В древние времена источником мудрости, обладающим эксклюзивным правом учить нас, как нужно жить, считалась религия. В так называемое Новое Время ее потеснила на этом месте философия. А в наше Новейшее Время, ну где-то, эдак, последние лет 50 на роль непререкаемого кладезя мудрости и учителя жизни вышла социология. Конечно, ни религия, ни философия не исчезли, а в отсталых обществах или частях общества, типа отдельных политических партий, они по-прежнему царствуют. Коммунисты, например, по-прежнему молятся на философа Маркса, хотя уже далеко не столь истово, как прежде. Но тон в мире задает западная цивилизация. Даже если ее центр смещается на восток в Китай, Японию, Индию, то, как цивилизация, по своим понятиям, она при этом остается западной. Так вот в этой цивилизации, в главной ее части, а не в маргинальных частях общества, вроде коммунистов, религия и философия сохраняются не как главное идейное и идеологическое блюдо, а как петрушка, предназначенная лишь украшать жареного поросенка, а не служить основным наполнителем желудка и поставщиком жизненно необходимых белков. Тем, кто правит бал, религия нужна лишь для того, чтобы в стольный праздник показаться в церкви перед народом и камерами телевидения. Философию модно поминать в речах: «философия бюджета», «философия реформ», «философия колбасы». Еще лучше ввернуть в речь что-нибудь вроде: «Как говорил Кант» (хотя, быть может, он этого и не говорил). Но когда переходят к делу, начинают «говорить бизнес», решать политические вопросы, принимать законы, тут религию и философию широким жестом отодвигают в сторону, и если и прибегают к какому-либо кладезю мудрости (а не руководствуются сугубо властными и бизнес интересами), то внемлют только социологическим авторитетам. Ну и производным от социологии политологам, конфликтологам и т. п.

Каждое ниспровержение прежнего авторитета – кладезя мудрости и воцарение нового происходило под лозунгом ненаучности предыдущего и подлинной научности нового. Религия никогда вообще и не претендовала на научность, но пока науки в современном понимании этого слова не было, никого это не смущало. Что касается философии, которая когда-то содержала в себе все науки и из которой они когда-то все и вышли, то по мере того, как различные конкретные науки выгораживались из нее в отдельные парафии, содержание науки в ней или степень научности того, что оставалось, убывало. Убывало и объективно, и в глазах общества, и в глазах самих философов. (Сегодня, например, есть немало философов, которые, несмотря на то, что носят звания кандидатов и докторов философских наук или сражаются за них, готовы с пеной у рта доказывать, что философия – не наука). Но, если религия не нуждается (в принципе) в авторитете научности и учит нас, как жить, от лица и по поручению Господа Бога, то в отношении философии, которая – не наука, сразу возникает вопрос, а кто дал ей право нас учить и почему мы должны ей верить на слово? Ну и, естественно, по мере утраты философией статуса научности эта вера стала слабеть и философия все больше становиться, как я сказал, петрушкой для украшения речи. Именно это побуждало Маркса, который сочинял свою философию не в качестве праздного упражнения ума и не для произведения впечатления в узком кругу друзей интеллектуалов, а для того чтобы изменить действительность, всячески подчеркивать, что его философия – не как у других, а единственное в мире научное учение.

Однако, несмотря на широкое распространение марксизма «средь трудящихся масс», еще до победы его «в одной отдельно взятой стране», получившей название Советский Союз, в интеллектуальных европейских кругах возникло сильное сомнение в степени научности марксизма. И, как по мне, в значительной степени именно отсюда родилась социология, как антитеза философии вообще и марксизму в частности по линии научности. Мол, философия, включая марксизм, претендующий на особо научный статус среди других философских школ, на самом деле не научна, а вот мы, социологи, будем делать то же самое, но уже по-настоящему научно. Во всяком случае, один из столпов теоретической социологии Макс Вебер, оказавший (и продолжающий оказывать) к тому же сильное влияние на европейский социализм, именно так, как антитезу философии вообще и марксизму в частности, себя и подавал и так и воспринимался своими последователями и широкой публикой. В этом контексте, естественно, возникает вопрос, вынесенный мной в заголовок статьи: «наука ли социология», на самом деле?

Для ответа на него воспользуюсь материалами «Дискуссии о социологии», организованной Санкт-Петербургским Государственным Университетом и представленной в интернете по адресу: . Вот что пишут сами социологи о своем предмете:

1) С. В. Цирель: Другая беда нашей социологии (что, впрочем, характерно не только для России) состоит в ее явной ангажированности и развитом умении получать разные выводы из одной и той же информации.

2) Розов. Н. С.: При всем море разливанном моделей, концепций, подходов, парадигм, не говоря уже о «дискурсах» и «модусах деконструкции», в социологии, дельных конструктивных теорий, с положениями, которые поддаются операционализации и эмпирической проверке, которые могут быть использованы для разработки нетривиальных решений практических социальных проблем, – отнюдь немного.

3) Давыдов А. А.: Некоторые социологи довели до абсурда принцип Понимания, где, якобы, «Каждый сам себе социолог» и потому «Все позволено», возвели в Абсолют отказ от использования полезных методов и моделей из естественно-научных и инженерных дисциплин, зациклились на так называемых качественных методах сбора и анализа информации, схоластических социально-философских умозрительных спекуляциях, которые, по сути, не что иное, как «игра в слова, как в мячики», которая выступает в качестве интеллектуальных «испражнений», которые не способствуют приращению нового плодотворного знания и ни к чему не обязывают.

Можно было бы продолжить этот цитатник, черпая цитаты не только из этой дискуссии. Но цитирование не есть доказательство. Это лишь затравка к разговору, картинка, свидетельствующая, что есть, о чем говорить, и нужно говорить. Ведь можно предположить, что выборка цитат не представительна, их подборка тенденциозна, можно найти цитаты других социологов или даже этих же, но другие, из которых будет следовать, что социология – это все-таки наука. Ну, есть, конечно, проблемы в этом смысле, но пятна есть и на солнце и даже в физике можно найти работы не совсем научные и т. д. Мало того, цитируемые авторы и близкие к ним по духу подают себя, как истинно научную социологию в противовес всей прочей не научной. Точно так же как в свое время Маркс подавал свою философию как истинно научную, в противоположность всей прочей, затем Макс Вебер и другие классики социологии подавали себя как истинно научных философов в противоположность марксизму и отгородились от него и философии вообще новым названием социология. Так теперь внутри социологии появляется группа (точнее группы, ибо это не единственная), которая выгораживает себя внутри социологии, как истинно научную, и остается только придумать для нее новое название. Впрочем, оно уже практически придумано и только что не провозглашено в специальной декларации – манифесте. Но я позволю себе этот манифест извлечь из статей участников группы. Вот что еще они пишут:

1) А. А. Давыдов: «…использования полезных методов и моделей из естественно-научных и инженерных дисциплин». (Он же призывает к широкому использованию математики в социологии, как это уже делается в Европе и Америке).

2) Н. С. Розов: «Система содержательных аксиом» – это и есть теория, как совершенно особый тип познавательных моделей…

3) Ю. Л. Качанов: «В самом общем виде, действительное применение математики в социологии начинается лишь в том случае, если между смыслами социологической теории и математическими конструктами устанавливаются взаимно-однозначные соответствия».

4) Он же: «Говоря о «непостижимой эффективности математики в естественных науках», Е. Вигнер имел в виду primafacie «физику наших дней»: математическое описание некоторого процесса требует главным образом адекватной содержательной (т. е. не формально-математической) модели, а почти все такие модели разработаны именно в физике».

Из этих цитат легко видеть, что суть манифеста данной группы социологов, претендующих на подлинную научность внутри остальной не научной социологии, сводится к внедрению в социологию метода естественных наук, который наиболее полно применяется в физике. Ну что ж, это можно было бы только приветствовать, если бы не… Если бы не вспоминалось тут же, что и все предыдущие перевороты в философии – социологии происходили под более или мене внятно задекларированным этим же по сути манифестом. Разве Маркс не претендовал на особую близость именно его философии (в отличие от прочих) с естественными науками (через посредство материализма и рационализма)? А привязка к опыту, к которой призывал и Макс Вебер и призывают рассматриваемые социологи – не из метода естественных наук? Не мешает также вспомнить, что и тот же Макс Вебер, и другие основоположники социологии, особенно Дилтей, хоть и поминали о применении метода естественных наук в социологии, но гораздо более того подчеркивали разницу областей действительности, изучаемых социологией и естественными науками. И потому настаивали на применении в социологии, прежде всего, своего идеографического метода («вчувствования» по Дилтею), а уж потом метода естественных наук (который они, почему-то, назвали номотетическим). Но самое главное, о чем надо тут вспомнить, это о необходимости поперед призывов к применению метода естественных наук, его, этот метод четко сформулировать.

Дело в том, что до сих пор это никем, ни социологами, ни философами, ни учеными естественниками, в частности физиками, не было сделано, несмотря на то, что метод этот выработан в процессе развития естественных наук именно и прежде всего физики. Но до сих пор этот метод существовал в естественной науке лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления. Поэтому он не всегда соблюдался достаточно строго, что, в свою очередь, приводило к появлению парадоксов, видимых противоречий и, в конечном счете, к размыву понятия теории и границ между теорией и гипотезой в науке, даже такой, как физика. Что кается гуманитарных наук, то их представители не владеют этим методом и на уровне указанного стереотипа. Чем и объясняются все предшествующие революции в философии – социологии с ниспровержением прежней философии – социологии, как не научной, и претензией новой на подлинную научность со ссылкой на свою предполагаемую близость к естественным наукам и их методу. Мало того, в философии науки, в теории познания, в эпистемологии господствует пост позитивистская школа (Куайн, Кун, Фейерабенд, Поппер, Лакатос и др.), утверждающая, что никакого единого метода в науке нет и быть не может, что наука меняет свой «обосновательный слой» , понятия науки не привязаны к опыту и т. д. Распространена также точка зрения, что достаточно богатая научная теория принципиально не может быть аксиоматизирована , .

В этой ситуации поминание рассматриваемыми авторами «системы аксиом», «взаимно-однозначного соответствия между смыслами социологической теории и математическими конструктами» и т. п. свидетельствует лишь о благом намерении их сделать социологию действительно наукой. Но до тех пор, пока не сформулирован четко метод естественных наук, а заодно не получили объяснения те противоречия и парадоксы в этих науках, на которые обратили внимание пост позитивисты, надеяться на то, что удастся добиться существенного улучшения в этом отношении ситуации в социологии не приходится. Возьмем для примера те же системы аксиом, однозначное соответствие и нехорошую способность многих социологов получать разные (и даже противоположные) выводы из одного и того же множества фактов. Так ведь и в физике не разрешена до конца проблема однозначного соответствия смыслов и конструктов и хорошо известно, что любое конечное множество фактов можно накрыть выводами из разных систем аксиом. А из разных систем аксиом уж точно получатся разные выводы. И то, что выводы из некой системы аксиом накрывают некую совокупность фактов, не значит, что они продолжат ее накрывать, когда она пополнится новыми фактами. А ведь наука должна «на основании опытов прошлого предсказывать результаты опытов будущего» (иначе, зачем она нам нужна?). Но факты, которые мы накрываем выводами из системы аксиом, это и есть опыт прошлого, а факты, которые потом добавятся – это опыт будущего. Таким образом, как видим, аксиоматический подход сам по себе еще не гарантирует нам истинности предсказания результатов опытов будущего, т.е. еще не означает, что то, что мы делаем, – это наука. Ну, физики, благодаря стереотипу своего мышления, с этой проблемой, не так чтобы совсем успешно, но более-менее справляются. Но как с этим могут справиться социологи, даже если помимо призывов пользоваться системами аксиом, им предварительно объяснить, что система аксиом должна быть непротиворечивой, что такое полнота системы аксиом и так далее? (Кстати, в гуманитарной сфере полно работ, базовые положения которых, независимо от того, подаются ли они в явном виде как аксиомы или это подразумевается, противоречат друг другу. Например, в теоретической биоэтике ). Один социолог возьмет одну систему аксиом, другой – другую и дальше будет все тот же «тяни-толкай».

Более того, эта ситуация касается не только социологии, но и всей гуманитарной науки. Еще более того – науки в целом, и еще более – общества в целом и многих проблем его. Даже в физике, которая в основном и породила упомянутый метод и в которой он применяется в наиболее полной мере, и представители которой более других наделены стереотипом естественно научного мышления, отсутствие эксплицитного представления этого метода приводит, как я уже сказал, к размыву понятия «теория», к размыву границ между теорией и гипотезой и т. д. . И именно физики, по крайней мере, в России более других вопят о засилье лженауки и создали даже комитет при Академии Наук под руководством академика Круглякова для борьбы с ней. Но судя по информации в СМИ, успеха в этой борьбе – никакого. И это понятно. Ибо если не сформулирован метод науки, то нет и внятных критериев, отделяющих науку от лженауки. А как же можно бороться с чем-то, не определив внятно, с чем ты борешься? Ведь что выдвигают в качестве критериев научности воители с лженаукой, начиная с Круглякова? – Публикации в авторитетных научных журналах, признание признанных авторитетов, т. е., так сказать, сплошной авторитаризм. А как же быть с высказыванием Сахарова (и других великих ученых прошлого), что в науке нет авторитетов кроме истины? Или с высказыванием Капицы, что у нас в науке – сплошная «аракчеевщина»? Когда нет объективных критериев научности, а в качестве таковых выступает авторитет, то и получается «аракчеевщина». Так в физике и других естественных науках, благодаря упомянутому стереотипу, критерий авторитетных журналов и вообще авторитетов еще хоть как-то работает. Но в социологии и других гуманитарных науках, где «каждый сам себе социолог», сам себе авторитет, где есть множество школ и направлений, одно других вообще не признающих, и каждое имеющее свои авторитеты и свои авторитетные журналы, именно там разливанное море лженауки. Причем вред от той лженауки, с которой борются кругляковы, есть, конечно, но он просто несравним с вредом от лженауки, которой залита вся гуманитарная сфера. Это все равно, как наперсточники по сравнению с организованной преступностью, включающей наркоторговлю, коррупцию и т. д. Ну, дурят астрологи и экстрасенсы головы наивным гражданам. Но ведь от применения неверных социологических теорий, философских учений и т. п. зависят судьбы миллионов людей, государств, а сегодня и всего человечества. При этом если в разливанном море лженаучных теорий появится настоящая, то как ее могут политические, общественные деятели и прочие люди отличить от ложных? Потому что она напечатана в авторитетном журнале? А в другом журнале, авторитетном в другой Марьиной роще, опубликована другая теория, противоположная этой. К этому надо добавить, что в результате борьбы с лженаукой, борьбы, основанной на принципе авторитетов, даже в физике многие замечательные открытия не могли пробиться долгие годы (и можно предположить, что еще многие так никогда и не пробились и канули в лету), потому что существующие на тот момент авторитеты не захотели их признать. То ли потому что мозгов не хватило (что может случиться и с настоящими учеными, а ведь много есть липовых), то ли из-за избытка амбиций у этих авторитетов и боязни свой авторитет потерять. В результате не только падает авторитет гуманитарной науки в обществе, не только происходит потеря важных для человечества идей, но происходит еще и деморализация общества. Ведь если в науке, которая испокон веков считалась цитаделью служения истине, возможны такая ложь и нечестность, то что требовать от простых людей? Потому мы и «имеем то, что имеем» сегодня в мире и катимся неизвестно куда.

После всего возникает вопрос: есть ли выход из этой ситуации? Существует ли у науки некий единый метод, неизменяемый при всех сменах ее парадигм – фундаментальных теорий (типа перехода Ньютон – Эйнштейн), при которых, как справедливо отметили пост позитивисты, меняются понятия и выводы, и можно ли этот метод перенести в гуманитарную сферу, несмотря на безусловное качественное отличие областей действительности, изучаемых в ней и в сфере естественных наук? Как я уже не раз писал выше, на базе моей теории познания я сформулировал единый метод обоснования научных теорий. , , , . При этом я не закрывал глаза на феномены реальной науки, на которые обратили внимание пост позитивисты, а показал ошибочность части выводов пост позитивистов, сделанных ими из этих феноменов. В частности, я показал, что, несмотря на то, что, как правильно заметили пост позитивисты, наука меняет свои понятия и выводы при переходе от одной фундаментальной теории к другой, метод обоснования всех ее теорий остается неизменным и именно он обеспечивает науке ее особый эпистемологический статус и отличает настоящую науку от лженауки. Как часть моей теории познания и единого метода обоснования я построил теорию понятий и показал, что вопреки утверждению онтологического релятивизма (Куайн и др.) наука может давать однозначные определения своих понятий и осуществлять однозначную же привязку их к опыту. И показал, как именно это делается. Я показал также, что между базовыми понятиями фундаментальной теории и ее аксиомами есть однозначная связь, и, таким образом, привязка базовых понятий к опыту означает и привязку к ним к нему аксиом теории. И что если понятия и аксиомы теории привязаны к опыту, то выводы такой теории будут не только покрывать базу данных, основанную на «предыдущем опыте», но будут оставаться верны и для опытов будущего. Т. е. только теория, построенная на такой системе аксиом (а не на любой вообще) будет действительно научной.

Далее я показал возможность применения этого метода с соответствующей адаптацией в гуманитарной сфере , , . В частности показал, как именно осуществляется сочетание «вчуствования», оно же «понимание» с единым методом обоснования . Кстати, принципиальная разница между областями действительности, изучаемыми гуманитарными и естественными науками, – вовсе не в том, что в одном случае нужно использовать «вчуствование» или «понимание», а в другом – нет. Все эти «вчуствования», «понимания», интуиция и, может быть, даже откровение имеют место и в естественных науках на стадии генезиса. Но отличает науку от не науки, от пророчеств по наитию, от китайских иней и яней и предсказаний вольфов мессингов (которые, кстати, тоже могут давать истину), не генезис, а обоснование. Ибо «вчувствования», интуиция, ясновидение и все такое прочее, могут нам давать истину, но не могут ее гарантировать. Гарантировать же истинность ее выводов (с заданной точностью, вероятностью и т. д.) может только научная теория, обоснованная по единому методу обоснования.

 

Литература

1. Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики // Современная философия науки. М., 1996 с. 106–136.

2. Куайн В. Онтологическая относительность // Современная философия науки. М., 1996 с. 18–40.

3. Степин В. С. Становление научной теории. Минск, 1976.

4. 

5.

6.

7. Воин А. М. Неорационализм, Киев 1992, Часть 1.

8. Воин А. М. Научный рационализм и проблема обоснования. // Философские Исследования № 3, 2000, c. 223–235.

9. Воин А. М. Абсолютность на дне онтологической относительности // Философские Исследования № 1, 2001, c. 211–233.

10. Воин А. М. Проблема абсолютности – относительности научного познания и единый метод обоснования // Философские Исследования № 2, 2002, c. 82–102.

11.

12.

13.

14. Воин А. М. Неорационализм, Киев, 1992, Часть 5.