Проблема стара как мир. Ну, не как мир, но, по крайней мере, как сама рациональная наука.

Корни последней, кстати, можно прослеживать таки от сотворения мира или Большого Взрыва (ибо в самой природе заложена возможность рационального познания ее). Но для целей данной статьи можно «начинать» рациональную науку со средневековых университетов эпохи перед Возрождением. Богословских университетов, заметим. И посему зарождавшаяся в них рациональная наука рассматривалась ортодоксами, как лженаука, «ересь» в их терминологии, нечто неприемлемое с точки зрения «настоящей науки», сиречь богословия. А первых настоящих, с нашей нынешней точки зрения, ученых, всяких Галилеев, Джордано Бруно и Коперников, преследовали, иной раз, до смерти.

Ну, а затем рациональная наука победила и уже она сама, точнее – ее авторитеты, определяли, что есть наука, а что – не наука. И почтенные ранее алхимии, астрологии и даже само богословие попали теперь в лженауки. Это – не говоря про всякие черные и белые магии, кабалу, хиромантию и т. д., которые и с точки зрения ортодоксального богословия были лженаукой. В период наивысшего расцвета классического рационализма казалось, что это – раз и навсегда и что отныне не только всякие там отвергнутые наукой астрологии и хиромантии не смогут вновь претендовать на научный статус, но любой новый претендент на звание науки будет сразу, легко, однозначно и навсегда классифицирован: наука он или нет. Жизнь, однако, опровергла эти иллюзии.

Сомнения в ясности границ между наукой и не наукой высказывались, кстати, еще на заре классического научного рационализма всякими там Кантами и Юмами. Но при полном почтении к ним самим эти их сомнения были забыты в период бурных успехов техники и технологии, опирающихся на рациональную науку. Однако, после появления теории относительности Эйнштейна, радикально поменявшей понятия и выводы ньютоновской механики, пройти мимо этих сомнений стало уже невозможно. О том, почему это так и к каким последствиям это привело в философии и мировоззрении западного общества, я писал не раз, поэтому не буду повторяться и отсылаю желающих к моим работам: «Неорационализм» (Киев, 1992), «Кризис истины» (газета «День», 13.04.2001) и другим. Здесь же я остановлюсь только на том, что произошло с предметом нашего разговора.

А произошло то, что некоторые называют «новым средневековьем». Т. е. все повергнутые и отвергнутые астрологии, хиромантии и даже черные магии, а кроме них еще много вновь изобретенных или заимствованных откуда-нибудь с Дальнего Востока, вновь стали нагло претендовать на научный статус. О том, насколько нагло и насколько успешно, свидетельствует, например, статья «Академики протестуют против засилья лженауки в российской армии» четырех маститых академиков (включая нобелевского лауреата): Е. Б. Александрова, В. Л. Гинзбурга, Э. П. Круглякова и В. Е. Фортова на сайте и полемика по ней. Из этой полемики, достаточно представительной (около полутора тысяч комментариев), видно, что публика, состоящая преимущественно, если и не из ученых, то из людей достаточно близких к науке и с образованием не ниже высшего, поддерживает в основном «астрологов» (в прямом и расширительном смысле слова).

Ситуация на первый взгляд парадоксальная: неужели маститые академики в споре, касающемся науки, не могут доказать каким-то, пусть более-менее образованным, но все же не профессиональным ученым свою правоту? Но факт налицо – не могут. Не могут потому, что внутри самой высоколобой академической науки нет сегодня единогласия по вопросу, где кончается наука и начинается не наука. Я не имею в виду астрологию и хиромантию, тут маститые едины во мнении (и я с ними заодно). Но бродит сегодня по миру много фундаментальных теорий, претендующих на переворот в физике, в отношении к которым академическая наука не способна занять единую позицию. Есть среди них и широко известные, вроде теории струн и схлопывающихся измерений или теории торсионных полей, и относительно мало известные даже в среде профессионалов, вроде общей теории поля Баурова (которая, несмотря на ее малую известность, имеет впечатляющие экспериментальные подтверждения).

Тут можно было бы сказать, что ничего в этом необычного и порочащего академическую науку нет. Всегда были конкурирующие теории, а точнее, гипотезы, вроде волновой и корпускулярной теорий света, но, в конце концов, происходило либо признание одной из них, либо слияние их в новую, синтезирующую (в случае света – в квантовую). Это, действительно, нормальный путь науки, когда одна гипотеза объясняет одни факты, а другая – другие, и ученые, не отвергая вполне ни ту, ни другую, ищут разрешения этого противоречия. Но совсем не так было дело, когда отвергались на корню генетика и кибернетика и возводились в ранг науки «теории» академика Лысенко или долгие годы пребывали под запретом исследования гравитационных колебаний и их воздействия на различные процессы на Земле, проводимые профессором Шнолем и его учениками и многое другое. Это делалось не посредством научного обоснования, а властным решением руководства Академии Наук, за которым иногда стояло руководство страны, а иногда это была собственная инициатива дорвавшихся до научной власти.

Таким образом получилось, что рациональная наука уподобилась по методам той богословской науке, которая ее саму когда-то запрещала и преследовала без научных споров, а чисто административно, используя властные прерогативы. Ну, конечно, теперь еретиков от науки не сжигают на кострах. Но ведь даже в средние века не сжигание было главным. Главным было натравливание народа на еретиков, создание атмосферы, в которой народ не только приветствовал публичные аутодафе, но и по своей инициативе разыскивал и объявлял кого-то еретиками или колдунами, ведьмами и расправлялся зачастую с такими и без указания святой инквизиции.

И некоторый аналог средневековой охоты на еретиков от науки начал уже появляться. Если на сайте «inauka» большинство за научную свободу (признавая, что ею воспользуются и жулики, но полагая, что наука способна к самоочищению и жулики сами собой рано или поздно отпадут), то на форуме Литературной Газеты () большинство пишущих на эту тему занимают фанатично кликушескую позицию (вроде некой Лены М. или Лены МвД, как иногда она подписывается многозначительно), весьма агрессивно атакуя по их мнению жуликов от науки. При этом единственным критерием научности для них, как и в средние века, служит одобрение теории руководством академии наук. Только в средние века это была богословская академия, а сегодня Российская Академия Наук (или украинская).

Какой вред такой подход наносит обществу, показали истории с генетикой, кибернетикой, школой Шноля и многие другие. Вряд ли можно назвать оптимальным и тот подход, который преобладает на «inauka», т. е. предоставление полной свободы и уравнивание в статусе всяких астрологий с почтенными физиками и биологиями. Даже в средние века у отцов церкви был резон преследовать колдунов и чернокнижников, переводящих ум за разум народу и отбрасывающих общество в целом назад к более примитивным стадиям развития. А сегодня, в век атомных игрушек, примитивизация массового сознания общества во сто крат опасней.

Так, где же выход?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, вглядимся попристальнее в феномен науки. Что отличает науку, эталонную науку, скажем, классическую ньютоновскую физику, от прежней богословской «науки» или астрологии, например? Их отличает то, что ни богословы, ни астрологи не могут прийти к единому мнению по поводу того, что есть истина, и в результате любая большая религия до бесконечности ветвится на конфессии и секты, а у каждого астролога свой прогноз. А ученые (по крайней мере, в эталонной классической физике), пусть после споров (что естественно), приходили к единому мнению всем научным сообществом (причем без навязывания мнения одних другим). Это может быть только благодаря наличию у ученых единого для всех метода обоснования истинности. (Которого нет, ни у богословия, ни у астрологии или любой другой лженауки).

И такой метод, действительно, выковался внутри рациональной науки, более-менее окончательно оформившись именно трудами самого Ньютона и его последователей, Лагранжа, прежде всего. (Хотя начало этого метода можно выводить еще от Евклида и даже раньше). Почему же тогда после Эйнштейна произошел кризис классического рационализма? Он произошел не потому, что поменялись понятия и время из абсолютного стало относительным. Смена понятий была известна в науке и до того и именно это дало Канту и Юму основание для их скептицизма в отношении познания. Кризис произошел потому, что выработанный внутри классической физики единый метод обоснования научной теории не был этой физикой оформлен эксплицитно и не был признан официально. Он действовал как стереотип естественно научного мышления. На этапе необычайно бурных успехов техники, основанной на классической физике этого было достаточно, чтобы вытеснить сомнения и вопросы о границах между наукой и не наукой на задний план. Мало того, ньютоновская парадигма действовала несменяемо столь долго, что у самих ученых, а тем более в широком обществе появилась иллюзия, будто несменяемость понятий и есть признак настоящей науки. Поэтому смена понятий, произведенная теорией Эйнштейна, вызвала психологический шок. Но этот шок не мог бы привести к той картине «нового средневековья», которую я нарисовал выше (да и шока никакого не было бы), если бы единый метод обоснования в науке был бы уже оформлен к тому времени эксплицитно и признан. Ибо именно он отличает науку от не науки, а он нисколько не изменился при переходе Ньютон – Эйнштейн, как и при дальнейшей смене научных парадигм.

Но можно ли представить этот метод эксплицитно, обосновать его самого и показать его несменяемость при смене научных парадигм? Я не только говорю, что можно, я сделал это. И опубликовал цикл статей по этому методу в журнале «Философские исследования»

(№ 3,2000; № 1,2001; № 2,2002). И докладывал его в московском Институте Философии на отделении философии естественных наук и получил положительные отзывы. А, дальше что?

А дальше передо мной встала Академия наук, сложившаяся в ситуации отсутствия признанного единого метода обоснования и сложившаяся таким образом, что признание этого метода сейчас может подорвать чьи-то авторитеты и испортить чьи-то карьеры. (В частности, – главного по должности философа России господина Степина) А когда я обращаюсь к широкой публике, хотя бы только с иллюстрацией применения единого метода обоснования к исследованию степени научности марксизма, в меня вцепляются всякие кликуши, верящие в непогрешимость Академии Наук, как средневековый христианин в непогрешимость Папы Римского, и полагающие, что если я не академик РАН, то значит я жулик от науки. Кстати, специальную теорию относительности Эйнштейн создал, будучи не академиком РАН или еще какой академии, а чиновником бюро патентов.