В кабинете у Веры Федоровны сидели Грушин, Нонна Селезнева и практикант-иностранец.
- Собственно, у меня все. - Нонна аккуратно уложила в папку кипу листков. - Если мы сохраним взятый темп, диссертация будет готова через месяц.
- Ну что ж, рада слышать. Так и надо поступать с неприятными работами - быстрее их кончать к чертовой бабушке.
Прищурясь, Вера Федоровна наблюдала за тем, как Ур наливал себе в стакан газированную воду из сифона.
Практиканта она уже видела несколько раз, но на совещание вызвала впервые. Любопытно было посмотреть вблизи на этого сотрудника, о математических подвигах которого директриса была наслышана.
Пока Нонна докладывала о состоянии работы по оказанию помощи знатному диссертанту, Ур громко зевал и возил под столом ногами. Без разрешения взяв с директорского стола сифон, беспрерывно пил газировку.
Вере Федоровне захотелось услышать его голос, - и она спросила:
- Где вы обучались физике и математике? Я к вам обращаюсь, товарищ… э… товарищ Ур. Вы слышите?
- Я слышу.
- Если слышите, то ответьте.
- Я учился далеко отсюда. - Ур снова подставил стакан и нажал на рычажок, но сифон только издал жалкое шипение.
- Понимаю, - сказала Вера Федоровна несколько раздраженно. - Чтобы начать разговаривать, вам нужно выдуть не два литра газировки, а четыре.
- Вера Федоровна, он что-то не в духе сегодня, - быстро сказала Нонна, - Мне с трудом удалось привести его сюда, он терпеть не может совещаний.
- А я их очень люблю, - повысила голос директриса. - Просто обожаю. Хлебом меня не корми, а дай посовещаться. К вашему сведению, товарищ Ур, я бы хоть сегодня бросила этот кабинет и ушла в плавание. Я больше половины жизни провела в море, и только мои ученые заслуги усадили меня в это кресло. Впрочем, что ж вам объяснять… - оборвала она саму себя. И официальным тоном: - Совещание закончено. В ваших же интересах, Нонна, быстрее закрыть работу по оказанию помощи диссертанту. Чем скорее кончите, тем больше вероятности, что вы уйдете в океан.
- В океан? - Нонна просияла. - Вера Федоровна, разрешена экспедиция?
- В принципе, да. В декабре отправится в плавание исследовательское судно. Пиреев обещал выхлопотать несколько мест для нашей тематической группы. Только не кидайтесь меня целовать, Нонна, не люблю я это. Давайте бегите доделывать диссертацию.
- Вера Федоровна, еще один вопрос. Ур предложил оригинальный метод измерения электрических токов в слабых течениях, и нам бы хотелось проверить…
- Существует, к вашему сведению, ЭМИТ.
- Да, конечно. Но он годится только для мощных течений, а тут, судя по его схеме, можно измерить самые слабые. Прибор уже почти готов. Так вот, разрешите нам на несколько дней уехать…
- Не разрешаю. У нас в этом месяце плохо с командировочными деньгами.
- Нам не нужны командировочные, - сказала Нонна. - Мы поедем на автобусе. Тут недалеко есть речка со слабым течением, Джанавар-чай… - Не морочьте мне голову, Нонна. Эта речка воробью по пузо.
- Всего на два дня, Вера Федоровна. Мы прихватим еще субботу и воскресенье.
Ответа Нонна не получила. Директриса, сильно прищурясь, смотрела вбок, и Нонна невольно обернулась в направлении ее пристального взгляда.
- Что с ним такое? - тихо спросила Вера Федоровна.
Ур стоял, напряженно выпрямившись и запрокинув голову. Смуглое лицо его, обращенное к окну, побледнело и как-то изменялось, будто резче обозначились под кожей кости и хрящи, будто отвердело оно вдруг, застыло, «схватилось», как «схватывается» цемент. Глаза были широко раскрыты и неподвижны.
- Ур, тебе нехорошо? - Нонна быстро подошла к нему и потеребила за плечо. - Ур!
Она ощутила в его напряженной мышце каменную нечеловеческую силу и невольно отдернула руку. Подоспел Грушин, они вдвоем попытались усадить Ура на диван, но ничего не вышло. Он стоял статуей и не замечал, не видел их. Вот разжались его губы, и он забормотал, и слышалось в этом невнятном бормотании нечто дикарское. Потом Ур вдруг обмяк, веки его опустились, на лице появилось выражение опустошенности, сменившееся гримасой боли. Он принялся судорожно тереть лоб и виски.
- Что с вами было? - спросила директриса. - Что это, Нонна? Такое бывает с ним?
- Первый раз вижу, - растерянно ответила та.
Тетя Соня поставила перед Валерием тарелку с холодной окрошкой и села у окна, обмахиваясь старинным сандаловым веером.
- Валечка, - Сказала она, добрыми глазами глядя на племянника. - Не сердись на меня, я очень к Уру привязалась, но все-таки хочу спросить: долго он еще будет жить у нас?
- А что такое? - нехотя ответил Валерий. - Он почти всю получку тебе отдает на хозяйство…
- Я не об этом! - вскинулась тетя Соня. - Я сама могу прокормить не одного, а, если хочешь, трех иностранцев.
- Хватит и одного, - усмехнулся Валерий, отодвигая тарелку.
Тетя Соня положила ему жаркого.
- Не сердись, Валечка, но мне странно. Вчера… нет, позавчера… да, вчера звонит Аня, я ее, конечно, спрашиваю: вам Валечку позвать? А она говорит: нет, Ура позовите…
- Ну и что? - угрюмо спросил Валерий. - Что тут такого?
- Такого, конечно, нет ничего…
- Ур захотел в цирк, мне идти было неохота, Аня вызвалась сопро… сопровождать его. Вот и все.
- Да, я слышала, он говорил о цирке. Почему он без конца туда бегает?
- Ну, нравится ему цирк. Подружился там с лилипутом. Ты имеешь что-нибудь против?
- Конечно, нет. Я не об этом. Видишь ли, Валечка… ты ухаживаешь за Аней, а теперь могут пойти разговоры всякие…
Валерий бросил нож и вилку и поднялся из-за стола.
- Валя, подожди, почему ты не доел? Господи, ничего не скушал!..
Было поздно, когда Ур возвратился домой. Валерий уже лежал на тахте и читал при свете торшера.
- Где ты был? - спросил он.
- На пляже. А потом провожал Аню.
Ур лег и некоторое время ворочался на диване. Вечно он путался в простынях. Потом снова раздался его голос:
- Валерий, пока ты не заснул, я хочу тебе кое-что сказать. Впервые он назвал Валерия по имени.
- Может, завтра поговорим? - Валерий выключил свет.
- Нет. Сейчас. Завтра я уйду.
- Как это - уйдешь? Куда?
- Если ты не будешь перебивать, я расскажу, почему я так решил.
- Давай. - Валерий умолк, охваченный смутным предчувствием необычайного.
- Валерий, ты считаешь меня пришельцем вроде тех, о которых я прочитал в твоих книжках. Я не могу тебе сказать, откуда я приехал, но я землянин. Такой же, как мои родители. Как ты, как тетя Соня. Как Аня и Рустам…
- Не надо перечислять. Ты - землянин. Дальше?
- Я землянин, - повторил Ур. - Но условия, в которых я вырос, были немножко необычные. Долгое время мне пришлось жить уединенно, вдали от других людей… У меня не было даже книг, из которых я мог бы узнать, как живут теперь люди. Поэтому я не знал многого. Когда я сюда приехал, все мне очень нравилось, я радовался тому, что снова живу среди людей, и мне казалось, что я быстро… как это говорится… быстро адаптируюсь. Мне хотелось, как все люди, ходить на работу. Ездить в троллейбусе. Играть в настольный теннис. Посещать цирк. В цирке очень интересно, это замечательное зрелище…
- Ну что ж, - сказал Валерий, опасаясь, как бы Ур не от влекся в сторону. - Ты все это делаешь неплохо. Могу добавить, что в институте тебя ценят как хорошего математика.
- Математику я немножко знаю, - согласился Ур. - Но все оказалось гораздо сложнее. Сам того не желая, я причиняю людям неприятности и даже страдания.
- Что ты имеешь в виду?
- Я плохо воспитан. Пью слишком много воды, слишком громко разговариваю, часто говорю не то, что нужно… Многим это неприятно. Нонне, например. Ей вообще не нравятся мои манеры…
- Ну, это не так страшно, - усмехнулся Валерий, - нравится Нонне или не нравится.
- Ты думаешь? - Ур вздохнул. - А сегодня на пляже был Рустам. Он хотел меня побить за то, что я был там с Аней. Аня учила меня плавать. Я спросил Аню, за что он вдруг меня возненавидел. И Аня сказала, что это из-за тебя. Рустам твой друг, а у тебя - ревность, - тщательно выговорил Ур.
- Хватит об этом, - отрывисто бросил Валерий.
- Я ничего об этом не знал. Я читал в книгах про любовь, но мне казалось, что любовь была только в прошлые времена, а теперь такого не бывает. Когда я сказал это Ане, она только засмеялась. Скажи мне ты: теперь тоже есть любовь?
Валерий молчал.
- Никто не хочет мне объяснить, - снова вздохнул Ур.
- Это объяснить нельзя. Вот влюбишься - сам поймешь.
- Да, - неуверенно сказал Ур. - Мне нравятся девушки, меня к ним тянет, но я вижу, что все это очень сложно. Я причинил тебе страдания - прости. Я решил уехать, чтобы не мешать вам. Вот все, что я хотел сказать.
Валерий, глядя в раскрытое окно на осиянную лунным светом верхушку айланта, раздумывал над словами Ура. «Вот и прекрасно, уезжай. Гора с плеч… Снова все будет, как было раньше, - легко и свободно, без тяжкой ответственности за этого пришельца. Снова выходы в море на «Севрюге», и приятная возня с магнитографом, и неспешное вызревание собственной диссертации, и, может, океанская экспедиция… И снова вдвоем с Аней по вечерам…
А - вдруг там, куда уедет Ур, с ним дурно обойдутся? Он ведь наивен и доверчив, как ребенок…»
- Теперь послушай, что я скажу, - заговорил после долгой паузы Валерий. - Ты прав, что жизнь непроста. Но никаких особых неприятностей от тебя нет. Если ты не нарушаешь порядка, то имей манеры какие хочешь - это не возбраняется. А насчет моих страданий… Любовь это или не любовь - не знаю, не в словах дело. Но Аня мне нравится, и мне, конечно, неприятно, когда она гуляет с другим… Ты этого не знал, и я тебя не виню. И на Рустама не обижайся, он ведь тоже не знает, что ты такой… ну… не совсем обычный… Скажу честно: Аня легкомысленная малость, ей все ха-ха, хи-хи… и будет лучше, если ты… - Валерий замялся, не находя нужного слова.
- Если я не буду ходить с ней в цирк и ездить на пляж, - сказал Ур.
- Не в этом дело, можешь ходить и ездить. Только чтобы дальше не заходило, понимаешь? Это полностью от того зависит, как ты себя с ней поведешь. Ну вот… А уезжать не надо, Ур. Правда. Ребята огорчатся, если уедешь.
- Хорошо, - сказал Ур. - Я останусь.
- Вот и молодец. А теперь давай спать.
- Вечно отрываете меня от дел, - проворчала Вера Федоровна, выслушав Нонну, и подошла к стене, сплошь увешанной картами. - Ну-ка давайте посмотрим на карте эту чертову речку.
Джанавар-чай - Волчья река - протекала километрах в семидесяти от города. За тысячи лет существования она проела в суглинках довольно глубокий каньон. Летом речка пересыхала, обнажая усеянное камнями ложе. Осенью воды прибавлялось, и Джанавар-чай лениво текла к морю, нисколько не подозревая, что ей предстоит послужить науке. Высокая честь была ей оказана за то, что в нижнем своем течения она текла строго с запада на восток, пересекая под прямым углом магнитный меридиан.
- Ладно, - сказала Вера Федоровна, посмотрев. - Заранее знаю: ни черта у вас не выйдет, на таком течении вы не сможете выделить ток из фона. Но ваше счастье, что я, как все женщины, любопытна. Что вы там разглядываете? - оглянулась она на Ура, стоявшего у глобуса.
В свое время Вера Федоровна Андреева прославилась оригинальным исследованием влияния океанов на магнитное склонение. Ей принадлежала идея тереллы - глобуса с медными океанами. Когда по катушке-соленоиду, помещенной внутри глобуса, пропускали ток, терелла превращалась в геомагнитную модель земного шара. Магнитные полюсы оказывались точно на месте, из них расходились силовые линии. Подвешивая магнитные стрелки вокруг глобуса, можно было получить верную картину аномалий вертикальной составляющей магнитных склонений. Таким образом Вера Федоровна обосновывала гипотезу о том, что аномалии - искажения магнитных склонений - вызваны не чем иным, как своеобразием очертаний океанов.
Услышав вопрос директрисы, Ур постучал пальцем по тусклой меди в южной части Индийского океана.
- Вот здесь, - сказал он. - Здесь, вокруг Антарктиды, единственное место на планете, где сливаются воедино все океаны. Здесь проходит единственное на планете замкнутое кольцевое течение, опоясывающее земной шар.
- Течение Западных Ветров, - сказала директриса, придвигая к себе бумаги. - У меня мало времени, Ур, чтобы выслушивать такие потрясающие откровения.
- Его не хватает на вашей модели, Вера Федоровна. Сделайте в этом месте кольцо, и пусть оно вращается вокруг глобуса. Модель земного магнетизма заиграет по-новому.
Вера Федоровна прищурилась на тереллу.
- Почему же это она заиграет по-новому? - сказала она, помолчав. - Допустим, в кольце будет наводиться электродвижущая сила, моделирующая электрический ток в течении, - ну и что?
- Ток можно увеличивать и смотреть, что произойдет при этом.
- Можно. - Вера Федоровна грустно покивала головой. - Можно увеличивать ток и смотреть. Все можно. А вы займетесь вместо меня вот этим, - она накрыла ладонью кипу бумаг. - Вы через пятнадцать минут отправитесь вместо меня на заседание месткома и будете разбирать заявления на получение квартир и приобретение автомобилей. А? Ну что уставились на меня? Идите. Берите четверг и пятницу и проваливайте на свою речку. Если надо, прихватите субботу и воскресенье - меня это не касается.
Из института Ур и Нонна вышли вместе.
- Хочу спросить тебя, Нонна, - сказал он, - что означает выражение «работать на дядю»?
- Ну, так говорят, когда делают работу за того, кто сам обязан ее сделать.
- Значит, Пиреев должен был сам написать диссертацию, но не захотел, и поэтому мы делаем это за него. Так?
- Да, - неохотно ответила Нонна, щурясь от яркого солнца. - Только с одной поправкой: хотеть-то он хочет, но не может.
- Выходит, за работу, которую он сам выполнить не может, Пиреев получит степень доктора наук и соответственно больше денег?
- Ты удивительно догадлив.
До Ура ее ирония, однако, не дошла.
- Ты преувеличиваешь, - сказал он. - Не думаю, чтобы моя догадливость могла кого-нибудь удивить. Теперь скажи мне: будет ли вред оттого, что Пиреев защитит диссертацию и станет доктором наук?
«Вот навязался на мою голову!» - подумала Нонна.
- Для нашего отдела скорее будет не вред, а польза, - сухо сказала она.
- Ты имеешь в виду океанскую экспедицию?
- Да. И вообще тему электрических токов в океанских течениях. Она не совсем в профиле нашего института, это личная тема Веры Федоровны. Грушин против нее возражал. А Пиреев утвердил.
- Значит, вреда не будет, - удовлетворенно сказал Ур.
Нонна любила логику и всегда старалась следовать ее правилам. Но приверженность Ура к строгим логическим выводам вызывала у нее раздражение. И ее вдруг охватило желание смутить безмятежность этого новоявленного моралиста.
- Тебе не доводилось читать евангелие? - спросила она. - А я читала. Моя бабушка верила в бога, и после нее осталось евангелие. Так вот, там есть довольно любопытные афоризмы. Например: «Не приносите в храм цены песьей».
- Цена песья, - вдумчиво повторил Ур. - Это значит стоимость собаки?
- Это значит, что нельзя жертвовать храму средства, добытые недостойным путем.
- Нонна, я не понял, - сказал Ур, помолчав.
- Ох, - Невозмутимость Нонны подвергалась тяжкому испытанию. - В переносном смысле я имею в виду храм науки, - начала она объяснять докторальным тоном. - Нельзя вводить в этот храм недостойного, которому там не место. Если и это тебе непонятно, то поясню: корыстные цели несовместимы с занятием наукой. Теперь понятно?
- Не совсем. Мы ведь не преследуем корыстной цели, делая за Пиреева диссертацию.
- Преследуем, - сказала Нонна сквозь зубы, чувствуя, что еще немного, и она сорвется, завизжит на всю улицу. - Пиреев администратор, а не ученый. Мы не должны способствовать тому, чтобы он получил докторскую степень, которой не заслуживает. Но мы способствуем, чтобы заручиться его поддержкой в наших делах. Это и есть корыстная цель. То, что мы при этом не ищем личной выгоды, дела особенно не меняет. И давай на этом закончим. Не очень-то приятная тема.
Ур молчал размышляя. Впереди тротуар был разрыт. Нонна сошла на мостовую, а Ур остановился, глядя на женщин в апельсиновых курточках, копавших траншею.
- Ур, я пойду, - сказала Нонна.
- Подожди минутку, я сейчас.
Он шагнул на тротуар. Тут, у двери маленького, как шкаф, магазина, как обычно, стоял толстощекий продавец в кепке метрового диаметра, стоял, выставив полусогнутое толстенькое колено и с чувством превосходства поглядывая на прохожих.
- Что надо? - процедил он, взглянув на вставшего перед ним Ура.
- Надо, чтобы ты работал, - сказал Ур. - Женщины копают землю, им тяжело с лопатой. А ты целыми днями стоишь тут и ничего не делаешь.
- Ты что привязался? - сузил глаза магазинщик. - По роже хочешь?
- Не хочу, - добросовестно ответил Ур. - Ты отдохни, - обратился он к ближайшей из работавших женщин и вытянул у нее из рук большую совковую лопату. - А ты работай. - Он протянул лопату магазинщику. - Бери, бери. Надо работать.
Женщина, у которой он отобрал лопату, разинула от изумления рот. Ее подруги перестали копать, смотрели с интересом. Начали останавливаться прохожие. Остановился и проходивший мимо лилипут - тщательно одетый, с напомаженным аккуратным пробором, с маленьким личиком в сетке мелких морщин. Должно быть, он направлялся в цирк, находившийся неподалеку отсюда. Увидев Ура, лилипут улыбнулся ему и кивнул, но Ур его не заметил. Он все протягивал продавцу лопату.
- Издеваться? - прошипел тот сквозь зубы.
По-боксерски сбычившись, он шагнул к Уру и с силой толкнул его в грудь. Ур удержался на ногах, только отступил шага на два.
Из расположенного напротив ателье по ремонту телевизоров выскочили двое парней и наперегонки, петляя между автомобилями, пересекли улицу.
- Эй, в чем дело? - крикнул один, подбегая.
Ур не обратил никакого внимания на прибывшее подкрепление. Он стоял, напряженно выпрямившись, лицо его словно окаменело, и он скрестил жесткий, тяжелый взгляд с ненавидящим взглядом продавца.
Тут-то и произошло нечто поразительное. Работницы в апельсиновых курточках, и несколько случайных прохожих, и дружки продавца, и лилипут-циркач, и, разумеется, Нонна видели своими глазами, как продавец вдруг оторвался от земли и повис в воздухе. Распластавшись, как гигантская лягушка, он беспомощно и судорожно махал руками, пытаясь дотянуться до балконной решетки второго этажа. Кепка свалилась с его головы, обнажив раннюю лысину.
Это продолжалось недолго - не более пяти секунд. Потом продавец рухнул ничком на кучу песка. Дружки подскочили к нему, поставили на ноги. Глаза у продавца были безумно выкачены, и он бормотал нечто нечленораздельное.
- Ай-яй-яй-яй! - заголосила одна из работниц. - Что это было?!
Ур повернулся и пошел прочь. Нонна пустилась его догонять. Ур шел, глядя прямо перед собой. Заглянув ему в лицо, Нонна как бы не сразу узнала странного своего сотрудника: исчезло обычное добродушно-благожелательное выражение, губы плотно сжаты, между бровей образовалась суровая складочка. «Он будто маску сбросил», - подумала Нонна с неожиданным и неприятным чувством робости. Она замедлила шаг, приотстала. Еще некоторое время она видела черную шапку волос удаляющегося Ура. Потом он скрылся из виду.
С первого момента появления Ура в институте Нонна испытывала к нему неприязнь. Ей казалось неправильной, иррациональной, если угодно, та легкость и быстрота, с которой этот дурно воспитанный, неинтеллигентный практикант решал сложнейшие физико-математические задачи. Тут был какой-то подвох, и это тревожило Нонну, любившую во всем ясность и определенность. Еще более злило ее то, что, против собственной воли, она много думала об Уре. Да, она оценила его как способного работника, и этого было бы вполне достаточно для характера их отношений. Так нет же - Ур все более занимал ее мысли…
«Что же это было? - растерянно думала она. - Магазинщик полез на Ура с кулаками и… и взлетел, будто подкинутый волной… или воздушной подушкой… Что это было? Не может же человек поднять другого человека, не прикасаясь к нему…» Нонна слышала немало про телекинез, о какой-то женщине, будто бы передвигавшей усилием мысли спичечный коробок на столе. Не верила она этим россказням. Все это было для нее спиритизмом, столоверчением, оккультным вздором, не достойным серьезного внимания. Что же это было?..