Приехали мы из Сибири под рождество. Бабушка была дома одна, дядя Ваня у соседа, подстригался к празднику. Как только увидела нас бабушка, бросилась к нам, целует папу, маму, обнимает, плачет.

Мы всплакнули все, даже отец прослезился, увидев свою мать.

Мой отец не любил своего отца, а мать любил.

Тут дядя Ваня пришел, побежал в лавку за баранками, по дороге зашел к родным, сообщил новость. В избу к нам набилось много народу, началось веселье… С неделю пили, пока объехали всех родных.

Весной наши решили построить кирпичный сарай. В компанию пригласили Андрея Никаноровича – одного деревенского кулачка. Отец стал напоминать деду про его обещания. А дед уже продал тот сруб, который нам обещал отдать. С подпиской половины хозяйства тоже все оттягивал. Уже не раз возникали скандалы, ругань между дедом и отцом.

Построили сарай. Начал отец делать кирпич. Дядя Ваня и сын Андрея Никаноровича помогали ему; я тоже стал работать. Дело пошло.

Сарай построили на огороде Митьки Конного. За аренду земли платили три рубля в месяц. А избенка у этого Митьки стояла на куриных лапках. Отец пошутил как-то:

– Продай, Митрий, мне свои хоромы.

– Купи, – говорит, – я ухожу в отцовский дом.

– Ты не шутишь?

– Нет, не шучу.

– Сколько возьмешь?

– Сто пятьдесят рублей в два срока.

Решил отец купить этот дом и отделиться от деда, – все равно тот его обманул, отец это чувствовал. Где только взять деньги?.. Обратился к деду.

– Раз ты хочешь уходить от меня – нет тебе ничего, – сказал дед.

Тогда отец пошел на сборную избу и стал предлагать свою землю на шесть лет. Земли у нас было на две души. Вдруг и дедушка приходит на сборную избу. Не желая упустить землю, – она у нас была вместе, – предлагает отцу сдать ему.

– Грех тебе, батя, – говорит отец. – Четыре года ты владел моей землей, когда я был в Сибири, и ни копейки с тебя не взял, а теперь приходится родному отцу отдавать, да еще на шесть лет…

– А за что я привез вас из Сибири? За спасибо?

– Не верил я тебе еще там, когда ты приехал, и очень жалею, что поверил твоей клятве.

Сдал отец землю, кое у кого занял, набрал восемьдесят рублей. При свидетелях отдал за избу первую половину, а семьдесят рублей уговорились уплатить через месяц. Тут же собрали мы свои пожитки и переехали в свой дом.

Дедушку из компании отец выключил, а на его место пригласил еще одного кулачка.

Пришло время платить за дом. Шестьдесят два рубля отец набрал, восемь рублей не хватает. В долг больше никто не дает. Опять обращается отец к деду:

– Ты пойми, через два часа платить надо, а то ведь пропадут те, что заплачены.

– Ну ладно, дам восемь рублей, но ты подпиши полнивы, которая в Орлине под рожью.

– Ведь она у меня последняя.

– Что ж что последняя… Даром деньги никто не даст.

И пришлось подписать своему же отцу последнюю полниву (полдесятины) посеянного хлеба.

В школу я больше не ходил.

Осенью мы купили лошадь, разделались с долгами.

Зимой возили известковый камень на металлургический завод в трех верстах от нас. Отец ломал, я возил, а летом опять били кирпич.

Отец стал уже третьим компаньоном. Часто начал похаживать с Андреем Никаноровичем и Максимом Платоновичам (своими компаньонами) в трактир чай пить и заказывать сазанчика. А я с двумя работниками бил кирпич. Удалось выкупить часть земли.

Поехали мы пахать. Отец поставил меня к сохе, сказал:

– Держи краем борозды, огрехов не делай.

Начал я пахать, чувствую – не хватает силенки удержать соху. Не я направляю соху, куда надо, а она меня – куда не надо. Трудно было, устал быстро, но отцу не сознался. А он, увидев, что получается ничего, взял бадик и ушел, а мне сказал:

– Постарайся сегодня же кончить и к вечеру приезжай домой.

С тех пор стал я пахарем. К зиме купили еще одну лошадь, сложили из камня амбар для хлеба и хранения сбруи. Наняли работника и всю зиму не переставая возили известковый камень на тот же самый металлургический завод.

Отец почувствовал себя совсем хорошо, стал ходить в пивную, иногда по семь-восемь рублей прокучивал – столько, сколько мы на двух лошадях еле зарабатывали за день.

Летом 1913 года я уже делал все без исключения: косил, пахал, молотил, доски пилил; кирпич бить перестали – не было времени. Выкупили всю свою землю, стали заниматься только крестьянством, а зимой возили камни.