Лужайка под Кленом сейчас была больше похожа на лазарет. Почти в каждой «постели» между выступающими из-под земли корнями лежал кто-нибудь страждущий. Ранэль быстро оправился, даже синяк у него на лице прошел, едва он выпил кленового сиропа да закусил земляникой. Он печально посматривал на неподвижного Макинтоша, гладил по белой шерстке, и было видно, что Ранэль успел к нему привязаться.
— Славный пёсик, — сказал он. — Жаль, что его постиг такой ужасный конец.
— Макинтош еще дышит, — напомнила я. — Так что конец его пока не постиг. Да и вообще, под Вековечным Кленом умереть, по-моему, невозможно.
Спустя некоторое время к нам заползла мышь — она вновь была обычного размера. Принюхалась, потерла лапками мордочку и изъявила желание вырыть еще один туннель.
— Кажется, я вошла во вкус, — добавила мышь. Но мы отправили ее рыть где-нибудь в другом месте. Мне хватало бездонной дыры под роялем.
Утром в гости зашел Арчи. Зашел — и поднял крик. Мол, почему это мы с Ранэлем сидим плечом к плечу и задушевно молчим? Я возразила, что молчим мы вовсе не задушевно.
— Никак, на романтику настроились? А вот не будет вам романтики! — разбушевался в ответ Арчи и вытолкал ни в чем не повинного Ранэля за дверь.
— Жюли, непостоянная твоя душа! — стал он читать нотации. — Что, скучно было ждать?!
— Моя душа, и правда, непостоянна, — напустив на себя невозмутимость, подтвердила я. — Но мы с тобой ничем не связаны, поэтому ты не имеешь права требовать от меня преданности.
— Как это ничем не связаны? — изумился Арчи. — А моя тетка? Она ведь теперь нас обоих ненавидит! Я ее лишь затем прогнал, чтобы ты снова у меня жила.
— Ты полон иллюзий, мой самонадеянный друг, — ответила я. — Только не говори, что твоим единственным желанием было вернуть нас с Пуаро под крышу особняка. Я буду очень разочарована, если это так.
Арчи раздосадованно всплеснул руками, сорвал с головы цилиндр и, отшвырнув его к стволу Клена, уселся на то же самое место, где несколькими минутами ранее сидел Ранэль.
— Что же получается? — с убитым видом произнес он. — Мне без нее жизнь не мила, а она…
— А она, — закончила я фразу, — вполне обходится без воздыхателей и способна позаботиться о себе сама. Но это не значит, что ты не можешь заходить под Вековечный Клен на чашечку чая.
Арчи приободрился.
— Правда?
— Ну, разумеется! А мы с Пуаро будем время от времени навещать тебя. Если мы станем жить вместе, то наверняка очень скоро наскучим друг другу.
Настроение Арчи заметно улучшилось.
— И то верно, — рассмеялся он. — Но постой, разве ты не собиралась улетать?
— Куда? — развела руками я. — Ты видел, что сталось с воздушным шаром? И между прочим, если бы не Ранэль, которого ты столь бесцеремонно выгнал, со мной случилось бы то же самое. Кстати, не видел Флорина? По-моему, этот бедолага съехал с катушек. Он пытался заколоть меня ножом.
— Сегодня в семь утра Юлий взял под стражу Фарида и его приспешников. В том числе и Флорина. Кажется, ему здорово досталось, — усмехнулся Арчи. — Агента Катастроф, скорее всего, оправдают. Ведь он тебя спас. Надо же, — добавил он, — никогда бы не подумал, что тихоня Флорин способен кого-нибудь убить.
— Связаться с Фаридом при его-то характере было большой ошибкой, — сказала я. — Когда тебе угрожают и ты не видишь выхода, приходится выполнять приказ, каким бы жестоким он ни был.
* * *
Переждав череду колких метелей, заморозков и оттепелей, в наши края наконец-то пришла настоящая весна. Она ступала по лужам в мягких туфельках, шуршала ветром в кронах, усеянных набухшими почками, и напевала мелодию, которая трогает лишь сердца поэтов да мечтателей.
Пуаро с Макинтошем полежали под Кленом день-два — и оправились. Сперва у них зашевелились хвосты, затем задрожали ушки, а уж потом очередь дошла и до лап. Пуаро признался, что ему снился замечательный сон — разумеется, о сосисках.
— Там было море сосисок! — облизываясь, рассказывал он. И я срочно помчалась за сосисками в близлежащий магазин.
Потом очнулся Макинтош и поведал мне, что ему снился окорок — солёненький, сочный, жареный. Макинтошу тоже хотелось есть. И, само собой, я поплелась за окороком. Счастье, думала я, что у меня всего две собаки.
Окорок и сосиски оказались ужасно вкусными. Даже я не устояла. Мы втроем сидели под деревом и уплетали мясо за обе щеки.
— Может, сбегаешь за колбасой? — прожевав, спросил Пуаро.
— Да, колбаса бы не помешала, — сказал Макинтош и смачно зачавкал.
Но только я встала, чтобы снова отправиться в магазин, как явились давно забытые знакомые — Дора и Сара. Причем Дора была с довольно-таки увесистым пакетом.
— Слышала, твои пёсики заболели, — сказала она. — Вот, колбасы принесла.
Пуаро с Макинтошем бросили остатки окорока и наперегонки помчались к Доре.
— А они, гляжу, живы-здоровы! — рассмеялась та.
— Сегодня проснулись, — буркнула я.
— Ну, всё равно держите. Голодные, небось.
— Как стая волков, — процедила я и покосилась на нетерпеливо прыгающего Пуаро. — Поверь мне, Дора, они уже успели меня загонять.
Я пригласила сестер под Клен, где мы славно провели время за разговорами и (чего уж там греха таить) обсуждением свежих сплетен. Выяснилось, что, пока я строила в городе Пышнолистном воздушный шар, Лео успел обвенчаться с Лирой, а любитель конских бегов Ануар проиграл на ипподроме родовое поместье и все свои сбережения, поставив на какого-то малоизвестного скакуна.
— Ах да, — вспомнила Сара, — Лоренса взяли в труппу.
— В цирк? — удивилась я.
— Театры раз и навсегда закрыли для него двери, — подтвердила та.
— А Риваль Мадэн? Ему уже известно, в чем был замешан его брат?
— Нет, ничего подобного, — помотала головой Дора. — Ранэль умолял, чтобы брату ни о чем не рассказывали. Похоже, он исправился и больше не желает сворачивать на прежний путь.
Приятно было слышать, что Агент Катастроф действительно отказался от своего «почетного титула». Редко когда рядом со мной люди становились лучше.
Еще я узнала, что король отправил Фарида и его дружков в вечное изгнание за пределы страны, что также не могло не радовать.
— Кажется, жизнь налаживается, — сказала я.
Дора и Сара улыбнулись. Им было отчего улыбаться. Приближался день Леса, и Юлий распорядился, чтобы их лаборатория занялась приведением леса Снов в порядок. Сара ловила и вычесывала лис, учила зайцев почтительно кланяться и прививала совам хорошие манеры. А Дора сгребала в кучи запревшие после зимы листья да собирала повсюду упавшие ветки, чтобы отнести их на Звездную поляну. Там в день Леса обыкновенно разжигали большой костер.
Ближе к празднику я раздобыла для Пуаро и Макинтоша клетчатые собачьи костюмчики, а себе приобрела ярко-оранжевое платье со светло-зеленым поясом и длинным шлейфом. Эсфирь присутствовала на примерке и осталась очень недовольна выбором.
— Безвкусица, — ворчала она. — Только погляди на крой! А о цвете я вообще молчу.
Я вышла в этом кричащем, вульгарном наряде прямо к гостям, которые собрались в день Леса возле костра.
— Ты великолепна! — подбежал ко мне Арчи и упал на одно колено. — Вот достойный ответ костру!
— Издеваешься, — фыркнула я. Но мое тщеславие было удовлетворено.
Придворные дамы бросали на меня завистливые взгляды. Они стояли в блеклых, безликих нарядах, и редкая из них отважилась бы надеть столь броское платье.
Пламя костра взметалось к ночному небу, озаряя лица присутствующих оранжевыми всполохами. Ствол Вековечного Клена пылал голубым, крона светилась лимонно-желтым, а звезды и луна сияли белым золотом и глядели на нас, как мне показалось, с царским снисхождением.
Юлий был поглощен разглядыванием звезд в телескоп, который притащили на праздник Лео и Лира. Бывший Агент Катастроф оделся, как всегда, безупречно, привел на поляну оркестр и пригласил меня на танец. Арчи был, разумеется, против. Он упорно отвоевывал у Ранэля право танцевать с Жюли Лакруа, но тот уступил лишь к самой заре.
А утром, едва взошло солнце, Пуаро и Макинтош заметили на поляне кротовую нору и, наплевав на правила приличия, принялись ее разрывать.
«Хорошо, если докопаются до какой-нибудь червоточины, — еле переставляя ноги в последнем вальсе, сонно подумала я. — И хорошо, если бы червоточина вела в Париж». Впрочем, рассчитывать на это не стоило. Возвращаться на родину больше не хотелось, и я уже прикидывала, как бы выгодно приспособить корзину от испорченного Флорином воздушного шара.