У Мадлен три жизни. Одна во дворе и на улице, другая в школе, а третья дома.
В школе ей надо подчиняться крутому нраву мадам Элен. Мадам Элен всегда улыбается, при этом рот ее похож на опрокинутый книзу полумесяц.
Она улыбается и тогда, когда допекает Мадлен своими постоянными придирками. На ее взгляд, Мадлен то неряшливо причесана, то недостаточно приветлива при встрече, то рассеянна в классе.
Мадам Элен - женщина строгих правил, она считает, что девочки прежде всего должны быть хорошо воспитаны, опрятны и домовиты. Даже если в задачах по арифметике у них есть ошибки, это не так важно.
Мадлен же, наоборот, учится старательно, но своим поведением напоминает мальчишку. Смеется она так громко, что мадам Элен приходится затыкать уши.
- Не так громко, дитя! Не так громко, - говорит она. - Девочки не должны громко смеяться!.. Это признак плохого воспитания!..
Единственно, что Мадлен нравится в учительнице, - это ее умение стряпать. В этом мадам Элен нет равных. Мадлен мечтает постичь искусство мадам Элен и очень внимательна на уроках домоводства.
Дома Мадлен тоже приходится нелегко. Бабушка следит за тем, чтобы Мадлен в точности исполняла все предписания учительницы. Кроме того, она очень заботится о поддержании своего престижа и крайне обижается, когда ей кажется, что Мадлен с ней недостаточно учтива. Целыми днями старуха сидит на балконе, который выходит во двор и переговаривается с соседками. Когда же она уходит в церковь или к своим приятельницам, Мадлен облегченно вздыхает.
Если в школе и дома Мадлен видит мало радости, то она вознаграждает себя в те часы, которые проводит во дворе и на улице. Сколько бабушка ни следила бы за ней своим строгим и придирчивым взглядом, ей не помешать Мадлен дружить с тем, с кем она хочет.
Больше всего Мадлен любит гонять с мальчишками мяч. Если бы она могла, то стала бы футболистом.
Много времени она проводит во дворе рядом с разбитым параличом старым капитаном Ивом, который в солнечные дни лежит в своей коляске: читает, дремлет или вспоминает молодость, когда он водил океанские корабли по дальним морям.
Мадлен шепчется с ним о чем-то, и морщинистое лицо старого капитана становится то серьезным, то улыбчивым, то принимает таинственное выражение, словно Мадлен поделилась с ним каким-то важным секретом.
Эти минуты вызывают в бабушке прилив ревности. И она кричит со своего балкона:
- Мадлен! Пора делать уроки!..
На что Ив обычно отвечает:
- Мадам, подождите немного! Мне надо перекинуться с Мадлен еще парой слов…
Ему нравится дразнить бабушку. Они не очень-то симпатизируют друг другу, хотя бабушка сама непрочь поболтать с ним часок-другой.
В доме, в котором живет Мадлен, все знают друг друга. Самое излюбленное место встречи его обитателей, где проходит их вечерняя жизнь, - это бар на углу улицы. Там можно выпить бутылку пива с соседом, сразиться в механический футбол, а вечером посмотреть телевизор. В баре всегда оживленно, у каждого есть там свой излюбленный столик.
…Мадлен с нетерпением ждала вечера, когда вернется отец. Уроки уже были давно сделаны. Бабушка, как всегда «на минутку», спустилась к Дюбуа и пропала.
В их маленькой квартире было уютно. Вещи уже давно нашли здесь свои незыблемые места. Все осталось так, как было при жизни матери.
Старый дубовый шкаф хранил костюмы отца и платья Мадлен. Бабушка жила в квартире обособленно. Она это настойчиво и упрямо подчеркивала, - если бы не внучка, которая связывала ее с Густавом, она бы, наверное, после смерти дочери переехала в другой дом.
Больше всего в жизни бабушке хотелось скопить деньги и купить квартиру где-нибудь на Больших бульварах. Она надеялась выиграть крупную сумму в лотерею и покупала билеты, выбирая номера по какой-то особой, одной ей известной системе. Однако ей упорно не везло. Несколько раз она тайком ото всех ездила в Булонский лес на скачки и ставила небольшие суммы на лошадей, которых восхваляли газеты. Но эти лошади почему-то не выдерживали стремительного бега и отставали.
Бабушка искренне желала, чтобы Густав стал владельцем большого гаража и имел по крайней мере десяток своих такси. Она хотела, чтобы Мадлен жила богато.
С тех пор как Мадлен осталась без матери, она очень повзрослела. Она любила отца. И по-своему любила бабушку. Но ей не хватало ощущения семьи.
Поэтому она и стремилась к Шантелье. У них в семье вечерами все собирались вокруг стола и вместе обсуждали свои семейные дела.
Когда отец Жака узнал, что Мадлен с Жаком сочиняют письмо в Одессу, он громко засмеялся.
- Никогда мадам Жубер не иметь этого дома! - сказал он.
- Почему не иметь? У нее есть документы! - обиделась за бабушку Мадлен.
- Потому что там нет капиталистов, - ответил Шантелье. - В Советском Союзе все принадлежит народу!..
Мадлен слушала, но в глубине души она с ним не согласна. Разве ее бабушка капиталистка? Ведь дом остался ей по наследству!..
Она просидела на окне до самых сумерек, не отрываясь глядела вниз на вымощенный каменными плитами, почти квадратный двор. Его окружали серые, потемневшие от дождя стены дома. Она знала, кто живет за каждым из его многочисленных окон.
Вот на третьем этаже, напротив, мелькнула тень Марии, она, наверное, сейчас возится со своими малышами; чуть наискосок - четыре окна квартиры Шантелье, - они темны, никого нет дома. Внизу, в первом этаже - широко раскрытое окно. В его сумрачной впадине Мадлен угадывает седую голову Ива, он, кажется, держит в руках газету…
Мадлен упорно ждет отца. Как он поступит? Ведь это так важно, чтобы он решился заявить, что Жака
увезли в машине!.. Мадлен не может понять, почему Шантелье должен молчать? Кому он мешает? Почему эти люди так зло отомстили ему? И за что? Эти вопросы мучают Мадлен…
Отец Жака был суров, молчалив, и сыну часто от него доставалось, но Мадлен, с ее острым чувством справедливости, понимала, что Шантелье хочет людям добра.
Но что это?!. В квартире Шантелье вспыхнул свет! Они вернулись!.. Как же она этого не заметила? Ведь весь двор перед ее глазами…
Она только что видела двух, нет, даже трех людей в плащах… Один остановился у подъезда и, кажется, до сих пор почему-то стоит в его тени.
Недоброе предчувствие встревожило девочку. Она перегнулась через подоконник и стала вглядываться в окна квартиры Шантелье. За плотно закрытыми шторами быстро двигались тени. Вот одна из них на мгновение задержалась, и Мадлен увидела очертания мужчины в шляпе.
Грабители?!. Мадлен точно ветром сдуло с подоконника. Даже не накинув плаща, она опрометью бросилась вниз по лестнице. Первой ее мыслью было скорее найти полицейского!.. Ах, если бы ей вдруг встретился отец! Он-то уж быстро бы сообразил, что делать!
Она подбежала к окну Ива. Старик действительно читал газету.
- Дядя Ив! У Шантелье - воры! - тихо проговорила она. - Я сама видела!.. Они вошли в подъезд! А теперь они в квартире!.. Только один остался сторожить в подъезде, вон там!.. Что делать, дядя Ив? Что делать?!.
Ив отложил газету. Его морщинистое лицо помрачнело.
- Не думаю, Мадлен, что это воры, - шепотом ответил он. - Что-то никогда не слышал, чтобы у Шантелье были бриллианты! Я видел этих троих… Может быть, они из полиции?
- Почему же они пришли, когда никого нет дома?!.
- Так им, наверное, удобнее!
- Что же делать, дядя Ив?!.
- Не знаю!.. - вздохнул старик. - Мы с тобой не сможем им помешать!..
Мадлен вглядывалась в человека, который молча курил у подъезда, глубоко засунув руки в карманы светлого плаща. Нет, он не похож на бандита, которого оставили, чтобы он подал сигнал в случае опасности. Он не трусил, не пугался каждого шороха и не смотрел по сторонам…
И вдруг, не давая себе отчета в том, что делает, охваченная порывом злого отчаяния, Мадлен кинулась на середину двора и крикнула громко, во весь голос:
- В квартире Шантелье воры!.. В квартире Шантелье воры!..
Человек, стоявший у подъезда, бросился к ней. Его шершавая, потная ладонь закрыла ей рот.
Но уже захлопали окна. Десятки встревоженных лиц выглянули во двор. Мадлен отчаянно боролась с цепко держащими ее руками.
Но кто-то уже бежал к ней на помощь.
- Не смей ее мучить, негодяй!.. - она услышала чей-то злой голос.
Еще мгновение, и человек в плаще отлетел в сторону. Мадлен прижалась к окну Ива.
Между нею и человеком в плаще стоял высокий, в разорванной рубашке муж Марии - Шарль.
- Политическая полиция! - резко бросил Шарлю тот, в плаще, держась за ушибленное плечо. - Вам придется отвечать!..
Вдруг вмешался визгливый голос мадам Дюбуа:
- Мадлен! Беги скорее домой!..
В этот момент хлопнула дверь подъезда. Двое вышли, подозвали третьего, погрозили Шарлю и быстро зашагали к воротам.
Мадлен успела заметить, что один из них прячет под плащом какой-то сверток.
Мадам Дюбуа подбежала к ней, схватила за руку и обернулась к Шарлю, который все еще стоял рядом.
- Не забывайте, Шарль, у вас двое детей! Вам только не хватает неприятностей с полицией!..
- Но он же ударил Мадлен, - ответил Шарль.
- Сама виновата!.. Шантелье в ее защите не нуждается!.. Господи, вот что значит, когда у ребенка нет матери!..
Мадам Дюбуа потащила Мадлен в свою квартиру при магазинчике, которая находилась рядом с квартирой Ива.
Покойный муж мадам Дюбуа - Эрнст Шерер - был немцем, и все это еще сказывалось в обстановке комнат. Повсюду были фарфоровые таблички с нравоучительными изречениями, написанными замысловатой вязью готических букв: «Садясь за стол, думай о господе боге», «Щедрость должна быть скромной», «Дети, любите своих родителей». Даже на пивных кружках, которые давно не помнили застольных бесед, и на тех было написано что-то очень сентиментальное. Столы и комоды покрывали бесконечные салфеточки. В больничной чистоте квартиры, казалось, не было жизни.
Мадлен не любила этих комнат. Гораздо уютнее ей было в магазинчике, среди мешков и корзинок. Там тоже было прибрано, но не чувствовалось такой утомительной тщательности порядка.
Мадам Дюбуа усадила Мадлен за стол и быстро согрела кофе.
- Тебе надо быть благоразумной, Мадлен! - говорила она, открывая коробку с конфетами. - Зачем ты вмешиваешься в дела взрослых?..
Мадлен хмуро молчала. Ей не хотелось ни кофе, ни конфет. Она еще чувствовала на своем лице прикосновение чужих рук, а голова разламывалась от нерешенных вопросов. Почему над Шантелье нависла беда?!. За что страдает Жак?!. Его ищут полицейские?!.
- Ну как, получила ответ из Одессы? - спросила мадам Дюбуа, чтобы отвлечь Мадлен от того, что произошло, и принялась за вязание; она вечно что-нибудь вязала; к этому тоже приучил ее покойный муж, который был домоседом и любил, чтобы жена сидела подле него.
Мадлен отрицательно покачала головой.
- Вот увидишь, и не ответят! Они боятся иметь с нами дело!.. Когда они приезжают в Париж, то даже боятся ходить по нашим улицам!.. Их возят в автобусе.
- А чего они боятся? - удивилась Мадлен.
- Разве ты не знаешь? - воскликнула мадам Дюбуа. - Ведь в России постоянный голод!.. Они даже не пьют кофе! - В ее представлении это было крайней степенью нищеты. - А их дети не ходят в школу!..
- Почему?
- И школ мало, и ходить им не в чем! У них нет ботинок! А потом детей там заставляют работать бесплатно…
- Неужели бесплатно?..
- Ну да! Только чем-нибудь покормят! Представляю себе, как они испугались, когда получили письмо из нашего свободного мира!.. Впрочем, они, наверно, его и не получили! Все письма у них задерживает полиция!..
- А как же Артек? - спросила Мадлен.
- Какой Артек? - удивилась мадам Дюбуа.
- Жак рассказывал, что на Черном море есть лагерь, куда летом приезжают ребята со всего мира. И там они дружат с русскими ребятами!..
Мадам Дюбуа пожала плечами.
- Может быть!.. Но это все хитрости! Коммунисты создают что-то хорошее в одном месте, а потом кричат, что у них всюду так хорошо!.. А если кто-нибудь хочет их проверить, его тут же обвиняют в шпионаже и посылают в Сибирь!..
- А отец Жака говорит, что в России нет капиталистов!.. - сказала Мадлен, отпивая из чашки кофе.
Мадам Дюбуа вскинула брови.
- Ну, а я что говорю?.. Там все бедные!..
Мадлен замолчала. Несколько минут она молча следила за короткими, пухлыми пальцами мадам Дюбуа, которые удивительно легко и ловко двигали вязальным крючком.
- А месье Шантелье честный человек! - вдруг произнесла она, как бы отвечая своим мыслям.
Мадам Дюбуа усмехнулась и на мгновение перестала вязать.
- Но он хочет меня разорить!.. - Она перехватила удивленный взгляд Мадлен. - Да, да, - повторила она, - он хочет меня разорить! Он считает - если я имею свою лавку, значит, я уже капиталистка! А я ведь бедная женщина и едва свожу концы с концами!.. Нет, Мадлен!.. Если коммунисты придут у нас к власти - все погибнет!.. Разве это честно, отнять у человека дом и не заплатить ему ни одного франка?
Мадлен вздохнула. Мадам Дюбуа умело нажала на самое больное место. Ведь если бы сбылась бабушкина мечта и она получила бы деньги за свой дом, их семье стало бы легче жить. Отцу не пришлось бы столько работать, а она, Мадлен, смогла бы учиться пению.
Вскоре мадам Дюбуа заторопилась. Она каждый вечер ходила играть в карты к жене владельца бара Далишана. Когда Мадлен вышла во двор, в окнах ее квартиры было по-прежнему темно, не горел свет и у Шантелье. Мадлен постояла немного и пошла к Марии.
Вдруг сзади ее окликнули. Она узнала голос Мориса Шантелье. Мадлен бросилась к воротам ему навстречу. Высокий, чуть сутулый, в темном пальто, он казался спокойным. Только в прищуре его глаз жила затаенная тревога.
- Дядя Морис, у вас были полицейские!.. - быстро заговорила Мадлен. - Они делали обыск…
И, волнуясь, она сбивчиво рассказала о том, как увидела тени людей в его квартире, как крикнула «Воры!» и как Шарль ее защитил от человека в плаще. Шантелье слушал, покусывая губы.
- Теперь я все понимаю! - проговорил он. - Не случайно, значит, меня задержали по дороге, обвинили в том, что я нарушил правила уличного движения, и два часа продержали в полиции. Это был сговор! - Он усмехнулся. - Но только зря старались!.. Ничего интересного для себя они найти не могли…
- Они унесли какой-то сверток, - сказала Мадлен. - Я видела, как один из них прятал его под плащом!
- Может быть, это были мои старые черновики статей?!. - Улыбка осветила лицо Шантелье, но сразу же исчезла, как только Мадлен спросила про Жака.
- Спасибо твоему отцу!.. - сказал Шантелье. - Он приезжал ко мне! С его помощью мы напали на след!..
Он кивнул Мадлен и зашагал к подъезду.
Как будто тяжелый камень упал с души Мадлен, так легко сразу стало ей от этих слов. Она подпрыгнула на месте и быстро заскакала на одной ноге к подъезду, в котором жила Мария. Надо скорее поделиться с Марией этой новостью!.. Но не успела Мадлен добраться до подъезда, как чья-то рука схватила ее за плечо, и она услышала голос бабушки:
- Идем домой, Мадлен! Мария уже, наверно, уложила своих ребят, и тебе там делать нечего!
Но и сухой тон бабушкиных слов не смог сейчас испортить Мадлен настроения. Перескакивая с одного события на другое, она принялась рассказывать бабушке все, что произошло сегодня. Бабушка часто прерывала ее, заставляя вспоминать подробности. Особенно интересовал ее обыск у Шантелье.
Однако когда Мадлен с радостью сообщила ей, что отец ездил к Шантелье, ее любопытство сменилось гневом.
- Это просто невозможно! - воскликнула она. - Сейчас не такое время, чтобы можно было общаться с коммунистами!.. Он поступил как глупый мальчишка!.. Ему от меня сегодня за это хорошо достанется!..
- Бабушка, милая!.. - обняла ее Мадлен. - Папа ведь должен был сказать правду!.. Надо спасать Жака!..
Сердце старухи невольно смягчилось. Властная и строгая, она не могла долго сердиться, когда Мадлен обращалась к ней с лаской.
- Конечно, Жак ни в чем не виноват! - вздохнула она. - Ну ладно, ладно, не проси. Не буду пугать твоего друга!..
Отец вернулся поздно вечером. Мадлен уже спала. А когда она проснулась рано утром, на столике у ее кровати лежала записка: «Мартышка! Я все сделал, как ты приказала. Теперь мое сердце чисто. Твой жираф».
Жирафом Мадлен прозвала отца, когда еще была совсем маленькой. Он казался ей тогда невероятно высоким.
- Что ты ему приказала? - полюбопытствовала бабушка.
Мадлен улыбнулась.
- Он обещал сделать мне подарок!
- Ты, наверно, считаешь меня дурочкой! - обиделась старуха. - Что ж, теперь я тоже буду иметь от тебя тайны!..