Приближались выходные.

Раньше, пока мама не уехала на раскопки, три выходных представлялись праздником. Я ждала окончания недели и летела к станции с поездами сразу же после пар. Вещи всегда собирала заранее, чтобы не терять времени. Ура, домой. К маме, в маленький палисадник, где мы пьем чай и едим пирожные. А потом вместе садимся за длинный стол в гостиной, переделанной под кабинет, где была разложена ее работа. Это самое настоящее счастье. Мама доверяла мне сложные переводы, показывала раздобытые гравюры, делилась впечатлениями с последних семинаров.

Демоны ворвались в наш мир вместе с восходом на престол нынешнего короля. Двадцать семь лет назад ритрочане узнали, что демоны вполне себе осязаемы, финансово стабильны, а еще, что женщины ради них уходят из семей, разочаровавшись в мужьях.

Вот мама так и ушла от папы. Я была еще совсем крошкой, и ничего из этого не помню. К тому же отец не стремился участвовать в нашей жизни, самоустранившись. Мамин первый демон тоже испарился, но она не расстроилась, говорила, что заранее знала исход. А потом взяла и завела роман с другим демоном, а потом с третьим. На пятом история закончилась с печальным исходом. И мы решили завязать с демонами в личной жизни.

Но из всего можно извлечь лучшее. Мама настолько погрузилась в демонический мир, что стала экспертом и эталоном в этой области. Совершенно негаданно-нежданно, она оказалась на коне, опередив конкурентов. Переводы художественной и развлекательной литературы, затем научные труды, начали приглашать в разные города почитать лекции. И вот моя мамуля самый уважаемый профессор по жизнедеятельности демонов. Пятнадцать лет назад предмет ввели в программу обучения, оценив как перспективный. Королевству нужны новые кадры, в будущем планировали ввести обмен студентами.

А я… Не всем, знаете ли, целителями быть и боевыми магами. Я была рада, что пошла по стопам родительницы. И даже тот самый печальный исход с пятым демоном не отвернул меня от идеи покорить вершину, пусть и немного отрезвил, а еще навсегда ввел антидот, чтобы мозг не плыл при виде невозможных красавцев, заставляющих женские сердца стучать чаще.

Итак, четверг. Сегодня домой я не тороплюсь. Дядя Зарин вернется поздно, может быть, нетрезвым. В таком состоянии он начинает долго и нудно трепаться о разных бессмысленных вещах, и его не останавливает факт того, что я сплю в своей кровати. Он садился у нее и спокойно вел рассуждения, иногда до утра.

В семье, как говорится, не без ущербного. Дядя вырос слабохарактерным, туповатым и жадным. В связи с совокупностью незавидных качеств, он пытал счастье в домах развлечений, где предприимчивые граждане делали ставки, играли в азартные игры и пробовали женщин. Дядя Зарин имел некоторую службу и исправно получал небольшой доход, который почти до нуля оставлял в чужих карманах. Стоило отдать должное, при этом он исправно платил за свою половину дома и продукты. А то, что ему не всегда хватало на новые рубашки — ерунда. Мы с мамой на праздники дарили ему именно одежду, чтобы не ходил оболтусом.

Тита на выходные всегда оставалась в общаге, ее родственники жили очень далеко и часто навещать их не позволяли средства. А вот Аритэ тоже собиралась домой. В окно я видела, как у входа ее встретил демон, легко подхватил тяжелую сумку и повел к центральному выходу из студгородка. Оттуда меньше получаса пешком до станции или пять минут на извозчике.

— Не волнуйся, он ее только проводит. С родителями она его боится знакомить, — успокоила соседка.

— Неужто сообразила, — проворчала я, задвигая штору и прячась от целеустремленного взгляда Эла, который почувствовал затылком слежку и обернулся. Отсалютовал.

Поз-з-зер!

— Не, папы испугалась.

Глава семейства у Аритэ был мужчиной деловым и строгим. Не терпел глупости и безделья, сурово сводя брови на переносице, когда уличал в них нежную половину — супругу и двух дочерей. Подруга боялась его, как огня, и высоко почитала. Но это не мешало ей из рук вон плохо учиться. Зато демона домой не приведет.

Положа руку на сердце, конечно, совсем критичного в парне-демоне ничего не было. Артефакты и амулеты в помощь, пострадавшие были рады побыть жертвой, получая взамен что-то для себя. Конечно, если знали об этом. Сами демоны не всегда раскрывали свою расу, а по внешнему виду определить их мог далеко не каждый.

Аритэ испугалась другого. Эла нельзя было представить женихом (тьфу-тьфу, чтоб не случилось подобного). Он мог, как и его сородичи, присутствовать только в качестве любовника подле женщины. Или наоборот. Наверное, все-таки наоборот.

Я вышла из общежития, когда сумерки начали затягивать небо. Как раз поспею к последнему поезду, при этом могу позволить себе прогуляться пешком, наслаждаясь подступающим теплом.

Мы часто с подругой ездили порознь, чтобы не зависеть друг от друга, при том что жили на соседних улицах. Она уже должна была приехать и пить чай.

Пить чай в нашем небольшом городе — это символ спокойствия. Это целый ритуал, призванный показать благополучие. У нас дома чай был после обеда. У Аритэ — в четыре часа дня. В рабочие дни правила не соблюдались.

Билетерша выдала мне тонкий бумажный талончик, когда я предъявила удостоверение студента, и пропустила к перрону.

Еще немножко, и буду дома. Поезд шумно выдыхал пар и вкусно пах топливом и маслом.

Я прошла в вагон и села у окна. Мест было много, малочисленные люди рассредоточивались по сиденьям, стараясь садиться подальше друг от друга.

Из-за туч вышла почти полная бледная луна. Ниже обычного зависшая в небе. Красивая.

Поезд загудел, неспеша тронулся, начал набирать темп, неся меня в родной город.

Дом встретил пустотой и выключенным светом. Похоже, сегодня меня не ждали. Я скинула сумку и сразу пошла на кухню. Готовых блюд, конечно, не было, рассчитывать на них было бы странно. Но несколько консервных банок с тушенкой спасли ситуацию. Мы студенты народ простой. Кашу с тушенкой считаем за блаженство.

Нехитро отужинав, подхватила сумку с вещами и поплелась в ванную на втором этаже. Тут у нас было три спальни и общая ванная. Порядок в доме удивил, чего это дядя прибрался, гостей ждал?

Растрепала у зеркала пучок на голове, светлые волосы, моя гордость, осыпались на лопатки медовыми локонами. Карие глаза покраснели и остро нуждались во сне. Неделя выдалась сложной. Нужно было сдать несколько курсовых и подготовить ритуальный чертеж по блокировке контура от низшей нежити. Курс у меня не профилирующий, но сдать на отлично его было делом чести, так как предмет вел декан. Запланированное сделано, статус зубрилки подтвержден. Осталось выспаться и не думать ни о чем плохом.

О плохом я не хотела думать так усердно, что заснуть не выходило.

Аритэ всю прошедшую неделю делала вид, что ничего не происходит. Она мне улыбалась, желала перед сном хорошо выспаться и плевала на меня (на счастье) перед сдачей чертежа. Моя скорбная физиономия ее не смущала. И этот демон ходил, как на поводке, за ней. Повадился сидеть в нашей комнате. Я тогда не глядя брала учебник и уходила. Мерзкий тип успевал бросить мне в спину какое-нибудь язвительное замечание, выводившее из себя.

Часы показывали начало второго ночи. Сон не шел. Кровать стояла у окна, и я, распахнув штору, залезла на подоконник.

Щербатая луна ярко освещала улицы с блеклыми фонарями. Во время полнолуния магический фон трещит от напряжения, все колдуют, хотят успеть на самую сильную фазу. И сейчас, еще не полнолуние, а уже дышать сложнее. Зато резерв наполняется и плещется.

Редкие прохожие из молодежи проплывали под окном. Видимо, из ночного клуба. Скоро показалась фигура Зарина. Он медленно шел к дому, останавливался через каждые три шага и хватался за голову. Опять напился. Хотя нет, когда он пьян, то не бьется головой об фонарный столб. Пятнадцать минут я наблюдала самобичевание, а когда дядя дошел-таки до двери, нырнула в кровать. Притворюсь спящей, на всякий случай.

Зарин долго топтался на первом этаже, а потом деревянные ступеньки захрустели. Поднимается.

Нехорошее предчувствие сдавило сердце. Денег просить будет?

Дверь спальни тихо скрипнула, пропустила пышнотелого дядю в комнату.

Он подошел к кровати и опустился на пол. Всхлипнул. Нет-нет, этого только не хватало.

— Крошечка наша, кровинушка, — тихо запричитал он, неловко гладя по голове. Он был пьян. Я внутреннее сжалась, пусть ему скорее надоест выражать нежность. — Я козел. Сестра меня убьет. Что же теперь делать?

Точно, проигрался.

— Лика, Ликочка. Лика, — он потряс меня за плечо, и мне пришлось сонно разлепить глаза и сделать попытку снова уснуть. Вдруг отстанет. — Лика, я сделал нечто ужасное!

— Зарин, отстань. Я сплю. Давай утром.

— Можно и утром, — согласился дядя. — Но вдруг ты потом скажешь, что нельзя было тянуть до утра.

— Утром, — припечатала я.

— Ну ладно. Но я скажу, — предупредил он и набрал полные легкие воздуха.

— Иди спать! — возмутилась я. Что за неделя выдалась!

— Я продал твою душу! — завизжал дядя, закрывая себе уши и зажмуривая глаза.

Наверное, у меня проблемы со слухом. Или галлюцинации от усталости. Изо рта вырвался нервный смешок, а потом не выдержала и рассмеялась в голос.

— Как ты мог продать мою душу, Зарин? Ну, ты и придумал. Иди-ка ты спать, — посоветовала я дяде и сама легла, укрываясь теплым одеялом. Щелчком пальцев выключила свет, намекая, что разговор по душам окончен.

Зарин помялся, повздыхал и вышел. За стеной слышалось, как он тяжеловесно бродит в своей комнате, двигает мебель. Видимо, садился на стул. Потом чем-то стучал. Надеюсь, головой об стол, после столба не лучший вариант, но все же.

К утру меня все-таки сморил сон, но он выдался беспокойным. Все время казалось, что меня что-то тревожит, преследует дурное предчувствие беды, свербит под ребрами. Я постоянно просыпалась и снова засыпала. В девять часов я поняла, что как бы ни болели от недосыпа глаза, спать больше не получается. И тут меня взяло беспокойство. А если Зарин по глупости навесил на меня какую-нибудь муть? Откуда-то же он взял про душу.

Встала, подошла к длинному напольному зеркалу в старой раме, перестроила зрение и с содроганием оглядела свою ауру.

Рваная, с проплешинами, заполненными серым цветом, она стала гораздо бледнее. Я редко слежу за ее состоянием, обычно в этом нет никакой надобности, но вряд ли я настолько сильно запустила здоровье.

— Зари-ин, — протянула я на одной ноте. Тишина в ответ. — Зарин!

Самое неприятное, что я не могла определить природу вмешательства. Совсем не понимаю, на что сделано воздействие.

Дяди не было в доме. На кухонном столе сиротливо лежала записка: «Я попробую все уладить!».

Веры в действия родственника было мало, за много лет он зарекомендовал себя исключительно в качестве ненадежного типа, который скорее испортит маслом кашу, чем действительно решит проблему. С детства я привыкла рассчитывать только на себя или на маму. Что там попробует уладить дядя — это его сложности, а я пойду к целителям.

Быстро переодевшись и почистив зубы, вылетела из дома. До госпиталя было рукой подать, городок маленький. Я шла, встречала по пути знакомых, здоровалась и торопилась к виднеющемуся кирпичному зданию.

Молоденькая девушка в длинном белом халате и красном фартучке гордо сидела за столом и заполняла карточки. Новенькая, может быть, практикантка.

— Извините, мне бы к целителю, — неуверенно промямлила я.

— Какое направление? — не отвлекаясь от дел, спросила девушка.

— Порча, наверное.

— Второй этаж, кабинет двадцать.

Госпиталь я знала наизусть, мама меня сюда водила с самого детства. Поднялась по боковой лестнице, отстояла небольшую очередь и попала в белый кабинет с выцветшим зеленым полом.

— Так-так, садитесь. На что жалуемся? — целитель поднял на меня глаза поверх очков-половинок. — О, Лика, добрый-добрый. Что случилось?

— Здравствуйте, — я присела на жесткий стул перед целителем. Сколько лет сюда хожу, а имя его запомнить не могу. — Не пойму, что на меня повесили. Порчу? Посмотрите, пожалуйста.

— Так-так, — задумчиво проговорил старый целитель, вставая напротив. — Так-так, — повторил траурно. — Где тебя так угораздило?

Мне ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Я пока не понимала, стоил ли сдавать Зарина с потрохами или все не так страшно.

— А мама знает?

— При чем здесь мама? — растерялась я. — Как лечить будем?

— Никак, — он сел на свой стул и снял очки. — Не лечится. Не мной, по крайней мере. Нет никакой порчи, исключительно влияние черной магии на генетическом материале, похоже. Привязка глубокая. Ее надо извлечь, но это может сделать только мастер высокого уровня.

Но как? Как Зарин мог сотворить такое?

— Если ты знаешь, кто это сделал — убеди снять. Не знаешь — не теряй времени, садись в поезд и езжай скорее в Университет. Беги к ректору, к декану. Они поднимут связи, и, может быть, успеют вытащить.

— В смысле «успеют»? — уцепилась за страшное слово. Я пока слабо понимала, что за диагноз мне поставили. Чувство жалости к себе несчастной просыпалось постепенно.

— Эта привязка сжирает твою энергию. Скоро от ауры ничего не останется. Лика, да не сиди же ты. Не смогу помочь. Иди быстрее! Беги!

Я, как ошпаренная подскочила и понеслась на выход, по пути соображая. До дома добежала, не помня себя. Быстро покидала малочисленные вещи в сумку, взяла денег из маминой заначки и побежала на станцию.

Страшно? Мне было ужасно страшно. Хотелось поплакать, лечь спать, проснуться и обнаружить, что происходящее — дурной сон. И лучше не со мной в главной роли.

— Через пять минут отправка, — гнусаво сообщила билетерша и оторвала билетик. Я пыталась отдышаться от быстрого бега. В голове шумело и кололо бок.

Я вошла в поезд и прислонилась к стенке тамбура, приходя в себя.

— Лика, — кричал Зарин. — Я еле тебя догнал.

Дядя от бега стал багровым, ему пришлось расстегнуть мокрую рубашку.

— У меня ничего не вышло. Они оказались аннулировать сделку.

— Кто «они»?! — взмолилась я. — Что ты натворил? Ты понимаешь, что я могу умереть?

— Я не знаю, это вышло внезапно. Они обставили как шутку.

— Подробнее, — чуть не плакала я. От истерики удерживал только шок. — С деталями. Кто? Когда? Где?

— В игорном доме, — с ужимками, достойными скромной девицы, уличенной в разврате, сдался он. — Хозяева пошутили, что готовы все простить в обмен на душу красавицы. Мы все посмеялись, что это было бы здорово и легко. А они говорят, племянница-то у тебя, красивая, наверное. Конечно, говорю, красивая, — захныкал дядя. — И кулон им, значит, показываю, — он пощупал шею, где раньше висела цепочка с моим портретом, — а там еще твой локон детский, который Мирка срезала при первой стрижке, — хныканье перешло в слезы.

— Это невозможно, — прошептала я, ситуация, наконец, доходила до мозга. — А дальше?

— А дальше они взяли кулон, а из-за шиворота хозяина возьми да появись облако с глазами хищника. Оно-то и заглотило кулон. Все очень быстро произошло. И хозяин довольный говорит, что сделка состоялась.

— Мамочки, — я почувствовала, как щеки обдало огнем. Слезы были слишком горячими по заледеневшей коже. Поезд тронулся.

— Лика, прости меня, — Зарин шел за поездом, заглядывая в мои глаза, пока скорость состава еще была маленькой. — Я не знаю, как так вышло. Прости меня, пожалуйста.

— Простить? — всхлипнула я. — Да я умру завтра. И чтоб ты знал — из-за тебя!