Конечно, входить в туман Женьке показалось жутковато. Дорожка, правда, теперь, после победы на Водяным, светилась почти так же ярко, как лампа дневного света, но туман был настолько густой и непроглядный, что дальше, чем на два шага вперед, ничего, кроме подсвеченной дорожкой голубовато-белой мути, не просматривалось. А в том, что серебристая дорожка в одно прекрасное мгновение не оборвется, Женька сильно сомневался. Он с некоторым опозданием вспомнил, что дорожку в самом начале его путешествия прокладывала Ледяница-Студеница, а потом — Болотница-Охотница. Стало быть, теперь дорожкой распоряжается Лихоманщица-Обманщица. Если Ледяница-Студеница проложила дорожку вполне честно и дала Женьке три верные подсказки, то Болотница — возможно, по сговору с Водяным! — запетляла дорожку таким образом, что "Иван-Царевич", небось, и сейчас еще бродил бы по ней, если б не решился спрямить дорогу. Но там, на озере, Женька прекрасно видел, что дорожка извивается змеей, а здесь, в тумане, вообще ничего не разглядишь. Идешь-идешь, а на самом деле на одном месте крутишься… А до рассвета, возможно, не так уж много и осталось. Вообще-то у Антонины Петровны, мамы дяди Васи, в доме висел настенный календарь, где на каждый день было расписано время восхода и заката солнца. Но Женька вчера в этот календарь не заглядывал и теперь об этом очень жалел. Одно дело — если солнце взойдет, скажем, в четыре часа, и совсем другое — если в три с небольшим. Правда, в обоих случаях гнусная Лихомячщица должна будет уступить место вполне приятной и правдивой Ледянице, но одно дело, если у Женьки будет впереди целый час, а другое — если всего минут десять. Ведь надо не только отыскать этого Беса Болотного, но и с самим Духом Прорвы разобраться! На это десяти минут никак не хватит…

И тут Женька вспомнил про сову, которая сидела в позолоченной клетке. Она ведь, когда улетала, прокричала: "Будет худо — кликни меня, я тебе пригожусь!" Может, и впрямь позвать? Правда, вроде бы еще не совсем худо, просто ни зги не видно, но и хорошим свое положение не назовешь. Неизвестно, сколько еще этот Бес будет в тумане прятаться! Может, вообще не вылезет, а с рассветом, когда Женькина сила пропадет, утащит его куда-нибудь в пекло на веки вечные.

"Только вот чем мне может эта Сова помочь? — подумалось Женьке. — Неужели она сумеет этот проклятый туман разогнать?!"

— Угу! Угу! — послышалось откуда-то из тумана, и через несколько секунд Женька увидел сквозь его пелену знакомое оранжево-красноватое свечение, а еще через несколько мгновений Сова приземлилась прямо на серебристую дорожку в одном шаге впереди "Иван-Царевича".

— Как ты меня нашла? — удивился Женька. — Я ведь и не кричал вроде…

— Ты меня сердцем кликал, Иван-Царевич, — пояснила Сова, прохаживаясь по дорожке на своих коротких и мощных когтистых лапах. — А такой зов сильнее любого крика слышится. Ведома мне твоя кручина, но это не беда еще, а четверть беды. Помогу тебе от тумана отделаться. Возьми меч двумя руками, обведи им круг по воздуху да скажи таковы слова: "Туман-обман! Не служи Бесу, уйди от болота к лесу!" Потом трижды плюнь через левое плечо и перекрестись трижды. А далее — не зевай, что бы тебе справа или слева ни показалось — крести мечом! И повторяй, коли страшно будет: "С нами крестная сила!" Сим победишь! Да смотри, ежели повалишь Беса, более трех раз — не руби! Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Четвертый раз ударишь — пропадешь! Ну, да недосуг мне здесь оставаться. Еще два раза явлюсь, коли надобно, а более не смогу!

Сова вспорхнула и скрылась в тумане.

Женька стал выполнять ее указания: взялся за рукоять меча двумя руками, обвел им по воздуху круг, а потом произнес заклинание, благо запомнил его наизусть с первого раза:

— Туман-обман! Не служи Бесу, уйди от болота к лесу — и трижды плюнул через левое плечо, отцепил правую руку от меча, а затем трижды перекрестился. Сразу после этого он вновь взял меч в правую руку и приготовился к бою.

Что тут поднялось! Адский вой, рев, визг, скрежет зубовный аж просверлили Женьке уши. Топот не то ног, не то копыт заставил дрожать болотную почву. Но туман, окутывавший болото, действительно стал расходиться. Не рассеиваться, постепенно редея, как это бывает в природе, а отодвигаться от Женьки во все стороны. Сперва Женька оказался в середине свободного от тумана круга диаметром примерно в метр, потом — в десять метров, наконец — в пятьдесят… После этого где-то справа от Женьки круг разорвался, и стали видны камыши у берега озера. Затем разомкнувшиеся края туманного круга принялись все дальше расходиться друг от друга, словно бы какой-то сверхбогатырь распрямлял подкову. И когда эта туманная "подкова" превратилась в прямую линию, туманный фронт отодвинулся аж к деревьям дальнего леса.

На несколько секунд стало невероятно тихо. Ни одна рыба в озере не решалась хвостом плеснуть, ни змея травой прошелестеть, и даже комары над болотом перестали пищать.

Но длилось это недолго. Поверхность болота задрожала, затряслась, послышался подземный гул, во всех лужах и озерцах на поверхности болота забурлили пузыри болотного газа, а потом над ними еще и зловещее, багровое пламя вспыхнуло, хотя всем известно, что природный газ голубым пламенем горит. А потом сквозь тяжелое урчание подземного гула послышался резкий, омерзительный скрежет, будто кто-то волоком тащил по асфальту жестяной ящик — только во много раз сильнее! Женька лихорадочно завертел головой справа налево, пытаясь угадать, с какой стороны появится Болотный Бес. Скрежет нарастал, царапая уши и нервы, а Беса все не было. Зато справа, из камышей, размахивая рукавами-крыльями, выпорхнула зловредная Лихоманщица, подлетела совсем близко к тропе — но ровно настолько, чтобы Женька не смог достать ее мечом! — и стала приплясывать в воздухе, вращать своим носом-штопором, скалить все свои восемь клыков, да еще и язык показывать — бордовый, с желтыми чирьями и зелеными бородавками.

— Пропал молодец! Совсем пропал! Попадешь к Бесу на обед! — противно верещала злодейка.

Но ее Женька не опасался. Он уже догадался, что Лихоманщица сама в драку не полезет. Ее задача отвлечь внимание от Беса, который должен вот-вот явиться, а потому ежели она вертится справа, со стороны камышей, то Беса следует высматривать слева, со стороны леса. Поэтому Женька поскорее отвернулся от Лихоманщицы и посмотрел в противоположную сторону.

Однако Лихоманщица быстро отреагировала: в момент перелетела дорожку и продолжила свои кривляния уже на фоне леса. Женька повернулся налево — и Лихоманщица перескочила на ту же сторону. А скрежет, идущий из-под земли, все нарастал и нарастал, Бес явно должен был выскочить в ближайшие секунды.

Женька опять отвернулся, Лихоманщица опять взвилась в воздух, но на сей раз не стала перелетать на другую сторону, а повисла в воздухе метрах в трех над Женькиной головой и опять завизжала:

— Пропадешь, пропадешь беспременно! Куды тебе, малолетнему, с нечистой силой воевать?! Молоко на губах не обсохло! Вя-я-я!

Женька задрал голову, то есть какое-то время не смотрел ни налево, ни направо. Вот тут-то, в этот самый момент слева от серебристой дорожки поверхность топи выпучилась конусом, как маленький новорожденный вулканчик, в воздух взлетел сперва фонтан мутной воды, потом — комья грязи, затем стоб желтоватого дыма, пахнущего сероводородом, и наконец с ревом, похожим на гул ракетного двигателя, вверх рванул острый факел багрово-красного пламени. И вместе с этим свистящим огненным фонтаном из болотных недр вынеслась некая бесформенная, черная масса, которая поднялась на высоту в пару десятков метров, а затем раскинула в стороны черные перепончатые крылья.

— Ой, ахти мне! Пропаду ни за грош! — истерически завопила Лихоманщица и, часто-часто замахав руками, унеслась к озеру. Женька тоже почуял инстинктивное желание соскочить с тропы и задать стрекача прочь от пикирующего сверху чудовища. Потому что никто, даже Сова, не предупреждал его о том, что Болотный Бес умеет летать и имеет размеры, сравнимые с размерами спортивного самолета.

Но все-таки Женька твердо помнил, что с серебристой тропы спрыгивать нельзя, и, собрав всю силу воли в кулак, прикрыл голову щитом. Меч поднять он не успел — времени не хватило. Бес с непередаваемым, нечеловеческим воем налетел на Женьку и с огромной силой ударил в щит чудовищными когтями передних лап. Бум-м! — щит гулко лязгнул, но пробить его когти не смогли. Не сумел Бес и столкнуть Женьку с дорожки, даже с ног сбить не сумел. С явно досадливыми, хотя и неразборчивыми криками, Бес чаще замахал крыльями — четыре метра в размахе, не меньше! Он стал набирать высоту, чтоб разогнаться и повторить атаку с большей скоростью и силой. Только теперь, во время подъема, Женька сумел его кое-как рассмотреть, да и то в общих чертах.

Вообще-то Женька до этого столкновения представлял себе Беса таким, как в фильме "Ночь перед Рождеством". То есть обычным таким сказочным чертом: голова с маленькими рожками, кабаньим пятачком и оттопыренными ушами, когти на руках, копыта на ногах, ну и коровий хвост сзади. Правда, в упомянутом фильме черт летал и даже возил на себе бесстрашного кузнеца Вакулу в Петербург, но никаких четырехметровых крыльев не имел. Да и вообще, тот киношный черт был совсем небольшой.

Ну а тут Женьке пришлось биться против здоровенного, не ниже двух с половиной метров, верзилы К тому же защищенного не только чертовой кожей и кабаньей шерстью, а еще и латами, похожими на рыцарские, только к ним еще и крылья были приделаны. Рога у Беса имелись, но отнюдь не маленькие, а огромные, как у тех быков, что на корриде выступают. И эти рога были не костяные, а стальные или даже титановые. К тому же они не просто росли из головы, как у быка, а были не то приварены, не то приклепаны к сверкающему металлическому шлему. По форме этот шлем очень смахивал на мотоциклетный, но во лбу, между рогами, помещалось не то вогнутое зеркало, не то маленькая параболическая антенна, как для спутниковой связи. Когти на передних лапах были заостренные, длинные и прямые, как штыки, а вот на задних никаких копыт не просматривалось. Вместо них на ногах Беса располагалось что-то вроде реактивных двигателей, изрыгавших багровое пламя и придававших своему хозяину огромную скорость.

Используя эти двигатели, Бес с ревом взмыл в ночное небо, поднялся на высоту почти в тысячу метров (Женька так на глаз прикинул!), описал мертвую петлю и перешел в стремительное пике. Скорость у него была намного выше, чем в первый раз, и Женька понял, что если Бес ударит его с разгона, то наверняка сбросит с серебристой дорожки, а после этого утопит в болоте или растерзает на месте.

Женька решил, что надо выждать, пока Бес подлетит настолько близко, что уже не сможет изменить курс, и отскочить вперед или назад, не соскакивая с дорожки. Легко сказать "подождать", когда на тебя такое чудище пикирует! Все поджилки, кажется, тряслись мелкой дрожью, но Женька все-таки сумел справиться со страхом и, улучив момент, отпрыгнул в сторону, увернувшись от прямого столкновения с Бесом. При этом он даже успел взмахнуть мечом и сильно ударить Беса по левой ноге.

Дзанг! Бах! — сперва послышался металлический лязг, потом небольшой взрыв. Левый "ракетный ускоритель" оторвался от ноги Беса, а затем лопнул, как хлопушка, и разлетелся на кусочки. Обломки его ударили по Женькиному щиту, но сам "Иван-Царевич" повреждений не получил. Поскольку у Беса остался только один ускоритель, на правой ноге, его начало вращать, крутить, вертеть и носить по воздуху какими-то немыслимыми спиралями, будто фейерверочную шутиху. Но все-таки Бес сумел кое-как выйти из этого затруднительного положения: он сбросил с ноги правый ускоритель и, ловко манипулируя своими перепончатыми крыльями, прекратил свое суматошное вращение.

Правда, теперь он уже не мог налетать на Женьку с огромной скоростью, да и меча, как видно, побаивался. Поэтому Бес не стал вновь забираться на большую высоту, а поднялся всего метров на пятнадцать. Плавно пошевеливая крыльями, чтоб удержаться на этой высоте, он начал описывать вокруг Женьки круги с постоянным радиусом около полусотни метров. Волей-неволей и Женька вынужден был, стоя на одном месте, поворачиваться, чтоб следить за неприятелем и не оказаться к нему спиной в момент атаки.

"Что же он задумал? — размышлял Женька, наблюдая за этим кружением. — Может, хочет этак до рассвета продержаться? Эх, что-то, видно, Сова не рассчитала! Кстати, один раз я этого Беса уже рубанул. Но на землю он не свалился. Считается этот раз или нет? Или "за Отца, Сына и Святого Духа" можно еще три раза рубить?!"

"Иван-Царевич" почти всерьез рассчитывал, будто Сова опять услышит, как он ее "сердцем кличет", и прилетит, чтобы дать дополнительные инструкции. Однако, как видно, мудрая птица считала, что у Женьки достаточно информации для успешного продолжения боя, и не торопилась появляться попусту. Тем более, что больше двух раз прийти на помощь она уже не могла.

А Бес все продолжал описывать круги вокруг Женьки, словно коршун над курятником. Теперь Женьке казалось, что Болотный ждет, пока у "Иван-Царевича" голова закружится и он, потеряв равновесие, сам по себе свалится с серебристой дорожки, неподвластной нечистой силе Дело в том, что круги, которые облетал Бес, с каждым разом все сужались и сужались, а потому Женьке тоже приходилось все быстрее поворачиваться. Еще немного — и все поплывет перед глазами, сольется в мутную круговерть, и не успеешь опомниться, как шлепнешься наземь. Такое с Женькой уже было однажды в Москве, когда он на спор решил повторить вращение волчком, которое показывала Зинка Шалаева в хоккейной коробке, залитой во дворе. Зинка занималась фигурным катанием и поспорила на мороженое, что никто так, как она, вращаться не сумеет. Женька тогда только мороженое проспорил, а нынче ставки были повыше… Нет, это вращение надо было срочно прекращать! Только вот как?!

Женька постарался еще раз припомнить все, что ему говорила Сова. "Что бы тебе справа или слева ни показалось — крести мечом! И повторяй, коли страшно будет: "С нами крестная сила!" Сим победишь!" — отчего-то ему припомнилась именно эта часть наставления. Когда Сова произнесла слова "крести мечом", Женька понял в переносном смысле — то есть как "руби!", однако сейчас он сильно засомневался. А что, если надо было понимать не в переносном, а в самом что ни на есть прямом? Ведь меч, если его перевернуть острием вниз, превратится в самый настоящий крест! А ну, попробуем!

Хотя лезвие меча было остро, как бритва, Женька порезаться не побоялся — у него ведь на руках железные перчатки были! — и смело взял меч за клинок. И постарался направить крест на Беса.

— С нами крестная сила! — произнес он громко.

В ту же секунду из бриллианта, венчавшего рукоять меча, вылетел ослепительно белый, очень тонкий луч, прямо как из лазера. Тиу! — с коротким свистом луч рассек ночной мрак и пронесся совсем близко от Беса, но не задел его.

Бес, как видно, сразу понял, что теперь ему угрожает нешуточная опасность, торопливо замахал крыльями и, прежде чем Женька сумел еще раз прицелиться, успел повернуть в его сторону свои огромные металлические рога.

Женька думал, что Бес собирается его боднуть, прикрылся щитом и постарался вновь перехватить меч за рукоятку, рассчитывая рубануть им Болотного, когда тот подлетит на расстояние вытянутой руки.

Но не тут-то было. На кончиках металлических рогов Беса засветились голубовато-лиловые ослепительные огоньки, словно на электродах дуговой сварки. В следующее мгновение огоньки вспыхнули ярче молнии, короткие тонкие лучи от рогов собрались в параболическом зеркале на лбу бесовского шлема, и оттуда, из зеркала, будто из прожектора, вырвался огромный лилово-белый луч, который с чудовищным ревом и свистом ударил в Женькин щит…

Шар-ра-рах! — болото вздрогнуло от громового удара, щит разлетелся на мелкие кусочки, будто был сделан из хрупкого стекла. Шлем словно бы сдуло с Женькиной головы и унесло неведомо куда. К тому же сила удара оказалась такой, что на сей раз Женька не смог устоять на ногах. Хорошо еще, что в момент этого бесовского залпа Женька стоял спиной к серебристой дорожке и поэтому не свалился с нее в болото.

Правда, и без того положение казалось отчаянным. Падая, Женька выронил меч. Вряд ли он упал далеко от серебристой дорожки, но подбирать у Женьки не было времени. Победоносно вереща и восторженно взвизгивая, Бес нацеливался нанести еще один удар лучом. Теперь он находился слева, со стороны леса. А меч-то упал справа от серебристой дорожки, и для того, чтоб попытаться его поднять, Женьке надо было повернуться к неприятелю спиной. Ясно, что даже если б волшебные доспехи защитили его от поражения лучом, то с тропы его непременно сбросило бы.

Но тут Женька вспомнил о кресте, что получил от Черного камня, и о том заклинании, которое сумел разгадать, переставив буквы и слова в дурацкой фразе про лису и треску:

КРЕСТ — ВОТ СИЛА, Я УДАРЮ!

В эту самую секунду рога и зеркало Беса послали в Женьку второй громоносный луч. Женька только зажмуриться успел да произнести не голосом, а душой это самое заклинание.

Шара-ра-рах! — дорожку, с которой Женька не успел подняться, тряхнуло намного сильнее, чем в первый раз, и "Ивана-Царевича" даже в воздух подбросило. Это было все, что он успел почувствовать, потому что глаза у него были закрыты, а уши заложило от грохота. Именно поэтому Женька не видел и не слышал, как от креста, висевшего у него на груди, во все стороны вытянулась тонкая золотистая паутина и мгновенно прикрыла его от громоносного луча. И не только прикрыла, а отбросила луч обратно к Бесу! Отраженный луч с силой ударил Болотного в туловище, прогрохотал гром, и бронированное чудище разлетелось на кусочки, которые тут же вспыхнули синим пламенем и, сгорая, дождем посыпались наземь, будто метеоры…