А. С. Алексеев
ИЗ ЧЕГО И КАК ВЫРОСЛО ХРИСТИАНСТВО?
Продолжение
Начало в № 4, 2004 г.
Эпизод 1:
женщины находят гроб Господень пустым
Иисус умер в пятницу перед Пасхой и сразу же был похоронен. В праздничный субботний день не происходит ничего важного. С окончанием субботы, на рассвете того дня, который мы именно в память этих событий зовем «воскресеньем», к пещере с гробом Иисуса приходят женщины, чтобы в соответствии с обычаем умастить тело покойного. Все евангелисты упоминают этот факт, однако расходятся как в именах женщин, так и относительно того, что именно они увидели.
Согласно Марку, женщин, пришедших к гробнице, три: Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломея. По дороге они размышляют, сумеют ли сдвинуть камень, закрывающий вход в гробницу, однако, придя на место, обнаруживают, что камень отвален. Они заходят внутрь и видят юношу в белой одежде, сидящего с правой стороны гроба. Почему-то это приводит их в ужас, но юноша успокаивает их и, показывая на пустой гроб, говорит, что Иисус воскрес. Еще он велит женщинам передать апостолам и лично Петру, что воскресший Учитель будет ждать их в Галилее.
У Луки картина та же с некоторыми отличиями в деталях. Среди женщин, пришедших к гробнице Иисуса, он называет опять же Марию Магдалину, какую-то Иоанну, еще одну Марию — мать Иакова, «и других с ними». Видя камень отваленным, женщины заходят в гробницу и находят гроб пустым. В этот момент перед ними предстают «два мужа в одеждах блестящих», возвещающих воскресение Иисуса.
Иоанн не упоминает никаких женщин, кроме Марии Магдалины. Поскольку Иоанн находился в числе апостолов, которым Мария Магдалина сообщила об увиденном, он передает то, что слышал от нее самой — единственной несомненной свидетельницы. Его слова кратки: «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба». Никаких юношей в белом или мужей в блестящих одеждах.
Зато у Матфея картина расцветает яркими красками. На рассвете к гробнице Иисуса приходят две женщины — Мария Магдалина и другая Мария, мать Иакова и Иосии. Здесь же находится стража, охраняющая гробницу, — деталь, отсутствующая у других евангелистов. На глазах стражников и пришедших женщин происходит землетрясение, и с небес спускается ангел, который отваливает камень и усаживается на него. «И вид его был как молния, и одежда его бела как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые». Игнорируя обалдевших стражников, ангел сообщает женщинам о воскресении Иисуса и передает указание ожидать его в Галилее.
Как ведут себя женщины?
В Евангелии от Луки они выслушали мужей в блестящих одеждах и, «возвратившись от гроба, возвестили все это одиннадцати и всем прочим».
В Евангелии от Марка они так напуганы, что ничего никому не рассказывают. Что их напугало, — неужели юноша в белых одеждах? В тот же день Иисус сам является Марии Магдалине, изгнав из нее семерых бесов. (Этот факт стоит отметить: он свидетельствует, что Мария Магдалина — одержимая, женщина с неустойчивой психикой.) Лишь после этого она — она одна! — идет и возвещает об увиденном «бывшим с Ним, плачущим и рыдающим».
Матфей, описав случившиеся чудеса, о реакции женщин не сообщает ничего: видимо, они все воспринимают как должное. Когда женщины возвращаются от гробницы, Иисус по дороге является им и подтверждает слова ангела о том, что будет ждать апостолов в Галилее. Женщин, только что бестрепетно переживших землетрясение и схождение ангела, это также нисколько не пугает; они идут и оповещают о происшедшем учеников Иисуса. Между тем стражники, подкупленные первосвященниками, заявляют, что тело распятого Иисуса выкрадено учениками.
Эпизод 2:
Петр и Иоанн у пустого гроба
Мы остановились на том, что Мария Магдалина (по Марку) или все женщины скопом (по Матфею и Луке) сообщают о виденном и слышанном апостолам. Как ведут себя эти последние, услышав о воскресении Учителя?
Марк и Лука констатируют, что апостолы женщинам не поверили; однако Лука добавляет к этому, что Петр, услышав слова женщин, бегом побежал к гробнице и в самом деле нашел ее пустой. У Иоанна этот эпизод выписан в деталях.
По его словам, Мария Магдалина первоначально оповестила не всех апостолов, а лишь Петра и самого Иоанна, которые, видимо, находились в этот момент вместе. «Итак бежит (Мария Магдалина), и приходит к Симону Петру и другому ученику, которого любил Иисус (так Иоанн именует себя самого), и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили его». Юноша, мужи, ангел, стражники, землетрясение, явившийся ей Иисус, изгнавший семерых бесов, — ничего этого нет в словах Марии Магдалины, лишь констатация того факта, что тело Иисуса унесли.
Дальнейшие действия Петра и свои собственные Иоанн описывает очень четко: «Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу. Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый, и наклонившись увидел лежащие пелены; но не вошел. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит пелены лежащие и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте. Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал». Как видим, Иоанн помнит даже то, что платок лежал отдельно от одежд.
Эпизод 3:
Мария Магдалина у пустого гроба
Далее Иоанн рассказывает, как они с Петром возвратились к себе, Мария же стояла у пустого гроба и плакала. При этом она наклонилась и увидела двух ангелов там, где раньше было тело Иисуса. Они спрашивают, почему она плачет. «Унесли господина моего, и не знаю, где положили», — жалуется Мария. В этот момент она оглядывается и видит стоящего рядом мужчину. «Что ты плачешь и кого ищешь?» — спрашивает он, и Мария, уже не обращая внимания на сидящих в гробу ангелов, заговаривает с этим человеком, которого принимает за садовника. «Если ты его вынес, — говорит она, — скажи мне, куда положил, и я его возьму». Но человек произносит: «Мария!»; она внезапно узнает Его, вскрикивает «Учитель!» и бросается к Нему, но он просит ее не прикасаться, а идти «к братьям Моим» и рассказать, что он восходит к Отцу. И вот после этого-то Мария идет и рассказывает об увиденном остальным ученикам.
Откуда Иоанн мог знать об этом эпизоде, которого не знают другие евангелисты? Конечно, от самой Марии Магдалины — единственной свидетельницы этого чуда.
Эпизод 4:
на дороге в Еммаус
Дальше события развиваются в следующем порядке.
Об апостолах, не поверивших Марии Магдалине, Марк кратко сообщает: «После сего явился (Иисус) в другом образе двум из них на дороге, когда они шли в селение, и те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили».
Лука рассказывает тот же эпизод значительно подробнее. Он называет по имени одного из этих двоих — Клеопу (племянник матери Иисуса, сын ее сестры, тоже Марии), и селение, куда они идут, — Еммаус, в шестидесяти стадиях от Иерусалима. В пути к путникам присоединяется какой-то человек, которому они рассказывают о смерти учителя и о крушении своих надежд: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло».
Это одно из двух мест в Новом Завете, дающее представление о смятении учеников Иисуса после его казни. Они жаждут чуда — прямого и явного. Их учитель, сын и помазанник Божий, должен был сразу после земной смерти явиться в силе и славе; и вот уже третий день, а его все нет! Если бы это настроение не удалось переломить, история христианства кончилась бы, не начавшись.
Прохожий утешает взволнованных рассказчиков, приводя слова Писания о том, каким образом надлежит явиться Мессии. Возле Еммауса он хочет их покинуть, но затем дает себя уговорить и остается с ними. Во время трапезы он берет хлеб и, благословив, подает им. «Тогда открылись у них глаза и они узнали Его; но Он стал невидим для них».
Эпизод 5:
явление Иисуса Петру
Последствия предыдущего эпизода Лука описывает следующим образом: «И вставши в тот же час, возвратились в Иерусалим, и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что господь истинно воскрес и явился Симону». Похоже, поворот в их сознании начался. Они могли не поверить Клеопе и его спутнику, как не поверили Марии Магдалине, но не верить Симону Петру… Однако другие евангелисты об этом видении Симона не сообщают, Марк же просто отмечает, что товарищам, вернувшимся из Еммауса, апостолы не поверили.
Эпизод 6:
явление Иисуса одиннадцати апостолам в Иерусалиме
Явление Иисуса Симону Петру упоминается в Первом послании коринфянам апостола Павла, но мимоходом: Иисус «явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых (послание написано спустя почти три десятилетия после Воскресения. — А. А.), а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам».
По свидетельству Марка, апостолы уверовали в Воскресение Иисуса после того, как он явился им всем вместе. «Наконец явился самим одиннадцати, возлежащим, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его не поверили. И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы.
После этого Он вознесся и воссел одесную Бога».
Отметим, что речь не идет о полетах по воздуху или удивительных превращениях. Иисус просто подтверждает дарованные прежде апостолам способности, подобные тем, которые тысячелетиями демонстрируют факиры и целители.
По версии Луки Иисус появляется в собрании апостолов в момент, когда двое их собратьев, вернувшись из Еммауса, рассказывают о своей удивительной встрече. «Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди их и сказал: мир вам». Они пугаются, думая, что видят духа, но он уверяет их, что они ошибаются, дает пощупать свои руки и ноги, даже ест с ними печеную рыбу и сотовый мед. Возлагая на апостолов бремя проповеди, Иисус, однако, велит им «оставаться в городе Иерусалиме, пока не облекутся силою свыше», после чего возносится на небо.
В Евангелии от Иоанна данный эпизод дробится на два. В первый раз Иисус является в собрании апостолов вечером, когда они сидят взаперти, опасаясь нападений иудеев. Иисус появляется среди них во плоти, дует на них и говорит: «Примите благодать Духа Святого». Апостол Фома Дидим (Близнец) в это время отсутствует. Когда он приходит, остальные рассказывают ему, что видели Учителя воскресшим, но он им не верит. По прошествии же восьми дней Иисус является апостолам вторично; на этот раз Фома находится вместе со всеми и имеет возможность убедиться в своей неправоте.
В «Деяниях Апостолов», написанных Лукой, видимо, значительно позже соответствующего Евангелия, говорится уже не об одном и не двух явлениях Иисуса собранию апостолов, а о целой серии. В продолжении сорока дней после гибели на кресте Иисус является апостолам близ Иерусалима на горе Елеонской (Масличной), проповедуя им о царствии небесном. «И собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня; ибо Иоанн крестил водою, а вы через несколько дней после сего будете крещены Духом Святым».
Здесь отметим следующие моменты. Во-первых, в отличие от других евангелистов, Лука как в Евангелии, так и в «Деяниях» подчеркивает, что Иисус не велел апостолам отлучаться из Иерусалима. Во-вторых, Иисус обещает большие перемены (крещение Святым Духом) в кратчайший срок — в течение нескольких дней. В-третьих, в арамейском языке, на котором говорили в Палестине, слово Руах (Дух) женского рода, и, таким образом, помимо Бога Отца как бы подразумевается Мать.
Ученики спрашивают воскресшего Иисуса о том, что волнует их больше всего: «Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?». Он же отвечает, что не их дело знать точные времена и сроки; достаточно того, что, приняв Дух Святой, они станут Его свидетелями «в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Поведав это, Он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их».
Итак, главное сказано: апостолы должны не ждать, а действовать. Явившиеся два мужа в белой одежде (еще одна параллель с Евангелием от Луки) удостоверяют Вознесение и грядущее Его возвращение.
Марк, в отличие от Луки, ничего не говорит о том, что Иисус велел апостолам оставаться в Иерусалиме. Его Евангелие завершается тем, что Иисус, наставив апостолов, возносится на небо и садится одесную Бога Отца.
Эпизод 7:
явление Иисуса апостолам в Галилее
У Матфея явление Иисуса апостолам перенесено в Галилею, куда они, согласно данным через женщин указаниям, отправляются. Является им Иисус тоже на горе: «и, увидевши его, поклонились Ему, а иные усумнились». Он же повелевает наставлять все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, соблюдать все, чему он их научил, и заверяет в неизменной поддержке: «Я с вами во все дни до скончания века».
Иоанн подтверждает, что Иисус являлся ученикам в Галилее. Сообщив, что Иисус сотворил там много чудес, Иоанн переходит к описанию событий на Геннисаретском озере.
«Были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Заведеевы (т. е. сам Иоанн и его брат Иаков. — А. А), и двое других из учеников его». Они отправились в лодке ловить рыбу, но ничего не поймали. «А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус». Руководствуясь его советами, они наловили очень много рыбы. «Тогда ученик, которого любил Иисус, сказал Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждой, — ибо он был наг, — и бросился в море; а другие ученики приплыли в лодке, ибо они не далеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою». При этом никто не осмеливался ни о чем спросить удивительного советчика: они просто знали, что перед ними Господь.
Далее следует совместная трапеза, во время которой Иисус спрашивает Петра: «Симон Ионин, любишь ли ты меня больше, чем они?» Петр подтверждает это. «Паси агнцев Моих», — говорит ему Иисус. Это повторяется трижды. Затем Иисус говорит Петру: «Истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состареешься, то прострешь руки твои, и другой тебя препояшет и поведет, куда не хочешь». По мнению Иоанна, этими словами Иисус дал понять, что Петра ждет казнь. Затем Иисус пригласил Петра отойти с ним в сторону, Иоанн же самовольно пошел за ними, чтобы узнать и свою участь. Заметив его, Петр спросил Иисуса: «Господи, а он что?» (то есть — а с ним что будет?). Но Иисус ответил: «Если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за мною».
Когда Иоанн писал свое Евангелие, он был уже глубоким стариком, и его очень волновало, что означали эти слова Учителя: «И пронеслось слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до того?».
С ЧЕГО НАЧИНАЛАСЬ
АПОСТОЛЬСКАЯ ПРОПОВЕДЬ
Основным источником сведений о дальнейших событиях служат «Деяния апостолов». Можно считать общепризнанным, что их автором является евангелист Лука; однако из самого текста видно, что большую часть сведений он почерпнул из рассказов старших товарищей, и лишь окончание написано им как очевидцем событий. Сохранились также многочисленные послания апостолов, но большинство их содержат очень мало сведений исторического характера.
В «Деяниях», как и в своем Евангелии, Лука не упоминает о том, что апостолы после смерти и воскресения Иисуса посетили Галилею, и о том, что он им там являлся. По его версии, вернувшись с Масличной горы в Иерусалим, апостолы устроили совещание.
К этому времени решение, собственно, уже созрело. Когда произойдет возвращение Иисуса, неизвестно, но ведь он сам велел им не ждать, а действовать. Главное сейчас — сохранить общину и себя в качестве ее руководителей. Поэтому по предложению Петра решено созвать собрание ста двадцати учеников Иисуса для избрания двенадцатого апостола на место предателя Иуды Искариота. Впрочем, избрание не означает выборов. Руководители вносят две кандидатуры — Иосифа, называемого Варсавой, а по-латыни Юстом, и Матфия; жребий падает на Матфия.
Св. Климент, принадлежавший к поколению апостольских учеников (их еще именуют «мужами апостольскими»), писал: «Петр, Иаков и Иоанн, хотя и были особо Спасителем почтены, однако после Вознесения Спасителя не оспаривали друг у друга эту честь, но избрали епископом Иерусалима Иакова Праведного». В другом месте он же пишет: «Иакову Праведному, Иоанну и Петру Господь после Воскресенья передал знание, они же передали его остальным апостолам, остальные же апостолы семидесяти, одним из которых был Варнава».
Таким образом, выделяется руководящая тройка: Петр, Иоанн и Иаков Праведный. Относительно последнего известно, что он был братом Иисуса, однако среди христианских богословов существуют по этому поводу разногласия. Часть богословов отождествляют Иакова Праведного с Иаковом Алфеевым, апостолом из двенадцати. Но в «Деяниях» после перечисления апостолов сказано, что все они пребывали в молитве и молении, с женами и Мариею, Матерью Иисуса и с братьями его»; т. е. братья Иисуса явным образом отделены от апостолов. Многие богословы считает Марию «вечной девой» (родив Иисуса чудесным образом, позже она уже не рожала), поэтому Иакова предлагается считать двоюродным либо единокровным братом Иисуса. При этом ссылаются на то, что в арамейском языке слово аха (брат) употребляется и по отношению к двоюродным братьям. Однако Евангелия написаны по-гречески, а в греческом языке слово адельфос означает именно единоутробного брата.
Определенно можно сказать, что выдающуюся роль среди апостолов играл Симон Петр. Его фигура рисуется в новозаветных книгах достаточно живо, и именно поэтому она изначально подвергалась наибольшему обсуждению и осуждению.
В самом деле, отношение Иисуса к Петру двойственно. С одной стороны, Он говорит ему: «Ты — Петр, и на сем камне я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи от Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах». Но почему именно Петр? Ведь Иисусу прекрасно известна его склонность к компромиссам. Именно Петр отговаривал его идти в Иерусалим, навстречу предуготованной смерти, и, видимо, говорил очень убедительно, потому что Иисус вынужден был от него буквально открещиваться: «Отойди от Меня, сатана! ты мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». Сразу по смерти Иисуса Петр в соответствии с предсказанием Иисуса трижды отрекается от него, чтобы избежать ареста. Неудивительно, что еще в III в. философ Порфирий буквально плясал на костях Петра, перечисляя эти, с его точки зрения, несуразицы Евангелий.
Если мы будем, подобно греко-римским философам, руководствоваться чистой логикой, выбор Иисуса действительно выглядит странным. Впрочем, тогдашним критикам такой подход более простителен: ведь они, споря с христианами, не знали, что церковь Христова на много веков переживет и их и Римскую империю. Нам же сейчас, по прошествии двух тысячелетий, следует быть более понятливыми. Иисусу приходилось выбирать из того, что имелось под рукой. Да, апостолы не были ни идеальными глашатаями истины, ни даже безупречными исполнителями Его воли. Да, они были «христианскими жирондистами» (выражение А. И. Герцена), а отнюдь не якобинцами-монтаньярами. Однако именно они, несмотря на все их недостатки, сумели сохранить в веках его имя и дело.
Если бы Церкви суждено было утвердиться в мире в результате единовременного чуда, несовершенство Петра на этом фоне могло бы показаться недостойным. Но мы-то знаем, что торжеству христианства предшествовали столетия медленного роста, внутренней борьбы, гонений, ошибок и мучительных поисков истины. Представим себе, что бы произошло, если бы после Иисуса во главе иерусалимской общины оказались люди бескомпромиссные, жаждущие пострадать во имя Господа. Скорее всего, земная история церкви Христовой на этом бы и завершилась. Для того чтобы церковь выжила, ей требовалось постоянно искать средний путь между капитуляцией, отказом от исповедуемой истины и исповеданием столь неистовым, что неизбежно привело бы к ее физическому уничтожению. Так что выбор Петра на роль руководителя следует признать удачным — хотя бы потому, что победителей не судят.
Что касается Иоанна Заведеева, то он, судя по всему, почитался как любимый ученик Иисуса, однако стоял особняком по отношению к другим руководителям иерусалимской общины. После смерти (успения) Марии, матери Иисуса, которую тот во время крестной муки поручил его заботам, Иоанн отправился в Эфес, где им и были написаны сначала «Откровение» (Апокалипсис), а затем Евангелие.
Действовать активно апостолы начинают спустя семь недель после Христова Воскресения. На Пятидесятницу, собравшись вместе, они обращаются к народу, проповедуя грядущее воскресение праведников, уверовавших в мессианство и божественность Иисуса. Очевидно, выглядит это весьма странно, потому что некоторые принимают их за пьяных; Петр вынужден напомнить слушателям, что с рассвета прошло всего лишь три часа — кто же пьет в такую рань? Многие, убежденные их агитацией, принимают крещение во имя Святого Духа и присоединяются к общине. «Все же верующие были вместе и имели все общее; и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого; и каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви».
Однако деятельность апостолов вызывает злобу у правоверных иудеев. Особенно возмущены саддукеи, отрицающие загробное существование души и соответственно возможность воскресения. А тут еще Петр совершает чудо — возвращает способность ходить человеку, более сорока лет не владеющему ногами. К вечеру священники, начальники стражи и саддукеи, соединившись, хватают апостолов и тащат их в тюрьму.
Наутро собирается Синедрион. От апостолов требуют ответа, чьей силой они исцеляют людей (подразумевается — не бесовской ли?). Петр смело заявляет, что чудеса вершатся именем Иисуса Христа Назорея, которого распяли и который воскрес. Многие в самом деле узнают среди подсудимых тех, кто ранее ходил за Иисусом. Судьи видят, что перед ними люди смелые, но явно некнижные (попросту говоря, малограмотные, плохо разбирающиеся в священном писании). Им велят прекратить проповедь и, хотя они отказываются выполнить это требование, их отпускают.
В 5-й главе «Деяний» описывается второй арест апостолов.
Известия о совершаемых ими чудесных исцелениях распространяются, и к ним стекаются множество людей из Иерусалима и других городов. В конце концов первосвященник и саддукеи вновь арестовывают их, но ночью ангел выпускает их из темницы, и они отправляются в храм, где учат народ. Схватить их на виду у всех представляется затруднительным, поэтому их приглашают добровольно явиться в Синедрион.
Они приходят. Саддукеи встречают их с большим озлоблением, но председатель Синедриона фарисей Гамалиил, внук великого Гиллеля, напоминает своим коллегам об участи предыдущих антиримских движений: когда вожди погибли, их сторонники разошлись. Гамалиил предлагает и в данном случае положиться на Бога: ведь если деятельность апостолов — дело человеческое, оно рухнет само, а если Божье, людям его все равно не разрушить. В итоге апостолов вновь отпускают, для порядка поколотив и вновь потребовав прекратить проповедь. Они же продолжают проповедовать в частных домах и в храме.
Данное место в «Деяниях» содержит явную хронологическую неувязку. С одной стороны, в нем описываются события, происходившие вскоре после воскресения Христа. Но, с другой стороны, в уста Гамалиила Лука вкладывает упоминание о некоем Февде, который, по Иосифу Флавию, поднял восстание около 44–48 гг. Где ошибся Лука — цитируя Гамалиила или перенеся время второго ареста апостолов на несколько лет назад?
Чтобы дать апостолам возможность сосредоточиться на делах учения, община выбирает для управления хозяйственными делами диаконов — Стефана и еще шестерых, включая Николая Антиохийца, обращенного из язычников. Однако Стефан, не ограничиваясь хозяйством, начинает творить чудеса и вступает в дискуссию с представителями иудейской диаспоры. Кто-то доносит, что Стефан предвещает изменение Закона и тем возводит хулу на Моисея. Стефана арестовывают. Поставленный перед Синедрионом, он красноречиво защищает свои убеждения; тогда его, выведя за город, побивают камнями.
За этой первой жертвой следуют другие. В «Деяниях» сказано, что «в те дни произошло великое гонение на церковь в Иерусалиме, и все, кроме апостолов, рассеялись по разным местам Иудеи и Самарий». Впрочем, некоторые апостолы тоже временно покидают столицу. Филипп проповедует и исцеляет больных в полуязыческой Самарии; к нему присоединяются Симон Петр и Иоанн Заведеев. Им сопутствует успех, и Симон Волхв, видя, как они возлагают руки на страждущих, тщетно просит продать ему дар исцеления за деньги.
Из Самарии Петр направляется в сторону средиземноморского побережья. В Иоппии он останавливается в доме своего тезки, кожевника Симона. Его зовут к умершей женщине по имени Тавифа (Серна), и он оживляет ее. После этого по приглашению Корнилия, сотника Италийской когорты, Петр отправляется в грекоязычную Кесарию и проповедует там Слово Божье всем жителям без разбора. Это очень смелый шаг: ведь Петр как правоверный иудей не должен общаться с иноверцами. Сам он утверждал впоследствии, что решился на это благодаря видению: Господь предлагал ему всяких животных и птиц в пищу, а он отказывался, говоря, что никогда не ел нечистого. Господь же сказал: «Что Бог очистил, того не почитай нечистым». И в самом деле, к удивлению спутников Петра, Дух Святой сошел на слушавших его язычников. Тогда Петр сказал: «Кто может запретить креститься водою тем, которые, как бы мы, получили Святого Духа? И велел им креститься во имя Иисуса Христа».
По возвращении в Иерусалим Петру пришлось оправдываться перед соратниками, говорившими: «Ты ходил к людям необрезанным и ел с ними». Он ссылался на видение и Святого Духа, однако на то, чтобы принципиально отстаивать приобщение язычников к учению Христа, ему (приносим извинения за каламбур) духа не хватило. Эта миссия выпала другому человеку, причем, на первый взгляд, совершенно неподходящему.
КАК САВЛ СТАЛ ПАВЛОМ
Одним из свидетелей казни Стефана был юноша по имени Савл. Непосредственно в расправе он не участвовал, но одобрял происходившее и стерег одежду, которую разгоряченные линчеватели сбросили, чтобы сподручнее было кидать камни.
Родом Савл был из киликийского Тарса — того самого обиталища изнеженных сибаритов, близ которого учился в юности Аполлоний Тианский. Семья Савла, стопроцентно иудейская, из колена Вениаминова, в то же время принадлежала к имперской элите, обладая наследственным римским гражданством — честь, которой в те времена удостаивались немногие из провинциалов.
Эллин Аполлоний приезжал в Таре изучать греческую философию; еврей Савл для получения традиционного иудейского образования должен был ехать в Иерусалим. Аполлоний выбирал между учениями Платона, Эпикура, Пифагора, стоицизмом, скептицизмом и т. п.; выбор Савла лежал в другой плоскости — среди учений саддукеев, фарисеев, ессеев, зелотов и пр. И если Аполлоний, не имея авторитетного наставника, самостоятельно избрал пифагорейство, то Савл, обучавшийся «при ногах» знаменитого Гамалиила, не мог стать никем иным, кроме как ревностным фарисеем.
После казни Стефана он по инерции принимает активное участие в арестах последователей Иисуса. Мы ничего не знаем о том, что происходило в это время в его душе, но можем предположить, что его уже грызли сомнения в правильности своих взглядов и действий, и он стремился внешней активностью заглушить внутреннее смятение.
Вскоре Савл отправляется в Дамаск, где осела часть кумранской общины — глашатаев Нового Завета. Он везет доверительное письмо первосвященника к тамошним синагогам, подтверждающее его полномочия по борьбе с ересью Иисуса, «чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав приводить в Иерусалим». Видимо, первосвященник уже знает, что в Дамаске, за двести с лишним километров от Иерусалима, некоторые иудеи уверовали в мессианство Иисуса; последующие события подтверждают правильность этой информации.
При приближении к Дамаску Савла внезапно ослепляет льющийся с неба свет. Он падает на землю лицом вниз на землю и слышит Голос: «Савл, Савл, что ты гонишь меня?». — «Кто ты, Господи? — спрашивает потрясенный юноша, и слышит ответ: «Я Иисус Назорей, которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна!». Трепеща от ужаса, Савл молит: «Господи! Что повелишь мне?». — «Встань и иди в Дамаск, там тебе будет сказано, что делать».
Много лет спустя, будучи уже широко известен среди христиан и иудеев под именем Павла, он во 2-м послании к Коринфянам намекнет, что в тот момент вблизи Дамаска с ним произошло и нечто большее: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли, не знаю, вне ли тела, — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, — только не знаю, в теле или вне тела: Бог знает, — что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которые человеку нельзя пересказать».
Спутники его тоже видели свет и были очень напуганы, не понимая, с кем Савл разговаривает. Поднявшись с земли с открытыми глазами, он обнаружил, что ничего не видит; в Дамаск его привели за руку.
Тем временем в Дамаске некоему Анании, уже уверовавшему в Иисуса, явился Господь и сказал: «Пойди на Прямую улицу, войди в дом Иуды и спроси там тарсянина по имени Савл». Для отношений иудеев с Богом интересно отметить, что Анания не бросился немедленно выполнять поручение, а сперва попытался переубедить Господа, ссылаясь на то зло, которое Савл причинил ученикам Иисуса. Но Господь был непреклонен и твердо заявил, что Савл избран Им, чтобы возвестить Его имя перед народами. Анании не остается ничего иного, как подчиниться Божьей воле. Он идет по указанному адресу, находит Савла, возлагает на него руки, и у того сразу как бы падает чешуя с глаз; к нему возвращается зрение, и, встав с колен, он принимает крещение.
С этого момента поведение Савла в корне меняется. Он начинает открыто заявлять, что Иисус — сын Божий, вызывая возмущение дамасских иудеев. На выходе из городских ворот его караулят, собираясь убить; по свидетельству самого Савла, приказ об этом был подписан наместником царя Ареты, сидевшим в Дамаске. Однако единомышленники, узнав о грозящей Савлу опасности, помогают ему бежать, спустив его с городской стены в корзине.
Относительно дальнейшего хода событий свидетельства Павла (дальше мы будем называть его так) и Луки расходятся. Лука пишет, что, покинув Дамаск, Павел вернулся в Иерусалим; сам же он в Послании к Галатам вспоминает: «Я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск».
Кому верить больше? Наверное, Павлу, писавшему о том, что сам пережил.
Итак, воспользовавшись тем, что окрестные территории оккупированы арабами, Павел отправляется в Аравию и на некоторое время исчезает из нашего поля зрения. Примерно тогда же вспыхивают волнения среди жителей Самарии: их, по словам Иосифа Флавия, «смутил некий лживый человек, который легко во всем влиял на народ». Человек этот призвал самаритян вооружиться и вместе с ним подняться на священную гору Гаризим, где он покажет им зарытые священные сосуды Моисея. Вероятно, в сознании людей это мероприятие как-то увязывалось с освобождением от римской власти, иначе трудно объяснить, зачем для созерцания сосудов понадобилось оружие. Местом предварительного сбора для похода на гору была назначена деревушка Тирифан. Здесь, однако, манифестанты подверглись нападению римского отряда, посланного Понтием Пилатом. Часть собравшихся римляне перебили, а остальных обратили в бегство.
Прежде Пилат своими резкими действиями сам провоцировал волнения среди иудеев, и это сходило ему с рук; в данном же случае он просто выполнил свой долг, но именно это вызвало гнев руководства. Представители верховного совета Самарии обратились с жалобой к наместнику Сирии Люцию Вителлию, заверив его, что их соотечественники вовсе не собирались отлагаться от Рима, а хотели лишь уйти от насилий Пилата. Реакция Вителлия была чрезвычайно жесткой: он сместил Пилата с должности и предписал ему ехать в Рим, чтобы оправдаться перед императором. Исполнять обязанности прокуратора Иудеи Вителлий поручил своему приятелю Марцеллу. Одновременно Вителлий готовился нанести удар по арабам, угрожавшим спокойствию римских владений. Пока его легионы двигались в Аравию, сам он отправился в Иерусалим под предлогом участия в праздновании Пасхи. Прибыв в священный город, он сместил первосвященника Ионафана и поставил на это место его брата Феофила.
Теперь можно было без помех обрушиться на арабов. Но 16 марта 37 г. на острове Капри в своей вилле на Мизенском мысу умирает 78-летний император Тиберий, и на престол вступает 25-летний Гай Цезарь Август Германик по прозвищу Калигула — «Башмачок». Письменное извещение о смене власти в Риме Вителлий получил на четвертый день пребывания в Иерусалиме. Он привел местное население к присяге на верность Калигуле, и, не имея от нового императора полномочий на ведение войны, отменил намеченное вторжение в Аравию. Арета смог вздохнуть с облегчением.
Что касается Пилата, его известие о смерти Тиберия настигло по дороге в Рим. Позднее среди христиан бытовало предание, что при Калигуле Пилат попал в немилость и покончил с собой.
Калигула, придя к власти, внес изменения в систему управления палестинскими землями. Освободив из заключения своего приятеля Ирода Агриппу, внука Ирода Великого и родного брата Иродиады, он отдал ему северо-восточные территории — прежнюю тетрархию его дяди Филиппа, присоединив к ней ливанскую Халкиду.
Иродиаду успех брата отнюдь не привел в восторг, и она уговорила своего мужа Ирода Антипу попытаться отобрать у Агриппы тетрархию. В Рим полетел донос. Но Агриппа тоже был не лыком шит: он в свою очередь донес, что его дядя участвовал в заговоре Сеяна, казненного при Тиберии. В результате Антипа не только не получил новых владений, но лишился своей тетрархии и был отправлен в ссылку-то ли в Лугдун (Лион), то ли в Испанию. Иродиаду ради ее брата Калигула был готов помиловать, но она добровольно последовала за мужем в европейскую глушь, заявив, что разделяла с ним его счастье и не бросит его при перемене судьбы.
Где в это время находился Павел? В Послании к Галатам он упоминает, что из Аравии он возвратился в Дамаск, а спустя три года посетил Иерусалим: «Ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня». Руководителям иерусалимской общины, услышавшим удивительную историю его обращения, ничего не оставалось, как принять ее к сведению. В то же время бывшие соратники Павла по фарисейской фракции, видимо, не простили ему предательства. Его вновь попытались убить, и Петр с Иаковом поспешили отправить его в Кесарию, вряд ли испытывая большое сожаление от расставания с этим самозваным апостолом.
Из Кесарии Павел вернулся в родной Таре. Трудно сказать, что произошло бы, если бы про него забыли. Однако развитие христианского движения вскоре вновь втягивает его в гущу событий.
Среди учеников Христа, покинувших Иерусалим после казни Стефана, возникли расхождения. Большинство их «прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя Слова, кроме Иудеев. Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, пришедши в Антиохию, говорили Еллинам (то бишь неиудеям. — А. А.), благовествуя Господа Иисуса» — пишет в «Деяниях апостолов» Лука. Когда об успехах кипрян и киринейцев в обращении язычников узнали иерусалимские апостолы, в Антиохию был направлен Варнава, апостол из семидесяти, иудей родом с Кипра.
Видимо, Варнава не отличался красноречием и не был настолько уверен в собственных силах, чтобы взять на себя ответственность за состояние антиохийской общины. Поэтому из Антиохии он отправился в Таре к Павлу, с которым некогда вместе учился у Гамалиила, и уговорил ехать с ним. Павел согласился, и они вместе вернулись в сирийскую столицу. Согласно «Деяниям», «целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами».
ПРИМЕЧАНИЯ
Рождество Христово в данном повествовании понимается исключительно как точка отсчета в современном календаре, безотносительно к реальной дате рождения Иисуса Христа, которая является предметом споров.
Диаспора — рассеяние (греч.).
Гений — индивидуальный дух, олицетворение волевого начала, характера отдельного человека.
Кесарь — греческое произношение слова «цезарь»; в видоизмененном виде перешло в немецкий язык (кайзер) и в русский (царь).
Завет — договор, заключенный богом Яхве с Авраамом — праотцем евреев и арабов.
Мессия (от еврейско-арамейского Машиах — «помазанник») — в иудаизме ниспосланный Богом спаситель, призванный воссоздать царство Израиля.
Евангелие (благая весть) — термин, употреблявшийся в Римской империи в связи с особой императора и перенесенный христианами на Иисуса Христа.
Тетрархия (четверть) — территория, находящаяся под властью тетрарха (четверовластника). Реально тетрархий могло быть и три, и две, и даже одна.
Кесария Приморская — большой город на побережье Средиземного моря, населенный преимущественно эллинами.
Иоппия — часть современной Яффы.
Апокриф (тайный, секретный) — в христианстве название сочинений, не признанных богодухновенными и не вошедших в канон.
Крещение: ассоциация с крестом возникает в этом термине исключительно в русском языке. Евангелисты, писавшие по-гречески, применяли слово баптизейн — «погружать». В большинстве европейских языков используются его производные; таким образом, соответствующий термин сам по себе подразумевает погружение в воду, омовение. Следовательно, «крещение Святым Духом» подразумевает «погружение в Святой Дух».
Христос — греческая калька арамейского «мессия» (помазанник).
Принцепс (первенствующий) — главный титул римского императора в качестве руководителя республики.
Архелай — не путать с его тезкой, иудейским Архелаем.
Апостол — греческое слово, означающее «посланец» — не просто посыльный, а человек, облеченный важной миссией. Иудеи называли апостолами людей, которым доверяли доставку средств, собранных для иерусалимского храма.
Симон имел прозвище Цефа (в русской Библии — Кифа); по-арамейски это значит то же, что Петра по-гречески — камень). Арамейский — семитский язык, на диалектах которого говорили в Сирии, Финикии и Палестине.
Иоанна Богослова, сына Заведея, не следует путать с его тезкой Иоанном Крестителем.
Мытарь — сборщик податей, профессия, считавшаяся позорной. Каноническими (включенными, в отличие от апокрифических, в христианский канон) являются четыре Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна.
Мать — в написанном по-арамейски апокрифическом Евангелии евреев Иисус прямо говорит: «Так сделала Мать Моя, Дух Святой…».
Пятидесятница — праздник, справляемый на 50-й день после Пасхи.
Назорей — библейское назир (в арамейском варианте ноцри) означает «чистый, святой»; так называли иудейских проповедников-аскетов, не стригших волос.
Савл — арамейский вариант библейского имени Саул.
А. Д. Гаретовский
ПО СЛЕДАМ ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЯ ИНДИИ
В 1991 году мне, востоковеду-индологу и журналисту, посчастливилось впервые через пятьсот с лишним лет повторить путь по Индии тверского купца Афанасия Никитина. Незаслуженно полузабытого в нашей стране в последнее время по сравнению, например, с Колумбом, жившим в том же, XV столетии. А ведь он, Афанасий Никитин, оставил свой, очень заметный след в мировой и особенно русской истории…
XV век по праву считается «веком великих географических открытий», вызванных поисками далекой Индии, которая рисовалась в воображении европейцев страной чудес и несметных богатств.
В 1492 году генуэзец Христофор Колумб на испанском корабле достиг острова Сан-Сальвадор и тем самым открыл дорогу в «новый свет» — Америку. Сам же Колумб был уверен, что открытый им остров был частью Индии, куца он искал кратчайший путь на западе. Поэтому местных жителей Колумб назвал «индиос» — «индейцами». Впоследствии, когда заблуждение об открытии им Индии рассеялось, за туземцами Америки тем не менее сохранилось это название, свидетельствующее об истинном, первоначальном предмете поисков великого мореплавателя.
Соперниками испанцев в поисках далекой Индии были их соседи португальцы. Так как папа римский Александр VI своими буллами в 1493 году разделил земной шар пополам, причем все, что лежало к западу от Азорских островов и островов Зеленого мыса, он предоставил испанцам, а все, что находилось к востоку, — португальцам, то последние стали искать путь в Индию на востоке — за Африканским континентом.
8 июля 1497 года португалец Васко да Гама отплыл из Лиссабона, чтобы, обогнув мыс доброй Надежды, на востоке найти обетованную землю средневековых легенд и сказаний. 20 мая 1498 года португальские корабли бросили якорь у порта Каликут, и перед взорами усталых моряков наконец-то предстала Индия. На весь мир португальцы объявили о своем великом открытии.
Однако… погожим теплым днем еще 1466 года от пристани русского города Твери, от его главной святыни — храма Спаса Преображения вниз по Волге отплыл караван нагруженных товарами купеческих судов. Им предстоял далекий путь: до самого устья реки, а потом по Каспийскому морю до государства Ширван, которое находилось на территории нынешнего Азербайджана. Возможно, тверские купцы намеревались затем побывать и в других странах, лежавших вокруг Каспия и за ним. Одним из тверичей был Афанасий Никитин. К сожалению, история не оставила нам его биографии. Мы не знаем ни года его рождения, ни возраста, в котором он отправился в это свое путешествие, ни многого другого.
Однако по оставленным им и ставшим впоследствии знаменитыми запискам «Хождение за три моря» можно предположить, что Афанасий Никитин был уже опытным путешественником и торговцем, не раз имевшим дело с купцами Востока, знающим, культурным, образованным человеком, в какой-то степени владевшим иностранными языками, в том числе тюркскими, персидским и арабским. Кстати, хронологические рамки самого путешествия удалось установить лишь путем сопоставления нескольких определенных астрономическими выкладками дат, косвенно упомянутых в записках Афанасия Никитина.
Общение с заморскими купцами в то время уже не было чем-то необычным для русских негоциантов. К середине XV века, когда монголо-татарское иго на Руси доживало последние годы, экономическое развитие Русской земли вызвало усиленный рост отдельных городов и расширило хозяйственные связи между отдельными областями. Развивались и внешнеторговые контакты русичей. Всему этому способствовало постепенное преодоление феодальной раздробленности на Руси и формирование Русского государства с центром в Москве. Правда, Тверское княжество прекратило свое существование только в середине 80-х годов XV столетия.
Торговля Руси со странами Ближнего и Среднего Востока и более дальними южными регионами осуществлялась в основном в двух направлениях: на юго-восток — по Волжско-Окскому бассейну и на юг — по Москве-реке, Оке, по сухопутью, рекам Воронежу и Дону, по Азовскому морю — через Крым. Эти торговые пути были отнюдь не безопасными из-за разбойничавших там отрядов кочевников. Поэтому, отправляясь в дальние путешествия, купцы, чтобы избежать ограбления, объединялись обычно в большие караваны, а также часто передвигались вместе с дипломатическими миссиями, посольствами, сопровождавшимися специальной охраной. Но и такая охрана не была стопроцентной гарантией от грабежей.
Вот и тверские купцы с Афанасием Никитиным, а также караван судов с купцами из Москвы, в это же самое время отправлявшийся в Ширван, заручились посольской охраной. И тверичи, и москвичи воспользовались тем, что в ответ на недавно прибывшее в Москву посольство правителя Ширвана Фаррух-Ясара великий князь Московский Иван III отправлял к ширваншаху своего посла Василия Папина. Да и ширванский посол Хасан-бек собирался в обратный путь. Перед отплытием из Твери купцы получили от тверского князя Михаила Борисовича «проезжую грамоту», которая удостоверяла их личности и должна была в какой-то степени также обеспечивать им безопасность в чужих краях. А от московского правительства Афанасий Никитин вполне вероятно имел поручение составить описание стран, в которых ему доведется побывать.
Доплыв по Волге до Нижнего Новгорода, Афанасий Никитин и его спутники узнали у тамошнего московского наместника, что великокняжеский посол уже миновал этот город и важный торговый центр. Тверским купцам ничего другого не оставалось, как только дожидаться там каравана Хасан-бека. Через две недели ширванский посол прибыл. С посольством находились возвращавшиеся в свою страну иранские купцы и присоединившиеся к ним купцы московские. Объединенный караван двинулся дальше вниз по Волге. Плавание проходило спокойно. Но… в самом устье реки, под Астраханью, караван был задержан татарами и ограблен. Далее путешественникам удалось достать два судна, и они с большими трудностями и неприятностями продолжили свой путь по Каспийскому морю и, наконец, достигли Ширвана. Здесь Афанасий Никитин от имени русских купцов обратился к ширваншаху Фаррух-Ясару с просьбой, «чтобы нас пожаловал, чем дойти до Руси», то есть помог бы им товарами или деньгами (возможно, как-то кредитовал их) добраться до родины и там расплатиться с долгами. — Ведь товары-то, которые купцы везли в Ширван или еще куда-то были скорее всего взяты в кредит. Но Фаррух-Ясар отказал русским купцам в их просьбе.
Положение русичей было отчаянным. «И мы, заплакав, разошлись кто куца, — пишет Афанасий Никитин в своем «Хождении затри моря».-У кого было что на Руси и тот пошел на Русь; а кто был должен там, тот пошел куда глаза глядят; другие же остались в Шемахе, а иные пошли работать в Баку».
«А я, — отмечает Никитин, — пошел в Дербент, а из Дербента — в Баку, где огонь горит неугасимый». Сколько времени провел там русский путешественник, нам неизвестно. «А из Баку пошел за море к Чапакуру», — пишет он далее. Так Афанасий Никитин оказался в Персии — Иране, в его прикаспийской области Мазендеран. В Чапакуре он был полгода и двинулся на юг Ирана. Мысль о путешествии в Индию могла прийти к нему еще в Чапакуре (а может быть, и раньше) или по дороге к Индийскому океану, или уже в порту Бендер, или на расположенном рядом с ним легендарном острове Гурмызе (Ормузе) — тогдашнем крупнейшем центре торговли между странами Азии и Африки.
Неординарная идея, смелое решение!
Конечно, на Руси так же, как и в Западной Европе, в то время знали о существовании Индии, но имели о ней весьма смутное представление, почерпнутое, в частности, из древних сказаний, легенд, былин. Так, еще в ХII или ХIII веке на Руси был переведен позднеэллинистический роман «Александрия», написанный во II–III веках на основе легенд и преданий об Александре Македонском и о его походе в Индию. В ХIII или XIV веке попало на Русь греческое литературное произведение ХII века «Сказание об Индийском царстве» — «послание» мифического индийского царя-христианина Иоанна византийскому императору Мануилу. На русской почве это «сказание», полное фантастических гипербол о несметных богатствах Индии, зажило собственной жизнью, видоизменяясь и переплетаясь с другими произведениями. Популярны были и народные былины о Дюке Степановиче, приезжем госте из сказочной Индии. Что-то узнавали об Индии русские купцы, общаясь с торговцами из стран Востока, в том числе и с индийскими, но и эти сведения были неполными, приблизительными, неточными, зачастую необъективными, противоречивыми и нередко тоже переплетающимися со сказками и легендами.
И вот, судя по всему, наверное, впервые в истории русский человек отправился в Индию, чтобы воочию увидеть эту страну. Пробыв в Иране в общей сложности около года, Афанасий Никитин весной 1469 года на парусном корабле — таве отплыл из Ормуза к индийским берегам. Чтобы как-то прожить там и, может быть, даже приобрести какие-то товары для Руси, он на оставшиеся после всех дорожных «приключений» деньги купил по совету восточных купцов коня, — пожалуй, наиболее ходовой тогда импортный товар в Индии из-за ее бесконечных междоусобных войн, за который там можно было бы, назначив высокую цену, получить большую прибыль. В эту далекую страну Афанасий Никитин отправился и как купец, чтобы познакомиться с индийским рынком и выяснить, какие местные товары могли бы быть нужными для Руси и какие русские товары нашли бы хороший сбыт в Индии, и как любознательный путешественник, чтобы по возможности как можно лучше узнать новый для Руси край. Путешествие в Индию было мужественным поступком. Ведь наш землепроходец отправился туда один, без какой бы то ни было охраны, без оружия, а кто знал, что ждало его впереди. Он не был завоевателем, он был, как сказали бы теперь, «послом мира», «послом доброй воли», «народным дипломатом».
Морской путь был в то время столь же опасным, как и сухопутный, в частности, из-за пиратов, чьи суда бороздили воды Аравийского моря. Но на этот раз счастье улыбнулось Афанасию Никитину, и через некоторое время его судно оказалось у берегов Гуджарата. Скорее всего тава, на которой он плыл, сделала там первую остановку у нынешнего острова Диу, отделенного от материка проливом шириной всего в несколько сот метров. На этом острове со стороны пролива существовала тогда процветающая гавань. Следующей остановкой был крупный гуджаратский порт Камбей (Камбат). И наш странник делает об этих местах свои первые записи. — «А из Гурмыза пошел я за море Индейское… а от Дега к Гуджарату; а от Гуджарата к Камбату, а тут родится краска далек (знаменитая краска индиго. — А. Г.)». «…В Гуджарате же родится краска далюк (индиго. — А. Г.). Да в Камбате родится ахик (агат, сердолик — А. Г.)». Говоря о Гуджарате, Афанасий Никитин почемуто совсем не упоминает о лежавшем на его пути Сурате — крупном порте и одном из древнейших торговых центров Западной Индии, имевшем связи еще с древним Римом. Наверное, судно, на котором плыл наш странник, не заходило в этот порт. Да и сам Гуджарат вместе с одним из его крупных портов Камбатом он по каким-то причинам еще не считает Индией.
Наконец, после шести недель плавания тава благополучно прибыла в Чауль — крупный порт, находившийся к югу от тогда еще не существовавшего Мумбай (Бомбея) и входивший во владения государства (султаната) Бахаманидов (Бахамани, Бахаманиев, Бахманиев), по территории которого в основном и путешествовал в Индии тверской купец. Здесь, в Чауле, он высадился на берег вместе со своим конем с намерением двинуться в глубь страны. Так Афанасий Никитин стал первым русским человеком, ступившим на индийскую землю, стал русским первооткрывателем Индии, нашедшим, к тому же, свой оригинальный, относительно короткий и удобный путь в эту страну.
А вот его первые впечатления о Чауле: «И тут есть Индейская страна, и люди ходят все голые: голова не покрыта, груди голые, волосы заплетены в одну косу. А все женщины беременны, детей рожают каждый год и детей у них много. Все мужчины и женщины — черные. И куца бы я ни пошел, за мной ходит много людей: дивятся белому человеку».
В своих дальнейших странствиях по Индии Афанасий Никитин отдалялся от западного побережья страны на несколько сот километров и иногда бывал ближе уже к ее восточному побережью — к Бенгальскому заливу чем к Аравийскому морю. Никто из европейцев, по крайней мере до конца XV столетия не заходил так далеко в глубь Индии. Ни Марко Поло, обогнувший ее и заходивший в ее гавани на обратном пути из Китая, ни Васко да Гама, достигший Малабарского — западного берега страны и обосновавшийся в современной Керале, ни даже Александр Македонский. Русский путешественник исходил и изъездил по Индии сотни и сотни, да что там — не одну тысячу километров, побывав и пожив как минимум в трех нынешних штатах страны: в Махараштре, Карнатаке и Андхра-Прадеш (условно не считая Гуджарата). И всюду его интересовало буквально все: и природа, и жизнь, и быт индийцев — вельмож и простолюдинов, и обычаи, и религия, и политика, и экономика, и армия, и градостроительство, и пища, и, разумеется, торговля, товары, цены на них и так далее. Свои наблюдения очевидца Афанасий Никитин фиксирует по возможности объективно, с какими-то любопытными подробностями, перемежая их своими рассуждениями и выводами и лишь изредка приводя в записках сказания и легенды, не лишенные, правда, подчас некоторого правдоподобия.
Вот несколько отрывков из «Хождения за три моря». Кое-что о природе и климате, о сельскохозяйственных работах и т. д. «В Индии сильной духоты нет… Зима же у них началась с Троицына дня (в июне. — А./!). А зимовали мы в Джуннаре, жили там два месяца. В течение четырех, месяцев и днем и ночью всюду были вода и грязь (сезон муссонов — муссонных дождей. — А. Г). Тогда же у них пашут и сеют пшеницу, рис и иные злаки, горох да все другое съестное (сезон урожая кхариф. — А. Г.)».
А вот как описывает Афанасий Никитин столицу султаната: «В Бидаре находится престол басурманского Индостана. Это — большой город, и людей в нем много. В султанский кремль ведут семь ворот, а в воротах сидят по сто сторожей да по сто писарей-кафиров: они записывают всех входящих и выходящих. А бедняков и чужестранцев в город (по-видимому, в кремль, в крепость. — А. Г.) не пускают». Внимание! В этой последней фразе содержится ответ на вопрос, почему в официальных документах султаната Бахаманидов того времени нет никакого упоминания о пребывании в Бидаре и в стране Афанасия Никитина. Так он там и прожил в безвестности, только как христианин Афанасий или Исуф Хорасани, как он сам представлялся индийцам, с которыми знакомился, и был потом забыт на долгие-долгие годы…
Будучи общительным и доброжелательным человеком, освоив в какой-то степени азы хиндустани и других местных языков. Афанасий Никитин знакомился с индийцами и многое узнавал об их жизни. Вот не сколько записей об этом в «Хождении за три моря».
«Пришел в Бидар… и продал своего жеребца… Познакомился тут со многими индусами и сказал им о своей вере… А они не стали от меня таиться ни в чем: ни в еде, ни в торговле, ни в молитве, ни в иных ве щах. И жен своих также не скрывали. Я расспросил все об их вере, и они говорили: веруем в Адама, а Буты — это Адам и весь его род. Всех же вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в Бута. А вера с верою не пьет, не ест, не женится. Некоторые едят баранину, кур, рыбу и яйца, а воловину (говядину. — А. Г.) не ест никакая вера (скорее всего тут Никитин имеет в виду не веру, а касты. — А. Г).
В Бидаре пробыл я четыре месяца и договорился с индусами пойти к Первого (Первого, Парват, Парвата — крупный религиозный центр на берегу реки Кришны, нынешний Шрисайлам. — А. Г.) — то их Иерусалим… главное капище — Бутхана… Шел туда с индусами месяц. Торг (ярмарка. — А. Г.) у Бутханы — пять дней. А Бутхана очень большая — с пол-Твери (по-видимому, Никитин имеет в виду группу храмов за общей стеной. — А. Г.), каменная, и вырезаны по ней деяния Бутовы…. как Бут чудеса творил, как являлся во многих образах:., в образе человека… в образе человека, но с хоботом слона, человеком в образе обезьяны, человеком в образе лютого зверя. Являлся… всегда с хвостом, а вырезан на камне, и хвост через него в сажень.
…Индусы совсем не едят мяса: ни яловичины (по-видимому, говядины. — А. Г.), ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, — хотя свиней у них очень много. Едят же они два раза в день, а ночью не едят. Ни вина не пьют, ни сыты. А с басурманами не пьют и не едят… И друг с другом не пьют и не едят, даже с женой. Едят рис да кичири с маслом, да травы разные, а варят с маслом и молоком. Едят все правой рукой, левой же ни за что не возьмутся. А ножа не держат и ложки не знают. В дороге у каждого по гарнцу и варят себе кашу. А от басурман скрываются, чтобы не посмотрел ни в гарнец, ни на еду. Если же басурманин посмотрел на еду, то индус уже не ест. А когда едят, то некоторые покрываются платом, чтобы никто не видел… Когда садятся есть, то некоторые омывают руки и ноги и прополаскивают рот…
А кто у них умрет, тех сжигают, а пепел сыплют на воду… Индусы вола (быка. — А. Г.) зовут отцом, а корову — матерью».
Ну и, конечно, какой купец не будет интересоваться товарами и ценами на них? Тут были у Афанасия Никитина и находки, и разочарования.
«…Перец да краска — то дешево… В Бидаре же торгуют лошадьми… хлопком и шелком да всяким другим товаром. Можно купить здесь и черных рабов. А другой торговли там нет. Да товары все индийские, а съестное же — все овощи. На Русскую землю товара нет… В Камбате ткут алачи (ткань из сученых шелковых и хлопчатобумажных нитей. — А. Г.), песгреди (ткань из разноцветных ниток — А. Г.) и кандаки (бумажная набивная ткань — А. Г.), да делают краску ниль (индиго), да родятся здесь… агаты и соль… А в Каликуте родится перец и имбирь, мускат, калафур, корица да гвоздика и другие пряности… Да все тут дешево… В Райчуре же родится алмаз старой и новой копи; почку (половина золотника — чуть больше 2,1 грамма (2,133). — А. Г.) алмаза продают по пять рублей, а очень хорошего — по десять рублей; почка же нового алмаза стоит только пять кеней, черноватого цвета — от четырех до шести кеней, а белый алмаз — однатенка (по-видимому, деньга — тогдашняя русская серебряная монета. — А. Г.). Алмаз же родится в горе каменной, и продают ту гору каменную по две тысячи золотых фунтов, если алмаз новой копи, а если старой, то по десять тысяч золотых фунтов за локоть… В Каллуре родится агат, и тут его обрабатывают и развозят по всему свету; в Каллуре же живут триста алмазников, украшают оружие».
Приведенные отрывки из «Хождения за три моря», разумеется, не отражают всей гаммы интересов русского путешественника в Индии. Она гораздо шире и разнообразнее. В его записках есть много и других любопытных, ценных наблюдений, впечатлений, сведений. Все вместе они дают достаточно полное, содержательное, достоверное, объективное и непредвзятое представление о государстве Бахаманидов, о регионе Декана да и о ряде других мест Индии, других азиатских стран, их районов и городов тога времени. Без преувеличения можно сказать, что «Хождение за три моря» является своеобразной энциклопедией и ценнейшим литературным первоисточником по истории Индии XV века. А сам Афанасий Никитин предстает в своих записках как очень наблюдательный, вдумчивый, неравнодушный, смелый и самоотверженный человек, широко образованный, пытливый и глубокий исследователь, патриот, пекущийся об интересах Руси и никогда о ней не забывавший, и, наконец, как талантливый писатель, сумевший на считанном числе страниц текста сжато и ярко отобразить все увиденное и пережитое. Это подлинный национальный герой России!
Наш землепроходец пробыл в Индии около трех лет. В начале 1472 года («до великого дня (Пасхи. — А. Г.) за три месяца») из Дабхоля — крупного порта султаната Бахаманидов на паруснике-таве он отправился в обратный путь. Это путешествие тоже выдалось не легким. — Судно, вместо того чтобы приплыть в Ормуз, через месяц неожиданно оказалось у берегов нынешнего Сомали — у юго-восточной оконечности Африканского рога, где «горы Эфиопские». В «Хождении за три моря» не упоминается причина этого происшествия. Возможно, такое могло произойти из-за бури на море или из-за того, что судно почему-то сбилось с курса. Но так или иначе, происшествие было не из приятных, потому что у этих мест была дурная слава из-за частых ограблений и даже убийств здесь путешественников. Правда, на сей раз все обошлось благополучно, хотя во избежание грабежа пассажирам судна и пришлось отдать местным жителям много риса, хлеба, перца. Так Афанасий Никитин стал еще и русским первооткрывателем восточной экваториальной Африки.
Пробыв на Африканском роге пять дней, наш странник поплыл через Маскат в Ормуз, а оттуда направился на север Ирана, чтобы, по-видимому, пойти на Русь примерно своим прежнем путем. Однако из-за войны в тех краях он, добравшись до Тебриза, повернул в Турцию и через Эрзинджан пришел в Трабзон — портовый город на берегу Черного моря. Здесь он оказался уже в середине октября. Главным образом из-за штормовой погоды Афанасий Никитин пересек свое третье море и оказался в Крыму — в древней Кафе (Феодосии) только во второй половине ноября 1472 года. Отсюда через Перекопский перешеек он пошел к Днепру и наконец-то направился на Русь — на север, вверх по течению реки. И, судя по Софийской летописи, немного не дойдя до Смоленска, умер… Наверное, сказались многолетнее нервное напряжение и переутомление от длительного путешествия по чужим странам, возможные тропические болезни или элементарная простуда — ведь был уже конец года, и на Руси наступила зима.
К счастью, записки тверского купца не пропали. Вероятно, перед смертью он отдал их своим возможным спутникам или русским купцам, священникам или монахам. В 1475 году «Хождение за три моря» было передано в московский посольский приказ и попало к влиятельному дьяку Василию Мамыреву. Возможно, записки Афанасия Никитина в Москве ждали. Во всяком случае к ним отнеслись с исключительным вниманием и ввели их в состав летописных сводов в качестве важнейшего государственного документа, что само по себе очень показательно.
К сожалению, неизвестно, читали ли эти бесценные записки русские купцы, путешественники, ученые, дипломаты в XVI, XVII и XVIII веках, или они так и лежали втуне, пребывали в забвении до тех пор, пока русский писатель и историк Николай Михайлович Карамзин в начале XIX столетия, собирая материал для своей «Истории государства Российского», в библиотеке Троице-Сергиева монастыря под Москвой не нашел неведомый ему рукописный сборник. Он оказался древним сводом различных исторических сведений о событиях, происшедших на Руси начиная с ХII века, — летописью. В составе этой летописи и находились записки Афанасия Никитина — произведение, которое до сих пор остается единственным в своем роде.
Большой знаток русских исторических источников, Н. М. Карамзин сразу обратил внимание на эти записки. Как по стилю изложения, так и по необычному содержанию они резко отличались от языка официальных московских книжников, составлявших летопись. Живым, выразительным языком тверской купец рассказывал о своем путешествии в сказочную для его современников Индию. Не будучи хорошо знаком с историей средневекового Индостана (что, впрочем, по состоянию науки того времени было и невозможно), Н. М. Карамзин тем не менее по достоинству оценил историческое значение этого поразительного произведения, принадлежащего к числу лучших творений старорусской литературы.
«Доселе, — писал он в своей «Истории государства Российского», — географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века Оно доказывает, что Россия в XV веке имела своих Таверне и Шарденей (французские путешественники XVII столетия. — А. Г.), менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых; что индийцы слышали о ней (о России, Руси. — А. Г.) прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже путешествовал по берегу Малабара и беседовал с жителями о догматах их веры».
Уже с 30-х годов XIX столетия, записки Афанасия Никитина стали переводить на иностранные языки. В 1835 году вышел их немецкий перевод. В 1857 году появился английский. Цитаты из «Хождения за три моря» приводятся в известной «Оксфордской истории Индии». В XX веке сочинение нашего землепроходца служило предметом исследования русских и советских, немецких, чешских, польских историков и языковедов. В прошлом же XX столетии, особенно с его середины, «Хождение за три моря» стало привлекать к себе внимание и ученых Индии, занимающихся историей индийско-российских отношений.
Да, записки Афанасия Никитина стали подлинным прорывом в познании Индии, настоящим открытием далекой страны русским первопроходцем. Но его «хождение», как следует из начала этой статьи, не было делом случайным. Оно было обусловлено развитием экономики и торговых отношений Руси со странами Востока и растущим интересом русичей к Индии. Этот закономерный интерес: экономический, политический и культурный — с течением времени развивался все больше.
После провозглашения независимости Индии 15 августа 1947 года и объявления страны Республикой Индией 26 января 1950 года началось активное сближение нашей страны с молодым самостоятельным государством. Характерно, что дипломатические отношения между СССР и Индией были установлены даже раньше формального декларирования независимости нашего великого южного соседа — 13 апреля 1947 года. Стали интенсивно развиваться дружественные политические, экономические, культурные, научные связи. Все в большей и большей степени сбывались чаяния Афанасия Никитина о познавании русскими людьми Индии и ее народа Интенсифицировался процесс взаимопознавания и взаимопонимания между советским и индийским народами, взаимной поддержки двух стран на международной арене. Их внешнеполитические позиции зачастую были сходными или близкими. Советский Союз активно поддерживал проведение Индией самостоятельной, независимой внешней политики, утверждавшей интересы молодого государства в мире. Наша страна оказывала Индии широкое экономическое и техническое содействие в становлении и развитии подлинно независимого национального хозяйства. Так были сооружены многие десятки крупных предприятий, начиная с Бхилайского металлургического завода. Подготовлены, обучены столь необходимые инженерно-технические, научные кадры. Тысячи индийских студентов обучались в вузах СССР, а в Индии учились и проходили практику советские юноши и девушки. Было введено или расширено изучение Индии в некоторых наших вузах и соответственно — изучение нашей страны в некоторых индийских. То же относилось к преподаванию индийских языков и русского (даже в некоторых школах). Организовывались совместные научные конференции, симпозиумы, практикумы. Осуществлялся интенсивный культурный обмен, шел процесс взаимообогащения культур двух стан. Индийцы знакомились с нашей литературой, музыкальным искусством, балетом, кино, живописью, а мы познавали индийские культурные, духовные ценности. Так многие индийцы узнали о «хождении» Афанасия Никитина и по достоинству оценили значение подвига русского первооткрывателя Индии. Особую роль в этом отношении сыграл снятый еще в 1957–1958 годах совместный советско-индийский кинофильм «Хождение за три моря» или «Пардеши» («Чужестранец») — яркая, музыкальная, лиричная и какая-то очень человечная и мудрая лента по сценарию известного индийского писателя Ходжи Ахмада Аббаса, в которой блистал великолепный дуэт — замечательный советский актер, народный артист СССР Олег Стриженов и звезда индийского кино, любимица наших зрителей Наргис.
И вот в самом конце нашей так называемой «перестройки», я с помощью тогдашнего Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Министерства иностранных дел и наших индийских друзей отправился в Индию, чтобы повторить там путь Афанасия Никитина и по возможности сравнить современную Индию по маршруту великого русского землепроходца с той, по которой он странствовал. Наблюдений и впечатлений у меня накопилось много и некоторыми из них я готов поделиться.
(Продолжение следует)