Субботний вечер. Привалов лежит на диване с книгой в руках. Рядом, на стуле, — пепельница и пачка сигарет «Автозаводские». Борис Иванович курит и читает, наслаждаясь покоем.

Впрочем, абсолютного покоя не бывает — даже кратковременного.

— Борис, — говорит Ольга Михайловна, нарезая ровными прямоугольниками арахисовый торт. — Борис, ты что же — весь вечер намерен пролежать на диване?

— А что? — Привалов переворачивает страницу.

— Пойдем в кино. Все видели…

— Не могу, Оля. Сейчас Колтухов придет.

— Опять Колтухов! Чего ему дома не сидится!

— У нас дело, Оля.

— Не стряхивай, пожалуйста, пепел на ковер.

— Извини, нечаянно.

— Дело! Вечно дело!.. Просто с ума вы все посходили! — Ольга Михайловна ощущает потребность высказаться. — Мало того, что на работе засиживаешься дотемна, так еще и дома каждый вечер производственные совещания! Приходят, курят, курят — вся квартира пропахла табачищем.

— Курим только мы с Колтуховым, — уточняет Привалов. — Ребята не курят. Они, пока сидели на острове, разучились.

— Раньше хоть на яхт-клуб ходил, а теперь вовсе не бываешь на свежем воздухе.

— Оля, ты же знаешь, мы должны к приезду москвичей подготовить все для испытания. А времени осталось в обрез… — Привалов переворачивает страницу. Разговаривая, он не перестает читать: привычка, достигнутая многолетним упражнением.

Недавно из Москвы пришла весть: в Институте поверхности провели удачный опыт. Струя масла прошла сквозь воду в трехметровом бассейне. Теперь предстояло поставить опыт с нефтью в натуральных условиях — на море. Испытание было назначено на октябрь. В «НИИТранснефти» шла напряженная подготовительная работа: собирали сложнейшие схемы, монтировали нестандартное оборудование. Строймонтажный трест выполнял срочный заказ: готовил металлоконструкции.

Особенно много хлопот было с энергетическим узлом. Расчетом этого узла и занимались инженеры, а руководил работой Багбанлы — руководил жестко и придирчиво.

Павел Степанович Колтухов, с тех пор как пошла в дело его электретная схема, стал чуть ли не главным энтузиастом беструбного нефтепровода. Его кабинет пустовал целыми днями: Колтухов пропадал в лаборатории Привалова. Знаменитая «смолокурня» теперь перекочевала из чуланчика под лестницей в специально оборудованное помещение — там Павел Степанович испытывал новые образцы мощно заряженных электретов.

Кроме того, нужно было подыскать подходящий участок моря: достаточно уединенный, чтобы скрыть ответственный опыт от любопытных глаз, и в то же время достаточно снабженный электроэнергией. Инженеры Костюков и Потапкин уже вторую неделю мотались по ближним побережьям в поисках такого участка. Осторожный Колтухов на всякий случай послал их даже на восточный берег — посмотреть, не найдется ли там чего получше.

Думая о тех краях, Борис Иванович испытал неодолимое желание перечитать «Кара-Бугаз». Он взял с полки коричневый томик Паустовского — и мысленно унесся к мрачным плоским берегам, покрытым бело-розовыми отложениями мирабилита.

— …Не хотела я этого, а все же придется покупать телевизор, — говорит Ольга Михайловна.

Звонок. Поджав губы, она идет открывать.

Входит Колтухов, на ходу расстегивая воротничок и оттягивая галстук. Он садится, вставляет в рот папиросу и начинает рассказывать о том, как сегодня вдрызг разругался с управляющим строймонтажным трестом.

— Чай будете пить? — сухо спрашивает Ольга Михайловна.

— Обязательно. — Колтухов окутывается дымовой завесой. — Слышишь, Борис? Я ему говорю: вы мне со сроками не крутите, я в ваши мысли проникаю отличнейшим образом. И что ты думаешь? Он уставился на меня и спрашивает этак, с опаской: то есть как проникаете? — Колтухов смеется дребезжащим смешком.

Привалов усмехается:

— После истории с Опрятиным проницаемость у всех на языке.

— Еще бы! — замечает Ольга Михайловна, наливая чай в стаканы. — По всему городу ходят слухи о человеке-призраке. Садитесь к столу. Борис, отложи книгу. Не могу понять, — продолжает она, — как он сделал себя бестелесным? Борис говорил, что на острове у него было какое-то устройство. Хорошо, согласна. Но в кабинете у следователя ведь не было этого устройства? Или он уже с острова приехал в таком… бестелесном виде?

— У него был чемоданчик, — говорит Колтухов, с интересом приглядываясь к арахисовому торту. — По-видимому, портативная установка. Жаль, в таком состоянии, что ничего не удалось понять. Перемешалась, понимаете ли, с асфальтом.

— Должно быть, он выронил чемоданчик, когда на него наехал грузовик, — говорит Привалов. — Поэтому и прекратилась проницаемость… Как он? Не пришел еще в себя?

— Нет, — отвечает Колтухов. — Тяжелый шок. Руку по плечо отняли, несколько ребер переломано…

— Ужасная история! — вздыхает Ольга Михайловна. — И этот Бенедиктов так страшно погиб… Как могло на фотографии получиться его тело, скрытое в бетоне?

— Тоже пока загадка, — говорит Привалов. — Старик Бахтияр полагает, что превращенное по их методу вещество давало жесткое излучение, действующее на фотопленку.

— Ужасно! — повторяет Ольга Михайловна. — Просто не укладывается в голове, что Опрятин мог совершить убийство. Так жестоко, хладнокровно…

С минуту все трое молчат. Затем Колтухов отодвигает недопитый стакан, лезет в карман за папиросами.

— Не верю я, — говорит он, занавешивая глаза мохнатыми бровями. — Не верю в убийство. Знаю Опрятина. Замкнутый человек, со странностями, характер тяжелый, но — убийство? Как хотите — не верю.

— Отчего же тогда погиб Бенедиктов? — спрашивает Привалов. — Ведь доказано, что он погиб до извержения вулкана…

— Не знаю. Несчастный случай какой-то. Сложная установка, превращенное вещество, высокое напряжение… Мало ли что? Вспомни мизинец Горбачевского.

— Бенедиктов никак не мог сам включить установку.

Колтухов молчит. Дымит папиросой.

— И потом, — продолжает Привалов, — поведение Опрятина у следователя… Если он невиновен, зачем было врать?

— Мне очень хочется, — помолчав, говорит Колтухов, — зайти в эту… как ее… электрофизиотерапевтическую… тьфу, не выговоришь… В больницу, где он лежит.

— Не пустят.

— К нему — конечно… Там, видишь ли, работает знакомый медикус, мы в сорок втором в одной части служили. Поговорить с ним хочу. Как и что… Давай сходим завтра, а?

В палату к Опрятину не пускали по двум причинам. Во-первых, он лежал в беспамятстве: тяжелый шок еще не прошел. Во-вторых, он находился под следствием по подозрению в убийстве Бенедиктова Анатолия Петровича, биофизика, кандидата наук.

Все это сообщил Привалову и Колтухову пожилой добродушный врач, давний приятель Павла Степановича. Заложив руки за спину, в распахнутом белом халате, он ходил по кабинету и рассказывал, перемежая речь задумчивыми паузами:

— Случай из ряда вон… Что произошло в организме в результате изменения связей вещества? Не знаем… Физиологическая загадка, дорогие товарищи… Изучаем, конечно. Клинически — очень сложная картина. Резкие сдвиги в формуле крови… Я бы сказал — скачкообразные… Ну, и другие странности… На спине, например, — темная пигментация странной формы. Похоже на геометрический узор… Исход? Ничего нельзя сказать определенно. Пока удается поддерживать деятельность сердца, но что будет дальше… — Врач развел руками. — Не знаю. Глубочайшее, небывалое потрясение…

Возвратившись домой, Привалов засел за расчет подводных излучателей. Работа что-то не клеилась. Он взял томик Паустовского и лег на диван. Глаза скользили по строчкам, но их смысл почему-то не доходил до Бориса Ивановича.

Странный геометрический узор на спине… Это беспокоило Привалова. Это наводило на размышления.

Он постоял на балконе под жарким солнцем полудня. Потом решительно направился к телефону, разыскал в справочнике номер больницы и, вызвав давешнего врача, попросил его подробнее рассказать об «узоре» на спине Опрятина.

— Пожалуйста, — несколько удивленно ответил врач. — Темные пятна цвета загара. Какие-то линии и зигзаги на фоне, знаете ли, этакого восходящего солнца.

— Благодарю вас. — Борис Иванович положил трубку и взволнованно заходил по комнате. Порылся в книжных полках, перелистал несколько книжек. Затем позвонил Ольге Михайловне в библиотеку. — Оля ты скоро придешь?.. Как всегда? Принеси, пожалуйста, все что есть в вашей библиотеке про молнию. Про мол-ни-ю. Да-да, про обыкновенную молнию.

А ранним вечером Привалов, тяжело дыша после быстрого подъема по лестнице, вошел в квартиру Колтухова. Павел Степанович, поливавший цветы на балконе глянул на него и обеспокоенно спросил:

— Что еще случилось?

— Павел, ты слышал, что молния иногда оставляет следы на теле жертвы? — выпалил Привалов.

Это случается редко, но — случается: молния оставляет на стене дома или на теле человека характерные следы. Обычно эти следы представляют собой многолучевую звездообразную фигуру, но бывает и так, что на коже человека получается как бы фотография окружающей обстановки. Иногда на коже остается отпечаток предмета, находящегося в кармане: ключа, монеты…

Предполагают, что поток электронов и отрицательных ионов, сопровождающий молнию, отражает окружающие предметы в виде теней.

— Позволь, — усомнился Колтухов. — Все это так, но, насколько я знаю, нынешним летом на Каспии не было ни одной грозы. Откуда же молния?

— А ты помнишь фотоснимки Костюкова? — сказал Борис Иванович. — Помнишь описание их лаборатории, составленное Костюковым? Генератор Ван-де-Граафа, разрядники, батарея электретов… Высочайшее напряжение, Павел! Саморазряд генератора — вот тебе и молния. Шаровая молния.

— Ну, это ты брось. Шаровую молнию как будто еще никто не получал искусственно…

— Верно! Гезехус, Чирвинский, Науэр пытались получить ее, но не добились. А вот тебе последние данные: академик Капица установил, что время высвечивания шаровой молнии превосходит энергетические возможности ее объема, и заключил, что она питается энергией со стороны, сантиметровыми радиоволнами. Капица считает…

— Сантиметровыми радиоволнами? — перебил его Колтухов. — Кажется, у них в лаборатории был генератор сантиметровых волн.

— В общем, Павел, надо нам самим посмотреть. Надо добиться разрешения. Звони старику Бахтияру!

«Геометрический узор» на спине Опрятина был тщательно обследован в присутствии следователя и опытных экспертов. Темные пятна и линии были сопоставлены с фотографиями и описанием установки, и вот в результате экспертизы выявились следующие факты.

Странный отпечаток на спине подследственного оказался не чем иным, как тенью клетки с человеческой фигурой, наполовину погрузившейся в бетон. Кроме того, различалась слабая тень спирали «индуктора превращений» и четкий профильный силуэт пульта управления.

Причиной отпечатка была шаровая молния, которая возникла, по всей вероятности, от мощного саморазряда генератора.

Накануне катастрофы Бенедиктов сидел в кресле внутри рабочей клетки. Клетка включена не была.

Опрятин находился у выходного люка, спиной к пульту управления, очевидно желая выбежать из помещения. За время между включением клетки и погружением Бенедиктова до половины Опрятин никак не мог добежать от пульта до выходного люка, так как процесс проникновения идет мгновенно.

Вывод (подтвержденный положением тени пакетного выключателя на профиле пульта управления): магнитный пускатель сработал от приближения шаровой молнии, находившейся в этот момент между пультом и Опрятиным.

Вечером следующего дня Колтухов снова сидел за чаем у Приваловых и рассказывал Ольге Михайловне о результатах экспертизы.

— Если б не светлая голова этого старого фантазера, — он кивнул на Бориса Ивановича, — так бы и висело над Опрятиным страшное обвинение.

— Выходит, Опрятин лгал следователю только потому…

— Боялся, что ему не поверят, — подтвердил Колтухов. — Не знал же человек, что носит на собственной спине этакое доказательство!

— Наверное, отпечаток был не болезненный, — заметил Привалов. — Кожа на спине совсем не повреждена. Молния-то была искусственная, слабенькая.

— Слабенькая, а на магнитный пускатель силы хватило…

— Кстати, Павел, — сказал Борис Иванович. — Просмотрел я тут несколько книг про молнию. Любопытные вещи с точки зрения истории техники. Оказывается, четыре тысячи лет назад в Египте Рамзес Третий приказал поставить вокруг храма Эдфу сорокаметровые деревянные мачты, обитые позолоченной медью, для защиты от «небесного огня». Каково?

— Изрядно, — откликнулся Колтухов. — А вот послушай, как мы в детстве однажды…

— Погоди, — прервал его Борис Иванович. — Еще интересная деталь. Оказывается, древние жрецы в том же Египте делали какие-то штуки, заряжавшиеся от атмосферного электричества, и током убивали людей. Жертвоприношения небесным силам. А сами, представь, во время этой гнусной церемонии надевали металлические латы и заземляли их.

— Изрядно, — повторил Колтухов. — Давненько, однако, род человеческий балуется электричеством…

Окончив чаепитие, они заговорили о текущих делах.

— Ты показал Бахтияру последний расчет? — спросил Привалов.

— Да. Между прочим, зря ты не поехал сегодня со мной к старику. Он у себя целый консилиум собрал по гороскопу.

— Зачем?

— Вот и я спрашиваю его: «Зачем вам эта мистика Бахтияр-мюэллим?» «Интересно, — говорит. — Там историк один сидел, ловко, собака, прочитал гороскоп».

— А ну-ну? — заинтересовался Привалов.

— Оказывается, гороскоп вот для чего составлен…

РАССКАЗ О ТРЕХ ЯЩИКАХ. ОКОНЧАНИЕ

…Когда умолк стук копыт, граф де Местр упал в кресло. Сухонькие руки впились в подлокотники так, что побелели суставы пальцев. Острая боль в груди… Граф застонал и закрыл глаза. Когда боль отпустила, он кликнул слугу, велел снять нагар со свеч и принести горячего кофе.

Послать погоню? Нет смысла. Дерзкий русский уже, конечно, далеко. Да покарает его господь!

В России остались верные слуги ордена, он им напишет. Они не спустят глаз с Арсения Матвеева, вольнодумец не уйдет от возмездия.

Главное — ключ тайны. А ключ тайны — у него в руках. Де Местр взял со стола пергамент, вгляделся в круг генитуры, в знаки зодиака и знаки металлов. Работа ученого-астролога вызывала уважение. Итак, ровно через сто лет после того, как волшебный нож попал в его, де Местра, руки, родится тот, кто овладеет тайной ножа и принесет новую славу ордену Иисуса. Могущество ордена станет безграничным, а больше ему, де Местру, — видит бог! — ничего не нужно.

Счастливый избранник родится в тысяча девятьсот пятнадцатом году… Синьор астролог хорошо вычислил расположение звезд в день рождения мальчика, указал приметы, по которым его можно будет разыскать, детально изучил его судьбу. Счастливая, завидная, необыкновенная судьба!..

Старый граф медленно сложил пергамент и спрятал его в плоский железный ящичек с четкой гравировкой на крышке: «AMDG»…

Завещание графа де Местра не было забыто. Сто лет спустя отцы-иезуиты, пользуясь приметами, указанными в гороскопе, выбрали новорожденного и убедили родителей поручить воспитание ребенка иезуитскому колледжу.

Витторио да Кастильоне рос смышленым, но замкнутым подростком. Не по-детски холодно и равнодушно смотрели его глаза на суетный мир, простиравшийся за стенами колледжа.

А когда избраннику исполнился двадцать один год, ему в торжественной и мрачной обстановке рассказали о высоком назначении, предначертанном в прошлом веке. Юный иезуит узнал, как достопамятный де Местр позаботился о грядущем величии ордена и как некий русский вольнодумец похитил у него тайную рукопись и волшебный нож. Теперь он, Витторио, обязан вернуть ордену источник и доказательство великой тайны с тем, чтобы лучшие умы католического мира проникли в нее ad majorem Dei gloriam — к вящей славе господней.

И он узнал все о семье Матвеевых — сведения, тщательно собранные орденом, были записаны на оборотной стороне гороскопа. Он повесил плоскую железную коробочку с пергаментом себе на шею, рядом с маленьким золотым распятием, и преклонил колени и торжественно поклялся исполнить свою миссию.

Витторио да Кастильоне усердно готовился к своему часу. Он изучил русский язык и овладел морским делом в школе «подводных всадников» в Ливорно. А когда дивизии Гитлера, а вслед за ними и дивизии Муссолини двинулись на восток, молодой офицер-подводник Витторио да Кастильоне отправился в составе Десятой флотилии на русский фронт.

Он побывал в Севастополе и Мариуполе. В конце августа 1942 года Витторио оттолкнулся от крыла «Юнкерса» и смело прыгнул с парашютом в ночную мглу. Его сбросили в горной местности возле Дербента. Здесь, на берегу Каспия, он должен был выбрать место для базирования своей флотилии, а затем пробраться с важным диверсионным заданием на юг, в крупный приморский город. Там, по его сведениям, жили нынешние потомки Федора Матвеева — их имена он твердо помнил.

Близился его великий час…

В пустынных каменоломнях близ Дербента, старинного города Железных Ворот, Витторио искал укромное местечко, чтобы спрятать на время свой груз — рацию, акваланг и прочее. Внезапно земля ушла из-под ног, и он полетел вниз и был придавлен тяжелым камнем, выдолбленным и залитым свинцом древними мастерами мифического царства ассасинов…

Так погиб, к вящей славе господней, Витторио да Кастильоне, двадцати семи лет от роду, избранник иезуитов.

Ольга Михайловна подставила Колтухову пепельницу и сказала:

— Какая грустная история! Неужели в наш атомный век еще возможен средневековый религиозный фанатизм?

— Чего там говорить об иезуитах! — Привалов заходил по комнате. — В наш атомный век есть на Западе вполне образованные физики, которые всерьез рассуждают о четвертом измерении, населенном духами.

— И о свободной воле электрона, — добавил Колтухов. — А у нас, дражайшая Ольга Михайловна? Вы думаете, у нас перевелись гадалки и знахари? И не думайте, что это старорежимные замшелые старушки. Мне рассказывали об одной гадалке — она принимает клиентов в белом халате и перед гаданием измеряет им кровяное давление.

— Ну ладно. — Привалов включил лампу над письменным столом. — Давай-ка займемся подводными излучателями.