В окне, освещенном серебристо-голубым светом, темнел кабель телевизионной антенны. Дело в том, что на ночь дядя Федя всегда выдергивал его из телевизора, вытягивал за окно и подключал к зарытой в землю проволоке-заземлению. Делал он это на случай грозы, опровергая известную пословицу: «Гром не грянет, мужик не перекрестится». Дяде Феде однажды довелось пережить случай, когда молния ударила в антенну и сожгла телик. Могла бы и вся изба сгореть, но пожар успели быстро потушить. Про случай с молнией Петька знал по рассказам, а вот то, что происходило с антенной сейчас, увидел своими глазами.
Кабель почему-то дергался из стороны в сторону, будто его вертел кто-то, сидевший внизу под стеной или, наоборот, на крыше. Ведь ветра на дворе не было — на кусте сирени рядом с кабелем ни один листок не шелохнулся. Новая волна страха накатила на Петьку. Подойти к окну он не решился, потому что ужас перед змеей, которая могла в комнату заползти, никуда не исчез.
Сначала Зайцев вспомнил про жуликов, которые срезают провода и продают их как цветной металлолом — про это тоже дядя Федя рассказывал. Но эта мысль продержалась лишь несколько мгновений. Наверное, если бы жулики зашли во двор, то Стрелка сейчас не выла бы, а подняла дикий лай. К тому же дядя Федя на ночь удлинял ей цепь, так что собака могла и калитку «контролировать», то есть ухватить воров за штаны. Но Стрелка продолжала жалобно выть. То ли она не чуяла никаких «пришельцев», то ли понимала, что они ей не по зубам… Например, потому что эти самые «пришельцы» — бестелесные привидения или духи какие-нибудь.
Кабель еще немного подергался, то попадая в поток лунного света, то скрываясь в тени. А затем, когда кабель в очередной раз выскочил на свет, Петька увидел, что на нем появилось какое-то непонятное утолщение, будто его толстой веревкой обмотали поверх изоляции. Точнее, металлическим тросом, потому что эта штука тускло поблескивала при свете луны. Но еще через секунду, когда это «утолщение» передвинулось вверх, он понял: это никакой не трос, а змея, которая, обвившись вокруг кабеля, ползет куда-то вверх.
Петька как завороженный смотрел на змею. Ему даже немного полегче стало. Все-таки лучше, когда ты уже увидел змеюку, чем ожидать, когда она внезапно из темноты выползет и тяпнет за ногу. Правда, слезать на пол Зайцев даже сейчас не решился. Кто его знает, а если их несколько, змей этих? Одна, допустим, уже заползла в комнату, а другая тоже в тепло захотела! Вот и лезет по кабелю, надеясь пролезть на чердак, а оттуда — в комнаты спуститься. Да, но тогда ведь она может откуда-нибудь сверху свалиться! Нет уж, надо прогнать ее оттуда, с антенны. Может, если по стеклу постучать, она испугается?
Но все-таки на пол слезать страшно. Раз одна змея уже приползла, то и вторая может появиться. А потом и третья…
Змея между тем, обвиваясь вокруг антенного кабеля, вползала все выше и выше. Вот она уже поднялась до уровня форточки, и тут Петька увидел, что гадюка, продолжая обвивать кабель хвостом, постепенно вытягивает голову в сторону окна! Как на грех, Зайцев приметил, что бабушка хоть и закрыла форточку, но не повернула защелку. А это означало, что если надавить на стекло или рамку с внешней стороны, то форточка откроется! Причем форточка эта, как помнилось Петьке, имела довольно большие зазоры, закрывалась неплотно, и чтобы ее открыть, стоило только чуть-чуть надавить. Но это если рукой, а у змеи-то их нет… Конечно, змея может и головой надавить, но хватит ли у нее сил? Да и не додумается она, дура безмозглая!
Зря Петька себя успокаивал, ох зря! Змея подтянула хвост повыше, вытянула шею подальше — хотя, конечно, фиг поймешь, что у нее к хвосту относится, а что к шее! — и дотянулась своей треугольной головенкой до стекла форточки. Высунула раздвоенный язычок, потрогала им стекло, а потом медленно оттянула голову назад, изогнув тело вбок… А потом как прянет вперед — бац! — и форточка распахнулась настежь!
Петька похолодел, ему даже показалось, будто у него со страху сердце останавливается. Сердце, конечно, не остановилось, а наоборот, очень быстро затюкало. И было отчего — ведь змеюка, еще чуть-чуть вытянувшись, просунулась в форточку, перевесила свою голову через край и стала медленно вползать в комнату… Зацепилась за ручку окна, обвилась, отцепила хвост от кабеля и стала уже сползать вниз, испуская при этом зловещее шипение. Вскоре все змеиное туловище сползло на подоконник, свившись в кольцо, над которым покачивалась треугольная голова, время от времени постреливавшая раздвоенным язычком.
Зайцев сидел на кровати, что называется, ни жив ни мертв. Хотя вообще-то от него до змеи было метра три, не меньше, но он даже пошевелиться боялся, не то чтоб соскочить на пол и вооружиться кочергой, которую бросил, пытаясь разбудить бабушку. И кричать он тоже не стал. Во-первых, все равно никто не услышит, а во-вторых, боялся, что змея на него тут же бросится. Он только смотрел как завороженный на змею и ждал, куда же она поползет.
Петька откуда-то знал, что змеи, как и вообще все пресмыкающиеся, видят плохо и реагируют только на тепло и движение. Поскольку он сидел как окаменевший, то бояться, что змея на движение отреагирует, наверно, не стоило. А вот на тепло… В этой комнате тепло излучали только он и бабушка, так что не удивительно, что гадюка все время поворачивала голову то в сторону спящей бабушки, то в сторону Петьки.
Не будь Петька так перепуган, он уже заметил бы, что змея ведет себя как-то необычно. Но ему было не до зоологических наблюдений. Да и не был он таким специалистом по змеям, как, например, профессор Дроздов из передачи «В мире животных». Он разрывался между страхом и горячим желанием спрыгнуть с кровати, а затем побыстрее удрать куда глаза глядят, пока змея близко не подползла. Но поскольку ему, кроме этой, вполне реальной гадины, еще и придуманные на полу мерещились, он по-прежнему боялся даже шевельнуться.
А змея, полежав малость на подоконнике, перелезла на бабушкину швейную машинку «Зингер» — старинную, ножную, безо всякого мотора и на чугунных ножках. По этим самым ножкам змея сползла на пол и — о, ужас! — извиваясь, направилась в сторону Петькиной кровати…
По пути ей предстояло переползти тусклое лунное пятно, которое находилось в полуметре от изголовья кровати.
Змея подползала все ближе и ближе, у Зайцева волосы дыбом встали при одной мысли, что он окажется почти рядом с этой полутораметровой гадиной толщиной чуть не в Петькино запястье.
Наконец голова змеюки оказалась в световом пятне, затем и вся она целиком на свет выползла. Вот тут-то Петька и увидел то, о чем уже намертво позабыть успел, и то, что прежде не сумел рассмотреть…
Вокруг шеи у змеи на свету отчетливо просматривался тонкий серебристо-белый ободок. Петька мгновенно вспомнил все: он же видел этот ободок наяву, когда прятался от Трясучки в елочках и обнаружил рядом с собой большую гадюку! И про то, что Трясучка ему во сне объясняла, как она Лену пометила, чтоб отличать от обычных змей, — тоже вспомнил. Так что же, выходит, эта змея — заколдованная Лена?!
Тут у Петьки в голове целый вихрь мыслей пронесся. Да таких путаных и перепутанных, а заодно и тревожных — что ой-ой-ой! Но все же Зайцеву удалось привести их в более-менее стройную систему.
Конечно, Петька забеспокоился насчет Игоря. Если змея-Лена здесь, а Игорь — в Мертвой деревне, то ничего хорошего из его попытки возвратить сестре человеческий облик не получилось. Допустим, что он и живую воду из колодца возьмет, и покойников, восставших из могил, не испугается, и с головой Черного Быка благополучно разминется, и в часовне все как надо окропит… Но сейчас туда может приползти какая угодно змея, кроме этой, с ободком на шее. Потому она, эта самая змея-Лена, по какой-то причине уползла из лесу и явилась домой. Ей тут дядя Федя случайно на хвост наступил, а она его кусанула, дура! Да не за сапог, который ей бы нипочем не прокусить, а выше колена, через брюки! Родного отца не пожалела! Впрочем, может, у нее и вовсе никаких человеческих чувств не осталось? Может, она вообще ни жалости, ни доброты не знает, а все ее действия одними инстинктами и рефлексами определяются, как у самой обыкновенной гадюки? Значит, если она позабыла, кто есть кто, и дядю Федю тяпнула, то вполне может и Петьку укусить… Но самое главное все-таки не это! Петька вновь вспомнил, что так и не сказал Игорю про ободок на шее! То есть теперь-то он точно ошибется и окропит живой водой самую обычную гадину. А она превратится в бесовку и унесет Игоря… В общем, лучше и не думать об этом!
Тем временем змея с белым ободком вокруг шеи переползла световое пятно и теперь с трудом различалась в темноте. К тому же находилась совсем рядом с Петькиной кроватью, и Петька, постаравшийся отодвинуться от края, потерял ее из виду. Но шелест змеи по крашеным гладким доскам пола все равно слышался. А затем Зайцев услышал еще негромкое бряканье и тихое шуршание. Это еще что?!
И тут Петька понял: змея обвилась вокруг металлической ножки кровати и вползает наверх, примерно так, как она подползала к форточке по кабелю телевизионной антенны. А шуршание происходило от края простыни, свисавшего с кровати, который змея задевала своей чешуей. Петька инстинктивно отодвинулся от опасного края кровати, уселся на подушки.
Должно быть, при этом он зашуршат одеялом, и пружины кроватные звякнули. Похоже, все это змею напугало. Шлеп! Гадюка проворно свалилась на пол, и — ших-ших-ших! — извиваясь по полу, уползла куда-то под бабушкин диван. Час от часу не легче! А бабушка спит себе и спит. Теперь, правда, она опять начала похрапывать, слава богу — не умерла. Но ведь у нее шлепанцы стоят совсем рядом с тем местом, куда змея уползла. А что, если она встанет, полезет за шлепанцами и потревожит змею? Та ведь и ее кусануть может, если у нее действительно одни инстинкты с рефлексами остались… И неизвестно, чем этот укус для бабушки закончится. Дядя Федя — он еще довольно молодой, здоровенный, сильный, а бабушка — хоть и не такая древняя, как Трясучка, но все-таки старенькая. Еще вопрос, сумеют ли врачи дядю Федю от укуса вылечить, а уж бабушку…
Петька хотел еще раз позвать бабушку, чтоб она проснулась, но побоялся. Вдруг бабушка испугается, соскочит с дивана и наступит на змею? Нет уж, лучше подождать, когда она сама проснется, и предупредить, пока она еще не начнет слезать с дивана. Правда, так может получиться только в том случае, если Петька сам не заснет. А Зайцев считал, что такого нипочем случиться не может. Во-первых, он еще до ночи здорово выспался, а во-вторых, поди засни, когда змеюка по комнате ползает! Страх в таких случаях всякий сон отгоняет.
Однако именно с этого момента Петьку вдруг стало клонить ко сну. Наверно, врачи-невропатологи могли бы какое-нибудь научное объяснение этому факту придумать. Например, сказать, что Петькин организм пережил сильное волнение, которое называется «стрессом», и от этого наступил упадок сил. А для того, чтоб восполнить потраченные силы, организм должен выспаться.
Впрочем, Петька обо всех этих научных делах понятия не имел, зато за последние дни крепко поверил в колдовство. И ему почти сразу же стало казаться, что его сонливость неспроста одолела. Может, это Трясучка какие-нибудь фишки вкручивает? Ведь всего ничего прошло, как она мимо дома протопала со своей зловредной песенкой! Она ведь наверняка в лес отправилась, в Мертвую деревню. Зачем, интересно? Вроде бы она Петьке в «том самом» сне не сообщала, что собирается туда идти… А теперь вдруг отправилась?!
Не в том ли дело, что Петька не пошел сам к колодцу, а предоставил Игорю возможность счастья попытать? А ему ни в коем случае не стоило так поступать?
Тем более что он ведь не сказал Игорю насчет ободка на змеиной шее… Тогда получалось, что Трясучка все-таки не совсем уж злая ведьма. Может, Трясучка решила предупредить Игоря?
В это Петьке, однако, с трудом верилось. Уж больно весело распевала бабка: «Кто кого-то не найдет, тот назавтра пропадет!» Да и навряд ли она бы успела добраться до Мертвой деревни пешком. Ведь когда она с домом Зайцевых поравнялась, уже не меньше чем 23.30 было! За полчаса ей десять километров ни за что не прошлепать! Может, у нее где-нибудь в кустах за деревней ступа с помелом припрятаны?… Тогда странно, что Трясучка сперва от села до деревни десять километров протопала пешком — могла бы сразу взлететь и через пять минут быть на месте! Конечно, если она собиралась помогать Игорю, а не делать ему пакости. Потому что там, в Мертвой деревне, даже безо всякого участия колдуньи этих самых пакостей было полным-полно заготовлено.
Петька посмотрел на светящиеся часы. Они показывали уже 01.35, то есть больше полутора часов прошло после того, как прокуковала кукушка. Допустим, что ведьма действительно успела туда к полуночи и смогла предупредить Игоря. Хотя бы о том, что Лена уползла из леса и там, кроме обычных змеюк, никого не осталось. Тогда Игорь вот-вот должен прийти домой. Рассчитывать, что она его в ступе до дому подвезет, наверно, смешно, но такой длинноногий и сильный парень, как Игорь, запросто мог бы прошагать десять километров за пару часов с небольшим. Так что в 02.30 или 02.45 он уже может появиться дома. Только пела же эта старая карга: «Кто кого-то не найдет, тот назавтра пропадет!» Весело и злорадно! Петька теперь за себя уже совершенно не беспокоился. Он-то ведь как раз и нашел Лену. Пусть в виде змеи с белым ободком на шее, но нашел. И бабушка нашла внучку, только еще не увидела. Может, даже и лучше, что не увидела, а то могла схватить кочергу и дать змее по голове. А та, подчиняясь всяким рефлексам-инстинктам, укусит бабушку. Но так или иначе внучка-змеючка заползла под бабушкин диван и, может быть, спокойно проспит там до утра, если ей, конечно, никто на хвост не наступит.
Время шло, а надежды на то, что Игорь вернется или дядя Федя с тетей Наташей на машине приедут, все таяли. Уже три часа сравнялось, а никто не появился. Стало быть, Трясучка, гадюка этакая, вовсе не за тем в лес отправлялась, чтобы Игоря предостеречь. Не иначе, еще какую-нибудь пакость придумала! Хотя чего уж больше, если Игорь из-за Петькиного разгильдяйства может в ад угодить?
Петькины мозги все больше затуманивались, его клонило в сон, и соображать нормально у него не получалось. Страх перед змеей все больше притуплялся, он то и дело зевал, глаза слипались… Некоторое время Зайцев пытался не поддаваться, даже щипал себя за локти и за ухо, но сон все плотнее и плотнее укутывай его переутомившуюся голову. В какой-то момент Петьке показалось, будто он проваливается в какую-то бездонную пропасть. Он заснул почти мгновенно и проспал до самого утра.