Рыбак № 200

Когда первые лучи солнца, очертив далекий контур Монблана, касаются поверхности воды, цвет ее из романтического сиреневого превращается в зеленовато-голубой. И уже сев в рыбачью лодку, снабженную 45-сильным мотором «хонда», уже носясь от одного поставленного садка к другому, ты все еще хочешь увидеть ту, предутреннюю сиреневатость воды и иногда, кажется, замечаешь ее — когда мотор заглушен и то ли лодка движется по инерции, то ли леманская вода проплывает под ней. Впрочем, в основном наблюдаешь за слаженной работой Терранса и его помощника Дели.

19-летний Терранс Валетт артистичен, быстр в движениях и сноровист. Видно, знает себе цену — профессиональный рыбак уже в третьем поколении. Здесь, в местечке Когте его всякий знает.

Он с гордостью показывает всем полученный недавно диплом, где записано, что и практический, и теоретический экзамен сдан на «отлично». Еще бы, с малых лет Терранс выходит на озеро с отцом, а в последние годы, когда тот иногда заболевал, то и сам рыбачил, хотя без диплома это и не совсем по правилам. Так что теперь не зря заплатил 1050 швейцарских франков (это равняется 750 долларам) за право сдавать сложнейшие экзамены смешанной франко-швейцарской комиссии: ответил со знанием дела о повадках различных пород рыб, показал навыки управления лодкой и рыболовными снастями, став самым молодым рыбаком на озере.

Кстати, испытаний не выдерживает примерно каждый третий. У таких остается только один шанс — испытать судьбу через год. Если и тогда провал — все, забудь о профессии леманского рыбака, больше тебя на экзамен не пустят.

Теперь на озере стало ровно 200 рыбаков — 105 французских и 95 швейцарских. Есть и невидимая пограничная линия, разделяющая две страны и, соответственно, зоны лова тех и других.

— Где больше рыбы, Терранс?

— На французской, конечно, — с деланой грустной миной отвечает он.

Терранс развивает тему: французы, мол, норовят и в швейцарскую зону лова забраться, возьмут рыбы на тысячу франков, а поймают их — так штраф всего сотня.

— А уловы как?

—  Несколько сот килограммов, а то и тонна в день, — с невинным видом произносит Терранс. И насладившись моим восхищением, добавляет: В среднем такое бывает раз в 35 лет, так что мой звездный час впереди.

Действительно, во время только что завершившегося захода Терранс и помогавший ему Дели в разных местах озера с помощью лебедки извлекали затопленные металлические кубы с мелкоячеистыми стенками и входами ловушками для рыбы. На дне кубов оказывалось не более десятка окуньков длиной сантиметров 15-20.

Дели, крепкий темноволосый парень, хотя и постарше Терранса и обращается умело с лодкой и снастями, ловить самостоятельно не имеет права: он беженец-мусульманин из Косово, вид на жительство пока продлевают, но об экзамене и думать нечего. Он немного понимает по-русски и часто, говоря по-французски, вставляет славянское «добре». Похоже, он подбил «босса» еще раз попытать счастья. Мы снова выходим на двух моторках.

На сей раз Терранс, проверяя сети, втаскивает их через борт в лодку. В двух немыслимой длины зеленых сетях — пара линей килограммов по 10 и такой же карп, которого рыбаки отчего-то здесь не жалуют. Престиж рыбаков поддержан...

Тут же на 75-сильной «хонде» подлетает местный рыбнадзор: кто, мол, это с вами, мсье Валетт, почему не знаю? А, русские журналисты... Ладно, только смотрите, сети надолго не ставьте, а то другие лодки запутаются винтами... Мимикой и жестами Терранс комментирует вслед исчезнувшему инспектору: поняли-поняли, что ты тут главный...

Мы вновь возвращаемся к причалу, который плавно переходит в пристройку к дому. Овчарка ждет на берегу, и не зря — ей перепадает рыбеха.

Пока Дели разделывает линей, мы пьем кофе, и я расспрашиваю Терранса об экономической стороне дела.

— Наш городок Коппе находится в кантоне Во, — говорит он, — и промысел вести мы имеем право только в собственных кантональных водах. А коллеги из соседнего кантона Женева по договоренности могут ловить и здесь — свой район у них мелководен и не так благодатен для промысла. Выловленное помещаем в холодильник (он в пристройке), пакуем, затем продаем: ресторанам — по оптовой цене, франков по 40-45 за килограмм, а отдельным любителям свежей рыбы — по 50-52.

В ресторане порция филе окуней будет стоить порядка 40 франков. В разгар лета уловы поменьше: рыба не любит теплую воду, уходит на глубину, но в сентябре — приезжайте, увидите... А вот зимой, в пять утра — 10-градусный мороз, ледяной ветер, сырость — радости мало, — делает притворно несчастную мину Терранс и тут же улыбается. — Ничего, жить можно.

Сын за отца не ответчик

Как и у Байкала, у Лемана есть свой лимнологический музей. Чтобы побывать в нем, надо съездить в городок Ньон, заложенный на берегу Лемана самим Юлием Цезарем. Куратор музея Карин Бертола, похоже, знает об озере все.

Прежде всего — его имя. По мнению современного ученого Селона Гишонне, название родилось еще до прихода в эти места кельтов: lem означало «большая», an «вода». Соответственно: «Большая вода», «Большое озеро».

Одно из первых письменных упоминаний названия водоема содержится в записках древнегреческого географа Страбона, жившего на рубеже старой и новой эры. Он придал греческое звучание уже существовавшему наименованию — Lemanne limne. Последнее слово по-гречески означает «озеро». Название, впоследствии офранцуженное и ставшее lac Leman — «озеро Леман», было тавтологично, ибо могло быть переведено как «озеро Озеро».

Разумеется, самое изящное объяснение содержится в легенде. Согласно ей, сын царя Трои — Парис не только устроил первый в истории конкурс красоты, не только похитил прекрасную Елену, но и основал Гельвецию — Швейцарию.

Именно там, у подножия Альп, на берегу большого озера и пришлось искать прибежище его сыну, когда вследствие папашиных эскапад разразилась война, превратившая родную Трою в руины.

Сына звали Леманус, в его честь — несмотря на дурную славу его родителя — и озеро стали именовать так же: сын за отца не ответчик.

В разные исторические периоды, в зависимости от экономических и иных обстоятельств, озеро именовали также Лозаннским и Женевским. Вообще в средние века озеро как бы закреплялось за Лозанной, игравшей тогда немалую экономическую, а также политическую роль — как место пребывания епископа.

Именно на берегу lac de Losane король Артур, ведя войска на Рим, выдержал тяжелый бой. Когда кантон, где размещалась Лозанна, захватил Берн, она утратила политическое и экономическое значение. На первые роли выдвинулась Женева и, начиная с XVI века, озеро все чаще связывают с ней. К концу XVIII века соперничают только два имени — «Леман» и  «Женевское озеро».

Первое из них предпочитают употреблять поэты, обращающиеся в своих стихах к античным временам.

Итак, на протяжении многих тысячелетий — «Леман»; это имя и сегодня предпочитают многие французы и франкоязычные швейцарцы. В течение 15 веков — «Лозаннское озеро», теперь сие название можно обнаружить лишь в книгах и на картах того времени. Четыре века назад появилось «Женевское озеро», как и предпочитают ныне именовать его во всем мире.

Как и любой крупный водоем, озеро издревле влекло к себе людей: неисчерпаемые запасы питьевой воды и пищи — рыба и водоплавающая птица, дичь и звери в окружающих лесах. Пять с половиной тысяч лет назад на его берегах появились первые поселенцы. Люди сооружали жилища на трехметровых сваях, стараясь обмануть своенравное озеро, периодически наступавшее на сушу...

В XVII веке здесь был создан настоящий флот для защиты Женевы от французов. Причем его постройка связана с одним из тех, кому дала приют гостеприимная швейцарская земля, где издревле уважали чужое несчастье. В то время во Франции развернулись жестокие гонения на протестантов, и на протяжении столетия оттуда в Швейцарию прибыло около 60 тысяч беженцев.

Среди них — мореплаватель Дюкен. Как бы отдавая долг приютившей его стране, он возвел порт в городке Морж, где базировались построенные под его руководством галеры. Это были 12-весельные, рассчитанные на 24 гребца суда длиной 21 метр, вооруженные тремя пушками и шестью двойными аркебузами; помимо экипажа, галеры могли вместить 400 пехотинцев.

Времена, когда озеро скорее разделяло, нежели объединяло французов и швейцарцев, когда за него велась нескончаемая борьба, давно ушли в прошлое. Оно сыграло историческую роль в заселении региона, в котором сейчас живет полтора миллиона человек. Ныне на его просторах — иные суда, не столь грозные, но весьма быстрые и элегантные.

Шторм

Белоснежная многопалубная «Лозанна» выглядела левиафаном, заплывшим в гущу стаи летающих рыб — колышущихся на воде яхт с разноцветными парусами-плавниками. Сегодня самое большое на Женевском озере судно превратилось в плавучую трибуну для почетных гостей знаменитейшей международной парусной регаты «Золотая чаша».

В прошлом году она проводилась уже в 59-й раз и собрала свыше двух тысяч яхтсменов из Швейцарии, Германии, Италии, Франции, Англии, Австрии и Венгрии.

Хозяева пригласили нас в закрытый салон с огромными окнами, которые позволяли следить за престижными драматическими гонками. Но с верхней палубы озеро смотрелось гораздо лучше.

Выстроившиеся в несколько линий пять с половиной сотен разнокалиберных яхт были готовы ринуться в бой. «Тяжелая артиллерия» — двухкилевые катамараны и трехкилевые тримараны с большими, стального цвета, парусами составили первый ряд, поскольку ясно было, что они сразу уйдут в отрыв.

Между парусниками носились служебные глиссеры, в воздухе барражировали вертолеты, поднялось с полдюжины огромных разноцветных монгольфьеров, между ними завис напоминающий гигантскую раскормленную рыбу рекламный дирижабль газеты «Матэн».

Пушечный выстрел скорее обозначил старт гонки, чем послужил ее началом: внезапно воцарился полный штиль.

Однако со временем ветер на озере набрал силу. Солидные тримараны, как и ожидалось, вырвались вперед, ловя порывы ветра огромными парусами. Сзади пестрели всеми цветами радуги сотни средних и совсем крошечных яхточек. А скоро на озере поднялся настоящий шторм. Небо затянуло облаками, неистово дул ветер.

Один из катамаранов накренился, почти касаясь воды плоскостью парусов. Перевернулась яхта, и команда кое-как примостилась на се бортике. Мимо прополз буксир, таща на тросе яхту со сломанной мачтой. Только что в пресс-релизе я прочитал, что четыре года назад неистовые порывы ветра привели единственный раз в истории гонок — к человеческим жертвам...

Конечно, для нашей «Лозанны» 5-бальный шторм был не страшен, но яхтсменам сильно потрепал и паруса, и нервы.

...Через 6 часов 54 минуты, около двух часов не дотянув до показанного в 1993 году рекордного времени, один из тримаранов, сделав 150-километровый круг, первым добрался до финиша. Ему и будет вручена Золотая чаша.

Роман с озером

В последний раз в Женеве мне довелось жить, наверное, в самом красивом месте города — на набережной Монблан. Через дорогу — гладь озера с вырывающимся прямо из его середины немыслимым 140-метровым сталагмитом — самой высокой в Европе фонтанной струей.

Справа на холме хорошо видна базилика Св. Петра: возвышающийся над нагромождением башен зеленый готический шпиль, некогда презрительно прозванный женевцами «сложенным зонтиком», но затем, как и Эйфелева башня парижанами, принятый и любимый.

А пройти по набережной — будто пролистать справочник «Кто есть кто в России» за два последних века.

В двух шагах, в отеле «Де Берг» целый этаж (по местному — первый, по нашему — второй) занимал уже пробужденный декабристами Герцен. За углом дом, где с молодой второй женой жил Достоевский. Семью постигла трагедия: умерла их трехмесячная дочь, похороненная на одном из городских кладбищ.

В память о пребывании в городе создателя «Войны и мира» одна из улиц названа именем Толстого. Некоторое время назад на одном из домов на улице Гран была открыта памятная доска, свидетельствующая, что в конце XVIII века здесь пять месяцев жил историк и писатель Карамзин.

Как и в Москве, в Женеве увековечена память любимца и сподвижника Петра Великого — швейцарца Франца Лефорта, его именем названа улица. Немало в городе мест, где охотно и подолгу живал Владимир Ильич.

За кружкой доброго и столь любимого им швейцарского пива здесь родились и «Две тактики», и «Шаг вперед», и «Эмпириокритицизм». Из женевской типографии вылетали «Искры», готовые запалить все мироздание.

Отель «Ройял плаза интерконтинентал» построен на том самом месте, где стоял коттедж, в котором жил и работал Петр Ильич Чайковский. Попав сюда в 1877 году, Петр Ильич был так очарован красотой окруженного альпийскими пиками озера, что приехал в эти места и на следующий год, уже в сопровождении своего друга, молодого скрипача.

Композитор был истощен тяжелым трудом, однако целебный, почти морской климат вернул ему творческие силы, и он создал концерт для скрипки с оркестром.

Можно назвать все это волшебством. А можно и романом... Справедливости ради отметим, что не только русские подвергались магическому воздействию здешних краев.

...Есть такая организация — Совет Лемана. Она объединяет специалистов из двух французских департаментов и трех швейцарских кантонов, расположенных вокруг озера. Совет добился того, что власти приняли в 1991 году 10-летний план действий «Леман завтрашнего дня».

Прежде всего это повышение чистоты озерной воды. Прогресс налицо. Усовершенствовали очистные сооружения. Это улучшило здоровье рыб, увеличило рыбные запасы. Кстати, ежегодно в декабре в водоем выпускают огромное число мальков.

«Мы должны заслужить благодарность следующих поколений за то, что передали им великое озеро здоровым и помолодевшим», — говорят в Совет Лемана. Но и будущие владельцы готовятся к получению наследства. Точнее, их готовят.

В музее Лемана я был свидетелем такого урока. ... Вначале учительница поднимала макет рыбы, и семилетние школьники должны были нажимать кнопки с названиями на специальном столе: угадавшему название рыбы доставались аплодисменты и учительская похвала.

Потом всем желающим показывали, как по одной чешуйке можно определить возраст рыбы. Когда детишки перешли к следующему стенду и, затихнув, стали слушать очередной рассказ классной дамы, я тоже заглянул в микроскоп.

Оказалось, что чешуйка напоминает по виду срез дерева, тоже состоит из концентрических колец. К счастью, школьники узнали об этом на полвека раньше меня. Они полюбят этих рыб и будут делать все, чтобы жилось им в озере лучше.

А заодно и людям на его берегах.

Владимир Житомирский