— Вот, — кричит [полковник], — ваши депутаты… Головы им поотвертывать за подрыв дисциплины… Дурак дурака чище, а, может быть, и немецкие шпионы.
Артём Весёлый. «Россия, кровью умытая»

Качнулись

посунулись

задышали едуче…

— Шпио-о-оны?

— Во-о-о…

— Ты, господин полковник, наших болячек не ковыряй… Плохие, да свои.

— Хищный гад, ему бы старый режим.

— Шпиёны, слышь?

— Дай ему, Кужель, бам барарам по-лягушиному, впереверт его по-мартышиному, три кишки, погано очко!.. Дай ему, в нем золотой дух Николая Второго!..

[...]

Раздергали мы командировы ребра, растоптали его кишки, а зверство наше только еще силу набирало, сердце в каждом ходило волной, и кулак просил удара…

Царско-буржуазная империи к 1917 г. стала поразительным в своей отвратительности вместилищем всего отжившего и уродливого, лишенного способности бороться и сознавать требования времени и масс. Захлестнувшие все шпиономания и германофобия — наглядные примеры бессилия осознать истинные причины происходящего. Постылый абсолютизм, позорная распутинщина и бесславные поражения на фронтах всемерно поощряли поиски «темных сил». Бездарная правительственная пропаганда могла лишь насаждать образ врага, что оборачивалось немецкими погромами, но не была способна объяснить, ради чего стоит воевать. Неграмотные бойцы пели в окопах «вы германцы-азиаты, из-за вас идем в солдаты…», но их фронтовой опыт, стоивший многой крови, все же заставлял понять, что счет нужно предъявлять своим властителям и погонщикам. А эти последние, стоявшие одной ногой уже на свалке истории, продолжали сетовать о «происках врага».

Лев Троцкий описал, как обвинения в прислуживании немцам перебрасывались справа налево: «Либералы заодно с неудачливыми генералами везде и во всем искали немецкую руку. Камарилья считалась германофильской. Клику Распутина в целом либералы считали или, по крайней мере, объявляли действующей по инструкциям Потсдама. Царицу широко и открыто обвиняли в шпионстве: ей приписывали, даже в придворных кругах, ответственность за потопление немцами судна, на котором генерал Китченер ехал в Россию. Правые, разумеется, не оставались в долгу. Завадский рассказывает, как товарищ министра внутренних дел Белецкий пытался в начале 1916 года создать дело против национал-либерального промышленника Гучкова, обвиняя его в “действиях, граничащих по военному времени с государственной изменой...”. Разоблачая подвиги Белецкого, Курлов, тоже бывший товарищ министра внутренних дел, в свою очередь спрашивает Милюкова: “За какую честную по отношению к родине работу были получены им двести тысяч рублей «финляндских» денег, переведенных по почте ему на имя швейцара его дома?” Кавычки над “финляндскими” деньгами должны показать, что дело шло о немецких деньгах. А между тем Милюков имел вполне заслуженную репутацию германофоба! В правительственных кругах считали вообще доказанным, что все оппозиционные партии действуют на немецкие деньги. В августе 1915 года, когда ждали волнений в связи с намеченным роспуском Думы, морской министр Григорович, считавшийся почти либералом, говорил на заседании правительства: “Немцы ведут усиленную пропаганду и заваливают деньгами противоправительственные организации”. Октябристы и кадеты, негодуя на такого рода инсинуации, не задумывались, однако, отводить их влево от себя. По поводу полупатриотической речи меньшевика Чхеидзе в начале войны председатель Думы Родзянко писал: “Последствия доказали в дальнейшем близость Чхеидзе к германским кругам”. Тщетно было бы ждать хоть тени доказательства!» . Приведя далее еще ряд подобных обвинений в адрес деятелей Петросовета, исходивших от вчерашних «немецких шпионов», Троцкий подытожил: «Проезд Ленина через Германию открыл перед шовинистической демагогией неисчерпаемые возможности» .

Все эти однообразные обличения оставались без доказательств. Но от обилия германофобской риторики обыватель мог начать искренне верить в то, что выстраивается целая очередь в кассу за получением оплаты от Германии. После такой безостановочной пропаганды обвинение кого угодно в пособничестве немцам уже вряд ли могло удивить. Доказательств тоже уже не требовалось. Вот, скажем, малоизвестный факт «разоблачения» охранкой турецкой панисламистской пропаганды в Туркестане во время мировой войны. После того, как в конце 1914 г. Турция вступила в войну против России, местная охранка гордо отрапортовала об аресте богача, на квартире которого были найдены прокламации с печатью и с призывом жертвовать в пользу панисламского движения. Однако когда один из администраторов взялся проверить победные реляции спецслужб, оказалось, что прокламации печатались и хранились на квартире сотрудника охранки, который и подбросил их богачу. Затем в Ташкенте были арестованы почти все местные судьи по обвинению в переписке с афганским эмиром, но вскоре они были выпущены, а письма припрятаны подальше, так как вскрылся факт изготовления их той же охранкой . Эти факты на заседании Думы в декабре 1916 г. озвучил Керенский, и голоса депутатов слева откликнулись: «здорово, это обычно» (курсив мой. — Р.В.). Напомню, что на тот момент большевистские депутаты слева уже не сидели, они были сосланы в Сибирь. А сам Керенский через полгода не погнушается участием в подобной же охоте на ведьм против Ленина.

Ксенофобия и шпиономания, являвшиеся признаками неспособности вести войну — вот что стало первым фактором, который позволил клевете на большевиков распространиться со скоростью лесного пожара.

Вместо этой придуманной очереди «немецких агентов» существовала самая реальная свора выгодополучателей от войны. Промышленники обогащались на военных заказах и желали, чтобы произведенное ими вооружение было уничтожено в очередной атаке, — ведь это сулило им новые заказы. Каждый новый день войны стоил стране порядка 55 млн руб. (эту цифру называло само Временное правительство ). Помещики, успешно уклонявшиеся от военных реквизиций, требовали себе на поля пленных (бесплатный труд) и беженцев (труд за копейки), нанимали голодающих крестьян за еду и наживались на выгодных правительственных закупках продовольствия . Спекулянты в ситуации галопирующей инфляции придерживали товары на складах, ожидая скачка цен и провоцируя панику потребителей. Миллионеры-булочники, не желая продавать пайковый хлеб по государственным ценам, куда больше прежнего выпекали булочно-кондитерские изделия и продавали их по рыночной цене . Никогда еще так громко и нагло над страной не раздавался «хруст французской булки»!

Военные, воспитанные в шовинизме, грезили о кресте над Святой Софией. Снабженческие тыловые организации плодили теплые места для интеллектуалов, щеголявших в камуфляже по своей причастности к делу войны. Пропагандисты милитаризма не сходили с газетных страниц и с церковных амвонов. Все рвачи и проныры мечтали зарекомендовать себя стойкими сторонниками войны и через это выслужиться и, дай бог, ухватить награду. Все деляги жаждали завоеваний и открытия новых рынков, и даже записной либерал Милюков требовал империалистических захватов на Черном море, заслужив за это «титул» Дарданелльский.

За всем этим стоял по часам росший государственный долг. К мировой войне романовская империя с 1860-х гг., свято исповедуя веру в иностранный капитал (ничего не напоминает?), накопила 5,9 млрд руб. внешнего долга. Для сравнения: по оценкам крупнейшего знатока царских финансов И.Ф. Гиндина, за этот же срок 6,5 млрд были потрачены сугубо на поддержку дворянства — т.е. объективно впустую для страны . Примечательно, что в 1914 г. из не зависимых и не полуколониальных стран внешний государственный долг имели только Япония и Россия; российский долг был в 2,6 раз больше японского . К октябрю 1917 г. внешний долг вырос до 14,9 млрд (на 9 млрд за годы войны), внутренний — до 26,7 (за войну — на 19,3), что в сумме дало 41,6 млрд руб. (для сравнения, довоенный годовой доход империи — 2—3 млрд). Только за осень 1917 г. шедшее к краху Временное правительство назанимало у союзников порядка 700 млн в разных валютах, но и этих средств не хватало, чтобы покрыть военные заказы в этих странах. Однако и достигнутые договоренности союзники позволяли себене выполнять: за 1917 г. они поставили только 2/3 угля и ½ военных грузов от обещанного, а на 1918 г. собирались дать только ¼ тоннажа, необходимого для перевозки грузов . На этом плачевном примере можно наблюдать, как страну затягивало в механизм зависимости: Россия вгонялась в долги, выделенные ей деньги сразу шли союзническим компаниям, произведенное ими вооружение не доходило до России, которая тем не менее должна была держать фронт! Союзники уже не брали в расчет собственную позицию России, например, ведя без ее ведома сепаратные переговоры с Австрией . При сдаче русскими войсками Риги в августе и высадке германского десанта на острове Эзель в сентябре флот союзников-англичан никак не помогал русским войскам. Зато еще заранее главнокомандующий Корнилов и все буржуазное общество обвиняло Советы в будущей сдаче, и после именно на них и на большевиков валило всю ответственность за разложение армии. Однако сами события показали, что тесно связанные с большевиками латышские стрелки и балтийские матросы оборонялись упорнее всех . Союзники не только не помогали русским войскам, но и уничтожали их. Во Франции стояла русская дивизия, услужливо переброшенная на Западный фронт в 1916 г. Под влиянием революционных новостей часть низших чинов потребовала возвращения в Россию. Не поддержавшие их сослуживцы вместе с французскими военными в начале сентября открыли по ним артиллерийский огонь, убив 8 и ранив 44 солдат. И это по официальным данным военных, которые ни французское, ни Временное правительство проверять не собирались, совершенно равнодушно относясь к убийству солдат. Дивизия отказывалась сдаваться в течение недели. После сдачи солдаты были брошены в тюрьмы и отправлены на каторгу в Новую Каледонию. Тем, кто смог пережить это, посчастливилось вернуться домой только в 1919—1921 гг. И вот перед такими «союзниками» нужно было исполнять свои обязательства?!

Под нависающим козырьком долгов союзники вели все более откровенное вмешательство в политику усилиями их активных миссий и советников и в военное дело путем подчинения своему контролю заграничных заказов для армии. Дело шло уже и к их проникновению в экономику: надо же проследить, чтобы России было с чего отдавать этот величайший денежный долг после того, как она отдаст свой долг союзника, бросая в бой все новые контингенты по призыву Антанты. Стоп! А почему Россия должна платить долг дважды?! Не думайте, не думайте! Слушайте хруст булки, высматривайте на горизонте Дарданеллы!

Можно как угодно относиться к деятельности Парвуса, но нельзя не признать справедливость его слов: «В то время как вы ищете немецкие деньги и клеймите торговца, который приобретает немецкий товар, как политического преступника, вы не замечаете или не хотите замечать, как английские, французские, американские деньги коррумпируют государство, экономически закабаляют, политически порабощают державу» .

Слушали и высматривали. А тех, кто слышал стон, видел кровь и задавал вопросы, травили. Крестьяне недовольны реквизициями? — слепцы! Солдаты мрачны и не хотят в атаку? — малодушные! Рабочие просят прибавить оклад? — шкурники! Революционеры пророчат поражение и крах? — у-у-у, изменники!

Для этой «приличной» воинствующей России спор заключался лишь в одном: затягивать войну в надежде на то, что экономика Германской, Австро-Венгерской и Османской империй надорвется быстрее собственной, или накопить силы и броситься в последнее самоубийственное наступление. И то, и другое означало для рабочих и крестьян крепкое затягивание поясов, для солдат — новые жертвы, для буржуазии — растущие доходы, и для всех — усиление воинствующего шовинизма и затмение разума. Революция означала остановку этого гигантского потока прибылей для верхушки общества. Желание безостановочно набивать карманы — еще один фактор готовности к борьбе с революцией любыми средствами.

Почему-то нынешние апологеты царя, церкви, армии, интеллектуалов, кадетов и буржуазной демократии забывают о существовании этих очевидных ненасытных меркантильных устремлений. Неужели действительно трое суток езды Ленина с товарищами по территории Германии страшнее трех лет войны, которую вели и желали продолжать все эти господа? Разве не очевидно, что открытые и твердые революционные взгляды большевиков — это последовательная позиция, а позорная беспринципность — это как раз в начале войны быстрое «переобувание» интеллектуалов, экстренно принявшихся изгонять немцев из своих кругов, и правых, которые «совершенно не смущались тем обстоятельством, что вплоть до 1914 г. германофильские настроения бурно процветали именно в их среде» .

Застивший глаза шовинизм — вот еще фактор, подготовивший в 1917 г. почву для клеветы против большевиков.

Такое же шкурное поведение было свойственно и главным черносотенцам — династии Романовых. Александр III, этот лубочный «самый русский царь», получив рикошетом от народовольческой бомбы корону, не долго думая, перевел в «Bank of England» 18—20 млн руб. личных средств. В 1900 г. Николай II закрыл этот счет, но, по предположению историка И.В. Зимина, он «повторно открыл счет в одном из банков Англии в промежутке между 1907 и 1914 гг. Судя по всему, этот счет был довольно крупным, однако никаких документальных свидетельств его существования нам обнаружить не удалось», к началу 1917 г. эти деньги были исчерпаны . Но основные личные средства Николай размещал в Германии: «только с ноября 1905 по июль 1906 г. на секретных счетах в Германском имперском банке разместили 462 936 ф. ст. и 9 487 100 немецких марок. И это только те суммы, которые автор достоверно отследил по указанным в сносках архивным документам» . Нетрудно заметить, что Николай, следуя примеры папаши, вывозил деньги в разгар революции, заключив в то же время знаменитый «контрреволюционный заем» в 1 млрд руб. Более того, в 1905 г. он был готов бежать из страны на кайзеровском военном корабле (есть основания полагать, что германская подлодка в течение пяти месяцев дежурила у дворца царя в Петергофе) . Перед мировой войной в Германии на счетах царских дочек лежало почти 13 млн руб., они так и назывались — «детские деньги». В 1914 г. эти деньги, как и деньги царицы, не были выведены со счетов, следовательно, проценты на них продолжали начисляться! Зимин считает, что таким образом царь якобы пожертвовал личными средствами, оставив их на счетах в немецких банках, чтобы сим высокодуховным деянием замаскировать вывод из тех же немецких банков средств государственных (до 100 млн руб.), что всякому имеющему начальное представление о бухгалтерском учете покажется немного фантастичным. С такой внимательностью еврейских банкиров (или банкиров немецкого генштаба) никакого жидомасонского (антирусского) заговора не сваришь! Напрашивается иное объяснение: Германия, против которой он вел войну, представлялась царю надежным и приветливым местом! Романов снова принялся вывозить деньги в закипающей обстановке начала 1917 г.: «В январе 1917 г. 2 244 ящика с золотом в слитках и в золотых монетах отправлялись в США из Владивостока на закупки оружия. При этом 5,5 т “личного золота” Николая II должны были быть переправлены из США в “Бразерс Бэрринг Банк” в Лондоне. Эти 5,5 т составляли 20 млн ф. ст., или 187 млн золотых рублей»; в конце концов эти деньги были захвачены японцами . Почему любители поискать руку Лондона или Берлина в вечно пустой революционной кассе закрывают глаза на такие факты? Почему не рассуждают громогласно о том, как Романов был зависим от западных банкиров, хранящих его личные деньги, и от правителей, спасавших его лично? Эти факты биографии царя теснейшим образом сближают его с нынешним правящим классом, который под прикрытием дурнейшего патриотизма вывозит капитал на Запад, обворовывая, как и Романовы в свое время, всех трудящихся.

Неспособность соизмерить эти деяния коронованных грабителей и революционеров-бессребреников — это тоже способствовало раздуванию мифа о большевиках.

Распространяя ложь об иностранных миллионах у Ленина, милитаристы всех сортов на самом деле отнимали миллионы у народа.