Напившись до свинского состояния, маркграф проспал до полуночи. Проснулся он в дрянном настроении, похмельный и злой. Голова у него раскалывалась, во рту было кисло, в животе крутило. Осушив еще пару кружек вина, он слегка приободрился и приказал привести бабу. Услужливые холопы забегали по замку и вскорости притащили в опочивальню к повелителю добрый десяток заспанных и растрепанных служанок, кухарок и портомоек. Все эти видавшие виды лахудры ужаснули бы своим видом самого небрезгливого мужчину XX столетия. Но в те времена народ был попроще, да и господа не избалованы. Маркграф выбрал из всего предложенного ассортимента кухарку с арбузообразным бюстом и толстенными ляжками, а прочих велел гнать в шею. Положив разоблаченную до последней нитки бабищу на свое ложе, маркграф окунулся в этот океан плоти и чуть было в нем не утонул, ибо баба была из той серии, которые прощают все, кроме полового бессилия. Маркграф же, имея подорванное алкоголем и прочими пороками здоровье, был, как говорится, уже не тот. Он честно исполнил все, что мог, но увы, этого было мало ненасытной, плотоядной кухарке. Оттащить ее от его светлости удалось только с помощью двух стражников. Маркграф велел бабу высечь, а сам от расстройства опять впал в пьянство. Пил он до тех пор, пока не вбежал уже известный нам кавалер де Ферран и не доложил, что около Шато-д’Ора разворачиваются весьма серьезные события.
— Лазутчики на конях обнаружили лагерь, где скопилось до тысячи монахов — воинов епископа.
— Вчера мне о них докладывали. Не удалось узнать, что они там делают?
— Судя по всему, они не хотят, чтобы их обнаружили люди Шато-д’Оров.
— А нет ли сговора между монахами и Ульрихом?
— Не знаю. Вчера, как вы помните, он сговорился с двумя аббатами.
— А вы должны это знать, мессир де Ферран! Вы видели человека, от которого получал сведения де Перрье?
— Нет, ваша светлость. Боюсь, что он уже схвачен. Кроме того, тот человек был лазутчиком не столько де Перрье, сколько тех же монахов, точнее, епископа. Его кличка — брат Птица. Об этом было сообщено моему человеку, работающему у епископа.
— А что же, ваш человек не мог сообщить вам, куда и зачем епископ повел свой отряд? Ведь он вывел из Визенфурта почти все свои войска. Мне доложили, что, кроме сил монастырей, у епископата осталось лишь около ста человек, а в монастырях можно набрать еще не более пятисот…
— Мой человек должен безотлучно находиться около епископа, у него не было возможности связаться со мной. Но оттуда надо ждать вестей с минуты на минуту… Кроме того, я послал несколько конных ближе к замку.
— Идите, де Ферран, распоряжайтесь от моего имени, делайте что хотите, но я должен знать все, что там творится. Вышлите отряд на Тойфельсберг, оттуда все должно быть отлично видно.
— Уже послано, ваша светлость! Пятнадцать всадников.
— Ступайте.
Де Ферран вышел. Маркграф медленно трезвел. Что же там делают монахи? Если хотят захватить Шато-д’Ор, то их слишком мало. С тысячей воинов и без стенобитных машин этого сделать не удастся. Либо епископ заручился поддержкой кого-то в замке, либо он подошел туда вовсе не для того, чтобы воевать с Шато-д’Ором. Но зачем еще приводить в чужие владения тысячу воинов? Уж не сговорились ли они с Ульрихом? Тогда неприятности могут посыпаться как горох… А что, если все это делается против него, маркграфа?! Сколько сейчас у него верных людей? Если те, что ушли с Ульрихом в Шато-д’Ор, выставят свои силы, у маркграфа не найдется и половины. На короля надежда плоха. Он не станет спорить с большинством рыцарства марки. Просто предложит ему добровольно уйти, а то и насильно сместит. Да и пока гонец маркграфа доберется до короля… Тут все уже переменится! Где же выход?!
— Ваша светлость! — кашлянув, произнес слуга, бесшумно возникший из-за бархатных портьер у входа в опочивальню маркграфа.
— Чего тебе?
— Прибыл посланник герцога, виконт де Легран дю Буа Курбе. Он требует встречи с вами!
— Что ты сказал, скотина?! Требует?! Здесь могу требовать только я! Он что, так и просил доложить?
— Именно так, ваша милость, разве я решился бы…
— Утром явишься к палачу и передашь ему, что я велел всыпать тебе сто… Нет, семьдесят пять розог. Двадцать пять я прощаю тебе…
— Благодарю вас, ваша светлость! — униженно склонился слуга.
— Зови виконта.
Герцог! У маркграфа поджилки затряслись от ужаса. Нет, маркграф боялся не герцога, он боялся себя. Неспроста давний и непримиримый враг короля послал среди ночи своего преданного вассала на тот берег реки. Речь явно пойдет не об ограбленных купцах и не о севшей на мель герцогской барже с солью, которую маркграф позавчера велел отвести в Визенфурт, хотя села она на мель посреди реки… Герцог что-то знает! И наверняка, если он знает, что должно волновать маркграфа, то это будет связано с предложением, по виду весьма заманчивым, но на деле чреватым самыми пакостными последствиями… Герцог на это мастер! Но боялся маркграф все-таки только самого себя. Не было сейчас предложения, которое он не был бы готов принять, лишь бы сохранить свое положение. Мог отдать герцогу в наложницы свою жену, принять мусульманскую или еврейскую веру, жениться на восьми дочерях герцога, хотя всем было известно, что они уродины и шлюхи. Он мог отдать на разграбление свой Визенфурт, заплатить любую дань, перевешать всех своих советников, даже продать душу дьяволу — только бы остаться маркграфом. Теперь он ждал появления виконта де Леграна дю Буа Курбе с каким-то мазохистским сладострастием.
Бряцая шпорами, с боевым шлемом на сгибе руки, в опочивальню вошел низкорослый, черноволосый, с курчавой проседью хитроглазый человек. Его облачение состояло из плотной, с меховым подбивом, кожаной куртки и таких же штанов. Бордовый плащ с гербом герцога, подмоченный снизу, видимо, при переправе через реку, стлался за ним по каменному полу, оставляя мокрый след.
— Простите, я без церемоний, — сказал виконт, словно говорил с равным себе. Маркграфа это покоробило, но виду он не подал.
— Я рад вам, мессир де Легран. Благополучно ли здравие его высочества? — любезно спросил маркграф.
— Благодарение Богу, его высочество пребывает в добром здравии и того же желает вам, ваша светлость, — суховато ответил виконт. — Однако, как сообщил мне его высочество герцог, у него есть все основания сомневаться, что ваше доброе, как я вижу, здравие, может оставаться таким не достаточно долго… Надеюсь, вы меня правильно поняли?
— Увы, нет! — сокрушенно сказал маркграф, играя в наивность.
— Неведение не знает страха, — улыбнулся посланник. — Тогда вам, ваша светлость, можно только позавидовать… Однако не следует излишне обольщаться: дела ваши плохи, ваша светлость!
— Вы пугаете меня неизвестностью, виконт! — сказал маркграф нервно.
— Что ж, посмотрим, не испугаетесь ли вы, узнав истину! Я уполномочен предупредить вас, что против вашей светлости составляется, по всей видимости, очень сильная партия, душой которой станет Ульрих де Шато-д’Ор, которого вы вчера днем изволили признать исполнившим обет, а также признали его права на замок, которым ныне владеет ваш вассал граф Альберт.
— Но ведь вы осведомлены, что его право оспаривается его племянником?
— Это я знаю и рад был бы услышать подтверждение тому, что Ульрих де Шато-д’Ор имеет племянника…
— Но вы же сами назвали имя Альберта… — удивился маркграф.
— Так вот, ваша светлость, Альберт де Шато-д’Ор — это призрак, миф, такого человека нет.
— Но до вчерашнего дня он был жив, насколько мне докладывали…
— Его вообще никогда не было, ваша светлость! — твердо сказал виконт.
— Простите, виконт, а вы не ошибаетесь? У Клеменции де Шато-д’Ор, как я помню, был сын, которого звали именно так…
— У нее было лишь две дочери. Это настоящие близнецы, похожие как две капли воды — только одна носит волосы до плеч, как юноша, а вторая — до пояса, как девушка.
— Но ведь я своими глазами видел, как этот Альберт, которого вы почему-то называете девушкой, сражался на турнире со своими сверстниками. Я наградил его перстнем с рубином… Он даже просился сразиться с бывалыми вояками, но я не разрешил ему… Неужели девушка могла враз сшибить с коня семерых юношей?!
— Пути Господни неисповедимы, ваша светлость, тем более что его преосвященство епископ обвиняет и ее, и мать в колдовстве и сношениях с дьяволом!
— Господи Иисусе! — вскричал маркграф, переменившись в лице.
— Более того, епископ послал об этом донос королю и одновременно в Рим — папе. Неплохо? А знаете ли вы, что там было написано?
— Разумеется, нет! — трясясь как в лихорадке, пробормотал маркграф.
— Там было написано, что вы, ваша светлость, никто иной, как чернокнижник и колдун, а то и порождение сатаны, связавшись с которым Клеменция родила дьявола в юбке, девицу Андреа. Та в настоящее время служит оруженосцем у своей сводной сестры, известной вам под именем Альберта!
— Господи! — возопил маркграф. — Неужели он мог так оклеветать меня!
— Нет, ваша светлость, боюсь, что какая-то доля истины в этом есть. Быть может, его преосвященство кое-что преувеличил… Но в главном…
— Неужели такие бумаги ушли папе и королю? — в ужасе пролепетал маркграф. — Ведь нет же, нет? Вы их перехватили, да?!
— Пока да, — осклабился виконт.
— Что значит «пока»? — взвился маркграф.
— Это значит, что бумаги эти оказались у нас и пока не отправлены по назначению.
— И вы намерены уговорить меня сделать нечто противозаконное? — в сердцах воскликнул маркграф.
— Собственно, я имею полномочия, — возразил виконт, — только информировать вас, и все. А выводы, которые вы сделаете, и шаги, которые вы предпримете, — все зависит только от вас.
В опочивальню, отшвырнув с дороги слугу, вихрем ворвался де Ферран. Увидев виконта, он смутился и нерешительно произнес:
— У меня всего два слова, ваша светлость, я сейчас же уйду, как только скажу вам нечто на ухо…
— Можете говорить вслух, — сказал маркграф. — Неловко секретничать при гостях…
— Как вам будет угодно, ваша светлость! — поклонился де Ферран. — Тогда я имею честь сообщить, что монахи атакуют замок Шато-д’Ор. В замке пожар. На главной башне зажжен сигнальный огонь для призыва на помощь вассалов…
— О Господи! — выдохнул маркграф, не зная, радоваться этому сообщению или огорчаться.
— Судя по огням, на этот сигнал откликнулись, — продолжал де Ферран, — и не только вассалы. Мои люди насчитали сорок пять огней, это более половины всех замков марки.
— Боже правый! — обезумев от раздирающих его сомнений и ужаса, пробормотал маркграф. — Кому тут желать победы?!
— Я думаю, что вам нужны два поражения, — заметил де Легран дю Буа Курбе. — Победа монахов во главе с епископом и захват графини Клеменции с дочерьми дадут епископу в руки такие свидетельства против вас, ваша светлость, что спасти вас от костра не сможет сам Святой Петр. В случае же победы мессира Ульриха вы вряд ли справитесь с ним так же удачно, как с его отцом при Оксенфурте…
— Да, да! — воскликнул маркграф, сокрушенно качая головой. — Но что же делать?! Что делать?!
— Вы спрашиваете совета, ваша светлость? — поинтересовался виконт.
— Именно так! — злобно сверкнул глазами маркграф.
— Боюсь, что мой совет придется вам не по вкусу, — спокойно сказал виконт.
— И все же! — настаивал маркграф.
— Мой господин, его высочество герцог, — медленно, словно специально желая помучить маркграфа, заговорил виконт, — просил меня передать вам, что в случае, если ваша светлость изволит быть в особом затруднении, он обещает вам свою искреннюю и дружескую помощь… Пятнадцать тысяч воинов находятся сейчас в лагере, разбитом в двух милях от реки. Эти воины, разумеется, если мы придем к соглашению, могут уже завтра оказаться в вашем распоряжении…
— А что взамен? — прошептал маркграф. — Отдать марку герцогу?
— Ну, я не думаю, чтобы это звучало так прямо и грубо… — успокаивающим тоном произнес виконт. — Скорее, речь пойдет о признании покровительства герцога над маркой, только и всего…
— А его величество король? — опасливо поежился маркграф. — Неужели он спокойно перенесет этот шаг?
— Ну, конечно, у него будет повод для беспокойства, не без этого. Однако должен заметить, что у короля как раз сейчас едва ли найдется время, чтобы заняться делами марки. На северо-востоке королевства сейчас очень неспокойно. Боюсь, что вся королевская армия сейчас там. К тому же противник, который противостоит сейчас королю, много опаснее, чем наше скромное, хотя и достаточно славное герцогство. Многие полагают, что если на северо-востоке начнется война, то его величеству вряд ли удастся быстро одержать победу. Кое-кто даже предрекает, что война на северо-востоке не позволит его величеству обрести новую славу. Возможно, что после этой войны ему будет уже нечего перебрасывать для защиты марки… Представьте себе, что будет, если после какого-либо нежелательного для его величества исхода войны на северо-востоке мой повелитель, его высочество герцог, решит, что пора вернуть земли, которые, как известно, были силой отторгнуты от герцогства тридцать лет назад покойным отцом нынешнего короля…
— Это ложь! — перебил маркграф. — Тридцать лет назад мы вернули земли, отторгнутые дедом нынешнего герцога…
— И заодно прихватили солидный кусок нашего берега реки! — усмехнулся виконт.
— Но вся марка никогда целиком не принадлежала герцогам!
— Сейчас это уже не важно, — сказал виконт, — важно, сможете ли вы в случае, о котором я уже говорил, защитить марку от нас?
Маркграф со злобой глянул на виконта. Тот сидел на дубовом кресле, испытующе глядя на собеседника.
— Судить вам, — сказал наконец, после пятиминутного раздумья, маркграф.
— Мы уже обсудили это, — с холодным спокойствием заявил виконт. — У вас в Визенфурте пятьсот латников вашей собственной дружины, около четырехсот городских копейщиков и лучников, да еще несколько, двести-триста, монахов от монастырей Сен-Жакоб и Сен-Жозеф. Если вы соберете сейчас всех вассалов, кто еще готов следовать за вами, а не за Шато-д’Ором, то наберется максимум четыре тысячи воинов. Ну а если уж очень повезет, то в совокупности тысяч шесть. Это втрое меньше, чем у нас. У Шато-д’Ора, если ваш рыцарь не ошибся и действительно видел сорок пять огней, уже сейчас до десяти тысяч воинов. Ну а в том случае, если он будет побежден епископом до прихода этих сил, то, я вас уверяю, все эти люди пойдут за епископом. Епископ, как мне уже ясно, предпочитает, чтобы не епархия входила в состав марки, а наоборот. Конечно, его высочество не хотел бы обращаться ни к епископу, ни к Шато-д’Ору, поскольку нельзя рассчитывать на полную искренность и честность этих особ…
— Мессир де Ферран, — перебил маркграф герцогского посланника, — проверьте, как там дела у Шато-д’Ора…
Ферран выскочил из опочивальни, понимая, что решение, которое сейчас огласит маркграф, должно прозвучать без свидетелей.
— Мессир де Легран, — вкрадчиво начал маркграф, — ваше предложение для меня безусловно лестно… Но все же риска в нем много…
— О мессир, ваша светлость, — кланяясь, заметил виконт, — ни одно заманчивое или лестное предложение не бывает свободно от риска… Даже предложенный вам стакан вина будет не вполне безопасен, ибо вино может быть отравлено. Точно так же, сближаясь с женщиной, мы рискуем заполучить дурную болезнь, но тем не менее…
— Что же, — сказал маркграф, облизывая пересохшие губы, — я мог бы и согласиться, если бы его высочество сделал взамен две вещи…
— Я не берусь решать, может ли его высочество исполнить ваши просьбы… У меня нет полномочий обещать вам что-либо от лица его высочества. Однако я думаю, если ваша светлость изволит передать через меня свое согласие на вступление войск его высочества на территорию марки, то и ваши просьбы будут рассмотрены с большей благосклонностью…
«Это значит, — подытожил маркграф, — пропусти их без всяких оговорок, присоедини к ним свои войска, отдай полмарки на разорение, а уж потом мы подумаем, что с тобой сделать… Ловко. А потом и впрямь накапают чего-нибудь в вино, и все!»
— Увы, такой оборот дел меня не устраивает, — покачал головой маркграф. — Слово чести герцога, будь оно дано, гарантировало бы мне…
— Это излишняя формальность, — жестко сказал де Легран дю Буа Курбе. — Я думаю, что проволочка во времени может вам повредить. Во всяком случае не поможет уладить ваши отношения с епископом, а тем более с Шато-д’Ором. Вряд ли вы успеете за весь завтрашний день собрать свои шесть тысяч человек. Завтра в полдень войско его высочества переправится через реку. А если я вдруг окажусь у вас здесь заложником, то Визенфурт будет атакован еще раньше. Если же со мной случится нечто похуже, то мой заместитель, виконт де Бюссон, не будет терзаться угрызениями совести по поводу несчастной судьбы города Визенфурта, а также…
— Вы хотите сказать, «а также и вашей судьбы»? — побелел маркграф.
— Я сказал только то, что сказал, ваша светлость, остальное вы додумали сами… Принимая во внимание все, что было сказано, я прошу разрешения откланяться… — Церемонно поклонившись, де Легран дю Буа Курбе направился к выходу. Маркграф, секунду помедлив, воскликнул:
— Мессир! Я полагаю, наш разговор не окончен…
— Почему же? — с деланным удивлением произнес виконт. — Как мне кажется, вы уже приняли решение…
— Вы поторопились, виконт. Я только что собрался сообщить вам, что согласен на ваше предложение.
— У меня не создавалось такого впечатления, — издевательски заявил виконт. — Ну да Бог с ними, с моими впечатлениями! Приятно, что разум возобладал у вас над излишней щепетильностью.
— Мне было приятно доставить вам удовольствие своим согласием! — расплылся в улыбке маркграф.
— Итак, спустя три часа после того, как я покину ваш замок, войско его высочества под моим командованием перейдет реку у Лугового брода. Мы разобьем лагерь на лугах, которые уже выкошены вашими мужиками, и потому не причиним потрав вашим угодьям. Провиантом мое войско обеспечено на два дня. Рекомендую вам, ваша светлость, продумать, каким образом мои воины будут снабжаться дальше, дабы в наших отношениях не возникло недоразумений… Пока войска будут иметь провизию, я обещаю вам удерживать их от самовольных действий… Надеюсь, что за это время мы сумеем наладить подвоз. Не так ли?
— Могу заверить вас, виконт, что ваше войско не будет ни в чем нуждаться…
…Спустя три часа после того, как виконт де Легран дю Буа Курбе покинул замок маркграфа, войска герцога начали переправу через реку. Конница пошла через Луговой брод — обширный речной перекат, где летом уровень воды при слабом течении доходил всего до брюха лошади. От этого Лугового брода и пошло некогда название Визенфурт. Пехоту — лучников, арбалетчиков и копейщиков — де Легран послал на нескольких десятках лодок. Обоз, а также метательные машины — двадцать катапульт, баллист и стрелометов — перевозили на плотах. Вскоре на свежескошенных лугах несколько ниже Визенфурта возник шумный военный лагерь. Туда же маркграф стал помаленьку собирать войска вассалов. Прогнозы относительно численности войск, оставшихся верными маркграфу, оказались слишком оптимистичными. Собрать удалось едва ли три тысячи человек. Городское цеховое ополчение сослалось на отсутствие оружия и выставило всего полтораста копейщиков. Монастыри Святого Иосифа и Святого Якова объявили, что, не получив благословения епископа, не имеют права посылать куда-либо своих воинов. Что же касается вассалов, то большая их часть вообще не допустила к себе гонцов маркграфа. Часть объявила, что не может вмешиваться в войну между своими, а другие просто ушли к Шато-д’Ору.
Итак, надеяться маркграф мог теперь только на герцога и его войско.