Закончилась шахтерская смена. В столовой прииска горячо обсуждались события дня. Одни говорили, что мальчишка- табельщик просто из любопытства спустился в шахту, другие придавали этому происшествию более серьезное значение.

— Не иначе подослали волчонка. Пощупать бывшего штейгера неплохо бы. Уж больно он волновался: «Обвал, обвал»… С чего бы это?

Вспоминали штейгера и в приисковой конторе. Михаил и Иван Зыков держали между собой совет.

— Взять всех сразу? — размышлял Иван. — На Моховом — Степана Репникова, в больничке — сына полковника, на динамитном складе — Артура, или Червонного, как он себя зовет.

— Никифора Симонова тоже прощупать надо, — сказал Михаил. — Что-то он темнит!

— Интересно! А ну, поподробней о нем.

— Суетился во время аварии. Твердил, будто обвал должен произойти, мол, порода мягкая. А инженер говорит — ничего подобного, хорошая порода.

— Да, тут надо обмозговать. Пожалуй, сделаем так. Ты возьмешь двух рабочих- коммунистов и пойдешь на Моховое. Но Степана будешь брать лишь в том случае, если он задумает уйти, не дождавшись сторожа. А сторожем займусь сам. Договорились? Ну, давай. Да будь осторожен. Возьми револьвер, для тебя прихватил. — Он подал Михаилу оружие.

Через два часа фельдшер решил навестить больных.

Но сторожа в палате уже не было. Табельщик не спал.

— А где же Червонный? — спросил фельдшер.

— Н-не знаю, — ответил Бронислав. — Какой Червонный? Я спал.

Фельдшер проверил у больного пульс.

— Ого! Неважный пульс, неважный, придется полежать денек- другой, а там снова на шахту отпущу.

Но Бронислав вскочил с койки, схватился за грудь и закричал: — Украли! Сумку украли! — и затрясся в припадке. Фельдшер помог ему лечь на койку, успокаивая. А Бронислав, ослабевший вконец, тихо всхлипывал и больше не порывался встать. Он лежал бледный, дрожащий и испуганно смотрел на фельдшера. А фельдшер думал: «Как бы не рехнулся мальчишка, ишь сколько натерпелся. Взрыв, а тут еще сумку стащили».

В то время, когда Бронислав плакал о потерянной сумке, в контору прииска зашел рабочий, широкоплечий и голубоглазый.

— Мне бы Ивана Зыкова, — сказал он.

— Я Зыков, — поднялся ему навстречу Иван. — Если не ошибаюсь — Филипп Червонный?

— Так точно. — Ну и отлично. Вовремя прибыл.

…На поселок спускались тихие августовские сумерки. Рабочий день кончился. Но в шахте вдруг замигал огонек, потом исчез. Послышались торопливые шаги, а вот и тень человека. Тот держит в руках рудничную лампу, стараясь закрыть ее так, чтоб она освещала только дорогу под самыми ногами. Кто бы это мог быть? Ага, да это же сторож динамитного склада.

Зыков теперь узнал его. Значит Иван рассчитал правильно. Искать где-то сторожа динамитного склада не было смысла. Ясно, что он приползет в шахту, конечно, он уже сумел все разведать и теперь шел наверняка. Иван с настоящим Филиппом Червонным притаились и следили за каждым движением сторожа.

Вот он, тяжело дыша, прошел мимо них, завернул в северную часть штрека и скрылся за поворотом. Пройдя ко второму восходящему, он вынул из кармана гимнастерки бумажку, стал внимательно ее рассматривать, подсвечивая себе лампой.

Зыков и Филипп бесшумно следовали за ним.

Но ни сторож, ни Зыков с Червонным не предполагали, что в шахте есть еще один человек. Очевидно, опустился он сюда еще засветло. Сторож, спрятав бумажку, двинулся дальше, и тут четвертый, который спустился в шахту раньше всех, выполз из своего укрытия и, отвернув полу брезентовой куртки, направил луч света от рудничной лампы в лицо сторожа.

— Так, так, саранча слетается, — прохрипел тот человек. — Выходит, решил поживиться?

— Кто ты? — испуганно воскликнул сторож и попятился было, но крепкая рука схватила его за плечо.

— Куда же ты, паря? Один хотел попользоваться? Нехорошо, Артур. На чужой каравай рот разинул. Ан не вышло. Делить придется полковничье наследство.

— Ты кто? Какой Артур?! Я — Червонный…

— Ишь ты. Ты такой же Червонный, как я Исус Христос. Смотри! — Человек на миг осветил себя фонариком, и сторож узнал угрюмое, морщинистое лицо бывшего штейгера. — Так-то, милок. Я, Никифор Симонов, сопровождал когда-то Вебера до самого третьего восходящего и честно хранил тайну.

— И знаете, где золото зарыто? — воскликнул сторож.

Как раз и не знаю. Восходящий большой, весь не перекопаешь, а полковник был хитрый. Заминировал и обвал при этом сделал. Не пустил меня к тайнику.

С братцем моим орудовали, а я караулил в штреке.

Вот и выходит: два тому наследства — Вебера и Симонова. Мальчишка-табельщик, да я — законные наследники.

— А ты? Самозванец! Пройдоха! Червонный? — иронически протянул Никифор.

Но тут же переменил разговор и металлически строгим голосом приказал:

— Давай схему. Знаю, ты ее выкрал у сына полковника.

— Не дам! — отпрянул от Симонова сторож. — Я законный наследник, а не вы, оборвыши. Мне, своему боевому товарищу, полковник Вебер доверил тайну. Он погиб по дороге в Китай. Я был у него адъютантом.

— Заливай, заливай, — усмехнулся Симонов. — Не таким человеком был полковник, чтоб тебе, прощелыге, доверить тайну.

— Доверил — клянусь честью! — горячо зашептал сторож. — Доверил! Полковник боялся, что не разберется сын в схеме. Когда его ранило и он понял, что умрет, он сказал мне: «в переплете книги спрятан документ». Я нашел, я! Разделим богатство на троих со Степаном и…

— Очумел?! — зарычал Симонов. — На троих… к черту на троих!

— Еще лучше, нам больше достанется, — лихорадочно шептал сторож, и вроде бы Симонов согласился с ним. Дальше они пробирались уже вдвоем. Вот и узкий колодец. От него в разные стороны ответвляются забои, из которых старатели добывают золотоносную породу. Много нужно подать руды на гора, чтобы получить несколько золотников дорогого металла. Но четвертая шахта — богатая. Здесь часто попадают и самородки. Лет пятнадцать назад был найден двух фунтовый «подсвинок» как старатели называют самородки.

Никифор Симонов не смотрел по сторонам, он глаз не спускал со своего спутника. Сторож проник в левый забой и начал изучать одну из стоек входа.

Наконец обрадованно воскликнул:

— Есть! Крестик. Слышь, Симонов, а не завалится, если копать начну?

— Не должно. Меряй да копай легше. — Штейгер поостерегся, ждал у входа в забой, пока сторож орудовал обушком.

Несколько ударов, и тайник вскрыт. Он обшит досками, а внутри две цинковые коробки.

— Запаяны, — шепотом произнес штейгер, принимая коробки от сторожа. — Гляди, и надписи. — Он посветил получше и прочел на одной «П-к В-p», на второй — «С-ов».

— Вишь, как хорошо получилось? — обрадовался Симонов. — Ясно, кому что. И вскрывать неча. Бери ту, где Вебер писал, и дели ее с кем хошь. А это моя.

Он любовно погладил коробку, прижал ее к груди. Он вроде бы и ростом выше стал, выпрямился, будто скинул тяжелое бремя с плеч.

Сторож не возражал. Штейгер, получив свою банку, стал вылезать из забоя. Бывший адъютант замешкался, укладывая вторую банку в сумку. Одев сумку через плечо, он нагнал Никифора уже у входа в главный штрек. Штейгер поджидал его. Но когда старик повернулся к нему спиной, сторож выхватил нож и занес его над Симоновым. Но ударить не успел. Он болезненно крякнул и присел от резкой боли в плече. Руку завернул за спину кто-то сильный и ловкий. Сторож упал. Свалил его Филипп Червонный. Сторож подумал, что это сообщник Симонова, и зарычал:

— С помощником ходишь, хамло!

Попытался было дотянуться левой рукой до ножа, но скоро понял, что это бесполезно. А штейгер, почуяв неладное, кинулся бежать к выходу, но вдруг растянулся, запнувшись за веревку, предусмотрительно натянутую Иваном Зыковым. Он лежал не шелохнувшись под ярким лучом лампы.

— Встать! — тихо, но властно скомандовал ему Зыков.

Вдалеке замелькали новые огоньки. Послышались голоса — это спешил на помощь Зыкову и Червонному Леонид Иванович. Никифор понял, что все пропало, втянул голову в плечи. Вскоре подошел Червонный со сторожем, у которого были скручены назад руки.

— Управился? — заботливо спросил Иван у своего помощника. — Не ранил он тебя?

— Я из него, зануды, вытряс бы душу тогда.

— Ну и отлично.

Задержанных привели в контору. Банки с золотом полковника Вебера и хозяина шахты золотопромышленника Симонова сдали Петровичу. Арестованных Никифора Симонова и сторожа динамитного склада — Артура — сторожить поручили дежурному охраннику.

— Кончилась твоя кошкина жизнь, — мрачно сказал Филипп Червонный своему «двойнику». — Слышишь ты, бандит белоказачий. Твоей сказке конец. Сегодня заберем и твоего дружка.