От составителей

Аналитические обзоры Елизаветы Николаевны, касающиеся западных идеалов воспитания, дают возможность не просто понять особенности той или иной педагогической системы, увидеть ее достоинства и недостатки, а почувствовать ее через воссоздание Е.Н. Водовозовой эмоционального образа создавшего ее человека.

В этом отношении наиболее высокий интерес представляют такие аналитические материалы Е.Н. Водовозовой, как «Педагогическая система Я.А. Коменского и ее значение в становлении дошкольной педагогики», «Педагогическая система И.Г. Песталоцци и ее роль в воспитании и обучении детей», «Система Ф. Фребеля в практике работы русских детских садов» и связанный с ней «Обзор развивающих занятий», «Метод воспитания и обучения М. Монтессори».

Фребель, по мнению Водовозовой, внес в сознание общества понятие о том, что для детей дошкольного возраста необходима деятельность, соответствующая их силам, что «иначе они скучают, предаются вредным шалостям, излениваются, тупеют нравственно и умственно». В качестве такой деятельности выдвигается игра. Поэтому дидактические игры и игровые упражнения, рекомендованные Фребелем и обобщенные им в систему, Водовозова считает его главной заслугой.

Изучение системы Ф. Фребеля позволило Е.Н. Водовозовой адаптировать ее к системе работы дошкольных учреждений и рекомендовать воспитателям использовать основные ее положения: включение детей в разнообразную деятельность и игру как главное воспитательное средство, использование системы подвижных и дидактических игр и занятий на природе в качестве средства развития познавательных и творческих способностей.

«При этом для детей раннего возраста Фребель дает только две игрушки… но, – как подчеркивает Водовозова, – вовсе не исключает других игрушек, а, следовательно, …всевозможные колечки, палочки, куклы точно так же имеют воспитательное значение, если они не служат дурным инстинктам, и если воспитатель умеет с ними толково распорядиться». В частности, Водовозова положительно отзывается об игрушках, позволяющих детям создавать каждый раз новые конструкции и играть с ними. Поэтому в своей книге Елизавета Николаевна дает обзор развивающих детских игрушек, которые можно использовать в зимнее и летнее время.

Для детей более старшего возраста она считает необходимым посещение детских садов. В связи с этим Водовозова утверждает, что Фребеля можно считать «творцом системы “детских садов”, которая внесла важную реформу в педагогические воззрения общества, системы, имеющей, несмотря на свои слабые стороны, серьезное значение при воспитании детей дошкольного возраста». Более того, Водовозова далее предлагает практические примеры того, как современные воспитатели могут пользоваться идеями Фребеля, описывает, как система его игр и упражнений может быть использована, адаптирована и изменена под потребности и задачи развития детей в первые годы жизни, для 3–4-летних детей и воспитанников 4–5-летнего возраста.

Таким образом, Е.Н. Водовозова рассматривала систему Фребеля и как теоретик, и как практик. Как теоретик, она признавала очень важными мысли Фребеля об учете интересов ребенка и развитии его в деятельности, о необходимости гармоничного развития ребенка. Однако она считала, что благоприятными условиями для развития данных идей будут только те, в которых родители и воспитатели не будут «им рабски подражать», будут импровизировать, наполнять систему Ф. Фребеля своим содержанием, соответствующим русскому национальному духу и менталитету. Кроме того, Елизавета Николаевна утверждала, что, адаптируя к практике работы русских детских садов систему даров Фребеля и рекомендованных им практических упражнений, нужно менять не только содержание, но и сам язык, стиль педагогического взаимодействия с ребенком. Поэтому в свое описание системы Фребеля она внесла много собственных мыслей и идей.

Анализ метода воспитания и обучения М. Монтессори имеет в аналитических материалах Е.Н. Водовозовой не меньшее значение. Как и в случае с методом Фребеля, Е.Н. Водовозова не дает простого описания метода воспитания и обучения М. Монтессори. Она снова предстает перед нами как теоретик-аналитик и как практик, прекрасно понимающий достоинства данного метода и его недостатки. Правда, в отличие от аналитических материалов, посвященных Ф. Фребелю, она избегает (и имеет для этого достаточные основания) называть данный метод системой. При этом она обращает внимание на исторические корни данного метода, делая акцент на реализацию таких принципов воспитания, как «дисциплина в свободе», практическое применение упражнений и игр, «воспитание органов чувств». «Главный недостаток метода Монтессори» она видит в том, «что все воспитание она строит на усовершенствовании органов внешних чувств и укреплении мускулов. Хотя то и другое имеет громадное, можно сказать, могущественное значение, но основывать всестороннее развитие ребенка только на одном этом совершенно невозможно».

Таким образом, занимаясь критическим анализом, обобщением и адаптацией передовых систем того времени – систем Я.А. Коменского, И.Г. Песталоцци, Ф. Фребеля и М. Монтессори – к практике работы отечественных педагогов, Елизавета Николаевна смогла показать, что они начнут развиваться только тогда, когда родители и воспитатели «не будут им рабски следовать». Поэтому она предложила не только целый ряд приемов по обыгрыванию даров Фребеля и дидактических материалов Монтессори: она, фактически, дала им новое содержание и возможность развиваться «на русской почве».

 

Педагогическая система Я.А. Коменского и ее значение в становлении дошкольной педагогики

Ян Амос Коменский (чех по происхождению, родился в Моравии в 1592 г., умер в 1670 г.) по справедливости считается Коперником воспитания и родоначальником педагогики – он произвел одну из важнейших реформ в преподавании, доказав, что основою его должна быть наглядность. Современное воспитание с его идеалами, с его гуманнейшими принципами не что иное, как развитие и разработка его основных педагогических идей. Крупнейшие мыслители-педагоги все так или иначе пользовались и пользуются величайшими идеями этого замечательного человека, заложенными в основу его сочинений, черпали и черпают из этой богатой сокровищницы глубоких педагогических идеалов, развивая их согласно своим взглядам и явлениям современной действительности. Многие из его идей так глубоки, идеалы так возвышенны, что некоторые из них и теперь еще остаются без практического применения…

Самым замечательным произведением Коменского считается «Великая Дидактика», вышедшая в свет в 1632 г. на чешском языке и самим автором переведенная на латинский язык. Этот труд доставил ему такую всемирную славу, что автора начали приглашать в различные европейские государства, как для преобразования школ, так и для разработки методов преподавания. И он работал у чехов, поляков, немцев, англичан, шведов и венгров. Между огромным количеством произведений Коменского большую известность приобрел и его труд «Видимый мир в картинках», который имел много изданий на всевозможных языках, был издан и на русском языке при Екатерине II под названием «Зрелище вселенныя». Коменский – писатель чрезвычайно плодовитый: всех названий его сочинений насчитывают до 142, но многие из них погибли. Он писал учебники и трактаты по педагогике, богословию, философии, физике и географии.

В самом замечательном из своих произведений, т. е. в «Великой Дидактике, содержащей всеобщее искусство всех учить всему», Коменский с такими словами обращается к читателям: «Мы решаемся обещать Великую Дидактику, т. е. всеобщее искусство учить всех всему, и, притом, учить наверное, так, чтобы не могло последовать неуспеха; затем учить скоро, только, разумеется, без отягощения и скуки для учащих и учащихся, а скорее с величайшей приятностью для тех и других».

Несмотря на то, что взгляды Коменского на воспитание проникнуты глубокою религиозностью (он был священником, а затем епископом)… основа его учения – необходимость поддерживать в детях жизнерадостность, бодрость и веселое настроение… Амос Коменский – враг насилия и принуждения. Он говорит: «Пусть добровольно приходит познание, прочь принуждение!.. Ученики без трудностей, отвращения, криков и побоев, как бы играя и шутя, могут быть доведены до высших пределов знания». В своих произведениях он постоянно указывал на то, что обращение с учениками должно быть мягкое, сердечное, гуманное, чуждое грубых приемов того времени. «Для блаженства, – говорит он, – создан человек, и предвкушение этого блаженства начинается уже в здешней жизни, под влиянием правильного воспитания». <…>

…Коменский высказывает такие мысли о воспитании маленьких детей. Воспитывать ребенка следует, по его мнению, с первого момента пробуждения сознания, и при этом необходимо иметь всегда в виду небо и землю. Знание, даваемое в детстве и школе, должно быть вызвано потребностью окружающей жизни, а не фантазией воспитателя, так как оно должно пояснять ему окружающую жизнь, но при знании следует всегда давать и пищу для сердца, необходимо воспитывать «Бога в душе человека». Приучать ребенка к добру следует гораздо раньше, чем в нем успеют развиться порочные склонности. «Материнская школа» – первая школа навыков.

Согласно идее «Материнской школы» в первые шесть лет жизни ребенка должна быть положена основа для многих последующих знаний:

1) по физике, чтобы ребенок мог называть стихии: землю, воду, воздух, огонь, дождь, снег, лед, различать некоторые растения, знать, что такое трава, дерево, рыба, птица, зверь, и т. п.;

2) начала оптики: ребенок означенного возраста должен понимать, когда светло и темно, различать главные цвета;

3) начала астрономии: он должен узнавать солнце, луну, понимать, что такое звезда;

4) первые шаги в географии будут сделаны тогда, когда ребенок узнает то место, где он родился или живет, деревня ли это, местечко, город или замок, а также, если он поймет, что такое поле, луг, гора, лес, речка;

5) из хронологии он должен знать, что такое час, день, ночь, неделя, а также времена года, уметь отличить вчера от позавчера, завтра от послезавтра;

6) по музыке: он должен уметь петь наизусть несколько стишков.

Указывает автор «Великой Дидактики», какие познания может приобрести ребенок и в других предметах: по арифметике, поэзии… и др. Коменский требует, чтобы детей разумно направляли и постоянно приучали «к трудам и занятиям, все равно, будет ли это серьезное дело или игра, но чтобы они не терпели праздности». Все эти идеи для того времени были совершенно новы, и лишь через два столетия после выхода в свет «Великой Дидактики» они легли в основу воспитания детей дошкольного возраста и были осуществлены в «детских садах» по системе Фребеля.

Этические правила воспитания детей Амоса Коменского высокогуманны, но даже и в то время они не представляли особенной новизны. Коменский требует приучать детей:

1) к умеренности в пище;

2) к пристойному поведению за едой и бережному обращению с одеждой, даже с куклами и другими игрушками;

3) к повиновению;

4) к строгой правдивости;

5) к справедливости;

6) к тому, чтобы делиться всем своим, помогать по собственному побуждению и желанию;

7) к терпению, которое потребуется в течение всей жизни, так как даст возможность сдерживать страсти, которые у детей с силою вырываются наружу.

Детей следует воспитывать в строгой дисциплине, но она никоим образом не должна подавлять индивидуальность ребенка. Напротив, следует обращать особенное внимание на развитие личности ребенка и на склад его характера. Для этого необходимо следить за всеми его поступками, вовремя останавливать, даже предупреждать каждое проявление бесстыдства, злости, высокомерия и лени. Коменский, считавший основою воспитания наигуманнейшие принципы, находил необходимым дисциплину: она должна быть направлена против уклонения от порядка, но применяема без страсти, гнева и ненависти. Задачей дисциплины, говорит он, должно быть восстановление, а не разрушение, исправление, а не казнь. Все, окружающие детей, – родители, товарищи, родственники, слуги, – должны подавать детям пример честной, трудолюбивой жизни, честных отношений друг к другу, взаимных услуг. Вот каковы, по Амосу Коменскому, должны быть цели и задачи материнской школы.

Образование, по его мнению, должны получать решительно все без исключения: богатые и бедные, знатные и простые, глупые и умные, девочки и мальчики, горожане и деревенские жители, тем более что никто не знает, к какому призванию готовит его провидение. «Глупцы должны быть воспитываемы, чтобы сколько-нибудь уменьшить свою глупость, гении же особенно нуждаются в руководстве и образовании: они подобны плодоносному полю, которое, будучи оставлено без возделывания и заботы, тем более принесет плевел и терний. Богачи без мудрости – свиньи, откормленные отрубями, бедняки без познаний напоминают вьючных ослов, красивый неуч – все равно, что красивый попугай».

Главнейшие принципы, положенные Коменским в основу воспитания, следующие:

1. Воспитание человека должно быть сообразно с его природой: если от хорошего садовника требуют, чтобы он, изучая дерево, знал и его потребности, тем более воспитатель должен изучить природу дитяти, которая сложнее всякого растения, и уход за ним требует несравнимо больших знаний, внимания и такта.

2. Правила воспитания не создаются – их надо искать в человеческой природе: воспитатель, подобно садовнику, сеет семена добра и знания; садовник должен иметь большую опытность в своем деле, тем более воспитатель должен изучить природу дитяти, чтобы его посев оказался производительным.

3. Стремление к усовершенствованию лежит в природе человека. Нет нужды принуждать птицу летать, а рыбу плавать – они сами будут это делать, когда достаточно окрепнут. Так и человек: в природе его заложены семена добра и стремление к знанию, следовательно, задача воспитания – устранять препятствия к развитию умственному, нравственному и к самоусовершенствованию, заложенному в его природе, и способствовать их развитию.

Из таких принципов воспитания должны были вытекать и методы воспитания и обучения вполне естественные. Так как стремление к знанию, по понятиям Коменского, уже лежит в природе человека, то принудительное обучение может лишь повредить ему так же, как вредит противная пища, возбуждая рвоту. Обучение и приобретение знаний должны возбуждать в детях любознательность.

Первое, что необходимо иметь в виду не только при обучении в школе, но и при усвоении элементарнейших знаний, начиная с самого раннего детства, – постепенный переход от легкого к более трудному, от известных, уже знакомых детям предметов к менее известным и знакомым, от мыслей простых и несложных к более сложным и менее простым. Прежде всего нужно направить ребенка на изучение предметов окружающих, близких к нему, и затем уже обращать его внимание на предметы отдаленные. Это правило сделалось теперь главнейшим принципом обучения, оно стало общеизвестным в педагогике, но в те времена было совершенно новым.

Важное значение при обучении имеет своевременность. Коменский, как и всегда, берет пример из окружающей природы: птица не несет яйца зимою, когда холод сковывает природу, не несет его летом, когда жар расслабляет, а также осенью, когда общая жизненность убывает вместе с силою солнца, но несет его весною, когда солнце дает всему жизнь и силу. Хороший садовник зорко наблюдает, чтобы посадить растение вовремя; он также знает, когда и в какое время необходим должный уход за ним. Так и относительно ребенка: вредно начать обучение рано, вредно начать обучение поздно, – оно должно идти параллельно развитию в нем мыслительных и познавательных способностей.

Все изучаемое должно быть расположено в строгой последовательности и постепенности согласно возрасту детей. Не следует ничего предлагать несоответственного с пониманием, не хвататься сразу за многое, а постепенно переходить от одного к другому. Материал должен быть не только полезным, но и развивающим. Что не расширяет умственный кругозор ребенка, а держится лишь на пустых словах и механической дрессировке, того не следует допускать. Ребенок не должен заучивать наизусть того, чего он предварительно не узнал посредством наблюдения; он никогда не должен говорить о том, чего не понял. Прежде, чем говорить о предмете, нужно его показать. Таким образом, законы наглядности, постепенности и своевременности были созданы Коменским.

Обязанность воспитателя – содействовать естественному развитию ребенка и помогать его самостоятельной умственной работе. Того и другого возможно достичь только путем наглядности. Но и при этом учитель должен быть только руководителем, вызывающим самодеятельность учащихся. Это правило воспитатели должны постоянно иметь в виду с первых лет детства. Когда дитя учат говорить, то, произнося слово, ему обыкновенно указывают рукою то, что оно обозначает, – того же следует держаться и в школе: говоря о чем-нибудь, всегда следует указывать на предмет, или, по крайней мере, на его изображение на картине, модели и чертеже, чтобы таким образом запечатлеть представление о предмете посредством зрения. Следовательно, все изучаемое должно быть усвоено посредством внешних чувств, а именно, все видимое должно быть рассматриваемо непосредственно зрением, слышимое должно быть усвоено посредством слуха, обоняемое – обонянием, вкушаемое – вкусом, осязаемое – осязанием, и потому-то всякое обучение должно начинаться не с устных объяснений, а с действительного созерцания и самостоятельного наблюдения. Только то знание дитяти будет не призрачным, а действительным, которое он усвоит сначала посредством внешних чувств, а затем уже услышит и объяснение его из уст воспитателя.

Коменский с особенною силою настаивает на развитии внимания: наглядность без внимания, по его словам, теряет всякое значение; ученик без внимания, напоминает слепца, который не видит предмета, как бы он ни был близок. Не культивируя внимание, воспитатель прививает ребенку рассеянность, от которой так трудно впоследствии его отучить, и которая так тормозит его успехи в будущем. <…>

 

Педагогическая система И.Г. Песталоцци и ее роль в воспитании и обучении детей

Жизнь Иоганна Генриха Песталоцци, знаменитого швейцарского педагога (1746–1827 гг.), явившего миру пример человека высокой нравственности, идеалиста и альтруиста в глубочайшем смысле слова, так тесно связана с его педагогическими идеями и взглядами, что отделить одно от другого совершенно немыслимо. <…>

Прежде чем приняться за воспитание детей, он перепробовал различные занятия, оказавшиеся безуспешными, тем не менее, все они носили характер социальный. Прежде всего, он решил сделаться пастором для того, чтобы своими проповедями сеять в народе семена нравственности и любви к ближнему. Когда это не удалось, он посвятил себя юридической карьере, чтоб быть защитником угнетенных. Однако отсутствие склонностей к юридическим наукам заставило его бросить юриспруденцию и взяться за изучение образцового сельского хозяйства, чтобы собственным примером научить крестьян новым усовершенствованным способам земледелия. После годового изучения сельского хозяйства Песталоцци решил сделаться сельским хозяином. <…>

…Он устроил приют в своем довольно поместительном доме. Всем казалось странным, что Песталоцци, который с семейством терпел крайнюю нужду, набирает бесплатно нищих детей. Но, при своей непрактичности, Песталоцци думал, что дети, работая по хозяйству и занимаясь прядением хлопка, добудут себе достаточно средств для пропитания, а между тем они получат хорошее воспитание, и потому набрал до 50 маленьких нищих и бродяг… При этом в начале все воспитание заключалось в том, чтобы промывать их раны, кормить и одевать. Но все-таки мало-помалу он начал работать вместе с ними в саду, в поле и дома, спал с ними, ел одну и ту же пищу. В дурную погоду они все вместе занимались бумагопрядением. Чтобы научить их говорить, Песталоцци каждого из них заставлял рассказывать обо всем, что случалось в его жизни, учил их читать, считать и писать.

Ему пришлось преодолевать множество затруднений… Многие родители требовали у Песталоцци платы за детей, так как те прежде помогали им собирать милостыню, а иные тайно уводили их, особенно когда кто-нибудь из них получал новое платье или научился новой работе. Несмотря на все это, дети скоро чрезвычайно привязались к Песталоцци, исполняли каждую его просьбу с полною готовностью, прилежно работали вместе с ним и совершенно преобразовались даже по внешности: теперь это были веселые, здоровые, опрятные, послушные дети. И все это было достигнуто без наказаний и поощрений, а только страстною любовью Песталоцци к детям и полным отсутствием с его стороны стеснения их живости и любви к играм и забавам.

Если благодаря своему нравственному влиянию Песталоцци достиг блестящих успехов, то и его недостаток практичности сказался немедленно. Его мечта, что дети будут зарабатывать на свое существование, не осуществилась, так как прежде, чем пользоваться результатами трудов детей, их пришлось учить, и все расходы по их содержанию легли исключительно на плечи Песталоцци. Ему пришлось продать и заложить все, что он имел. Но этим он только удовлетворил своих кредиторов, продолжать же дело не мог и вынужден был распустить всех детей своего приюта. Трудно представить, каким тяжелым ударом была для него необходимость отказаться от осуществления любимой мечты воспитывать несчастных детей народа и расстаться с ними в то время, когда эта мечта столь блистательно осуществлялась. <…>

Почти в продолжении 20 лет он не мог применять на практике своих педагогических идей. В этот долгий промежуток времени он стал заниматься литературой. Однако «Вечерние часы отшельника», написанные им в это время, не имели никакого успеха; зато другое его произведение – «Лингард и Гертруда» … – огромное сочинение, произвело поразительное впечатление на современников автора. <…>

Его необыкновенный успех заставил современников переменить взгляд на Песталоцци: к нему перестали относиться как к сумасшедшему и начали смотреть на него, как на выдающегося писателя. Различные общества присылали ему похвальные отзывы, премии, медали, а великие мира сего приглашали его переехать в их страну для практического осуществления его идей. <…>

Но литературная деятельность не удовлетворяла Песталоцци: он стремился к практическому осуществлению своих педагогических идей. <…>

…Швейцарское правительство предложило Песталоцци взять на себя заботу о бесприютных детях, бродивших среди развалин. Помещение под приют было отведено в… женском монастыре, давно заброшенном, в котором комнаты оказались сырыми и холодными. Детей скоро набралось до ста человек, а между тем сумма, отпущенная на их содержание, была так ничтожна, что невозможно было думать ни о ремонте, ни о найме помощников и прислуги. Песталоцци пришлось исполнять решительно все обязанности: директора, повара, служителя, учителя. На этот раз с ним не было даже жены, которая была больна и находилась в другом городе. Внешний вид детей был еще хуже, чем при вступлении нищих бродяг в его нейгофский приют, так как все население Станца сплошь нищенствовало вследствие бедствий войны.

Песталоцци с радостью взялся вести этот приют, хотя это дело встречало такие же препятствия, как и в Нейгофе: родственники детей тут тоже возмущали их, подговаривая требовать пищу и одежду получше, так как «казна дает деньги на все». Дети в первое время и самостоятельно, и с помощью родственников тайно убегали из заведения. Но и тут точно так же, когда прошло с полгода, дети сделались неузнаваемыми. Нравственное перерождение детей лучше всего можно видеть из следующего факта: когда по соседству со Станцем был сожжен Альтдорф, Песталоцци рассказал об этом своим питомцам и указал им на то, что дети этой деревни бродят теперь без крова и пищи; он советовал им обратиться с просьбою к начальству, чтобы оно дозволило принять к себе этих несчастных. Дети выразили готовность это сделать, но Песталоцци сказал им: «Имейте в виду, что ради этих бедняков мне придется больше работать, меньше получать пищи и даже платьем вы должны будете делиться с ними». Ответом ему было: «Пусть все придут сюда! Мы согласны больше работать и меньше есть!» И действительно, когда альтдорфцы пришли, дети Станца приняли их как братьев и относились к ним, как старшие к младшим.

Такая же перемена произошла с родственниками приютских детей: прежде они являлись в приют, чтобы возмущать детей, теперь они приходили, чтобы благодарить Песталоцци и почтительно поцеловать ему руку. Это чудо перерождения произвела, как и всегда, безграничная любовь Песталоцци к детям: он работал для них и с ними, не покидал их ни на минуту, ел с ними совместно состряпанную ими пищу, спал с ними, ложился позже всех и вставал раньше других, вел с ними беседы, ухаживал, когда они были больны, учил их. Когда эти дети, не знавшие ласки и заботы, вдруг шумно выражали ему свою преданность, он говорил, что настоящею благодарностью с их стороны будет то, если они впоследствии сами будут жить для покинутых детей, учить и воспитывать их. Они вдумывались в эти слова, производившие на них сильное впечатление. Другая характерная особенность его приемов воспитания состояла в том, что он ничего не требовал и не приказывал детям, а просил сделать то или другое, объясняя, почему это необходимо. Дети скоро научились понимать, что все, что от них требует Песталоцци, крайне необходимо для их существования, и охотно исполняли домашние работы…

…Так как на его плечах лежали разнообразные обязанности, а детей была масса, он ввел взаимное обучение. Более понятливые ученики, которые шли впереди других, делались его помощниками и учили менее понятливых. К тому же это давало Песталоцци возможность все более упрощать методы обучения, чтобы, как он говорил, «самый обыкновенный человек без всякого затруднения мог бы учить своих детей; таким образом школы для первоначального обучения сделались бы излишними». <…>

Песталоцци был в апогее своей славы; его известность возросла и потому, что появились его новые труды: «Как Гертруда учит детей», «Книга для матерей» и другие, в которых он высказывает свои педагогические воззрения, совершенно новые для его современников…

Даже в официальном отчете комиссии указывалось на то, что Песталоцци… создал метод, который годится для всех, к какому бы классу общества ни принадлежал учащийся. Педагогические сочинения Песталоцци сделались настольными книгами наиболее образованных людей Европы. О нем начали много писать в газетах, и в бургдорфский замок стали съезжаться посетители не только своей страны, но и из Америки. Песталоцци начал пользоваться такой популярностью, что был выбран в число депутатов, отправляемых к Наполеону в Париж для обсуждения проекта нового государственного устройства Швейцарии. На его записку, представленную Наполеону о том, что без широкого распространения просвещения никакое государство не может служить основою благоденствия страны, Наполеон ответил, что это не его дело, что он букварями не занимается. Тогдашнее швейцарское правительство состояло из людей, угодных Наполеону, и когда сделалось известным, как недружелюбно отнесся он к Песталоцци, у бургдорфского заведения была отнята государственная субсидия, а его наставнику приказано было очистить замок.

Хотя это было новым ударом для Песталоцци, но его общественное значение было теперь иное, чем прежде. Население Швейцарии пришло в негодование, что великий педагог, гордость страны, получивший громкую, всесветную известность, подвергается такому преследованию на своей родине, и множество городов прислали к нему свои депутации, звавшие его к себе. В конце концов Песталоцци устроился в Ивердене, расположенном на берегу Невшательского озера, а под его образовательное учреждение был отведен огромный замок. <…>

Вот педагогические воззрения Песталоцци, из которых теперь уже очень многое вошло в общее сознание, а кое-что до сих пор остается непостижимо возвышенным:

1. Все родятся с одинаковыми правами на развитие своих душевных сил, а потому все имеют одинаковое право на образование.

2. Образование народа только тогда имеет настоящее значение для него, когда оно не отчуждает его от среды, в которой он живет, а напротив, обучая его лучшим способам крестьянских работ, хозяйства, порядка и аккуратности в домашнем быту, улучшает его жизнь.

3. Первоначальное воспитание и обучение должна давать семья. «Первое обучение ребенка никогда не бывает делом головы, оно всегда бывает делом чувств, делом сердца, делом матери». Если ребенка рано отдают в школу, это может принести ему жесточайший вред. Это было совершенно справедливо, так как в то время школы были устроены крайне плохо во всех отношениях.

4. Если родители вынуждены отдать ребенка в школу, она должна быть устроена так, чтобы воспитание и обучение в ней имело вполне семейный характер.

5. При воспитании и обучении, как в семье, так и в школе, следует избегать всего искусственного. Вместо того, чтобы заниматься пустословием и словоизвержением, вместо того, чтобы говорить, что ребенку чуждо, т. е. об отвлеченном и не виденном им, его необходимо занимать реальным, родным и близким.

6. Из сказанного ясно вытекает, что основою преподавания должна быть наглядность. Слова, объяснения, беседы учителя должны быть только выяснением того, что ученик видит, с чем он знакомится непосредственным восприятием. С той минуты, когда чувства ребенка делаются восприимчивыми, его начинает учить природа. Этот принцип и должен лежать в основе воспитания. Духовные силы ребенка, пока они не окрепли, не должны быть увлекаемы «в далекие, чуждые пространства», т. е. не следует обращать его внимание на то, чего он не видал, а говорить с ним только о том, что его окружает, что ему близко, что он видит ежедневно.

Идеалом такой воспитательницы является у Песталоцци Гертруда. Она приучает своих детей выполнять домашние работы и уже затем приступает с ними к грамоте. Распевая с ними песенки, объясняя им то одно, то другое из окружающего, она учит их и вместе с этим умственно развивает; при этом дети учатся не в классной комнате, а на дворе, в саду, в поле, на улице, к тому же без книг и учебников. Круг наблюдений дитяти следует постоянно расширять, но в то же время прочно укреплять наблюдения, им усвоенные. Только истина, вытекающая из личных наблюдений, дает человеку силу, мешающую вторжению в его душу предрассудков и заблуждений. Вместе с наблюдением должно быть связано изучение языка, т. е. свои наблюдения дети должны передавать воспитателю. Таким образом они получают возможность с каждым новым знанием ясно определять его словами. Наблюдения и обучение следует начинать с самого легкого и, прежде чем идти дальше, необходимо усвоить это легкое в совершенстве, затем уже постепенно подвигаться вперед, прибавляя к усвоенному понемногу нового. Переходить следует от простых наблюдений, тоже постепенно, к более сложным.

7. Наблюдения развивают мысли, помогают знакомству с числом и формою предмета, обогащают речь ребенка, а также развивают эстетические способности, имеющие громадное влияние на моральные способности и на развитие пения и музыкальности.

8. Задача воспитания – нравственное усовершенствование человека. То же самое должно преследовать и обучение, так как при том и другом следует руководиться одними и теми же стремлениями, задачами и принципами.

9. Воспитание должно быть основано на любви – вне ее не может быть воспитания.

10. При воспитании не должно быть насилия. Детям следует предоставлять свободу, иначе ребенка легко превратить в машину, что пагубно действует на его умственные и душевные силы. Но воспитатель должен наблюдать, чтобы дети не злоупотребляли предоставленною им свободою.

11. При первоначальном счислении следует упражнять ребенка на действительно существующих предметах или, по крайней мере, на их изображениях.

12. Первоначальное обучение должно заключаться в знакомстве ребенка с числом, формою и языком.

13. Рисование и пение имеют важное значение в воспитании.

14. Воспитание и обучение должны подготовлять ребенка к переменам в жизни, чтобы впоследствии он мог легко переносить нужду и легко исполнять свои обязанности.

15. На идею элементарного образования следует смотреть как на идею развития физических сил и способностей души, ума и эстетических способностей, сообразно с природою ребенка, и менее заботиться о накоплении слишком большого груза знаний.

16. Необходимо равномерное и одновременное развитие всех моральных и физических сил. Развитие одной из способностей – воспитание одностороннее. Каждая сила организма развивается посредством упражнения. Сама природа побуждает упражнять каждую из них: глаз хочет смотреть, ухо – слышать, нога – ходить, рука – хватать. Но также и сердце хочет верить и любить, ум стремится мыслить. В каждой способности человека заключается стремление выйти из состояния безжизненности. Но способность уменьшается или совсем останавливается в своем развитии, если на пути встречает препятствие. Если средства, при помощи которых хотят научить человека мыслить, не возбуждают эту способность, а обременяют или усыпляют ее, она атрофируется.

17. Преподавание должно возбуждать самодеятельность учеников, а для этого необходимо, чтобы изложение было совершенно простое, отнюдь не догматическое.

18. Учитель должен, прежде всего, обращать внимание на индивидуальность воспитанника.

19. Воспитатель, доставляющий питомцу постоянные удовольствия, губит его нравственно и умственно и ослабляет его силы. Все стремления ребенка становятся в таком случае источником все возрастающего беспокойства и бесконечных страданий.

20. Усвоение механических навыков – основа для развития способностей и необходимого трудолюбия.

21. Элементарные упражнения для развития умственных, нравственных и физических сил должны быть доведены до совершенной простоты и соединены с известного рода привлекательностью.

 

Система Ф. Фребеля в практике работы русских детских садов

Великий знаток детской природы Фребель много поработал над системою воспитания дитяти дошкольного возраста. Несмотря на то, что его идеи не новы, занятия и игры, предложенные им, не представляют его изобретения, тем не менее его можно смело считать творцом новой системы «детских садов», которая имела в высшей степени важное влияние на педагогику и педагогические воззрения общества, системы, имеющей, несмотря на свои крупные промахи и слабые стороны, серьезное значение для воспитания детей дошкольного возраста. Ребенок с раннего детства обнаруживает стремление к деятельности, – вот это-то свойство детской природы Фребель и считает необходимым поддерживать и развивать прежде всего.

Имея в виду эту выдающуюся черту характера ребенка, Фребель находит необходимым подобрать материал для его деятельности, соответственной его силам, физическим и психическим. Так как деятельность ребенка в раннем возрасте выражается в игре, то игра, по мнению Фребеля, должна быть одним из главных воспитательных средств; все занятия во весь период жизни ребенка до школы должны быть направлены так, чтобы вносить в детскую жизнь радость, счастье и свет. Предлагаемые воспитателями игры и занятия должны развивать органы внешних чувств дитяти, его стремление к движению, наблюдательность, творчество и трудолюбие…

Многие считают Фребеля не только творцом новой системы «детских садов», но вполне убеждены в том, что он первый внес в общество сознание необходимости еще до школы развивать физические и моральные силы детей. Это не верно: мысль о том, что физические силы ребенка следует укреплять с момента его рождения, а моральные – с первого проявления в нем сознания, существовала издавна. Но Фребель внес в сознание общества понятие о том, что для детей дошкольного возраста необходима деятельность, соответствующая их силам, что иначе они скучают, предаются вредным шалостям, излениваются, тупеют нравственно и умственно. <…>

Суть Фребелевской системы заключается в следующем:

1. Человек – по натуре существо деятельное. Для того, чтобы он выполнил свое провиденциальное назначение, его с раннего детства следует воспитывать в этом направлении. Стремление к деятельности ребенок обнаруживает с самого нежного возраста. Воспитатель должен иметь в виду эту выдающуюся черту характера ребенка и подобрать материал для его деятельности, соответственный его силам, физическим и моральным. Материал этот должен быть: а) разнообразен, так как однообразная деятельность быстро надоедает маленькому ребенку и притупляет его способности; б) из менее сложного материал для детской деятельности должен становиться все более сложным.

2. Деятельность ребенка в раннем возрасте выражается в играх, следовательно игра должна быть главным воспитательным средством. Таким образом, все занятия во весь период его жизни до школы должны иметь характер игры и быть направлены так, чтобы вносить в детскую жизнь радость, счастье и свет, укреплять его физические и моральные силы.

3. Занятие необходимо вести, прежде всего, среди природы, в саду, что должно давать детям возможность наблюдать окружающий мир и укреплять физические силы. Фребель, видимо придавал этому первостепенное значение, так как все предложенные им занятия с детьми дошкольного возраста он назвал системой «детских садов».

4. Каждый человек в большей или меньшей степени одарен творческими способностями, имеющими важное значение для нравственного усовершенствования, что в будущем дает себя чувствовать во всех сферах деятельности: при небрежном или неправильном воспитании эти способности глохнут и угасают.

5. Деятельность ребенка проявляется двояким образом: а) в сидячей игре, когда он возится и играет с игрушками, б) в шумной возне и беготне с товарищами, – а потому деятельность ребенка дошкольного возраста должна, по мнению Фребеля, выражаться двояко и проявляться в сидячей игре и в движении.

Для сидячих игр ребенок нуждается в игрушках, которые должны удовлетворять его творческим способностям, приучать его к трудолюбию, терпению, развивать ум и эстетический вкус и постепенно подготовлять его к школе. Из сказанного ясно, что Фребель считает важным, чтобы игрушки служили не разрушительным наклонностям ребенка, а содействовали бы расширению и усовершенствованию его творчества. Между тем игрушки игрушечных магазинов, в громадном большинстве случаев, служили лишь развитию тщеславия, разрушительных склонностей и дурных навыков. Вследствие этого Фребель кладет в основу своей системы мысль Локка о том, что ребенок должен сам изобретать свои игрушки, и в этом отношении идет даже дальше: он требует, чтобы игрушки и занятия шли рука об руку с рассказами, песнями, сказками, соответственными возрасту. Материал для сидячей деятельности ребенка представляет первую группу занятий «детского сада» Фребеля, которую, в отличие от других, мы назовем механическими занятиями.

Второй отдел – подвижная игра – удовлетворяют преимущественно потребности ребенка в движении и беготне в шумной компании сверстников. При механических занятиях, исполняемых в сидячем положении, ребенок посредством данного ему материала воплощает впечатления, полученные им из окружающей действительности; в подвижных играх эти впечатления он воспроизводит на самом себе. Всем известно стремление ребенка олицетворять собой все, что он видит: перед ним пробежала курица; она землю раскапывает, зерен ищет – ребенок бросается на пол и подражает ее движениям; прошла корова, и он мычит, старается подражать ее походке, медленно, как и она, поворачивает голову то в одну, то другую сторону; проскакал кучер на лошади, и ребенок садится на палку, изображает седока и минутами так увлекается, что палку принимает за живую лошадь, энергически понукает, сердится и хлещет ее, когда ножки его устают скоро бежать; видит в поле женщин за жнитвом и, возвращаясь домой, воспроизводит движения работниц; наблюдал работу в саду – подражает садовнику. Одним словом, домашняя и окружающая жизнь со всеми ее оттенками и мелочами играет главную роль во всех играх. Фребель не упускает, конечно, из виду этой характернейшей черты детской природы и дает целую серию подвижных игр, в которых ребенок попеременно является птичкой, лошадкой, собакой, кошкой, печником, мельником, садовником, косарем, хлебопеком, сопровождая веселую игру соответствующими движениями. Этих подвижных игр существует очень много, и ребенок, который знает несколько таких игр, обыкновенно кончает тем, что сам старается сочинять новую и новую игру. <…>

Таким образом, обе группы игр Фребеля, т. е. механические занятия и подвижные игры, тесно связаны друг с другом, вытекают одна из другой и преследуют одну и ту же цель – гармоническое развитие физических, умственных и нравственных сил. <…>

Главная заслуга Фребеля в том, что он учил пользоваться самым обыкновенным материалом, который под руками у каждого, и у бедного, и у богатого, что он указывает, как найтись при всякой обстановке… Фребель указывает материал, при котором у ребенка должна свободно работать творческая фантазия, и вместе с этой работой идет всестороннее развитие его органов; но это вовсе не обязывает вас делать точь-в-точь, что он делал, не исключает и других игрушек, не менее, а иногда и несравненно более полезных, чем те, которые он предлагает. Если в самой Германии лучшие педагоги далеко не все в системе Фребеля считают пригодным для развития немецких детей, то тем более русским воспитателям необходимо быть разборчивыми в этом отношении…

Фребель прекрасно понимал, что идеи, положенные в основу его системы, могут подвергнуться при применении их в практике всевозможным искажениям, слепому, узкому или прямолинейному толкованию, и потому в «Menscyenerziehung» он говорил: «подражайте идее, а не форме».

 

Метод воспитания и обучения М. Монтессори

Систему воспитания органов внешних чувств и развития мускулов Монтессори заимствовала у Сегена, положив ее в основу своего метода, заимствовала у него даже мысль о необходимости применения системы его воспитания ненормальных детей к нормальным. Что же касается Фребеля, то, несмотря на то, что относительно его взглядов на воспитание, а еще чаще относительно его педагогических приемов, Монтессори зачастую высказывает свое несогласие, ее метод… весьма тождественен с системой «Детских садов». Несмотря, однако, на заимствования, Монтессори самостоятельно переработала взятое ею, и приспособила к нему собственные упражнения, которые она применяла в «Домах ребенка». <…>

Столь же могущественное значение, как воспитанию мускулов, Монтессори вполне справедливо придает и воспитанию органов внешних чувств. Материал, который она дает для их упражнения, она называет игрушками. Хотя далеко не все, но некоторые из ее упражнений действительно полезны и остроумны, но с материалом, изобретенным ею для этого, ребенку несравненно труднее справляться, чем с Фребелевским материалом. Так, например, для воспитания чувства зрения она дает так называемые ею «вкладные тела». Этот материал состоит из трех деревянных брусков, описанных с пунктуальной точностью. «Каждый брусок содержит в себе десять деревяшек, вставляемых в соответствующие гнезда. Эти деревяшки имеют цилиндрическую форму и вынимаются при помощи деревянной или медной пуговки, укрепленной в цилиндре». Описание это длинное… и даже чтение его до невероятности скучно. Можно себе представить, как мало такой материал может напомнить детям занимательную «игру», которая при этом имелась в виду, и все это для того, чтобы научить ребенка различать размеры и формы тел посредством зрения. Такие упражнения, не доставляя удовольствия ребенку, будут лишь усиленно напрягать его мозг. Гораздо проще можно достигнуть той же цели при выкладывании фребелевских колец и полуколец, а также в игре с хорошей цветной мозаикой: в ней тоже приходится вынимать и вставлять в гнезда пластинки и кубики различной формы и цвета, – таким образом, дети привыкают различать и цвета, и форму предметов. Чтобы научить различать цвета, назвав тот или другой из них, Монтессори просит ребенка принести ей мотки такого же цвета. Но таких упражнений в ее книге чрезвычайно мало…

Техника Монтессори при упражнении органов внешних чувств весьма оригинальна; она утверждает, что успешнее всего их совершенствование достигается при упражнениях, если они совершаются при полной тишине и мраке, а потому в «Доме ребенка» детям завязывают глаза. Учительница становится позади одного из них и произносит его имя то шепотом, то погромче, и с различных расстояний (это упражнение, но без завязывания глаз, Монтессори заимствовала из медицинских исследований ушных врачей). Завесив окна чем-нибудь темным, она то же проделывает со всеми детьми. Для распознавания различного веса предметов она также прибегает к завязыванию глаз, так как, по ее мнению, это помогает ребенку напрягать и соредоточивать внимание.

«Для распознавания звуков, – говорит Монтессори, – мы применяем серию свистков; для распознавания оттенков шума берутся коробочки, наполненные веществами более или менее мелкими (от песка до гальки). Шум мы производим, встряхивая коробочки. Практически урок я веду следующим образом: я прошу учительницу восстановить тишину обыкновенными мерами и затем продолжаю ее работу, делая тишину более глубокой. Я произношу: “ст! ст!” модуляциями, то резкими и короткими, то протяжными и тихими, как шепот. Детей это мало-помалу гипнотизирует. Я то и дело произношу: “Тише, еще тише!” – и опять издаю свистящий звук, все больше понижая голос и повторяя: “тише; еще тише!” замирающим голосом. Потом, чуть не драматическим тоном, вот как в море с суши доносится колокол, я, точно, лишаясь чувств, шепчу: “Теперь я слышу стенные часы. Теперь я слышу полет мух и мошек!..” Дети в экстазе соблюдают столь абсолютную, столь полную тишину, что комната кажется безлюдной; наконец, я произношу шепотом: “Давайте закроем глаза”. Это упражнение, будучи повторяемым, так приучает детей к абсолютной тишине, что, если кто нарушит ее, довольно одного звука, одного взгляда, чтобы немедленно призвать его к порядку.

В этой тишине мы начинаем производить различные шумы и звуки, вначале сильно контрастирующие, а затем все более сходные. Иногда мы проводим сравнения между шумом и звуком… Водворив тишину, следует, я полагаю, звонить в хорошо подобранные колокольчики, то мягкого и густого тона, то звонкого и веселого. И когда мы проведем, так сказать, после воспитания уха вибрационное воспитание всего тела, внутренностей, мускулов при помощи разумно выбранных звонков колокольчика, и по телу малюток разольется мир, проникающий в самые фибры их существа, их молодые организмы станут чувствительны к грубому шуму, и дети научатся не любить, избегать нестройных и неприятных звуков».

Это уже настоящее драматическое представление, и как оно само по себе, так и гипнотизирование детей, и этот звон в колокольчики до невероятности должны напрягать детские нервы и напоминают фокусы, которые более уместны в цирках, чем в заведениях для детей дошкольного возраста. И все это проделывается для того, чтобы вызвать в детях антипатию к грубому шуму и нестройным звукам. Между тем эта не особенно тяжелая задача легко достигается пением детьми разнообразных песен, а также предупреждением их, когда они стараются перекричать друг друга дикими голосами и бесшабашным шумом, объяснив им, что от этого у многих болит голова…

Для развития осязания Монтессори разработала целую серию упражнений небесполезных и довольно интересных, которые можно было бы ввести и в наши детские сады. Прежде всего, дети должны проводить пальцами по поверхностям различных предметов. Материалом для этого служат: 1) деревянная доска, одна часть которой покрыта картоном, а другая полированной бумагой, 2) дощечки, на которых наклеены полоски бумаги гладкой и наждачной; с той же целью устроены и другие дощечки, а также составлена коллекция различных материй. Сначала с открытыми, а потом с закрытыми глазами дети должны различать по осязанию одно от другого: образцы бархата, атласа, шелка, толстую тафту и фуляр, шерстяные ткани от грубой до гладкой, полотняные и бумажные ткани. Трогая куски материи, ребенок определяет: «это – тонкое полотно», «это – грубое сукно», «это – бархат». Затем приступают к тщательному ощупыванию формы предметов. Для этого в «Доме ребенка» пользовались фребелевским материалом – кирпичиками и кубиками, а также оловянными солдатиками, шариками, монетами. Опуская для этой же цели пальцы рук в воду различной температуры, они определяли: «холодная», «горячая», «тепловатая вода», – все это проделывалось с открытыми и закрытыми глазами…

Воспитание органов чувств вкуса и обоняния Монтессори признает наиболее затруднительным; вероятно, потому и упражнений этого рода у нее чрезвычайно мало. Ребенку дают нюхать разнообразные цветы, свежий хлеб, коровье и оливковое масло, уксус, кофе, прокислое молоко; затем с закрытыми глазами он должен угадывать запах этих предметов.

Для распознавания вкуса всыпают в стаканчики какую-нибудь безвредную смесь с хинином, сахаром, солью. Ребенок берет на язык немного порошку и сейчас же должен выполоскать рот. Эти упражнения могут быть и менее формальными. Ребенок в 4 года просит попробовать все, что он видит на столе. Если он настаивает, то ему обыкновенно дают чуть-чуть дотронуться языком до того или другого, и он быстро научается различать вкус горчицы от соли и уксуса. <…>

В системе воспитания Монтессори поражает бедность материала, предлагаемого ею для занятий с детьми. Нужно иметь в виду, что такой материал должен быть всегда очень разнообразен, как для того, чтобы маленькие дети не соскучились вследствие его однообразия, так и потому, что не всегда все можно иметь под руками. <…>

Монтессори начинает грамоту с обучения письму, так как основой его является движение руки, а на развитие мускулов она обращала большое внимание в своем «детском саду». Известно, каких громадных усилий стоит ребенку выучиться писать мало-мальски порядочно. По методу же Монтессори дети добиваются этого необыкновенно легко. Особенно помогает этому раскрашивание цветными карандашами и заштриховывание контуров (о чем было сказано выше), так как при этом производится большое количество движений рукой. Таким образом, Монтессори имеет полное право сказать, что она «совершенствует детей в письме помимо письма». Письму по ее системе учатся, ощупывая пальцами контуры букв алфавита, что напоминает метод, которого придерживаются при обучении чтению слепых.

Материалом для этого служат крупные, рукописные буквы, красиво, каллиграфически написанные, вырезанные из наждачной бумаги во множестве экземпляров и наклеенные на отдельные карточки. Учительница подает ребенку карточку с наклеенной на ней буквой, называет ее и говорит, чтобы он провел по ней пальцем, указывая ему, в каком направлении это следует делать, т. е. его движение должно соответствовать направлению, какое принято при писании этой буквы. Затем такие упражнения с буквами ребенок проделывает с закрытыми глазами. Для лучшего усвоения письма учитель просит ребенка принести ему ту или другую букву с другого стола и положить возле него. При согласных буквах ребенок несколько раз повторяет услышанный им звук (как и при обыкновенной звуковой системе) и учится связывать их со знакомыми уже гласными. Затем он начинает быстро составлять слова, раскладывая карточки букв под руководством учительницы, не забывая, как и при отдельных буквах, обводить их пальцем. То же самое повторяет он и с завязанными глазами. Раньше, чем дети выучат всю азбуку, им дают мел, а затем и другие орудия письма. Дети сразу начинают писать хорошо и красиво; особенно поражают буквы, написанные ими: они выглядят, точно скопированные с наждачных образцов. «Красота их почерка, – утверждает Монтессори, – не достигалась никем из учеников элементарных школ». Такой успех получился потому, что в письме детям помогают одновременно зрение, осязание и мускульное движение. По этой системе четырехлетние дети приблизительно в полуторамесячный срок (а более взрослые и еще скорее) могут красиво написать маленькое письмо. Но, чтобы добиться от ребенка уменья свободно читать, приходится затрачивать более продолжительное время, так как оно, по словам Монтессори, «требует гораздо более продолжительного изучения и более высокого умственного развития». И это-то и представляет одну из причин, по которой наши педагоги начинают первоначальное обучение не раньше 7-летнего возраста.

Как бы то ни было, но метод первоначального обучения Монтессори совершенно новый, никем раньше ее не описанный и никем, кроме нее, не примененный на практике. Следовательно, ей одной всецело принадлежит великая честь открытия новой эры в первоначальном обучении, которая избавит детей от множества тяжелых затруднений и напрасно затраченного времени при упражнениях в письме. Как и везде, ее метод и у нас несомненно принесет огромную пользу, если только первоначальное обучение будут, как и прежде, начинать не раньше 7 лет, приспособив метод Монтессори к нашим русским условиям и к нашему алфавиту…