Покинув резиденцию Кукловода, они пересекли небольшой дворик-сад и через ворота в кованой двухметровой ограде вышли на просторную набережную. Охранник-мамелюк с лязгом закрыл за ними створку, дребезжащую гирляндами колючей проволоки. Иван и Андрей свернули к Большому каменному мосту, теперь Москва-река осталась у них по правую руку, а слева кованую ограду скоро сменил простенький сетчатый забор, чуть больше метра высотой, лишь кое-где усиленный мешками с песком или грубой кирпичной кладкой.

– Вот тебе и посёлок, – кивнул за забор Иван.

Милавин это уже и сам понял. Андрей не знал, что он ожидал увидеть в посёлке. Он даже не мог представить, как должны себя вести, что делать, о чём говорить, люди по каким-то причинам застрявшие между жизнью и смерть. Но то, что он увидел, потрясло его своей обыденностью. Больше всего это напоминало выходной день в небольшом городке где-нибудь в Подмосковье. Люди вели себя чинно, спокойно, лениво. Три женщины развешивали свежевыстиранное бельё на верёвку, натянутую поперёк двора. Ещё две тётки устроились на лавке, о чём-то вяло беседуя и яростно лузгая семечки. Чуть дальше на вкопанных в землю скамейках вокруг столика, расположилась компания мужиков, кажется, они играли в домино или в карты, иногда взрываясь грубым шумным гоготом. А вот прямо под забором гундосо переругиваются ещё два уже изрядно подвыпивших поселянина. Единственное, что напоминало об Изнанке, это полупрозрачный призрак старика, что стоял у самой сетки, он вцепился бесплотными пальцами в стальные ячейки и неотрывно глядел в сторону реки. На прошедших мимо Андрея и Ивана старик не обратил внимания. А в остальном, посёлок жил обычной захолустной жизнью без всякого намёка на печаль, страх или какую-то суету.

Хотя нет, было что-то, что тревожило Милавина, что-то неправильное, неестественное, это не бросалось в глаза, но бесповоротно портило общую картину. Вот только что это, Андрей никак не мог понять.

– И где их шалаши? – спросил он, мучительно пытаясь разобраться, что же здесь не так.

– Шалаши? – удивлённо переспросил Иван, оглянувшись через плечо.

– Ну, живут они где?

– А! Здесь обходятся без них. Шалаши строили себе Богомольцы, потому что боялись отойти от храма. А местные живут с комфортом, вон в том доме, – он махнул рукой в сторону пятиэтажки под красной крышей, что приютилась где-то в глубине набережной.

– У них тут и огород есть? – Милавин заметил аккуратные прямоугольники грядок, раскопанные прямо на газоне, и несколько человек, склонившихся вокруг них.

– Есть, даже иногда что-то вырастает.

– Вот уж не думал, что на местной земле ещё может что-то уродиться, кроме газонной травы.

– Тут не от земли зависит, а от огородника. Если он хочет жить, то у него вырастет урожай. А если станет превращаться в призрака, то и морковка с капустой у него завянут на грядке, как ни поливай.

– Понятно. Что-то они слабовато огородились, не заборчик, а недоразумение какое-то, – Андрей чувствовал, что вот-вот поймёт, что же не даёт ему покоя, вот-вот сообразит, поэтому он буквально до рези в глазах вглядывался в фигуры людей.

– А им забор ни к чему. В случае опасности кремлёвцы уходят под защиту Кукловода.

– Кремлёвцы?!

– Так местные жители сами себя называют, – пояснил Иван, а потом усмехнулся и добавил: Правда, другие посёлки зовут их просто кукольниками.

– То есть кремлёвцами руководит Кукловод… Хм, забавно…

– Не совсем так. Лёха одно время пытался ими руководить, но ему это быстро надоело. Теперь у них тут собственный глава, а Кукловод стал вроде почётного гражданина, а заодно и главного торговца, мецената, защитника.

– Хочешь сказать, он для них что-то делает бесплатно? – не поверил Андрей.

– Бывает и такое.

– Я думаю, ему просто нравится их опекать. Знаешь, как барон из замка, который иногда объезжает окрестные деревеньки, общается с челядью.

– Тогда уж скорее граф Дракула, – в очередной раз ухмыльнулся Поводырь.

Они уже начали подниматься на мост, когда Андрей вдруг оглянулся и подошёл к самому парапету каменной лестницы. Вот оно! Он понял, что всё это время тревожило его в посёлке.

– Иван, а где все дети? – в самом деле, чтобы картинка тихого сельского быта была завершена, в ней должна присутствовать неугомонная ребятня. Вот чего не хватало!

Андрей ещё раз, уже сверху, окинул взглядом весь посёлок. Ни одного ребёнка.

– Дети сюда не попадают, – коротко объяснил Иван.

– Сюда, это в смысле в посёлок? А почему?

– Нет. Сюда это значит на Изнанку.

– Но…

– Твоя Сашка, это исключение. За два года я не видел здесь ни одного ребёнка, самые младшие лет пятнадцать-шестнадцать, как эта Ника.

– Странно. Дети, как мне кажется, больше всех хотят жить, – Андрей продолжил подъём по каменным ступеням. – По логике они должны в первую очередь попадать сюда и оставаться здесь очень надолго. Понятное дело, что детей умирает гораздо меньше, чем взрослых – и слава Богу! – но после смерти они ведь должны попадать сюда. Разве не так?

– Не знаю, – отмахнулся от него Иван, – Говорю, что видел. Детей здесь нет. Кстати, нам с тобой это на руку – проще будет найти твою дочь.

– Ты думаешь, Сашка здесь совсем одна?

– Если честно, то вряд ли. Одна она тут долго не продержалась бы. Наверное, прибилась к какому-нибудь посёлку, кто-то о ней заботится.

– А других детей вместе с ней быть не может? – Милавин вспомнил о рисунке, который нёс в нагрудном кармане куртки.

– Откуда? – оглянувшись с самой верхней ступеньки, Иван недоумённо глянул на него. – Я же сказал, здесь нет других детей.

– А Макс?

Поводырь ответил не сразу, смерив собеседника тяжёлым взглядом.

– Макса здесь нет. Он на нижних уровнях. И хватит об этом, – Иван зашагал по мосту, не оглядываясь.

Андрей был вынужден ускорить шаг, чтобы догнать его.

– Но тебе не кажется это странным, что и у тебя, и у меня ребёнок заблудился на Изнанке, куда в принципе дети не попадают.

– Всякое бывает. Два заблудившихся ребёнка за два года – это не совпадение, просто невезение. Нам с тобой не повезло.

– А ты не думаешь, что есть и другие дети?

– Какие ещё другие дети, Андрей?! – Иван даже остановился, чтобы заглянуть в лицо спутнику. – Ты что знаешь что-то, чего не знаю я?

– Нет, – Милавину удалось произнести это вполне естественно, – я просто пытаюсь найти ответы.

– Тебе не ответы надо искать, а собственную дочь. А других детей здесь нет и быть не может.

Он резко развернулся и продолжил путь.

«Да уж, – подумал Андрей, шагая следом, – хочешь разругаться с Иваном – заведи разговор о Максе».

Дальше через Большой каменный мост они шли молча. Внизу под ними колыхалась мёртвая серая река. Андрей любил открытые водные просторы, когда белые барашки пенятся на гребнях волн, а блики солнца играют с рябью. Причём серо-голубые тёмные волны нравились ему даже больше, чем прозрачная легковесная лазурь пляжных лагун, в мрачном дыхании глубины ему чудились воля, сила и неодолимая мощь. Но здесь, на Изнанке, река была мертва. Вода, не отражавшая ни одного солнечного луча, не несущая в себе ни единого блика, с высоты выглядела лишь пепельно-серой массой. А над этой пустыней лениво гулял тщедушный ветерок, перегоняя по ней безжизненную рябь, не в силах даже вспенить волны. Мрачная тёмная река под стать серым низко нависшим облакам, а между ними зажата выцветшая панорама столицы, до боли знакомая по открыткам и телевизионным заставкам.

Андрею совершенно не хотелось любоваться этим видом, он перевёл взгляд на корабль, что стоял приткнувшись бортом к причалу у другого берега реки, как раз напротив дома Кукловода. Серёга Харон назвал свою посудину «Бригантиной», о чём свидетельствовала размашистая надпись, сделанная ярко-синей краской по борту корабля и перекрывающая прежнее старательно замазанное название. Однако кроме имени у этого судёнышка и гордого парусника ничего общего не было, даже паруса.

«Бригантина» Харона представляла собой крохотный двухпалубный теплоходик из тех, что принято называть «речными трамвайчиками». Нижнюю палубу и панорамные окна капитанской рубки забрали частой стальной решёткой, а на верхней оборудовали укрепление из мешков с песком, да ещё установили крупнокалиберный пулемёт. Однако все эти грозные доработки не могли скрыть, а скорее даже подчёркивали, гражданскую несерьёзность прогулочного кораблика. Около теплохода виднелись четыре неподвижные фигурки в натовском камуфляже и касках – исполнительные мамелюки уже взяли посудину под охрану.

Последний блокпост кремлёвцев Андрей с Иваном прошли в самом конце моста, уже знакомая стена, сложенная из остовов легковых автомобилей, и проход в ней, перекрытый парой дверей, первая – легкая решётчатая, вторая выполнена из толстых досок и обита железным листом. Два охранника-зомби проводили их стеклянными взглядами.

Они пересекли широкую многорядную Улицу Серафимовича, оставив по правую руку, рубленую кубатуру Дома на набережной, и вышли к Болотной площади. Несмотря на то, что по календарю шёл май, цветы в клумбах и на газонах выглядели давно и безнадёжно увядшими, а зелень травы и деревьев, пропитанная серым светом пасмурного дня, казалась болезненно ядовитой. Следом за Иваном Андрей прошёлся по газону мимо чаши неработающего фонтана и выбрался на центральную аллею. Через пару минут они оставили позади памятник Репину под недовольное карканье нескольких ворон, облюбовавших бронзового истукана. В дальнем конце площади Андрей заметил ещё одну скульптурную композицию, огороженную кованым заборчиком, поначалу издалека он даже принял её за группу живых людей и невольно вздрогнул, вспомнив разговоры о людоедах. Но уже в следующую секунду понял, что это всего лишь несколько статуй выстроенных полукругом около общего центра. Андрей уже и не помнил, когда ему последний раз приходилось бывать на Болотной площади, не проезжать мимо на автомобиле, а именно гулять, любуясь пейзажами или памятниками, и скульптуры эти он видел впервые.

– Что там? – Милавин указал рукой.

– Хрен его знает. Памятник какой-то, – отмахнулся от него Поводырь.

Они продолжали идти по главной аллее, постепенно приближаясь к композиции. Теперь уже можно было различить, что в центре находится нечто ярко-золотистое, разглядеть, что именно, было невозможно из-за облепившего скульптуру воронья.

Ещё несколько шагов и Андрей понял: фигуры собравшиеся полукругом принадлежат не совсем людям. Вернее люди среди них тоже были, но чудовищно искривлённые, гротескные, напоминающие злобных горгулий. Лысый костлявый лакей, изогнувшийся в подобострастном поклоне, предлагал огромный медицинский шприц; мрачный насупленный толстяк, который оседлал пивную бочку, держал в руках кувшин и кубок; высокая женщина с лицом закрытым балахоном, вела на ниточках, как марионетку, какую-то странную двухголовую тварь; недалеко от неё стоял худощавый карлик в высоком цилиндре, с притворно радостной улыбкой на лице он указывал рукой на стопку книг, а болезненно худая, буквально измождённая нищенка, чьи лохмотья не могли скрыть пустых обвисших грудей, протягивала руку, прося подаяния.

Но кроме них в цепочке стояли создания, лишь отдалённо напоминающие людей. Жаба в женском платье, свинья, напялившая на себя старинный долгополый фрак, пляшущий осёл с огромной погремушкой в руке, мощный носорог с отвисшим пузом в переднике мясника и мужская фигура с клювастой орлиной головой. Крайним справа стоял худой как жердь персонаж в средневековых рыцарских доспехах и противогазе, он держал в руках то ли артиллеристский снаряд, то ли авиационную бомбу. И над всей композицией возвышался водружённый на дополнительный постамент, четырёхрукий зажмурившийся болванчик, одну пару рук он сложил на груди, а другую использовал, чтобы демонстративно заткнуть себе уши.

Что же в центре? Чёрно-серые вороны так плотно облепили центральную фигуру, что различить, кто там изображён было практически невозможно. Тем временем Иван начал огибать композицию по дуге, забирая вправо.

– Подожди, – бросил ему Андрей, он сорвался с места и устремился к скульптурам.

– У нас нет времени, – откликнулся Поводырь.

Но Милавин, не слушая его, уже подбежал к композиции. Он вспугнул ворон и они, надсадно каркая, взвились в воздух, но не улетели прочь, а вместо этого мрачно закружились над головой. В центре окружённые двенадцатью чудовищными тварями стояли два ребёнка, мальчик и девочка, с завязанными глазами они на ощупь шли навстречу друг другу. Их фигурки были выполнены из начищенного ярко-жёлтого металла и должны были сиять золотом под солнечными лучами. Но здесь солнца не было, и крошечные фигурки детей лишь чуть поблёскивали, как будто подчёркивая свою чужеродность и беззащитность в мрачном сером мире. Теперь, вблизи, стали видны надписи под каждой из горгулий: «Наркомания», «Жадность», «Пьянство», «Нищета», «Война», «Безразличие»…

Андрей не стал читать дальше. Эта композиция наверняка выглядела мрачной и жестокой даже при солнечном свете, а здесь, на Изнанке, стоящая на пустой площади под беспросветным маревом, затянувшим небо от края до края, в окружении вьющихся ворон и их хриплого карканья, она буквально ужасала.

– Ну ты долго там?! – снова окликнул его Иван.

– Иду, – сипло ответил Андрей, заставив себя проглотить колючий комок, вставший поперёк горла…

* * *

– Так кто такие эти людоеды? – они оставили Болотную площадь позади и теперь шли по узким переулкам, держась между набережными Москвы-реки и Водоотводного канала. Иван специально выбрал этот путь – он не хотел идти через открытые пространства, где их легко мог заметить кто-нибудь посторонний. Тяжёлое мрачное настроение, овладевшее Андреем около странного памятника на площади, некуда не исчезло, а вместе с видами опустевшего города давило на мозги тоской и отчаяньем. Чтобы хоть как-то избавиться от этих ощущений Милавин снова начал задавать вопросы.

Иван недовольно глянул на него, потом снова вернулся к осмотру очередного переулка, по которому им предстояло пройти, но всё-таки ответил, не глядя на собеседника.

– Людоеды – твари особые и по-своему очень опасные.

Он замолчал, скользя взглядом по окнам верхних этажей. Андрей выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.

– И чем же?

– Давай за мной, – махнул Иван, выходя на середину переулка.

– Людоеды – это люди, которые охотятся на других, – пояснил он, когда Милавин догнал его и пошёл рядом.

– Чтобы их съесть. Это понятно из названия, – сейчас Андрей мысленно проклинал косноязычность своего спутника. – Насколько я понял, тем же самым занимается большинство местных тварей. Чем опасны именно людоеды?

– Они держатся группой, общаются между собой, у них есть свои вожаки. Всё это позволяет им оставаться людьми. То есть не превращаться в тупых тварей с голыми инстинктами, а сохранять рассудок. Они активно пользуются оружием, устраивают засады и облавы, иногда даже оборудуют ловушки. В общем, не просто ищут, что пожрать, а охотятся хитро и расчётливо.

– Подожди, но ты говорил, что любой, кто начинает поедать других, рано или поздно превращается в зверя.

– Рано или поздно, – подтвердил Иван. Они дошли до очередного перекрёстка, и Поводырь присел за припаркованной машиной, снова осматриваясь. Андрей опустился на корточки рядом с ним.

– Людоеды общаются внутри своей группы, из-за этого они превращаются в тварей очень медленно. У кого-то отрастают клыки, у кого-то когти, но мозги работают до последнего. Именно этим они опаснее других тварей.

– А почему же обычные люди их терпят?

– Их никто не терпит… Пошли, – Иван закончил наблюдение и двинулся дальше. – Время от времени на них устраивают облавы, кое-кого даже ловят, но это не так-то просто. Людоеды стараются держаться подальше от посёлков, но перехватывают одиночек или небольшие караваны. Не засиживаются на месте, постоянно кочуя. Ловко прячутся от облав, каждый дом ведь не проверишь. Да и потом, у местных поселенцев хватает других проблем, кроме этих ублюдков.

– Я думаю, тот же Кукловод со своими мамелюками мог бы запросто выловить банду людоедов.

– Мог бы, конечно. Какое-то время он этим активно занимался, а потом ему надоело. Хотя иногда, если станет скучно, он устраивает показательные рейды.

– Иметь под рукой такую силу и не использовать её. По-моему, это подло, – Андрея в очередной раз покоробило от поступков Кукловода.

– Лёха считает, что и так делает для своего посёлка очень многое, – дёрнул плечом Иван.

– И ты согласен?

– Нет. Но ссориться с ним из-за этого не собираюсь.

Минут через двадцать они вышли к Москворецкому мосту.

Пока Иван изучал открывшийся им простор Ордынки, Милавин с интересом разглядывал сам мост. Кукловод говорил, что его невозможно пересечь, якобы тот, кто поднимается на мост, исчезает бесследно, так и не добравшись до другого берега. Андрей ожидал увидеть клубы тумана или какое-нибудь марево, как, например, поднимается от раскалённого асфальта в жаркий полдень, но ничего этого не было. Мост был самым обыкновенным, и противоположный берег свободно просматривался. Немного резала глаза совершенно пустая проезжая часть, никаких тебе автомобильных пробок, даже одиночных машин, чего в Москве просто не бывает, но к этому Андрей уже начал привыкать. В очередной раз Изнанка поразила его своей прозаичностью и обыденностью.

– Странно, а с виду мост, как мост…

– Что? – Иван отвлёкся от наблюдения и обернулся к нему.

– Я про мост… Вроде, ничего опасного не видно.

– Ну да, – согласился Поводырь и тут же спросил: Хочешь пройтись по нему?

– Наверное, нет, – усмехнулся Андрей.

– И правильно. Наш мостик следующий, – он ещё раз окинул взглядом улицу. – Вроде чисто. Пошли.

* * *

Несмотря на то, что Иван постоянно твердил о нехватке времени, сам он явно не торопился. Двигаясь по тесным переулкам Замоскворечья, он надолго – бывало, что и на пять-шесть минут – останавливался около каждого перекрёстка или угла и внимательно осматривал фасады домов, припаркованные автомобили, закутки и дворики. Иногда Иван вскидывал автомат и приникал к оптическому прицелу, но чаще просто смотрел, чуть прищурившись, медленно переползая взглядом с одного окна на другое. Пару раз Поводырь даже оставлял своего спутника в укрытии, а сам осторожно пробирался вперёд метров на сто-сто пятьдесят, обследуя встретившийся на пути отрезок двора или арку. Андрея он вперёд не пускал, сказал держаться на пару шагов позади и, как всегда, почаще оглядываться. Милавин добросовестно выполнял указания, хотя очень скоро бесцельное вращение головой стало ему надоедать.

Город как будто вымер подчистую, с тех пор как они пересекли Каменный мост, им никто не встретился, ни лизун, ни даже призрак. Однако Иван и не думал расслабляться. Андрей в очередной раз поразился перемене, которая происходила с Поводырём в подобных ситуациях. Этот нелюдимый, малообщительный, нередко грубый человек, совершенно не приспособленный для жизни в обществе, здесь – среди запутанных наполненных опасностью улочек – выглядел совершенно органично. Никакой лишней суеты, каждое движение, каждый взгляд чётко выверены и абсолютно самодостаточны. Мягкая плавная и в общем-то неторопливая походка, скрывала внутри себя энергию туго скрученной пружины. Он в любой момент готов был сорваться на бег или короткий бросок. Определённо Иван не был создан для тихого и мирного существования.

Со всеми этими остановками путь от Замоскворецкого моста до следующего за ним Устьинского у них занял около сорока минут. И вот здесь осторожная внимательность Ивана всё-таки принесла свои бесценные плоды. Он в очередной раз присел на углу здания и выглянул из-за него, сперва смотрел невооружённым глазом, потом воспользовался оптикой на автомате. Андрей молча стоял позади, чтобы хоть ненадолго разгрузить плечи, он прижал спиной рюкзак к стене дома.

– Твою мать, – сквозь зубы выругался Иван уже через несколько секунд.

– Что там?

– Вляпались, всё-таки… Иди сюда, посмотри. Только не дёргайся, – он поманил Андрея рукой, а сам сместился назад, освобождая ему место.

– Где? – Милавин медленно выглянул из-за угла лишь одним глазом.

– Дом в конце улицы, четвёртый этаж, третье окно справа, – подсказал ему Иван.

Прямо у моста на той стороне улицы возвышалась жёлто-коричневая пятиэтажка, огромный транспарант на фасаде извещал что это «Московский государственный университет технологии и дизайна». Андрей нашёл указанное окно, но ничего за ним не заметил, кроме мешанины теней и полумрака.

– Ничего.

– Подожди.

Иван ещё не успел договорить, как в окне мелькнула крошечная ярко-красная искорка, а в следующую секунду Милавин различил человеческий силуэт. Голова и плечи, они едва выделялись на фоне остальных теней, и если бы не огонёк заметить его Андрей ни за что бы не сумел.

– Он курит…

– Точно. А внизу, на стоянке ещё двое.

Милавин перевёл взгляд на сгрудившиеся у входа автомобили, он ничего не заметил, но решил поверить своему спутнику на слово.

– Людоеды?

– Похоже на то…

– Думаешь, они ждут именно нас?

– Вряд ли, – задумчиво покачал головой Иван, – Лёха, конечно, сволочь, но сливать нас ему нет никакого смысла. Скорее всего, они просто пасут мост. Не самое худшее место для засады.

– И что будем делать? Вернёмся?

– Времени жаль… – Поводырь выдернул из внутреннего кармана рузгрузочного жилета карту, запакованную в обыкновенный прозрачный файл. Некоторое время изучал переплетение улочек на схеме, коротко глянул на циферблат наручных часов, наконец, принял решение. – Попробуем обойти. Вернёмся чуть назад, перейдём канал и сделаем крюк. Должны успеть до темноты.

Андрей не стал спорить, только кивнул.

– Патрон в патронник и давай за мной, – Иван первым двинулся в обратном направлении, Милавин аккуратно, чтобы не шуметь, оттянул затворную раму на «ТТ», медленно вернул на место и поспешил следом.

Они прошли меньше квартала, когда Поводырь свернул налево под арку, ведущую во двор трёхэтажного дома из красного кирпича. Пересекли небольшой тенистый дворик, густо заросший тополями, и уткнулись в двухметровый бетонный забор.

– Понастроили, блин! – сплюнул Иван, оглянулся на Андрея и бросил: Подсади!

На страйкбольных тренировках команда, в которую входил Милавин, не раз отрабатывала штурм зданий и в частности вход через окно, поэтому сейчас он со знанием дела прижался рюкзаком к забору и чуть присел, так чтобы колени согнулись под прямым углом.

– Давай.

Иван одобрительно кивнул, одним движением перебросил автоматный ремень через руку – теперь «Калашников» висел у него на боку – вытащил из кобуры пистолет и полез наверх. Левой ногой он наступил Андрею на колено, правой на плечо, а потом рывком выпрямился, встав двумя ногами ему на плечи. Милавин сдавленно крякнул, Поводырь и сам по себе весил немало, так ещё и объёмистый рюкзак на нём.

Держа ПМ наготове, Иван огляделся поверх стены. Он не заметил никакой опасности, поэтому сунул пистолет обратно в кобуру, подтянулся на руках и лёг на кромку забора.

– Цепляйся.

Андрей развернулся, ухватил протянутую ему руку, и его буквально втянуло наверх. Он едва успевал помогать напарнику, отталкиваясь подошвами от стены. Да уж в чём-в чём, а в силе Ивану не откажешь.

Через несколько секунд они оба спрыгнули по ту сторону забора. Теперь от набережной Водоотводного канала их отделяла только огороженная площадка офисной парковки, на которой, тесно прижавшись друг к другу, в несколько рядов стояли иномарки.

Иван снова присел на корточки, Андрей последовал его примеру. Ещё пара минут ушло на внимательный осмотр окрестностей.

– Вперёд, – Поводырь не стал выпрямляться, двигаясь так же на корточках, он начал огибать ярко-синюю «Мазду». Милавин следовал за ним.

Они были посреди автостоянки, лавируя среди машин, Иван как раз свернул в провал между серебристым «Мерседесом» и чёрной «Ауди», когда в тишине, казалось бы, безжизненного города оглушительно рявкнул одиночный выстрел.

Для Андрея это было настолько неожиданно, что он даже не сразу сообразил спрятаться. Вскинувшись всем телом, он успел заметить, как Иван нелепо взмахнул рукой, с грохотом рухнул на капот «Ауди» и сполз вниз. Милавин рванулся было к нему, но тут же снова громыхнуло, и боковое стекло «Мерседеса» покрыла густая сеть трещин, разбегающаяся от аккуратного круглого отверстия размером с двухрублёвую монету. Андрей ничком упал на асфальт лицом вниз, только теперь он понял, что происходит.

– Иван! Иван, ты как?! – позвал он, чуть приподняв голову. Никакого ответа. Ему не было видно, что произошло с напарником, обзор полностью закрывал чемоданоподобный багажник «Мерседеса».

– Ты живой?!

Тишина.

Милавин подтянул ноги под себя и начал подниматься, тут же по ушам хлестанул новый выстрел, а корпус «Мерседеса» отозвался на попадание звонким гулом. Андрей снова вжался в асфальт.

– Иван, ты где?!

Это уже была настоящая паника. За неполные два дня Милавин успел привыкнуть, что Поводырь – это опытный вояка, всегда способный постоять не только за себя, но и прикрыть своего спутника. А теперь получалось, что бывший учитель математики, а ныне менеджер-продажник, до сих пор лишь игравший в войну, оказался абсолютно один под обстрелом. Совершенно неожиданно для себя, Андрей вдруг осознал: один единственный выстрел может навсегда оборвать всю эту мешанину из радостных, грустных, иногда страшных, а иногда и счастливых событий. Достаточно одного попадания и безвозвратно исчезнет целый мир, наполненный его целями, планами, мыслями и мечтами. Исчезнет он сам…

«Что я здесь делаю?! Куда полез?! Зачем?!!! Разве могу я кого-то спасти, кому-то помочь? Меня убьют, а Сашка так и останется где-то здесь навсегда!» – на несколько секунд Милавин сам себе показался жалким и бессильным. В сознании ледяным вихрем ревел ужас, разметая в клочья любые мысли.

«Стоп! Стоп!!!» – прикрикнул Андрей на себя. – Нужно действовать, нужно что-то предпринять. Но что?!!!»

Новая волна паники едва не опрокинула его, однако в последний момент он всё-таки ухватился за спасительную соломинку: «Нужно добраться до Ивана. Если он жив – он подскажет, что делать и как спастись. Если ранен – надо помочь, перевязать, есть ведь аптечка. Если он мёртв – ты заберёшь у него автомат. Нужно добраться до Ивана!»

Как будто выныривая из тёмного бездонного озера, он поднял голову и пополз вперёд, широко загребая коленями и локтями. Добрался до заднего колеса, прижался щекой к асфальту и заглянул под бампер. Милавин увидел тупорылую морду чёрной «Ауди», радиаторную решётку, украшенную серебристыми кольцами логотипа, но Ивана там не было.

«Наверное, он свалился за машину или отполз», – подумал Андрей и в этот момент услышал торопливые шаги по набережной. Бежали двое или даже трое.

– Чё там?! – выкрикнули на бегу.

– Два тела на парковке! – откликнулся другой голос, кажется, с той стороны Водоотводного канала – Я одного снял. Второй ныкается за серебристым «Мерином». Я его прижал, никуда не денется.

– Ща мы его вытащим! Не стреляй! – обрадовался бегун, судя по звуку, он уже стоял перед входом на парковку.

– Эй, друган! Вылезай по-хорошему! Сразу не убьём!

– Давай-давай! Не кочевряжься! Подымай ручки и выходи!

– Хенде хох, твою мать!

Прибежавших было трое. Они начали разбредаться по автостоянке, похохатывая и подбадривая друг друга. Андрей перевернулся на бок, потом сел, прижавшись рюкзаком к дверце «Мерседеса», рукоять «ТТ» он стискивал двумя руками.

«Сдаваться смысла нет – всё равно съедят. Нужно снять рюкзак, будет мешать двигаться», – он расстегнул фастикс на груди и уже хотел выползти из плечевых лямок, когда справа загрохотало железо и над крышей стоящего рядом джипа-паркетника, показалась бритая до синевы голова, а потом и плечи. Людоед заскочил на высокий капот и теперь смотрел на Андрея поверх крыши внедорожника.

За долю секунды, пока Милавин поднимал пистолет, в его память буквально врезались худое бледное лицо противника, перекошенное наглой усмешкой, растянутый серо-зелёный свитер с простеньким геометрическим узором, светло-светло-бежевая жилетка с кучей карманов, какую любят одевать рыбаки или торговцы на рынках, и обыкновенный строительный молоток в занесённой для броска правой руке.

Андрей выстрелил трижды, ни разу не попал, только продырявил паркетнику заднее стекло и короб запаски, зато заставил людоеда шарахнуться назад и спрыгнуть с капота, чтобы укрыться за тушей внедорожника.

– Мля! У него ствол!!!

– Огрызается сука!

– Трындец тебе, козлина! Сам напросился!

Последний выкрик прозвучал где-то слева, совсем рядом.

Милавина брали в клещи, обходя с двух сторон.

«Успеть уложить хотя бы одного из них. И не даваться им живым. Лучше застрелиться самому. Но сперва, убить хотя бы одного», – мысли вспыхивали в голове, как приказы, коротко и хлёстко, а взгляд метался из стороны в сторону, чтобы не прозевать следующую атаку.

Короткая, на три патрона, автоматная очередь ударила от чёрной «Ауди», тут же с той стороны канала отозвался звон битого стекла.

– Твою мать!!! – вторая очередь заглушила крик, и он захлебнулся воплем боли, а в следующую секунду что-то глухо ударилось о «Мерседес» с той стороны.

– Андрей, к выходу! Бегом! – знакомый хрипло лающий голос, показался Милавину слаще любой музыки.

Андрей вскочил, краем глаза заметил какое-то движение возле паркетника, дважды выстрелил в ту сторону, не целясь, и юркнул между «Мерседесом» и «Ауди».

Иван сидел на одном колене, приклад автомата вжат в плечо.

– Бегом! Бегом!! – подхлестнул он напарника.

– Тут ещё двое, – Милавин перепрыгнул через труп людоеда на асфальте.

– Знаю.

Андрей неуклюже перекатился через капот очередной легковушки – проклятый рюкзак – и бросился к выходу. Позади снова загрохотала автоматная очередь, он не оглядывался, поэтому не знал, попал Иван в кого-то или нет.

Поводырь нагнал его у самого выхода с парковки.

– Налево!

Милавин понимал, что спорить сейчас равносильно самоубийству, поэтому подчинился. Они бежали по набережной, снова двигаясь в первоначальном направлении, а Болотная площадь и Каменный мост оставались у них за спиной. Не прошло и минуты, как они выскочили на перекрёсток. Набережная тянулась дальше, налево вела широкая улица, переходящая в Устьинский мост, а справа – ещё один мостик, перекинутый через Водоотводный канал. От Москвы-реки к ним приближалась небольшая группа – семь-восемь человек – до них было больше двухсот метров. Они заметили беглецов, кто-то даже вскинул длинный ствол охотничьего ружья, прицеливаясь. Иван на бегу дал по ним длинную очередь, и это заставило преследователей рассыпаться и искать укрытия за припаркованными автомобилями и фонарными столбами.

– Не залипай! Прямо! Прямо!! – Поводырь подтолкнул в спину Андрея, который замедлил шаг.

Людоеды начали стрелять в ответ. Одиночная пуля, надсадно свистнула чуть впереди Милавина, ещё одна, не долетев до него метров пять, ударила в асфальт, выбивая крошку. Андрей пригнулся всем телом к земле, но продолжал бежать. Ещё один выстрел. Куда ушла эта пуля, он не видел.

Откуда-то из глубин памяти судорожно всплыла фраза, некогда прочитанная в одной из книг: «Не бойся пуль, которые свистят вокруг – они пролетают мимо, а ту, что убьёт тебя, ты всё равно не услышишь».

Снова выстрел. Рюкзак сильно дёрнуло вправо, он потащил Андрея за собой, и тот, вильнув, завалился на бок, но не дал себе упасть, оттолкнулся рукой от асфальта, сделал несколько шагов на четвереньках, выпрямился и побежал дальше. Иван пыхтел где-то за спиной, не отставая.

«… Бывал ли автор этой фразы под обстрелом?! Наверное, да. Никто не имеет права рассуждать о мужестве и храбрости, пока не слышал, как летят пули над его собственной головой».

Ещё один пронзительный свист, где-то совсем рядом.

«На этот раз мимо…»

Наконец – кажется, что прошло несколько часов! – они оставили позади перекрёсток и скрылись за углом, выйдя из-под огня. Милавин с разбегу обнялся со стволом толстенного тополя и буквально повис на нём, жадно глотая воздух.

«Живой. Живой!!! Живой…»

– Нужно убираться с набережной! – Иван присел на углу здания, короткими отработанными движениями сменил магазин в автомате. – Поищи проход во дворы. Давай-давай!

Андрей заставил себя отлепиться от дерева и побежал вперед по набережной. Проскочил мимо серых двухэтажек, дверей видно не было, а окна были забраны решётками. Потом слева начался черный решётчатый забор, больше двух метров высотой, он огораживал внутренний дворик с аккуратным газоном и детской площадкой в глубине. А дальше вдоль набережной вытянулось белое здание с огромными окнами и широким ступенчатым крыльцом, где темнели сразу три двери.

Сзади снова загремела пальба. Андрей оглянулся и увидел, как Иван, дав короткую очередь, отпрянул обратно за угол, а с улицы зазвучали ответные выстрелы.

«Ничего не закончилось…»

Перепрыгивая через ступеньки, Милавин взлетел на крыльцо и рванул на себя центральную дверь, та послушно открылась.

– Иван, сюда! – он первым вошёл в здание, держа «ТТ» двумя руками перед собой. Просторный холл, в углу целая оранжерея из разлапистых папоротников, справа за стеклянной стенкой помещение для консьержа, а прямо уходит затемнённый коридор с дверями лифтов на левой стене и доской объявлений – на правой. Андрей осторожно прошёл по коридору, он уже миновал лифты, когда в двери заскочил Иван.

– Не тяни! – снова начал подгонять он. – Нужен проход. Быстрей давай.

Милавин, ускорив шаг, добрался до конца коридора. Здесь были две двери. Он попробовал открыть одну, вторую – обе оказались заперты. Но замки, да и сами двери хлипенькие, можно выбить.

Иван лёг, вытянувшись во весь рост, под стеной, ствол автомата смотрел в сторону холла. Милавин отступил на шаг назад и ударил ногой в первую дверь. Та отозвалась скрипом и скрежетом, но не подалась, а чёртов рюкзак чуть не опрокинул Андрея на спину.

«Лучше бить плечом…»

Удар… второй… третий… И вот дверь распахнулась, язычок замка расколол косяк и вывернул солидный кусок дерева. Милавин ввалился в узкую тесную каморку, загремел швабрами и пустыми вёдрами, а в нос ударил щелочной запах дешёвых моющих средств. Он огляделся. Тупик, ни дверей, ни даже окон. Остаётся ещё одна дверь.

Когда Андрей выбрался обратно в коридор, автомат в руках Ивана коротко харкнул очередью, в ответ из холла зазвенело битое стекло и кто-то яростно шипяще выругался.

– Давай, Андрюха, давай, – сквозь зубы прорычал Поводырь, не отрывая взгляда от входа.

Милавин и сам понимал, что надо спешить. Вторую дверь ему удалось выбить уже после второго удара. За ней оказалась просторная комната, заставленная в три этажа, лавками, стульями и какими-то столиками, а на противоположной стене три окна в ряд. Андрей вскинул пистолет и трижды выстрелил в ближайшее, затвор лязгнул и замер в заднем положении. Однако добротный современный стеклопакет не осыпался брызгами осколков, в нём лишь появилось три сквозных отверстия, обрамлённых паутиной трещин.

– Чтоб тебя! – не долго думая Милавин подхватил ближайший стул и швырнул в окно. Вот теперь всё прошло, как надо. Стекло со звоном и дребезгом вылетело наружу вместе со стулом.

– Есть проход!

– Выбирайся и жди меня! Я сейчас, – он едва успел договорить, как из холла громыхнули два выстрела. Стреляли наобум, не глядя, выставив ствол в дверной проём, поэтому обе пули ушли почти в потолок, но Иван всё равно дал очередь в ответ, чтобы лишний раз боялись.

– У меня магазин пустой.

– Потом зарядишь. Пошёл.

Андрей забрался на подоконник и через проём спрыгнул на асфальт, тут же юркнул под стену в поисках укрытия. Только после этого осмотрелся. Он оказался во внутреннем дворе, зажатом между тремя зданиями, в центре круглая клумба, вокруг неё несколько лавочек и урна – летняя курилка. Со двора, опять же огороженного железным забором, вела калитка, по счастью, незапертая.

Из дома раздалась ещё одна трескучая очередь, через пару секунд торопливые шаги, а потом из окна выпрыгнул Иван, приземлившись, он не удержался на ногах и завалился боком на асфальт. Из глубины здания оглушительно громыхнуло взрывом, Андрей даже вжал голову в плечи с перепугу.

«Граната. Иван швырнул гранту», – чуть запоздало сообразил он.

– Не хрен сидеть! Бегом через двор! – тяжело перекатившись, Поводырь поднялся на ноги.

Они нырнули в калитку, пробежали вдоль жёлтого трёхэтажного здания, миновали на удивление пустую парковочную площадку и уткнулись в просторные двустворчатые ворота. Замка не было, поэтому отодвинуть засов и распахнуть створки оказалось делом на пару секунд.

Теперь они выбрались на улицу, что шла параллельно набережной, слева возвышалась жёлто-коричневая громада университета технологии и дизайна, только теперь они смотрели на неё с другой стороны. Когда беглецы пересекали улицу, со стороны моста на неё же выскочило трое людоедов, вооружённые лишь копьями и дубинами, они не стали бросаться в погоню, но засвистели, размахивая руками и подзывая остальных. Иван по ним не стрелял, берёг патроны, только притормозил на мгновение, вскинув автомат, и этого хватило, чтобы все трое тут же юркнули обратно за угол.

Андрей первым ворвался в просторный двор. Он перемахнул невысокую оградку, пробежал по газону и остановился, уткнувшись плечом в фонарный столб. Вбежавший следом за ним Иван сел за мусорный контейнер, снова приник к прицелу.

– Дальше! Дальше давай! Ищи проход!

– Мне надо зарядиться, – задыхаясь, вытолкнул из себя Милавин, пистолет без патронов буквально жёг ему руки.

– Не сейчас! Мы должны оторваться! Пошёл!

Андрей оттолкнулся от столба и побежал через двор. Он обогнул сложенную из белого кирпича электроподстанцию с массивными чёрными дверями и обязательными треугольными знаками «Не влезай!», заметил проход между домами и махнул напарнику рукой.

– Сюда!

Иван покинул своё убежище и рванул к нему. У него за спиной Милавин увидел, как во двор вбегают трое преследователей.

– Сзади!

Одним слитным движением, занявшим не более секунды, Поводырь умудрился остановиться, развернуться всем телом, сесть на одно колено и вдавить приклад автомата в плечо. Трескучая очередь. И двое людоедов шарахнулись прочь со двора, а третий рухнул на асфальт и подтянул колени к груди, вереща во всё горло.

Иван не стал его добивать, вскочил, побежал дальше. Следующий двор они миновали по той же схеме. Поводырь прикрывает, Андрей ищет лазейку между домами. Правда, на этот раз обошлось без стрельбы. Людоеды уже побаивались оголтело гнаться за такой зубастой добычей. Ещё один двор. Чтобы уйти из него пришлось нырнуть в тёмную арку.

– Стой! – бросил Иван, когда их шаги гулко отдались в туннеле. – Заряжайся.

Милавин опустился на колени и суетливо начал загонять патроны в обойму. Пальцы не слушались, казались ватными, чужими, да ещё и тряслись, противной мелкой дрожью. Шестой по счёту патрон выскочил из рук и откатился в сторону. Андрей потянулся было за ним, но Иван остановил.

– Всё, пошли дальше!

Милавин всё-таки подобрал патрон, впихнул в обойму и уже на ходу вставил её в рукоять пистолета, потом отжал фиксатор, и «ТТ» жадно лязгнул затворной рамой, снова вставая на боевой взвод.

Арка выходила на поперечную улицу, по другую сторону которой тянулся высоченный бетонный забор с железными наглухо запертыми воротами, возле них – шлагбаум и крошечная будочка КПП, больше всего это походило на воинскую часть. Иван сказал повернуть направо.

Они ещё раз пересекли улицу, их вяло обстреляли со стороны моста, но издалека и неприцельно, а беглецы опять нырнули в очередной дворик.

– Вроде оторвались, – Андрей с надеждой оглянулся на своего спутника.

– Оторвались, – кивнул Иван, тяжело дыша и сплёвывая под ноги. – Но они нас так просто не отпустят. Так что шевели ногами и молись, чтобы не было засады у следующего моста. Иначе они нас зажмут на этом острове, как нефиг делать.

* * *

Милавин в Бога не верил и молиться не умел, а даже если бы и умел, то у него просто не оставалось ни сил, ни времени на молитву. Сумасшедший по своему темпу марш-бросок через дворики и подворотни Замоскворечья с тяжеленным рюкзаком на плечах совершенно вымотал его. Беглецы петляли вдоль Садовнической улицы, иногда пересекая её, иногда пробегая по ней, но чаще всё-таки шли через дворы. Преследователи висели у них на плечах, отставая всего на несколько сотен метров. Измотанный беготнёй Андрей предлагал остановиться и дать бой, всё-таки у большинства людоедов только копья да дубинки, а у них автомат, два пистолета да ещё гранаты. Но Иван отказался, сказал, что противников слишком много и если они грамотно окружат беглецов, чтобы наброситься разом, то никакой автомат не поможет. Поэтому они продолжали бежать. Милавин задыхался, обливался потом и уже с трудом переставлял отяжелевшие ноги. На молитвы у него не было сил, вместо этого он просто надеялся на хороший исход, и только эта надежда не давала ему упасть плашмя и отстреливаться до последнего патрона. Однако все его надежды оказались напрасны…

Они в очередной раз пересекали Садовническую, чтобы нырнуть в низкую арку по правой стороне. Андрей бежал первым, он был уже посреди улицы, Иван только-только сошёл с тротуара, когда из-за машин метрах в пятидесяти впереди выглянуло сразу три или четыре стрелка, вооружённых длинноствольными охотничьими ружьями.

– Стоять-бояться! – рявкнул грубый басовитый голос с той же стороны. Кажется, он хотел добавить ещё что-то, но не успел, потому что Милавин, не задумываясь, прыгнул рыбкой за ближайший автомобиль у тротуара, а Иван дал длинную очередь и отскочил обратно за угол. Людоеды открыли ответный огонь, Андрей сжался в комок, укрывшись за какой-то крошечной малолитражкой, но стреляли не по нему, Ивана справедливо сочли более опасным противником. Однако Поводырь успел уйти за угол и пули лишь высекли крошку из стены и асфальта.

После непродолжительной пальбы повисла напряжённая пауза, каждая из сторон оценивала сложившуюся ситуацию. Прервал тишину всё-тот же обладатель грубого баса.

– Слышь, пацаны! Давай, не ссы! Выходи по одному, нам чисто поговорить! Стрелять не будем!

Вместо ответа Иван, присев на одно колено, выглянул из-за угла и начал осыпать людоедов короткими очередями по два-три патрона каждый.

– Андрей пошёл! – отрывисто выкрикнул он, не дав засаде опомниться.

Милавин перевалился вперёд и на четвереньках, пригибаясь к асфальту, бросился обратно через улицу. Но тут же загремели выстрелы с другой стороны. Автомат неожиданно смолк, и начали стрелять уже из засады, на этот раз именно по Андрею. Одна из пуль вспорола асфальт прямо перед ним, и Милавин, повинуясь вспышке ужаса, отпрыгнул обратно под прикрытие малолитражки. Ещё один выстрел. Багажник автомобиля загудел от попадания. Андрей оглянулся. Со спины к ним подходила погоня, два или три стрелка с охотничьими ружьями легли прямо посреди проезжей части, прицеливаясь, а остальные людоеды с копями и дубинами наперевес бежали по улице вдоль зданий. До них было около двухсот метров, и пока их выстрелы не были особо удачными, зато они спугнули Ивана, заставив его уйти вглубь переулка, а теперь вовсю выцеливали Милавина. Малолитражка хорошо закрывала его от тех, что расположились впереди, и совершенно не защищала со спины.

«Всё приплыли! Перекрёстный огонь…»

Андрей бросил затравленный взгляд на Ивана. Он знает, что делать, он обязательно выручит. Но Поводырь, оглянувшись по сторонам, лишь махнул ему рукой из переулка, а потом рванул с места и скрылся за углом.

«Каждый сам за себя», – понял Милавин, чувствуя, как холодеет под сердцем. Он подтянул ноги, сел на корточки. Очередной выстрел со стороны погони заставил заднее стекло малолитражки осыпаться мелкими осколками.

До арки, ведущей во внутренний двор бело-серого четырехэтажного здания, было метров пять. Андрей преодолел это расстояние в три прыжка, он слышал пару выстрелов, но так и не понял, куда ушли пули. Оказавшись под прикрытием каменных стен, рванул вперёд, прямо через застоявшиеся лужи. Плеск воды и собственное хриплое дыхание, гулко отражённые аркой, на несколько секунд оглушили его.

Двор, куда он попал, оказался просторным. Опять разлинованная белой краской парковочная площадка, слева небольшой тенистый сквер, густо заросший тополями и липами, лавочки, урны, а дальше какие-то одноэтажные хозяйственные постройки, перегораживающие весь двор. В доме на той стороне он насчитал четыре подъезда, правда, все двери были плотно закрыты.

Милавин бегом пересёк парковку и рванул за массивную ручку первой двери. Заперто! Выбивать нет времени. Он бросился вдоль здания к следующему подъезду. Вторую дверь даже пробовать не имело смысла, Андрей издалека увидел на ней ржавый висячий замок. Оставалось ещё два варианта. Но и тут его ждало разочарование. Две оставшиеся двери были просто напросто заколочены.

«Что же это за дом такой?!» – Милавин в сердцах пнул ногой последнюю дверь, его начала захлёстывать паника: «Что делать?! Что делать?!!!»

Взгляд метался по двору, который из спасения вдруг превратился в ловушку. «Выход должен быть. Можно всё-таки попробовать выломать первую дверь. Правда, её так просто не возьмёшь. Можно сбить замок со второй, он ржавый, вполне может сломаться под ударами. В крайнем случае, пальнуть в него пару раз… Что ещё? Окна! Можно выбить окно и забраться внутрь здания. Вот только окна высоко, с земли не залезть…»

Милавин, без всякого преувеличения, физически чувствовал, как впустую уходит время. Нужно было что-то делать, а не перебирать варианты. Он решил сбить замок. Стальные петли отозвались скрежетом, когда Андрей рванул на себя дверь, ржавый замок дернулся, лязгнув душкой, но выдержал. Милавин сделал шаг назад, вскинул пистолет, прицелился и в этот момент боковым зрением выхватил какое-то движение со стороны арки.

Не раздумывая, он повернулся туда всем корпусом, держа пистолет прямо перед собой, в тёмном провале мелькнула человеческая фигура. Андрей выстрелил, раз второй и тут же бросился в сторону, под прикрытие деревьев. Как оказалось, очень вовремя, из темноты арки громыхнул ответный выстрел, выбивая щепки из подъездной двери.

Отбежав в глубь двора, Милавин присел за ствол тополя.

«Четыре, – отметил он про себя, – осталось четыре патрона».

Уходить в глухую оборону при таком раскладе не имело смысла. Четыре выстрела и всё. У него, конечно, было полтора десятка патронов в подсумке, но их ещё нужно зарядить в обойму… Надо было выбираться из этого каменного мешка и чем скорее, тем лучше.

«Двери заперты, значит надо уходить через окна», – он на секунду оторвал взгляд от провала арки и оглянулся на здание. Окна первого этажа располагались выше двух метров от земли.

«Самому не добраться. Нужно поискать что-то, с чего можно залезть. Какую-то подставку», – Андрей ещё раз коротко огляделся вокруг. В дальнем конце двора стояло несколько грязно зелёных мусорных баков, неплотно прикрытых стальными крышками.

«А что если…»

Закончить мысль Милавин не успел, из арки низко пригибаясь к земле показалась одиночная фигура. На людоеде были бесформенные спортивные штаны и светло-синяя джинсовая куртка, покрытая грязными разводами, в руках – бейсбольная бита, плотно обмотанная колючей проволокой. Боязливо озираясь по сторонам, он побежал к деревьям, стремясь уйти с открытого пространства. Противника он, похоже, не заметил, поэтому Милавин решил подпустить его поближе.

Когда между ними было чуть больше десятка метров, Андрей осторожно выбрал слабину курка, медленно выдохнул и выстрелил. Пуля попала людоеду в грудь, отбросила назад, только ноги в стареньких кедах взметнулись в воздухе. И тут же от арки хлестанул ответный выстрел. Милавин рухнул на землю, а ствол тополя мелко задрожал из-за угодившей в него пули.

Понимая, что неизвестный стрелок едва не поймал его на живца, Андрей на четвереньках перебрался за другой тополь, там вскочил и уже бегом рванул к мусорным бакам. Кажется, ему удалось уйти с линии огня, по крайней мере, больше по нему не стреляли.

«Три», – отсчитал он.

Со стороны улицы донёсся треск автоматной очереди. На какой-то миг Милавин успел обрадоваться близкой подмоге, но тут же понял, что стреляли где-то на соседней улице, а вовсе не перед аркой. Иван с боем прорывался из западни.

«Хорошо ему, наверное, воюется с автоматом, да грантами», – подумал Андрей, ощущая укол жгучей зависти. Ему бы тоже не помешала хотя бы одна граната, чтобы шугануть из-под арки проклятого стрелка. Но гранат у Милавина не было и оставалось только надеяться, что затаившийся людоед не видел, куда он перебежал, и сейчас не прицеливается.

Андрей ещё раз смерил взглядом скопление мусорных баков. Они стояли под навесом из жести, но один бак, непонятно зачем, был выдвинут вперёд. Если забраться на него, то можно перепрыгнуть на крышу навеса, а оттуда перебраться на одноэтажные здания, примыкавшие ко двору тыльной стороной без окон и дверей.

Правда, чтобы забраться на мусорный бак, придётся воспользоваться двумя руками, то есть убрать пистолет в кобуру, но даже это не самое страшное, страшно оказаться на возвышении открытым для всех, без какого-либо укрытия. Если стрелок из арки заметит его, то снять Милавина будет проще простого.

«Надо пробовать», – решился Андрей, – Другого выхода нет».

Он осторожно выбрался из-за баков и замер на открытом месте. Если уж людоед начнёт стрелять, то пусть стреляет сейчас, по крайней мере, так у Милавина есть шанс отскочить и успеть спрятаться. Андрей мысленно просчитал до десяти. Выстрела не последовало. К слову, мусорные баки от арки хорошо закрывало сразу два тополя, оставляя для стрелка совсем небольшой сектор.

На счёте десять, Милавин рванул с плеч лямки рюкзака, сбрасывая его себе под ноги.

«К чёрту барахло! Жизнь бы спасти!».

Он сунул пистолет в кобуру и ещё раз оглянулся на арку. Тишина…

Пора! Андрей наступил на рюкзак, вцепился в каркас бака двумя руками, оттолкнулся ногами и полез наверх. Железная крышка отозвалась под ним предательским грохотом, если стрелок до сих пор не знал, где он, то теперь уж точно сообразил. Отступать было поздно, Милавин забрался на громыхающий бак. Каждая клетка его тела сейчас сжалась в ожидании выстрела. Никто не стрелял. Андрей прыгнул на крышу навеса, та заскрипела и сильно просела под его весом, однако устояла. Ещё пару грохочущих шагов и Милавин дотянулся до крыши дома, залитой чёрным гудроном. Рванулся вперёд, навалился на кромку животом, закинул одну ногу и перекатился через плечо.

«Всё, ушёл! Ушёл!!!»

Андрей не дал себе лежать слишком долго и уже начал подниматься на корточки, когда услышал справа от себя торопливые шаги. Оглянувшись, он успел увидеть набегающего на него человека с занесённым для удара пожарным топором в руках. Милавин попробовал уклониться, и это немного помогло. Удар пришёлся вскользь, лишь чуть-чуть зацепив голову. Перед глазами вспыхнули цветные круги, Андрея крутануло вокруг себя и, потеряв равновесие, он кубарем полетел с крыши. Падения он не почувствовал, сознание угасло ещё в полёте…

* * *

Андрей очнулся, когда кто-то грубо, ничуть не церемонясь, сотрясал всё его тело. Ещё до того, как он сообразил, что происходит, в сознание ворвалась боль. Голова раскалывалась так, что хотелось скорчиться, обхватить её руками и тупо выть, ни на что другое не обращая внимания. Милавин неосознанно попытался сжаться и тут же получил хлёсткий удар по лицу.

– Не дёргайся, тварь! – прошипел злобный голос совсем рядом.

Андрей приоткрыл левый глаз, правый не слушался, вся правая сторона лица онемела и почему-то казалась распухшей и тяжёлой. Он машинально потянулся рукой, чтобы ощупать лицо и тут же рядом опять зашипело.

– Сказал, не дёргайся! А то нос отрублю! – из мутного тумана прямо перед ним проступило смуглое треугольное лицо. Раскосые тёмно-карие глаза азиата, редкая колючая щетина на подбородке, плоский нос и иссиня-чёрные густые брови. «Казах… или бурят. Кто их разберёт», – отстранёние подумал Андрей.

– Раз очнулся, сам давай снимай разгрузку. И поживее, а то враз без носу останешься! – перед самым его лицом возник широкий клинок охотничьего ножа. Милавин инстинктивно шарахнулся назад, но азиат ухватил его левой рукой за шкирку и притянул обратно.

– Не дёргайся, я сказал!

Андрей узнал нож – клинок пятнадцати сантиметров длиной, самодельная гарда из мельхиоровой столовой ложки и потемневший от времени олений рог рукояти. Это нож отца. Откуда он у бешеного азиата?!

Только теперь сквозь ноющую боль прорвались воспоминания об Иване, об Изнанке, о людоедах и о собственном коротком полёте с крыши. А следом пришёл страх.

«Они всё-таки взяли меня живым! Что же теперь будет?!»

– Снимай разгрузку, тварь! Ну! – поторопил людоед, он снова взмахнул ножом перед носом пленника.

– Сейчас, – вытолкнул из себя Андрей и заворочался, стягивая жилет с плеч. Оказывается, всё это время он сидел, прислонившись спиной к стене здания. Неловкие движения отозвались новой волной боли в многострадальной голове, даже в глазах потемнело, но он справился. Через несколько секунд Милавин протянул свой разгрузочный жилет азиату.

– Вот это дело! – обрадовался тот.

Пока людоед возился с лямками, натягивая жилет на себя, Андрей осмотрелся. Они сидели на тротуаре всё той же Садовнической улицы, чуть в стороне от того места, где беглецы угодили в засаду. Других людоедов вокруг он не заметил, только азиат. Но напасть на него сейчас или пытаться бежать было бы полным безумием, Милавин едва мог шевелиться, и каждое движение отзывалось неистовой болью внутри черепной коробки. Пользуясь паузой, он ощупал собственное лицо. Правый глаз и щека оказались залиты уже подсохшей загустевшей кровью, она залепила веко мягкой коркой. Чуть повыше виска, похоже, была огромная ссадина, которая продолжала кровоточить.

Где-то на соседней улице коротко ударила автоматная очередь, в ответ жахнули два одиночных выстрела. Иван ещё продолжал воевать.

– Зашибись, – уже радостно прошипел азиат. Он, наконец, разобрался с лямками, защёлкнул пластиковые фиксаторы на груди и животе, а потом вытащил из-за пояса знакомый Андрею «ТТ» и убрал его в кобуру. Разгрузник, который на Милавине сидел плотно, на людоеде свободно болтался. Азиат оказался очень худым, даже щуплым. Одет он был в чёрные джинсы с карманами на бёдрах и свитер водолазку неопределённого грязно-серого цвета. Голову прикрывала пятнистая косынка-бандана, повязанная на пиратский манер.

– Годится, – людоед улыбнулся, и Андрей с ужасом увидел, что зубов у него во рту гораздо больше, чем у любого человека, а кроме того, зубы эти треугольные – заострённые к низу, как у некоторых рыб.

– Теперь обувку давай! – снова подсел к пленнику азиат, размахивая ножом, – Давай-давай, тварь!

Милавин послушно начал развязывать шнуровку на трекинговых кроссовках. Хотя и не сомневался, самое большое, что он может заслужить своим послушанием это быструю безболезненную смерть, и то, если сильно повезёт. Пальцы слушались плохо, поэтому узел на шнурках никак не поддавался, азиат уже успокоился, теперь он просто наблюдал за попытками пленника и улыбался своей чудовищной улыбкой.

– Зубок, мля! Ты чё тут расселся?! – из переулка появился обладатель того самого грубого баса, что командовал засадой. Это оказался огромный грузный мужчина, одетый в городской серо-чёрно-голубой камуфляж. Андрею сразу бросилась в глаза его левая рука, непропорционально большая и длинная, она доставала ему едва ли не до колена. Кожа на руке была тёмно-коричневого цвета, покрытая воспалёнными язвами и струпьями, а жёлтые ногти отросли и загрубели настолько, что уже напоминали звериные когти. При этом правая рука у людоеда выглядела совершенно нормально.

«… Они превращаются в тварей очень медленно», – вспомнил Милавин слова Поводыря. – У кого-то отрастают клыки, у кого-то когти, но мозги работают до последнего».

– Так я это… – тут же начал заискивать азиат. – Я же добычу сторожу. Это же я его поймал.

– Молодец, что поймал, – откликнулся здоровяк. – Теперь я сам за ним пригляжу. А ты давай Фрица мне сюда позови. Скажи, чтобы срочно пришёл. Усёк?

– Усёк, – послушно кивнул людоед, но уходить не спешил. – Только это, Большак… Это же я его поймал. Мой трофей, моя жратва. Дай я ему хоть пальцы обгрызу. Он ведь мой.

– Твой, Зубок, твой, – он тяжело уселся на бордюр тротуара недалеко от Милавина. – Я закон знаю. Ты с него пистоль и разгруз уже поимел? Вот и пальчики его от тебя никуда не денутся. Это я тебе говорю. Всё будет по закону. А теперь давай мне сюда Фрица, и поживее!

– Понял, Большак. Ща всё будет, – Зубок подобрал свой пожарный топор, что лежал на асфальте, и торопливо, едва не бегом, скрылся в переулке.

– Ну, здарова, – оставшийся людоед обратил внимание на Андрея.

Милавин коротко кивнул, разглядывая эту одутловатую, морщинистую физиономию старого бульдога с обвисшими щеками и рубленым подбородком. Маленькие колючие глазки под низко нависающим покатым лбом и короткий ёжик на макушке. Зубы самые обыкновенные, даже золотая фикса имеется.

– Как звать?

– Андрей.

– Андрюха, значит. А меня Большаком кличут. Будем знакомы, – он подтянул к себе валявшийся рядом рюкзак пленника, вскрыл верхний клапан и начал по-хозяйски шарить внутри, выкидывая вещи на асфальт. Милавин заметил, что огромная левая рука ему больше мешает, чем помогает, пользовался людоед ей неловко, как будто протезом.

– Откуда сам, Андрюш?

– От Лёхи Кукловода, – в больной голове шевельнулась робкая, трусливая надежда. Может быть, удастся запугать людоедов мамелюками. Вряд ли конечно. Но Андрей сейчас был готов хвататься за соломинку.

– Да ты чё?! – вдруг обрадовался Большак.

– Да. Он меня искать будет.

– Хе! Ну может, чего и найдёт, если сильно поторопится, – продолжал веселиться людоед. – Ты меня не пугай, Андрюш. Я сам, кого хошь напугаю.

Из рюкзака он вытащил блок сигарет, зажал его подмышкой левой руки, а правой вскрыл и извлёк одну пачку.

– Давно здесь? Среди мёртвых?

– Достаточно, – зло откликнулся Андрей, понимая, что его соломинка не сдюжила.

– Ты нормально отвечай. Тебя же по-человечески спрашивают. Пока… – неуклюже взяв пачку в левую руку, он пытался распечатать её. Вышло неудачно, Большак слишком сильно сжал упаковку своей огромной лапищей и вместо сигарет получил мятый комок картона и табака.

– Чтоб тебя, мля! – людоед отшвырнул мятую пачку прочь, потом вытащил из блока вторую и перекинул её Милавину. – Открой, Андрюх, будь человеком!

– Что у тебя с рукой?

– Да хрен разберёшь! – добродушно откликнулся он, – Началось где-то месяц назад, и чем дальше, тем хуже. Веришь – нет, трындец, как неудобно.

– Знаешь из-за чего это у тебя? – Андрей протянул ему сигарету.

– Знаю, конечно. Не вчера родился, – правой рукой людоед извлёк зажигалку из кармана, прикурил. – Сам курить бушь?

– Не курю.

– Ну? Так давно ты здесь, у нас? – Большак с явным удовольствием выпустил струю дыма.

– Второй день, – Милавин решил не врать.

– Заметно…

– Что так?

– Запах от тебя такой сладенький, – ухмыльнулся людоед. – Аж слюну прошибает.

– А ты когда сюда попал? – Андрей пытался выстроить с Большаком дружеские отношения. Насколько он помнил, именно так психологи рекомендуют поступать заложникам, общаясь с террористами. Якобы в решающий момент террорист может передумать и не убить свою жертву. Надежда, конечно, слабая, но что ещё остаётся…

– Давно… – задумчиво протянул тот. – Сперва в посёлке жил на Ленинградском проспекте. А потом меня с дружком турнули оттуда за то, что мы жратву воровали. Ну, надо было как-то крутиться, вот мы с ним и затеялись. А как турнули, тут мы и стали людишек отлавливать. Жрать-то что-нибудь надо…

– А я здесь дочку ищу.

– Да ты что?! И сколько ей?

– Одиннадцать лет.

– Зря затеялся, – махнул правой рукой Большак. – Дети сюда не попадают.

– Я уже понял. Только Кукловод сказал, что она здесь.

– Ну, если Кукловод сказал… – на соседней улице снова громыхнул автомат. – Слышь, Андрюх, а другана твоего как зовут?

– Какого другана? – Милавин прикинулся дураком исключительно, чтобы потянуть время.

– Ну, этого! С автоматом, – он кивнул головой в сторону выстрелов.

– Чёрт его знает, – как можно достовернее пожал плечами Андрей. Он готов был сколько угодно заигрывать с людоедом, но сливать ему Ивана отнюдь не собирался. Сказать имя, вроде бы безобидная малость, но с этого всё начинается.

– Врёшь.

– Не вру. Он ко мне от Кукловода прилепился. Я решил вдвоём безопасней.

– Что же вы не познакомились? Он-то знает, как тебя зовут. Кричал же «Андрей, давай!». А ты, говоришь, его знать не знаешь. Враньё, – Большак затушил окурок и улыбнулся пленнику, сверкнув золотым зубом. – Тебе, Андрюш, не стоит мне врать. Тебе со мной лучше дружить, может, и проживёшь подольше.

– Насколько дольше?

– Там видно будет.

– А как же ваш закон? Ты ведь этому, как его… Зубку обещал.

– Обещал. Только закон я сам и придумал. Могу задвинуть, если надо. Ну так, как его зовут?

Несколько секунд Милавин молчал, прежде чем ответить. Наконец, вытолкнул из себя с каким-то злобным торжеством.

– Не знаю.

Пусть идут к чёрту все психологи вместе со своими советами, он больше не станет заискивать перед этим чудовищем!

– Вот как? – снова улыбнулся людоед. – Значит, не выйдет у нас с тобой по-хорошему… А жаль. Ты мне даже нравиться начал.

– Ну да, аж слюну прошибло.

– Хе! Точно, – на этот раз Большак даже хохотнул в голос, но тут же снова стал серьёзным. – Я тебе так скажу, Андрюш, умереть ведь можно по-разному. Бывает ножом по горлу и тебе уже всё по хрену. Да? А бывает, что слезами и соплями умоешься, раз десять обгадишься, горло до крови проорёшь, а помереть никак не получается. Я тебе могу устроить и то, и другое. На выбор. Что скажешь?

– Я за первый вариант, – Милавин старался говорить твёрдо, хотя от спокойного даже ленивого голоса людоеда, у него в желудке зашевелилась холодная скользкая змея.

– Понятное дело. Но это ведь так просто не даётся. Тот же Зубок любит, чтобы добыча кричала и выла в голос, когда он обгрызает ей пальцы. Он, конечно, и у мёртвого обгрызёт, не обломается, но у живого-то оно намного вкуснее. Понимаешь?

– Нет. Но поверю тебе на слово.

– Уж ты поверь, – мечтательно ухмыльнулся Большак. – Так, что скажешь?

– О чём?

– Дураком-то не прикидывайся, Андрюш.

В этот момент на улицу выбежал запыхавшийся Фриц. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось. На долговязом тощем, суетливо дёргающемся людоеде была чуть коротковатая для него серая шинель явно военного покроя и легко узнаваемая немецкая каска времён Второй мировой.

«Он что музей обчистил?» – пронеслось у Андрея в голове.

В руках Фриц держал карабин с уже примкнутым штык-ножом.

– Чё звал, Большак.

– Ладно, Андрюш, ты пока подумай. Время ещё есть, – он неторопливо повернулся к подбежавшему людоеду. – Чё там происходит, Фриц?

– Чё происходит… Ну мы его прижали. Он в подъезде окопался. Теперь никуда не денется. Возьмём, только вопрос времени. Но я думаю, до темноты мы его сделаем.

– Вопрос времени, значит… – оскалился Большак, снова послышалась очередь и ответные выстрелы. – А как, по-твоему, что он сейчас делает?

– Чё делает? – Фриц растерялся, мучительно подбирая ответ, который от него хотят услышать, – Ну это… Мочит наших парней. Он уже Хрипуна, Мулю и Федюху положил. Мошка и Горбун подранены. Но ты сам пойми, Большак. Он вояка знатный, у него автомат и гранаты, а у нас…

– Да хрен с ними! – вдруг яростно перебил его вожак, – и с Хрипуном, и с Мулей! Чем больше сдохнет, тем больше живым достанется. Я тебе скажу, что он сейчас делает. Он расстреливает патроны. Мои патроны! А теперь ответь, Фрицушка, на кой ляд мне «Калаш» без патронцев? А?!

Фриц втянул голову в плечи, отступил на шаг назад, но так и не ответил.

– А я тебе скажу, на кой! – неожиданно быстро Большак вскочил с места, левая рука мелькнула в воздухе и вцепилась подчинённому в горло. Без всякого усилия он приподнял Фрица над землёй и притянул к себе. – Чтобы стучать тебе прикладом в каску, каждый раз, когда мне приспичит пострелять!!!

В подтверждение своих слов Большак трижды ударил правой рукой по фашистскому шлему и только потом отбросил жертву прочь. Фриц рухнул на асфальт, хрипя и отхаркиваясь, карабин и каска разлетелись в разные стороны.

Большак ещё раз зло выдохнул и снова сел на бордюр, движения его опять стали ленивыми и медлительными.

– Андрюш, дай закурить!

Милавин молча протянул ему сигарету из уже открытой пачки. Большак чиркнул зажигалкой.

– Короче так, Фриц. Отзываешь людей. Пусть держат подъезд на мушке, но на рожон не лезут. Я сейчас сам с этим воякой побалакаю. Усёк?

Фриц так и не смог начать нормально дышать, поэтому только закивал очень поспешно и энергично.

– Давай иди. И чтоб больше никакой пальбы. Иначе я тебе кадык вырву.

Подчинённый, суетливо ползая на коленях, собрал в охапку каску и карабин, а потом умчался по переулку.

– Вот так, – проводил его взглядом Большак, потом повернулся к пленнику. – Ну что, вспомнил, как твоего другана звать?

– Нет, – Андрей чуть наклонил голову, ожидая удара. Стало понятно, что вожак людоедов далеко не всегда болтливый и улыбчивый.

– Ну, как хочешь, – Большак только пожал плечами. – Потом ведь сам просить станешь, только поздно уже будет.

Он, похоже, потерял к пленнику всякий интерес, сидел себе и неторопливо курил, наблюдая, как струйка дыма уходит в серое небо. Милавин тоже не горел желанием общаться. Тупая головная боль измотала его, поэтому он закрыл глаза и постарался не шевелиться. Большак, скорее всего, предложит Ивану обменять пленника на автомат. Понятное дело, Поводырь на это не согласится. Автомат – это его единственный шанс вырваться из западни. Милавин лишь надеялся, что у Ивана хватит смелости и милосердия, чтобы застрелить пленника, а не оставлять его живым у людоедов в руках.

– Ладно, пошли, – Большак растоптал окурок и поднялся. Он ухватил Андрея за шкирку левой рукой и дёрнул вверх, заставляя встать на ноги. Вспышка головной боли ослепила Милавина, у него вырвался стон.

– Давай-давай, шевели ластами, – подбодрил его людоед.

Несколько метров он буквально протащил пленника за собой по асфальту, потом Андрей всё же сумел собраться и начал сам перебирать ногами. Все силы уходили на то, чтобы не потерять сознание и успевать шагать следом за людоедом, о том, чтобы запоминать дорогу или просто смотреть по сторонам не могло быть и речи. Когда же они, наконец, остановились, Милавину потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и сфокусировать взгляд.

Сперва ему показалось, что он снова стоит перед памятником на Болотной площади, его окружал десяток гротескных исковерканных человеческих фигур. Лишь пару секунд спустя, когда окончательно развеялась мутная пелена, он понял что видит людоедов. Издали и если не присматриваться, их можно было принять за обычных людей, но вблизи произошедшие изменения становились очевидны. Они не походили друг на друга, каждого из них исказило по-своему: сине-серая вздувшаяся изнутри кожа, как у давнишнего утопленника; выкаченные, распирающие веки, налитые кровью глаза; сутулые плечи и по-змеиному мягкая подвижная шея; огромная пасть, разрезающая лицо от уха до уха. Все вместе они выглядели как чудовищный парад уродов, будто сошедший с картин Иеронима Босха. Вооружённые в основном дубинами, топорами и копьями – охотничьих ружей было всего два – людоеды стояли посреди переулка и смотрели на пленника, которого привёл Большак. Милавину не понравились их взгляды, слишком много было в них голода и злобы. Среди прочих он заметил уже знакомых Фрица и Зубка.

– Ну и где он? – спросил Большак, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Он там во дворе, – тут же засуетился Фриц. – Ты как сказал, я тут же парней отозвал. Там только трое с огнестрелами следят, чтоб не сбежал. Ещё двое с той стороны дома.

– Где во дворе? Толком покажи.

– Ща покажу.

Фриц подвёл их к входу в очередной дворик. Детская площадка, парковка, лавочки в тени разросшихся лип, всё как обычно. Хотя нет. Не без злорадства Андрей заметил два трупа, один на детской площадки возле горки, другой около автомобиля, стоящего на парковке.

– Вот здесь за углом – ещё нормально. А дальше он почти весь двор кроет. Вон из того подъезда, – объяснил Фриц, размахивая руками.

– Ясно. Вали отсюда.

Дождавшись пока подручный отбежит к остальным, Большак покрепче ухватил Милавина за шкирку и заорал во всю мощь своего баса.

– Эй! Солдатик! Хватит палить! Разговор есть!

Он выждал несколько секунд. Ему никто не ответил.

– Слышь! У меня тут твой дружок – Андрюша! Живой и здоровый, пока что! Хочу его обменять!

«Давай, Иван, – мысленно поторопил напарника Милавин. – Попроси его показать заложника. И как только я окажусь на линии огня, закончи всё одним выстрелом. У тебя ведь оптика, ты не промахнёшься».

– Покажи! – как будто услышав его мысли, выкрикнул Поводырь откуда-то из глубины подъезда.

– О! Пошёл разговор! – обрадовался Большак. Он сгрёб Андрея в охапку и, прикрывшись им как щитом, высунулся из-за угла.

«Давай, Иван! Один выстрел», – едва не закричал Милавин.

Но выстрела не последовало. Несколько секунд напряжённого молчаний, а потом Большак снова затащил его за угол.

– Ну что?! Убедился?!

– Ты же сказал, он жив! А тут вся башка в крови! Мертвеца мне впариваешь!

– Да живой он! Чуть помяли – пока ловили! Всего делов! – Большак встряхнул Андрея левой рукой, будто тряпичную куклу, – Скажи ему, что живой. Ну!

– Я живой, Иван! – хрипло выкрикнул Милавин и тут же сморщился от новой вспышки боли, что полыхнула в голове.

– Громче давай!

– Живой я!!!

– Слышу! – откликнулся Иван. – Что на обмен хочешь?

– Я подойду! Чё орать-то зазря! Не стреляй!

– Давай!

Большак снова вытащил Милавина из-за угла и повёл в сторону подъезда. Андрей ждал спасительного выстрела. Шаг. Ещё один. Вот сейчас будет выстрел… Но Поводырь не стрелял.

«Нужно вырваться и побежать, – подумал Андрей. – Иван прикроет. А если нет, то убьют людоеды. В любом случае всё закончится».

Он дёрнулся в сторону, но Большак был настороже, его уродливая лапа намертво вцепилась в воротник куртки.

– Ты давай, не балуй, Андрюш. А то хуже будет, – как бы в подтверждение своих слов людоед поймал его правую руку за кисть и заломил за спину. Милавину пришлось подняться на носки и выгнуться всем телом, теперь о побеге нечего было и думать.

– Хорош! – остановил их Иван, когда до подъезда оставалось чуть больше десяти метров.

– Понял, – откликнулся Большак из-за спины заложника. – Отсюда поговорим. Как тебя звать, солдатик?

– А тебе не всё ли равно, – ответил Поводырь, его по-прежнему не было видно, но голос звучал от окна на втором этаже.

– И то верно, – согласился людоед. – Ладно, суровый воин, расклад такой. Нам тебя отсюда выкуривать шибко дорого получается. Ты у меня уже пятерых уработал. Хватит. Забирай своего дружка, и валите отсюда. Только пошлину уплати. За проход, так сказать.

– Не вопрос. Что возьмёшь? Спальник, сигареты, консервы…

– «Калаш»! – перебил его Большак. – Автомат твой хочу и все патроны, что к нему есть.

– А морда не треснет! – насмешливо откликнулся Иван. – Как только автомат у тебя окажется, вы нас двоих к рукам и приберёте.

– Больно надо! Не ссы! Пальцем вас никто не тронет. Уйдёте спокойно. Слово даю!

– Засунь себе своё слово… – Поводырь не собирался заигрывать и любезничать с людоедом.

– Значит, не договоримся? – Большак особо не обиделся.

– Возьми сигареты или консервы. Тогда по рукам.

– Не-е, друган, ты не понял. Мы же тебя всё равно возьмём…

– Уверен?

– Возьмём, – хохотнул Большак. – Не сейчас, так через час или через два, и всё твоё добро нам так и так достанется. А вот патроны… Я, веришь – нет, своих парней только потому и отозвал, что сердце кровью обливается, когда слышу, как ты патронцы тратишь.

– Через час стемнеет, – напомнил Иван.

– Вот именно. И ни тебе, ни нам от этого не легче. Давай побыстрее решать, и разбежимся по норам, пока ночные твари не повылазили.

Поводырь промолчал.

– В общем так, суровый воин! Если мы с тобой сейчас не договариваемся, то мои парни сперва твоего Андрюшку съедят живьём, чтобы ты послушал, как он орать станет, а потом за тебя возьмутся, уж не обессудь.

– Насчёт съесть живьём – это вряд ли. Он у меня на мушке.

– Ну и хрен с ним! Тебе-то с того не сильно полегчает.

– Ладно, – с явной неохотой сдался Иван. – Уводи своих со двора. И получишь автомат. Только сам на месте оставайся.

– Так я уже давно всех убрал, – солгал Большак, – Это… как его… жест доброй воли.

– Один за песочницей, второй за мусорным баком, третий на той стороне за деревьями, – сухо перечислил Поводырь. – Пусть убираются к остальным.

– Ладно-ладно! Хрен глазастый! – не стал отпираться людоед, – Только ты уж того – не шмаляй по ним.

– Не буду.

– Эй! Ушли отсюда! Ушли, я сказал! Лобан, ты тоже, мля!

Трое стрелков поднялись со своих позиций и потрусили к выходу со двора. К слову, Иван абсолютно точно указал позиции всех троих.

– Ты где служил, солдатик? – спросил Большак, наблюдая, как удаляются его бойцы.

– В стройбате.

– Да ты чё?! – снова расхохотался людоед. – Я так и подумал. Ладно. Остались мы втроём, ты да я, да наш дружок Андрюша. Выходи меняться. Только сперва автомат выложи, чтоб я не нервничал.

Ответа не последовало. Молчаливая пауза затянулась почти на полминуты.

– Эй, суровый воин! Ты где?! – у Большака не выдержали нервы.

– Выхожу, – на этот раз Иван откликнулся от самого входа в подъезд.

В дверном проёме показалась рука, она держала за ствол автомат без магазина прикладом вниз, а на сгибе локтя висел разгрузочный жилет. Потом из темноты подъезда выступил сам Иван, вторую руку он держал над головой, сжимая в ней рубчатый шарик гранаты. Уже выдернутое, предохранительное кольцо было зажато у Поводыря в зубах, и теперь он демонстративно сплюнул его на землю.

– Это Ф-1. Знаешь что такое?

– Знаю. Служил. Всех троих накроет, – недовольно подтвердил Большак из-за спины заложника.

– Отпускай его.

– Сперва автомат на крылечко положи.

– Хорошо. Вот, – Иван чуть присел и выпустил ствол, автомат стукнулся о бетон. Андрей отметил, что оптического прицела на АК уже нет.

– Так. Теперь забирай своего дружка. – Милавин почувствовал, что людоед отпустил его руку и воротник.

Он медленно, боясь сделать какие-либо резкие движения, подошёл к Ивану.

Поводырь бросил разгрузочный жилет поверх автомата.

– Много там? – спросил Большак.

– Чуть больше двух магазинов.

– А чё больше нету?

– Потратил, – криво усмехнулся Иван.

– Вот зараза, – Большак тоже блеснул ему золотым зубом.

– В расчёте?

– А то! Давайте, валите отсюда. Всё, как обещал.

– Пошли, – Поводырь ухватил Милавина за плечо и потащил ко второму выходу со двора.

– Иван, он нас не отпустит.

– Я знаю. Не тормози.

Иван не спускал взгляда с вожака людоедов и видел, как тот, не торопясь, поднялся на крыльцо и взял автомат в руки, чуть оттянул затвор назад, убедился, что патрон в патроннике, потом полез в разгруз, достал магазин и вставил его в гнездо. Всё это время он тоже наблюдал за двумя удаляющимися фигурами, на губах повисла неестественно дружелюбная улыбка. Когда Иван с Андреем уже почти дошли до выхода со двора, и расстояние до них было больше тридцати метров – слишком далеко для броска гранаты – он вскинул, автомат, вдавил приклад в плечо и, всё так же улыбаясь, надавил на спусковой крючок.

Раскатисто громыхнул одиночный выстрел.

Андрей, который не знал, что творилось у него за спиной, чуть присел и рывком оглянулся назад. Он увидел, как Большак, по-прежнему, стоит на крыльце. Людоед широко раскинул руки, левая лапища безвольно болталась, а правая всё ещё сжимала дымящийся остов раскуроченного автомата. Голову он запрокинул назад, и стало видно, что в лицо ему впились обломки железа. Милавин, не без труда, узнал крышку ствольной коробки и боевую пружину от Калашникова. Большак покачнулся, а потом, завалившись назад, кувырнулся через перила и рухнул под крыльцо мёртвой тушей.

Всё это Андрей увидел буквально за секунду, а в следующий момент Иван швырнул Ф-1 в проход, рядом с которым они стояли.

– Граната!!! – раздался оттуда истошный вопль. Поводырь рванул из кобуры ПМ. За углом громыхнул взрыв, больно ударив по ушам.

– Бегом!!! – взревел Иван, прыгая в проход и таща за собою ничего не понимающего Андрея.

* * *

Ещё один марш-бросок по переулкам Милавин совершенно не запомнил. Его мутило, голова грозила вот-вот взорваться от распирающей её изнутри боли, ватные ноги заплетались, и Поводырю иногда приходилось волочить напарника на себе. Где-то на границе сознания Андрей слышал, как Иван стрелял из «Макарова» и даже один раз бросил гранату, но всё это казалось чужим и совершенно не значительным, гораздо важнее было удержаться на ногах и не потерять сознание. Милавин даже не помнил, почему это так важно, просто мысль о том, что ему надо обязательно держаться, была единственной, которая плавала в его одуревшей от боли голове, и он вцепился в неё зубами. «Держаться! Держаться! Держаться!», – твердил он себе, механически перебирая непослушными ногами. Зачем? Так далеко Милавин не заглядывал, он просто держался, и на это уходили все его силы без остатка.

Сознание понемногу начало возвращаться к нему только когда Иван усадил его, прислонив затылком к холодной каменной стене. Андрей закрыл глаза и некоторое время просто наслаждался ощущением постепенно утихающей боли. Однако скоро он понял, что соскальзывает в темноту и плывёт в ней, как в невесомости, теряя последнюю связь с реальностью.

«Держаться!», – напомнил Милавин сам себе и усилием воли заставил себя открыть глаза.

Он увидел стены, облицованные розовым гранитом, а над ними возвышалась исполинская стеклянная башня, которую венчал конус воронки, поддерживаемой стальными опорами.

«Это высотка рядом с Домом музыки, что около Краснохолмского моста», – вяло и совершенно равнодушно узнал он здание, мимо которого несколько раз проезжал на машине, в той, прежней жизни. – Далеко же мы забрались…»

Едва Андрей попытался сфокусировать взгляд на расплывавшемся небоскрёбе, как закружилась голова, а желудок сдавило спазмом. Он неуклюже завалился на бок, и его вырвало на тротуарную плитку.

– Как у тебя всё запущено! – откуда-то сбоку послышался хриплый голос Ивана.

Милавин не ответил, отплёвываясь и тщетно пытаясь снова сесть.

– На-ка, вот, глотни, – Поводырь, ухватив за плечо, снова прислонил его к стене и протянул фляжку.

У Андрея не было ни сил, ни желания с ним спорить и он послушно сделал глоток. Во фляжке оказалась обыкновенная вода, чистая и прохладная, она прокатилась по пищеводу, и желудок тут же отозвался новым спазмом. Милавин хотел снова упасть на бок, но Иван удержал его. Пришлось как-то справляться с собственным желудком.

– Давай ещё.

– Не надо.

– Давай-давай.

Второй глоток прошёл легче. И Андрей сам потянулся за третьим. Пока он пил, почувствовал короткий укол в бедро, дёрнулся, едва не выронил фляжку, но Поводырь снова удержал его, прижав левой рукой к стене.

– Что это?

– Обезболивающие. Сейчас станет легче, – Иван отбросил в сторону опустевший шприц-тюбик, который секунду назад вколол напарнику в ногу прямо через штанину.

– Вряд ли.

– Это из армейской аптечки. Будь уверен, минут через пять вообще ничего чувствовать не будешь.

– Хорошо бы, – устало откликнулся Андрей, ощущая, как по ноге разбегается мягкое тепло.

– Ты давай только не раскисай, нам ещё до посёлка надо добраться. И чем скорее, тем лучше.

– А где людоеды? – то ли выпитая вода помогла, то ли армейский препарат уже начал действовать, но Милавин начал мыслить более-менее связно.

– Ушли, – коротко ответил Поводырь, оглянувшись через плечо.

– С чего это?

– Пожить ещё хотят, – Иван бы и остановился на этом, но по взгляду Андрея он понял, что нужны развёрнутые объяснения, и нехотя продолжил. – Темнеет. Сейчас такие твари начнут вылезать из нор, что мама не горюй.

– А как же мы?

– Мы? Нам с тобой совсем немного осталось до посёлка. Вот только бежать надо очень быстро. Иначе, считай, не повезло.

– Иван, ты… – Милавин сбился, подбирая слова.

– Что?

– Брось меня, – в конце концов всё свелось к пошлой избитой фразе. – Я не смогу.

Поводырь ничего не ответил, только в очередной раз придавил напарника своим внимательным взглядом.

– Я серьёзно, – Андрей не стал отворачиваться. – Иди сам. Ты успеешь. Только… для меня один патрон, чтобы быстро.

– Договорились, – кивнул Иван, привычным движением почесав щёку. – Пристрелю и брошу, как решу что дело труба. А сейчас давай побарахтаемся. Пока тебя на подвиги потянуло, надо шевелиться, а то опять блевать станешь.

Он нагнулся над Милавиным и принялся силой подымать его на ноги.

– Иван, подожди…

– Вот именно ждать сейчас не могу. Бежать надо.

– У меня не получится…

– Получится. Я тебе такую дозу вкатил, что ты до Киева и обратно пробежишь. – Поводырь всё-таки поставил его ноги, развернул и подтолкнул в спину. – Так что, пошёл. И без разговоров, береги дыханье.

Андрей побежал, медленно, чуть покачиваясь из стороны в сторону, но побежал. Голова казалась пустой и очень тяжёлой, но не болела, её как будто набили ватой, вытеснив всё остальное. Милавин тупо перебирал ногами, чувствуя, как время от времени Иван подталкивает его в спину.

Они перешли мост через Водоотводный канал и теперь бежали по набережной Москвы-реки, оставляя по правую руку тёмные силуэты зданий промзоны. В стремительно сгущающейся темноте, уже скорее угадывались, чем виднелись, бетонные заборы, невысокая труба котельной и двух-трёхэтажные дома. Андрей бы уже предпочёл включить фонарь, поскольку толком не видел куда ступает, но вся его экипировка осталась у людоедов, а Иван почему-то не спешил освещать дорогу.

Когда справа по ходу движения Милавин различил в темноте огромные белые буквы «АВТОМОЙКА», позади, где-то возле моста через канал, послышался всплеск и звучный мокрый шлепок. Андрей замедлил шаг и начал разворачиваться, но Поводырь грубо толкнул его в спину.

– Не оглядывайся! Беги!!!

И Милавин бежал, ему оставалось только вслушиваться во влажные шлепки где-то позади, как будто гигантская лягушка прыгала за ними следом по набережной. Иван не отставал от него, пыхтя за спиной.

Справа вместо хозяйственных строений автомойки началась парковая полоса, краем глаза Андрей заметил там какое-то движение, а повернувшись, ощутил холодный пот по спине. Между чёрными силуэтами деревьев перемещалась тень, лишь отдалённо напоминающая человеческую – нечто многорукое разлапистое, двигающееся, как на ходулях, на длинных паучьих лапах.

Милавин инстинктивно вскинул руку, указывая направления.

– Вижу!!! – прохрипел над самым плечом Иван и ещё раз подтолкнул его в спину.

Темп нарастал, Андрей уже нёсся по набережной, как сумасшедший, больше всего на свете он сейчас боялся споткнуться в темноте и упасть. Ему уже не дадут подняться, в этом он был совершенно уверен. В голове снова острыми осколками зашевелилась боль, хвалёное армейское обезболивающее не справлялось.

Слева раздалось змеиное шипение и, повернувшись, Милавин увидел, как чуть впереди из Москвы-реки через кованую ограду лезет ещё одна тварь. У неё были человеческие руки, ноги и голова, но тело оказалось неестественно вытянутое – раза в два длиннее, чем положено – да ещё и по-змеиному подвижное, извивающееся. Если бы не отсутствие хвоста, то можно было подумать, что это огромная ящерица. На лице твари горели фосфором две плошки совиных глаз.

Иван рванулся вперёд, обогнав напарника на пару метров, упал на одно колено, вскинул пистолет и выстрелил несколько раз, почти не целясь. Однако расстояние было небольшое – пули попали в цель. Тварь дёрнулась, зашипела ещё громче, и спрыгнула обратно в воду, под смачный плеск.

В тот же миг улицы позади беглецов огласил надсадный звенящий вой. Пока ещё достаточно далёко, но в нём было столько ярости, что у Андрея едва ноги не подкосились.

– Не останавливайся!!! – Иван развернулся всем корпусом назад, Милавин пробежал мимо него. Поводырь выстрелил ещё три раза, добивая обойму, в ответ за спиной у Андрея кто-то пронзительно завизжал, совсем по-детски.

Уже через пару секунд Поводырь снова бежал рядом с ним, на ходу меняя магазин в ПМ. Из темноты прямо перед ними смутным силуэтом проявился мост через реку, он пропускал набережную у себя под брюхом, образуя арку. Андрей с ужасом услышал, как в непроглядном мраке этой арки зашевелилось, задышало нечто огромное, жадно скребущее когтями по асфальту.

– Сюда! – Поводырь рванул его за рукав налево к каменной лестнице, что в два пролёта поднималась на мост прямо с набережной. – Давай вперёд!

Задыхаясь, Милавин начал подниматься по лестнице. Лёгкие горели огнём. Иван развернулся, трижды выстрелил в темноту, вызвав новые визгливые вопли, а потом сам устремился вверх по ступеням. Андрей добрался до площадки между пролётами и, судорожно цепляясь за каменный парапет, продолжил подъём. Он преодолел несколько ступеней, когда слева снова плеснуло водой, и какая-то тварь, жадно шипя, прыгнула ему на спину. Милавин рухнул ничком, куртка на спине затрещала, раздираемая чужими когтистыми пальцами, яростное шипение вытеснило все остальные звуки. Он не мог сопротивляться, не мог стряхнуть оседлавшую его тварь, поэтому просто пополз вперёд, цепляясь руками за каменные ступени. Андрей делал это уже безо всякой надежды, просто из тупого упрямства.

Три выстрела громыхнули прямо над головой, шипение внезапно оборвалось, а в следующий миг исчезли тяжесть со спины и чужие пальцы уже успевшие оцарапать кожу. Милавина снова схватили за шиворот.

– Давай!!! Давай!!! – не то рычал, не то хрипел Иван. Он не дал напарнику времени подняться, а потащил его волоком вверх по лестнице. Андрей почувствовал, как что-то ухватило его за лодыжку и дёрнуло вниз, но Поводырь удержал. Ещё один выстрел, надсадный визг позади.

Рывками Иван вытянул его на мост, вместе они перевалились через бетонное ограждение, отделяющее тротуар от проезжей части и отползли ещё на пару метров. Из темноты, откуда-то сбоку, выпрыгнула очередная оскалившаяся тварь, Милавин даже не успел толком её разглядеть. Поводырь выстрелил в упор. Попал. Тварь, взревев, отскочила назад. Затворная рама ПМа замерла в заднем положении, оголив ствол – магазин был пуст.

«Вот и всё… – с малодушным облегчением подумал Андрей. – Конец…»

Но Иван, похоже, был с ним не согласен. Сунув пустой ПМ в кобуру, он левой рукой вытащил из подсумка гранату, сорвал чеку и швырнул её на лестницу. Сам упал на Милавина, прикрывая. Громыхнул взрыв, над их головами просвистели осколки. Визг и шипение разбились на вопли отчаянья и жадное урчание, похоже, твари пожирали своих раненных. Рыча не хуже ночных чудовищ, Поводырь вытащил из ножен добротный широкий нож с зубчатой кромкой и начал подниматься на ноги. Он просто не умел сдаваться…

С той стороны моста ударил яркий свет, и тут же оглушительно загрохотала пулемётная очередь. Иван снова рухнул на асфальт, но стреляли не по ним. В свете бьющего прожектора было хорошо видно, как крупнокалиберные пули в клочья рвут разномастную толпу тварей на лестнице. Отгремев пулемёт смолк, и тут же зазвучал мужской голос, усиленный рупором.

– Эй! На мосту! Давай сюда! Шевелись!

И снова пулемётная очередь.

– Вставай, Андрюха, – Иван подскочил и потянул Милавина вверх. – Немного осталось.

Но ноги не слушались Андрея, и он снова завалился на асфальт. Поводырь опять рванул его на себя, взвалил на плечо и медленно побежал через мост, навстречу свету прожектора.

Милавин проваливался в темноту, грохот пулемёта и хриплое дыхание напарника удалялись от него, но вместе с ними уходила и боль. Он как будто падал в бездонный колодец, тьма обступала его со всех сторон, а окошко, через которое он видел окружающий мир, становилось всё меньше и меньше, пока не превратилось в крошечную и точку и, наконец, погасло.