Начнем с того, что Сталин не произносил пустых речей на темы «больше социализма!» , после которых степень эксплуатации простого труженика многократно повышалась и утрачивались какие-то перспективы завтрашнего дня. Досужие субъекты могут возразить, что в действительности это было не так, что степень эксплуатации простонародья в СССР многократно возросла в 1930-е гг. по сравнению со временами НЭПа или временами до 1917 г.; особенно возросла в деревне после коллективизации.
Но мы предложим всё же различать такие разные явления общественной жизни, как «приходилось больше работать, ограничивая свое потребление во всем» и «степень эксплуатации возросла», вследствие чего тоже приходилось больше работать, а получать меньше. Разница между этими двумя явлениями в жизни общества принципиальная, но открывается она только, когда обращаются к вопросу, что производится и куда оно девается.
Если степень эксплуатации возросла, то это означает, что в обществе увеличилась кратность отношения расходов на содержание [52] 10 % самых богатых к расходам на содержание 10 % самых бедных. Если при этом приходится больше работать, а потреблять меньше, то в структуре валового продукта государства вырос объем производства в расчете на душу населения товаров для богатого меньшинства, а объем производства товаров для трудящегося большинства сократился (либо упала покупательная способность трудящегося большинства и оно не может купить даже произведенное, что в дальнейшем неизбежно приведет к падению производства каких-то групп продукции).
Было это при Сталине? — Не было. Страна готовилась к победе в войне, поэтому работать приходилось действительно больше всем без исключения, а большинство пришлось ограничить в потреблении средствами государственной финансовой политики.
Действительно так, что в то же самое время советская партийная, государственная, хозяйственная, научно-техническая “элита” и выдающиеся деятели искусств обладали более высоким потребительским статусом, нежели простые труженики. Но причем тут якобы злонамеренность И.В.Сталина? Приведем конкретный пример, проясняющий обстоятельства возникновения советской потребительской “элиты”.
Когда 8 декабря 1918 г. возобновила свою работу Академия Генерального штаба, то в честь этого события решили организовать торжественный концерт. Слушателем Академии был и будущий генерал-лейтенант Георгий Павлович Софронов (1893 — 1973). И командование Академии отправило его — еще только будущего полководца — на квартиру уже выдающегося певца Ф.И.Шаляпина, чтобы пригласить того принять участие в концерте. Ф.И.Шаляпин запросил мешок белой муки: Академия генерального штаба не могла их выделить по бедности тех лет и торжественный концерт прошел без участия Ф.И.Шаляпина.
Выходец из простого народа, всю жизнь мечтавший втереться в “элиту” российской империи, не пожелал принести радость будущим командирам Армии своего народа, которым предстояло защищать его Родину, её народ в будущем; защищать, подчинившись суровой дисциплине и самодисциплине, не жалея ни своего здоровья, ни здоровья своих близких , ни жизни, за утрату которых невозможно воздать в земной жизни ни двумя пудами пшеничной муки, ни какими-либо деньгами; не говоря уж о том, что смертный бой, к руководству и участию в котором готовились командиры, — занятие куда более общественно значимое, нежели любое выступление на сцене или иной акт художественного творчества, а объятия войны не столь ласковы как объятия муз.
Да, Ф.И.Шаляпин — выдающийся русскоязычный певец, но как человек — крохобор, а не щедрая русская душа . Большевистская революция причинила ему невосполнимую утрату: она разрушила его детско-юношескую мечту войти в ряды наследственной российской “элиты”. И разрушения этой мечты он не простил своему народу, поддержавшему большевиков, и его армии и государству вследствие чего в конце концов предпочел жить и умереть вместе с прежней “элитой” в эмиграции. Таких “шаляпиных” — выдающихся и просто грамотных специалистов в своем деле, но алчных до монопольно высоких цен за свое участие в общественном объединении труда — в России было много во всех отраслях производства и в непроизводственных, но общественно необходимых и значимых сферах деятельности.
Теперь обратимся к книге В.И.Ленина “Государство и революция”:
«… на примере Коммуны (Парижской, 1871 г. — наше пояснение при цитировании) Маркс показал, что при социализме должностные лица перестают быть “бюрократами”, быть “чиновниками”, перестают по мере введения, кроме выборности, еще и сменяемости в любое время, да еще СВЕДЕНИЯ ПЛАТЫ К СРЕДНЕМУ РАБОЧЕМУ УРОВНЮ, да еще замены парламентских учреждений работающими (парламент — от французского „parle“ — говорить, т.е. парламент — говорильня, в большинстве случаев попусту: — авт.), т.е. издающими законы и проводящими их в жизнь. (…) Маркс… увидел в практических мерах Коммуны ТОТ ПЕРЕЛОМ, КОТОРОГО БОЯТСЯ И НЕ ХОТЯТ ПРИЗНАТЬ ОППОРТУНИСТЫ ИЗ-ЗА ТРУСОСТИ, ИЗ-ЗА НЕЖЕЛАНИЯ БЕСПОВОРОТНО ПОРВАТЬ С БУРЖУАЗИЕЙ…» (текст выделен нами при цитировании).
Как известно, Парижская коммуна рухнула. Одной из причин её краха было то, что квалифицированные специалисты разных отраслей общественного объединения труда, считали ниже своего достоинства отдавать свой труд Коммуне за зарплату среднего рабочего и видеть в простом рабочем своего товарища.
Они желали такой организации жизни общества, в которой могли бы получать монопольно высокую корпоративную цену за продукт своего труда, и потому не поддержали Парижскую коммуну в её начинаниях и либо сплотились как её явные деятельные противники, либо саботировали, заявляя о своей лояльности к ней.
Причем подчеркнем, что речь идет не о различиях в зарплате между разными специалистами в той или иной отрасли общественного объединения труда, а о различии в доходах между работниками разных отраслей общественного объединения труда, вследствие чего существуют отрасли с монопольно высокими и монопольно низкими ценами на рабочую силу. Речь не идет о ликвидации дифференциации доходов в пределах каждой из отраслей, поскольку она стимулирует в каждой отрасли накопление профессионализма. Речь идет о необходимости избавиться от межотраслевой дифференциации доходов, поскольку она стимулирует только честолюбие и паразитизм индивидуалистов .
Примерно то же самое, что привело Парижскую коммуну к краху, произошло в России после 1917 г.: хвалёная российская интеллигенция, как общественная группа в целом, не считала для себя возможным отказаться от монопольно высоких цен за производимый ею продукт в общественном объединении труда, вследствие чего очень многие выдающиеся и средние умы не поддержали советскую власть, вытесняя из её органов сионо-интернацистских меньшевиков, а выступили против неё в гражданской войне. Многие по завершении гражданской войны остались в “совдепии” просто потому, что не смогли сбежать и вынуждены были жить в ней. Но они по-прежнему оставались специалистами каждый в своем деле. И большевизм пошел на то, чтобы ради достижения своих целей заплатить им монопольно высокую цену за их участие в общественном объединении труда.
Но значимо другое. Обеспечив относительно высокий потребительский статус разнородной по характеру её деятельности интеллигенции, к этому стандарту потребления постепенно, по мере роста экономической мощи страны, Сталин подтягивал и остальное население. Вследствие чего кратность отношения расходов на содержание 10 % самых богатых семей к расходам на содержание 10 % самых бедных семей снижалась. То есть степень эксплуатации большинства меньшинством неуклонно падала.
Именно в таких условиях в тридцатые годы работать приходилось действительно больше, а жить относительно бедно. Но не потому, что росла степень эксплуатации, а потому что производились новые средства производства и вооружение. Гитлер написал “Майн кампф” еще в 1923 г. Эта политическая программа, в которой прямо шла речь о войне Германии против России с целью её полного и необратимого порабощения, пользовалась поддержкой международного меньшевизма сионо-интернацистов и деятельно проводилась в жизнь. И было бы преступлением Советской власти против долговременных интересов народов России не подготовить страну к войне, которую международная закулиса запланировала едва ли не раньше, чем захлебнулись марксистские революции в странах Европы (в Германии, в Венгрии), из которых предполагалось раздуть мировую марксистскую революцию, к чему призывал меньшевик и сионо-интернацист Л.Д.Бронштейн (Троцкий), и что сорвал В.И.Ленин заключением Брестского мира.
Если же говорить о колхозном строе, то переход к нему от НЭПа действительно был жестоким и тяжелым. Но разгром страны в будущей войне, запланированной международной закулисой, был бы еще более жестоким по сравнению с коллективизацией: если бы не коллективизация, давшая в короткие сроки рабочую силу промышленности, то за разгромом лета 1941 г. последовало бы германское нацистское иго. Вступил бы в действие план “Ост”, согласно которому предполагалось построить на территории СССР лагеря смерти и в кратчайшее время уничтожить в них 110 миллионов “лишнего” населения, а остальных низвести до положения говорящего рабочего скота. И топором и крестьянскими вилами от вермахта было бы не отмахаться, как во многом в 1812 г. отмахались от Наполеона.
Но уже в 1938 г. колхозный строй начал давать отдачу: на трудодни во многих рядовых, а не образцово-показательных колхозах, и на Украине, и в Поволжье, и в других регионах СССР выдавалось продукции, произведенной в коллективном хозяйстве, больше нежели могли вместить закрома крестьян, оставшиеся от времен единоличного ведения ими хозяйства. Это вспоминают в беседах сейчас многие простые люди, жившие в то время. Рождаемость в стране устойчиво превышала смертность. Достижения культуры прошлого и возможность получить образование становились доступными всё более широким слоям общества. Этот процесс культурного и экономического подъема был прерван первоначально войной, и вторично приходом к партийной и государственной власти (после устранения И.В.Сталина) троцкистов: как уцелевших в репрессиях эпохи сталинизма, так и троцкистов второго поколения, которые после 1953 г. стали проводить антибольшевистскую политику .
Теперь снова обратимся к завещанию И.В.Сталина — “Экономическим проблемам социализма в СССР” (ссылки на страницы по отдельному изданию 1952 г.):
«Экономической основой противоположности между умственным и физическим трудом является эксплуатация людей физического труда со стороны представителей умственного труда. Всем известен разрыв, существующий при капитализме, между людьми физического труда предприятий и руководящим персоналом. Известно, что на базе этого разрыва развивалось враждебное отношение рабочих к директору, к мастеру, к инженеру и другим представителям технического персонала, как к их врагам [58] . Понятно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации должна была исчезнуть и противоположность интересов между физическим и умственным трудом. И она действительно исчезла при нашем современном социалистическом строе. Теперь люди физического труда и руководящий персонал являются не врагами, а товарищами-друзьями, членами одного производственного коллектива, кровно заинтересованными в преуспеянии и улучшении производства. От былой вражды между ними не осталось и следа» (стр. 27).
Хотя И.В.Сталин пользуется марксистской терминологией («умственный труд», «физический труд»), но речь ведет о непосредственно производительном труде в сфере материального производства и о прочих видах трудах вне сферы материального производства, и прежде всего о труде в сфере управления. В приведенном контексте «эксплуатация людей физического труда» — синоним «монопольно высоких цен на продукт труда вне сферы материального производства» и опять же, прежде всего прочего, — синоним монопольно высоких цен на продукт труда в сфере управления (директор, мастер — исключительно управленцы; инженер — может быть и управленцем, и производственником в сфере обработки информации). К 1952 г. отраслевые монопольно высокие цены на участие в общественном объединении труда (в форме зарплат) в своем большинстве были в СССР в основном преодолены, а внутриотраслевые вилки зарплат стимулировали рост квалификации персонала. И это было стратегическим направлением экономической политики большевистского государства.
Однако И.В.Сталин не обольщался достигнутым, поскольку тарифная сетка в СССР была результатом государственного диктата, а не выражением нравственности общества на рынке спроса и предложения той или иной деловой квалификации.
Он пишет:
«…Советская власть должна была не заменить одну форму эксплуатации другой формой, как это было в старых революциях, а ликвидировать всякую эксплуатацию» (стр. 7).
«Должна была ликвидировать», но не утверждает, что ликвидировала эксплуатацию во всех её формах раз и навсегда; тем более он не утверждает, что в СССР ликвидированы и сами возможности и предпосылки возобновления системы эксплуатации большинства меньшинством когда-либо в будущем. Он пишет о том, что необходимо сделать, чтобы система эксплуатации большинства меньшинством утратила в СССР возможности к существованию в принципе:
«Необходимо… добиться такого культурного роста общества, который бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей, чтобы члены общества имели возможности получить образование, достаточное для того, чтобы стать активными деятелями общественного развития, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными на всю жизнь, в силу существующего разделения труда к какой-либо профессии.
Что требуется для этого?
Было бы неправильно думать, что можно добиться такого серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Для этого нужно прежде всего сократить рабочий день по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов. Это необходимо для того, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени, необходимого для получения всестороннего образования. «…» Для этого нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную заработную плату рабочих и служащих минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления».
Всё после устранения И.В.Сталина было сделано так, чтобы этого не произошло. По инерции общественного развития в СССР действительно уже при Хрущеве имело место сокращение недельного фонда рабочего времени до 41 часа, при 7 часовом рабочем дне с понедельника по пятницу и 6 часовом в субботу. Благодаря этому у людей появилось свободное время, чтобы быть в семье, воспитывать детей, заниматься личностным развитием. Но осуществленный вскорости переход на пятидневку ликвидировал это благо:
Один дополнительный свободный день не мог компенсировать каждодневной утраты ранее высвобожденного часа: быть в семье, воспитывать детей надо каждый день, а не два раза в неделю по субботам и воскресеньям (тем более, что в застой сверхурочные и аккордные работы стали нормой, а многие субботы делались рабочими); то же касается и времени на личностное развитие — оно необходимо каждый день, хотя бы по часу, а не раз в неделю целый день: этого требует биоритмика подавляющего большинства людей.
Вместо того, чтобы систематически снижать цены на продукцию массового потребления, что было путем естественного перехода к распределению по потребностям по мере роста производства и удовлетворения спроса, стали увеличивать номинальные зарплаты, причем не обеспечивая доходы населения объемом производимых товаров и услуг по установленным государством же ценам .
Это падение надежности защищенности индивида и семьи со стороны общества в целом и его государства в искусственно созданных таким образом условиях недостаточного культурного развития большинства населения имело следствием возобновление у многих надежд обеспечить себя и свою семью всем необходимым на основе независимой от государства и общества личной инициативы. Это вело к отношению к государственной и прочей общественной собственности как к ничейной, вопреки тому, что Сталин писал, что только при выполнении всех [60] названных им «предварительных условий, взятых вместе, можно будет надеяться, что труд будет превращен в глазах членов общества из обузы „в первую жизненную потребность“ (Маркс), что „труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение“ (Энгельс), что общественная собственность будет расцениваться всеми членами общества как незыблемая основа существования общества (выделено курсивом нами при цитировании).
Только после выполнения всех этих предварительных условий, взятых вместе, можно будет перейти от социалистической формулы — от каждого по способностям, каждому по труду» к коммунистической формуле — «от каждого по способностям, каждому по потребностям» (“Экономические проблемы социализма в СССР”, стр. 69).
То есть Сталин действительно был коммунистом и на словах, и на деле. А сталинские принципы народовластия это:
· обеспечение одинаковой доступности сколь угодно высокого образования всем вне зависимости от происхождения;
· ликвидация монополии всех “элитарных” социальных групп на управленческую деятельность во всех её видах;
· ликвидация монопольно высокой цены на продукт управленческого труда, которая и вызывает вражду между всей иерархией управления и управляемыми ею людьми, а также и всех прочих монопольно высоких отраслевых цен на участие в общественном объединении труда.
В сталинском видении народовластия нет места ни корпорации еврейских ростовщических кланов с их надгосударственной монополией на институт кредита и управление инвестициями в развитие народного хозяйства; нет места и монополии еврейской, и национальной жидовствующей преимущественно гуманитарной “интеллигенции”, умеющей только болтать (но не умеющей управлять обстоятельствами), на растолковывание окружающим смысла бытия и нравственного права на паразитизм меньшинства на труде большинства; и прежде всего — обоснования права на ростовщический паразитизм еврейских же банковских кланов, как основу лжедемократии и “прав” человека во всем мире.
То есть это понимание народовластия весьма отличается от существа “демократии” западного образца, поскольку многопартийность Запада, парламентаризм, голосования по поводу и без повода, свобода прессы без всего того, что Сталин назвал в “Экономических проблемах социализма в СССР” как насущные потребности общественного развития, — канализация для слива самонадеянного, необразованного, бездумного невежества в формах, безопасных для безраздельной власти трансрегиональной ростовщической корпорации и стоящих за нею её хозяев — действительно много знающих и глубокомысленных интеллектуалов. “Демократия” по-западному — реализация принципа «чем бы дурак не тешился, лишь бы ишачил».
Таким был Сталин. В напеве его и в песне, как солнечный луч чиста, звучала Великая правда — Возвышенная мечта. Сердца, превращенные в камень, заставить биться умел. У многих будил он разум, дремавший в глубокой тьме. Но люди, забывшие Бога, хранящие в сердце тьму, полную чашу отравы преподнесли ему… Сказали они: “Будь проклят! Пей, осуши до дна. И песня твоя чужда нам, и правда твоя не нужна.”
В результате такого отношения к Великой правде и Возвышенным мечтам подавляющего большинства «советского народа» в начале перестройки появились другие стихи: