Некоторое время спустя на суд коллег по Академии и приглашенного представителя высшего армейского командования – фельдмаршала Апраксина была представлена «ночезрительная труба». Сей небольшой телескоп испытали безлунной ночью на каланче Васильевского острова – она позволяла ясно видеть в темноте на расстоянии морской мили. На палубе корабля, стоявшего на рейде примерно на таком удалении, было замечено, как какой-то вахтенный моряк развлекается с девкой, тайком ввезенной на борт.

Однако фельдмаршал отверг прибор под тем предлогом, что кавалеристы отказываются воевать ночью, а для линейной пехоты и егерей видеть так далеко нет нужды. Шумахер и его зять Тауберт с радостью его поддержали.

– А про моряков они подумали?! – сокрушался Гавриил Степанович, выпивая с горя в компании Вертоградова, которому поведал сию историю в живописных деталях сочным русским языком.

Лодья изобрел зеркальный телескоп, который с той же радостью отвергли академики. Однако один образец его почему-то оказался в Англии, где немедленно был скопирован. Впрочем, возможно, он попал туда через Берлин, так как Лодья поддерживал переписку с Эйлером и посылал ему образцы многих изобретенных им приборов.

Надо сказать, что в лаборатории при стекольном заводе Лодья велел поставить сыродутный горн и муфельную печь. Сюда же он перевез найденный им в предгорьях Урала аэролит. Постепенно, отделяя от железокаменного небесного гостя звездный металл, он плавил его и выковывал различные трубки, рамки и другие детали оптических приборов. В них он вставлял те самые странные радужные и односторонне-прозрачные линзы, о которых уже упоминалось. По-видимому, изготовленные им из этих необычных составляющих оптические приборы позволяли сильно расширить возможности его научных штудий. В целом их направление неясно для последующих исследователей. Возможно, важную роль сыграло очевидное сродство деталей сих приборов с небесной сферой.

Одно из упоминаний содержится в письме Леонарду Эйлеру в архиве, который он привез с собой, вернувшись в Россию. Молодость и старость великого ученого были связаны с Россией. Но зрелые годы, а именно четверть века правления Елизаветы Петровны, он провел в Берлине. Плохое зрение великого математика, вероятно, не позволило ему обнаружить среди бумаг и уничтожить этот листок, как просил его адресат. Попади эта бумага в руки скончавшейся к тому времени Елизаветы Петровны, она могла бы доставить неприятные минуты Лодье, так как там он позволил себе не слишком лестные отзывы о ее умственных способностях.

Оригинал письма написан по-немецки, хотя Эйлер прекрасно владел русским.

Сохранилась часть письма, написанного в старомодной манере:

«…Показывал новые Стекла верховной Особе. Нашла их Свойства изумительными, но кажется, ничего не поняла. Тупая п… Спросила, можно ли при их помощи лучше украсить бальные платья, до которых она великая охотница…

Провел опыт с Электричеством, всемерно остерегаясь эффекта, полученного небезызвестным Вам Ц., к общему счастию человечества, уже покойным. Действительно, Электрические Колебания намного усиливают оптические свойства Стекол, позволяя мне проникнуть в глубь строения вещества. Что за диво! Но нельзя полностью открыть то, что было усмотрено мной в ходе экспериментов, чтобы не подрывать религиозную основу божественного Творения. Проще говоря, мельчайшие корпускулы тоже… (неясно) … до бесконечности.

Также иные Стекла, которые я направлял на небо, позволяют мне получить ряд ответов на известные Вопросы. Например, мне доподлинно ясно, что тем, кто веками чаял Преисподнюю находящейся под толщей земных слоев, следовало бы получше разглядеть дно лунных Пропастей, и все их сомнения мигом разрешились бы при виде скрывающихся там… Весьма поучительное зрелище! К счастью, оттуда не могли заметить меня, не то…

Мне кажется, я за орбитой Сатурна заметил еще Планеты, но утвердительно сказать об сем не в состоянии. Необходимо изучение орбит сих малых тел. Зато окончательно утверждать могу, что между орбитою Марса и Юпитера некогда Ужасное случилось, отчего вопреки чаяниям великого Кеплера планета там найдена, увы, не будет…

Исследовал я также и иные Сферы, но распространяться об сем не буду. Скажу только, что я теперь с уверенностью могу утверждать: Обитатели небесной Бездны отнюдь не собираются вторгнуться к нам в ближайшее время, как о том пророчествовал Раймонд Луллий. Но другие грозные… (неясно)…

…Что касается издревле упоминаемых Духов Войны – это не фантазия и не поэтическая гипербола, но они подобны Вампирам, о которых некоторые достоверные известия были получены всего четверть века тому именно из Пруссии, а затем и из Имперских земель… Я не придавал значения хромоте короля Фридриха, а между тем даже отечественная русская сказка о Бабе-Яге упоминает о костяной ноге… посередник между мирами Живых и Мертвых… То же самое Плутарх говорит об Александре Великом…» – остальная часть письма не сохранилась.

Приборы, о которых упоминалось в письме, к сожалению, не дошли до потомков. Возможно даже, они были по какой-то причине впоследствии разрушены самим академиком. Однако сохранилось множество оптических и астрономических приборов, разработанных великим ученым и на целые столетия опередивших свое время. Вероятно, его роль в развитии астрономического инструментария не уступает усовершенствованиям, внесенным знаменитым Иоганном Кеплером, которому умирающий от яда Тихо Браге поручил довершить свои великие труды. Есть предположение, что именно используя стекла Лодьи, Эйлер сумел произвести точнейшие расчеты движения Луны по орбите, за которые был награжден почетной премией британского Адмиралтейства. Как уже упоминалось, один из телескопов Лодьи достался знаменитому английскому королевскому астроному Уильяму Гершелю, который с его помощью, или же используя его как прототип, сумел открыть планету Уран в 1782 году и ряд планетарных спутников следом.

Существует недостоверное сообщение, слух, упоминаемый одним современником, о том, как Лодья однажды разрешил любопытному секретарю Академии Ивану Шумахеру заглянуть в стекло, которое позволяло видеть не совсем этот мир, или мир не совсем земной. От увиденного престарелого Шумахера хватил удар, от которого он, впрочем, вскоре оправился – однако его толстая физиономия вытянулась, а волосы поседели. «Вот оно как…» – повторял он время от времени. Полностью он так и не восстановился и через несколько лет был отстранен от дел.