В крепости Утгард нет времени. Иногда физически ощущаешь, что время из Межзеркалья исчезло вовсе. Это не волнует ни стражников, которые, звеня ключами, в ожидании конца смены ходят по крепостным коридорам мимо моей камеры, ни узников, большинство из которых не волнует уже ничего вообще. Ни серое небо, которое всё так же исторгает из своей утробы снег и незаметно вытягивает души и разум, - а со мной НИЧЕГО не происходит. Просто как один долгий зимний вечер в поместье. Быть может, я сошла с ума, но мне кажется, что я вернулась домой. Это значит только одно: что у меня давно уже нет души. Она исчезла где-то там, в кровавом мареве разбитого зеркала. Наверное, её не было уже тогда, когда я в последний раз была в Утгарде. Но теперь у меня не осталось ничего вообще, даже верности моему хозяину.
Я отворачиваюсь к стене и провожу пальцами по отсыревшему камню. Мне всё равно, здесь я или в спальне Близзард-Холла. Если вспомнить всё, что прожито и ушло, то ЖИЗНЬ - это все те яростные схватки, до победы или конца.
Это боль, пламя и пепел.
Это подвалы чужих домов и эти вот бездушные стены.
Это огни облав и арестов и окрик "Стоять!" в спину.
Это кабинеты следователей и вкус крови на губах.
Это счастье подчинения и наслаждение властью.
Это кровавые пятна на заснеженной земле и накрывающее меня чёрное марево болевого удара.
А всё остальное - прах.
"...Нам никогда не стать теми, кем мы должны были..."
Тот, кто больше десяти лет был волком, никогда не станет домашней собакой чистых кровей.
По коридору проходит стражник.
... Ледяная стена прибоя...
"... - В Шотландии холодно...
... - Зато здесь тепло, миссис Монфор..."
Как один долгий зимний вечер. Нет почти ни одной мысли, почти ни одной эмоции.
"Так странно" - "Пойдёмте, миссис Монфор"
"Помнишь? " - "Помню"
А всё остальное сгорело в персональном аду моего сознания. Предсказания - неточная штука. Но я точно знаю, что у меня уже есть билет на экспресс, следующий по маршруту крепость Утгард - преисподняя.
Я не знаю, где Эдвард. Порядки здесь те же самые.
И тот же самый каменный стакан - один час, раз в три дня.
Таким образом я узнала, что напротив меня обитает Дориш.
Он увидел меня первым.
- Близзард.
Глаза - без малейшего признака безумия, холодные, как снежное небо. И я вдруг понимаю, что у него тоже нет души, и ему больше нечего терять.
- Ты?! Госпожа наместница... - его взгляд оценивающе окидывает мятое, но дорогое платье и помимо воли останавливается на плече. - За что?
- За дело, - отвечаю я.
- Хорошо я тебя тогда, - равнодушно говорит он, глядя на моё лицо. - Что произошло? Убивать разучилась?
Мне становится смешно. Я не испытываю к нему никаких чувств - ни злости, ни ненависти. Потому что мы оба здесь. И мы оба - люди без души, которые не видят в зеркале ничего, кроме красной пелены. Хорошо, что тут нет зеркал.
Начинает сыпать снег. От противного низкого неба, нависающего над двором, словно крышка, веет холодом безумия и смерти. Но для меня это просто как лёгкий бриз. Над ледяным прибоем. Под колючими иглами звёзд.
- А ты, Дориш? Тоже разучился? Такие нужны. Там, - и я киваю в сторону, туда, где остался мир вне зеркал.
- Там нужны рабы. Как ты, - говорит он. - Долго думала, прежде чем Клятву новому хозяину принести?
- Вообще не думала. - И это правда. Ни в первый раз, ни во второй.
- А я не принесу. Не лягу ни под этого, ни под другого. Ни под какого.
Наверное, правда не ляжет. Я не знаю. Мне не понять. А ему никогда не понять меня. Да мне и наплевать по большому счёту. Я только вижу, что глаза у него звериные и вместо души такая же, как у меня, пропасть. "Сволочь полукровая", - думаю я - совершенно равнодушно, скорее, по привычке.
- Утопил бы я тебя в твоей крови, Близзард, - говорит он. - И всех вас вместе взятых.
Я поворачиваюсь к нему спиной.
- Может, когда-нибудь встретимся, - говорит он мне вслед.
"Нет, Дориш. Вряд ли. Если только в аду", - думаю я. Или даже не думаю - знаю.
Мы стоим на скалистом берегу острова, и я ощущаю, слышу, чую этот прибой, который беспрерывно сопровождает меня последнее время в моих сновидениях. Стражники привели сюда нас обоих, и я в первый раз с того рокового дня вижу Эдварда.
И мне вдруг становится страшно. Потому что я знаю, что у него, в отличие от меня, есть душа, и я представляю, что он чувствовал в этом мире отражений.
Мы стоим далеко друг от друга. Он поднимает на меня глаза и улыбается, беззвучно произнося моё имя. Почему-то необычно коротко - но, Создатель, как знакомо... Где я видела это? Не Ядвига - Ядзя... А солёные брызги ледяного моря, наверное, ещё не долетая до земли, превращаются в льдинки.
Сквозь рваные тучи проглядывает луна, та же самая луна, что светит там, вне зеркал; она уже почти зашла в тень земли, и её серп имеет зловещий, багровый цвет.
Я только теперь замечаю, как холодно. От ветра или от ощущения надвигающейся смерти? Я не знаю. Не знаю, что может помешать убить нас обоих после того, как хозяин получит желаемое. Или оставить здесь навсегда. Я не знаю, как скоро он простит меня и простит ли вообще. В этот раз наказание за глупость может оказаться вечным.
Он появляется вместе с Леной и сэром Бертрамом Фэрли. Наверное, они с ним по той же причине - чтобы не убить нас раньше, чем это станет необходимо.
Я вижу глаза Лены, правильную линию её носа, знакомый изгиб губ и вспоминаю всю ту боль и наслаждение, которые дарили мне разделённые с нею отражения. Она тоже смотрит на меня - глаза в глаза - и молчит.
"Близзард"
"Легран"
"Помнишь?" - "Помню"
Сэр Бертрам еле сдерживается, так ему неприятно быть здесь, он то и дело смотрит на чёртово небо - тогда как она совершенно спокойна. Стражники разворачиваются и молча исчезают в направлении крепостных стен.
- Думаю, с тебя хватит, Близзард, - говорит хозяин. - Ты можешь возвращаться в поместье.
Будто тяжеленные ледяные глыбы падают на меня сверху и заваливают с головой, не давая дышать. "Перо и бумагу" - "Ведь скучно, Близзард" - "Принесли ли новую газету милорду?" - "В Шотландию, Близзард?" - "В Шотландию..."
Куда?! В поместье? В чёртов дом с рождественской открытки, окружённый пушистыми белыми сугробами? Туда, где за окном падает снег, а трюмо отражает только клубящуюся кровавую дымку? И я буду снова раз за разом в ярости разносить его вдребезги, но в новом зеркале увижу то же самое. И вот тогда я буду идти и убивать, потому что иначе я свихнусь и утону в этом чёртовом снегу, как в жидкой каше...
- Мистер Монфор согласен с условиями сделки, - говорит хозяин.
Эдвард смотрит мне прямо в глаза и чуть-чуть улыбается, как будто хочет сказать: "Иди, всё будет хорошо".
"... - В Шотландии холодно...
... - Зато здесь тепло, миссис Монфор..."
- Пойдём, Близзард, - говорит Лена и подходит ко мне.
И тут я понимаю, что идти некуда. Мой путь заканчивается здесь, в Межзеркалье, на каменных утёсах острова Утгард, потому что в моём мире мне места нет. В мире, где ветер когда-то срывал со стен старые пожелтевшие обрывки объявлений Сектора со словом "Разыскивается". И гнал их по брусчатке Ночного переулка, как прошлогодние листья...
"...Нам никогда не стать..."
Из волка уже не сделать домашнюю собаку.
Ледяная стена прибоя разбивается о скалы.
"Помнишь?" - "Помню"
И боль...
Поцелуй Легран.
"Вы не спите, мистер Монфор?"
И кровь...
Божоле и корица.
"Приговаривается к пожизненному"
Полная луна над башнями.
И пепел...
"Близзард?" - "Легран?"
Осколки зеркала.
"Зато здесь тепло, миссис Монфор"
"Помнишь?" - "Помню"
И тогда я вдруг понимаю, как должна поступить. "...Ключевое слово "отметил", - вспоминаю я голос Картера - передо мной появляется его сухощавое лицо, и губы произносят это... Ключевое слово... Ключевое слово "добровольно"... Я где-то уже слышала о таком, совсем недавно... "Я уже говорил тебе: названная вещь обретает форму, произнесённая Клятва становится твёрже алмаза"... Он сказал, добровольно... Сила обычных слов, просто произнесённых вслух... Добровольно произнесённых вслух...
Будущее принадлежит не мне, меня там нет. Я принадлежу прошлому, так же, как и те клочки объявлений с казёнными фотографиями и утгардскими номерами. Я остаюсь здесь, а Эдвард должен идти дальше. Надо всего лишь сказать. Главное успеть.
Я вырываюсь из рук Лены и одним прыжком преодолеваю расстояние, отделяющее меня от Эдварда.
Ведь мы связаны неразрывной цепью. Мы делили на двоих слова супружеской клятвы. А потом делили годы крови и смерти.
- Добровольно отдаю тебе...
- Нет! - раздаётся сзади, но я успеваю.
- ...свою жизнь и всю себя...
Восхитительная вещь боль - почему-то только в груди - резкая и пронзительная, словно в сердце вошёл стилет. И хрустальный звон, будто лопнула туго натянутая струна.
Нет, мгновенная смерть ничто - по сравнению с болевым ударом, чарующим, пьянящим. Он не даёт мгновенной смерти. И поэтому после того как меня отбрасывает на землю и распадается серебряная нить связи, я вижу и понимаю краем затухающего сознания, как с моря налетает стремительный шторм ледяной воды, ветра и снега. И - как о скалы - разбивается о невидимую стену, распадаясь на безвредные брызги. Порывы шторма атакуют маленький остров, словно бы стремясь смести его с лица земли. Грязные тучи клубятся в потемневшем небе, выбрасывая копья молний. Эдвард поднимает голову, и я почти что вижу прозрачную преграду, которая теснит разбушевавшуюся стихию всё дальше и дальше, не давая ей даже приблизиться к кромке берега. И вот волны успокаиваются, словно приглаженные ладонью, и прозрачная стена продвигается к горизонту, унося с собой колючий снег и ледяные брызги. А на небе появляется тонкий серп выходящей из тени луны.
А Эдвард подходит к хозяину, и тот медленно снимает с пальца и отдаёт ему старинный перстень с чёрным камнем.
А потом я уже ничего больше не вижу.
Снеговые тучи уходят на север, и на небе появляется солнце. По подтаявшему насту, осторожно озираясь, идут две девушки. Они жмурятся и прикрывают глаза рукой, словно отвыкли от солнечного света, и он причиняет им боль. Наконец доходят до решётчатой ограды и продолжают идти вдоль неё, касаясь пальцами прутьев. Оказавшись перед воротами, будто не веря себе, некоторое время в оцепенении стоят, а потом открывают створку и выходят наружу.
Сначала они передвигаются медленно, словно слепые, но потом всё быстрей и быстрей, и вот уже бегут, скользя в талом снегу.
За небольшим лесом вьётся через поля дорога. На обочине стоит покосившийся указатель с надписью "Нью-Кастл. 20 миль". Дорога пустынна, и девушки в растерянности останавливаются у столба, а потом выходят на асфальт и, взявшись за руки, идут в сторону Нью-Кастла. Вскоре раздаётся шум мотора, и их нагоняет облезлый фермерский грузовичок.
Старик с шотландской фамилией, которую они тут же забывают, долго удивляется про себя их непривычной одежде и тому, что прислуге из богатого дома, каковых в окрестностях он, к слову сказать, не знает, похоже, всё равно, куда ехать. Он довозит их до города и какое-то время не уезжает, глядя, как они идут, озираясь и поминутно всматриваясь в лица прохожих. Но вот девушки скрываются вдали, и старик заводит мотор, качая седой головой и размышляя о том, что его внукам, слава Богу, не надо наниматься в богатые поместья, потому что тогда на выходные пришлось бы ездить незнамо откуда, так как поблизости таких поместий нет.
Пропитавшийся кровью шёлк липнет к ногам. Лена встаёт на колени, рядом с этим ублюдком, и наотмашь бьёт по лицу. Голова лежащего безвольно болтается из стороны в сторону.
- Готов, - говорит Макрайан. - Вроде бы. Попробуем водой отлить?
- К чёрту, - Лена останавливается. - Просто очередное дерьмо.
- С-с-сука, - Макрайан со всей силы бьёт валяющегося в бок - раз, другой, потом отшвыривает к стене, где тот и остаётся.
Лена подносит руку к лицу и с наслаждением вдыхает аромат чужой крови. Пальцы касаются губ, и ей вдруг на мгновение кажется, что Близзард тут, совсем рядом.
Она вздрагивает и ударяет кулаком в пол, сдирая кожу о камень, покрытый слоем крови и грязи. Вот так, больней, ещё больней.
Макрайан проходится по подземелью, оценивающе разглядывая тех, кто, сжавшись в комок, сидит за стальными прутьями камер. Маленький филиал Утгарда, их собственный, чёрт дери, парк развлечений. Его перстни с глухим звоном касаются решёток, и этот звук заставляет Лену поднять голову. Она не может так. Слишком мало боли. Нет Близзард. Им надо было просто находиться рядом, деля пополам счастье и ужас. Самая изощрённая пытка. И самое изысканное удовольствие. А теперь ничего этого нет.
Макрайан начинает обратное движение. Выбирает. Какая разница, кто? Весь этот скот через час всё равно превратится в груду мяса и костей.
Лена ещё выше закатывает рукава, вытерев руки о подол. Где ты, Близзард?
- Макрайан, - говорит Лена неожиданно севшим голосом. Он оборачивается. - Подойди.
Он подходит. Она пошире раздвигает ноги и задирает юбку. Белья на ней нет. Прищуренными глазами смотрит, как он приближается и рукой проводит у неё между ног. Массивные перстни причиняют боль. Дыхание у него сбивается, когда он чувствует, что она возбуждается.
Макрайан имеет её грубо, зло, по-звериному. Недоноски за решёткой смотрят - как приятно. На этом свете им такое уже не грозит. Пусть посмотрят, прежде чем превратиться в куски мёртвой плоти.
Она проводит рукой, испачканной в крови, по его лицу.
- Что ты делаешь? - говорит Макрайан. Не нравится, наверное.
А Близзард бы понравилось.
Не то. Всё не то.
- Просто бей. Ударь меня, - говорит Лена, и он послушно даёт ей пощёчину.
- Сильнее, - уже почти кричит она, и он тоже входит в раж и осыпает её градом ударов. Перстни уродуют нежную кожу, оставляя кровоточащие полосы. Как у Близзард. Только эти не страшны, их Лена залечит, когда насладится. Или успокоится. Или справится со слезами.
- Лена? - спрашивает Макрайан, останавливаясь.
- Я не Лена, Уолли, я Легран, - кричит она, и Макрайан пятится. - Легран - и всё! - И она опять ударяет кулаком в отсыревшую стену, понимая, что всё произошедшее не принесло ей никакого удовлетворения.
- Я скучаю, Уолли, - наконец, говорит она. - И я снова хочу почувствовать себя живой.
- Погоди, я притащу кого-нибудь, - Макрайан натягивает приспущенные штаны и идёт по направлению к ближайшей решётке. Чёрт разберёт этих женщин, думает он, выволакивая из угла какую-то человечью девку. Он даёт ей в зубы и пинком отправляет к Лене.
- Всех, - говорит вдруг та.
- Здесь примерно двадцать человек. Справишься? - шутит он.
Она вытягивает руку клеймом вверх.
- А это ты видел? - говорит она и усмехается.
- Чёртова утгардская убийца, - он понимает юмор. Но уморить всё подземелье за одну ночь?
- Всех, - ещё раз повторяет Лена, хватает эту девку за волосы и ударяет о каменную стену. Та вскрикивает и валится на пол. Как та полукровка в тюремном дворе крепости Утгард, которую Макрайан шарахнул башкой о стену, только потому, что она косо посмотрела на кого-то...
- Тебе бы понравилось, Близзард, - говорит Лена.
И в тяжёлом воздухе подземелья разливается чарующий аромат Божоле и корицы...
Весну сменяет лето, потом осень. Решётку забора оплетает дикий виноград, он отцветает, а потом желтеет и высохшим невесомым телом всё ещё цепляется за прутья ограды, когда с неба начинает падать снег.
Большая белая волчица выходит из леса и застывает, прислушиваясь. Шёпот ветра, писк полёвки под снегом, шелест ветвей деревьев...
Она торопится. Её ждёт человек, который выкормил её. У него странные глаза и добрые руки. Она любит, когда он гладит её голову. Большую голову с чуткими ушами и зажившими шрамами с левой стороны морды. Откуда они взялись, она почему-то не помнит, а спросить не может. Наверное, она с кем-то подралась.
Человек в очках живёт в большом доме за лесом. Ему нравятся странные цветы, которых в лесу нет, и не нравится метель. Ей тоже не нравится метель, потому что она мешает охотиться.
Зато они любят полную луну и друг друга.
Волчица поводит ушами. Ветер становится сильнее. Она слышит - человек ждёт её. И она бежит к приоткрытым воротам.
Шуршит на ветру высохшая плеть дикого винограда.
"Стоять?" - "Нет, не стоять"
Она проскальзывает в ворота и скрывается за стеной летящего снега.