Утром Литке вызвал предводителей беглецов на бак корабля. Он протянул руку вперед, в сторону пролива, и сказал:
— Смотрите, господа, — Карское море чисто, до горизонта ни льдинки. Бог вам помогает и западный ветер. Я отдаю приказ Кротову — отплывать немедля.
Начался аврал. Суда установили борт-о-борт. На шхуну перенесли некоторые припасы (основной груз был уложен заранее), на борт перебрался лейтенант Кротов с десятком людей, составлявших его команду, и Ломоносов со своими товарищами. Маленькая шхуна была совсем не то, что бриг, — на ней было тесно трем десяткам людей. А еще с палубы брига на шхуну перегрузили морской баркас, якобы для исследований, — но на самом деле Литке отдал его людям Ломоносова для плавания по реке Оби. Шхуна отчалила, направившись на восток, в Карский пролив. К вечеру даже с «вороньего гнезда» на мачте «Новой Земли» не стало видно парусов «Енисея».
Бриг пошел к северу, чтобы предпринять еще одну попытатку обогнуть архипелаг, что одному или двум поморам удалось в прошлом веке. Но и в этот раз судьба была к «Новой Земле» неблагосклонна, и они уперлись во льды, не дойдя до северного мыса архипелага.
Ветер продолжал быть попутным для «Енисея», море чистым, а белые полярные ночи позволяли продолжать плавание круглые сутки, не опасаясь напороться в темноте на пловучие льды. Последующие дни море было свободно. Затем им пришлось идти на север, чтобы обогнуть огромный, протяженностью в триста миль полуостров Ямал. В старое время поморы пересекали Ямал у его основания, по тундровым речкам и волоку между ними. Но к началу XIX века этот маршрут позабыли. На шхуне много разговоров велось о знаменитой Северной экспедиции, шлюпы которой прошли здесь в 1737 году. Значительная часть сведений со времен Мангазейского хода была к той поре утеряна, поэтому то, давнее, плавание люди с «Енисея» находили настоящим подвигом отечественных моряков. С той героической поры русские мореходы не видали этих мест уже девяносто лет, что заставляло их чувствовать себя первопроходцами.
В Обскую губу они вошли утром, при легком тумане, опустившемся на воду. Сквозь дымку видны были низменные берега полуострова, вдоль которых еще сохранялся лед. На другой стороне, вдалеке, виделась желтая полоска песчаниковых обрывов. Внезапно раздалось улюлюканье: матросы увидели плывущего через пролив белого медведя. Зверь медленно удалялся к берегу…
Плавание по Обской губе продолжалось еще неделю: залив протянулся на восемьсот верст. Редко когда показывались на берегу темные чумы оленеводов. Наконец, берега сблизились, и стало видно устье Оби.
— Господа, дальше я идти не могу: при впадении Оби, по лоции, бар — я посажу судно на банку, — объявил Кротов своим пассажирам.
— Спасибо вам за все! — обнял его Ломоносов. Они спустили на воду баркас со снятым килем, сгрузили туда пожитки и припасы и сошли туда сами. Кротов и его команда прощально помахали руками отходящим, то же сделали Ломоносов и его товарищи.
— Поднять парус! — приказал Чижов, взявший на себя роль капитана суденышка. Оба судна удалялись друг от друга. «Енисей» постепенно исчезал вдали. Никто из людей ни на шхуне, ни на баркасе не знал, что «Енисей» никогда не вернется назад. Он исчез бесследно. Лишь в 1832 году полярный исследователь Петр Кузьмич Пахтусов обнаружил в проливе Маточкин Шар, разделяющем Северный и Южный острова Новой Земли, обломки, безусловно принадлежащие «Енисею» . Вероятно, Кротов решил пройти этим узким проливом и исследовать его. Но льды, внезапно надвинувшиеся с севера, не дали шхуне и ее храброму капитану ни единого шанса на спасение…
Обь в низовьях разлилась на три-четыре версты — противоположные берега еле виднелись. Течение было медленным, и лодка ходко шла вверх под попутным ветром, делая три-четыре узла в час. Коренные берега реки украшали лишь одинокие лиственницы. На следующее утро река свернула на юг и за крутым мысом, на левом берегу, показались церковная колокольня и темные шалашики домов.
— Обдорск , — сказал Чижов.
Войдя в устье притока, они причалили к подгнившей пристани. Обдорск, центр обширного Обдорского округа, преставлял собой село из нескольких десятков почернелых изб и амбаров. Двести тридцать лет назад казаки основали острог. Теперь это был центр, откуда управлялись ненецкие земли. Тут проживал ненецкий князь Иван Тайшин и находился земский заседатель. Летом через Обдорск проходили в Обскую губу рыбацкие артели. И лишь зимой, под Рождество, со всей округи съезжались ненцы, расставляя свои чумы, приезжали сибирские купцы, и шел знаменитый торг.
Мореходный баркас, полный людей, привлек к себе внимание немногочисленных местных жителей. Заросший бородой Ломоносов в сопровождении рослых Окулова и Андреева быстро поднялся по косогору. Впереди виднелись избы и длинные бараки продовольственных магазинов . Попавшегося казака он спросил, где начальство. Тот указал большую избу.
…Нил Федорович Монахов был обдорским заседателем последние восемь лет. Был он небогат, и продвижение по службе ему не светило, поскольку поборы с купцов не могли доставить ему сумму, необходимую для перевода на юг или же для досрочного получения следующего, девятого класса чина — капитан-исправника. Он сидел за столом и скучал. После вчерашней водки голова была какая-то несвежая, мысли ворочались тяжело.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, согнувшись под притолокой, вошел высокий бородатый мужчина в туземном платье.
«Должно быть, промышленник», — подумал Монахов, размышляя, сколько можно стрясти с визитера.
— Господин исправник! — повысил его в чине пришедший.
— Я земский заседатель, — исправник в уездном Березове, в трехстах верстах выше по Оби, — поправил заседатель.
— Мы с товарищами — зверопромышленники и хотели бы поверстаться в торговые люди. Нельзя ли у вас, господин заседатель, получить для того бумаги обдорских мещан торговцев?
— Да разве же не знаешь, что для паспорта нужно письменное разрешение схода, затем исправник выдает письменный паспорт, и с ним лишь только в губернском правлении выдадут печатный паспорт с печатью? Руки у тебя не крестьянские — не беглый ты? Сейчас велю задержать, для разъяснения!
Пришедший весело засмеялся:
— Куда вам с урядником и четырьмя казаками, господин заседатель! Нас почти два десятка человек, все люди бывалые. Скажите лучше, кто может выписать нам паспорта, чтобы не беспокоить губернскую канцелярию? Паспорта нам нужны — дойти до Кяхты в Забайкалье: наймемся чаем торговать.
— Ну-у… — протянул Монахов, — господин Скорняков, березовский исправник мог бы вам помочь, да только найдутся ли у вас такие деньги? И потом, неизвестных людей он не примет…
— Так напишите нам ручательство для господина исправника, в том, что мы люди надежные. Вот здесь сто рублей, — пришедший выложил на стол увесистый мешочек, в котором что-то приятно звякнуло. — Не знаю, серебром ли вы получаете ваше годовое жалованье или ассигнациями?
Развязав мешочек и заглянув внутрь, заседатель тут же окончательно протрезвел.
— Гришка! — заорал он своему письмоводителю. — Перо мне, чернила и гербовой бумаги! Как, говоришь, ваши имена? — Он быстро написал бумагу, в которой были перечислены вымышленные имена восемнадцати обдорских мещан, которые вверялись им березовскому исправнику как люди совершенно благонадежные.
Через несколько часов, пополнив припасы из местной лавки, баркас отвалил от берега.
На следующий день долина Оби расширилась и они вошли в Малую Обь, отделившуюся справа от главного русла… Тайга по берегам становилась все гуще.
По дороге вышел спор:
— Зачем нам вступать в сношения с полицейскими властями — это может для нас плохо кончиться, — говорили Андреев, Окулов и Шимков.
— Господа, вы уже не офицеры и не можете предъявить свои дворянские грамоты и, следовательно, пользоваться привилегией свободного перемещения, — отвечал им Ломоносов. — Уверяю вас, как только мы попадем в более людные места, на сибирские тракты, у нас могут возникнуть большие сложности.
Бывшие солдаты и матросы молча кивали в поддержку своего Нестора . Они не понаслышке знали стеснительную систему российского полицейского учета.
На четвертый день они вошли в устье Северной Сосьвы, и к полудню подплыли к Березову. Березов, с его двухглавым собором и острогом, стоял на холмистом берегу, зажатый между Сосьвой и озером. Вдалеке синели Уральские горы, с которых сбегала река — по ней шел с Печоры Усть-Цилемский тракт.
Березов был одним из первых русских городов «за камнем» , в конце XVI — начале XVII века Сибирь только завоевывалась, и немало тревожных лет он пережил, прежде чем стал глухоманью и местом ссылки опальных приближенных почившего Петра Первого. Сначала сюда попал некогда всемогущий Александр Данилович Меншиков, нашедший тут конец, затем — его противники — князья Долгорукие.
Петр в сопровождении нескольких товарищей отправился в город. В Березове присутственное место находилось в представительном каменном здании. Петр и Лихарев вошли внутрь и спросили господина капитан-исправника.
— Господин исправник сейчас будут! — сказал им стражник в темном кафтане. И действительно, минут через десять появился бравый господин, лет тридцати пяти, в капитанском мундире Отдельного сибирского корпуса, представлявшего собой, в сущности, Двадцать седьмую пехотную дивизию. Капитан Иван Иванович Скорняков вышел в земские исправники из Тобольского гарнизонного батальона и имел намерение достигнуть чина не менее как восьмого класса. В таком захолустье для этого, в первую очередь, нужны были деньги.
— Позвольте обратиться, господин капитан-исправник, — подошел Петр.
— Ну, что тебе, — исправник окинул его оценивающим взглядом.
— Я обдорский обыватель, приехал по поводу паспорта.
— Ты должен обратиться к канцеляристу.
— Лучше я прямо к вам, такое дело…
— Пройди, — исправник вошел в свою комнату в присутствии.
— Господин исправник, вот ручательство на обдорских мещан, — протянул Ломоносов ему бумагу. — Нуждаемся в паспортах для отлучки по торговой надобности.
Исправник схватил бумагу и прочел.
— Да что это он пишет, Монахов этот?! В Обдорске всего полсотни обитателей — это, выходит, больше трети уехать хотят?! Да и имена-то все незнакомые. К тому же — откуда мне взять паспорта? А?! — проницательно и грозно глянул капитан исправник на визитера. — Говори, кто таков на самом деле! Не то кликну людей, в холодную закатаю!
Однако в ответ на грозный взгляд получил исправник лишь легкую усмешку.
— Господин капитан-исправник! — сказал Ломоносов прищурясь. — Знаю, вы человек бравый и решительный. А было ли у вас, чтобы стояли вы по колени в крови своих мертвых товарищей и надвигалась на вас сияющая стена вражьих багинетов?
— Это ты к чему? — насторожился Скорняков.
— Чем напугать хотите? — Петр пожал плечом. — Вам, конечно, волость собирает жалованье, потому как на государственное прожить невозможно. Однако деньги не бывают лишними. Вот тысяча рублей серебром, — брякнул Ломоносов на стол тяжелый полотняный мешочек. — То есть пять тысяч ассигнациями. Знаю, у вас есть бланки с губернской печатью для особых случаев. Сейчас восемнадцать таких случаев. Хотим на китайский рубеж податься, в чайной торговле подвизаться.
Капитан-исправник собрался было что-то сказать, да передумал. Это было его двухлетнее жалованье.
— А ежели я сейчас деньги возьму, да кликну казаков? — спросил он спокойно. — И деньги мои, и ты в цепях.
— Вы человек умный, господин исправник. Казаки народ ненадежный, а мы тут вам трупы десятками положим, если дело разгорится, — спокойно ответил гость, показывая из-под полы рукоять пистолета. Исправник обратил внимание, что оружие в хорошем состоянии, — значит, действительно визитер из бывших военных. Да это и по осанке видно. И разговаривает хоть и просто, а видать, что из образованных.
— Ну ладно, это я так, спросил… — Скорняков чувствовал себя глупо. Сколько разбойников, почитай, голыми руками брал. А тут, в его собственном кабинете, пришел этот и грозит спокойно. Однако капитан-исправник нюхом почуял — это не простой головорез, не беглый с каторги, — а должно из тех, кто участвовал в борьбе, разразившейся в европейской России и о которой дошли вести и сюда. А если дать паспорта, да потом донести? Правда, и выдача паспортов без уведомления губернии дело подсудное…
— Опасно, господин исправник, — сказал вдруг гость. — Не дай бог, дознаются, кто паспорта выдал государственным преступникам. Не дай бог, и другие узнают, кто донес… Головы ведь не сносить.
«А если казаков послать следом, да по-тихому всех прикончить?»
— Ежли казаков следом пошлете — из засады ни один не вернется, — сказал проницательный визитер.
«Черт! Да что он, мои мысли читает!»
— Ладно, только вы тихо мне! — сказал капитан-исправник. Он решительно закрыл дверь на щеколду, достал из железного ящика бланки печатных паспортов, снабженные печатью и подписью действующего губернатора Дмитрия Николаевича Бантыш-Каменского. Бог знает, была эта подпись подлинной или, что скорее, поддельной. Сев за стол, Скорняков обмакнул перо в чернильницу и, высунув язык от усердия, принялся заполнять бланки…
… — Ф-фу! — через два часа откинулся, наконец, он на спинку стула, присыпав песком последний паспорт. — За такую работу десяти тысяч мало! Вот тебе паспорта, — протянул он заполненные бланки Ломоносову. — Но не вздумай их в Березове показывать. Сгорите, мою руку знают! Сей же час убирайтесь подальше отсюдова! Коли поймают — так валите все на Тобольскую канцелярию, я вам ничего такого не давал!
— Спасибо, господин исправник. Вы о нас больше не услышите… — Ломоносов отодвинул задвижку и вышел. Через час они отплыли из Березова вниз по реке, в сторону главного русла Оби…