ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Нечего жаловаться, Ноэл, — сказал Уэсли Мейнворинг, сражаясь со своим галстуком. — Большинство похорон длятся всего один день. А эти мы растянули на целую неделю. — В свои тринадцать лет он радовался любому предлогу пропустить несколько дней занятий в школе.

Ноэлу Мейнворингу должно было исполниться шестнадцать в мае, и он заканчивал школу.

— Просто нелепо, что похороны состоялись в Нью-Йорке, а завещание будет зачитываться в Палм-Бич.

Сандра сидела со скрещенными ногами на одной из кроватей в комнате своих двоюродных братьев.

— Дедушка любил Каса Вейл. Поэтому он и хотел, чтобы мы собрались здесь, — сказала она.

— Дерьмо! — выпалил Уэсли. — Он просто хотел показать, что все еще может заставить каждого плясать под свою дудку.

— Скажи ему, чтобы он не ругался, — попросила Сандра Ноэла.

— Не ругайся, Уэсли. — Ноэл подмигнул ей. — Довольна?

— Мне кажется, что все говорят о дедушке гадости.

— Это потому, что ты была знакома с ним всего семь лет, — сказал ей Уэсли. — Чем дольше его знали, тем лучше понимали, что за...

Ноэл зажал ему рот рукой, заставив замолчать.

— Мне кажется, что наша маленькая кузина и без того слишком много знает для своих лет, так что не надо обогащать ее словарный запас. — Ноэл взглянул на свои часы.

— Пора идти.

Сандра с трудом слезла с кровати.

— А это интересно, когда читают завещание? Будет праздник, вроде Четвертого июля?

Ей обещали показать фейерверки Четвертого июля.

Мальчики обменялись взглядами.

— Если повезет, будет совершенно так же, как праздник Четвертого июля, — сказал Уэсли.

* * *

Александра сменила положение скрещенных ног. Оглашение Леонардом Соломоном списка небольших завещательных отказов тянулось бесконечно долго. Но еще больше раздражала ее реакция матери. Сильвия Вейл со слезами на глазах подробно описывала связь каждого из этих лиц с семьей.

Труман Вейл младший наблюдал за этой церемонией с вежливым вниманием, которое могло означать что угодно. «Интересно, как отреагирует ее близнец, когда ему придется разделить свои полномочия на три части?» — думала Алекс.

Чарльз встретился с ней взглядом. Он знал, о чем она думает. Именно Чарльз одновременно с ней наклонился вперед, когда Леонард Соломон сказал:

— А теперь я оглашу список основных завещательных отказов. Моей супруге Сильвии Вейл я завещаю апартаменты в Нью-Йорке и доход с моего портфеля акций. Я уверен, что ее сыновья будут продолжать заботиться о ней, как это делал я.

Все ясно, подумала Алекс. Именно мне придется справляться с ее нервными срывами и настроениями.

— Труману Вейлу младшему я завещаю безраздельно весь свой пакет акций «Вейл энтерпрайзиз». Он доказал, что достоин стоять у кормила власти.

— Тру? — переспросила Алекс, хотя побледневшее, как мел, лицо Чарльза подтвердило ей, что она не ослышалась. — Тру получает все?

— Ваш отец оставил вам весьма существенное наследство, госпожа Мейнворинг, — сказал Леонард Соломон.

— Но компания! А как же я? А как же Чарльз?

— Я уверен, что г-н Тру найдет подходящее место для г-на Чарльза. А что касается вас, то ваш отец считал, что ваше дело — воспитание своих сыновей и племянницы. — Поверенный продолжил чтение. Значительные завещательные отказы ей, Чарльзу, мальчикам и Сандре должны быть распределены Тру по его усмотрению. Но Каса Вейл отходил к ее сыновьям. — Хотя, — добавил Леонард Соломон, — он понимал, что дом в конечном счете будет продан, поскольку его содержание...

— Он должен был завещать его мне! — воскликнула Алекс. — Он знал, как я люблю этот дом.

— Конечно, он знал, — успокаивал ее поверенный. — Но он знал также, что содержание дома потребует непомерных затрат. Он чувствовал также, что вы, возможно, имеете слишком сильную сентиментальную привязанность к дому, тогда как ваши сыновья...

— Будь все трижды проклято! — взвизгнула Алекс. — Чарльз! Ты намерен что-нибудь предпринять?

Чарльз встал.

— Полагаю, мне лучше пойти и выпить, дорогая сестрица. Не хочешь составить мне компанию?

Алекс посмотрела вокруг негодующим взглядом. Сандра глядела на нее широко раскрытыми глазами. На лицах ее сыновей и брата-близнеца было одинаковое выражение: они забавлялись происходящим. Сильвия Вейл выглядела так, словно в любой момент могла упасть в обморок. Алекс глубоко вздохнула.

— Может быть, вам лучше продолжить, — сказала она поверенному.

— Я закончил, — ответил Леонард Соломон.

Чарльз поставил бутылку бренди и поднял свой стакан, словно приветствуя всех окружающих.

— Проделать весь этот путь до Палм-Бич только затем, чтобы узнать, как сильно этот старый ублюдок ненавидел меня...

— Чарльз! — упрекнула его Алекс, имея в виду, что следовало сказать «ненавидел нас».

* * *

Тру прибыл в новый демонстрационный зал компании «Косметическая продукция Гизеллы Дюран» ровно в 5 часов вечера. Хотя он был там впервые, Тру почти не обратил внимания на элегантно отделанные офисы. Не вникал он и в то, что Гизелла возбужденно рассказывала о рекламе новой формы баночки для крема: овал с молочным отливом и крышечкой цвета бледного золота. В последнем номере «Харперс Базаар» поместили фотографию во всю страницу этой баночки в окружении золотых монет.

Самое большое влияние на объем продаж оказывало лицо самой Гизеллы. Продавая косметику, продаешь мечту. В данном случае — мечту о том, чтобы стать похожей на Гизеллу Дюран. Мечту, которая даже для меня самой не всегда достижима, думала устало Гизелла, которая, оставив Тру в демонстрационном зале, зашла к себе в офис за сумочкой. Ей все время приходилось, словно коммивояжеру, находиться в дороге: она посещала фирменные магазины и отделы в универмагах, где было важно появляться лично. Женщины, чьих лиц и жизней она коснулась своей косметикой, не могли и представить себе, какой одинокой была она большую часть времени. Сколько ночей в году проводила она, раскладывая пасьянсы в гостиничном номере. Она пристрастилась к пасьянсам, потому что это помогало ей сосредоточиться, отключиться от окружающей действительности, а иногда за пасьянсом на нее нисходило прозрение и она придумывала новые виды продукции, новые методы, новые пути подготовки растущей армии продавцов. Но чаще всего карты давали ей возможность забыть о том, что она по-настоящему одинока.

Всякий раз, когда она и Тру приезжали в Нью-Йорк, и их имена появлялись рядом в колонках светской хроники, это немедленно вызывало повышенный спрос на косметику Гизеллы Дюран. Когда они вместе бывали на публике, Гизелла, наблюдая за собой и Тру словно со стороны, убеждалась, что они выглядят красивой парой. Это была часть мечты, которую приобретали женщины, покупая продукцию Гизеллы Дюран. Интересно, сознавал ли это Тру, думала она.

Сегодня вечером она чувствовала себя слишком усталой, чтобы куда-нибудь выходить, но разве можно было заявить такое Тру в первый вечер после его возвращения из Палм-Бич? Ему захочется обсудить с ней, как прошло оглашение завещания, хотя она меньше всего желала об этом услышать. Скоро, однако, ей не придется больше считаться с его чувствами, забывая о своих. В этом году розничные продажи в Америке обещали принести не менее сорока миллионов долларов. Объем продаж ее собственной продукции увеличивался. Если дела будут по-прежнему идти в гору, она сможет выкупить долю Тру еще до конца этого года, после чего предприятие будет принадлежать ей одной — и не будет никаких споров. Пока Тру является ее партнером, вопрос о расширении производства был предметом постоянной борьбы. Он решительно сопротивлялся ее решению выделить в этом году губные помады в самостоятельную отрасль производства. Интересно, думала она, не вызвано ли это тем, что он понял, что в результате этого шага она значительно быстрее перестала бы зависеть от него.

Начало было положено поддержкой в «Саксе» на Пятой авеню, которую в прошлом году удалось получить «косметической продукции Гизеллы Дюран» благодаря влиянию Тру; затем была предпринята крупномасштабная рекламная кампания, оплаченная деньгами Тру, которая за одну ночь превратила крем для кожи Гизеллы Дюран в грозного конкурента продукции Элизабет Арден и Елены Рубинштейн.

Гизелла зашла в крошечную умывальную комнатку при ее офисе и освежила макияж. Когда она вышла к ожидавшему ее Тру, она выглядела как волшебное создание с рекламных объявлений Гизеллы Дюран.

Как только они уселись на заднем сиденье его лимузина, Тру сказал: «Я скучал по тебе». Он обнял и поцеловал ее.

Когда он наконец отпустил ее, она медленно и неохотно произнесла:

— И я по тебе скучала.

— Ты, кажется, не слишком довольна этим.

Так оно и было. Она не ожидала, что у нее когда-нибудь снова возникнет такое сильное чувство к мужчине. Особенно к брату Чарльза.

Машина остановилась. Она удивилась, увидев, что они подъехали к дому Тру.

— Разве мы сегодня не выходим в свет?

— Позднее. Сначала я хочу показать тебе кое-что.

Они поднялись на лифте, но не на восьмой этаж, где находились апартаменты Тру, а на шестой. Он вынул из кармана ключ и впустил ее в одну из квартир.

— Как здесь мило! — сказала она, оглядываясь вокруг. — Но это тебе не подходит, Тру. Это жилище для женщины.

Он притянул ее к себе.

— Продавай дом. Перебирайся сюда!

Ее охватило радостное чувство. Неужели она наконец освободится от воспоминаний о Чарльзе, о похищении Бенджамина? Но...

— Я не могу. Чарльз не разрешит, а Алекс позаботится о том, чтобы я виделась с Сандрой еще реже. Ты и понятия не имеешь о том, сколько усилий она приложила, чтобы настроить дочь против меня.

— Теперь с этим покончено. Отец сделал меня единственным наследником «Вейл энтерпрайзиз». Ни Чарльз, ни Алекс теперь не причинят тебе беспокойства. Мне нужно, чтобы ты была рядом. Рядом со мной, Гизелла.

— Но ты уверен...

Он ответил ей поцелуем. Она тоже поцеловала его, а сама тем временем соображала, какой ценой ей придется оплатить возможность чаще видеться с Сандрой. Ценой своей репутации. Опасностью вновь оказаться под каблуком у мужчины и стать рабой его капризов. Или, упаси Господь, терпеть приступы его гнева. Но разве все это имело значение, когда речь идет о ее ребенке? Или она лгала сама себе? Не была ли Сандра лишь предлогом для того, чтобы быть вместе с мужчиной, полюбить которого она никогда не рассчитывала.

* * *

— И что теперь думает наш Пат о своей драгоценной хозяйке? Ты, конечно, будешь защищать ее, Киф, — упрекнула Шейла мужа, который не успел еще ответить ни слова. — Хорошенькое личико кто же будет осуждать? Я когда-то сама имела такую силу.

— И теперь еще имеешь, — сказал Хэллоран своей невестке, хотя годы уже начали оставлять на ней свои печальные пометы. — Но хозяйка не заслуживает твоих нападок.

— А что пишут о ней газеты? — сварливо возразила Шейла. — «Постоянный компаньон» этого мужчины. Если ты не знаешь, что это означает, то это знает отец Фланнаган. А теперь ты говоришь, что она будет жить с ним в одном доме.

— А тебе хотелось бы, чтобы она всю оставшуюся жизнь слонялась одна-одинешенька в огромном доме на Риверсайд-Драйв?

— Мне кажется, что ты не так строго судишь ее, как другие, — огрызнулась в ответ Шейла.

Хэллоран покраснел и взглянул на брата, но Киф, прикончив свою порцию пива, задремал, прижав подбородок к груди. Шейла посмотрела на Пата. В ее глазах он увидел вызов.

Когда он отвернулся, она расхохоталась.

— Придет время, и победа будет за мной, Пат. И тогда ты будешь думать обо мне. А не о ней. И то, что сейчас мертво, снова воспрянет к жизни.

* * *

— Она переехала в его дом. Ты уже слышала эту пикантную новость? Об этом говорит пол-Нью-Йорка. Та половина, с мнением которой следует считаться. — Чарльз встал и направился к бару. — Не успело тело отца остыть в могиле...

Надо попытаться отвлечь его, подумала Алекс, но ее собственный гнев и обида были зеркальным отражением его настроения. Как мог Тру поступить таким образом? Он, несомненно, понимал, в каком неудобном положении окажутся из-за этого остальные члены семейства. Это даже хуже, чем демонстративное появление повсюду под руку с женой своего брата.

Завещание отца все еще вызывало у Алекс чувство негодования. Ему было хорошо известно, как мечтала она быть совладелицей «Вейл энтерпрайзиз». Она понимала, что, пока он жив, этого не будет. Но теперь его предательство потрясло ее. Тем более, что Чарльза тоже обошли.

Чарльз что-то пробормотал, не отрываясь от стакана.

— Что ты сказал? — спросила Алекс.

— Герой войны знает правила. Победитель получает все.

— Чарльз, будь осторожен.

— Он всегда получал, что хотел, — сказал Чарльз. — Теперь все будет по-другому.

* * *

Бесцеремонная секретарша сказала, чтобы он подождал. Прохаживаясь по приемной, Чарльз почувствовал, как дрожат руки. Ему хотелось выпить, но он знал, что если уступит этому желанию, то не сможет контролировать ярость, рвавшуюся наружу. Он повернулся так неожиданно, что секретарша вздрогнула.

— Вы сказали моему брату, что я здесь?

— Да, сэр. Но он разговаривает с Европой. — Она продолжала печатать на машинке.

— Безмозглая сучка! Ты ничего ему не сказала, не так ли?

Она судорожно глотнула воздух.

— Господин Вейл!

— Скажи ему еще раз. Нет, лучше уж я сам. — Чарльз шагнул к двери, ведущей в кабинет. Он распахнул ее с такой силой, что она ударилась о стену. Тру, сидевший за письменным столом, небрежно махнул рукой в сторону Чарльза, как будто его младший брат вошел совершенно нормально.

Чарльз с грохотом захлопнул дверь перед носом у негодующей секретарши. Близнец Алекс занимал офис, принадлежавший отцу. За его спиной открывался впечатляющий вид на Манхаттан. «Ему следовало бы быть моим кабинетом, — подумал Чарльз. — Жаль, что тебя не убили на войне».

— Будьте любезны повторить, герр Гайтлер, — сказал Тру в телефонную трубку. — На нашем конце линии небольшие помехи.

Чарльз наклонился около письменного стола и рванул телефонный провод. Тру встал. Чарльз напрягся, но старший брат всего лишь положил на стол бесполезную телефонную трубку.

— Я полагаю, что то, зачем ты пришел, — дело настолько неотложное, что не могло подождать, даже пока я заключу соглашение на несколько миллионов долларов?

Издевка, звучавшая в его голосе, окончательно вывела из себя Чарльза.

— Тебе известно, почему я здесь, ублюдок.

Тру усмехнулся.

— Послушай, Чарльз, ты достаточно хорошо знал нашего старика, чтобы вообразить, чтобы он когда-нибудь признал себя отцом двух ублюдков. И если я один из них, то кем же является моя сестра-близнец?

— Я пришел, чтобы поговорить о Гизелле.

— А конкретней?

— Она все еще моя жена! Я не желаю, чтобы она еще раз наставила мне рога! — Он планировал сказать совсем не это, но не мог остановить поток слов, рвавшихся с языка. — Я не допущу, чтобы ты ей сделал еще одного ублюдка. С меня довольно одного раза! Держись от нее подальше, Тру. А не то пожалеешь.

Тру смотрел на него, прищурив глаза.

— Что с тобой, герой войны? Разве ты не знал, что Брайан Ролингс забрался туда первым?

Тру молчал.

Чарльз хихикнул.

— Так ты действительно не знал об этом, а? Могу поклясться, ты думал, что она рассказала тебе все. Эти огромные синие глаза одурачат кого хочешь, ведь правда? — Он от души забавлялся. — Старший братец попался. Никогда не думал, что доживу до такого дня. — Он разразился таким хохотом, что слезы выступили у него на глазах.

— У тебя все? — холодно спросил Тру.

— О да, — Чарльз безуспешно вытирал слезы. — Клянусь, отец не ценил бы тебя так высоко, если бы узнал, как легко она обвела тебя вокруг пальца.

— Мне нужно работать, Чарльз.

— Я как раз собрался уходить. — Его снова охватил смех. Чарльз выкатился из кабинета Тру и, не в силах справиться с приступом смеха, хлопнулся в кресло напротив секретарши.

На столе зажужжал зуммер телефона внутренней связи.

— Пришлите кого-нибудь починить у меня телефон, — послышался голос Тру.

Чарльз, глядя на секретаршу, хохотал до изнеможения. Потом отправился поискать чего-нибудь выпить.

* * *

Как только лимузин остановился у обочины тротуара, раздались хлопки фотовспышек. Тру помог Гизелле выйти из машины. Они оба оказались залитыми светом. Смерть Трумана Вейла в прошлом месяце многое изменила. Теперь женщина мечты Гизелла Дюран появлялась на публике рука об руку с одним из самых богатых людей в мире, и объем продаж продукции Гизеллы Дюран головокружительно увеличивался. Интересно, понимал ли это Тру, размышляла Гизелла.

Понимал ли он, как его богатство повлияло на отношение к ней окружающих? Она видела, как изменилось выражение лиц репортеров и фотографов, толпящихся вокруг них. Эти лица говорили, что нарушение его моральных норм считается в порядке вещей. Даже ее переезд в его дом пресса обошла молчанием. В конце концов, она была женщиной, походить на которую мечтало множество других женщин. Такое изменение в восприятии ее прессой вызвало перемены и в самой Гизелле.

— Не двигайтесь, — закричал кто-то, и Тру подчинился, обернувшись к ней с гордой улыбкой. Затем им удалось наконец добраться до двери.

Скоро, думала она. Скоро она будет достаточно уверена в его... любви, чтобы попросить его исполнить самое заветное ее желание — получить опекунство над дочерью.

На приеме была такая масса народу, что Гизелла едва могла дышать. Но она умудрялась двигаться в толпе, обмениваясь любезностями с половиной Нью-Йорка и все время ощущая на себе взгляд Тру. В его взгляде было что-то странное, будто он оценивал ее, взвешивал.

Позднее, когда он помог ей сесть в машину, она спросила:

— Что случилось, Тру? Ты хочешь спросить меня о чем-то? Я вижу это по твоему лицу.

— Ты очень тонко чувствуешь.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Пригласи меня к себе и угости шампанским.

Она усмехнулась.

— Хорошо.

Гизелла откинула голову на спинку сиденья. Машина мчалась по улицам Манхаттана. Кое-какие слухи, возможно, и ходили, но Тру был весьма скрупулезен в том, что касалось их проживания в отдельных квартирах. Они никогда не проводили вместе целиком всю ночь, хотя Гизелла неожиданно обнаружила, что ей все больше и больше хочется этого. С тех пор как на них обрушилась новая волна интереса к ним публики, он стал еще более щепетильным во всем, что касалось ее репутации.

Когда они вошли в квартиру, Гизелла сбросила с плеч накидку. Шампанское уже охлаждалось, поджидая их.

— Ты читаешь мои мысли, — сказал Тру, открывая бутылку.

— Надеюсь, — призналась она. Она подошла к нему, он снова поставил бутылку в ведерко со льдом.

— У меня холодные руки.

— Мне все равно. — Она подняла лицо.

Он поцеловал ее, старательно избегая прикасаться к ее обнаженной коже холодными руками. На какое-то мгновенье это вызвало у нее раздражение. Настоящий Тру не обращался бы с ней так заботливо, всегда беспокоясь о том, как то или иное может повлиять на нее, как это будет выглядеть со стороны. На какое-то мгновенье это напомнило ей Брайана, и мысль эта взволновала ее. Не желала она, чтобы с ней обращались с такой осторожностью. Однажды она обвинила Тру в том, что он — не джентльмен, но теперь она знала, что не джентльмен ей нужен. Ее рука инстинктивно потянулась к ребрам, хранящим память о кулаках Чарльза. Но и не этакое. Она не была ни нежным цветочком, ни боксерской тренировочной грушей. Она была просто женщиной.

Она закрыла глаза, пытаясь раствориться в этом мгновении. Но почувствовала, что он сдерживает себя, сохраняя определенную дистанцию, словно боится о чем-то позабыть в пылу страсти.

Он отпустил ее и стал открывать шампанское. Она отошла к окну и стояла, глядя на контуры зданий Нью-Йорка, пока хлопок вылетевшей пробки не позвал ее назад.

— Выпьем за очередной удачный вечер, — сказал Тру, протягивая ей бокал. Их бокалы коснулись друг друга с хрустальным звоном.

— За нас обоих. Компании «Косметическая продукция Гизеллы Дюран» следовало бы платить тебе гонорар за всю эту бесплатную рекламу.

Он залпом осушил бокал, будто пил виски.

Она стояла в ожидании, даже не пригубив шампанское. Скоро должен был обрушиться какой-то удар.

Он налил себе еще шампанского.

— Сегодня ко мне в офис приходил Чарльз.

Сбылись самые худшие ее предположения.

— Речь шла о Сандре? Неужели он собирается разрешить Алекс снова увезти ее из страны? Это несправедливо, Тру! Ведь она и моя дочь!

— Разговор был не о Сандре.

Выражение его лица — такое торжественное, такое пугающее — остановило всплеск ее эмоций, словно повернули выключатель.

— Тогда о чем же? Не заставляй меня мучиться в догадках, Тру. Что бы это ни было, это беспокоило тебя весь вечер.

— Да, так оно и было. Может быть, тебе лучше присесть?

— Если он говорил с тобой не о Сандре, то о чем...

— О Брайане Ролингсе.

Тут она села. Внезапно.

— Это меняет что-нибудь в наших отношениях?

— Нет. Но, мне кажется, я получил ответ на загадку, которая давно беспокоила меня.

— Тебе хотелось бы узнать, как я могла изменить своему мужу? — Боль была такой острой, будто ее резали ножом. — Именно так, как изменяю ему сейчас.

Он опустился перед ней на колени и взял обе руки в свои.

— Бенджамин был ребенком Брайана Ролингса?

Воспоминание об утрате было настолько острым, что на какое-то мгновение вытеснило все прочие чувства. Слезы полились по ее щекам.

— Да.

— Брайан знал об этом?

— Да.

— Почему ты не оставила Чарльза?

— Из-за Сандры. — На какое-то мгновение она задохнулась от рыданий. — Я знала, что он никогда не отдаст ее мне. И я боялась того, что Чарльз мог сделать со мной... С Брайаном... А потом... А потом я потеряла Бенджамина... и я согласилась. — Теперь она рыдала вовсю. — ...Согласилась никогда больше не видеться с Брайаном, и они сказали, что разрешат мне встречаться с Сандрой... но они не разрешали. Не разрешали. — Она высвободила свои руки из рук Тру и закрыла ими лицо.

Стоя перед ней на коленях, он ждал, пока она немного успокоится.

— Ты должна рассказать мне кое-что еще.

Все еще закрывая лицо руками, она покачала головой.

— Через кого-то информация о похищении просочилась в газеты.

— Да, — прошептала она.

— Им рассказал об этом Чарльз, не так ли?

Она кивнула, и на глаза ее снова навернулись слезы.

Тру продолжал говорить спокойным тоном, будто судья зачитывал приговор.

— Мне кажется, отец знал об этом. Именно поэтому он составил завещание таким образом.

Гизелла вспомнила те несколько встреч после смерти Бенджамина, когда она видела Трумана Вейла на сборищах семейства Вейлов. Да, подумала она. Он знал. Этим объясняется то, как он смотрел на своего младшего сына.

— Как ты узнала, что это сделал Чарльз? — спросил Тру.

— Он сам сказал мне. В больнице.

Она почувствовала, как его руки сжали ее предплечья, но мысли ее были в прошлом.

— Что он сказал? — спросил Тру.

Воспоминания жгли ее сердце.

— Он сказал, что слишком много пришлось заплатить за ублюдка, рожденного от другого мужчины.

Его руки ослабили хватку. Она взглянула на него сквозь слезы. Выражение его лица привело ее в ужас. Она схватила его за руку.

— Он твой брат, Тру, — воскликнула она, сама не зная, хотела ли она спасти Чарльза — или самого Тру — от гнева Тру.

* * *

Никогда еще Чарльз не испытывал такого тяжелого похмелья. Когда позвонила секретарша Тру, он попытался отделаться от нее, но она не пожелала его слушать.

— Он сказал сейчас же, господин Вейл. — Затем она добавила магические слова, которые заставили его пробкой выскочить из постели. — Он сказал, что это касается вашего дохода от «Вейл энтерпрайзиз».

Он примчался довольно быстро. Будь проклят старик за то, что отдал в руки героя войны контроль над финансами и вынудил Чарльза выпрашивать свою законную долю наследства.

На сей раз Чарльз с удовлетворением отметил, что секретарша сразу же предложила ему войти в кабинет. По крайней мере в этом он добился своего. Он был не менее важной персоной, чем герой войны, что бы там ни думала эта маленькая сучка.

Тру сидел в своем кресле, повернувшись к стеклянной стене. Чарльз услышал, как дверь за ним закрылась. Пора перестать церемониться, подумал он. Пусть герой войны узнает, что он не позволит ему помыкать собой.

— Что за важные дела заставили тебя пригласить меня сегодня утром? — брюзгливо спросил он.

Тру резко повернулся и взглянул на него.

— Я знаю, что ты сделал.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Алекс проснулась, услышав вопли горничной. Постель прогнулась под тяжестью мужского тела. Кто-то тряс ее за плечо.

— Проснись, Алекс, — кричал Чарльз.

Алекс села в постели, содрав с лица ночную маску.

— Все в порядке, — сказала она продолжавшей вопить горничной. Когда за него закрылась дверь, она повернулась к Чарльзу, сидящему на краю кровати, втянув голову в плечи. — Что случилось?

— Тру высылает меня из страны. Сегодня утром он вызвал меня к себе в офис. И о чем только думал отец? Он никогда ничего не понимал. Этот дом. На Риверсайд-Драйв. Я уже тогда знал, что он...

— Что сказал Тру?

— Если я хочу получать доход, то должен жить в Европе.

Алекс знала характер своего близнеца. Его бесполезно упрашивать. Она обняла Чарльза и притянула к себе.

— Все узнают, — хныкал он, как маленький мальчик. — Все узнают, что она изменяла мне с моим лучшим другом. Что у нее был ребенок от него. Все подумают, что я не мужчина.

— Тру не допустит, чтобы дошло до этого. Для него важна семья.

Чарльз вырвался из ее рук.

— Ты не видела, какое у него было лицо, когда он глядел на меня. Он меня ненавидит. Он считает меня трусом.

— Он ошибается, — сказала ему Алекс.

— Что я буду делать в Европе без тебя?

— Ты еще не уехал. Я что-нибудь придумаю.

Она почувствовала, как тело Чарльза расслабляется в ее руках.

— У тебя хватит силы для нас обоих, — сказал он. Конечно, он был прав.

* * *

— Ты знал, что я приду, — сказала Алекс своему близнецу.

Тру кивнул.

— А ты знаешь, что ко мне бесполезно обращаться с любыми просьбами относительно Чарльза.

— За что ты его так ненавидишь?

— Я не испытываю к нему ненависти.

— Тогда почему...

— Я его презираю. — Это было сказано без гнева, но тоном, не допускающим возражения.

— Надо мной ты не имеешь власти. Можешь контролировать доход Чарльза, но мне Невилл оставил вполне достаточное состояние.

— А мальчики?

— Мои сыновья? — она рассмеялась. — Ты слишком благороден, Тру. Ты никогда не опустишься до мести, которая причинила бы вред моим сыновьям. — По выражению, отразившемуся на его лице, она поняла, что правильно прочитала его мысли. — Зато я могу тебе причинить неприятности.

— Не угрожай мне, Алекс. Это меня раздражает... Я могу забыть, что играю роль великодушного главы семейства, и стать больше похожим на нашего отца.

— Я на него больше похожа, чем ты или Чарльз, — ответила Алекс. — Можешь оставить при себе свою любовницу, если тебе так хочется...

— Не смей...

— Но не разрешай ей разводиться с Чарльзом. Он не вынесет, если, бросив его, она достанется тебе. Это его сломает, а я намерена не допустить, чтобы такое случилось. Если она попытается получить развод, я уж позабочусь о том, чтобы все ее грязное белье перестирать публично. Как ты полагаешь, долго ли просуществует эта ее карликовая компания, если всем будет известно, что несчастная мать, у которой украли и убили младенца мерзкие похитители, была фактически... — выражение его лица не изменилось, но в самом его спокойствии было нечто такое, что подсказало ей: развивать эту тему опасно. — Спи с ней сколько угодно. Просто не пытайся жениться на ней. Потому что если ты позволишь ей сломать Чарльза, я заставлю тебя поплатиться за это.

Алекс встала и заглянула ему в лицо. То, что она там увидела, заставило ее улыбнуться.

— Теперь я вижу, что мне не стоило беспокоиться, Тру. Ты отважно сражался против мерзких японцев. Но такой решительный шаг против Чарльза ты не предпримешь. Ты слишком благороден, чтобы стать причиной гибели собственного брата.

— Не будь слишком уверенной в этом, — предупредил ее Тру.

— Но я действительно уверена, герой войны. Чарльз правильно тебя понимает. Ты благороден до мозга костей. — Она усмехнулась. — Я очень надеюсь, что ты снабдишь Чарльза достаточной суммой денег, чтобы купить подходящую виллу. Я терпеть не могу жить в перенаселенных местах.

— Ты тоже уезжаешь?

— Разумеется, дорогой мой близнец.

— Ты не берешь с собой Сандру?

— Тебе что, хочется присутствия восьмилетнего ребенка в своем любовном гнездышке?

Он оттолкнулся руками от стола.

— Если бы ты была мужчиной...

Алекс издевательски расхохоталась.

— Не беспокойся о моей дорогой маленькой племяннице. Мы с Гизеллой выработаем какое-нибудь соглашение.

* * *

Хэллоран был так обеспокоен дурным запахом от собственной персоны, что не мог поразмыслить о мерзкой суке, на обед с которой он вез свою хозяйку. Раньше ему приходилось бывать с проститутками, но он никогда не чувствовал после этого, будто провонял запахом их тел. Но вчера вечером после Шейлы... — наконец-то Шейла добилась своего, при этом на заднем сиденье «паккарда», на котором теперь сидела сама хозяйка — Хэллоран боялся, что никогда уже не избавится от ее женского запаха ни он сам, ни машина. Вчера вечером он несколько часов подряд гонял машину с опущенными стеклами.

— Запах греха, — пробормотал он и густо покраснел, когда хозяйка спросила его:

— Ты что-то сказал, Патрик?

— Сам с собой разговариваю, как дурак.

— Не будь слишком строг к себе, — сказала она, добрая, как всегда, и ему захотелось заплакать. Вчера вечером он предал не только своего брата, он предал и свою хозяйку.

* * *

Гизелла заказала салат и теперь нетерпеливо ждала, пока Александра Мейнворинг закончит продолжительную дискуссию с официантом относительно вина. Вчера вечером они впервые поссорились с Тру. Она чувствовала, что он что-то затевает, но он ответил коротко:

— Моя семья перед тобой в долгу.

«Все, что я хочу, это моя дочь, — сказала она ему. — И мой сын, которого не вернешь». Хотя она не сказала это вслух, она знала, что он услышал ее слова так же отчетливо, как если бы она их произнесла.

Александра жестом отпустила официанта.

— Полагаю, тебе известно, что Тру отправляет Чарльза в Европу? Чарльз совершенно подавлен. Не знаю, что с ним будет.

— Я об этом не знала, но боюсь, что мне это безразлично.

— Возможно, тебе не будет безразлично, когда я скажу, что считаю своим долгом поехать с ним.

— А как же Сандра? Как я буду с ней встречаться?

— Возможно, — сказала Алекс медленно, словно эта мысль только что пришла ей в голову. — Возможно, я могла бы оставить ее с тобой.

Сердце у Гизеллы замерло.

— О Алекс, если бы ты только сделала это!

— Это было бы еще одним ударом для Чарльза. Тру поступил с ним жестоко. Полагаю, по твоей просьбе?

— Я бы этого не сделала, Алекс. За столько лет ты могла бы узнать меня лучше.

Алекс посмотрела на нее пристальным настороженным взглядом.

— Нет, ты бы до такого не додумалась. Для этого надо быть Вейлом.

— Возможно, ты права. Именно Вейл придумал для начала разлучить меня с дочерью.

— Ну, теперь это дело прошлого. Нам следует подумать, как будет лучше для Сандры. Если я действительно оставлю ее в Штатах, мне потребуются гарантии, что ты будешь заботиться о ней подобающим представителю семьи Вейлов образом.

— Побойся Бога, Алекс! Она моя дочь. Как же я могу плохо заботиться о ней?

— Детей и раньше использовали в качестве заложников.

При других обстоятельствах Гизелла посмеялась бы над этим.

— Какое доказательство я могла бы тебе представить?

— Что-нибудь весомое, что убедило бы Чарльза в искренности твоих намерений. Нам обеим известно, что у него есть основания не доверять тебе.

Гизелла почувствовала, как кровь отливает от ее лица. В руке она держала бокал. Произнеси Алекс еще хоть одно слово, и она выплеснула бы содержимое бокала в лицо своей золовке. Она глубоко вздохнула.

— Что ты хочешь?

— Долю в твоей карликовой компании для Сандры, — сказала Алекс, и Гизелла подавила вспыхнувший гнев. Карликовой? Возможно, по сравнению с «Вейл энтерпрайзиз». Но это ее компания. А «Вейл энтерпрайзис» уж никак не принадлежала Александре.

— Контрольный пакет акций, — предложила Алекс. — Оформи это как угодно, но обеспечь, чтобы в конечном счете он перешел к Сандре свободным от каких-либо обязательств.

— А если я это сделаю?

— Я оставлю Сандру здесь с тобой.

* * *

Когда наконец поздно вечером Гизелла возвратилась домой, Тру ждал ее у нее в квартире.

— Ты совсем не обязана это делать, — сказал он, когда Гизелла рассказала ему, что хочет Алекс.

— Я не возражаю. Не вижу ничего плохого в том, чтобы отдать Сандре то, что она в любом случае унаследует.

— Если Алекс попросила об этом, значит, она что-то замышляет.

— Она никак не сможет использовать это против меня, Тру. Я уже говорила с моим поверенным. Пока ее доля капитала составит доверительный фонд для Сандры. Она начнет получать доход с капитала, когда ей исполнится двадцать один год, но фактически неограниченный контроль перейдет к ней по достижении ею сорока лет. В августе ей исполнится только восемь лет. Для осуществления своих планов мести Александра не стала бы ждать так долго.

Тру покачал головой.

— Ты плохо знаешь Вейлов.

— Алекс назвала мою компанию «карликовой». Она удивится, узнав стоимость этой доли.

— Пусть твоя гордость не лишит тебя способности разглядеть...

— Моя гордость тут ни при чем, Тру! Я хочу, чтобы мне вернули дочь.

* * *

— Нет, — крикнула Сандра. — Я не хочу жить с ней.

— Мне очень жаль, — ответила Алекс, — но дядя Тру сказал, что ты должна. Эта женщина знает, как обвести его вокруг пальца.

— Разве отец не может сделать что-нибудь.

— Нет, твоя мать заставляет дядю Тру выдворить его в Европу. И меня с ним вместе.

Сандра подбежала к тете и обняла ее.

— Тогда я хочу уехать в Европу.

— К сожалению, — сказала Алекс, — это от меня не зависит. Но кое-что для тебя мне удалось сделать.

Сандра, все еще прижимаясь к ней, подняла глаза.

— Что?

— Я заставила твою мать записать долю ее косметической компании на твое имя. Впоследствии ты будешь иметь контроль над весьма значительной долей «Косметической продукции Гизеллы Дюран».

— Меня это не интересует!

— Заинтересует, дорогая.

* * *

— Мне следует быть здесь, когда Сандра приедет? — спросил Тру.

Гизелла, ходившая по комнате, остановилась.

— Не знаю. А ты как думаешь?

— Я помогал тебе советами во всем — от ее одежды до ее постельных принадлежностей. Этот вопрос решай сама.

Гизелла улыбнулась, несмотря на то, что чувствовала дрожь где-то внизу живота.

— Позволь мне побыть с ней наедине несколько минут. Ты можешь присоединиться к нам за обедом.

Тру взглянул на часы и встал.

— Тогда я поднимусь наверх и переоденусь.

Он нежно поцеловал ее и ушел.

Гизелла решила тоже пойти переодеться, но не успела она дойти до спальни, как услышала звонок в дверь. Это самый счастливый день в моей жизни, думала Гизелла, бросившись к двери. Когда она открыла дверь, там стояла Сандра, а за ее спиной, положив ей на плечи руки, Александра Мейнворинг.

— Добрый день, Гизелла, — сказала Алекс. — А вот и мы.

Гизелла опустилась на колени и раскинула руки.

— Сандра! Дорогая!

Сандра пристально смотрела на нее, и взгляд ее выражал нескрываемую ненависть.

— Иди к своей матери, Сандра, — сказала Алекс, подталкивая Сандру в раскрытые объятия Гизеллы.

Гизелла прижала к себе неподатливое тельце дочери и внимательно посмотрела на свою золовку. Глаза Александры Мейнворинг светились торжеством.