ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Входя в фойе отцовских апартаментов на Пятой авеню, Чарльз Вейл, не очень твердо державшийся на ногах, оперся на руку Гизеллы. Отстранив дворецкого, он наклонился и помог ей снять жакет.
— Интересно, какими новыми почестями осыплют сегодня нашего героя войны, — пробормотал он под нос, и распространившийся при этом запах виски заглушил нежнейший аромат ее духов. Он так неловко повесил жакет в шкаф, что с грохотом уронил на пол половину висевших там плечиков.
Справившись наконец с ними, он обернулся к жене и осмотрел придирчиво до мельчайших подробностей ее туалет и прическу. Как всегда при таком осмотре сердце Гизеллы тревожно забилось.
— Сослужи-ка сегодня службу, — сказал он. — Поболтай с героем войны. Задержи его, пока я не изложу старику кое-какие идеи относительно верфей.
— Почему ты считаешь, что Тру заинтересует беседа со мной?
— Его заинтересует вид, который открывает твое декольте. Именно поэтому я выбрал это платье.
Гизелла почувствовала, как краска залила ее шею и щеки.
— Прошу тебя, Чарльз! Почему бы нам просто не провести приятно время?
Чарльз грубо потянул ее за руку.
— Ну-ка посмотрим, предложит ли нам отец что-нибудь выпить перед обедом?
В гостиной Сильвия Вейл встретила сына и невестку поцелуями. Стройная с серебристыми волосами и все еще миловидная, она научилась ограничивать свою жизнь пределами, которые допускал ее брак; она бывала полна жизни, когда Труман старший отсутствовал, и замирала в его присутствии. Когда Гизелле было совсем худо, она опасалась стать похожей на свекровь. Недовольно нахмурившись, Сильвия отступила на шаг от сына:
— Чарльз! От тебя просто несет спиртным!
— Где отец?
— В кабинете. Он просил, чтобы его не беспокоили, пока не сядут за стол.
— А Тру? — спросил Чарльз.
— Вышел на террасу. — Она в недоумении взглянула на Гизеллу, затем вновь на младшего сына. Чарльз крайне редко интересовался Труманом младшим, близнецом Александры.
В это время прибыла и сама Александра, высокая, как мужчина, и по-мужски самоуверенная. Иногда Гизеллу тревожила мысль о том, что Сандра может унаследовать не только вейловскую внешность, но и вейловский рост. Чарльз крепко обнял сестру, задержав ее дольше, чем следовало, в своих объятиях.
— Вижу, ты уже пропустил стаканчик? — сказала Алекс с лукавым огоньком в темных глазах.
— Хлебнул для храбрости. Я собираюсь подразнить льва в его клетке.
— Чарльз выпустил из объятий сестру, обернулся к Гизелле и сказал: — Иди, развлеки героя войны. — Слова его прозвучали резко, как приказ.
Гизелла повиновалась, а Сильвия упрекнула сына:
— Чарльз! Ты же знаешь, что он не любит, когда ты его так называешь.
— В таком случае скажи, чтобы он возвратил медали назад.
Гизелла помедлила на пороге открытой двери, ведущей на террасу, глядя в спину своего деверя. Ей так и не удалось до конца разобраться в своем отношении к этому человеку, который был очень похож на ее мужа и в то же время совсем на него не похож. Когда Гизелла впервые встретилась с Труманом Вейлом младшим на обеде, который давали Вейлы по случаю ее помолвки с Чарльзом, она заметила, как Тру следит за ней недобрым взглядом, и не могла понять, что она сделала этому незнакомому человеку, чтобы вызвать столь сильную неприязнь. В тот момент она подумала, что он, по-видимому, считает ее недостойной своего брата. Зато ее отец был необычайно доволен этим браком; Дитриха Хаузера беспокоило, что безупречная родословная его жены была несколько подпорчена ее браком с немецким промышленником. В предсвадебной суете — со свадьбой спешили, потому что родители Гизеллы уезжали в Германию, где им предстояло уладить кое-какие дела, связанные с поместьем ее бабушки, — у Гизеллы не было времени размышлять о брате мужа. А после свадьбы они с Чарльзом редко с ним виделись. Потом, сразу после событий в Пирл Харбор, Тру ушел добровольцем в морскую пехоту, что в то время здорово позабавило Чарльза.
Тру вернулся с войны похудевшим, но более спокойным, и в голосе его появилась властность. Злость, которую Гизелла чувствовала в нем по отношению к себе, преобразовалась во что-то другое. Что это было, Гизелла не могла определить, но в его присутствии чувствовала себя неловко. Как будто она разглядела в нем что-то такое, что ему хотелось бы скрыть от всех. Уж, конечно, она не поделится такой нелепой мыслью с Чарльзом, подумала она, рассеянно поглаживая бок. Бугорки на месте сросшихся ребер заставили ее вспомнить о поручении, которое дал ей муж.
— На Айво Джайма, — произнес Тру так тихо, что Гизелле показалось, что он разговаривает сам с собой, — я однажды снял снайпера, который уничтожал каждого десятого человека из моего отряда. Никто не мог его обнаружить. Он пробирался в свое гнездо и ждал, а затем отстреливал по два-три человека за раз и снова растворялся в джунглях. Его выдал запах пороха. — Тру повернулся к ней. — Какие у тебя приятные духи, Гизелла. Ну, расскажи, с каким грязным заданием послал тебя Чарльз?
Гизелла оперлась на перила рядом с ним.
— Ты никогда еще не удостаивал меня такой длинной беседой, Тру.
— Ты здесь, несомненно, по приказанию Чарльза. Иначе бы ты давно убежала. — Он внимательно осмотрел ее туалет. — Ведь это платье он выбрал ради меня? Должен признать оно мне нравится.
— Почему ты ко мне плохо относишься? — спросила Гизелла, искренне недоумевая. — Я тебе ничего плохого не сделала.
Тру так быстро отвернулся, что его сигарета оставила в воздухе искрящийся след.
— Бедняжка Гизелла. Что бы не задумал мой братец, у него ничего не выйдет. Отец приберег на сегодня собственный маленький сюрприз.
— Какой?
— Не знаю, но уверен, что Чарльзу он придется не по душе.
— А тебе?
— Хороший вопрос. Возможно. Как известно нам обоим, мой отец убежден, что я всегда поступаю правильно. В конце концов, как постоянно намекает Чарльз, именно отец нажимал на все кнопки, чтобы украсить меня этими медалями.
Насмешка в его голосе почему-то задела ее.
— Ты должен быть счастлив, что отец так сильно любит тебя.
— Сомневаюсь. Я думаю, что он любит во мне часть самого себя.
— Что в этом плохого?
— Ты достаточно давно знаешь нас, Вейлов, чтобы самой ответить на этот вопрос. — Он снова повернулся к ней. — Я готов, — сказал он, выбрасывая окурок за перила террасы.
— Готов?
— Готов поддаться твоему женскому обаянию. Разве не это приказал тебе муж?
— Тебе лучше знать своего брата, но ведь я-то совсем не такая женщина.
— Мне кажется, ты сама не знаешь, какая ты женщина. Ты мне напоминаешь Спящую красавицу из волшебной сказки. Хотелось бы мне оказаться поблизости в тот момент, когда ты, наконец, проснешься. Но это разобьет сердце старика. Он, видишь ли, по-настоящему тобой восхищается.
— Ваш отец? — удивленно воскликнула она. — Но почему?
— Потому что ему кажется, что ты такая же, как он. — Тру фыркнул, увидев выражение ее лица. — И кое в чем ты действительно на него похожа. Ты сильная, Гизелла. Сильнее, чем думаешь. И уж наверняка сильней Чарльза.
— И тебя сильней? — спросила она, не веря всей этой чепухе, но тем не менее довольная услышанным.
Руки Тру пришли в движение. У нее перехватило дыхание, но он всего лишь достал сигарету. Вспыхнула спичка, и в свете ее пламени она заметила выражение его глаз.
— Интересно, что ты думаешь обо мне, Гизелла.
— Думаю, что ты не джентльмен, — ответила она мгновенно.
— А Чарльз?
Она промолчала.
— Ты на самом деле считаешь, что тебе нужен джентльмен, дорогая моя невестушка? — Он придвинулся ближе. Ее охватило двойное чувство: инстинкт подсказывал бежать без оглядки, тогда как приказ мужа останавливал. Тру потянулся к ней и коснулся щеки тыльной стороной руки. — Интересно, — произнес он, — есть ли у тебя на примете какой-то конкретный джентльмен.
Она отпрянула, покраснев.
— Конечно, нет.
— Думаю, что я выбрал не ту волшебную сказку. Ты вовсе не Спящая красавица. Ты — Красная шапочка. Ну а я — Серый волк.
На сей раз она действительно сбежала. Он ухмыльнулся, наблюдая, с какой поспешностью она скрылась в гостиной.
Труман Вейл постучал ножом о бокал. Резкий звон хрусталя заставил прекратить все разговоры за обеденным столом. Он внимательно оглядел свое семейство, и в его глазах мелькнул знакомый Гизелле огонек жестокости, что заставило ее инстинктивно прикрыть рукой сломанные ребра.
— Налейте вина, — властно приказал он. — Я хочу предложить тост.
Дворецкий поспешно исполнил приказание. Гизелла тем временем наблюдала за мужем и его сестрой. Выражение их лиц напомнило ей момент в цирковой программе, когда при щелчке хлыста дрессировщика хищники замирают в голодном ожидании.
Она перехватила через стол насмешливый взгляд Тру и поняла, что настал момент сюрприза.
— Я удаляюсь от дел, — заявил Труман Вейл. — Пришло время переложить груз на плечи нового поколения. — Он поднял бокал. — Пью за Трумана младшего. Теперь бразды правления в твоих руках, сын.
Чарльз, не отрываясь, смотрел на отца.
— А что будет со мной?
Труман Вейл одарил своего младшего сына таким взглядом, что Сильвия сжала под столом руку невестки... Лицо Алекс побледнело не меньше, чем лицо Чарльза.
— С тобой? — произнес Труман Вейл. — Ну это уж Тру решит.
Чарльз выскочил из-за стола. Поднявшись вслед за мужем, Гизелла вдруг осознала, что никто, кроме самого Трумана Вейла, не выпил за вступление старшего сына в права наследования.
Когда хозяин поспешно вышел из родительского дома на Пятой авеню, Хэллоран понял, что обед в кругу семьи понравился Чарльзу еще меньше, чем обычно.
Не успел Хэллоран выбраться из машины, чтобы открыть дверцу, как хозяин сам затолкал в нее жену, не обратив внимания на то, что она тихо вскрикнула. Он мрачно взглянул на Хэллорана поверх машины и приказал отвезти ее домой.
— За вами приехать, сэр?
— Нет. — Чарльз Вейл резко повернулся на каблуках и зашагал по улице.
«У него вид человека, твердо решившего напиться», — подумалось Хэллорану.
Он сел за руль и посмотрел в зеркало заднего обзора. Удивительно, хозяйка не следила взглядом за фигурой удалявшегося мужа. Нет, она задумчиво смотрела на дверь, из которой они только что вышли.
Тру наблюдал с террасы за сценой, разыгравшейся внизу. Сверху ему было видно, как Чарльз, пройдя полквартала, сел в такси в тот самый момент, когда машина, с Гизеллой тронулась с места.
— Отец послал меня за тобой, — сказала, входя, Алекс.
Он повернулся к ней с непринужденной грацией, засовывая руки в карманы.
— Да ну? Он хочет, чтобы я еще раз позвенел своими медалями?
Алекс на мгновение залилась краской. Затем, откинув назад голову, рассмеялась.
— Бедняга Чарльз. Знаешь ли, ведь он искренне верит, что именно это ты и делаешь.
— Если это его так задевает, то почему он не попытался сам заработать себе медали? И не вешай мне лапшу на уши насчет того, что он не пошел воевать из-за матери.
— Он не такой, как ты.
— Это главным образом твоя заслуга, не правда ли?
— Думай, что хочешь, — сказала Алекс. — Тебя не переубедишь, и, мне кажется, что именно поэтому отец отдает предпочтение тебе.
— А почему ты предпочитаешь мне Чарльза?
— А почему ты сегодня в таком паршивом настроении, мой близнец? Неужели женушка Чарльза сказала тебе что-нибудь такое, что тебя расстроило?
— Оставь в покое Гизеллу, — резко ответил он, и сразу же пожалел об этом, потому что его реакция зажгла живой интерес в глазах сестры.
— Ого! могу поклясться, что отец ни о чем не догадывается.
— Я бы на твоем месте не стал с такой уверенностью говорить о чем-либо, что касается нашего старика.
Тру посмотрел вниз на улицу. Огоньки машины Вейла уже скрылись из глаз.
* * *
— Надеюсь, я поступил правильно, позвонив вам, — сказал бармен.
— Ну конечно же, — заверил его Брайан Ролингс. — Где он?
— Сюда, пожалуйста.
Слава Богу, что Чарльз выбрал бар, в котором их обоих хорошо знали, думал Брайан, пробираясь сквозь толпу к своему другу.
Чарльз, обычно безукоризненно одетый, выглядел так, словно вывалялся в сточной канаве: пиджак расстегнут, галстук отсутствует, верхние три пуговицы сорочки оторваны. Он сидел, вытянув ноги в узком пространстве между столами, глотал виски, проливая половину на себя.
— Привет, — пробормотал Чарльз, когда Брайан сел рядом с ним. — Ты откуда взялся?
— Был дома, в постели. Где и тебе следовало бы быть.
Чарльз шутовски подмигнул.
— Делал маленьких ролингсов, а?
— Не твое дело, старина.
— Обожаю, когда ты ощетиниваешься на меня всей своей британской добропорядочностью, — поддел его Чарльз. — Обычно, это означает, что я прав. Ты, наверное, один во всем Нью-Йорке занимаешься любовью с собственной женой. Он жестом подозвал официанта: — Виски мне и моему другу.
Брайан откинулся на спинку, стараясь подавить в себе вспышку гнева, рвавшегося наружу. Он знал, что Чарльзу уж никак не могло быть известно, что в последнее время, когда Брайан пытался заняться любовью с Флоренс, она его отшивала. Что с ней случилось? — недоумевал он. Когда они только поженились, и он приезжал домой в отпуск из армии, она была такой жадной до секса, даже до неприличия.
— Выпей до дна, — посоветовал Чарльз, когда официант поставил перед ними стаканы. И тут же опрокинул свой.
Брайан, отхлебывая из стакана, почувствовал насколько он устал. Когда позвонил бармен, он только что вернулся с работы. Его поздние возвращения домой стали еще одним поводом для размолвок с Флоренс. Он устало сменил позу, а Чарльз опять заказал по стаканчику. Ему хотелось бы сейчас уйти, бросить кутящего Чарльза на произвол судьбы, но ведь джентльмены так не поступают, а необходимость быть джентльменом внушалась Брайану с самого рождения его матерью, красавицей-южанкой. Пока был жив отец, Брайан имел возможность пускаться в любые романтические приключения, какие только пожелает, включая вступление в ВВС. Но в декабре прошлого года отец погиб в результате несчастного случая на строительстве. И Брайан лишь теперь начал понимать, как сильно жизненные принципы его матери отличались от жизненных принципов отца. В год, когда родился Брайан, отец основал небольшую домостроительную компанию, и никто из джентльменов не смог бы превратить ее в «Ролингс лимитед» с отделениями в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, которая занималась всем — от строительства железных дорог до прокладки трубопроводов.
Благодаря неустанному труду, отцу удавалось удерживать «Ролингс лимитед» на плаву. Перри Ролингс не позволял себе ни на йоту отклоняться от жестких сроков, указанных в контракте. Он умел заставить своих подчиненных делать невозможное, в случае необходимости засучив рукава, вставал рядом с ними, чтобы закончить работу вовремя и заткнуть за пояс конкурентов. По силам ли такое джентльмену?
Теперь, когда его не стало чтобы компания — и его семья — выжили, соблюдать договорные сроки приходилось Брайану. Брайан устало потянулся. Ему сейчас следовало бы быть в постели, отдохнуть перед завтрашней трудной работой.
— Пора домой, Чарльз!
— Что такое? — отозвался Чарльз заплетающимся языком. — Мы уже уходим?
— Да, — решительно ответил Брайан, поставил Чарльза на ноги и поволок его сквозь толпу.
Проходя мимо бара, Чарльз вдруг вырвался из рук Брайана и яростно нанес боковой удар какому-то человеку. Пьянице не повезло. Кулак Чарльза почти достиг лица этого человека, когда он повернул голову, и удар пришелся ему по губам. Чарльз ударил снова, промахнулся, потерял равновесие и упал бы, если бы Брайан не удержал его за пиджак. Жертва Чарльза зажала лицо рукой. Сквозь пальцы сочилась ярко-красная кровь.
— Идем, — сказал Брайан.
— Он меня щупал, — пробормотал Чарльз. — Педераст! Все они здесь педерасты.
Мужчина, сидевший рядом с жертвой Чарльза, бросился на Вейла. Брайан оттер его плечом, кто-то еще дал затрещину этому человеку. Теперь уже в потасовку ввязалось четверо или пятеро мужчин. Брайан подтолкнул Чарльза к выходу, и тут в них швырнули тяжелой стеклянной пепельницей. Она задела голову Брайана. Сразу же хлынула кровь, залив ему правый глаз.
Брайан вытер кровь рукавом пиджака и стал выбираться из толпы дерущихся, волоча за собой Чарльза.
В такси Брайан назвал водителю адрес Чарльза, а затем стянул с себя пиджак и приложил его к голове, пытаясь остановить кровотечение. Чарльз неуклюже развалился на сиденье, бормоча сквозь зубы.
Таксист внимательно посмотрел на них в зеркало заднего обзора.
— Эй, парень, если этот пьяница заблюет мне машину, ты за это заплатишь дополнительно.
— Поезжай.
— Хорошо. Надеюсь только, что место, куда ты его везешь, находится на первом этаже.
Брайан удивился.
— Какое это имеет значение?
— Просто пьяных по лестнице втаскивать наверх — пупок развяжется, парень.
Вскоре Брайан был вынужден признать, что таксист был прав. Тащить упирающегося, матерящегося Чарльза вверх по лестнице в его спальню на втором этаже было для Брайана самой тяжелой физической нагрузкой за последние несколько месяцев. Чарльз продолжал размахивать кулаками и один раз попал в лицо Брайану, отчего тот ударился головой о стену.
Наконец они добрались до второго этажа. Брайан в нерешительности остановился, не зная, которая из закрытых дверей вела в спальню Чарльза. Воспользовавшись остановкой, Чарльз вырвался и попытался вновь спуститься вниз по лестнице.
Не деликатничая, Брайан схватил его за плечи и повернул назад. Добравшись до первой двери, он распахнул ее и сразу же понял, что эта комната, вне всякого сомнения, принадлежит женщине. Тут у него за спиной раздался голос Гизеллы Вейл:
— Что, черт побери, вы тут делаете?
Муж и его лучший друг стояли перед распахнутой дверью ее спальни. Гизелла затянула потуже поясок халата и тихо ахнула, увидев засохшую кровь на лице Брайана и залитую кровью сорочку.
— У нас возникла небольшая проблема, — произнес он. — Где комната Чарльза?
— Сюда, — сказала она и, пройдя мимо него по коридору, открыла нужную. Брайан с трудом тащил на себе ее мужа.
— Дальше я все сделаю сам, — сказал Брайан, задержавшись на мгновенье на пороге спальни.
— Не говори глупостей. — Она прикоснулась к рукам мужа, но тот оттолкнул ее с такой силой, что она ударилась о дверной косяк.
— Позволь мне. — Брайан схватил Чарльза в охапку и, не обращая внимания на молотящие воздух руки, быстро потащил его через дверь к постели. Швырнув Чарльза на постель, он придавил его своим телом. Почти сразу же Чарльз перестал сопротивляться. Он разок кашлянул, а затем комично захрапел, да так громко, что у Гизеллы вырвался сдавленный смешок.
— Думаю теперь он отключился на всю ночь, — сказал Брайан. Он поднялся и Гизелла увидела, что рана на его голове снова начала кровоточить.
— У тебя кровь! — воскликнула она.
Брайан ощупал пальцами рану.
— Летающая пепельница! — Он стал оглядываться. — Я, кажется, потерял пиджак. Не дашь ли мне чем-нибудь вытереться?
— Минутку, — Гизелла бросилась в ванную комнату и вернулась с полотенцем.
— Благодарю, — Брайан прижал полотенце к голове. Он встал, все еще прижимая к ране полотенце. — Сегодня он тебе больше не доставит хлопот, но завтра утром будет мучиться от похмелья.
— Спасибо, что притащил его домой. Ему сегодня сообщили кое-что неприятное, и он не сумел с собой справиться.
Брайан подождал, но она ничего к этому не добавила.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он.
— Что ты? Я не могу тебя так отпустить! — Гизелла не обратила внимания на резкую боль в ребрах. Едва ли Чарльз стал бы возражать против любезности по отношению к его лучшему другу после такой ночи. — Пойдем на кухню. Я угощу тебя чашечкой кофе и перевяжу рану.
Внизу, на пороге кухни Брайан задержался, пораженный приятным ароматом. На плите стояли горшочки и кастрюльки, а стол был заставлен маленькими бутылочками и баночками.
— Флоренс никогда не рассказывала тебе о моем увлечении? — спросила Гизелла, ставя на огонь воду.
— За последнее время у нас с Флоренс было мало времени для разговоров, — ответил он. И подумал, что, пожалуй, его вообще никогда не было.
Гизелла отмерила ложкой кофе.
— Это началось давно. Я всегда сама готовлю кремы для лица и духи для себя и своих друзей. Этому я научилась у матери. Ночью, когда не спится, я люблю спускаться на кухню. Такой здесь мир и покой! — Она выдвинула на середину стул.
Брайан сел, размышляя над тем, о чем она говорила. Интересно, подумал он, неужели ее жизнь так одинока? Чарльз никогда и ничего не рассказывал о своей жене. Еще он подумал, что Гизелла, по-видимому, не очень-то счастлива в браке.
Она подошла к нему вплотную и нежными пальцами раздвинула волосы на его голове.
— Так, рану нужно промыть, — она прошла к раковине и вернулась с чистой, смоченной водой салфеткой. Когда она склонилась к нему, прикладывая влажную салфетку к голове, Брайан почувствовал, как под халатом свободно двигались ее ничем не сдерживаемые груди. Он резко втянул воздух.
— Тебе больно? — спросила Гизелла.
— Нет, — ответил Брайан, сжав руки и пытаясь направить мысли в другое русло.
— Потерпи, — сказала она бодрым голосом, смазывая рану чем-то жидким. Он поморщился. Она на пару минут вышла из кухни и возвратилась с одеялом. — Ничего не могу предложить из вещей Чарльза. У тебя слишком широкие плечи. Завернись вот в это, а я замою кровь на твоей сорочке.
Брайан протянул ей сорочку и, завернувшись в одеяло, стал наблюдать, как она, стоя у раковины, замывала ее холодной водой.
— По крайней мере сорочка не будет безнадежно испорчена, но я не знаю, сколько времени ей придется сохнуть. — Гизелла зажгла духовку и развесила сорочку на спинке стула перед ее открытой дверцей. Затем налила чашечку кофе и поставила на стол. — Вот, выпей. Но сначала дай мне еще раз взглянуть на твою рану.
Она взяла его голову обеими руками и повернула раной к свету. Брайан почувствовал, как поднимаются и опускаются ее груди под халатом и его собственная обнаженная грудь под одеялом.
— Уже лучше, — сказала Гизелла, взглянув ему в лицо. Брайану показалось, что время остановилось. Их лица были на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга. Брайан подумал, что интересно было бы узнать, каковы на вкус ее губы. Он наклонился вперед, а она склонилась к нему. Неожиданно открылась кухонная дверь. Они отпрянули друг от друга.
* * *
— Мне показалось, что забрался вор, — скороговоркой произнес Хэллоран. То, что он увидел, совсем ему не понравилось: Брайан Ролингс, полуголый, в сущности соблазняющий хозяйку...
— Г-н Ролингс доставил домой г-на Чарльза, — сказала она.
— В таком случае вы, наверное, захотите, чтобы я отвез вас домой, г-н Ролингс?
Ролингс встал.
— Да, пожалуй.
Кто-нибудь другой, окажись закутанным в одеяло, как краснокожий индеец, выглядел бы комично, но, к великому сожалению Хэллорана, только не Ролингс.
— Не можешь же ты уехать без сорочки! — воскликнула Гизелла.
Опережая ответ Ролингса, Хэллоран сорвался с места, схватил сорочку и передал Брайану.
— Она уже почти сухая, — сказал он, хотя тонкая ткань все еще была влажной.
Ролингс беспрекословно натянул сорочку. Это разозлило Хэллорана не меньше, чем предшествующая сцена.
— Вы готовы, сэр? — спросил он.
— Почему ты его так торопишь? — возмутилась хозяйка.
— Он прав. Мне пора, — сказал Ролингс. Улыбка, предназначенная Хэллорану, не заставила шофера сменить гнев на милость. Едва сдерживаясь, он чуть не вытолкал Ролингса из кухни. Если Господь справедлив, думал он, то Брайан Ролингс схватит воспаление легких после сегодняшней ночной проделки.
Но воспаление легких схватила его мамаша, которая, слабо соображая, каким-то образом выбралась из своей постели и настежь открыла окно, пока все спали. От холодного ночного воздуха она простудила грудь, и через неделю скончалась. Когда она умерла, хозяин дал Хэллорану свободный день, и он провел его в кругу семьи. Трудно сказать, каким образом в обстановке общей печали Шейла сумела догадаться, что его мрачное настроение объясняется не только смертью мамаши. Уж ей-то он поведал бы о истинной причине в последнюю очередь. И все же она несколько раз спрашивала его, что случилось.
В тот вечер когда все собрались за столом, Киф сказал:
— Теперь Шейле не нужно ухаживать за мамашей. Она решила возвратиться к Мейнворингам.
— Но ведь это такая вредная сучка, — с чувством сказал Хэллоран. Он видел, как Александра Мейнворинг мучила его хозяйку. — Лучше бы ей устроиться в какую-нибудь другую семью.
— Шейле нравится этот дом, да и платят там хорошо. Если бы мамаша прожила еще какое-то время, то я не знаю, как бы мы выкрутились с нашими мизерными доходами.
— А кто будет присматривать за малышкой Дорин?
— Тесси О'Коннор.
Квартира госпожи О'Коннор была расположена напротив телефона-автомата, поэтому ее хозяйка имела репутацию главной сплетницы многоквартирного дома.
— Но она будет выспрашивать у Дорин всякие пикантные подробности о вашей жизни, — сказал Хэллоран.
— Нам нечего скрывать, — заявил Киф.
В ту ночь мысли о Брайане Ролингсе рядом с его обожаемой хозяйкой мучили Хэллорана и не давали уснуть. Вдруг из темноты бывшей мамашиной комнаты кто-то шепотом окликнул его, и чье-то обнаженное тело скользнуло к нему в постель.
— Побойся Бога, Шейла, — взмолился он, пытаясь ее столкнуть. — Ты соображаешь, что делаешь?
— Пытаюсь дать тебе немножко любви и утешения. То, чего ты никогда не получишь от своей драгоценной хозяйки.
— Что если Киф услышит?
— Не услышит. Я дала ему немного мамашиного лекарства. Он будет спать, как дитя.
— А малышка? Что если она проснется?
— Я и Дорин дала немного.
— Ты дала ей этого лекарства? А что если доза слишком велика?
— Ты что меня за дурочку принимаешь? Я дала ей ровно столько, чтобы она крепко спала. Давай же, Пат! Давно я ждала этой ночи.
Пытаясь хоть немного оживить его символ мужественности, который обычно не бывал таким вялым, она стиснула его рукой. Когда это не помогло, она стала тереть его о свои заросли на лобке. Хэллоран, словно он мог видеть в темноте, представил, что волосы у нее там темные и жесткие. Не то что у хозяйки. У Гизеллы, должно быть, волосы там рыжевато-медного цвета, подумалось ему, и он почувствовал, как краснеет.
— Не думай о ней, — резко сказала Шейла, будто бы читая его мысли. — Думай обо мне.
Она скрылась с головой под одеялом и взяла его губами. Он сжался еще сильней, если такое было возможно, как будто стремился спрятаться внутри тела, чтобы избежать ее прикосновения.
Хэллоран не знал, было ли это потому, что она была женой его брата, или же причиной была хозяйка, но как бы там ни было, не высекалась в нем искра, чтобы зажечь огонь.
После нескольких бесплодных попыток это стало понятно и ей. Она наконец оставила его в покое.
— Ты действительно любишь ее, а?
— Она не для меня, и мы оба знаем это.
— Ты мог бы взять ее силой. Выжди, когда она будет одна, и дай себе волю. Ты красивый мужчина, Пат. Она никому не скажет. Мне кажется, ей это понравится. А если она пожалуется, что ее изнасиловали, ты уедешь в Калифорнию, как и собирался.
Она почувствовала, что озадачила, его и хихикнула.
— Уж я-то знаю, — она покровительственно похлопала рукой по его вялому члену, будто утешая его. — Овладей ею. Сними с себя напряжение.
— Все не так, как ты думаешь, — возразил он. — Она выше этого.
— Она женщина, Пат. Такая же, как я.
Ну уж нет, не такая, как ты, подумалось Хэллорану.
— Я люблю ее, — сказал он, и в голосе его послышалась боль.
— А я люблю тебя. Мы с тобой — два сапога пара, — она выскользнула из-под одеяла. — У Кифа завтра утром будет здорово болеть голова. И все понапрасну.
Брайану раньше никогда не приходилось выслеживать кого-нибудь. Он считал, что не годится для такой роли. Он был слишком высок и хорошо одет. Приказчики в магазине без конца подходили к нему, предлагая свои услуги. Из-за этого он чуть не упустил момент, когда Гизелла выходила из отдела детской одежды в «Саксе», ведя за руку дочь.
Он догнал ее на тротуаре, когда она садилась в машину. Шофер уже собирался захлопнуть дверцу, когда она увидела Брайана и помахала ему рукой.
— Гизелла, — начал было Брайан и замолчал. Выражение ее лица заставило вылететь из головы всю его тщательно продуманную историю. Он не ошибался, подумалось ему. Он не ошибался, когда сидел вечерами напротив нее за столом, не в силах отвести глаз от этого лица.
— Какая приятная неожиданность! — воскликнул он и почувствовал, как фальшиво прозвучали слова.
— А мы ходили за покупками, — сказала Гизелла, как будто он не видел заваленные пакетами сиденья.
— Вы уже обедали?
— Я хочу домой, — захныкала Сандра.
Шофер попытался захлопнуть дверцу перед носом Брайана.
И тут случилось чудо: Гизелла придержала дверцу рукой, а потом широко распахнула ее. Она все еще держала дочь за руку. На какое-то мгновение она остановила взгляд на их сомкнутых руках, а потом выпустила маленькую ручку.
— Отвези Сандру домой, — приказала она шоферу. — Няня Притчард очень рассердится, если мы нарушим режим.
— Но... Но, госпожа, разве вы не поедите с нами, — спросил шофер.
— Нет, — решительно ответила Гизелла. — Я пообедаю с г-ном Ролингсом.
Когда отъехала машина, увозя ребенка, Гизелла была потрясена чудовищностью содеянного.
— Нам нельзя идти туда, где нас могут увидеть! Ты плохо знаешь Чарльза! Если он узнает, что мы были вдвоем...
— Номер в гостинице, — предложил Брайан, взяв ее под руку, — мы закажем обед в номер. Нас никто не увидит.
Гизелла почувствовала, что они, не читая, перелистнули вводную часть романа.
— Ты так уже делал раньше?
Брайан, шокированный таким предположением, даже остановился.
— Конечно же нет!
Настоящий джентльмен, подумала Гизелла. Наконец-то настоящий джентльмен.
Больше они не проронили ни слова, пока дверь гостиничного номера не закрылась за ними. Первой заговорила Гизелла:
— Не понимаю, почему в моей жизни все перевернулось. Я ведь не хотела так поступать. Я вовсе не такая. И ты не такой.
Брайан вообще не говорил. Он взял ее лицо обеими руками и тронул губами ее губы. Губы у нее были теплые и влажные. Настоящие. Не наваждение, которое преследовало его с той самой ночи на кухне в доме лучшего друга.
— Я люблю тебя, — выдохнул он, когда они оторвались друг от друга. Она открыла глаза и, глядя ему прямо в лицо, сказала:
— Я тоже люблю тебя, Брайан.
Он готов был заплакать от радости.
На этот раз она сама поцеловала его.
— Все будет в порядке, — говорил он, расстегивая ее шелковую блузку.
Гизелла, закинув руки за спину, расстегнула бюстгалтер.
— Мне все равно, как будет дальше, — сказала она, и тут у нее перехватило дыхание, потому что Брайан коснулся губами ее груди.
Госпожа Мейнворинг устроила у себя праздник в честь дня рождения Сандры, которой исполнилось четыре года, а потом отправила ее домой в машине с Патриком Хэллораном. За эту привилегию ему следовало бы благодарить Шейлу, думал Хэллоран с раздражением. По самодовольной улыбке, появившейся на лице невестки, когда она подвела к нему девочку, он понял, что именно она предложила поручить это шоферу Вейлов.
— Моя мама не была на празднике, — сказала девочка с заднего сиденья.
— Она ездила за покупками.
— Она была с тем мужчиной, уж я-то знаю. Я видела их вчера, а няня не заметила. Мама даже не помахала мне рукой.
— А что тебе подарили на день рождения? — спросил Хэллоран, отчаянно пытаясь отвлечь ее.
— Она всегда с ним. С папиным другом, г-ном Ролингсом.
Хэллоран остановил машину у обочины и обернулся к ребенку. Она совершенно не знала, какую беду могла навлечь ее детская болтовня. Она и понятия не имела, что за человек был ее отец.
— Перестань рассказывать небылицы о своей матери, маленькая лгунья! Или я запрячу тебя в мешок и брошу в реку.
Девочка смертельно побледнела. Она сжалась в комочек на заднем сиденье, засунув в рот большой палец. Он знал, что одержал победу. На какое-то мгновение Хэллорану стало стыдно за свой поступок. Но он вспомнил, что было поставлено на карту.
Гизелла теперь была в безопасности.
И хотя он презирал себя за то, что напугал ребенка, безопасность хозяйки была для него превыше всего.