибудь растолковал мне назначение других кнопок Фотохрона! Преодолев временной промежуток в три года, твой покорный слуга очутился отнюдь не в темной каморке, заваленной ящиками и механизмами, а в чисто убранном офисе. «Что же должно было случиться за эти три года, чтобы комнатушка претерпела такую метаморфозу?» — подумал я и стал бродить по коридорам, всё больше изумляясь перемене декораций. «Либо профессор приобрел всемирную славу и отстроил свою лабораторию заново, либо что-то в его деле пошло не так, и в этом здании заправляет теперь не профессор…» — Следовало быть настороже.

Не успел я завернуть за угол, как меня грубо окликнули:

— Эй, кто здесь? Стоять, именем закона!

Голос был резкий, звучащий точно медная труба, и душа моя ушла в пятки. На воре, как известно, шапка горит, а то, что я замыслил, ничем, кроме воровства, не назовешь. Во мне за версту можно было вычислить похитителя Фотохрона, так я считал, и потому улепетывал от преследователя со всех ног. Тяжелые шаги слышались всё ближе и ближе, а коридор всё не кончался. Но вот я с разбегу вскочил в лифт, и двери его сомкнулись прямо перед носом гнавшегося за мной мужчины. Это был не синьор Бьянки. А учреждение, в котором он работал, оказалось секретной организацией, занимавшейся технологическими разработками. Наверняка этот тип поднял шум…

Я очертя голову бежал по улицам, сжимая в руке бесценный аппарат, и вдогонку мне сыпались проклятия прохожих, которых я посбивал с ног. Разум настаивал на немедленном возвращении в прошлое, пока еще не поздно и меня не сцапала полиция, но как протестовало всё внутри! «Координатор» непременно отберет у меня аппарат, и прощайте мечты. Если бы только природа одарила меня способностью телепортироваться и вояжировать во времени!

Заскочив в какую-то заброшенную халупу на окраине трущоб, я остановился, чтобы перевести дух — и тут мне в голову пришла сумасбродная идея (совсем как соломина для утопающего!): что если взять да и понажимать на «запрещенные» кнопки? Кто знает, к чему приведет сей эксперимент над собой? Вдруг таким образом я приобрету умение проноситься сквозь годы и часовые пояса по своему желанию, не прибегая к помощи Фотохрона? Идея была заманчивой — как тут за нее не ухватиться?! Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я начал себя облучать, но, кажется, солнце дважды закатилось за горизонт и луна из полной превратилась в чуть надкушенную. Не евши и не пивши двое суток подряд, я ощущал себя пушинкой, а потому ничуть не удивился, заметив, что руки и ноги мои просвечивают.

«Если так пойдет и дальше, — мелькнула мысль, — то я, чего доброго, сделаюсь невидимым». В сущности, ненадолго обратиться в невидимку не так уж плохо: можно без опаски воровать еду из магазинов, подшучивать над прохожими. И то, и другое положительно сказывается на состоянии организма.

Скоро мне наскучило слоняться вдоль прилавков и витрин. Насытившись вдоволь, я решил отдохнуть в парке. Вот тогда-то во мне и открылась новая способность — превращаться в самых разных чудовищ. Поначалу наводить ужас на гуляющих казалось мне детской забавой, но когда на следующий день, склонившись над прудом, я не смог вернуть себе прежний облик, тогда я по-настоящему запаниковал. И тут же вспомнил о Фотохроне, вспомнил, что обронил его в одном из бесчисленных кварталов, пока гонялся за обезумевшими от страха прохожими. Самые худшие опасения мои подтвердились, когда я обнаружил его «останки» на мостовой недалеко от мясной лавки. Прибор пострадал от колес автомобиля, и теперь ничто не могло вернуть его к жизни. Да и меня к жизни вернуть смогло бы только чудо… Безнадежная ситуация. Друзей у меня не было, а нажить врагов — это же проще простого! Десять лет я провел в поисках друзей и исцеленья — мотался по странам и с легкостью преодолевал временные рамки. Десять лет! За это время я даже пожаловал с визитом к профессору, надеясь спросить у него совета. Но своим появлением я лишь накликал беду… Он-таки сменил род деятельности и забросил лабораторию, вероятно, разочаровавшись в людях и сообразив, что с их помощью информации из прошлого и будущего не достать. Как он перепугался, завидев меня в своей гардеробной! Просто утратил дар речи! А ведь я предстал перед ним в человеческом образе, предварительно заскочив к двум-трем его соседям и напугав их до дрожи в коленках своим чудовищным видом. Как выяснилось, людские мысли материализуются, и в тот момент, когда они о чем-нибудь думают, это что-то начинает принимать свое истинное обличье, будь то страхи или предвкушения… или призраки. Кроме того, оказалось, что излечивающей силой обладают только добрые мысли, а уж никак не страх и ненависть.

Ну, что ты так смотришь, Лючия? Безразличие убивает, а вместе с тобой у меня появилась надежда снова стать человеком.

Лючия не ожидала от Арсена таких откровений и слушала с приоткрытым ртом.

— А что профессор? Разве он может навредить? — ошеломленно спросила она.

— Да я же недорассказал! Синьор Бьянки уже устраивал на меня облаву. Он собрал целую армию ловцов привидений! Переквалифицировался, так сказать. Он теперь специалист по части бесплотных существ.

— Неужели кто-то всерьез в это верит! — в сердцах воскликнула Лючия.

— Но ты же веришь? — Арсен вопросительно взглянул на нее.

— Я — совсем другое дело.

 

Часть третья

— Вот что, Лючия, — сказал он, отодвигая чашку с кофе. — Думай обо мне как можно реже.

— Это еще почему? — оторопела та.

— Твои мысли овеществляются. Я слишком быстро превращаюсь в человека, а мне надо еще провернуть кое-какое дельце, — пояснил Арсен.

— Не могу же я контролировать себя на подсознательном уровне! — воскликнула девушка. — А что за дельце?

Арсен лукаво улыбнулся.

— Понимаешь, ловцы привидений обнаружили мою резиденцию, и трое из них сейчас стерегут там. Они надеются застать меня врасплох. А так как их интересуют исключительно привидения, я бы не хотел их разочаровывать.

Лючия раздраженно фыркнула. «Самоуверенный, азартный игрок!» — подумала она, топнув ножкой.

— А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой, — процитировал Арсен словно в ответ на ее негодование. — Знаешь, некоторым одна отрада — находиться в эпицентре. — Его глаза заблестели. — А давай со мной! — вдруг предложил он. — Полюбуешься на мое жилище. Отдохнешь от треволнений… пока я задам трепку этой постылой троице.

Уж что-что, а отдых Лючии не помешал бы. Она это и сама прекрасно осознавала, но как-то смутно представлялось, чтобы дом Арсена был похож на санаторий. Наверняка какая-нибудь заброшенная вилла, а то и вовсе недостроенный ангар.

— Летим, не пожалеешь, — уговаривал призрак.

— А там душ есть? — недоверчиво спросила Лючия. — И чистые полотенца, и нормальный диван?

— О, всего в достатке! — нетерпеливо подтвердил Арсен и, не дожидаясь согласия, увлек ее на улицу через открытую дверь кофейни. Когда же следом выскочила взъерошенная официантка, потрясая неоплаченным счетом, они были уже высоко, а зеваки, задрав головы и выражая вслух свое изумление, тыкали пальцами в небо.

Лючия даже не пыталась сопротивляться. Они вновь пересекли улицу ее детства, синяя крыша уплыла куда-то на северо-восток, и вот совершенно новые пейзажи легли на их пути.

Невысокие горы вперемежку с извилистыми руслами рек, цветущими долинами и живописными поселениями так и мелькали понизу. Темные ленты пахотных угодий граничили с лугами для выпаса, редкими лесами и прерывались лишь затем, чтоб снова расстелиться за очередным горным хребтом. Когда впереди засинела тонкая полоска Тирренского моря, красный шар солнца уже катился к горизонту. Арсен сбавил скорость и стал спускаться.

Всё это время невольница призрака пребывала в прострации, и величественный вид развалин древнего храма, окруженного кипарисами и лиственницами, не произвел на нее должного впечатления.

— А вот и мое убежище! — объявил Арсен.

— Я так и знала! — буркнула Лючия. — Выходит, про удобства ты наврал.

— Не наврал, — возразил призрак и круто повернул к кипарисовой роще. За нею высился двухэтажный белокаменный особняк с потрескавшимися колоннами и поврежденным фронтоном, что, впрочем, нисколько не умаляло его ценности. — Хозяева покинули этот дворец лет эдак пять назад, и я мигом его присвоил. Обустроил по своему вкусу. Только не спрашивай, на какие средства, — сказал Арсен, опуская Лючию на крыльцо перед массивной дубовой дверью.

— Входи, не стесняйся! Мой дом — твой дом, — любезно пригласил человек-призрак. Он отодвинул засов и, подтолкнув гостью к порогу, тут же завел речь об истории здешних мест, присочиняя на каждом шагу. Он был вынужден занимать Лючию болтовней, чтобы отвлечь ее от нежелательных мыслей о своей призрачной персоне. Но как ни лез он из кожи вон, девушка всё равно витала в облаках и не очень-то прислушивалась к экскурсии. Арсен с тревогой поглядывал то на нее, то на свои руки, которые теперь с большой натяжкой можно было назвать прозрачными…

— Нет, так дело не пойдет, — сказал он сам себе. — Еще денек — и от моей фантомности не останется и следа. Что, в конце концов, происходит? Лючия!

Этот оклик вывел ее из транса, и она вздрогнула.

— Да?

— А не пойти ли тебе в ванную? Вымойся, освежись, а потом располагайся в гостиной. Там отличные диваны. Ты ведь на ногах едва держишься!

Она и вправду выглядела неважно, поэтому пришлось Арсену собственноручно доставить ее на второй этаж, а заодно и показать комнаты. Часть из них практически никогда не отпиралась. Восточное крыло дворца так и вовсе находилось в запустении. Зато гостиная была излюбленным местом хозяина — тут уж он постарался: на полу, на диванах цвета слоновой кости и даже на балкончике, отгороженном от основного помещения стеклянной раздвижной дверью, — везде громоздились белые замшевые подушки самой разной величины. А на стенах и потолке красовался затейливый восточный орнамент.

— Нравится? — спросил Арсен.

— Не знаю, — пробормотала Лючия. — Если всё это краденое…

— Я накупил этого добра, еще когда у меня водились деньги, так что можешь возлежать на подушках безо всякого зазрения совести, — иронично отозвался тот и мгновенно исчез, предоставив Лючию самой себе. В первую очередь она отправилась в ванную, где провела час, если не больше. И за этот час у нее не возникло ни единой мысли об Арсене, чему отчасти посодействовали запах душистого мыла, изразцовая плитка голубых тонов и зеркала в золотой узорчатой раме, каких, пожалуй, не сыскать и у самого аравийского шейха.

А неустрашимый призрак между тем караулил своих преследователей у входа в древний лабиринт, который не разрушился, несмотря на старания стихий, геологов и туристов. Лабиринт находился ровно под фундаментом развалин, что отстояли от особняка в нескольких акрах, усаженных кипарисами.

Итак, Арсен караулил ловцов привидений, а ловцы, как назло, уже целый час где-то шлялись.

— Можно подумать, будто в команду синьора Бьянки записан я, а не эта тройка болванов! — запальчиво воскликнул он. — Утешает, что хотя бы с девушкой вопрос улажен. Надо же, какой разительный результат! За всё время бесплодных поисков я не повстречал никого, кто был бы способен излечить меня за такой короткий срок! Благо, сейчас она обо мне не думает — мой роскошный дом наверняка занимает все ее помыслы.

Однако помыслы Лючии занимал отнюдь не особняк с таинственными комнатами. В данный момент она ломала голову над тем, как выбраться из западни, которую ей подстроили ловцы привидений, так немилостиво прозванные болванами. Немилостиво, а главное, поспешно.

Стоило ей выйти из ванной, как ее окружили, скрутили и бросили в угол три негодяя. Эти были точно негодяи, потому что благовоспитанные синьоры так не поступают.

— Вы не встречали тут щеголеватого призрака весьма-а-а приятной наружности? — поинтересовался у нее агент в черных очках, заслонявших половину лица. Он как-то угрожающе растянул слово «весьма», отчего Лючию пробрал холод.

— Щеголеватого? Нет, не встречала, — набравшись храбрости, ответила она.

— Росси, Кьяро, обыщите дом! — распорядился агент. — Рано или поздно фантом клюнет на приманку.

— Это я-то приманка?! Пфф! — фыркнула Лючия из угла.

— Капо, мы ведь уже обыскивали. Кроме девушки, здесь никого нет! — возразил высокий узловатый тип, нервно передернув плечами.

— Обыщите еще раз! — с видимым раздражением приказал Капо.

— Я уверен, что она знает! — подскочив к Лючии, пискнул верткий толстяк. — Она была вместе с призраком!

Пленница закатила глаза к потолку.

— Ладно, ладно! Вижу, отпираться бесполезно. Перед уходом он сообщил, что намеревается вас проучить. Вы, по-видимому, разминулись.

Капо потер подбородок.

— А, ну всё ясно, синьоры! Он поджидает нас в лабиринте! Ведь именно оттуда мы следили за его перемещениями.

Лючия поерзала.

— Ну, раз всё прояснилось, может, вы меня развяжете и отправитесь искать своего призрака?

— Э-э, нет, — протянул мужчина в очках. — Дама нам еще пригодится. Дамой мы побьем все его тузы.

— Хе-хе-хе! — сдавленно засмеялся толстяк.

Девушка помрачнела. «Попала я в передрягу… А всё из-за Арсена. Непоследовательный он. Сначала боится профессора, а потом хочет проучить его ищеек. Где связь?!»

Капо поправил воротник пиджака и весь подтянулся, сжав губы.

— Итак, господа, смотрите, чтобы птичка не упорхнула из клетки, а я тем временем побеседую с призраком с глазу на глаз. Если он не сдастся добровольно, придется его принудить, так что в любом случае будьте в лабиринте через полчаса. С девушкой! — прибавил агент, видя замешательство сообщников.

— Никуда я не пойду! — разозлилась Лючия. В таком положении она еще могла злиться!

— Если понадобится, заткните ей рот, — бесстрастно распорядился Капо и скрылся в темноте коридора.

Лючия набрала в легкие побольше воздуха.

— Да подавитесь вы своим призраком! Забирайте его себе, можете запихнуть его в бутылку или в лампу, как джинна! Только оставьте меня в покое! — закричала она ненавистному агенту вдогонку, за что незамедлительно получила пощечину от длинного худого субъекта.

— Глянь-ка, Кьяро, какая любопытная комната, — сказал толстяк, дотянувшись до выключателя в гостиной. — Сплошь подушки!

— У этого авантюриста недурной вкус, — заключил Кьяро.

— Касательно барышни, я бы сказал то же самое, — заметил Росси. Лючия в углу заскрежетала зубами. — Он наверняка хранит сбережения где-то здесь…

— Или на балконе, — раздался приглушенный голос. Что-то затрещало. Это Кьяро осваивался с балконной дверью.

«Как они смеют!» — вознегодовала пленница.

— Да вы воры! Грабители без чести и совести! Вы достойны презрения! — крикнула она изо всех сил. Послышались тяжелые быстрые шаги. Удар по темени, резкая боль — и провал в темноту…

Арсен сидел у насыпи, рядом с лабиринтом, и изучал созвездия ночного неба, когда в лунном свете вдруг мелькнула тень. «Почудилось», — решил он, однако потом он явственно различил, как под чьими-то ботинками скрипит песок.

— Кто-то торопится, кому-то не спится, — пробормотал Арсен и напряг зрение. В этот миг черный силуэт вырос перед ним словно из-под земли. Между ними тут же завязалась борьба. Капо пыхтел, как паровоз, неизменно попадая кулаком в пустоту. Призрак уворачивался легко и бесшумно, пока, наконец, не оттолкнул противника и не нырнул в проходы лабиринта.

— Вернись, трус, и веди честную игру! — заорал Капо и бросился догонять. Но куда ему поспеть за беглецом! Арсен прошел сквозь каменные стены, точно этих стен не было и в помине, оказавшись в центральном кольце. Агенту же пришлось изрядно попетлять в запутанной сети ходов, прежде чем добраться до середины лабиринта. Он нутром чуял, что продолжение драмы состоится именно там.

На ровной песчаной площадке тускло горел фонарь. И то, что агент увидел в свете этого фонаря, совсем ему не понравилось. Он был окружен… десятками дверей, вогнанных в стену по всей окружности, а призрака и след простыл. Внезапно страх подкатил к горлу, и Капо заметался по арене в поисках выхода, как затравленный зверь. В эту ужасную для него минуту арена огласилась торжествующим смехом фантома, и агенту потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы взять себя в руки и вспомнить, наконец, о рации, что лежала в кармане пиджака.

— Кьяро, Росси! Слышите меня?! — рявкнул он в микрофон. — Я в центре лабиринта. Повторяю, я в центре лабиринта. Жду вас.

— Ну, всё, призрак, твоя песенка спета, — злорадно проговорил Капо, потирая руки. Он распахнул одну из дверей. За нею была кирпичная стена. — Где бы ты не затаился, я тебя найду, и тогда пощады не жди!

— Зачем я вам дался? — зазвенел голос Арсена откуда-то сверху. — Кой вам толк от приведений? Маринуете вы их, что ли?

— А что, если и так? — ответил Капо, открывая следующую дверь и ощупывая очередную преграду. — С тех пор, как был утерян Фотохрон, единственный аппарат в своем роде, наш координатор стал изучать природу бесплотных созданий. Он содержит их в специальном непроницаемом контейнере и ставит над ними опыты.

— И много уже наловили вы привидений? — спросил погрустневший голос, а его обладатель подумал: «Любопытно, обнародовал ли профессор историю утери аппарата?»

— Не то, чтобы очень много… — сосредоточенно протянул Капо, дергая за ручку третьей двери. — Не то, чтобы очень… — дверь не поддавалась. — Ага!! — вскричал агент.

В это время на арене появилось еще несколько фигур. Одна из них, длинная и тощая, кряхтела и сгибалась под давлением ноши. Другая — на коротеньких ножках — резво подбежала к Капо и осведомилась:

— Уже поймали?

— Accidenti, да нет же! Но теперь мы его не упустим. Он здесь, вышибите проклятую дверь!

Толстяк Росси принялся за дело с большим упорством, но упорство еще не мастерство, и, лишь когда к нему присоединился Кьяро, дверь была выломана. Однако ловцов постигло разочарование — там тоже никого не оказалось.

— Чтоб тебе провалиться! — выругался Капо, и тишину пронзил гомерический хохот фантома.

Лючия начинала потихоньку приходить в себя. Она потерла ушибленную голову и приподнялась на локтях.

«Песок? Что за ерунда?! Неужели…». Ей не дали додумать. Кто-то грубо поднял ее с земли, и в полутьме блеснуло лезвие ножа.

— Слышишь, призрак, если ты сейчас же не сдашься, прольется чья-та кровь! Твоя подружка у нас в руках! — оглушительно крикнул агент в очках. Лючия зажмурилась: «Вот влипла так влипла!». Она ощутила холод острой стали на своем горле.

— Выходи и сдавайся по-хорошему, — пригрозил Капо.

— Вы, видно, шутите, господа, — отозвался Арсен. — С чего вы взяли, что я поведусь на вашу уловку? Эту девушку я впервые вижу.

— В таком случае, ее жизнь оборвется по твоей вине. Считаю до трех: uno!

Лючия почувствовала острую боль — так нож впивается в кожу — а потом что-то закапало на воротник. Кровь!

— Due!

«Какая ирония! — промелькнула мысль. — Я желала Арсену зла лишь за его заботливость и чуткость. А полеты, полеты! Разве возможна за них иная плата, кроме благодарности? И вот теперь от смерти меня отделяет пара сантиметров».

— Tre!

Всё сжалось внутри — по щеке скатилась слеза.

— Лючия, не плачь! Я тебя не отдам на расправу ловцам-палачам! — где-то совсем близко прозвучал решительный голос. Внезапно в замкнутом пространстве поднялась ужасная песчаная буря, нож был выхвачен у Капо из рук, а сам он повержен на землю. Его сообщники принялись бегать, как ополоумевшие, натыкаясь на стены и друг на друга. Они недооценили своего противника и из преследователей превратились в жертв: их попросту перетрясло в центральном отсеке лабиринта, словно в бетономешалке. Тучи песка неумолимо набрасывались на агента, чьи черные очки слетели с переносицы и разбились на мелкие осколки. Он лежал ничком, сжимая уши ладонями, а буря свирепствовала, чудом не задевая Арсена и рыдающую рядом с ним Лючию.

Выход из этого лабиринта был там же, где и вход, но нашего авантюриста это, по всей видимости, не смущало. Он избрал другой путь: весь напрягся, так что на его виске даже задергалась жилка, сжал кулаки и, точно взывая к своему естеству, крикнул: «Ad astra!». Спереди и сзади от него, на песке, немедленно образовалось два светлых круга, сплетшихся золотыми неосязаемыми нитями у его ног.

— Лючия, становись в круг! — позвал он. Но изумленная девушка не двигалась с места. Тогда Арсен рывком привлек ее к себе… и растворился в воздухе вместе с нею.

Когда песчаная буря улеглась, злосчастные агенты только и могли, что сыпать градом проклятий да повторять:

— Упустили! Упустили!

Потом они еще долго плутали по мрачным переходам и выбрались лишь к утру, потрепанные и изможденные.

Шибко надо было разозлить Арсена, чтобы обнаружить его скрытые силы.

 

Часть четвертая

Из этого молниеносного путешествия Лючия помнила только яркую вспышку света, когда ей почудилось, будто и она сама, и ее спаситель сотканы из звезд. Но то было лишь мимолетное видение, рассеявшееся, едва они ступили на твердую почву. Беглецы вывалились из ниоткуда на заиндевелый, безжизненный простор планеты Сильфора. Повсюду, насколько хватало глаз, лежал нетронутый снежный покров, блистая в лучах огромной звезды. Кое-где над поверхностью земли возвышались прямоугольные глыбы какого-то белого камня, заросли кустарника, напоминающие кораллы. Вдали серели провалы каньонов да могучие гряды гор. А над всем этим безмолвным великолепием распростерлось салатовое небо с переливающимися темно-зелеными волнами облаков, сквозь которые прорывались лучи желтой звезды, так похожей на солнце. Лючия сразу сообразила, что находится далеко не за полярным кругом матушки-Земли.

— Оторвались, — с облегчением сказал Арсен. — Теперь они нас не достанут.

— Где это мы? — настороженно спросила Лючия.

— На планете Сильфора, принадлежащей другой галактике, что за квадриллионы световых лет от Солнечной системы. Оттепель здесь длится лишь неделю, а звезда Орнамас никогда не заходит.

— А дышать как?

— Как-как? Носом! — рассмеялся Арсен. Он был весел и беззаботен и, уж конечно, не замечал, что за ним наблюдают из коралловых кустов, а Лючию всё что-то тяготило.

— Эх, кабы не Фотохрон, не имел бы я возможности так ловко перескакивать с планеты на планету! — воскликнул Арсен.

— Если бы не Фотохрон, ты бы не был сейчас призраком, — с укором сказала девушка.

— А я и так уже не призрак. Посмотри: совершенно не просвечиваю.

Наблюдательница с раскосыми глазами и в меховой шапке недобро улыбнулась и стала подкрадываться к месту приземления чужестранцев. Она тихо передвигалась по снегу вдоль стены кустарника, хотя вполне могла отбросить осторожности — никто всё равно не обратил бы на нее внимания.

— Так значит, я тебе больше не нужна? Ты превратился в человека, не утратив притом преимуществ фантома… — начала было Лючия, но Арсен ее перебил:

— Не совсем. Я уже не могу перемещаться во времени.

— Я тебе больше не нужна, — продолжила она, пропустив мимо ушей его высказывание. — Ты ведь хотел от меня избавиться там, в лабиринте.

— Что ты такое говоришь?!

— Ведь ты отрекся от меня, заявив, что мы не знакомы!

— Я лишь хотел отвести от тебя опасность… Ничто так не отрезвляет шантажистов, как тот факт, что их план несостоятелен.

— Не верю, не верю! — вскричала Лючия и стала вырываться, но Арсен крепко держал ее за запястье.

— Не глупи! Без меня ты замерзнешь на этой планете, не успев и глазом моргнуть!

— Отпусти, отпусти! — не унималась она. — Вот и сейчас ты притащил меня на планету вечной мерзлоты явно не затем, чтобы показать достопримечательности. Но не волнуйся, я не буду тебя больше обременять! — она сильно ударила Арсена по руке и, высвободившись наконец, пустилась бежать по насту.

— Тогда зачем, по-твоему, мне было тебя спасать?! — крикнул он, раздраженный ее непониманием. — Santo cielo! Почему женщины так нелогичны?! — он возвел глаза к небу.

Надо непременно ее догнать, иначе обморожение ей обеспечено. Но едва он сделал рывок, как что-то укололо его в шею. Азиатка в меховой шапке ввела ему под кожу какую-то дрянь, отчего у него тотчас закружилась голова. Вынув иглу, женщина обхватила его за плечи и развернула к себе.

— Сифо! — слабея, воскликнул Арсен. — Ты пришла, чтобы отомстить?

— Не-ет, не сейчас, — с презрительной ухмылкой проговорила азиатка. — Сейчас ты заснешь, а когда проснешься, отправляйся на планету Занго. Там ты встретишь меня и свою ненаглядную.

— Не смей… не смей трогать Лючию! — с трудом выговорил он, падая на колени. Перед глазами встала пелена, и мороз вдруг набросился на него со всей яростью — теплового кокона как не бывало! Надежного теплового кокона, существовавшего благодаря его внутренней энергии. Теперь эта энергия иссякала.

Сифо оттащила Арсена к кустам, где находился тайный вход в подземную пещеру. В пещере она с неожиданной заботливостью укрыла своего недруга одеялом из какого-то полимера и, не без удовлетворения оглядев спящего, выбралась на поверхность.

Лючия бежала, не разбирая дороги, в одном легком платьице. Ее душили слезы гордости, слезы отчаяния и гнева. Они замерзали, не успев прочертить дорожки на щеках, но девушка этого не замечала, как не замечала и мороза, способного охладить чей угодно пыл. Поначалу он робко подступал да легонько жалил, однако с того момента, как беглянка замедлила шаг, осмелел и стал люто кусать. Лючия еще пыталась растирать себя какое-то время, но вскоре пальцы рук и ног онемели, и надежда выжить в этом ледяном аду растаяла безвозвратно. Как бы сейчас пригодился согревающий кокон Арсена! Глупо было убегать, глупо и погибельно. В уме проносились отрывочные мысли; глаза, точно стеклянные, почти ничего не различали — всё ведь белым бело. Даже небо вдруг побелело — с неба посыпался град. Можно путь прокладывать наугад, можно вовсе остановиться.

— Страх как хочется спать… Я устала, — простонала Лючия. Она притулилась к белому гладкому камню, потому что тело переставало слушаться. Сползла на жгучий снег. — Вот так, хорошо, спать… — это были последние ее слова, произнесенные на планете Сильфора.

Очнулась она в звездолете, на жестком полу, позади кресла пилота. Пилотировала незнакомка с прямыми черными волосами, выбивающимися из-под круглой мохнатой шапки. Лючия попыталась встать на ноги, но при попытке сдвинуться с места ее пронзила такая нестерпимая боль, что она вскрикнула. Как будто тысяча иголок одновременно впилась в плоть!

— Еще немного, и пришлось бы ампутировать конечности, — на безупречном итальянском сказала Сифо, глянув на нее своими глазами-щелками. В ее голосе не слышалось и доли сочувствия.

— А где Арсен? — прошептала Лючия, потому что говорить громче она была не в состоянии. — Мы здесь одни?

— Ну вот, никакой благодарности за спасение! — проворчала азиатка. — Нет его здесь! Он остался на Сильфоре.

Тут Лючия не выдержала, и всё, что так долго кипело в ней, прорвалось наружу неиссякаемым потоком слез и глухих рыданий.

— Прекращай истерику! Того и гляди, днище корабля проржавеет! — хладнокровно сказала Сифо, не сводя глаз с панели управления. — Ну, воспользовался он тобой, как и мною в свое время. Ничего не попишешь. Есть такой сорт людей — потребители. Их ничуть не заботят чужие судьбы.

— Вы встречались раньше? — всхлипывая, спросила страдалица.

— Было дело… — уклончиво ответила Сифо. — Пренеприятнейшая история. Но не стоит об этом. Сейчас я везу тебя на реабилитацию. Есть такая замечательная планетка в часе лету от Сильфоры, называется Занго. Там, почитай, что рай в галактике. Чистые источники, зеленые джунгли, море-кристалл. В общем, сама оценишь. А про Арсена забудь, слышишь, забудь! Он уже в прошлом.

— Как вы добры! — прошептала Лючия, и краешки ее губ чуть дрогнули, не позволив улыбке осветить измученное лицо.

Хитрой Сифо было что скрывать. «Пренеприятнейшая история», о которой она умолчала, явилась рычагом, запустившим процесс медленного разложения ее организма — разложения жаждой мести.

Арсен, будучи призраком, испытывал острую потребность в человеческом внимании, в заботе и всем том, без чего бестелесной субстанции приходится туго. И вот однажды эта нужда забросила его на «Холодную планету», где суровость климата вынуждала людей собираться в общины. Ни один из отважных путешественников — сильфорианцев, ни один из предателей, отвергнутых общиной, не сумел выжить в снегах белой пустыни. И если для первых смерть означала крах их грандиозных замыслов, то для вторых гибель в когтистых лапах мороза была заслуженной карой за отступничество. Каким-то нелепым образом Сифо оказалась в числе вторых.

Надо сказать, в общинах, или кланах, свято чтили обычаи. У них имелось даже некое подобие религии, и связь с духами считалась особым видом преступления, расплатой за которое могло быть только изгнание. Изгнание без права возвращения. Это было еще хуже, чем предательство: клан отрекался от тебя, а твое имя предавалось забвению.

Сифо изгнали за то, что она связалась с призраком, хотя на самом деле призрак сам ее нашел и стал досаждать. Но кому охота вникать в детали, если речь идет о духах? Жители общины поддались суеверному страху и, несправедливо осудив ее за занятия оккультизмом, вышвырнули за порог. Родной брат плюнул ей вслед, когда она выходила из иглу на лютый холод без куска сильфорианского хлебца за пазухой и со шлейфом презрительных взглядов да поношений, тянущихся позади.

Арсен — тот, конечно, сразу улизнул, как выведал, отчего это Сифо такая злая, хотя мог бы сослужить ей службу и помочь с постройкой нового иглу… Но по натуре своей призрак был эгоистичен, глух до чужого горя, и, ко всему прочему, азиатка точила на него зуб, вернее, кинжал, намереваясь прикончить его, когда он превратится в человека. Однако Арсен, предпочитая не водить знакомств с озлобленными личностями, покинул планету с первым же снегопадом.

Ох и тяжела была жизнь вне племени! Каждый вздох мог стать последним, каждый шаг — роковым. В борьбе за существование приходилось полагаться лишь на себя, но руки часто опускались, когда наступало осознание тщетности усилий и, главное, бесцельности бытия. Единственным, что поддерживало Сифо на плаву, была смертельная обида. Желание мести подхлестывало ее, и порой только эта неутолимая жажда не давала силам угаснуть, а голове — склониться под гнетом свирепой стужи.

К счастью для изгнанницы, вскоре наступил короткий период оттепели, когда стало возможным более тщательное исследование окрестностей. Она прекрасно знала, что в другую общину ее не возьмут, так как племена на Сильфоре находились в постоянной вражде. Приближаться же к родной деревне было небезопасно, поэтому остаток дней Сифо решила провести в гордом одиночестве, подальше от поселений. Она питалась кореньями, выкапывая их из-под снега; ставила капканы на грызунов, отыскивая входы в их норки. Как-то раз, просматривая наст на предмет норок, она обнаружила странное отверстие и, легко расширив его при помощи ветки куста, несказанно обрадовалась своему открытию: пещера, необитаемая пещера! Так у Сифо появился дом, более надежный, чем иглу. А во время следующей вылазки была сделана иная, не менее значительная находка — пустой звездолет с исправным двигателем и системой герметизации. Изгнанница быстро освоилась с управлением, помянув добрым словом тех храбрецов, которые некогда приземлились на «Холодную планету». Ржавчина на боках корабля свидетельствовала о том, что произошло это давным-давно, а экипаж наверняка постигла та же участь, что и всех местных преступников. Мороз ведь нелицеприятен.

Наконец-то Сифо могла почувствовать себя защищенной и независимой! В ее распоряжении был целехонький звездолет, и, уж конечно, она не ограничилась одним лишь исследованием Сильфоры. Собрав кое-какие припасы, оглядела она свою унылую планетку и со злорадством подумала о братьях и сестрах, чей век тягостен и однообразен:

«Их жизнь — сплошной замкнутый круг… представить только! Они выдворили меня, но как всё обернулось! Теперь я владычица земель, а они — всего-то горстка жалких людишек». Подумала так — и отправилась бороздить открытый космос. Планета Занго сразу ей приглянулась и с тех пор стала излюбленным местом для отдыха. Изредка Сифо возвращалась домой, чтобы проверить, не объявился ли Арсен. Патрулировала территорию, считая это главной своей обязанностью.

Жажда мести была подобна яду, капля за каплей отравляющему душу. Яду медленно действующему, неприметному. Даже теперь, когда Сифо имела всего в достатке, она не собиралась расставаться с пагубным желанием, заместившим в ней внутренний стержень, самую ее основу. Заслуживает ли призрак мести за то, что невольно вырвал ее из замкнутого круга? Виновен ли в том, что перед нею расширились горизонты? Она не утруждала себя размышлениями на этот счет. Она пропиталась ядом, как фитиль, готовый вспыхнуть в любую минуту, — была бы искра.

Искрой стало появление Арсена и Лючии. И в голове мстительницы немедленно созрел план, простой и одновременно беспроигрышный. Девушка с Земли, вероятно, что-то значит для человека-призрака. Им можно будет манипулировать, заставить страдать, как когда-то страдала Сифо. А если Лючия еще и умрет у него на глазах… бесспорно, это был гениальный план!

Однако азиатка не спешила с осуществлением своего замысла, подспудно осознавая, что свершение мести повлечет за собой непременное разрушение пьедестала, на котором зиждется ее собственная жизнь.

«Действуй исподтишка, пусть жертва ни о чем не догадывается», — говорила себе Сифо. А Лючия, и правда, ни о чем таком не догадывалась. Знала только, что везут ее на курорт, где блаженству нет конца, и старалась не думать о предателе-призраке. Уж что-что, а очернить его имя Сифо удалось отменно.

На вечнозеленой планете Занго их принял некий амфитрион, владевший виллой на берегу лазурного моря, причалом с катамаранами и небольшой пасекой на заднем дворе. Сифо он предложил кресло и бокал ярко-красного вина, а «пострадавшую», как он выразился о Лючии, на носилках отправил в процедурный зал, где ее опустили в ванную с фиолетовой солью и заставили просидеть там добрых два часа. Вначале она изнывала от скуки, разглядывая свои пальцы сквозь толщу фиолетовой воды, однако потом ее сморил сон. Надолго сковал терпкий и вязкий морфей. Вот уже Лючия лежит на подушках в верхнем покое виллы, через открытое окно в комнату вливается нежный шепот моря, и под этот аккомпанемент идут своим чередом события странного сна, тревожно-сладкого, с привкусом горечи…

— Не сон, а какое-то испорченное пирожное, — пробормотала девушка, сев на кровати. Протерла глаза. — Где это я опять очутилась? — спросила она у колышущейся занавески. — Вроде бы и небо синее, да только уж чересчур синее. И у деревьев кроны как кроны, — она подошла к окну. — Но уж шибко зеленые, будто их нарочно опрыскали красителем. И воздух здесь не такой, как на Земле. Воздух с запахом корицы. Что за невидаль?

Постепенно она начала припоминать, как замерзшую, едва дышавшую, погрузили ее на корабль и доставили в благодатный край. Кто доставил? — Узкоглазая женщина, удивительно похожая на мисс-Корея две тысячи…

А вот и она, легка на помине! Входит, нарядная, улыбается.

«Как, Лючия, себя чувствуешь? — спрашивает елейным таким голоском, прямо противно становится. — Не болит нигде?»

— Не-а, не болит, — отвечает та, скрывая неприязнь.

— Вот и отлично! — восклицает тогда Сифо. — Как насчет небольшого путешествия на лотриксе?

Лотрикс — изобретение конструкторов Занго, двухместный летательный аппарат с выдвижными крыльями. Безупречно скользит по водной глади, идеален для речных прогулок. Любителям острых ощущений советуют обязательно испробовать новую функцию — превращение аппарата в хищную птицу.

У Сифо лотрикс превращался в орла, вернее, в некое подобие орла. Вся планета, казалось, была скопирована с Земли. Неумело и гротескно воссоздана. Куда ни глянь — сплошь пародия. И это быстро приедалось, набивало оскомину. Лючии пока не приелось, ей здесь всё было в диковинку.

Жужжа, точно шмель, нетрансформированный лотрикс следовал по улочкам, где прохаживался разный люд и резвились дети. В передней кабине машины, у руля, сидела Сифо, а сзади вертелась неуемная пассажирка, которая то там попросит остановиться, то здесь притормозить, чтобы полюбоваться фонтаном или поглазеть на расцвеченные витрины.

Азиатка услужливо исполняла просьбы туристки, проявляя недюжинное терпение и надеясь, что в скором времени это терпение будет вознаграждено. Она ожидала прибытия Арсена, условившись с хозяином виллы, что тот примет его у себя и в назначенный час отведет к баням на Южном склоне. Действие зелья, усыпившего человека-призрака, заканчивалось сегодня вечером, а это означало, что на Занго он прибудет не позднее полуночи, если Лючия ему дорога.

Но пока что время и погода располагали к отдыху. Мстительница и ее жертва, словно неразлучные подруги, бродили по городку, валялись на пляже, ели ванильное мороженое и делились суждениями, как ни в чем не бывало. Обед на открытом воздухе, живая музыка, смеющиеся ребятишки у водных горок и их бесконечно счастливые опекуны… всё это успокаивало, усыпляло бдительность и настраивало на тот беззаботный лад, какой был свойственен коренным жителям курорта.

Когда после обеда Сифо решила трансформировать лотрикс и взмыла вместе с Лючией к пресыщенному синевой небу, девушке невзначай вспомнились первые полеты с Арсеном, и сердце защемило от тоски…

День на Занго подходил к концу. Жара резко сменилась промозглым холодом, и ветер теперь дул непрестанно. Пенистые валы бились о берег, отступали и снова набрасывались, словно их целью было слизать весь песок подчистую. Линию горизонта заслоняла серая дымка, отчего создавалось впечатление, будто небо наплывает на море. Пляж был пустынен. Лючия зябко куталась в широкий шерстяной шарф и предавалась самым грустным мыслям. Сообразно ее настроению, небосвод стал темнеть и заволакиваться тучами, море грозно зарокотало, а ветер усилился. Пора было уходить. Сифо говорила, что найти ее можно будет в каких-то банях на Южном склоне, но где это — Лючия плохо себе представляла. Она упрашивала узкоглазую сильфорианку не оставлять ее одну, но та впервые проявила непреклонность, сообщив, что у нее срочное дело.

Идти вдоль полосы прибоя оказалось задачей не из легких, но добраться до Южного склона можно было только по пляжу. Иногда на пути встречались дети, чумазые и совсем не веселые. Одни безрадостно волочили за собой игрушечные ведерки, другие ревели, протирая грязными кулачками глаза. И ни одного взрослого поблизости. Какой-то мальчуган беспризорно сидел на скамейке и пинал сдувшийся мячик. Чуть погодя до слуха донеслись обрывочные фразы бранившихся возле киоска мужчин.

«Как странно, — подумала Лючия. — Еще недавно все были счастливы и довольны в этом процветающем городке, а как испортилась погода — испортились и настроения. Да и место это уже не назовешь процветающим. Неужели люди на Занго так метеозависимы? А что если они вообще не люди, что если они просто пародия на людей?»

Последнее предположение было немедленно отброшено.

— Нелепо! Здесь всё до смешного нелепо! — воскликнула она, тряхнув головой. — Когда наконец я очнусь от этого кошмара?!

Сизые тучи, искрясь мелкими молниями, клубились над самым пляжем, в ушах стоял гул, под ногами гудела земля. Да, это был сущий кошмар. Беспокойно носились взад-вперед большие белые чайки, волна громоздилась на волну, редкий лес, окаймляющий пляжную зону, раскачивался и скрипел, как несмазанные петли. Но вот справа потянулись невзрачные купальни с безобразными вывесками, на которых едва ли можно было что-нибудь прочесть. Нескончаемая череда монотонных построек. Девушка зашла наудачу в одну из них и, к своему облегчению, увидела там Сифо. Та лежала в наполненной до краев ванной и о чем-то спорила с соседкой, хмурясь и жестикулируя.

Правда заключалась в том, что какую бы дверь ни отворила Лючия, она неминуемо встретилась бы с Сифо. Хитрая азиатка, эта лисица с человечьим лицом, нарочно произвела в банях некоторые перестановки, чтобы подготовиться к приходу Арсена. Землянка явилась раньше. Что ж, это даже к лучшему. Оставалось дождаться последнего «игрока».

— Присядь-ка сюда, — Сифо небрежно указала Лючии на кресло с широкими подлокотниками, а сама продолжила дискутировать с партнершей на каком-то мелодичном языке.

Неплотно притворенная дверь в купальню постукивала щеколдой о брус, слышались завывания ветра и рокот разгулявшейся стихии.

Лючия было приподнялась, чтобы закрыть хлопающую дверь, но Сифо, следившая за нею, втолкнула ее в кресло одним лишь мановеньем. Девушка рванулась, что было сил, однако ее руки оказались прикованными к подлокотникам железными обручами.

— Что еще за шутки?! — вскричала Лючия. — Освободите меня!

Азиатка хранила невозмутимость. Вознегодовала ее собеседница:

— Что вы себе позволяете?! Отпустите девочку!

— Это для ее же блага, — сквозь зубы процедила Сифо, бросая по сторонам хищные взгляды. — Но где же главный виновник торжества? Запаздываешь Арсен, запаздываешь…

Стоило ей произнести эти «магические» слова, как потолочная лампа закачалась и замигала, а дверь распахнулась с такой силой, что, по логике вещей, ей следовало бы разлететься на кусочки.

«Виновник торжества» стоял на пороге, и вид у него был весьма воинственный. Сведенные брови, мечущий молнии взгляд, сжатые кулаки… Сифо при его появлении расцвела, точно петуния.

— Ни шагу дальше! — предупредила она, вылезая из ванной.

«Какой на ней безвкусный купальник!» — с отвращением подумала Лючия. Азиатка, между тем, завернулась в полотенце и прищелкнула языком, явно готовясь получить удовольствие от предстоящей сцены.

— Смотри, голубчик, что станется с твоей ненаглядной, — медоточиво проговорила она, указав на смуглую женщину, с которой недавно вела полемику. — Исключительно для примера.

Ее обреченная соседка вначале непонимающе улыбалась, однако, когда из отверстия для слива воды выполз длинный черный угорь и мгновенно обвился вокруг ее тела, закричала не своим голосом, перешедшим в сдавленный хрип. Через минуту удушенная жертва лежала на дне пустой ванной с застывшим выражением ужаса на лице. А угорь, поблескивая чешуей, с характерным шелестом просочился обратно в отверстие.

Исполнившись глубочайшего презрения к Сифо, Лючия отвернулась, за неимением возможности уйти. Зрелище казни было столь дико и неправдоподобно, что факт убиения просто не укладывался в мозгу. Упорно отказываясь верить в произошедшее, девушка запрокинула голову и закрыла глаза. И Арсен решил, что она в обмороке. Его, похоже, совсем не тронула сцена насилия. По крайней мере, он не выдал своего замешательства, что должно было несколько отрезвить хохотавшую мстительницу.

«Прости, прости! — мысленно воззвал к Лючии человек-призрак. — Втянул я тебя во всё это…» А она твердила и твердила, не разжимая губ: «Исчезни, исчезни, сгинь! Пусть сгинет убийца, и планета, и Арсен! Канут в небытие охотники за привидениями. Пусть всё вернется на круги своя! Я по-прежнему в монастыре, я брежу, просто брежу!». Однако, как она ни заклинала, безумный сон не кончался, и тут бы не помешало ущипнуть себя раз-другой, да только руки были прикованы к креслу. Бешеное неистовство бури, пароксизм исступления Сифо, мрачная непримиримость Арсена — ничто из этого не поблекло, но, казалось, приобрело еще большую насыщенность. Всё озлобленней обрушивались на гальку волны, и их ненасытный рев врывался в купальню. Дверь раскачивалась на петлях, как маятник.

— Если ты намерена свести счеты, я к твоим услугам, — с расстановкой проговорил Арсен, обращаясь к сильфорианке. — А ее наши выяснения отношений никоим образом не касаются, — и он кивнул в сторону Лючии. — Признаю свою вину: в тот день я сбежал, бросив тебя на произвол судьбы.

— Ага! Раскаиваешься! — вскричала мстительница. — Поздно, мой друг, поздно! Во мне не осталось ничего от прежней, наивной Сифо. А для тебя не сохранилось иного чувства, кроме ненависти.

— И эта ненависть пожирает тебя изнутри, — сказал Арсен, глянув на нее в упор и шагнув ей навстречу.

— Ты мне зубы не заговаривай, — гневливо отозвалась Сифо. — Девушка умрет страшной смертью, и в этом будешь повинен ты!

— Огонь ненависти иссушил тебя, подобно тому, как солнце выжигает степь, — он сделал еще несколько шагов по направлению к азиатке, оцепеневшей от звука его голоса. — Ты уподобилась пустыне, так возвращайся же в пустыню! — Он приблизился к Сифо почти вплотную, однако та даже не сделала попытки отстраниться, околдованная его интонацией. Вдруг яркая вспышка поглотила их обоих, вырвав их из купальни, а Лючия так и осталась сидеть, прикованная и неподвижная. Испарилась мрачная непримиримость, сгинул пароксизм исступления. Только шторм продолжал завывать да обгладывать побережье.

Громкой отповедью клокотал прибой, выговаривая ветру буйному, но тот даже не думал стихать, задувая в щели купальни и дребезжа деревянной вывеской.

«Брошена, забыта, одинока, — заработала коварная мысль, едва девушка огляделась и представила весь ужас положения. — Мне из пут выбираться теперь незачем, всё равно я на Занго не выживу… Добродушные люди выцвели, почерствели, едва разыгрался шторм. Что же сделают они с чужестранкою нищей? Не уступят ни крова, ни пищи».

Так жалела она себя, обливаясь слезами. И глаза бы выплакала, если бы не воротился Арсен.

— Где та женщина? — с места в карьер спросила Лючия, позабыв о своем несчастии.

— Я отправил ее на Сильфору, в пустыню снегов, — сухо ответил Арсен, словно бы само это воспоминание было ему неприятно, и вытер слезу у нее со щеки. — Стоило отлучиться на минутку, как мы уже хлюпаем носом! — Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой и принялся за железные оковы.

* * *

На следующий день, рука об руку, прогуливались они по садам Боболи, в живописнейшем местечке Флоренции. Арсен был уже человеком и мог безбоязненно показываться на людях, как когда-то в юношестве. Лючия задумчиво шагала рядом, поглядывая на карниз палаццо Питти, красующегося над кронами стародавних деревьев. Как всё-таки хорошо на Земле! Каждое утро здесь свежо, каждый закат волшебен. И не нужно дрожать от холода или страха, не нужно скрываться…

— Я теперь свободен, — сказал Арсен как бы самому себе. — А ведь десять лет назад полагал, что загнан в тесные рамки. Да, если жаждешь свободы, следует прежде обрести ее в душе. И тогда не понадобится превращаться в призрак. Тогда весь мир внезапно откроется тебе, как на ладони…

— Вчерашние события, — начала было Лючия.

— Они как обрывки сновидений, да?

— Точно! Трудно вообразить, будто всё это случилось наяву.

— Но если б ты не сбежала от меня на Холодной планете, согласись, хлопот было бы гораздо меньше, — укорил ее Арсен.

— Ну, знаешь, если уж на то пошло, зачем ты вообще притащил нас на Сильфору? Ты, великий путешественник в пространстве!

— Ее название первым взбрело мне в голову, — тут он наклонился и подобрал с дорожки опавший листок.

Лючия тяжко вздохнула:

— Я до сих пор не понимаю, почему Сифо так озлобилась на нас. Хотя она, вроде бы, говорила, будто ты плохо с ней обошелся…

— О, не вороши былое! — воскликнул Арсен, с досады всплеснув руками. — Я надеялся похоронить эту историю раз и навсегда.

— Но если это правда, каков должен быть твой нрав! — гнула свое Лючия. — Ты пользуешься — и убегаешь! Как какой-нибудь мошенник.

Арсен остановился и пристально посмотрел на нее.

— Что сделала она с тобой, каких гадостей наговорила?! О, Сифо! Глубока же твоя ненависть, если даже в душе этой юной девушки тебе удалось посеять семена недоверия и распри!

— И никакие не семена! — раздраженно сказала Лючия, отдаляясь от него. — С момента нашего знакомства ты вечно ввергал меня в неприятности. Как тут не сложиться самобытному мнению?!

— Что ж, — Арсен понял: его мастерство убеждения здесь не сработает. — Раз ты считаешь, что я вор, что я изменник, то и сейчас, по твоему разумению, мне следует уйти со сцены, дабы не отступать от роли. Воспользовался, чтобы бросить, — хорошенькое амплуа!

Враждебно настроенная Лючия стояла поодаль, сверля его взглядом.

— Зачем разглагольствуешь? Просто уходи! — несдержанно ответила она. — Проваливай!

— Я так и знал, — печально сказал Арсен. — Когда одна сторона не желает понимать другую, отворачивается, затыкает уши, о каком примирении может идти речь!

— Повторяю, проваливай, убирайся! — крикнула Лючия и быстро зашагала по аллее, прочь от надоедливого спутника.

Тот даже не подумал ее преследовать, но, проводив взглядом удаляющуюся фигуру, двинулся в обратный путь, так что флаги палаццо маячили теперь у него за спиной.

— Как будет угодно, прекрасная синьорина, — тихо проговорил он. — Но имейте в виду, это еще не конец. Я чувствую, что не конец…

 

Часть пятая

Она нагрянула домой, как вихрь. Ее отец, не отрываясь от газеты, буркнул «Добрый день» и смачно отхлебнул кофе. Мать выглянула из спальни, и ее единственным приветствием было взволнованное «Лючия, доченька!». На приставания младшей сестренки — ноль реакции. Девушка взбежала по лестнице и заперлась в верхней комнате. До самого ужина ее было не видно, не слышно.

— Приехала из монастыря, расстроенная, — причитала мать, разговаривая с соседкой по телефону. — Может, повздорила с кем? Я уж и не знаю, что думать! С нами-то ни словом не обмолвилась.

Сестра, недавняя именинница, болталась по коридору и назойливо канючила:

— Лючия, ну Лючия! Открой!

Какой-то предмет глухо ударился о дверь изнутри и с шелестом упал на паркет — сборник сочинений Родари.

Позже, ввечеру, отец робко постучался к ней в комнату, справившись, не нужно ли ей чего. Ответом было довольно-таки грубое «нет», и на этом диалог с родителями прервался.

Очень трудно поступать наперекор велениям сердца. Даже когда разум не дремлет, чувства восстают и прорываются наружу. Однако наша героиня сумела ослабить их натиск и на следующее утро являла собой образец кротости и послушания. Это утро ознаменовало для нее начало нового этапа — этапа жизни «без Арсена». Внезапное увлечение дочери естествознанием словно бы подхлестнуло родителей и погнало их в город за книгами, научными журналами и набором для юного натуралиста. В тот же день Лючии был предоставлен микроскоп со множеством разных колбочек, пинцетиков, стеклышек и другой мелкой утвари, к которой, впрочем, девушка скоро утратила интерес. Незаконченный гербарий так и остался пылиться у нее на полке, после того как она направила свои помыслы к астрономии и физике. С астрономией тоже не сложилось, и подзорная труба последней модели, за которую была уплачена немалая сумма, закатилась под кровать. Лючия металась от одного занятия к другому и не могла сосредоточиться ни на повторении нотной грамоты, ни на изучении иностранных языков. Иногда, изнывая от безделья, она садилась за старый, брюзжащий рояль и наигрывала дрянные мотивчики, не доставлявшие радости ни ей, ни ее близким. Потом вдруг, ни с того ни с сего, хлопала крышкой инструмента и уходила к себе.

Так длились ее серые будни, будни без просвета, хотя днями напролет на небе сияло летнее солнце. Но впустить это солнце в душу оказалось сложнее, чем в грязный барак с закопченным окном.

Когда в Сиене начались долгожданные скачки Палио, глава семейства Сафокло без промедления скомандовал «едем!» и, озаботив жену сбором провизии, отправился мыть машину. Лючия была против, невзирая на то, что ее одолевала хандра. А может быть, именно по этой причине. Зачем уезжать куда-то, тащиться за семь верст, только чтобы поглядеть на взмыленных лошадей, взметающих клубы пыли, да на красных от возбуждения, крикливых итальянцев, проматывающих состояние в погоне за выигрышем? Там будет грязь, вонь, давка… Не лучше ль отсидеться в родимом гнездышке, где всё так привычно и спокойно?

Мать невозмутимо выслушала доводы дочери и, не моргнув глазом, снарядила ее за покупками. «Слушайся отца и не вздумай перечить, — сказала она назидательным тоном. — Из-за тебя никто не станет нарушать семейные традиции».

Ах, эти традиции! Почему бы не пренебречь ими? Почему бы не взбунтоваться? У Лючии за плечами — крыльцо отчего дома, в кармане — набитый кошелек. И она будет набитой дурой, если не воспользуется ситуацией. Нужно лишь свернуть в другой переулок, пройти по мосту — и перед тобой расцветут бескрайние луга, а за ними — деревушка, где тебя вряд ли подумают искать. Лючия прибавила шагу, рассчитывая быть вне зоны доступа, когда ее хватятся. Поймала попутку да укатила за холмы…

Так и не выяснилось, что стало с ее семьей. Отец, мать, сестренка — они исчезли все трое, точно как стираются записи мелом со школьной доски. Восемь лет спустя она по-прежнему оплакивала родных и горько сожалела о своем безрассудном поступке, с каждым днем всё глубже увязая в тине уныния. Жила она теперь в многоэтажной новостройке, на окраине Флоренции. Соседние квартиры пустовали, как, впрочем, и ее собственная, поскольку ей приходилось день-деньской вкалывать на работе, хотя от продажи дома с синей крышей были выручены немалые деньги. Деньги… их всегда не хватает тому, кто видит в них смысл своего существования. Лючии они заменили и мать, и сестру, и отца. Выбей кто у нее из-под ног опору, именуемую капиталом, — и наступило бы опустошение. Она бы скрючилась засохшей смоковницей, не способной дать урожай.

Работа в туристической фирме не приносила большого дохода, зато задерживала Лючию допоздна. Она бы и ночевала прямо там, на месте, лишь бы только не возвращаться в необитаемую квартиру, где из растений был единственный фикус, да и тот завял. Некоторые из коллег жалели бедняжку, некоторые держались высокомерно, и едва ли ей удалось завести с кем-нибудь из них близкое знакомство.

Бывали вечера, одинокие, дождливые вечера, когда на нее нет-нет, да и накатывали воспоминания, и тогда ей ярко представлялась картина из прошлого, обрамленная солнечным нимбом да луговыми цветами. Радужная картина, где Лючия пока беззаботна, где она на пороге страшной утраты, вывернувшей ее жизнь наизнанку. Она видела себя красивой молодой девушкой, пышущей здоровьем и энтузиазмом. Эта девушка бродила по долине, усеянной ромашками, гвоздиками, первоцветами, и не подозревала, какое горе ее ждет. Она покинула душный, жаркий пригород и свою «невыносимую» жизнь в родительском доме, ставшую по-настоящему невыносимой гораздо позднее. Создавалось ощущение, будто она одна на этой бескрайней равнине, одна в целом свете, и это успокаивало, принося волшебную безмятежность.

Безмятежность после волнений. В тот день Лючия ускользнула из местной гостиницы, вконец пресытившись речами странного синьора, который донимал ее своим предложением руки и сердца вот уже двое суток кряду. Не сказать, чтобы она не была польщена, но ее терпение лопнуло, когда навязчивый итальянец принялся расписывать все прелести их «будущей» совместной жизни.

— Я украшу тебя золотыми ожерельями, подарю роскошные платья, — шептал он, перегнувшись через столик уличного кафе. — А мой особняк у моря может поспорить по убранству с самим Букингемским дворцом.

Он нес еще много всякого вздора, тараторил без умолку, точно заведенный. Воображал, наверное, что многословием сумеет уломать Лючию. А та без труда положила конец всей его болтовне.

— Кому по нраву такая жизнь?! — воскликнула она, вставая с табурета. — Я не желаю быть птицей в золоченой клетке!

— Как? Ты не хочешь счастья? — изумился незнакомец.

— Да известно ли вам, что такое счастье?! — оставив незадачливого кавалера раздумывать над этим вопросом, Лючия стремительно вышла из кафе и уже через четверть часа рвала на лугу васильки.

«А ведь действительно, в чем заключается счастье? — думала она, овеваемая теплым ветром. — В созерцании уплывающих за горизонт облаков? Или, может, в прикосновении воздушных потоков к разгоряченной коже? В дыхании земли, глядящей ввысь васильковыми глазами? Это свобода, парение, оторванность от суеты… Но люди настолько погрязли в стереотипах, что им уже не под силу ощутить истинный вкус свободы».

Тогда ей вновь захотелось взлететь, да только Арсена не было рядом…

Воспоминания за чашкой остывшего эспрессо в унылой, мрачной кухне не возрождали в ней тяги к жизни, но лишь больше повергали в отчаянье. За окном моросил дождь, а на душе скреблись кошки. И не было просвета в томительном однообразии. Мысли ее иной раз обращались к Сифо. Как она там, на холодной планете Сильфора? Наверное, изгнаннице так же одиноко, как и ей, Лючии. Наверное, ее так же некому утешить, согреть добрым словом, расколоть скорлупу порока животворным лучом. Сколько еще продлится это бездарное прозябание? Сколько еще?..

Это случилось тремя днями позднее, когда Лючия была на кухне. В то утро нож не исчезал со стола, хотя она убирала его в ящик раз пять. Ни дать ни взять, голографическое изображение, которое к тому же можно и осязать.

— Спокойно, подруга. У тебя просто временное расстройство сознания. Скоро пройдет, — сказала она себе. — Либо ты имеешь дело с паранормальным явлением. Ведь на свете есть много необъяснимых вещей… Например, летающие тарелки. Или взять хотя бы сбой в компьютере. Порой он выходит из строя без всякой на то причины… Ma, numi del firmamento, я ведь не в компьютере живу, а в квартире!! В конце концов, может, плюнуть на всё и оставить нож там, где ему «нравится» быть?

Ближе к вечеру она обнаружила, что в квартиру смог бы пробраться любой, потому что входная дверь была распахнута настежь, и с площадки в коридор лилась густая, как гуашь, темнота. Сразу почувствовала себя незащищенной и беспомощной.

— Кт-то-то играет против меня. Кто-то хочет м-меня напугать. Но зачем? — Лючия хорошенько заперла замок, но не успела отойти, как послышался этот тягучий скрип, и у нее ёкнуло сердце. Медленно обернувшись, она застала прежнюю картину: зияющий проем между дверью и стеной ничуть не уменьшился, а тишина установилась такая, что даже страшно было вздохнуть.

— Но такого не может быть! Это противоречит здравому смыслу!.. — воскликнула девушка, заламывая руки. — Разве только у кого-нибудь есть отмычка или украденный ключ.

Собравшись с духом, она выглянула на площадку, чтобы проверить данную гипотезу, но там не оказалось ровным счетом никого.

Ночь она провела под одеялом, в своей кровати, и ни на минуту не сомкнула глаз. Мысли бессвязно проносились в голове, постепенно уступая место первозданному ужасу.

А потом появился ОН. Он сказал, что Лючия дождалась своего часа и Властитель тьмы придет за нею не сегодня-завтра.

— Так что надо убираться без промедления, — сурово припечатал посетитель. Где-то она уже видела это до боли знакомое лицо. Черные глаза, выразительные дуги бровей, тонкая линия рта и эти курчавые волосы… Смутно припомнились события прошлого, прокатились этаким клубком расплывчатых кадров, который и за ниточку-то не ухватишь.

— Кто такой Властитель тьмы? — спросила она, без стеснения отбросив одеяло, а заодно и формальности. Удивляться столь раннему посещению не приходилось: такие визиты имеют место, коль скоро у вас не заперта дверь.

— Узнаешь в свое время, — обронил визитер. — А теперь поспешим!

— Арсен, я узнаю твой голос! Это ты, ты вернулся!! — воскликнула Лючия, чуть ли не благоговея. Сжала его руку в страхе, что и он иллюзия. — Ты ведь не исчезнешь, нет?

— Увы, я больше не могу вот так запросто перепархивать с места на место, да и летать я разучился, — сказал Арсен. — Всё, что было во мне от призрака, кануло в Лету. Я говорю «увы», поскольку мои призрачные способности очень бы пригодились в спасательной операции. Однако мы нашли идеальное решение наших проблем. Вот! — и он вынул из кармана склянку с фиолетовым содержимым. — Эта соль — ключ к тайному убежищу.

Лючия фыркнула по своему обыкновению: разве убежище может быть явным?! И что за примитивная соль? А спасательная операция — не очередная ли это игра?

— Не веришь? Давай, сама попробуй! — Арсен всучил ей склянку и стал поучать, как маленького ребенка: — Ну, начерти на соли крест, та-ак, а затем число — сто двадцать семь. Молодчина! Это код доступа к порталу.

Лючия недоверчиво улыбнулась своему учителю, и в этот миг на стене, прямо над ее кроватью, образовалась вихрящаяся красная воронка.

— Надо уходить, — поторопил Арсен, протягивая девушке руку. Та не стала спорить. Надо значит надо. Да и как тут ослушаешься, когда на тебя глядят такие добрые и красивые глаза?

— Арсен, ты всегда меня выручал, — тихо проговорила она. — Но ты же и сам впутывал в беду…

— Теперь беда грядет со стороны… — так же тихо отозвался тот.

— А твои личные враги? — спросила Лючия, когда они оба ступили в воронку, завивавшуюся огненными кольцами.

— Теперь у нас один общий враг, — ответил он с выражением глубокой серьезности. — Сифо и ловцы попались в его сети и были раздавлены, как букашки. Нравственное разложенье, гниение души — вот, какой недуг их свалил. Враг изобретателен на недуги. Он и тебя задумал погубить. Обычными силами его не сдержишь, и любую хитрость он раскроет. Поэтому тривиальные методы здесь не годятся. Надо укрыться и действовать незаметно.

— Значит, снова преследования?

— Видимо, так.

Нырнув в воронку, они очутились в просторном храме эпохи Ренессанса. Купольный свод над их головами был расписан фресками, на которых в рог трубили ангелы, а воитель верхом на коне протыкал копьем змея. Со стен на Лючию смотрели мудрые лики и неподвижные фигуры в длинных одеяниях. Она была потрясена.

— Это ли наше укрытие?

— Нет, не это, — был ответ.

Арсен провел ее к узкой арке, за которой начинался длинный коридор, освещаемый сотнями факелов.

Коридор отзывался эхом на каждый их шаг. Девушка задавалась множеством вопросов, озвучить которые не хватало духу: «Как простая соль может служить ключом к порталу? Какой враг гонится за нами на сей раз? И какого-такого часа дождалась я?»

Их встретили юноши и девушки в белых одеждах до пят. Обступили Лючию и стали наперебой задавать вопросы, ни на один из которых она не смогла дать путного ответа. Арсен, видимо, считал, что ей полезнее оставаться в неведении. Страшная истина лишает сил.

Они вдесятером ютились в крохотной келье без окон. Ветхие кровати с поеденными молью матрасами занимали почти всю комнатушку, и беженцы, призраки в белых балахонах, большую часть дня просиживали на этих самых матрасах. А ночью Арсен выбирал нескольких человек и вместе с ними отправлялся в поле. Зачем это было нужно, Лючия не знала. Только потом ей сказали, что на поле они собирают пшеницу, чтобы не умереть от голода. А делают это ночью, чтобы их не схватили «охотники».

Итак, они жили под куполом. То, что купол был размером с наперсток, Лючия обнаружила впоследствии, когда ей пришлось вместе со всей компанией выбраться в поле. Купол — а над ним еще один, и еще, и еще. И никому бы даже в голову не пришло, что люди могут уменьшаться до размеров спичечной головки, лишь бы только уберечься от смерти…

Не желая сидеть без дела днем, каждый из обитателей келии выполнял свои обязанности: одни мыли полы, другие пекли пшеничные лепешки в смежной комнате, или стирали одежду, или изготавливали свечи, поскольку электричества в их убежище не было. Для Лючии занятия пока не придумали, и она, опасаясь праздности, решила вести дневник. Раздобыла где-то помятые, истрепанные листы желтой бумаги, карандаш и строчила, присев у сводчатого окна. Сохранились лишь некоторые из ее записей:

«…В лунном свете мы рвали колосья. Иврилла улыбалась мне, а я улыбалась ей, девушке, которая в числе первых была обязана жизнью Арсену. На заре она решила сплести венок из васильков и уже почти завершила свою работу, когда нас настигли.

— Бегите! Быстрее! — крикнул нам Арсен. Хорошо ему кричать, когда для „охотников“ он менее всех досягаем. Иврилла замешкалась и тотчас была насмерть сражена лучом из неведомого оружия.

Я рванула что было мочи. Сердце выпрыгивало из груди, воздух обжигал горло, по щекам катились слезы. Летела по пшеничному полю, не разбирая дороги. Арсен остановил меня, прижав к себе. Еще одного из его подопечных взяли в плен. Того, у которого вместо волос на голове, казалось, была солома. Я помню этого добродушного паренька. Что с ним станется?

Арсен сказал, что надо просить за плененного у „патриарха“. Обратиться в высшую инстанцию, где бедняге могут даровать единственное благо, которое зовется смертью.

Я фыркнула: ничего себе благо! Но позднее, увидев его изуродованное тело и искаженное болью безжизненное лицо, я поняла, что мы не зря просили „патриарха“ избавить этого мученика от страданий.

Дважды мы ходили к „патриарху“. Арсена он почему-то не принял. Поэтому второй раз ходила я. Помню, как поднималась по широкой лестнице с позолоченными перилами. Внутри — точно в оперном театре: лепнина на потолке, тяжелые занавеси на окнах, пышная меблировка и скульптуры. „Патриарха“ сложно было отыскать, но мне все же удалось заметить его на лестничной площадке. Он разговаривал с какой-то высокопоставленной особой, и отвлечь его я не решилась. Однако он принял мое прошение, хотя я не проронила ни слова. Он каким-то образом прочел мои мысли и отпустил благословляющим жестом руки.

Там было тихо и светло.

Я еще раз хочу побывать у „патриарха“.

„Уж на этот раз ты выложишь мне всё начистоту“, — думала я, твердо ступая по коридорным плитам. В келье не горел свет — там скорбели о погибших. Я вошла и тронула Арсена за плечо, когда он стоял на коленях спиной ко мне.

— Я хочу знать правду, какой бы суровой она ни была! — шепнула я ему на ухо. Он молча вывел меня в коридор.

Я прижалась к шероховатой стене, чтобы чувствовать хоть какую-то опору, чтобы не упасть в обморок от потрясения, которое меня ожидало. По обе стороны от меня плясало шипящее пламя факелов, а вглубь тянулся сумрачный туннель.

— Видишь ли, предметы начинают вести себя странно, когда Враг вычисляет твое местонахождение и выбирает тебя в качестве мишени, — приглушенно начал Арсен. — Нож — это первое звено в цепи, которой он пытался тебя оплести. Первый толчок к тому, чтобы жертва испытала страх. Если на этом уровне человек держится стойко, Враг идет дальше и изобретает все новые и новые ухищрения, лишь бы сломить жертву. Пока ты не сломлен, пока не погряз в унынии, у тебя есть шанс. Об этом я догадался сразу, как столкнулся с ним. Пока осознаешь, что где-то там, вдалеке, солнце неугасимо, радость безмерна, а мощь непревзойденна, бороться намного легче.

— Какое солнце? Чья мощь? О чем ты говоришь? — удивилась я.

— Послушай, Лючия, открой я всю истину, ты бы всё равно не смогла ее постичь. Просто верь мне. В моих словах нет обмана, в намерениях нет корысти.

Я кивнула, сжав губы.

— Я сделаю всё, как ты скажешь.

— Будь стойкой. И никогда не предавайся отчаянию. Большего от тебя не требуется…

„Как определить, стойкая я или нет? — думала я, ворочаясь в постели, в то время как остальные мирно спали. — Нас было десять, теперь уже восемь. Неужели же те двое, которых постигла жестокая участь, были маловерны? Неужто именно это погубило их?“.

Дух закаляется в испытаниях, и я рассудила так: раз уж неприятности не посылаются мне специально, то почему бы не навлечь их на себя? Вернусь-ка я в квартиру. Вероятно, дверь там по-прежнему „упрямится“, да и мало ли какие предметы еще переместились. Стоит проверить…

„Интересно, у Арсена только один бюкс с фиолетовой солью?“ — я принялась шарить под койками, по углам и на всякий случай залезла в карманы соседей. Они спали, как убитые. Хоть бы кто пошевельнулся! А я, незадачливая воровка, могла бы в первую очередь посмотреть возле теплившейся лампадки. Бюкс стоял именно там.

Я злорадно посмеялась про себя, довольная находкой. Потом откупорила крышку склянки и начертила ногтем на соли крест и число. На сей раз воронка возникла прямо подо мной, и я провалилась туда, не успев даже пикнуть. До сих пор не могу понять, как вышло, что соль доставила меня в родную квартиру, а не под храмовый купол. Следовало сперва расспросить Арсена об этом веществе. Теперь уже поздно…

Да, дверь всё так же нараспашку, нож всё там же, на столе. Ко всему прочему, створки шкафов упорно не желают закрываться, через форточки врывается холодный ветер, свистит, как соловей-разбойник, да протяжно воет. Вода из кранов льет водопадами, а закрутить вентили никак не получается. Видно, Враг изнервничался, пытаясь меня извести. Откуда же ему знать, что меня нет дома? Я проверила входящие звонки: бессчетное число пропущенных вызовов. И все с одного номера. У меня засосало под ложечкой.

Наступали сумерки. Я захотела включить свет, однако это мне не удалось: лампочки перегорели все до единой! Кто-то в мое отсутствие, похоже, побаловался с освещением.

Где я оставила склянку с солью? Надо найти ее, пока совсем не стемнело!

Я бросилась в кухню. Где же она? Где? Где?!

Волна страха предательски подкатила к горлу; у меня из памяти начисто стерся наказ Арсена владеть собой.

Во дворе зажглись фонари.

Я водила руками по столу, нагибалась под скамейку, но разве что-нибудь разглядишь в такой темноте? Продрогла до костей, но о том, чтобы согреться, мысли не возникало. Леденящий ужас вкупе с ледяным ветром — они дополняли друг друга, так зачем же разрушать гармонию?

Наконец, к своему судорожному ликованию, я нащупала злосчастный флакон.

Надо уходить! Срочно! По пути из кухни в коридор я чуть было не расшиблась, поскользнувшись на гладкой плитке. Вскочила и, не обращая внимания на боль в колене, открыла флакон с фиолетовым содержимым. Была ли это та самая соль? Я не знала.

В смятении позабыла число: 127 или 275? Или 257? Пускай будет 127.

Опять такая же воронка, только теперь на стене в коридоре. Я прикоснулась к ней — и уперлась в твердую поверхность. Это было всего лишь изображение!!

— Стой, Лючия! — услышала я знакомый голос, и душу объял трепет. — Мы в ловушке!

Арсен крепко сжал мою руку. Он был как на иголках, я же ощущала глупую радость и больше ничего. Я была на грани сумасшествия. Как он здесь очутился? Теперь с некоторым любопытством, с любопытством, какое бывает от осознания безысходности, я ожидала появления „властителя тьмы“. И он не заставил себя ждать. Медлить, когда в капкане два таких замечательных экземпляра, с его стороны было бы просто бессовестно!

Ну и что? Что вы тут стали, сударь? Весь такой важный, напыщенный! Ваш плащ с красной подкладкой я уже где-то видела, и вашу смазливую физиономию тоже! Можете не хорохориться, господин „властитель тьмы“!

Он не счел нужным представиться, он просто запустил свои крючковатые когти мне в затылок, и я почувствовала, что заледеневаю. Спета твоя песенка, Лючия!

Внезапно клещи разжались, и я погрузилась в кромешный мрак…

— Он испарился, — сказал мне Арсен, когда я пришла в чувство. Мы по-прежнему были в квартире. Моя голова покоилась у него на коленях, а лоб покрывала влажная марля. — Он испарился, — повторил Арсен, — потому что в его царстве вечной тьмы пролился свет».