Глава 17

В конце 1982 года в нескольких научных журналах, издаваемых в СССР, США и Великобритании, появились сообщения о принятой Международным астрономическим союзом Программе наблюдений кометы Хэлли, сближение которой с Землей ожидалось в апреле 1986-го года. Руководство наблюдениями за кометой из западного полушария было возложено на Рея Ньюберна, директора крупного астрономического центра в Пасадине. Программу наблюдений из восточного полушария возглавил Юрген Рае, директор астрономической обсерватории в Бамберге. Для выполнения Программы международным сообществом была подготовлена космическая флотилия в составе пяти управляемых аппаратов, которую досужие журналисты окрестили Космической Армадой. Позднее к ней должен был присоединиться американский сателлит ИСЭЭ-3, который вышел в космос еще в 1978 году с целью изучения межпланетной среды и солнечного ветра.

В декабре 1984 года первыми стартовали два советских космических аппарата Вега-1 и Вега-2. В июне 1985 года они достигли Венеры и сбросили на ее поверхность исследовательские зонды. Затем, совершив в поле тяготения планеты баллистический маневр, обе Веги направились навстречу комете Хэлли, прохождение которой через плоскость земной орбиты ожидалось в марте 1986 года. Забегая вперед, следует сказать, что Веги вовремя прибыли в назначенное место, полностью выполнили программу телеметрических измерений и передали на Землю уникальный научный материал, хотя для последующих событий это уже не имело никакого значения.

Вслед за советскими Вегами в конце декабря 1984 года стартовал японский космический аппарат Сакигаке, предназначенный для исследования структуры хвоста кометы. В июле 1985 года был запущен космический зонд Джотто, принадлежавший объединенному Европейскому космическому агентству. Через месяц после старта Джотто Япония направила навстречу комете еще один космический аппарат под названием «Сусей», что в переводе с японского означает просто «комета». В начале марта 1986 года все аппараты Космической Армады собрались вблизи точки пересечения орбиты кометы с плоскостью эклиптики, выстроившись в линию длиной около миллиона километров.

Первой на штурм кометы ринулась Вега-1. Повинуясь командам с Земли, русский аппарат 6 марта пересек границу пылевого облака и приблизился к голове кометы на расстояние 9 тысяч километров, передавая в непрерывном режиме изображения ее поверхности. При относительной скорости 80 км/сек Вега-1 буквально пронеслась мимо головы кометы и через 3 минуты выскочила из пылевого облака, не получив ни одного серьезного повреждения.

Поздравив русских с первым успехом, японцы осторожно повели свой Сусей к зоне ударной волны впереди кометы. 8 марта Сусей перешел границу волны на расстоянии 100 тысяч километров от ядра кометы и начал передавать данные о структуре плазменных образований вокруг ее головы. Сеанс активной связи с Землей продолжался около часа, после чего Сусей, безнадежно отстав от кометы, вышел из зоны магнитоплазменных возмущений и прекратил передачу. В тот же день, получив обработанные результаты двух зондирований кометы, доктор Ньюберн и профессор Рае провели оперативные совещания в своих рабочих группах. По итогам совещаний было принято рискованное решение провести русский аппарат Вега-2 еще ближе к ядру кометы.

9 марта Вега-2 вошла в пылевое облако с относительной скоростью 77 км/сек и приблизилась к голове кометы на расстояние 5000 км. Данные телеметрических измерений непрерывно передавались в вычислительный центр и обрабатывались на большом компьютере. В результате анализа фотоснимков были определены размеры ядра, которое имело форму картофелины, медленно вращающейся вокруг продольной оси. Кроме многочисленных кратеров на полюсах внимание исследователей привлекло светлое овальное пятно в центральной части ядра, которое сразу получило название объект Э-1 (по начальной букве имени первооткрывателя кометы). Результаты спектроскопических исследований подтвердили предположение, что обнаруженный объект представляет собой твердую льдину, окруженную пластами рыхлого снега, перемешанного с частицами двуокиси кремния. Фотометрические измерения показали, что объект Э-1 обладает переменной яркостью и, следовательно, является активным образованием. Через 6 минут после наибольшего сближения Вега-2, которая к тому моменту находилась уже на расстоянии 30 тысяч км от ядра, передала в условном масштабе последнее устойчивое изображение центральной части ядра кометы. Сопоставив последние данные с полученными ранее, исследователи уточнили абсолютную величину объекта Э-1, поперечник которого оказался чуть больше километра.

На экстренном совещании 10 марта в Восточном центре была принята специальная программа исследований кометы. Согласно данной программе, космический аппарат Джотто, принадлежащий Европейскому космическому агентству, должен был пролететь через голову кометы как можно ближе к ее ядру и произвести съемку объекта Э-1 при помощи многоцветной фотокамеры из комплекта научного оборудования, установленного на борту отделяемого исследовательского зонда.

14 марта 1986 года «Джотто» вошел в плоскость орбиты кометы за 2 часа до ее прохождения через плоскость эклиптики. Поскольку скорость аппарата относительно кометного ядра не превышала 70 км/сек, то ожидалось, что процесс их сближения займет около 4 часов. Согласно предварительным расчетам, этого времени должно было хватить для корректировки с Земли траектории Джотто при помощи данных, полученных русскими Вегами.

В 20 часов 02 минуты по Гринвичу «Джотто» приблизился к голове кометы и пересек границу пылевого облака. Приняв корректирующий радиосигнал, отправленный за 8 минут до этого из Центра управления в Аресибо, аппарат развернулся и направился к центру кометы. На расстоянии 2000 км от ядра Джотто влетел в гигантский рой наэлектризованных снежинок, бешено клубившихся в зоне магнитной аномалии с эпицентром на поверхности объекта Э-1. Потеряв связь с Землей, бортовой компьютер Джотто мгновенно переключился на автономное управление. Спасая аппарат, компьютер направил его в видимый просвет между двумя снежными облаками.

Проскочив край большого облака, Джотто оказался в чистом пространстве прямо над идеально гладкой поверхностью объекта Э-1, ослепительно засверкавшей на солнце, появившемся в просвете снеговых туч. До твердой поверхности ядра кометы Галлея оставалось не более 600 километров.

 

Глава 18

– Постойте! – воскликнул Гарун. – Если там, наверху, такая ситуация, боюсь, мы уже не сможем добраться до кабинета Лемеха. Между Бутово и университетом лежит тридцать километров зараженной территории, которую, судя по всему, уже никто не контролирует.

– Не бойся, я с тобой! – утешил Белов. – Бесконтрольная ситуация, это как раз то, что требуется диверам. Мы в ней, как щуки в воде. А в мутной воде караси лучше ловятся. Не волнуйся, аспирант, пройдем без контрамарки в вашу Alma Mater.

– В какую, какую матерь? – рассеянно спросил Кари, выстукивая на экране замысловатую дробь. Выдержав паузу, он поставил в конце энергичную точку. Бута тотчас откликнулась мощной вспышкой зеленого света.

– Есть! – воскликнул руссич. – Бута разрешает выход после двадцатого августа. Вирусов уже нет, а с мутантами мы сами справимся. Павел, заряжай вибратор на двадцать первое августа.

Покопавшись в чемоданчике, дулеб достал тонкий стержень с плоской головкой и вставил его в резонатор. Свет мигнул дважды, капсула плавно переместилась вдоль трубы вверх на десяток сантиметров. Щелкнул замок, крышка люка откинулась в сторону.

– Гарри, быстро выходи! – заторопил Белов. – Пока Бута не передумала.

Гарун кубарем выкатился наружу. Посмеиваясь, диверы не спеша выбрались из капсулы и направились к трейлеру, где их поджидал сконфуженный новичок.

– Сборы по форме номер один, – объявил Карислав. – Белый, заводи вездеход.

– Какой? – с надеждой спросил Белов. – Хаммер?

– Что ты, – усмехнулся Карислав, – Их тогда еще не было! Бери «ульянов», но только модернизированный.

– Заводи УАЗ, будет в самый раз! – подхватил неунывающий дулеб. Он торжественно отдал честь и исчез в глубине ангара. Поманив за собой Гаруна, Кари открыл двери трейлера и поднялся наверх по откидной лесенке.

Внутри трейлер напоминал хорошо оборудованный армейский магазин. Сразу у входа начинались стеллажи для стрелкового оружия. Здесь стояли новенькие, еще в заводской смазке, американские снайперские винтовки М24, английские винтовки Л96А4 с лазерным прицелом «ЛОРИС», автоматы СЦ-90 производства фирмы Беретта. Рядом тускло поблескивали толстыми стволами полностью бесшумные 7,62 мм карабины модели «Де Лисл». Чуть поодаль располагался стеллаж с автоматами и пулеметами системы М.Т. Калашникова. Напротив, вдоль стены, размещалось автоматическое оружие времен второй мировой войны: пистолет-пулеметы МП 38/39 производства фирмы «Ерма», автоматы СТГ-44 «Шмайссер» и станковые пулеметы МГ с заправленными лентами. Пистолеты, закрепленные в специальных ящиках, были представлены, в основном, моделями производства компаний «Кольт», «Смит & Вессон» и «Беретта», из которых выделялись четырнадцатизарядный «Смит-э-Вессон» модели 459 и кольт двойного действия «Дабл Игл».

В глубине трейлера были сложены портативные контейнеры, в которых были упакованы по четыре противотанковых базуки ближнего боя модели «Хеджес». Рядом с контейнерами стояли открытые ящики с прыгающими противопехотными минами и пластиковые ведра с ручными гранатами.

Гарун уважительно погладил ствол «делисла» и оглянулся.

– А где ножи и прочее холодное оружие? – спросил он. – Или вы их не используете?

– Мы все используем! – Кари достал из шкафа два пакета и один протянул Гаруну.

– Возьми, этот размер должен подойти.

В пакете оказался комплект спецназовской формы из камуфляжной ткани с расцветкой типа «талый снег». Гарун снял тесные джинсы и с удовольствием облачился в удобный комбинезон с мягкими накладками на лямках. Накинув лямки на плечи, он прицепил к ним широкий пояс с карманами для запасных магазинов. Затем надел короткую куртку с капюшоном и прочные шнурованные ботинки, укрепленные на носках титановыми пластинками. Костюм дополнили мягкие кожаные перчатки без пальцев, усаженные рядами металлических кнопок.

– Из автомата стрелять умеешь? – спросил Кари.

– Я в десанте служил, – сказал Гарун. – Был отличником боевой и политической подготовки.

– Политической – это хорошо, – одобрил руссич. – А по живой силе стрелять приходилось?

– Нет, – признался Гарун. – Не довелось. Во Вьетнам не успел, на Доманский опоздал. В шестьдесят девятом я уже был на последнем курсе. В общем, по врагам стрелять не довелось.

– Так-так. Ну, что ж, выбирай оружие.

– Я возьму АКС, – решился Гарун, – Двойной кольт и четыре гранаты. Не помешал бы еще хороший клинок.

– И все? – прищурился Кари.

– Вроде бы все.

– Ну, ладно. Все, так все. Артиллерию поручим Белову. А насчет клинка сейчас что-нибудь придумаем. Ты ножи бросать умеешь?

– Умею. И не только ножи.

– Что еще?

– Сюрикены, например. Научился у одного вьетнамца. Мы с Ле Хоем в одной комнате три года прожили.

– Допустим. А так, чтобы с двадцати шагов – по самую рукоятку?

– У сюрикена нет рукоятки.

– Резонно, – согласился Кари. – Ну, что ж, выбирай!

Открыв шкаф, он достал перехваченный ремнем толстый тюк и развернул его во всю длину. Внутри в специальных карманах были уложены ножи и кинжалы всех видов и размеров. Здесь были филиппинские балисонги в нейлоновых ножнах с рукоятками из полированного рога буйвола, ножи – вадики с характерной пистолетной рукоятью и выгнутым наподобие рыбьего брюха лезвием. Японские боевые ножи «хамидаши» с вытянутым лезвием и половинной гардой, китайские парные ножи-бабочки с полной гардой, защищающей пальцы рук от боковых ударов. Рядом в особых карманах помещались складные тихоокеанские ножи с лезвием типа «клюв сокола». «Тигриные» ножи с фигурными рукоятками камуфляжной раскраски, ножи «ультра-локк» с мгновенно выкидывающимся лезвием.

В следующей секции поблескивали полированной сталью ножи «танто», включая легендарный «танто-мастер» с лезвием 5,75 дюйма. Итальянские крисы, ножи «бушмастер» с изогнутой рукояткой, «кукри» с серповидным лезвием, незаменимые в джунглях. В последней секции размещалось метательное оружие: ножи «простые» и «классические», ножи «тихоня» с клиновидным лезвием, «черный мамба» с копьевидным острием, идеально сбалансированные ножи типа «суперметатель». Чуть пониже широкими резинками были прихвачены чехлы с метательными стрелками и всевозможными сюрикенами-звездами, из которых сразу бросались в глаза четырехконечные «ниндзя», восьмиконечные «брюс ли» и многоконечные «мейджин».

– А что в других шкафах? – спросил Гарун, осторожно вытягивая из ножен тяжелый «бушмастер».

– Так, – махнул рукой Кари, пробуя пальцем лезвие «танто». – Там боевые комплекты: самурайские, ниндзя, ушу. В общем, всякие мечи, арбалеты, копья, дубинки. В вашем восемьдесят шестом они не понадобятся. Ты уже выбрал себе клинок?

– Пока еще нет, – помотал головой Гарун. – Глаза разбегаются.

– Рекомендую вот этот универсальный «лайфлевер», – посоветовал Кари. – Четырнадцать дюймов, обух-пила. В полой рукоятке – точило, компас и другие полезные предметы. А для метания очень удобен набор из двух «мамб» и «суперметателя» в общем чехле.

– Годится, – кивнул Гарун, принимая из рук Кари длинный «оставляющий в живых» в черных ножнах и кожаный чехол с тремя метательными ножами.

– Заверни рукав и пристегни чехол к левому предплечью, – посоветовал руссич. – А когда понадобится, сдвигаешь рукав, как будто смотришь на часы. Сам же незаметно достаешь «мамбу» и – раз…

Вооружившись до зубов, они спустились на платформу. Белов заливал из пластиковой канистры в топливный бак внедорожника «УАЗ» какую-то прозрачную жидкость. Гарун принюхался. В воздухе явно витали пары спирта.

– Вы, что, бензин спиртом разбавляете? – спросил он.

– Обижаешь, аспирант, – отозвался Белов, вытряхивая в горловину последние капли.

– Павел-младший никогда ничего не разбавляет. Ни бензин, ни спирт, ни тройной одеколон. К вашему сведению, в этом «монстре дорог» только кузов и колеса от «ульянова». Остальное – все от лучших производителей. Мотор форсированный, 4 литра, работает на спирту. Коробка передач автоматическая, бесступенчатая. По хорошей дороге набираем 100 км/час за 5 секунд. Усекаешь, москвич?

– Тогда зачем вам кузов от уазика?

– А маскировка? – всплеснул руками Белов. – Что люди подумают, если мы заявимся к вам в «Вольво-7» или в чём похуже.

– Понятно, – смутился Гарун, уставившись на номер машины.

– Ничего особенного, – смягчился Белов. – Номер от управления погранвойск. Ни один городовой не придерется. И армейским патрулям делать нечего. У нас всегда наготове пропуск-вездеход с подписью Министра обороны. Выполняем спецзадание. Какое? Секретное! И все свободны.

– Белов, заканчивай ликбез, – приказал бесшумно возникший руссич. – Поднимись в грузовик, спустишь пару контейнеров с хеджесами.

– Я помогу, – предложил Гарун и побежал к трейлеру.

Кари развернул вездеход и подогнал его к грузовику. Задвинув контейнеры с базуками в угол багажника, он достал общий список снаряжения и передал Гаруну. Ознакомившись с бумагой, Гарун присвистнул и спросил, зачем так много всего, если они едут на один день. Кари ответил, что так положено по инструкции. Поморщившись, Гарун признался, что инструкции ему надоели еще дома. Руссич сказал, что инструкций на Тимешине немного, но выполнять их необходимо в своих же интересах, поскольку все они «написаны кровью». Он рассказал, что группа Адамса, отправленная в Лондон двадцать пятого года за архивом Хэвисайда, попала в засаду, устроенную Рекном. Вооруженные револьверами времен первой мировой войны англичане не смогли противостоять людям Рекна и были расстреляны в упор из пулеметов. Архив бесследно исчез. Узнав о пропаже, Хэвисайд признался, что не сможет восстановить расчеты и указал на русского физика Лемеха. Остальное аспиранту уже должно быть известно. Гарун спросил, кто такой Рекн. Кари сказал, что это их враг номер один, самый опасный человек в обеих вселенных.

Переодевшийся к тому времени Белов выглянул из-за плеча аспиранта и что-то съехидничал по поводу затянувшегося ликбеза. Карислав приказал приступить к погрузке. Белов забегал по трейлеру, передавая Гаруну оружие, боеприпасы, продовольствие. Заклиная соблюдать осторожность, он спустил четыре запечатанные канистры со спиртом. Белов объяснил, что это их неприкосновенный запас топлива. И не дай Бог аспиранту прикоснуться к нему. Гарун спросил, сколько километров можно проехать на этом запасе.

– До Махачкалы хватит! – ответил дулеб и захлопнул дверь трейлера.

 

Глава 19

Кари дважды нажал на клаксон. Решетчатые ворота ограждения отъехали в сторону. Высоко под потолком зажглись тусклым пунктиром ряды ламп дневного света. Вездеход скатился с платформы и направился по широкому проезду между двумя рядами армейских грузовиков, поставленных, судя по деревянным подпоркам, на длительное хранение. Подъехав к стальной плите, перекрывающей выход из хранилища, руссич достал из-под сиденья пульт дистанционного управления. Он свесил руку в окно и нажал на кнопку. В железном шкафу у стены щелкнуло реле. Запыхтел было, но тут же захлебнулся невидимый насос.

– Что за черт, – пробормотал Белов. – По-моему, насос не работает.

– Слышу, – сказал Кари. – Сходи, проверь, что там.

– Я с Павлом, можно? – вызвался Гарун.

– Давай! Вдвоем быстрее будет.

Белов рывком открыл ржавую дверцу шкафа и присвистнул. На дне запеклась темная, слабо пахнущая нефтью масса.

– Что это? – принюхиваясь, спросил Гарун.

– Масло. Гидравлическая жидкость.

– Откуда она?

– Из насоса, надо полагать.

– А почему такая густая?

– Высохла. Будь добр, достань с полки ключ на девятнадцать, надо проверить сливной клапан.

Белов отвернул ключом пробку на основании насоса и пощупал пальцем в сливном отверстии.

– Так я и думал, – пробормотал он, выковыривая крошки сухой резины.

– Ну, что там у вас? – крикнул Кари, высунувшись в окно.

– Испортилась прокладка для сливной пробки!

– А масло?

– Давно вытекло. Уже гудрон, а не масло!

– Сейчас принесу новую прокладку. Доставай канистру!

– Хорошо! – Пошарив за шкафом, Белов вытащил пластиковую канистру, наполненную красной жидкостью.

– Что это? – спросил Гарун.

– Гидравлическое масло. Применяется в гидросистемах вертолетов и не только в них. Нам нужно всего-то литров пять.

Подошел Кари. Он протянул короткую резиновую трубку с толстым кольцом на одном конце и раструбом на другом. Белов натянул прокладку на хвостовик пробки кольцом к головке и расправил раструб. Затем он вставил пробку в отверстие и завернул ее до упора.

– Порядок, – отметил он. – Гарри, ты открывай канистру, а я пока поищу воронку. Помню, что была где-то за насосом.

Гарун попытался открыть канистру, но у него ничего не получилось. Казалось, крышка намертво прикипела к пластику горловины.

– Не получается? – подошел Кари. – Дай-ка я. – Он зажал канистру коленями и с силой повернул крышку. Пластик затрещал, но выдержал.

– Так, любопытно. Павел, ты видел?

– В этой жизни я видел все, – отозвался Белов, вставляя воронку в заливной патрубок насоса. – А что случилось?

– Случилось вот что! – повысил голос Карислав. – На шкафу слой пыли толщиной в два пальца. Масло разъело прокладку, просочилось наружу и превратилось в гудрон. Пластиковая крышка при комнатной температуре приварилась к емкости. Я хочу задать только один вопрос. Белов, как ты думаешь, сколько лет на это понадобилось и в каком веке мы сейчас находимся?

Павел резко выпрямился и врезался головой в полку с инструментами. Зазвенели гаечные ключи. Гарун покраснел и на всякий случай отодвинулся в сторону.

– То-то я смотрю, дверца совсем ржавая! – заохал Белов, вылезая из шкафа. – Ума не приложу, как это могло произойти.

– Ты лучше скажи, – нахмурился Кари, – Почему не сбросил код мая на резонаторе перед тем, как набрать август восемьдесят шестого?

– Я думал, Гарри сам сбросил май, – округлил глаза Белов. – Ведь ключ был у него.

– Нашел на кого валить, – рассердился Карислав. – Парень в первый раз в капсуле, откуда ему знать? Почему не проверил набор?

– Прошу прощения, – вмешался Гарун. – Не совсем понятно, в чем моя вина?

– Да это Павел прошляпил, – смягчился Кари. – Сначала он должен был стереть код мая, который ввел ты, и только потом вводить код августа. Коль скоро он этого не сделал, последняя команда записалась в разрядную ячейку следующего регистра, а это уже на два порядка выше. Проще говоря, капсула переместилась вперед не на 3 месяца и 1 день, а на 301 месяц. Что составляет, э, двадцать пять лет плюс один месяц.

– Ничего себе! – воскликнул Гарун. – Промахнуться на четверть века! Представить только, что наверху сейчас июнь 2011 года. Что будем делать? Вернемся обратно в 1986-й год?

– Пока не на чем, – проворчал Карислав. – Платформу уже увел Саток. Гунр уже предупредил, что он со своей командой отправился в меловой период за гигантскими тахитами. Вождь просто обожает этих крылатых убийц. Если он сказал, что уходит на три дня, значит, машины времени нам не видать трое суток.

– Будем ожидать платформу здесь, на складе? – спросил Гарун.

– Не хочется время зря терять. В принципе, мы можем выполнить задание и в этой декаде. Возможно, добраться до сейфа Лемеха сейчас даже проще, чем в восемьдесят шестом. Если, конечно, микрофиша не исчезла.

– Да что ей сделается? – оживился Белов. – Карик прав, нам лучше вынырнуть в двадцать первом веке. Вирусов нет, а люди наверняка уже справились с пандемией. Главное, дивергенция здесь снова упала до нуля. Никто даже не спросит, откуда мы, куда и зачем.

– Посмотрим, – сказал Кари. – В любом случае мы сделаем попытку. Нам, диверам, не к лицу отсиживаться в этом подземелье. Павел, заканчивай с насосом. Мы ждем тебя в машине.

Белов вытащил нож и ловким ударом срезал у канистры крышку. Затем он вылил масло в насос и завинтил пробку. Через минуту дулеб уже сидел в вездеходе и вытирал руки ветошью.

– Гарри, попробуй ты, – протянул пульт руссич. Гарун высунул руку в окно и нажал на кнопку.

Щелкнуло реле, насос громко зачавкал. Стальная дверь дрогнула и плавно отъехала в сторону, открывая светлый прямоугольник выхода.

Карислав вывел вездеход на занесенную песком бетонную площадку и сразу повернул направо, к домику контрольно-пропускного пункта. Приминая высокую траву, автомобиль подкатил к сорванным с петель воротам и затормозил.

– Что случилось? – спросил Белов.

– Надо разведать обстановку, – ответил Кари. – Похоже, станция уже давно никем не охраняется. Не нравится мне все это. Павел, садись за руль и гляди в оба. Мы с Гарри зайдем в проходную. Посмотрим, что там. – Кари перегнулся назад, Достав с заднего сиденья новенький делисл, он проверил затвор.

– Гарри, ты идешь сзади. Прикрывай меня, понял? – приказал Карислав, загоняя в карабин толстый магазин с патронами.

– Так точно, – серьезно сказал Гарун. Взяв наизготовку автомат, он выбрался из машины.

Летний день был в разгаре. Несмотря на легкий западный ветерок, было жарко. Несколько мгновений Гарун вслушивался в монотонный зеленый шум, стараясь понять, в чем дело, пока до него не дошло, что в лесу не слышно обычных в это время года птичьих голосов. Сзади зашуршала трава. Оглянувшись, он встретился взглядом с Кари.

– Насекомых тоже нет, – кивнул руссич.

– Каких насекомых?

– Бабочек, жуков всяких. Напрочь исчезли. Значит, так, я иду первым, ты сзади. И чаще оглядывайся. Здесь всякое может быть.

Гарун щелкнул затвором автомата и оглянулся. Через лобовое стекло вездехода он увидел рожицу дулеба, который приветливо помахал ему рукой.

Кари поднялся по каменным ступенькам, ведущим в домик проходной, и подошел к металлической двери, покрытой облупившейся зеленой краской. Замок был сплющен, как от сильного удара молотком. Он поднял руку и прислушался. В домике было тихо. Кари вытащил нож. Вставив лезвие в щель между косяком и дверью, он осторожно нажал. Замок заскрежетал. Придерживая нож, Кари встал сбоку и рванул ручку на себя.

Гарун вздрогнул и вскинул автомат. Из-за двери вывалился скелет в истлевших лохмотьях и рухнул на крыльцо, подняв облачко пыли. Из рваного капюшона выпрыгнул череп, который скатился по ступенькам и остановился в траве, оскалившись желтыми зубами. Гарун перевел дыхание. Опустив автомат, он показал, что все в порядке. махнул рукой, подзывая к себе. Кари, перехватив карабин, перешагнул через скелет и вошел в помещение.

Внутри под небольшим зарешеченным окном стоял обтянутый коричневой клеенкой канцелярский стол, на котором рядом с пожелтевшей от времени газетой стояла открытая консервная банка. Слева от окна висел выцветший плакат с образцами воинских удостоверений. К стене напротив был приколот план поселка Бутово. В углу валялся стул с отломанной ножкой.

Сзади послышался слабый шум. Кари обернулся и увидел, что Гарун, обходя ноги скелета в рваных сапогах, поскользнулся на кучке стреляных гильз. Потеряв равновесие, он схватился за книжный шкаф, стоявший у входа. Дверцы распахнулись, из шкафа с пронзительным визгом выскочило отвратительного вида рыжее существо величиной с небольшую собаку и бросилось на Кари. Мгновенно прицелившись, руссич нажал на спуск. Свистнула пуля. Зверь кувыркнулся в воздухе и замертво свалился на пол. Гарун с автоматом наготове прыгнул вперед, но все уже было кончено. Выпущенная в упор разрывная пуля из делисла снесла животному череп, оставив нетронутой острую морду с длинными редкими усами.

– Крыса! – сказал Кари, трогая носком ботинка длинный голый хвост.

– Такая огромная? – поразился Гарун.

– В третичном периоде попадались экземпляры побольше. Как-то надо было помочь Сатоку отловить детеныша мастодонта… Но об этом потом. Сейчас надо успокоить Павла. Он наверняка слышал шум.

– Я сделаю, – вызвался Гарун. Выскочив на крыльцо, он замахал рукой.

– Что случилось? – крикнул Белов, высунувшись в окно.

– Все в порядке. Крысу убили. Здоровая такая. Раза в три больше кошки!

– Ну, тогда ладно, – успокоился Павел. – Скоро вы там? Давайте быстрей, солнце уже на закат смотрит!

– Мы скоро, – бодро ответил Гарун. Повернувшись, он едва не налетел на руссича, который внимательно изучал позеленевшие автоматные гильзы, рассыпанные у порога.

– 90 штук, ровно три боекомплекта, – пробормотал Кари. – Этот парень отстреливался до последнего патрона. Странно.

– Что тут странного? – не понял Гарун. – Советский солдат всегда стоит насмерть.

– Я не об этом, – качнул головой Кари. – Где останки его врагов? В кого он стрелял?

– Возможно, враги отступили и унесли убитых с собой? – предположил Гарун.

– Если бы враги отступили, то он не остался бы в домике умирать с голоду.

– Как с голоду?

– На стенках банки имеется множество царапин, – пояснил Кари. – Ее основательно скоблили изнутри, причем не раз. Кроме того, в ящике лежит кусок мыла со следами человеческих зубов. Часовой пытался съесть его.

– Понятно, – кивнул Гарун. – А где его оружие?

– Автомат здесь, – сказал Кари. Нагнувшись к скелету, он откинул в сторону край изодранной плащ-палатки. Тускло блеснул длинный тонкий ствол.

– Странный автоматик, – заметил Гарун. – Никогда такого не видел. Не наш, что ли?

– Ваш, – усмехнулся руссич. – Это АК, модель 74-го года, калибр 5,45.

– Тогда понятно, – покрутил носом Гарун. – Возьмем с собой?

– Незачем, – отказался Кари. – Лучше прихвати газету со стола. Это «Красная Звезда» от 8 мая 1986 года.

– Восемьдесят шестого? – загорелся Гарун. – Вот это да! Ее можно читать?

– Можно, – сказал Кари. – Поторопись, мы уезжаем.

Гарун пулей слетал за газетой и догнал руссича уже у машины.

 

Глава 20

Вездеход перевалил через железнодорожный переезд у станции Бутово и понесся по проселочной дороге к Варшавскому шоссе.

– Ну, аспирант, о чем пишут в газетах? – оглянулся с места водителя Белов.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал Гарун, осторожно разворачивая хрупкие страницы.

– Слушайте все: «Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель верховного… так, Михаил Сергеевич Горбачев подписал указ о мерах по»… Постойте, кто это – Горбачев? А как же Брежнев?

– Брежнев умер в конце восемьдесят второго, – пояснил Карислав. – А в восемьдесят пятом руководителем Союза стал Горбачев. Ненадолго, судя по обстановке.

– Да брось ты передовицу мусолить, – не выдержал Белов. – Переходи сразу к последней странице. Через десять минут мы в город въезжаем, не до газет будет!

– Хорошо, хорошо, – согласился Гарун, переворачивая газету. – Читаю: «Как уже сообщалось ранее, на Чернобыльской АЭС произошла некоторая утечка радиоактивных газов, не представляющая никакой опасности городу и близлежащим селам. Для ликвидации последствий аварии в Чернобыль направлен воинский контингент».

– Ну, это мелочи, – отмахнулся он. – Утечку газов мигом устранят.

– Конечно, – легко согласился Кари. – Ты поищи что-нибудь ближе к теме. Волнения, беспорядки и тому подобное.

– Беспорядки? – возмутился Гарун. – В нашей стране? Ну, знаете! Хотя… Так, секундочку: «Вчера, выступая по центральному телевидению, заместитель министра здравоохранения со всей ответственностью заявил о недопустимости распространения в органах печати слухов о якобы развивающейся в нашей стране эпидемии бешенства. Отдельные случаи наблюдения водобоязни у некоторых граждан связаны с резким увеличением количества бродячих собак, обитающих на городских свалках.

Отвечавший на звонки телезрителей заместитель министра внутренних дел генерал милиции Самохин отметил, что отдельные имеющие место случаи нападения преступных банд на продовольственные склады пресекаются в корне правоохранительными органами со всей строгостью чрезвычайного положения. Охрана складов усилена в соответствии с режимом военного времени. Рядовой состав и офицеры охраны обеспечены специальными средствами защиты».

– Понятно, – протянул Белов, останавливая машину возле накренившегося столба со знаком «STOP», поставленным у пересечения второстепенной дороги с автомагистралью.

– Некоторые отдельные случаи, это значит, что половина населения уже заражена вирусом, а правительство, как всегда, делает вид, что ничего особенного не происходит.

– Не совсем, – возразил Кари, – Продовольствие они защищают со всей строгостью военного времени.

– Еще бы, – согласился Белов. – Непонятно только, почему эти «отдельные банды» лезут на хорошо охраняемые воинские склады. Гастроном, по-моему, проще ограбить.

– Чего тут не понять, – усмехнулся руссич. – В гастрономах уже давно ничего нет.

– Конечно, – вмешался Гарун. – Очень давно. Уже четверть века, как ничего нет.

– Гарри абсолютно прав, – усмехнулся Кари. – Все это уже в далеком прошлом.

– А в настоящем вот что, – сообщил Белов. – Мы стоим на перекрестке уже две минуты, а по шоссе не проехало ни одной машины. Думаю, можно ехать дальше.

– Вперед, – скомандовал Кари. – И глядите в оба!

Вездеход выехал на перекресток и, повернув налево, помчался по Варшавскому шоссе к московской кольцевой автодороге. Некоторое время диверы сидели молча, посматривая на высокие сосны, подступившие сплошной стеной к автомагистрали. Первым не выдержал Гарун.

– Ну, хорошо, – начал он. – А куда же армия исчезла? Простой народ, понятно, ничем не защищен. Другое дело – военные!

– Про армию лучше не вспоминай, – посоветовал Белов, внимательно следя за дорогой. – Солдатики первыми вымерли, ты уж поверь мне.

– Почему?

– Спроси у Карика, он лучше объяснит, – ответил Белов, осторожно объезжая свалившуюся на дорогу вековую сосну.

– Павел прав, – кивнул Кари. – Солдаты спят в казармах. Взвод, а то и рота в одном помещении. Стоит одному заразиться…

– Понятно, – протянул Гарун и замолчал.

Вездеход проехал по мосту через небольшую реку. Лес поредел, справа показались развалины каких-то строений. Через минуту открылся поворот к автозаправочной станции. Белов притормозил. Не вылезая из машины, диверы молча смотрели на кладбище автомобилей, в которое превратилась бывшая автостоянка.

– Не думаю, что заправка скоро откроется, – сказал Белов.

Кари не ответил. Он махнул рукой, что нужно ехать дальше. Вездеход тронулся с места и через некоторое время подкатил к пересечению с кольцевой автодорогой. Дальше начиналась территория города Москвы.

 

Глава 21

– Садитесь удобнее, профессор, – сказал Хэвисайд, помогая облаченному в скафандр Лемеху устроиться в кресле. – Сейчас вы наденете шлем и погрузитесь в мир виртуального общения с Баг Мэком. Но прежде я хотел бы дать вам несколько советов.

– Готов выслушать, – сказал Лемех, подгоняя подлокотники кресла под свой размер. – Кстати, почему у вашего суперкомпьютера такое забавное имя?

– Он сам себя так назвал, – объяснил Хэвисайд. – Биологический Автогомомакрокалькулятор. Сокращенно, Баг Мэк. Или еще короче, Би эМ.

– Он что же, – удивился Лемех, – Считает себя просто большим живым арифмометром?

– Когда-то он был им, – кивнул англичанин. – Но с тех пор прошло порядочно времени. Би эМ уже не мальчик и на руки его не взять. Один его вычислительный блок весил бы на Тимешине двадцать тысяч фунтов. Это не считая системы энергоснабжения, теплообмена и прочих инфраструктур.

– Позвольте, почему весил бы? – спросил Лемех. – Разве ваш Био Гомо находится не здесь?

– Разумеется, нет. Для стабильной работы Баг Мэка необходимы особые условия. Важнейшими из них являются невесомость и температура, близкая к абсолютному нулю. Все это можно получить в открытом космосе практически даром. Баг Мэк размещен на искусственном сателлите, который вращается вокруг планетоида по стационарной орбите. Общаться с ним вы будете по каналу космической связи. Не волнуйтесь, профессор, это очень надежный канал, помехи полностью исключены.

– Я не об этом, – отмахнулся Лемех. – Непонятно, зачем этому компьютеру нужно такое глубокое охлаждение? Мы тоже используем ЭВМ, когда надо выполнить большой объем вычислений. В расчетном отделе нашего института стоит «Минск-32», вполне современная машина. Но для ее охлаждения, даже в летнюю жару, достаточно включить пяток кондиционеров.

– Понимаю, – кивнул Хэвисайд. – Модель «Азербайджан-4». Этого охлаждения достаточно для компьютера, собранного из дискретных твердотельных элементов, соединенных между собой металлическими проводниками. К сожалению, вычислительные возможности таких устройств весьма ограничены.

– Почему же? – запротестовал Лемех. – В нашем академическом центре имеется ЭВМ, которая производит до одного миллиона операций в секунду. А какое быстродействие у вашего Би эМ?

– Трудно сразу сказать, – задумался Хэвисайд. – Это зависит от конкретной задачи. Дело в том, что у Биг Мака нет постоянной оперативной памяти, как в твердотельных компьютерах. Он сам задает объем рабочей памяти, стараясь обойтись минимумом интермолекулярных связей.

– При чем здесь связи между молекулами? – удивился Лемех.

– Ну как же! Чем меньше связей, тем больше темп передачи информации, который имеет свой естественный предел, ограниченный скоростью света. Это примерно 110 тысяч миль в секунду или около двухсот тысяч километров в секунду в метрической системе.

– Около трехсот тысяч километров, – механически поправил Лемех.

– Простите? – не понял Хэвисайд.

– Скорость света равна тремстам тысячам километров в секунду, – пояснил Лемех.

– Это в вакууме, – согласился Хэвисайд. – Но не в углеводородном растворе, где плавают кристалы памяти Би эМ. Поскольку коэффициент преломления раствора составляет почти полторы единицы, то и скорость света в нем меньше во столько же раз.

– Понятно, – смутился Лемех. – Я должен был догадаться. Но при чем здесь свет?

– Свет, иначе говоря, видимое электромагнитное излучение действительно здесь не причем, – улыбнулся англичанин, – У Би эМ информация передается из одной ячейки памяти в другую при помощи квантов инфракрасного диапазона, а они, как известно, невидимы.

– Интересно узнать, – помедлив, спросил Лемех, – Каковы размеры этих ячеек, если они реагируют на отдельный квант излучения?

– Ячейкой памяти Би эМ служит молекула комплексного соединения из класса аминокислот, которую мы называем мнемозином, – объяснил Хэвисайд. – Би эМ сам синтезирует мнемозин из жидкого метана, добавляя в раствор необходимое количество фосфора, серы и железа. В невесомости молекулы мнемозина соединяются между собой в строго определенном порядке, образуя белковые жидкие кристаллы. При температуре около абсолютного нуля кристаллы полимнемозина застывают. В твердом состоянии они сохраняют свою структуру столько угодно времени. Если вдруг выясняется, что объема дежурного кристалла недостаточно для решения сложной задачи, Би Эм примораживает к нему новые молекулы, увеличивая тем самым объем рабочей памяти. После решения задачи Биг Мак растворяет кристалл, оставляя небольшое ядро памяти, необходимое для обработки дежурных сообщений. Поэтому, дорогой профессор, я затрудняюсь дать точный ответ на ваш вопрос. К примеру, в кристалле объемом в один кубический дюйм Би эМ может сохранить до тысячи петабайт информации.

– Сколько-сколько? – привстал Лемех. – До миллиарда гигабайт? Но ведь для этого нужно связей больше, чем имеется нейронов в голове у кита!

– Разумеется, – кивнул англичанин. – Мы кодируем информацию на атомном уровне, а более компактного способа в природе пока еще не существует.

– Да, но как вы управляетесь с такими огромными массивами данных? Ведь при скорости 10 или даже 100 миллионов операций в секунду обработка такого кристалла памяти займет десятилетия.

– Профессор, – покачал головой Хэвисайд. – Пора бы вам привыкнуть к нашим масштабам. Быстродействие Биг Мака ограничено только скоростью света в растворе мнемозина. В данном примере она составит порядка ста терагерц. Для тотального опроса даже такого, прямо скажем, не малого кристалла потребуется всего около минуты. На практике же Би Эм решает задачи гораздо быстрее. К примеру, на распознавание образа средней сложности он тратит не более одной микросекунды. На моделирование стереотипа физика-теоретика, скажем, на уровне вашего доктора наук, ему достаточно двух-трех миллисекунд.

– Распознавание образов, – пробормотал Лемех. – Моделирование поведения, сложнейшие логические задачи. А вы научились их решать. Ничего удивительного, если вы умеете записать один бит информации на отдельном атоме. Кстати, не атом ли железа вы используете для этой цели?

– Я уже говорил, – одобрительно проворчал англичанин, – Что с вами легко работать. Действительно, для записи двоичного кода Би эМ использует валентные электроны атома железа, входящего в молекулу мнемозина. Он использует физический принцип, согласно которому состояние атома с противоположно направленными магнитными векторами является энергетическим минимумом и соответствует двоичному нулю.

– Понимаю, – оживился Лемех. – А когда векторы электронов параллельны, их суммарная энергия больше, что соответствует двоичной единице. Браво! Но как электроны излучают инфракрасные кванты? Полагаю метод рекомбинации по типу Оже здесь неприменим?

– Вы абсолютно правы, – подтвердил Хэвисайд. – Электрон проводимости обладает слишком большой энергией. Это все равно, что гвоздик в стенку забивать пушечным ядром. Биг Мак работает по-другому. Сначала он подает на кристалл положительный потенциал, откачивая из него все свободные электроны. При этом отбирается третий электрон железа, который уносит избыток энергии. Баг Мэк называет это квантовым грунтованием, так как в результате обнуляются ячейки памяти. Перед работой он грунтует все кристаллы. Двоичный код из одного атома в другой переносит квант инфракрасного излучения, который испускается молекулой мнемозина. Подходящую резонансную частоту имеет связь между углеродом и кислородом, имеющая метастабильный уровень.

– Понятно, – кивнул Лемех. – Валентная связь связь в молекуле становится элементарной ячейкой памяти. Молекула может выдать один бит информации, который пересылается в другую молекулу при помощи кванта излучения. Если в исходной молекуле был ноль, то квант поглощается без изменения частоты. Если молекула имеет избыток энергии, излучается квант с повышенной частотой. Попадая в принимающую ячейку, квант отдает избыток энергии атому железа. В результате в атоме железа записывается единица и так далее. Я не прав?

– Абсолютно! – подтвердил англичанин. – На практике схема выглядит немного сложнее. Для стабильной работы Би эМ нужны системы питания, контроля, шумоподавления и так далее. Причем все они должны действовать на молекулярном уровне. Но это уже технические задачи, которые решаются соответствующими средствами. Главное, что основные физические принципы вы уяснили правильно.

– Вижу, вы отказались от электронных схем, – сказал Лемех, поворачиваясь в кресле, – И заменили их оптическими. Вашего Биг Мака следовало назвать оптической вычислительной машиной – ОВМ. Но где проблемы, о которых вы собирались мне поведать? Или это не связано с техникой?

– В том все дело, – вздохнул Хэвисайд. – Я не сомневался бы в вашей способности вести диалог с компьютером, если бы он формулировал свои вопросы в текстовой форме. Проблема в том, что Би эМ сам решает, в каком виде предстать перед человеком в консольном скафандре. Для ускорения процесса он часто применяет всякие психологические приемы типа мозговой атаки. Его цель – расшатать земные стереотипы. Поэтому вашим собеседником в виртуальном мире Би эМ может быть кто угодно. В любом случае вы должны сохранять спокойствие и осознавать, что в этом мире ничего страшного с вами произойти не может. Не пугайтесь, если Баг Мэк предстанет перед вами в виде слона или говорящего тигра. Знайте, что тигр не настоящий.

– Скорее, электронно-оптический, – проворчал Лемех. – Спасибо, что предупредили. Было бы забавно встретиться с уссурийским тигром и дать деру на потеху вашему «Биг Маку». Не дождётесь! Что-нибудь еще?

– Пожалуй, все, – сказал Хэвисайд. – Остальные инструкции вы получите из первых, так сказать, электронно-оптических рук. Удачи, профессор!

Дружески улыбнувшись, он помог опустить стекло шлема. Лемех очутился в абсолютной темноте. Зажмурившись на несколько секунд, он резко открыл глаза. Ни малейшего просвета в поле зрения. Затем в ушах пискнуло, Лемех почувствовал, что теряет вес. Догадавшись, что кресло быстро опускается в лифтовую шахту, он ухватился за подлокотники. Через несколько секунд (или минут) лифт замедлил падение и остановился. Пошевелив руками и ногами, Лемех осторожно поднял стекло шлема.

Он увидел, что находится в небольшом овальном помещении с оранжевыми стенами, от которых исходил яркий свет. Время от времени на стене надувался огромный пузырь и по оранжевой поверхности проносились зеленые и голубые полосы. Под сиденьем что-то щелкнуло. Кресло выпрямилось и толкнуло Лемеха в спину. Чтобы не упасть, он невольно сделал шаг вперед и уперся в стенку ладонями. Его руки прошли через бесконечно тонкую поверхность. Не ожидавший подвоха профессор вывалился наружу и очутился на полу балкона, прилепленного снаружи к плавающей в воздухе сфере.

Лемех поднялся на ноги. Перед ним стоял одноногий столик с элегантной пишущей машинкой жемчужно-серого цвета. На крышке виднелась надпись латиницей «CONSUL». Не успел он вспомнить, где мог видеть точно такую же табличку, как на корпусе машинки зажглась лампочка и каретка самостоятельно сдвинулась влево. Рычаги под крышкой выбили пулеметную дробь. Каретка рывком вернулась в исходное положение. Резиновый валик провернулся. Из-под валика выползла бумажная лента с напечатанным текстом.

– «Вы есть профессор Лемех?», – прочитал он. «Отвечайте <Да>, если Вы есть он».

– <Да>, – напечатал профессор.

– «Неверный ответ», – отстучала машинка. «Отвечайте правильно».

– Действительно! – вспомнил Лемех. – Ведь это пультовая машинка от ЭВМ модели «Минск-32». Здесь «да» пишется по-другому.

Лемех нажал крайнюю левую кнопку на панели машинки. Внутри кнопки зажглась лампочка. Усевшись в кресло, он решительно напечатал два символа: единицу и ромб.

Пультовая машинка провалилась внутрь столика. Кресло вместе с Лемехом оторвалось от пола и взлетело вверх как бумажный лист, подхваченный ветром. Профессор ахнул и вцепился в подлокотники. Через некоторое время, вспомнив предупреждение Хэвисайда, он успокоился и огляделся. Его глазам предстало феерическое зрелище, от масштабов которого захватило дыхание.

Оранжевый шар, оттолкнувший Лемеха, был одним из миллионов гигантских пузырей, повисших в окружающем пространстве. Эти геометрически правильные тела вращения соединялись в циклопические гирлянды, расходившиеся в разные стороны на десятки километров. Красные и желтые эллипсоиды длиной с океанский лайнер, облепленные снаружи оранжевыми шарами, прикреплялись при помощи прозрачных длинных труб к разноцветным параболоидам, внутри которых мог бы легко разместиться олимпийский стадион. Эти трубы, способные пропустить через себя железнодорожный состав, изгибались и раскачивали параболоиды, как простые кувшинки. Время от времени одна из труб растягивалась так сильно, что ее стенки разрывались сразу в нескольких местах. Разрывы сразу затягивались свежими заплатами, а оторвавшиеся куски собирались в шары, которые затем разлетались в разные стороны. Один из таких шаров размером с грузовик проплыл мимо Лемеха. Он заметил, что его поверхность покрыта черными вьющимися стеблями толщиной с карандаш. Эти пружинистые образования вывинчивались из шара, отрывались от упругой поверхности и отправлялись в самостоятельный полет. Некоторое время черные спиральки летели вслед за шаром, образуя дымчатый шлейф, а затем разлетались в разные стороны. Из любопытства Лемех сделал попытку схватить одну из пружинок, но та резко вильнула в сторону и скрылась за шаром.

Легко лавируя между гирляндами, летающее кресло подняло Лемеха на пару десятков километров (впрочем, никакого удушья не ощущалось), затем влетело, как пчела в цветок, в устье огромного голубого параболоида вращения. Тонкие пульсирующие стенки объекта навели профессора на мысль, что это не что иное, как разновидность силового поля, которое сделали видимым при помощи какого-то хитроумного способа. В фокусе параболоида висел на длинной ножке зеленый диск размером с арену цирка. По поверхности диска ползли три черных муравья.

Сделав круг, кресло зашло по крутой глиссаде к поверхности диска на посадку. Во время снижения муравьи превратились в людей, которые приветливо замахали Лемеху. Узнав Хэвисайда, стоявшего в центре с неизменной трубкой в зубах, профессор энергично помахал в ответ. Кресло приземлилось. Лемех осторожно ступил на зеленый газон.

– Здоровеньки булы! – пробасил англичанин, раскрывая свои объятия Лемеху. Облапив профессора, он троекратно облобызал его в небритые щеки. – Як долеталы? Мине усегда укачивало в етом бисовом пидзаднике. Но ничего! Зараз примем по стопке горилки и усе буде у норме.

Лемех вздрогнул. Это был не Хэвисайд.