Петровский вокзал реконструировали — кое-где подкрасили, кое-что побелили, сделали новые красивые кассы. И самое главное — отремонтировали часы над входом. Сейчас они показывали шесть.

Солнце спускалось в далекую кучу многоэтажек. Холодный ветер резкими толчками гнал сухие каштановые листья по платформам, под ноги ожидающих поездов пассажиров.

Звякнул колокольчик над дверью привокзального магазина. Молоденькая продавщица оторвалась от мобильного телефона и подняла голову на вошедшего. Это был высокий худощавый парень лет восемнадцати, прилично одетый с большой спортивной сумкой за плечом. Студент, подумала девушка. Едет на учебу куда-нибудь в Харьков, везет в общагу продукты. У него были неестественно голубые глаза. Девушке он показался симпатичным, хотя заметные шрамы от угрей на щеках немного его портили.

— Пачку «честера» синего.

Девушка взяла деньги, положила на прилавок сигареты и увидев снова его голубые глаза, непроизвольно улыбнулась покупателю. Такое на работе бывало с ней нечасто.

— У тебя классная улыбка, — вдруг сказал ей парень.

— Спасибо.

Что-то в нем есть, подумала она. Может познакомиться с ним? Но Гена забрал сигареты и вышел из магазина. До поезда оставалось двадцать минут. Он закурил и пошел к вокзалу. Девочка ему понравилась, но смысла знакомиться с ней не было. Он оставлял Брагом за спиной, со всеми его плохими мальчиками и хорошими девочками, оставлял как руины, как сожженную пустошь, где больше нечего ловить, нечего ждать, не во что верить…

Зал ожидания был почти пуст. Безногий старик катался вдоль кресел на доске с колесиками, отталкиваясь от пола деревянными колодками. Скучали с газетами одинокие ожидающие. Пили водку в углу грязные работяги. Гена сел в кресло, покопался в сумке и достал альбом, который от скуки решил полистать.

Это был большой коричневый альбом для рисования. В него были вклеены вырезки из газет — все которые ему удалось найти. На первой странице была большая статья с заголовком «Бойня в средней школе». И ниже:

«13-летняя Катя Сидорова (фамилия и имя изменены) убила 14 и ранила 36 человек…»

В глаза впечатывались обрывки резких фраз

«…никто не мог подумать… неплохо училась… пистолет системы Стечкина… она бросила две гранаты, одна из которых, к счастью, не взорвалась…»

Гена перелистывал страницы. На одной из них была большая статья с фотографиями Юли и ее мамы: «Дочь писательницы криминальных романов устроила бойню на школьной дискотеке», и ниже — «Юля Саблежукова, дочка автора многих криминальных романов Натальи Перестрелкиной безжалостно расстреляла 14 детей, учеников своей школы. Еще 36 получили ранения разной степени тяжести. Двоих раненых врачи не спасли. Самой убийце удалось спокойно уйти. В ту же ночь ее тело нашли возле подъезда 14-этажного дома. По словам начальника центра общественных связей Брагомского городского управления МВД Валерия Половинки, милиция считает, что это было самоубийство…».

Фотографии, желтые вырезки из разных газет, строчки, переполненные террором:

«…это был в буквальном смысле хладнокровный расстрел. Возможно в выборе жертв существовала некая сумасшедшая система. Девять из четырнадцати убитых были ее знакомыми или одноклассниками. Одна из жертв, по свидетельству выживших ребят, была хорошей подругой убийцы. Впрочем, дети говорят, что друзей-то у Юли Саблежуковой в классе фактически не было. Она была „белой вороной“, держалась особняком…»

«…погибшую от взрыва гранаты Катю М. было сложно опознать…»

«Денис Онищенко — один из тех, кто пришел в тот вечер танцевать и веселиться, и чуть не попрощался с жизнью. Пришел на школьную дискотеку, а попал — на кровавую мясорубку. Денису повезло — он выжил. Пуля малолетней маньячьки пробила его коленную чашечку. Потребовалось две дорогостоящих операции, чтобы он снова смог ходить — хотя бы и с палочкой.

— Это был ужас, — вспоминает Денис тот жуткий вечер. — Было темно, играла музыка, все танцевали. А потом я услышал хлопки. Один за другим. Словно где-то открывали шампанское. Началась паника. Никто не включил свет, не выключил музыку, было неясно что вообще происходит. Все бегали, меня вдруг сбили с ног. Я увидел как упала Ева, моя одноклассница… совсем рядом… Она не шевелилась… Я дотронулся до ее головы и увидел кровь… А потом я попытался встать… Выстрелы не прекращались… Что-то ударило меня в ногу, было ужасно больно, я упал, еще не понимая, что тяжело ранен…»

«…выводы экспертов: смерть наступила в результате падения тела с крыши 14-ти этажного дома. Главная версия следствия — самоубийство…»

«…профессор Борриц, на ваш взгляд, возможно провести параллель между брагомской трагедией и происшествием в Антверпене в мае 1996-го года, которому вы посвятили серию статей?

— Безусловно, оба события типичны и они реперезентуют тенденцию. В Антверпене 15-летний подросток приносит в школу отцовский карабин и убивает восемь одноклассников. В Брагоме 13-летняя девочка расстреливает из пистолета и взрывает гранатой полсотни человек на школьной дискотеке, 17 из которых — погибли. Существую десятки и сотни подобных случаев в США и Европе. Я уже не говорю о странах Латинской Америки. Задача ученого — дать ответ на вопрос почему такое происходит.

— И почему же?

— Можно перечислить множество факторов. О них предостаточно писали. Компьютерные игры, увлечение деструктивными течениями в музыке и литературе, агрессивные субкультуры, высокий стрессовый фон информационного общества… Однако самый простой ответ, который с годами приходит на ум — главная причина этих трагедий — доступность оружия для подростка. Во всех трагедиях подростки просто получили доступ к огнестрельному оружию. Понимаете?

— Признаться, не совсем. Вы хотите сказать, что на месте Юли Саблежуковой мог оказаться кто-то другой будь у него пистолет.

— Именно так. Кто-угодно.

— Но ведь есть специфика психики убийцы.

— Безусловно. Однако психика убийцы не настолько специфична, как это принято представлять. В возрасте 12–18 лет болезненными неврозами, фобиями, психическими расстройствами страдают очень многие дети. Но убивают лишь те, у которых есть такая возможность. Это не значит, что каждый подросток — потенциальный убийца. Но возможны условия — внешние и внутренние факторы — при которых он им станет. О внутренних я сейчас не говорю. Главный внешний фактор — на явность эффективного орудия убийства. Сам этот факт, его осознание способно изменить психику человека…»

Краем глаза Гена уловил чье-то присутствие. Он закрыл альбом и оглянулся. Возле кресел стоял Сом. Он был стрижен под ноль и одет во все черное. Гена не видел Сома четыре года и сейчас не сразу его узнал. Похоже, он уже некоторое время наблюдал за Геной и видел его альбом.

— Привет, — сказал Сом. — Не узнал. Богатым будешь. Ты сильно поменялся.

— Привет. Ты тоже.

Они поздоровались. У Сомова тоже была большая спортивная сумка. Видно, тоже ждал поезда куда-то. В последний раз он видел Сома еще до Юлиного выступления на школьной дискотеке. А потом третья школа начала хиреть. Родители стали массово переводить детей в другие школы, учителя увольнялись, директор спился, слег с инсультом и превратился в овощ. От прежнего Генкиного класса мало что осталось. И перепуганная всерьез Генкина мама перевела ребенка в восьмую школу, где он без особых приключений доучился три с половиной года и получил аттестат. А Сом остался учится в прежнем классе.

Димка с любопытством разглядывал Гену:

— Без очков…

— Контактные линзы. А ты без волос.

— Так удобнее.

Сом упал на кресло рядом с Геной. Лысина ему шла. Впрочем, ему все шло.

— Дашь посмотреть?

Гена поколебался, но все же дал Сому альбом. А черт с ним, пусть смотрит.

— Учишься где-то? — спросил Сом, медленно перелистнув страницу.

Гена назвал город, ВУЗ, специальность. Сом рассказал где учится он — другой город, другой ВУЗ, другая специальность. Они разговорились об общих знакомых — но не о тех кто погиб. Сом вглядывался в желтые вырезки, но у него был скучающий вид, словно он рассматривал прошлогодние сводки с прогнозами погоды.

Генке было интересно увидеть реакцию Димки на альбом — все же бывшая девушка, бывшая любовь… Хоть и убийца.

— А что со Святой Верой? — спросил наконец Сом.

— Ничего. Она ж иеговистка. Им запрещено праздники посещать. Ей повезло.

— Да это я знаю. Спрашиваю, где учится?

— Понятия не имею.

Сом поднял на Генку глаза:

— Знаешь, а мне тоже повезло. Собирался на дискотеку, а попал в больницу. И даже не знаю, кого благодарить. Лиц не запомнил. Хотя было б забавно, если б она меня убила. Она даже как-то обещала. Наверно и тебе тогда повезло?

— Еще как. Правда, я не очень люблю дискотеки.

— Только эта интересует тебя до сих пор.

— На ней убили много тех, кого я знал.

— И ненавидел?

— Нет, те как раз остались живы.

— Так может стоило сходить?

Сом смотрел на Гену взглядом следователя. Гена вдруг заметил, что так сильно сжимает брелок с ключами левой рукой, что это больно. Может Юля и ему что-то говорила, подумал Гена.

— Она не очень меня любила, — сказал Гена осторожно. — Я думаю, не стоило.

— В последнее время вы близко общались.

— Не так близко, как это кажется со стороны.

Сом откинулся на спинку кресла:

— За ней много кто бегал. Много кто хотел с ней общаться. А она выбрала вас. Тебя и этого хачика… не помню как его…

— Хаширян, — подсказал Гена спокойно.

— Почему она выбрала именно вас? — спросил Сом резко.

— Так вышло.

— Она никогда не выбирала людей просто так. Она вообще ничего просто так не делала.

Гена промолчал. Сом листал дальше. Шло время. Наконец он остановился на последней странице альбома. Гена только сейчас вспомнил, что там за заметка. Теперь Сом заинтересовался так, что не мог этого скрывать.

— Подросток гибнет при попытке вооруженного ограбления, — громко прочитал он. — Знаешь, о чем это нам говорит, Гена? О двух вещах. Во-первых, бедный Хаширян уже не сделает блестящую карьеру в торговле арбузами и мерчендайзером он тоже не станет. А во-вторых, тебя, Гена, интересуют не только школьные дискотеки с плохой музыкой, но зато с отличной шоу-программой.

— Отдай альбом, — сухо сказал Гена, — мне пора на поезд. Приближалось время прибытия.

Сом держал альбом на коленях.

— Что вы делали вместе в те последние недели? О чем говорили? Она ведь много чего тебе рассказала? Много нового? Она умела удивлять.

Сом смотрел даже не в Генкины глаза, а куда-то в середину его зрачков. Он словно пытался высмотреть там Генкину душу.

— Отдай альбом, — повторил Гена, чеканя каждый слог. — Мне пора на поезд.

— Скажи мне, Гена. Скажи.

Зрачки Сома были расширены. Он уже не был похож на нормального человека. Неожиданно он схватил Гену за куртку и закричал так, что услышал весь зал ожидания:

— О чем вы говорили?!! Я должен знать!!! Скажи мне, Гена!!!

Гена молча выдержал взгляд. Сом отпустил его куртку и как-то обмяк. Гена забрал альбом и спрятал его в сумку. Сом отвернул голову и втупился в пол.

— Она тебя не отпустит, — сказал он потухшим голосом, не глядя на Генку.

Гена встал, бросил сумку на плечо и не прощаясь пошел к выходу. Уже возле дверей он обернулся. Сом сидел на том же кресле, уронив руки на колени и низко опустив голову. Кажется, его плечи едва заметно тряслись. Может, он плакал.

Гена вышел к платформам. Механический голос где-то вверху объявил о прибытии Генкиного поезда.