Большое путешествие: Под Святой горой

Вот и проспекту Руставели пришло время вписаться в маршруты «Большого путешествия». Что ж, ему там уготовано законное место — такое же неповторимо свое, как у других главных улиц, по которым ведет читателей «Вокруг света». Иное дело, что его тихое и поэтическое обаяние, может быть, труднее передать, чем блеск Елисейских Полей или карнавальную обманчивость венецианского Канала. Для того чтобы проникнуться духом этой недлинной — в полтора километра всего — и очень «домашней», если можно так выразиться, городской дороги, нужно почувствовать себя хоть немного тбилисцем — это я вам как тбилисец говорю. На расстоянии это сделать трудно, но, наверное, все же возможно. Ведь нет на свете более быстрого и надежного вида транспорта, чем память.

Пройдет не так уж много времени, и тбилисцы отметят 1600-летие своего города. Легенда о его основании бытует в двух версиях, обе связаны с горячими источниками в долине Куры. По одной, царь Вахтанг Горгасал, охотясь в этих местах, подстрелил фазана, который упал в кипящий ключ и сварился. По другой — добычей царя был не фазан, а олень: омыв рану в целебном источнике, олень ушел от преследования. Легенда не противоречит археологии, во всяком случае, в топографической ее части: место основания Тбилиси — теснина между Сололакской горой и Метехской скалой, богатая серными источниками. Скалу ныне венчает каменное изваяние Горгасала (скульптор Э. Амашукели), а на горе громоздятся подновленные руины старой крепости. Скажем прямо — место неудобное для поселения, но царскому капризу сопутствовала удача. Карабкаясь по склонам гор, лепясь на кручи и нависая над скалами, здесь вырос вечный город Кавказа, и по сей день живы такие его уголки, как Авлабар и Сейдабад, Харпух и Чугурети. Разве эти слова не пахнут вином, чесноком, серой из бань, верблюжьим потом и Азией, караван-сараями и духанами, в которых пьянел… Да кто только не пьянел в них!

С годами выяснилось, сколь удачен был царский выбор — город встал на торговых путях и быстро богател и рос. А позже сформулировался геополитический постулат, гласящий — «Ключ от Кавказа находится в Тбилиси». Увы, шестнадцативековая история подтверждает его точность. Местоположение стало причиной бесконечных бед: десятки раз Тбилиси был сожжен и разрушен, но каждый раз вставал из пепла. Городские стены из речного булыжника и небольшая цитадель не могли защитить от врагов, и город научился обороняться беспечностью и жизнелюбием. Тот, кто столько раз воскресал и выжил, вправе поверить в свое бессмертие. Не здесь ли начало его характера? «Я еще не видел такого пестрого и легкого города, как Тифлис», — писал Константин Паустовский.

Топография

Покидаем путаницу улочек, где с балконов домов, стоящих по разные стороны, можно здороваться за руку и пить на брудершафт. Поклонившись двум древнейшим храмам, свидетелям всей его истории, — Анчисхатской церкви и Сионскому собору, выбираемся из лабиринта и, выйдя на обширную площадь, оказываемся у начала знаменитого проспекта.

Проспект прокладывался в XIX веке, и есть что-то символическое в том, что, оставив на востоке горбатый «город роз и бараньего жира», он устремился на запад. Таков вектор, причем не только географический, но и политический: здесь начало Военно-грузинской дороги, кратчайшим путем связывавшей Грузию с Россией. Эта дорога потрудилась не только в далеком прошлом, но и в пору Великой Отечественной войны, когда по ней вереницей ползли «студебеккеры», нагруженные поступавшей через Иран помощью от союзников. Наша же улица в общих чертах сложилась к середине XIX века, при наместничестве князя М.С. Воронцова, а к концу столетия уже были построены ее главные архитектурные доминанты, о которых речь впереди. Долгие годы проспект назывался Головинским по имени одного из предшественников Воронцова и состоял из двух частей — Дворцовой улицы и собственно проспекта, пока наконец в 1918 году не получил имя Шота Руставели.

В городской застройке трудно прочертить границу между Востоком и Западом. На площади, в разное время носившей имя Паскевича-Эриванского, Берия и Ленина, а сегодня названной именем Cвободы, заметна архитектурная сумятица. Здесь многое перестраивается, постепенно складываясь в гармонию.

По правую руку виден сквер со скромным фонтаном и памятником Пушкину. Бюст работы Ф. Ходоровича считается одним из первых памятников поэту на территории Российской империи. Поначалу обращенный к трактиру, в котором останавливался поэт во время своего путешествия в Арзрум (этого строения давно нет), сегодня бюст повернут к массивному зданию с портиком и колоннадой. Для туристов это здание представляет двойной интерес: в нем помещалась Тифлисская духовная семинария, известная по биографии И.В. Сталина, а ныне здесь располагается Музей искусств Грузии. Из его разнообразных экспонатов наибольшую ценность представляют золотой фонд с бесценными шедеврами средневековой чеканки (VIII—XIII века) и перегородчатой эмали (X—XII века) и богатейшее собрание картин Нико Пиросмани. Гениальный самоучка был необычайно плодовит, что объясняется как впечатлительностью художника, так и выработанной им техникой живописи. К тому же обычной платой за картину служила миска харчо и голод нередко заставлял брать в руки кисти.

По другую сторону сквера своей угрюмостью выделяется мрачновато-серый дом с башней. Он странным образом выпадает из окружения и вызывает в памяти длиннополую суконную шинель. Возможно, ассоциация объясняется тем, что здесь многие годы располагался штаб Закавказского военного округа, а над башней реял красный флаг. Рядом с «шинелью» возведены громоздкий торговый центр и станция метрополитена «Площадь Свободы». Архитектурную неудачу смягчают столетние платаны, отражающиеся в витринах центра, и реконструированный Театр им. Грибоедова. Русскому театру в Тбилиси сто шестьдесят лет, и его история помнит много славных имен. Здесь начинался творческий путь Георгия Товстоногова, Евгения Лебедева, Павла Луспекаева.

Набросок портрета

Выйти на проспект Руставели все равно, что войти под своды вокзала. Акустическую гулкость создают вековые платаны, населенные воробьями: шум такой, как будто на сотнях сковородок, свистя, треща и постреливая, жарится сало. Изредка продавцы газет или напитков в досаде хлопают чем-нибудь по прилавку — и воцаряется тишина…

Воробьиный гвалт служит фоном для оживленных разговоров и степенной беседы. Разумеется, тут попадаются люди, спешащие по служебной надобе, но большинство прогуливается, старомодно выражаясь, фланирует. Оказавшись в Тбилиси, знаменитый автор «Орды» и «Браги» поэт Николай Тихонов словно вылезает из седла и ослабляет портупею: «Я просто люблю на проспект Руставели без всяких забот выходить». А знаменитый футурист Вас. Каменский вспоминал: «Наши прогулки по Головинскому были окольцованы грудами сияющей юности». Беззаботность — характерная черта главной тбилисской улицы. Одних влечет сюда потребность отдохнуть и развеяться, других — желание людей посмотреть и себя показать. Проспект с дружеской снисходительностью отвечает человеческим побуждениям. В нем нет чопорности. Его архитектурные красоты не подавляют величием или роскошью. Он соразмерен человеку и удобен для жизни. На всем протяжении от площади Свободы до площади Руставели он дважды заметно выгибается — сначала влево, а под конец вправо. Тому есть несколько объяснений: один знаток Тбилиси уверял меня, что князь Михаил Воронцов, следивший за застройкой проспекта, пощадил оказавшийся на пути огород старика-зеленщика, а другой полагает, что обходить пришлось не огород, а церквушку. Но каковы бы ни были причины, неровность линии как бы делит проспект на три части и при прогулке разнообразит перспективу. Протяженность проспекта около полутора километров — расстояние не обременительное. Однако самое необычное объяснение его привлекательности для прогулок я услышал много лет назад: якобы наклон проспекта равен 4°, а это наиболее удобный градус при ходьбе. Объяснение в высшей степени тбилисское, усмешливо-ироничное, но, пройдясь несколько раз по проспекту, начинаешь ему верить.

Для меня очевидно, что перечисленные достоинства объясняются не замыслом проектировщиков, а ландшафтом. Проспект проложен поперек святогорского склона и вынужден следовать его рельефу. Святая гора (или «мтацминда», она же гора Давида, названная так в честь монаха-отшельника, жившего в пещере на ее склоне) была и пребудет лучшим украшением проспекта. Святая гора осеняет и возвышает его. Ее силуэт знаком каждому тбилисцу, как младенцу знаком силуэт матери: с церквушкой и колокольней за пазухой — белокаменной четой, окруженной елеями и вербами Пантеона, с цветущим миндалем и алычой на склонах, обозначающими приход весны, с ровной линией фуникулера, прочерченной от вершины почти до правительственного комплекса, выходящего на проспект: как жаль, что вот уже пятнадцать лет по ней не ползут вагончики, безмолвно расходясь посередине. Они были так естественны на горе, что, казалось, из технических устройств превратились в ее обитателей. От проспекта до горы буквально подать рукой: по ночам, когда на платанах смолкают воробьи, сверху доносятся соловьиные трели и запахи земли и цветения. «Когда мне тяжело, довольно только взгляда на эту гору, чтоб от сердца отлегло…» — писал грузинский Байрон Николай Бараташвилли в 30-х годах XIX века.

Есть на проспекте своя сцена — «Земмель», маленькая площадь, залитая светом лампионов и юпитеров; есть и полутемные кулисы — мощеный проулок в середине проспекта, ведущий к консерватории, наполненный мягким, загадочным сумраком и звуками фортепиано: почему-то здесь особенно хорошо смотрятся белые штаны — мечта Остапа Бендера…

Неудивительно, что такое место стало местом встреч и общения тбилисцев. Еще в те времена, когда телефон был редкостью, каждый знал: чтобы повидать знакомого, достаточно разок-другой выйти на проспект. Он стал своего рода клубом с неписаным уставом и своими правилами. Этими правилами приветствовались доброжелательность и широта и порицались задиристость и агрессивность. Когда порой у молодежных «бирж» возникала необходимость выяснить отношения, для разборок уходили на соседние улицы или спускались на набережную. Какими правилами руководствовался вольный тбилисский клуб, видно из эпизода, рассказанного в мемуарах Георгия Данелия.

Ему — всемирно знаменитому кинорежиссеру, срочно понадобилось лететь в Москву, а билетов в кассе не оказалось. Не смогли помочь ни министр гражданской авиации, ни всемогущий секретарь ЦК по идеологии. Расстроенный режиссер зашел к «Лагидзе» утешиться любимым напитком и там встретил приятеля, тбилисского парня Вову Мартынова. Узнав, чем расстроен московский гость, Вова удивился: «Э! Я думал, у тебя действительно что-то случилось. Пойдем и возьмем билет…»

«Народу у кассы было очень много, — вспоминал Данелия, — к окошку не подойти. Вова, высокий и широкоплечий, снял кепку, вытянул руку с кепкой вверх, приподнялся еще на цыпочках и крикнул на весь зал:

— Нана, это я, Вова! Посмотри сюда! Кепку мою видишь?!

— Вижу твою кепку, Вова! Что хочешь?

— Один билет в Москву на час пятнадцать! — крикнул Вова.

— Паспорт давай! Вова взял у меня паспорт и попросил передать его в кассу.

— Подожди. А деньги? Деньги возьми! — сказал я.

— Деньги я ей отдам, не волнуйся, — сказал Вова.

У меня он денег не взял; когда я начал настаивать, он сочувственно посмотрел на меня и сказал, что я совсем обрусел.

На самолет я успел. Летел и думал: «Министр — это министр, ЦК — это ЦК, а Вова — это Вова». А я добавил бы: таковы были правила и обычаи главной тбилисской улицы.

Не будем закрывать глаза на недавнее прошлое. На ошибки вредно смотреть через розовые очки. Устав вольного тбилисского клуба, его хмельной дух и неотразимое обаяние сгорели в огне политической горячки, пережитой городом в начале 90-х годов. Первой трагической вспышкой стали события 9 апреля 1989 года, когда при разгоне советскими войсками многотысячного митинга погибли 16 человек. А меньше чем через три года уже новая оппозиция с оружием в руках выступила против героя апрельских событий Звиада Гамсахурдиа, на митинговой волне избранного президентом Грузии. Три недели в центре Тбилиси шли настоящие бои с применением гранатометов, артиллерии и трассеров, нанесших городу чувствительный урон… Но, слава Богу, худшее, кажется, позади. Сегодня мы выходим на проспект Руставели, который все полнее обретает себя; время поработало над ним, как работает над всем сущим…

Прогулка: восток-запад

Начинаем ее по правой — нечетной — стороне, от Национального музея Грузии. Просторное строгое здание (арх. Н. Северов, 1929 год) сдержанно стилизовано под старогрузинскую архитектуру и прекрасно отвечает своему назначению. Грузия — древняя страна с богатой историей и культурой, поэтому музей представляет большой интерес. Географическим положением — на стыке Европы и Азии — объясняется разнообразие цивилизационных истоков, представленных в тысячах экспонатов — от парфянских и хетто-субарских до эллинистических и скифских. Образцы материальной культуры — утварь, украшения, оружие, предметы культа датируются с IV тысячелетия до н. э. и по недавнее прошлое. К ценнейшим экспонатам музея относятся находки последних десятилетий — две поистине мировые сенсации. Первая, сделанная грузинскими археологами совместно с немецкими и американскими коллегами, — древнейшая (вне Африки) стоянка далеких предков первобытного человека. Открытие осуществлено в рамках большого международного проекта «Изучение местонахождения ранних гоминидов в окрестностях Дманиси». Возраст обнаруженных останков, перепроверенный в самых совершенных лабораториях, определен в 1 млн. 800 тысяч лет. По двум черепам новейшими методами проделана реконструкция, и посетители музея могут увидеть наших древнейших предков, жизнерадостных и смышленых Мзиу и Зезву — так ученые назвали эту пару. Вторая мировая сенсация — Ванское золото. Богатейшая коллекция ювелирных изделий вызывает изумление тонкостью и совершенством работы, ведь сокровищница, обнаруженная в городке Вани (Западная Грузия), датируется IV веком до н. э. У знаменитых мастеров средневековой чеканки братьев Опизари и других были замечательные предтечи.

Поистине музей получил пополнение, достойное его богатств и славы. Это помогло пережить мне огорчение от того, что из экспозиции убрана объемная копия пещеры «Дэвис хврели» — стоянки первобытного человека, обнаруженной некогда неподалеку от моей родной деревни, в долине реки Дзирулы. Да и зачем мне копия, когда я при желании могу заглянуть в оригинал…

После музея оказываемся у кинотеатра «Руставели». Это главный кинотеатр города, место премьер славного в недавнем прошлом грузинского кинематографа. Строгий фасад украшают скульптуры, характерные для предвоенной эпохи, от этого облик кинотеатра «конфликтует» с нынешними аляповатыми рекламными вывесками. Рядом с кинотеатром располагался отель «Интурист» (в прошлом «Ориант»), известный росписью вестибюля и лестничных маршей. Позже фрески закрасили, сегодня же об их восстановлении не приходится и мечтать — «Интурист» до основания разрушен и сожжен в январе 1992 года.

Миновав огражденный пустырь и перейдя через мощеную улочку, мы оказываемся у храма Св. Георгия (в тбилисском обиходе — Кашуэти). Храм построен в 1910 году (арх. Л. Бильфельд) и представляет собой копию шедевра грузинского средневекового зодчества церкви Самтависи (XI век). Название «Кашуэти» объясняется старотбилисским преданием: якобы молодая горожанка, будучи на сносях, уверяла, что понесла от монаха-отшельника, жившего на Святой горе. Разгневанный монах в сердцах пожелал женщине «родить камень» (по-грузински «ква шви»). С преданием связано название церкви. Славу же ей принесла роспись алтарной апсиды.

—так писал молодой Евтушенко.

После событий 9 апреля 1989 года, разыгравшихся у стен Кашуэти, предполагалось возвести на месте трагедии часовню, но в конце концов к храму пристроили портал со стороны проспекта, отчего Кашуэтский силуэт обрел сходство с большими соборами — Алаверды и Свети-Цховели. Наискосок от церкви, на кромке городского сада, радует глаз небольшой дворец — это бывший Храм воинской славы, возведенный в знак окончания Кавказской войны и представляющий собой уменьшенную копию выставочного дворца в Риме. Широкий лестничный марш, ведущий к входу, придает ему торжественность, а изящество пропорций и богатая лепнина позволили перепрофилировать милитаристское святилище в художественный Салон — место больших ежегодных выставок. Случаются и персональные вернисажи. Самый яркий из них прошел осенью 1957 года, когда после четвертьвекового забвения публике был возвращен автор кашуэтских фресок, роскошный живописец и превосходный график Ладо Гудиашвили, продолживший в своих офортах традицию Caprichos Гойи. На фоне однообразного соцреализма его искусство произвело ошеломляющее впечатление. Возбужденная толпа, расходясь после выставки, пересказывала книгу отзывов, в которой французский посол отмечал соединение в творчестве художника грузинской фантазии с галльским вкусом, полковник Советской армии негодовал по поводу обнаженной натуры, а будущий диссидент ерничал: «Искусство, смирррнаа!»

У входа в сад, рифмуясь с Салоном, стоит памятник писателю Эгнатэ Ниношвили: изящный бюст выполнен Яковом Николадзе, родоначальником грузинской скульптуры, выдающимся учеником великого Родена.

На этом же пятачке, по другую сторону Кашуэти, недавно появился еще один памятник— это Ладо Гудиашвили работы Дж. Микатадзе. Художник изображен молодым, в пору, когда он вернулся из Парижа: в непринужденной позе облокотясь на перила, он смотрит на дом, в котором прошла его долгая жизнь и где сегодня можно посетить его музей-квартиру. Далее мы оказываемся у одного из масштабных сооружений начала XX века — гостиницы «Тбилиси» (арх. Г. Тер-Микелов, 1915 год). Именно здесь, в этом месте, следуя рельефу горы, проспект выгибается влево, и надо признать, что здание, спроектированное истинным тбилисцем, изящно подчеркивает этот изгиб: так любящий муж, выбирая наряд для красавицы-жены, со знанием дела подчеркивает ее прелесть.

Ретро

Рассказ Б.А., потомственного чекиста. «В конце 60-х нас предупредили из Москвы: «К вам едет английский резидент, «пасти» круглосуточно, но аккуратно!» Англичанин поселился в «Тбилиси». И вот выходит после завтрака на прогулку, идет к Дому правительства, возвращается. Мы кучкуемся у входа — сама непринужденность. Мне еще и пофартило, увидел в толпе знакомого, остановил: «Как дела? Где пропадаешь?» Словом, работаем по Станиславскому. А наш англичанин перед тем, как в вестибюль войти, замедляет шаг и, наставив пальцы пистолетом, делает — «пук-пук-пук…» При этом заметь, пукает только по оперативникам, случайного знакомого помиловал, сволочь!..»

Расстрелянный храм

Пройденной части проспекта — от кинотеатра до гостиницы — декабрьская ожесточенная схватка, когда оппозиция выбивала из Дома правительства президента Звиада Гамсахурдиа, нанесла наибольший урон.

Мне удалось попасть в Тбилиси вскоре после событий, когда с улиц еще не выветрилась гарь. Вот фрагмент моей статьи, опубликованной в те дни в «Независимой газете».

«Это место — открытая рана. Кашуэтская церковь. Слева руины бывшего «Орианта», справа, поодаль, выгоревшая дотла гостиница «Тбилиси». Через дорогу черный от гари Дом связи. А прямо против церкви… Прямо против церкви была знаменитая 1-я гимназия — alma mater новой грузинской культуры. От нее ничего не осталось. Так же, как от прилегающих сверху домов. Склон Святой горы здесь вспорот вплоть до зеленых круч. Словно насильник с треском разодрал подол. В скверике перед школой стояла скульптурная группа — Илья Чавчавадзе и Акакий Церетели. Незамысловатая композиция не возносила духовных отцов Грузии в горние выси, а как бы делала участниками повседневной жизни — вышли два патриарха на Головинский приветствовать племя младое, незнакомое… Памятник остался на месте, но кто-то совестливый загородил его щитом, укрыв от глаз патриархов больной город. И то сказать — лучше не видеть через дорогу расстрелянный храм! Будущих историков озадачат сотни свирепых щербинок в орнаменте и кладке Кашуэти. Гипотеза о том, что это следы пулеметной перестрелки, покажется кощунственной — кто и в кого мог стрелять в Тбилиси на исходе XX века?.. Не будем гадать, что скажут потомки; мы-то знаем, что Грузия пережила гражданскую войну, под которой до сих пор не подведена черта».

Время лечит. Вот и гостиница «Тбилиси» восстановлена — куда краше прежней! Воспользовавшись тем, что изнутри она вся выгорела, иностранные фирмы провели основательную реконструкцию. Теперь гостиница называется отель «Тбилиси-Мэриотт» и отвечает всем европейским требованиям; правда, и стоит недешево: одноместный номер — 210 долларов.

Словно спохватившись или зная меру допустимого, безумный пожар унялся на подступах к Театру Руставели.

Здание театра — одно из самых красивых на проспекте (арх. К. Татищев и А. Шимкевич, 1901 год). Его фасад в стиле ложного барокко с зеркальными окнами и большим порталом в ширину тротуара украсил бы любую европейскую столицу. В фойе театра, точнее в нижнем этаже, сохранилась роспись кафе-кабаре «Химериони», выполненная в 1919 году «великолепной четверкой»: Сергеем Судейкиным, Сигизмундом Валишевским (по-тбилисски Зигой), Давидом Какабадзе и Ладо Гудиашвили. На плохо освещенных стенах пляшут, гримасничают, корчат рожи и строят глазки фантастические существа — химеры, чудища, арлекины, обольстительные гурии и вакханки, царит атмосфера богемной красоты и веселья. Когда по нашей просьбе с росписи сняли защитные прозрачные щитки из плексиглаза и живопись зазвучала в полный голос, сумрачные колонны, арки и ниши нижнего вестибюля словно бы преобразились в переполненные сокровищами пещеры из «1001 ночи»! Что до творческой стороны — афиши и репертуара, театралам не надо о них рассказывать: театр Роберта Стуруа знают не только в Грузии, но далеко за ее пределами. «Ричард III» с Рамазом Чхиквадзе в главной роли — самое сильное театральное впечатление моей жизни. Я солидарен с английскими рецензентами, выставившими этому спектаклю шесть звездочек, — случай беспрецедентный! Такого не упомнит пресса, откликавшаяся на постановки Лоуренса Оливье и Питера Брука.

По соседству с театром стоит заглянуть в Салон-магазин Худфонда. Здесь за сравнительно недорогую цену (анекдоты о «богатых грузинах» давно позабыты) можно купить изделия мастеров, возродивших традиции ювелиров с Серебряной улицы, прекрасную кованую утварь и декоративные украшения знаменитых чеканщиков, со вкусом подобранные поделки народных умельцев из разных уголков Грузии и даже превосходную живопись и пластику малой формы.

От магазина Худфонда рукой подать до Театра оперы и балета им. З. Палиашвили (арх. В. Шретер, 1896 год). Эффектное строение решено в мавританском стиле, без эклектических ляпов. Башенки, арки, витражи и орнамент — все сработано кропотливо и тщательно и красиво сочетается с зеленым декором — вьющимся по стенам плющом и глициниями.

Но как ни красив оперный театр, главное — его музыкальное наполнение. Слава «тифлисской оперы» широка со времен наместников-меломанов. Знаменитые итальянцы услаждали слух тбилисской публики задолго до постройки этого театра, в старом здании на Эриванской площади. П.И. Чайковский говорил, что его ставят в Тифлисе чаще и лучше, чем где-либо. Здесь начинался творческий путь В. Сараджишвили и С. Лемешева, А. Пирогова и З. Анджапаридзе, З. Соткилавы и П. Бурчуладзе, на этой сцене танцевал В. Чабукиани, выросли Н. Ананиашвили, И. Ниорадзе, Н. Цискаридзе, а за дирижерским пультом стояли Евг. Микеладзе и А. Мелик-Пашаев. Но гордостью для театра навсегда останутся слова великого Шаляпина: «Я рожден дважды: для жизни — в Казани, для музыки — в Тифлисе». Известно, что первые уроки вокала певцу дал преподаватель тбилисского музыкального училища Д.А. Усатов.

В скверах по сторонам оперного театра отметим памятники: несколько манерную по пластике бронзовую фигуру Захария Палиашвили (скульптор М. Бердзенишвили) и классический бюст Акакия Церетели, признанный одной их лучших работ Якова Николадзе, — обнаженный торс, слегка закинутая голова и отрешенный взгляд небожителя, устремленный на Святую гору, придают изваянию старца сходство с Гомером, каким рисует его воображение.

Не доходя до оперного театра, в неприметном проулке минуем маленькую гостиницу «Ипари», удобную местоположением и ценой (60$)! А после театра проходим мимо самого аскетичного на нарядном проспекте, по-спартански сурового дома — это бывший кадетский корпус: в его простоте и строгости — порода и подлинность.

И вот перед нами самое монументальное строение на всем пути, несомненная удача Алексея Щусева — возведенный в 1938 году грузинский филиал Института марксизма-ленинизма. Коммунисты руководствовались идеологией и, что ни говори, умели внедрять ее в массы. Именно этим целям служит строго-торжественное сооружение с десятью мощными гранитными колоннами, высоким цоколем, выложенным базальтом, и оптимистично светлыми стенами, облицованными розоватым туфом.

Фриз здания украшен барельефами все того же Якова Николадзе.

Ретро

С начала прогулки уже в третий раз прозвучало это имя. В детстве мне не раз довелось видеть замечательного скульптора: мой двоюродный брат был женат на его дочери и мэтр изредка наносил визиты новой родне.

Как сейчас вижу перед собой маленького, тщедушного старика с худым, пожалуй, даже изможденным лицом, пергаментно морщинистой кожей и бородкой буланже; в костюме-тройке коричневого цвета, со свисающей из жилета серебряной цепочкой; запомнился окружавший его как аура густой и мягкий запах отличного одеколона с экзотическим оттенком то ли ванили, то ли сандала…

В один из визитов родня заставила меня спеть для гостя, у меня был звонкий мальчишеский дискант. Я «выдал» свою коронную «Санта Лючию», да еще по-итальянски: дескать, и мы не ногой сморкаемся. Уже и не помню, где подхватил мнимоитальянские слова: «Сульмаре лючика, лястро де аргенто…» — и дальше в том же роде. Старик слушал доброжелательно и серьезно, без тени улыбки. Когда мальчишеский дискант взмывал вверх, его брови тоже приподымались, бороздя лоб глубокими складками. Но вот я кончил. Не вставая со стула, он взял меня за плечи, удивительно бережно и твердо — у старика были сильные руки скульптора. «Ты не совсем правильно произносишь итальянские слова, — сказал он. — Слушай внимательно!..» И запел сам — шатким дребезжащим тенорком, тщательно артикулируя.

Таким образом, в тот, теперь уже давний, день я, можно сказать, сподобился прикосновения Родена. Прошлое не так далеко, как кажется, нас связывают с ним золотые нити.

Рядом с бывшим Институтом марксизма-ленинизма (нынче тут располагается Конституционный суд) установлен памятник Мерабу Мамардашвили — это взволнованная и, я бы сказал, задушевная работа Э. Неизвестного, посвященная памяти друга. Преждевременная смерть мыслителя стала серьезной потерей для Грузии: при политическом темпераменте, вдруг пробудившемся в философе, его интеллектуальный потенциал мог послужить стране в трудную годину. В этом очерке уместно вспомнить, что он думал о своей родине (право же, проспект, по которому мы идем, не только ее порождение, но и отображение).

«У меня всегда было ощущение одного таланта, свойственного пространству, в котором я родился. Я бы назвал это талантом жизни или талантом незаконной радости. Я ощущал его в людях, меня окружавших, в воздухе, и в себе это ощущал, правда, упрекая себя в некоторой тяжеловесности по сравнению со своими земляками. Радость же наша была именно легкой и воистину незаконной: вот нет, казалось бы, никаких причин, чтобы радоваться, а мы устраиваем радостный пир из ничего. И вот эта незаконная радость вопреки всему есть нота того пространства, в котором я родился». Где-то здесь, в центре праздничного пространства, обретался винный погреб, в котором с Маяковским случился забавный эпизод. Его рассказал мне однокашник и соратник Командора по ЛЕФу Виссарион Жгенти.

Ретро

«Маяковский пригласил нас с приятелем в ресторан. Втроем сели за стол. Официант принес вина и почему-то поставил четыре стакана. Маяковский задержал его и говорит: «Или одного человека принеси, или один стакан унеси». Официант не понял. Тогда Маяковский переиначил: «Или уведи стакан, или приведи человека». «Мне показалось, что он стал забывать грузинский, — подытожил Виссарион Давидович. — Хотя это могло быть и игрой слов. В предреволюционном Питере он уговаривал поэта Надирадзе вместо концерта знаменитого оперного певца Батистини пойти в кафе поэтов: «Там хоть послушаешь стихи, а твой Батистини просто «батис твини» (по-грузински «утиные мозги»).

Однако я отвлекся. Прогулка продолжается, и, минуя новый телеграф (розовый туф облицовки связывает его со щусевским монументом), мы неожиданно выходим на открытое пространство. Оно возникло в конце 60-х в результате строительства гостиницы «Иверия» и реконструкции, вызванной нарастанием транспортных потоков. Узкая, как пенал, гостиница встала поодаль от проспекта, торцом к нему, над крутым обрывом, а с искусственной площади открылось левобережье Куры — вплоть до старой киностудии, стадиона «Динамо» и авчальских взгорков.

Архитектура гостиницы довольно безлика, но ее стены облицованы удивительным камнем — дымчато-голубым, как опрысканные виноградники или подернутые инеем сливы. Из такого же камня выложена древнейшая грузинская церковь — базилика Болнисский Сион (V век): в зеленой лощине стоит могучий, чуть потемневший от времени голубой храм; несколько красных вкраплений в его кладке кажутся бабочками на обомшелых стенах.

В начале 90-х «Иверию» заселили беженцами из Абхазии. За десять лет гостиница превратилась в наглядное пособие, в плакат о беде изгойства, в символ порухи: балконы, пестрящие тряпьем и детскими колготками, окна, заткнутые подушками, заделанные картоном и фанерой, голубые стены, почерневшие от дыма печурок, ржа и подтеки прорванных коммуникаций… Я не видел живописи мрачнее и трагичнее.

В те же годы перед гостиницей соорудили роскошный фонтан и воздвигли памятник Давиду Строителю — внушительную конную статую со свитком законоуложений в руке и наставительно воздетым перстом (скульптор М. Бердзенишвили). Что это: горькая ирония — разоренная «Иверия» за спиной царя-строителя! — или усилие возрождения? Кажется — возрождение: год назад беженцев из гостиницы расселили; поначалу гостиницу хотели снести, но теперь решено реконструировать.

Однако в путь. Одолев мощеную площадь, мы оказываемся у одного из самых интересных домов на проспекте. Дом Мелик-Азарянца (тбилисцы до сих пор называют его по имени первого владельца) построен в 1900 году по проекту арх. Н. Оболенского. Это был первый превосходно обустроенный доходный дом; надо полагать, что в Тифлисе конца XIX века он казался громадным. В сущности, он не так уж велик — четыре-пять этажей, однако их высота позволила строить в квартирах антресоли, а подвальные помещения вместили с полдюжины зрелищных заведений. Многоподъездное строение с широкими витринами, эркерами и башней занимает целый квартал и остается свидетельством строительного бума начала XX века. Тогда в Тбилиси выросли десятки великолепных особняков, но дом Мелик-Азарянца был единственным доходным домом, отделанным с той же тщательностью, что и жилища богатеев.

Здесь проспект Руставели заканчивается одноименной площадью, станцией метрополитена и памятником поэту (скульптор К. Мерабишвили). Шота Руставели — святыня Грузии. В поэзии неуместны чины, но, как сказал Резо Габриадзе, в мире нет другого великого поэта, похороненного в восьмиста шагах от Гроба Господня. Точность Резо не вызывает сомнений, ибо он своими ногами промерил расстояние — от грузинского монастыря в Иерусалиме до Храма Гроба Господня. (Думаю, это было в пору работы над фильмом «Паспорт».) Но душа тбилисца — загадка: почему популярнейшее в городе место, площадь, поименованная в честь национального гения, автора бессмертного «Витязя», для всех остается «Земмелем», то есть называется именем аптекаря, некогда платившего кондукторам конки за объявление: «Аптека Земмеля!»

Прогулка: запад-восток

У Земмеля мы переходим на другую — четную сторону проспекта, чтобы пройти обратный путь.

Эта сторона заметно многолюднее, что объясняется не только обилием магазинов, кафе и ресторанов, но и тенью могучих платанов, укрывающих широкий тротуар.

Напротив дома Мелик-Азарянца, пытаясь затмить его, стоит помпезное здание (арх. К. Чхеидзе и М. Чхиквадзе, 1953 год) с красивой низкой колоннадой в итальянском стиле и торжественной угловой башней, придающей сходство со знаменитой Стокгольмской ратушей. Здесь располагаются президиум Академии наук Грузии и Союз кинематографистов. Последнему обязан названием ресторан в торце «Потерянный рай» — так называлась популярнейшая некогда кинокомедия. В оформлении ресторана использованы бутафория и муляжи из знаменитых грузинских фильмов, в том числе арба, летающая при помощи самогонного аппарата, придуманная Р. Габриадзе и воплощенная Э. Шенгелая (фильм «Чудаки»). Цены в «Раю» более чем умеренные — владелец ресторана понимает сегодняшние трудности кинематографической братии. К тому же поблизости обосновался «Макдоналдс» — бойкий конкурент с яркой витриной и вездесущей рекламой.

Там, где от проспекта ответвляется улица Грибоедова, много лет располагался шахматный клуб. Ничем не примечательное здание интересно тем, что с ним связан взлет женских шахмат в Грузии — почти четверть века грузинки Нонна Гаприндашвили и Майя Чибурданидзе безраздельно царствовали на мировом троне. Но когда— в связи с триумфами — возвели Дворец шахмат, пришла в упадок игра. Примерно то же случилось с футболом: стадион в Дидубе не вмещал болельщиков блистательного «Динамо» эпохи Пайчадзе, Месхи и Кипиани, когда же вместимость стадиона утроили, не на что стало смотреть.

Модный в тридцатых годах конструктивизм оставил след и в Тбилиси: на проспекте Руставели в этом стиле построен издательский комплекс, заселенный редакциями и типографиями. В последние годы, потеснившись, он вместил еще и маленькую гостиницу «Мерани» — полтора десятка удобных номеров и отличный бар.

Не доходя до издательского комплекса, рекомендую заглянуть в ресторан «Марко Поло» — полюбоваться интерьерами и отведать знаменитой грузинской кухни. Ужин на двоих здесь обойдется долларов в тридцать—сорок.

Превосходная роспись на стенах воспроизводит сюжеты из книги неутомимого венецианца. В XIII веке Марко Поло побывал в Тбилиси, и владелец ресторана счел его слова заслуживающими благодарной памяти: «Грузины красивы, мужественны, отменные стрелки и бойцы в сражениях», — читаем у Марко Поло, а Рамузио добавляет: «Тифлис прекрасный город; кругом много замков и деревень». Что ж, средневековые путешественники отзывались о нас доброжелательнее нынешних борзописцев.

Два слова о застолье: если в духанах старого Тбилиси по-прежнему бражничают компании эпиков, соблюдающие традиционный ритуал, то в «Марко Поло» стиль заметно европеизирован. Впрочем, до «чинчин» и «прозит» мои земляки, слава Богу, не дошли: застолье остается для нас возможностью замедлить круговерть повседневности, вглядеться и вслушаться друг в друга.

На четной стороне проспекта есть здания, ни в чем не уступающие своим «визави», — Министерство юстиции или бывший Дом офицеров с уютнейшим залом, который так любили звезды советской эстрады. Но могучие платаны скрывают красивые фасады, затеняют детали отделки, и прохожему остаются витрины магазинов и сувенирных лавок, среди которых стоит заглянуть в фирменный магазин «Боржоми» и магазин грузинских вин: после затяжного кризиса древнейшее грузинское виноделие возрождается, здесь недорого можно купить превосходные вина, о которых еще Пушкин писал, что они прекрасны и «некоторые стоят бургондских».

Улицы, отходящие от этой стороны проспекта (назовем ее торговой), ведут в гору. Они так круты, что даже в малоснежные тбилисские зимы недоступны для транспорта. Но когда — раз в десять лет — снег все-таки выпадает, можно представить, с какой скоростью несутся санки по святогорским кручам, исторгая из мальчишеской прапамяти странный вопль — «Эвоэ!»

На одной из них в начале XIX века стоял дом крестника Екатерины Великой князя Александра Гарсевановича Чавчавадзе, в котором Грибоедов познакомился с прелестной Ниной, незадолго до трагической гибели в Тегеране ставшей его женой. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Кого не трогали эти слова юной вдовы, на всю жизнь сохранившей верность памяти мужа. Одолев крутосклон улицы Чавчавадзе и поднявшись до Пантеона, их можно прочитать на красивом надгробии в церковном склепе.

«Так началось его «Горе» — с горы Давида», — читаем у Тынянова.

Не удивительно ли, что здесь, в Тбилиси, началось не только «Горе от ума», но и «Детство» Толстого, и «Макар Чудра» Горького, и театр Немировича, и поэзия Гумилева, и богословие Флоренского, и философия Эрна; здесь отлился в поэтический слиток Лермонтовский «Мцыри». Я называю деятелей русской культуры, осененных Святой горой. А сколько было армян, азербайджанцев, осетин, греков!.. Что же до грузин, то они все взросли на ее коленях, а лучшие из лучших упокоились на ее груди… Но понизим пафос, улыбнемся, как то пристало прогуливающемуся по Руставели. Здесь же, на святогорских кручах, стоит дом Параджанова — истинного тбилисца. Этим городом рождена фантасмагоричность и красота его картин, этим городом вскормлен его сарказм.

Ретро

Однажды, допоздна задержав у себя гостивших в Тбилиси итальянских кинематографистов, он вышел проводить их, стуком в окно разбудил соседку — соломенную вдову и предложил ей на ночь Марчелло Мастроянни. Вдова была наслышана о чудачествах соседа, но такого не ожидала даже от него: под опавшей акацией действительно кутался в плащ самый настоящий Марчелло Мастроянни — не такой молодой, как в «Сладкой жизни», но такой же неотразимо симпатичный. В ту ночь она долго не могла уснуть, а утром стояла у окна и смотрела на акацию, где рядом с непутевым соседом ей привиделся кумир ее молодости…

Ну а теперь посетим совершенно особую тбилисскую достопримечательность — магазин вод Лагидзе. В советские годы его популярность была беспримерной. Разнообразные сиропы изготовлялись из волшебных грузинских трав и плодов по рецептам волшебника Митрофана Лагидзе, и в мире не было напитков вкуснее. Рассказывают, что, когда в конце жизни у него попытались выведать секрет, старик показал столпившимся у постели коллегам кончик языка: одни восприняли это как насмешку, другие поняли как ответ — все дело во вкусе.

«Когда мы к мастерам приходим, над нами шутят мастера…»

В магазине Лагидзе вместе с изумительным лимонадом продают разнообразные хачапури (пирог с сыром) — слоеные, имеретинские, аджарские. Здесь всегда можно перекусить на ходу, не теряя времени. Такой «ланч по-грузински» обойдется вам не дороже 2—3 долларов.

Магазин Лагидзе стоит на углу того самого проулка, ведущего к консерватории, который мы назвали волшебными кулисами проспекта. Здесь в летних сумерках, особенно темных и мягких, прогуливаются пижоны в белых штанах; а яркими мартовскими днями консерваторки раскупают фиалки у загорелых деревенских оболтусов, смущенно отводящих взгляд от их коленок. И все время откуда-то звучат рулады рояля — Шопен, Рахманинов, Скрябин…

Через дорогу от магазина Лагидзе — ресторан «Никала». Подвальный, безоконный, он украшен копиями с картин Пиросмани. Стиль «Никала» отличается как от старотбилисских духанов, так и от европейского «Марко Поло». Промежуточный, или, если угодно, переходный, он мог бы послужить для пропаганды и иллюстрации идей евразийства.

Следуя далее по проспекту, вы, скорее всего, не обратили бы внимания на Дом связи, однако задержимся у его широкого входа, облицованного базальтом. Я хочу показать вам странные следы — словно великан неумело поработал над облицовкой дрелью или стамеской.

Ретро

Март 1956 года начался в Тбилиси тревожно, взвинченно. Повсюду возникали стихийные митинги. Главный из них, не прекращавшийся до ночи, шел на набережной, у памятника Сталину, высокий постамент которого завалили венками. По улицам разъезжали актеры, загримированные под Ленина и Сталина: они стояли в кузове грузовика, украшенном флагами, и время от времени пожимали друг другу руки и обнимались. Горожане восторженно приветствовали их.

В один из вечеров от массы митингующих отделилась толпа и двинулась к Дому связи — отправить в Москву телеграмму. Когда люди переходили проспект, за их спинами на крыше гостиницы «Тбилиси» застрочил пулемет. Базальт облицовки навсегда сохранил следы пуль…

Мы вернулись в ту часть проспекта, на которую выпали драматические события последних лет. Перед нами 1-я гимназия, alma mater новой грузинской культуры. Разрушенная в январе 1992 года, сегодня она восстановлена. Особо подчеркну — восстановлена московскими строителями, по решению Юрия Лужкова. Тбилисцы навсегда останутся признательны москвичам за дружеский жест. Двор перед школой превращен в красивый сквер; скульптура Ильи Чавчавадзе и Акакия Церетели опять открыта взору: два самых знаменитых выпускника гимназии по-прежнему с умилением взирают на племя младое незнакомое и на Кашуэтскую церковь…

Дальше, за сквером, Дом правительства. Высокая арочная колоннада и широкий фронтон придают ему парадность и торжественность. Колонн ровным счетом шестнадцать: надо полагать, их мощный и неколебимый строй символизировал шестнадцать республик, входивших на время постройки в Союз — тогда обожали символику такого рода (арх. В. Кокорин и Г. Лежава, 1953 год). Ведущие в колоннаду лестничные марши много лет украшали гигантские скульптурные группы, олицетворявшие рабочий класс. Помню, в начале 90-х, когда проспект клокотал от митингов и шествий, мой многомудрый приятель грустно вздохнул, кивая на бодрых истуканов: «Представляешь, что с ними будет, когда этот социализм рухнет нам на головы…» Плакатно-оптимистичные скульптуры вписывались в строгую колоннаду и даже не умещались на своих постаментах. Сегодня их заменили фонтаны — водяной каскад вдоль всего фасада. Находку следует признать удачной.

Ретро

На строительстве Дома правительства работали пленные немцы. Режим у них был не очень строгий, они ходили по дворам, продавали поделки — защепки для белья, детские игрушки…

В конце 50-х в СССР с официальным визитом прибыл канцлер Австрии Юлиус фон Рааб. В маршрут его поездки по стране входил Тбилиси. И вот, на встрече с Председателем президиума ВС Грузии канцлер вдруг поспросил разрешения сходить в соседний корпус. Там, к удивлению сопровождающих, он долго разглядывал пол и закончил осмотр неожиданным признанием: этот паркет настлан им, и он доволен своей работой… А довольна ли принимающая сторона?..

Площадь перед правительственным комплексом превращена в мемориал жертвам событий 9 апреля. На ней установлены памятные знаки для ежегодных церемоний.

И вот мы возвращаемся к истоку. Вряд ли при всей неторопливости наша прогулка заняла больше двух часов. Через дорогу от Музея истории мы подходим к старейшему и, пожалуй, ценнейшему «экспонату» на всем проспекте: перед нами дворец царского наместника на Кавказе (арх. О. Симонсон, 1868 год). Тбилисцам он известен как Дворец пионеров. Надо признать, что в этом случае (не в пример «Земмелю») новое название легко одолело изначальное — «Воронцовский дворец».

Ретро

Когда я пятиклассником пришел во Дворец пионеров и записался в макетный кружок, там все делали макет домика Сталина в Гори: подслеповатой, кособокой хибарой были уставлены все столы, стеллажи и полки. Когда первокурсником филфака я уходил из литературного кружка Дворца пионеров, со Сталиным обходились иначе — его клеймили в стихах и памфлетах, вольнодумствовали на литературных вечерах и продолжали горячиться, выйдя на проспект. Кончилось это неожиданно: в разгар оттепели, на самом ее припеке (осенью 1957 года!), четверо моих друзей (один из которых обещал стать ярким поэтом) были осуждены на пять лет и отправлены в Мордовские лагеря.

Но довольно частных воспоминаний. Старейшее строение проспекта заслуживает хотя бы беглого осмотра. Оно возведено на месте прежнего дворца наместника (в котором Воронцов разговаривал с Хаджи-Муратом) и частично «впитало» его. Стиль дворца — палаццо эпохи Ренессанса. Он импозантен и сдержан, внушителен и изящен, то есть аристократичен в лучшем смысле слова. Дворец служил наместнику домом и одновременно тем, что сегодня назвали бы офисом, — здесь протекала частная жизнь семьи и велась ежедневная работа; проходили деловые встречи, устраивались официальные церемонии, давались обеды, балы и пр. Многофункциональностью объясняются немалые размеры дворца, тщательно продуманная планировка и разнообразие интерьеров. Просторные залы перемежаются парадными анфиладами, уютными гостиными и строгими рабочими комнатами. В середину заключен небольшой «итальянский дворик», более чем уместный в тбилисском климате. Однако лучшим украшением был и остается роскошный сад, выхоленный поколениями садовников. Уникальный по разнообразию флоры (фамильное хобби Воронцовых), он тянется почти до зеленых святогорских круч; его ароматное дыхание освежает духоту проспекта, а его соловьи ночи напролет состязаются со святогорскими.

Вот и подошла к концу наша прогулка. Надеюсь, вы убедились, насколько удобен четырехградусный наклон проспекта Руставели. Впереди площадь Свободы со старинным муниципалитетом, за ним на Сололакской горке стоит Мать Грузии — великанша с мечом и чашей, словно отлитая из серебра, — еще одна замечательная работа Элгуджи Амашукели. Удалось ли мне донести до читателя прелесть родного города? Лучше многих о ней сказал пожилой тбилисец, подвозивший меня в аэропорт на раздолбанной «шестерке»: «Летишь, спешишь. Куда? Зачем? Не понимаю я улетающих, уезжающих… Из Тбилиси только Кура спокойно уходит. Но Кура что? Вода? Пришла — ушла. А человек так не может!..»

Хочется верить, что Грузия пройдет нынешние испытания, одолеет исторический перевал и пойдет дальше, соединив груз ответственности и самодисциплины с легким талантом жизни.

И пусть образцом для нее послужит любимая улица с соловьями в Дворцовом саду и воробьями на столетних платанах, с музеями и театрами, с памятниками и храмом, расписанным мудрым эпикурейцем.

На этом поставим точку, напоследок припомнив строки любимицы Тбилиси Беллы Ахмадулиной, написанные как будто для этого очерка:

Александр Эбаноидзе | Фото Александра Лыскина

 

Феномен: Семью кругами к тайне

Первые похожие на лабиринт наскальные рисунки появились на Земле еще в каменном веке. Трудно сказать, что имел в виду доисторический художник, высекая извилистые линии и спирали, но идея передавалась сквозь века, превратившись наконец в глобальный символ — семь линий, закрученных вокруг центра. Древнейшим из найденных считают знак лабиринта, нацарапанный на стене усыпальницы в Луззанасе на острове Сардиния, возведенной как минимум четыре тысячи лет назад. В последнее время лабиринты, некогда полные сакрального смысла, стали обычным атрибутом парков и аттракционов, меняясь и усложняясь по мере того, как трансформировались представления человека о мироздании, своеобразной моделью которого и был лабиринт.

Одно упоминание о лабиринте рисует в воображении современного человека необычайно сложное, запутанное хитросплетение ходов, узких троп и тупиков, окруженных каменными стенами. Такой привычный для нас образ на самом деле далек от «первоисточника». Большинство древних «классических» лабиринтов создавалось по одинаковому, вполне определенному шаблону с одной-единственной очень извилистой тропой, ведущей от входа к центру. Таковы сохранившиеся до наших дней петроглифы в виде лабиринтов, обнаруженные в Галисии, на северо-западе Испании, и датируемые 2000 годом до н. э., глиняные таблички с изображением лабиринтов, найденные в греческом городе Пилосе, возраст которых 3 000 лет, рисунки лабиринтов, нацарапанные на руинах в турецком Гордионе, относящиеся к 750 году до н. э.

Строго говоря, не всякий клубок запутанных ходов следует называть лабиринтом. Классический вариант имеет семь концентрических линий, плотно закрученных вокруг центрального ядра. Вход только один. Длинный путь от него обязательно приводит к центру, который, если быть точными, смещен немного к краю. Соприкасаясь вплотную, дорожки лабиринта нигде не пересекаются и никак не сообщаются друг с другом. Покинуть центр сооружения можно только одним путем — тем же, что привел к цели. Других выходов из лабиринта нет. Таким образом, забредшему в его недра путнику не приходится ломать голову над решением сложных задач: как быстрее пройти к цели и выбраться наружу. Все что нужно делать — это идти по дорожке, которая приведет к центру и выведет обратно.

Иначе устроены ходы-головоломки, именуемые на английский манер «мейзами» (maze). Мейзы по своему строению более изощренные и запутанные фигуры, нежели лабиринты. Как правило, в таких головоломках заложены несколько дорог к цели, два или более входов и выходов, дорожки сообщаются между собой и образуют развилки. Решить мейз, то есть пройти к его центру или какой-либо цели, не так-то просто. Создатели выстроили сложные задачи: выбрать правильный вход, угадать направление на развилке или не попасть дважды на одну и ту же дорожку. Идея мейзов восходит к Средневековью и представляет собой результат освоения математической науки, нас же интересует классический лабиринт как наиболее древний культурный символ.

Простейший лабиринт существовал во многих модификациях. Внося небольшие изменения в технику создания базовой модели, его автор легко увеличивал или уменьшал количество дорожек, делал лабиринт квадратным, прямоугольным, получал различные варианты центрального ядра. Однако все эти модификации происходили из классического образца, который был широко распространен по всему свету и оставался неизменным на протяжении тысячелетий, просуществовав в своем первозданном виде вплоть до Средних веков и эпохи Возрождения.

Большой каменный дом

Таково буквальное значение греческого слова labyrinthos. Оно как нельзя лучше подходит Кносскому дворцу на острове Крит, слава о котором живет уже более трех тысяч лет благодаря мифу о Тесее и Минотавре. Лабиринт, построенный, согласно легенде, афинским зодчим Дедалом по приказу царя Миноса, представлял собой подземную сеть туннелей, которые вели в обиталище чудовищного человекобыка — Минотавра. Долгое время считалось, что прообразом знаменитого лабиринта послужили обширные каменоломни, расположенные в окрестностях критского города Гортина. Однако в 1900—1930 годах английский археолог Артур Эванс, проводя раскопки в Кносе, открыл царский дворец колоссальных размеров, основная часть которого была построена более чем за 1 500 лет до н. э. Сегодня грандиозное сооружение площадью около 16 тыс. м2, состоящее из сотен причудливо расположенных помещений, изобилующее коридорами и переходами, размещенными на разных уровнях залами и уводящими глубоко под землю лестницами, интерпретируется археологами как прототип легендарного лабиринта Минотавра.

Кносский дворец сильно пострадал во время извержения вулкана на острове Фера около 1450 года до н. э., а после пожара, произошедшего примерно в 1380 году до н. э., был окончательно заброшен. В настоящее время некоторые из помещений реконструированы. В результате оказалось, что план дворца не соответствует классической модели с семью дорожками. О ней напоминают только фрагменты фресок на стенах в виде узоров — «меандр».

Впервые знаменитый символ лабиринта, воспроизведенный позже в разных частях света, появился на кносских монетах около 300 лет до н. э., то есть тысячу лет спустя после постройки дворца.

Есть основания полагать, что в виде классического лабиринта возводили и крепостные стены городов. Так, устроение легендарной Трои, осаду которой ахейским войском принято относить к 1250—1220 годам до н. э., долгое время ассоциировалось с лабиринтом. Не случайно даже в Средние века рисунок лабиринта часто воспринимался как защитный символ именно Трои, а многие лабиринты, сооруженные из валунов и дерна в Скандинавии, Германии и Британии, получили названия «Троянский город», «Город Троя», «Стены Трои». По одной из версий, стены этого древнего города действительно напоминали лабиринт. По образу лабиринта были построены защитные стены города Шимангада, расположенного в предгорьях Гималаев, на территории современного Непала. Этот неприступный город пал под ударами мусульманских войск в 1325 году только после того, как предатель указал неприятелю слабое место в крепостных стенах. Руины Шимангады сохранились до наших дней, но их почти совсем поглотили джунгли.

Непреходящий символ

Но лабиринты — это не только сооружения, гораздо чаще они встречаются как знаки, нанесенные на стены жилищ или храмов, вплетенные в орнамент, отпечатанные на керамике. Изображение лабиринта было очень популярно в Римской империи, где использовалось как элемент оформления стен и полов. Сохранившиеся образцы свидетельствуют о первых реальных попытках создать новые варианты классической модели. Найденные во время раскопок мозаичные лабиринты, выложенные, как правило, на полу разных зданий, приобрели у римлян более сложные геометрические формы. Римские художники придумывали огромное количество вариаций лабиринтных узоров, соответствующих конфигурации и размеру помещений. Для их создания обычно использовались мелкие кубики из цветных камней или стекла, которые выкладывали в раствор, смешанный с терракотой. Зачастую такие вариации располагались недалеко от входа или прямо на пороге и, вероятно, рассматривались как защитный символ. Сегодня археологи обладают большой коллекцией подобных лабиринтов, обнаруженных на огромной территории от Португалии до Кипра и от Англии до Северной Африки.

Как сразиться с Минотавром

С распространением христианства древний языческий символ лабиринта постепенно изменился и стал восприниматься как аллегорический образ тернистого пути человека к Богу или крестный путь Христа. Лабиринт в христианской философии и архитектуре становится метафорой материального мира, проходя через который человек должен сразиться с Минотавром — Сатаной. В лабиринте соблазнов и грехов человек, подобно Тесею, может уповать только на собственную стойкость и спасительную нить Ариадны — Веру. Подобная трактовка символа лабиринта обусловила изменения в его дизайне. К XII веку доминирующим в христианской традиции становится лабиринт с одиннадцатью дорожками — это число для средневекового христианина символизировало понятие «грех». Наложение креста поверх концентрических дорожек привело к утверждению квадрантной формы лабиринтов, хотя зачастую сохранялась и приверженность классической конфигурации. Именно в этот период подобные изображения появляются на полах церквей и соборов Европы. Великолепные лабиринты, выложенные цветными камнями, керамической плиткой, мрамором, порфиром, украшали полы храмов в Шартре, Павии, Пьяченце, Амьене, Реймсе, Сент-Омере, Риме. Многие из них были декорированы аллегорическими изображениями Тесея и Минотавра, сценами из Священного писания. Назначение большинства церковных лабиринтов остается неясным. Высказываются предположения, что некоторые из них могли использоваться для правильного определения дня Пасхи. Часть лабиринтов, по-видимому, служила объектом созерцания и дискуссий в богословских беседах. Известно, что лабиринты в соборах Шартра, Реймса, Арраса и Санса стали своеобразной имитацией паломнического пути в Палестину и порой назывались «Путь в Иерусалим». В те времена для большинства верующих поход на Святую землю был невозможен, и они совершали его в символической форме — проходили весь церковный лабиринт на коленях, читая молитвы.

Искусство создания лабиринтов начало претерпевать значительные изменения с расширением представлений человека о мире. Великие географические открытия, успехи естественных наук, возникновение учения о множественности миров — все это отразилось на философском восприятии лабиринта — символа Вселенной и человеческой жизни. Постепенно исчезают лабиринты, в которых все заранее предопределено и путь возможен только по одной, раз и навсегда проложенной дорожке. На смену им приходят все более сложные, с многочисленными вариантами проходов, где человек сам выбирает путь среди запутанных тропинок и тупиков. Подобные лабиринты из живой изгороди стали непременной деталью многих садов и парков Европы, превратившись в весьма популярное развлечение для аристократии. Многочисленные лабиринты, отличающиеся разнообразием и изысканным вкусом, были устроены во владениях могущественного клана Гонзаго из Мантуи, прогулка по лабиринту, созданному в 1669 году в версальском саду, считалась увлекательным путешествием, а лабиринт, высаженный в 1670 году в саду виллы Альтьери в Риме, стал излюбленной забавой Папы Климента X, которому нравилось наблюдать за попытками своих слуг отыскать выход. Наибольшего расцвета искусство создания «живых» лабиринтов достигло в Великобритании, превратившись в один из национальных символов королевства. До наших дней сохранился знаменитый лабиринт в Хемптон-Корте, устроенный в 1690 году для Вильгельма Оранского. По старинным гравюрам был восстановлен великолепный образец лабиринта в саду Тюдоров в Хэтфилд-Хауз в Хетфордшире, по-прежнему поражает извилистостью троп лабиринт из лавровых кустов в Глендерген-Хауз в Корнуолле, высаженный в 1833 году. Сегодня лабиринты, все более усложняясь, создаются на основе математических моделей и теорий. Устроенные в парках и на туристских маршрутах, они предлагают захватывающее интеллектуальное развлечение, испытание на сообразительность и удачливость.

Дорога без конца

Главной неразгаданной загадкой древнего символа остается его происхождение. Десятки гипотез, высказанных на этот счет, так и не смогли объяснить возникновение, а затем распространение по всему миру затейливого рисунка извилистой дорожки. Возможно, этот образ был подсказан самой природой — спиралевидные и лабиринтные формы характерны для раковин некоторых моллюсков, различимых в колонии кораллов, подземных ходов муравейников. Быть может, древние художники, часто рисовавшие простые спирали и извилистые линии, постепенно совершенствуя и усложняя эти геометрические фигуры, тем самым пришли к символу лабиринта. На роль его «прародителей» претендуют и наскальные изображения концентрических колец в виде чаши или углубления, относящиеся к эпохе неолита и распространенные вдоль всего Атлантического побережья Европы. Ряд исследователей полагают, что эволюция именно этих форм привела к возникновению символа лабиринта. Наконец, высказываются предположения, что лабиринтный рисунок мог появиться при попытках древнего человека изобразить сложное движение солнца и планет.

История лабиринта по-прежнему не закончена. Его дороги, словно бесконечная лента времени, стремятся все дальше, уводя человека к неведомой цели, которая тем желаннее, чем менее предсказуем путь в лабиринте.

Валерий Кавелин

 

Столпы культуры: Двуликая Америка

Есть такая популярная юношеская игра — «ассоциации». Водящий «загадывает» некий объект, например какую-либо страну, предположим, Америку. А игроки задают вопросы: с каким животным или растением связана в сознании водящего эта страна? С каким родом искусства она ассоциируется? И тому подобное. Так вот, Соединенные Штаты Америки ассоциируются, конечно, с кино. Америка — это один большой фильм, снятый сразу в десятках стилей, черно-белый и цветной, блокбастер и любительская домашняя «хроника», драма и комедия. Казалось бы, эпизоды этой картины так несходны, что нет никаких оснований связывать их между собой. Но стоит приглядеться… Посмотрим, например, сквозь музейную «призму». Возьмем два зрительных ассоциативных ряда. В первом, более глубоком, окажутся патриархальность, благочестие, респектабельность, семейные ценности. Во втором — то, что на виду в наши дни: динамизм, техника на грани фантастики, прогресс, амбиции, стремление к успеху. Мемориальный городок Уильямсбург в штате Вирджиния, воссоздающий во всех деталях жизнь второй половины XVIII столетия, с одной стороны, и нью-йоркский Музей движущихся образов (по-английски — Museum of the Moving Image), посвященный технологиям кино, видео и телевидения — с другой. Что между ними общего? Что объединяет неспешный быт двухсотпятидесятилетней давности с миром современных медиа? И каким образом они с разных — полярных друг другу — сторон представляют одну и ту же цивилизацию?

Америка. Глава I

На образцовом интернет-сайте, которым может похвастаться колониальный Уильямсбург в отличие, кстати, от современного городка, который окружает исторический центр со всех сторон, — множество толковых сведений на разных языках, всевозможных ретроспекций, картинок… Казалось бы, все предельно ясно, ко всему успеваешь «подготовиться» задолго до того, как увидишь собственными глазами этот музей под открытым небом, и все равно — действительность застает врасплох. Ведь никто заранее не знает, какие чувства всколыхнет в нем встреча с собственным «внутренним XVIII веком», установить контакт с которым призывает официальный девиз музея.

Но в любом случае контакт обычно удается на славу. Атмосфера «доброй старой Новой Англии» воссоздана вокруг настолько обстоятельно, что через час «путешествия» начинаешь вздрагивать от случайного звонка мобильного телефона, как от раската грома. А высокомерные европейцы еще говорят, что у Америки нет истории.

Между тем точную дату основания Уильямсбурга историкам восстановить не удается, доподлинно известны только две «сопутствующие». В 1693 году указом британской царствующей четы на месте будущей мемориальной зоны открывается Королевский колледж, названный в честь основателей — Вильгельма и Марии. Странно было бы предположить, что такое заведение могло появиться в «глухом» месте: поблизости, конечно, находилось большое поселение. А в 1698-м, когда в очередной раз сгорел дотла Джеймстаун — столица колонии Вирджиния, — администрация города решила переехать в так называемую Среднюю плантацию — просторную населенную территорию посреди полуострова, образованного устьями рек Йорк и Джеймс. Здесь, как раз по соседству с упомянутым колледжем, выстроили новую губернаторскую резиденцию, а поселение, разрастающееся вокруг нее, назвали по имени все того же монарха Вильгельма, в английской транскрипции Уильяма (его жена Мария к тому времени скончалась).

Надо думать, жители Уильямсбурга уже тогда отдавали себе отчет в том, что их город — отнюдь не центр мира. Но все же у окружающих колонистов был повод им позавидовать. Вирджиния на протяжении всего XVIII века никому не уступала неформального титула самой значительной английской территории в Новом Свете — и стратегически, и демографически, и финансово. Соответственно импозантно выглядела и ее столица. Нанятые губернатором архитекторы оперативно «нарезали» аккуратные симметричные кварталы, проложили широкие улицы, возвели общественные здания — все точь-в-точь, как на родине предков. Градостроительные ориентиры, в полном соответствии со старинными европейскими представлениями на сей счет, — это Власть, Вера и Наука (губернаторский дворец и Капитолий, англиканская церковь и пресловутый Колледж Вильгельма и Марии — соответственно).

Разумеется, отдыхали и развлекались здесь тоже по-европейски. Спрос на привозные предметы роскоши был нешуточный, вернее, не столько на сами предметы, сколько «на стиль жизни»: парики, юбки и камзолы особого покроя, экипажи, кофе, литературные новинки — во всем старались придерживаться моды. Не беда, скажем, что стоит Уильямсбург на широте более низкой, чем среднеевропейская, — почти в субтропиках. Не беда, что в качестве прислуги выступают, по большей части, чернокожие рабы. Все равно надо и их нарядить, и самим нарядиться comme il faut. Впрочем, самые завзятые «модники» выписывали себе квалифицированных дворецких и камердинеров из Старого Света, а последний британский губернатор имел в домашнем штате даже нескольких французских поваров. Театральными представлениями «столичное» общество радовали опять-таки не голодранцы-комедианты американского «разлива», а почтенные «лицензированные» труппы непосредственно из Лондона, которые на значительную часть года перебирались через океан и там гастролировали в расчете на интерес зажиточных и просвещенных граждан. Пройдет еще столетие, и на отголосках такого интереса станут спекулировать авантюристы Король и Герцог из «Гекльберри Финна». Кстати, о просвещении. Колледж Вильгельма и Марии, уступавший по времени основания на всем континенте только Гарварду, оставался престижнейшим учебным заведением многие десятилетия, и именно отсюда вышли многие из будущих «отцов-основателей США». Можно сказать, даже «главные»: Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон. Последний именно в Уильямсбурге сочинил «Декларацию независимости». Вот еще одна причина, по которой город считается ныне не просто исторически достопримечательным, но и, так сказать, колыбелью американской свободы. Недаром на обложке многих буклетов, проспектов и прочих информационных материалов музея стилизованным под XVIII век шрифтом напечатан удачный, по-моему, слоган: «Америка. Глава I».

Волшебник по имени Гудвин

Несмотря на все сказанное выше, вполне могло получиться так, что не «сложилось» бы никакого города-музея, а вырос бы здесь один из многих ординарных американских мегаполисов. И, скорее всего, получилось бы, если б Уильямсбург так и остался административным центром Вирджинии. Однако он ушел от этой участи: в 1780 году, в разгар Войны за независимость, революционные власти сочли местоположение столицы в тогдашних обстоятельствах невыгодным. И снова переменили место «жительства», перебравшись в более отдаленный от побережья Ричмонд, где нынче следов старины не сыщешь. Хотя исторически он знаменит еще и тем, что в XIX веке успел четыре года побыть столицей Конфедерации, прежде чем пал под натиском северян.

А оживленный некогда Уильямсбург с тех пор постепенно погружался в апатию и дремоту. Особняки частью разрушались от «старости», частью сгорали и уже не отстраивались заново — да и кому понадобилось бы в середине XIX столетия восстанавливать, допустим, дворец британского наместника? Сохранившиеся фотографии столетней давности чем-то, как ни странно, напоминают современные виды русских провинциальных городков: покосившиеся дома, заброшенные памятники, все какое-то покинутое и одинокое. Все в прошлом, одним словом.

Да, если б дело шло так и дальше, «отставная» столица Вирджинии до наших дней точно не дожила бы в первозданном виде. ХХ век избавил бы ее постепенно от ветхости и превратил в заурядное «поселение», каких в Штатах немало: сотня-другая одинаковых аккуратных домиков, сияющих белизной, торговые центры по отшибам, колледж с просторным кампусом. И никакой бы «Америка. Глава I», и никакого «контакта с вашим внутренним XVIII столетием» не было бы. Но вмешался неожиданный человеческий энтузиазм, на первый взгляд немного даже оголтелый. Причем проявил его не местный житель, что выглядело бы естественнее, а некто Уильям Арчер Разерфорд Гудвин — пастор, назначенный в 1903 году в уильямсбургский приход. Преподобный отличался большой любознательностью. Всякого рода древности и вообще история края интересовали его чрезвычайно. Сначала он призвал прихожан совместными усилиями обследовать и отреставрировать церковь, построенную в 1700-е годы. А затем составил детальный план действий по воссозданию всего городка, и это несмотря на то, что вскоре его перевели в Нью-Йорк, и в Вирджинию Гудвин вернулся только к началу 20-х годов. Именно этот священник решил, что национальной славы ради Уильямсбургу следует вернуть облик колониальной поры и устроить огромный музей под открытым небом. По его словам, «в историю лучше всего заглядывать через окна»: чувство сопричастности и уважения к прошлому куда действеннее, когда с ним знакомишься не по учебникам, а максимально наглядно. Идея была замечательной, но понятно, что ни городские власти, ни даже правительство штата не смогли бы выдержать всех затрат. Святому отцу пришлось обойти со своим проектом немало богатейших домов Соединенных Штатов, пока наконец в 1926-м его замыслами не заинтересовался наследник несметных нефтяных капиталов Джон Рокфеллер-младший, наверное, самый отважный меценат из всех тогдашних миллионеров.

Общая сумма, которая накануне Великой депрессии ушла на осуществление грандиозной затеи, была просто-таки заоблачной. Судите сами: сперва пришлось купить практически всю землю в черте города вместе с жилыми домами, а обывателей переселить, да так, чтобы они остались довольны. Затем нанять целую армию археологов, архивистов, историков, искусствоведов, архитекторов и реставраторов, которые сообща, шаг за шагом, реконструировали облик Уильямсбурга вплоть до отделочных деталей каждого здания. Восемьдесят восемь исторических построек, уцелевших от XVIII века, тщательнейшим образом отремонтировали и с должным педантизмом «начинили» интерьеры соответствующей мебелью, утварью и тому подобным. Еще пятьдесят полностью утраченных домов (без них теперь невозможно представить себе колониальный Уильямсбург) создали заново по старым чертежам, причем чертежи эти надо было еще собрать. Например, одна медная дощечка с выгравированными видами бывшей столицы нашлась в британском Оксфорде, в знаменитой Бодлианской библиотеке, и благодаря ей удалось удостовериться в том, как выглядел фасад губернаторского дворца. Младший Рокфеллер позаботился и о том, чтобы их с Гудвином начинание впредь спокойно развивалось. Отдельный крупный капитал он поместил в учрежденный им же Фонд колониального Уильямсбурга — организацию, до сей поры владеющую музейным комплексом и организующую его деятельность. Причем речь идет не только о деятельности сугубо просветительской — фонду принадлежит также несколько прибыльных гостиниц в старом городе, не считая сувенирных лавок, «стилизованных» таверн и кафе. Да и сами входные билеты в колониальный Уильямсбург — весомая статья дохода: они недешевы, но в публике нет недостатка.

Если вы по натуре башмачник

Экономическая самостоятельность позволила оригинальному музею со временем развернуться даже более масштабно, чем Гудвин мог мечтать. Первоначально посетители видели только здания внутри и снаружи, и их впечатления, в сущности, не отличались от впечатлений человека, зашедшего в обычный музей-усадьбу. Прежний быт просвечивал лишь в тщательно подобранных деталях интерьера и предметах. Но однажды попечителям пришло в голову пойти дальше, руководствуясь все тем же принципом основателя: в историю лучше заглядывать через окна. «Окном» в данном случае стала сама жизнь ушедшей эпохи в виде, так сказать, перманентного спектакля. Это произошло уже в 1960-е, с тех пор и «начался» тот Уильямсбург, который мы сегодня знаем: живой город, «населенный» людьми — торговцами, ремесленниками, чиновниками, офицерами. Конечно, все они на самом деле музейные служащие, но от них требуется не произносить, как подобает экскурсоводу, заученные речи, а буквально вживаться в роли, которые каждый выбирает себе сам.

Кто-то, например, изучает мебельное искусство второй половины XVIII столетия и с удовольствием сидит в мастерской краснодеревщика, где ему приходится не только отвечать на расспросы посетителей, но и, собственно, мастерить столы и стулья в полном соответствии с методами эпохи. Кого-то привлекает история печатного дела в Америке, и он работает в типографии, воспроизводя все звенья технологической цепочки тогдашнего книгоиздания. Если вы по натуре башмачник, — пожалуйста, можно с утра до вечера тачать аутентичные сапоги и туфли по фасонам 1770-х. А если, наоборот, к практическому ремеслу склонности не имеете, но с детства увлекаетесь солдатиками, военными картами, описаниями сражений, — вам прямая дорога в Арсенал, где посетители всегда с удовольствием послушают ваши занимательные рассказы. Например, о том, как вирджинское ополчение (регулярной армии в колонии, строго говоря, не было) одолело и изловило грозу побережья, знаменитого пирата Эдварда Тича по прозвищу Черная борода.

Эти люди одеты в костюмы, которые носили бы «их» персонажи четверть тысячелетия назад. Платья добротны и точны в мелочах: это не дешевый маскарад, а плод тщательной работы многих специалистов — каждый костюмированный работник может быть уверен, что его обеспечат «правильными» нарядами на весь год, от рубашек до шуб и от исподнего до шалей. Приятно и то, что в силу своего энтузиазма и профпригодности все они не просто «скоморошничают», а стараются служить теми самыми «окнами» в прошлое. Занимаются избранным делом не понарошку, а всерьез; и понимают, что увидеть артель ювелиров или кирпичных дел мастеров за работой в полном антураже XVIII века куда более выразительно, чем увидеть их на книжных страницах. Все служащие музея, как это водится в Америке, подбираются в том числе и по принципу контактности, умения общаться. Они должны уметь говорить не только занимательно, но и остроумно. Их задача выходит за рамки чтения мини-лекций с актерскими «иллюстрациями». Они обязаны проделывать это всегда обаятельно и весело для всех: от маленьких детей до чопорных дам преклонных лет. То есть — как в театре. Кстати, нельзя не заметить, что пожилых посетителей в Уильямсбурге много. Ведь посещение музея под открытым небом не превращается в истовый туристический культпоход, а остается на уровне размеренном, расслабленном и умиротворяющем при всей его занимательности. Так и задумывалось: «подглядывать в окна» должно быть удобно.

Итак, почтенной публике предлагается прежде всего просто неторопливая прогулка. Даже если прогуляться лишь по двум основным улицам — герцога Глостера, Пэлас-грин (последнее сочетание переводится на русский примерно как «дворцовая лужайка», каковую — в обрамлении самых богатых домов — эта «дорога» собой и представляет). Здесь можно получить немало впечатлений: от созерцания аккуратных беленых фасадов с обязательными сланцевыми крышами (строгий колониальный вариант георгианского стиля) до обмена поклонами с чинными «ряжеными» музейщиками, которые тут же ведут тихие беседы между собой и с гостями, идут по своим делам или водят краткие обзорные экскурсии. Усугубляя «достоверность», время от времени проезжает нарядный экипаж с лентами или без, крытый или закрытый в зависимости от сезона, и приглашает прокатиться. В определенные часы можно увидеть, как муштруют «ополченцев», картинно марширующих под звуки флейты и барабанный бой.

Второй «уровень» осмотра — дома, лавки, мастерские и учреждения. Как я уже говорил, там можно лицом к лицу столкнуться с самыми разными представителями колониальной цивилизации — не только с ремесленниками и торговцами, хотя и тех, и других предостаточно; вот неполный перечень: типографы, аптекари, кондитеры, каретники, плотники, оружейники, кузнецы, парикмахеры, флористы… Открыты для осмотра и здание суда, Капитолий, муниципальная тюрьма, склад ружей и даже сумасшедший дом — везде наглядно воссоздана соответствующая обстановка и предлагается очередная порция любопытных сведений. Грех пропустить и частные жилища, включая губернаторское: не только ради интерьеров, но и ради доверительного разговора со слугами, поварами, садовниками, которые, как и все уильямсбуржцы, готовы со всей возможной обстоятельностью и знанием дела, с «подлинным» акцентом и «подлинными» лексическими средствами рассказать, как идут дела. А в психбольнице, очевидно, чтобы избежать чересчур сильных эмоций со стороны неподготовленных гостей, наоборот, по контрасту разместили (используя подземное пространство) вполне «обыкновенный», традиционный художественно-краеведческий музей, с работниками, одетыми, как принято в XXI столетии. Надо же иногда и «опомниться»…

В Уильямсбурге, наконец, происходит не только эта повседневная жизнь, но и события, предусмотренные специальной программой. В основном — инсценировки: скажем, в зале суда можно понаблюдать за процессом над ведьмой, в изумительном саду у дворца — пообщаться с «настоящим» Вашингтоном, у Арсенала — видеть, как разыгрывается какой-нибудь бой. А вечером сходить на изысканный концерт при свечах у того же губернатора или, напротив, послушать лихие застольные песни в таверне. Или же — посмотреть самую популярную комедию сезона 1775 года. В общем, с раннего утра до позднего вечера вас здесь не оставят одних.

И только совсем за полночь или чуть раньше пульсация исторического Уильямсбурга замирает. Закрываются многочисленные магазины, где торгуют изделиями местных ремесленников, с которыми вы общались днем, музейщики переодеваются в «гражданское» и расходятся. Одни — по домам (большая часть принадлежащего Фонду архитектурно ценного жилья сдается в аренду служащим), другие — по многочисленным уютным ресторанам, сосредоточенным вокруг Площади торговцев. Спокойное и безоблачное завершение очередного спокойного, безоблачного дня.

И тут приходит на ум: это уютное чувство расслабленности, казалось бы, противоречащее нашим представлениям о грандиозном кинофильме под названием «Соединенные Штаты Америки», чувство, категорически диссонирующее его ритму, — на самом деле «подходит» стране. Более того — состоит в естественной внутренней связи с более ожидаемыми и предсказуемыми «кадрами», иллюстрирующими бешеную гонку за мечтой и удачей. Одной из точек соприкосновения здесь следует считать идею, так сказать, тотального просветительства поамерикански. Для того чтобы с воодушевлением погружаться в мир людей восемнадцатого столетия, не обязательно быть книжным червем или чудакомфанатиком. Напротив, желательно оставаться вполне современным и динамичным человеком. Можно даже любить деньги и делать карьеру, но кроме этого главным образом любить свое дело. Тогда, как видим, все получается — идет ли речь о колониальном быте, или о безостановочно движущихся «образах».

Америка. Глава II.

Объект обязательного ознакомления

Собрание вышеуказанных образов располагается в скромном отдалении от прославленной нью-йоркской Музейной мили, по которой торжественно расставлены Метрополитен, Музеи Соломона Р. Гуггенхайма, Фрика и еще целый ряд почтенных достопримечательностей подобного же характера. Это здание стоит посреди района Куинс, куда, вообще-то, мало кто из приезжих «доходит», поскольку он представляет собой обширную промзону с редкими ареалами недорогого жилья, облюбованными, кстати, и русскими эмигрантами — здесь жили Довлатов, Вайль, Генис, а также многие другие известные люди.

Более того, Музей движущихся образов молод: он открылся лишь в 1988 году. Не грандиозен совсем: коллекция довольно значительная, но метрополитеновской сильно уступает. И работают здесь всего два десятка человек, включая охранников. Тем не менее любой солидный путеводитель уверенно помещает это заведение в первую десятку культурных «объектов» Нью-Йорка, «обязательных» к непременному ознакомлению.

Одна причина этого пиетета лежит на поверхности — другого такого музея на свете просто нет. Есть множество публичных хранилищ, связанных с кино, но это все музеи фильмов, а не технологий. Есть музеи радио, музеи телевидения, но носят они, как правило, местный характер, то есть связаны с некоей конкретной станцией, студией, каналом. Здесь же весь сложный механизм кинематографического производства объединен под одной крышей и преподносится как цепочка непрерывного технического прогресса: от «волшебного фонаря» до современной компьютерной анимации и видеоигр.

Но узнать об этом, к примеру, из буклета недостаточно. С Музеем движущихся образов надо вступить в интерактивный контакт, его надо внимательно «рассмотреть», как дети рассматривают подаренную им сложную, «многосоставную» игрушку. Данная экспозиция раскрывается перед вами не как обычный набор тематически связанных объектов, которые можно рассмотреть в беглом порядке, но как живой человек или книга — ей можно задавать свои вопросы и получать на них ответы.

Хотя музей и организован максимально логичным и понятным образом, а все-таки поразительно, как он «затягивает» — почти иррационально. Я, например, никогда не замечал за собой сильного интереса к технологиям кинематографа в их историческом развитии. Но тут эти технологии с таким упоением обрисовываются посетителю, что остаться равнодушным просто невозможно.

В общей сложности музей занимает три этажа. Внизу — обычные детали обычной в таких случаях инфраструктуры: кафетерий, сувенирный магазин и прочее, имеется и средних размеров кинозал. Некоторые посетители свои визиты им и ограничивают: во-первых, это одно из редких в Нью-Йорке мест, где круглый год без перерыва показывают немеркнущую киноклассику, ретроспективы больших мастеров и качественный современный арт-хаус. Получается близкий аналог знаменитой парижской Синематеки и многочисленных учреждений, возникших как подражание ей в Европе. А во-вторых, зал регулярно становится площадкой для других заметных мероприятий, способных привлечь внимание не только отъявленных синефилов, но и любого человека, сколько-нибудь сведущего в кино. Режиссеры — от начинающих до звезд уровня Тима Бертона, Фрэнсиса Форда Копполы и Алана Паркера — охотно устраивают здесь премьерные показы своих картин, а потом обсуждают их с публикой. А голливудские артисты время от времени встречаются с верными поклонниками — без особой помпы и светского глянца, запросто.

Однако все это — лишь ответвления от «генеральной» линии общения с посетителями. Ставку же музей, естественно, делает на постоянную экспозицию (она многозначительно названа «За сценой») и способы ее «подачи». Все начинается на третьем этаже, где, собственно, и очерчивается многолетний, точнее даже вековой, путь, пройденный человечеством в деле создания «движущихся картинок». Что было вначале, вы, очевидно, себе более или менее представляете: «волшебный фонарь», то есть проектор, с помощью которого демонстрировались предварительно нарисованные на стекле изображения. Потом возникли забавные оптические игрушки, по ним ученые умы нащупывали принцип мультипликации. Вот — знаменитый кружок, вошедший во все учебники: на одной его стороне нарисована птичка, на другой — клетка; если с известной скоростью вращать эту композицию, они зрительно сольютс, и птичка окажется в клетке. А вот — цилиндры со щелочками по всему периметру. Изнутри они по кругу обклеены картинками, изображающими, допустим, фазы лошадиного аллюра. Опять-таки, если сооружение крутануть, лошадка побежит… Милые экспериментальные «безделушки» представлены подлинными образцами второй половины XIX века, что, конечно, ценно, но еще ценнее усилия, затраченные музеем на то, чтобы каждую из них скрупулезно разъяснить: принципы, свойства, следствия… Рядом со старинным стробоскопом (прибором, позволяющим видеть движущийся предмет неподвижным) — его современная копия. Она специально выставлена около витрины, дабы ее можно было беспрепятственно осматривать, вертеть и так далее. Тут же — стенд с монитором, на котором при помощи простых схем и подробного пояснительного текста рассказывается, что происходит в человеческом глазу, когда сверхбыструю смену статических картинок он начинает воспринимать как динамику. Чуть поодаль — совсем уж диво дивное. Специальный закуток оборудован цифровой камерой, которая с достаточной частотой— не 24 кадра в секунду, конечно, но часто — делает снимки. Перед ее объективом предлагается в течение пары минут изображать все, что заблагорассудится (особенно радуются дети), с тем чтобы потом, на «выходе», получить забавный «ролик» — все зафиксированные кадры распечатываются и переплетаются в «блокнот»: пролистываешь его странички и наблюдаешь собственные движения. Это еще один элегантный способ преподать мудреную научную подноготную.

И так далее — заботливо, терпеливо, иногда через остроумные технологические ассоциации разъясняются все базовые принципы кино, мультипликации, видеосъемки, телепередачи. Параллельно же демонстрируются сами устройства, в разное время служившие людям для этих целей. В таком контексте даже высокотехнологичный Betacam кажется блестящей музейной «забавой», а ведь перед ним «разложены» еще многие-многие десятки его прямых и непрямых предков — аппараты от люмьеровской эпохи до наших дней. Так, походя преодолевается базовое свойство подобной техники: в обычных условиях она всем своим видом говорит среднестатистическому гражданину: «Я — не твоего ума дело, я — только для специалиста!» А здесь, хоть и не показано, на какие именно кнопочки нужно нажимать, все обстоятельно «разжевано» на уровне принципов. Ведь мы привыкли к тому, что кино и ТВ все время рядом, но точно так же привыкли не отдавать себе отчета в том, откуда они берутся. А вот коллекция движущихся образов действует «грамотно» — она сначала растравляет зрительское любопытство, а потом дает понять, что ничего запредельно сложного в «синема» нет.

Даже, например, в компьютерной анимации, а эти два слова, согласитесь, обычно произносятся с безнадежным ощущением собственной тупости и невозможности разобраться, что к чему. Однако рассмотрим внимательно специальный стенд на третьем этаже музея, где с помощью компьютера каждый день создается по десятку кадров кукольного мультфильма. Занимающиеся этим сотрудницы попутно объясняют всем собравшимся успокоительные истины: мол, никакого бинома Ньютона тут нет, основные принципы просты, как мычание, «смотрите — раз-раз, и получается!..» Хотите попробовать?

Вообще, в этом суть местной «программы» — на каждом шагу беспрерывно вам предлагается «пробовать», «пробовать», «пробовать». Все, что в голову ни придет. Подбирать музыку и звуковые эффекты к сценам из знаменитых фильмов. Можно даже в отдельной «рубке» озвучивать их собственным голосом. «Запустить» знаменитый «синий экран» — пустой фон, куда снятые кадры проецируются с расчетом на последующее «накладывание» компьютерных декораций. Нажмите несколько кнопок, и вы окажетесь там, на экране, в самых героических обстоятельствах — в несущейся на страшной скорости машине, скажем, или в горящем доме. Самым маленьким гостям, кажется, больше всего нравится стенд, где они самостоятельно изготавливают «авторский» мультфильм продолжительностью несколько секунд. Впрочем, сопровождающие их взрослые, как правило, тоже поддаются искушению…

Второй этаж полностью отведен «классическому» кинематографу. Но не «голому» процессу съемки и воспроизведению «картинок», а индустрии. Здесь уже не до научных увеселений, главный аттракцион представляют собой непосредственно экспонаты. Вначале публику встречает парадная галерея фотографий голливудских артистов 1920—1960-х годов. Она призвана проиллюстрировать феномен «кинозвездности» в его зарождении и развитии. Интереснее, однако, другое: подлинные костюмы, парики, грим и инвентарь, которыми эти актеры пользовались в той или иной работе. «Единиц хранения» не так много, но сами они и их подбор — крайне выразительны. Одна вставная челюсть с искусственными желваками, которой пользовался Марлон Брандо в «Крестном отце», чего стоит. Или парик Элизабет Тэйлор — Клеопатры. Отдельная группа трогательных экспонатов посвящена «Звездным войнам» 1977 года: выставлена и механическая фигура магистра Йоды, и маска Чубакки. А венчает этот раздел нарядный «гардероб» костюмов из мюзикла «Чикаго». С ними администрации повезло: до некоторых пор сравнительно небогатому музею не удавалось заполучить такой крупной партии «с плеча» абсолютных звезд. Возможно, сыграли роль «оптовые скидки».

Для того чтобы оттенить и «локализовать» кинематограф в общеиндустриальном пространстве, Музей движущихся образов дополняет основную экспозицию разделами, которые рассказывают о сопутствующих производствах, вызванных к жизни «важнейшим из искусств». Различные товары, украшенные рекламой фильмов, соседствуют со стопками тематических журналов прошлых лет, а также с диковинным собранием поделок, кукол и пластиковых фигурок, посвященных «культовым» лентам всех форматов и жанров. Слава Богу, все это «великолепие» подано не без легкой иронии — для тех, кто его не заметит, предусмотрен даже еще один специальный кинозал, на сей раз шуточный. Современные художники спародировали в нем (точнее, им) безудержную страсть к оформительской экзотике, которой страна болела в 1920-х. Прямым лекалом для «шаржа» избран Древний Египет, причем в смешных «фресках», разбросанных по стенам, то и дело мелькают карикатуры на королей экрана. Впрочем, это помещение для просмотра не совсем освобождено от основной функции — время от времени там показывают совсем старые, 20— 30-х годов, «пеплумы» (масштабные исторические «полотна»). Такие сеансы обыкновенно сопровождаются опять-таки каким-нибудь аналитическим диалогом приглашенных знатоков, «дирижирует» которыми, естественно, директор музея мисс Рейчел Словин.

Ее нигде не застать, а если и застанешь, постесняешься заводить «праздную» беседу, такой неизменно серьезной выглядит эта дама. Оставим, однако, ернический тон и вспомним, что прогулка по музею — сплошное безмятежное развлечение лишь для посетителей, а для нее — отнюдь. Нужно успеть вовремя связаться с оскароносцем Дэвидом Кроненбергом, чтобы подтвердить премьеру его фильма в нижнем зале, а также не забыть напомнить Гленн Клоуз, что через две недели она обещала устроить там же свой творческий вечер, позвонить в мэрию, утвердить расписание отпусков для немногочисленных сотрудников, — в общем, надо все успеть, придумать, устроить и организовать.

Впрочем, директору не привыкать. Еще с 1981 года она пыталась «выбить» у городских властей здание под будущий музей и в конце концов получила руины: заброшенное здание какой-то «древней» киностудии, некоторое время состоявшее на балансе министерства обороны, и оттого, как ни странно, пришедшее в еще большее запустение. Собственным обаянием и настойчивостью мисс Словин сама выбивала финансирование там, где это казалось тщетным делом, привлекала архитекторов, дизайнеров, кураторов. Теперь на повестке дня — новые заботы: уже начата реконструкция помещения, которая должна почти в два раза расширить его. Новые экспозиционные просторы предполагается посвятить, в основном, цифровым технологиям.

И все же, несмотря на занятость мисс Словин, нам удалось поговорить: о трудностях музейного дела в Америке, где оно часто воспринимается как бесполезное чудачество, об американской же предприимчивости, способности не унывать и всегда оптимистически смотреть в будущее. «Будущее» — это слово слетало с губ директора «движущегося» музея так часто, что я даже подумал: стоит ли мне рассказывать, что команда «Вокруг света» ездила еще и в колониальный Уильямсбург, эту «цитадель старины»? Выяснилось, однако, что сомнения были напрасны, а вернее — смехотворны, поскольку, создавая свое «произведение», Рейчел Словин не только изучала опыт маститых коллег из Вирджинии, но даже неоднократно ездила туда учиться, перенимать интерактивные технологии общения. Ведь два музея только представляют разные столетия, а функционируют в одном.

Сергей Ходнев | Фото Константина Кокошкина

 

Традиции:

Борьба Луны и Солнца: Новый год по-японски

До далекого уже теперь 1873 года Япония жила по китайскому лунному календарю. Любимый зимний праздник всех детей и взрослых был «скользящим» — каждый раз приходился на новый день где-нибудь в конце января или в первой половине февраля. Однако подули ветры перемен: под давлением европейских держав и Америки страна наконец открыла порты для свободной торговли с иностранцами. Стало очевидно, что разность летоисчислений причиняет вопиющие неудобства. И тогда правительство волевым решением перевело страну на солнечный подсчет дней и месяцев. При этом потерялось целых тридцать суток: после одиннадцатой сразу настала первая «луна» следующего года. У чиновников автоматически пропало месячное жалованье — кое-кто шумел, требуя его все же выдать, но безрезультатно. С тех пор прошло уже почти полтора века, и японцы давно привыкли встречать Новый год тогда же, когда и мы, — 1 января.

Конечно, фанатики традиций до сих пор выражают недовольство этим и упорно отмечают свой, «настоящий» праздник в ночь окончания двенадцатой луны. Они — в абсолютном меньшинстве, однако в принципе жители Страны восходящего солнца не были бы собой, если бы напрочь забыли, как поступали в том или ином случае их предки. В японском «исполнении» новогодние торжества XXI века до мелочей — словно историческая «реконструкция» — сходны с празднествами века XIX и при этом мирно уживаются с грандиозными рождественскими распродажами вполне глобалистского типа. Да, вместе с григорианским счетом времени на японские острова проникло христианское Рождество, но оно лишилось религиозной составляющей, и используется ныне преимущественно для того, чтобы получше подготовиться к любимому Новому году (не правда ли, подобным образом дела обстоят и у нас?). Кроме того, в декабре традиционно выплачиваются премиальные за весь год, которые тут же и летят в топку праздничной индустрии. Рестораны и прочие «едальни» забиты компаниями, как правило, сослуживцев, собравшихся на корпоративную вечеринку. Все вроде нормально, по-европейски, но знаете, как официально называется такое мероприятие? «Собрание по забвению прошлого года». Только забыв этот год, согласно местным представлениям, можно осуществить торжественный акт перехода в новый. Акт — не громко сказано. Здесь великий зимний праздник со всеми его символами и знамениями действительно воспринимается как жизнеутверждающее и животворящее, «мифологическое» по сути своей событие. Кстати, об атрибутике — как и европейцы, японцы главную роль здесь отдают вечнозеленому растению. Только не ели, а исключительно сосне. Она в стародавней национальной системе «знаковых смыслов» олицетворяет вечную молодость и долголетие. Недаром в диету святых отшельников непременно входила роса, буквально слизанная с сосновых игл, — таким образом тела наполняются «физической» силой вековой природы. В отличие от отшельников простые крестьяне накануне Нового года шли в горы, которыми богаты все четыре главных японских острова, чтобы выкопать или срубить молодую сосенку. Потом ее полагалось выставить прямо перед воротами своего дома, чтобы туда пришла удача. Собственно, в современном языке новогоднее дерево-украшение так и называется — «кадомацу», то есть «сосна перед воротами».

Репутация сосны в народном сознании прочна и неприкосновенна, она входит в подкорку вместе с древней поэзией. Последняя часто воспевает это растение наряду с журавлем, другим известным символом долголетия и удачи. Считалось, что именно на журавлях путешествуют бессмертные даоские святые. Еще в X веке некая придворная дама писала:

Ей вторит два столетия спустя знаменитый Сайгё:

Заметьте — пришла весна, а не зима, что и естественно — ведь раньше японцы связывали праздник перемены дат с «открытием» сельскохозяйственного сезона и проводами холодов точно так же, как ныне «вынуждены» ассоциировать его с их началом. Но — тут я должен повториться — вполне по-японски неистребимой оказалась соответствующая обрядность, «ориентированная» как раз на возрождение, пробуждение ото сна, прилив энергии.

Считалось, например, что на макушку вовремя выставленной предвратной сосенки спускается с гор божество наступающего года и вдыхает в землю силу плодородия. А чтобы трудолюбивое существо не устало, ему готовили сытное угощение: круглые рисовые лепешки моти, рисовое вино (всем известное саке), хурму, мандарины, сушеную и соленую рыбу. До сих пор принято угощаться на Новый год и тресковой икрой: поедание зародышей должно обеспечить и людям плодовитость во всех смыслах этого слова. Впрочем, конечно, в нынешней городской жизни речь здесь обычно идет просто об успехах в карьере и делах, не имеющих отношения к землепашеству.

Тщательно готовьтесь к встрече с предками

С течением истории в условиях японской тесноты целая сосна у дверей превратилась в пучок ее веточек, причем с добавлением бамбуковых побегов. Они издавна почитаются за стойкость перед ветрами и сверхбыстрый рост, то есть празднующие опять-таки подчеркивают ими стремление обрести новую витальную энергию. Попали в букет и сливовые ветки, символизирующие приход весны: японская слива зацветает очень рано, когда еще запросто может выпасть новый снег. Можно сказать, что по этому растению нация и «узнавала» о приближении Нового года и встречала его непременными поэтическими сессиями. Представители всех сословий рассаживались с чарками у корней деревца и начинали:

Так высказался поэт Сугавара Митидзанэ (845—903). В его стихах, сочиненных, как тогда водилось, на китайском языке, слива возносится до небес — но только цветущая. «Нынешняя» же декабрьская слива — это лишь голые ветки. Ревнители старины говорят, что даже растения на Новый год стали теперь уже не те…

Как бы там ни было, сосна, бамбук и слива вместе составляют классическую триаду зимнего праздника. Маленький «сноп», заменивший в каменных джунглях сельские деревца, принято вывешивать перед квартирами и сегодня. Да, еще — его непременно надо перевязать жгутом из рисовой соломы, полученной при сборе последнего урожая. Такой жгут служит отличным оберегом, в синтоистских храмах толстыми канатами из того же материала огораживают самые священные места.

Ну и хурма с мандарином не повредят новогоднему натюрморту, хоть и не обязательны…

Все, можно садиться за стол. Как и в Северной Европе, Новый год всегда считался в Японии сугубо семейным праздником, и эту традицию тем более важно соблюдать, поскольку в последнюю ночь перед торжеством в дом возвращаются души предков, которых члены семьи обязаны радушно принимать и чтить. Присутствие посторонних при этом строго запрещалось, и нынче, кто бы во что ни верил, у японцев так и не выработалась привычка ходить друг к другу в гости в это время.

Однако божества и души не повсюду захотят явиться, нечистое место они обойдут — поэтому накануне торжеств устраивается генеральная уборка, а злые духи изгоняются специальными обрядами. Каждый японец знает, чего больше всего боятся эти враги рода человеческого — гороха и бобов. Надо просто разбросать их перед Новым годом по полу во всех комнатах, приговаривая: «Счастье — в дом, черти — вон!»

Обсудим теперь праздничное меню — оно несложно, так как людям и богам прекрасно подойдут одни и те же продукты. Основное блюдо — упомянутые моти. Перед тем как поместить лепешку в котел с кипящей водой, тесто необходимо долго «умягчать» специальными деревянными колотушками, напоминающими по форме молот. В старые времена это было коллективное действо с участием всех членов семьи или даже нескольких соседских семей — поочередно. В моти опять-таки обитает сам Дух риса. Так что чем больше людей его там «поселят», а потом съедят, тем здоровее заживет вся округа.

Приятного аппетита! Но будьте осторожны: моти обладают крайне вязкой консистенцией и ими легко подавиться. Каждый январь газеты сообщают о несчастных случаях — очень часто куски лепешек попадают в дыхательное горло граждан. Зато они очень вкусны и полны магических значений, о которых многие молодые люди уже и не помнят, но все же интуитивно чувствуют. На новогоднем столе не должно находиться ничего случайного. Спросите их — что призваны изображать «кагами моти», специальные «зеркальные» моти круглой формы? Скорее всего, не ответят. Но готовят ведь. На самом деле в лепешках заключено напоминание о полной луне и «полноте» жизни.

Кроме моти священная трапеза включает в себя кашу из красных бобов (ей придавался когда-то очистительный смысл), похлебку из целебных трав и лапшу соба из гречишной муки — счастье и благополучие в доме обязаны быть такими же длинными (нескончаемыми), как лапша.

А теперь самое приятное — подарки

Первое, что приходит на японский ум: глиняные, бумажные, рисованные, металлические, пластмассовые — любые изображения и фигурки соответствующего животного из двенадцатилетнего зодиакального цикла. В случае 2006 года — изображение собаки, которая охраняет дом и прогоняет воров.

На втором месте в ритуальной шкале новогодних ценностей, как ни странно, деньги. Раньше дарили исключительно пятииеновые монетки, поскольку их название — гоэн — омонимично слову, обозначающему крепкие семейные узы. Но сегодня на пять иен ничего не купишь, и потому к ним, как правило, прилагаются купюры в красивом белом конверте.

Ну и, конечно, поздравительные открытки — японцы являются признанными мировыми чемпионами по их написанию. Даже в недавнюю эпоху, когда и мы в России находили время отправлять послания друзьям и родственникам, обмен новогодними «приветами» на изящно оформленных бланках никогда не имел у нас такого масштаба, как в Японии. Среднестатистический житель Страны восходящего солнца, этого улья и эпицентра лихорадочной деловой активности, каждый раз, когда подходят сроки, отправляет более ста новогодних открыток! Родителям, братьям, сестрам, начальникам, коллегам, соседям по предыдущему и нынешнему месту жительства, случайным знакомым — всем тем, с кем пришлось иметь дело в минувшие 365 дней. Причем удивительна не только сама приверженность обычаю со всеми временными затратами, ему сопутствующими, но и то, что у японцев наиболее популярны вовсе не многоцветные картинки высокого полиграфического качества, как в остальном мире. Здесь в ходу самые обычные почтовые карточки без единого художественного выкрутаса, монополией на выпуск которых обладает государственная почта. Их преимущество — только в одном, но оно оказывается решающим: на каждой напечатан строго индивидуальный, единственный в стране номер, являющийся одновременно и номером общенациональной лотереи. То есть чем больше у человека партнеров по новогодней переписке, тем больше у него и шансов выиграть какой-нибудь солидный приз.

В общем, как и на всем белом свете, новогодний подарок в Японии есть разновидность благопожелания. Что можно пожелать ближнему? Говоря кратко — счастья. Поэтому перед заветной ночью повсюду в стране устраиваются специальные «ярмарки счастья». Там можно приобрести, скажем, кораблик, на котором плывут семь богов удачи с несметными сокровищами на борту. Или — игрушечные бамбуковые грабли, в новом сезоне ими будет очень удобно всякое счастье загребать. Или — такие же декоративные стрелы и ракетки для игры в волан. Их предназначение — прогонять и отпугивать злых духов. Для того же сойдет и веер. Движение «к себе» нагоняет богатство и процветание, «от себя» — избавляет от нежелательных флюидов. В качестве гарнира японцы покупают на ярмарках и «целебную» еду — фрукты, чай, саке, — исходя из того разумного постулата, что долголетие обеспечивается прежде всего правильной диетой. И, представьте, алкоголь в умеренных, то есть микроскопических, дозах — непременный ее элемент.

Впрочем, каждый человек сам лучше всех знает, что ему полезно. Следуя этому логическому догмату, продавцы выставляют в своих витринах статуэтки из папье-маше или дерева. Изображают они Даруму (Боддхидхарму) — легендарного основателя школы дзэн в буддизме. О его непревзойденной святости свидетельствует отсутствие ног: они отсохли после бесконечных медитаций в «позе лотоса». В результате получился симпатичный кузен нашей неваляшки: центр тяжести смещен книзу, Даруму нельзя опрокинуть. А такая несгибаемость — весьма важное качество, которое в новом году поможет каждому оставаться собой, принимать верные решения, прислушиваться к собственному сердцу и разуму. А кроме того, у Дарумы отсутствуют глаза — вернее, зрачки. И это неспроста: сразу при получении статуэтки в подарок следует нарисовать в одной из белых пустых глазниц черный кружок и загадать при этом желание. Если оно исполнится, нужно сделать святого по-настоящему зрячим, изобразив второй зрачок. Если же нет, то через год его следует сжечь как не оправдавшего ожиданий. Ну а тем, кто не так привержен суевериям, можно рекомендовать набор кусков пахучего мыла. Только ведь и мыло — если его чуть «ковырнуть» — окажется намертво связанным с традицией. Ведь накануне Нового года строго обязательны не только генеральная уборка, но и поголовная «помывка» всей семьи.

Повергайте чужих змеев на землю

О наступлении великого момента возвещают 108 колокольных ударов во всех буддистских храмах. Из 108 же бусин составляются четки. 108 соблазнам и грехам, согласно учению Будды, подвержен и человек, — под звуки колокола все грехи, один за другим, должны уйти в прошлое. А японцы, дождавшись рассвета, толпами спешат в свои святилища — впервые в этом году. Важно успеть встретить именно там восход солнца, чтобы в ближайшие 12 месяцев все сложилось благополучно и радостно. Перед входом в храм пришедший смывает первой новогодней водой из ковшика старую «грязь» с лица и рук, застывает на секунду перед статуей Основателя, бросает монетку в ящичек для пожертвований, хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание здешних божеств и мысленно молится об исполнении мечтаний. Эту молитву предлагается зафиксировать и письменно: на деревянных дощечках, вывешенных на специальной «доске объявлений», предназначенной для высших сил.

А потом все идут запускать «связных между землей и небом» — воздушных змеев, это тоже надлежит делать в первые же дни января. Сегодня на улицах японских городов устраиваются целые змеиные баталии. Для запугивания противника своим «питомцам» рисуют устрашающие лики, а выигрывает тот, кто сумел повергнуть «чужака» на землю. Для этого нужно либо запутать ему стропы, либо перерезать их с помощью какого-нибудь острого предмета, который закрепляют на стропах своего змея.

Завершается все это экзотическое празднование церемониями, связанными с очистительной силой огня. В гигантских кострах, которые разводятся на территории храмов, горят и новогодние украшения, и деревянные таблички с молитвами. Все это напоминает венецианский карнавал. Торжества окончены, божество года спорхнуло с сосенки и вернулось на место своего постоянного пребывания в горах, а жизнь — продолжается. Продолжается с нового и чистого после забытой скверны листа.

Александр Мещеряков

 

Планетарий: Предводитель холодных миров

В 1992 году 86-летний профессор астрономии Клайд Томбо с нескрываемым волнением читал письмо, полученное им из Национального управления США по аэронавтике и космосу. Этот листок бумаги оказался весомее любых научных наград. Ведь с заданным в нем вопросом нельзя было обратиться ни к какому другому человеку в мире. NASA спрашивала разрешения на посещение Плутона — планеты, которую открыл Томбо. Это произошло еще в 1930 году, когда он был 24-летним лаборантом в Лоуэлловской обсерватории во Флагстаффе, на горном плато штата Аризона. Читая письмо, старый астроном явственно ощутил, что речь идет, не просто об одной из планет, а именно о его планете, которая стала известна людям благодаря его трудам. Письмо было, конечно, лишь данью уважения к сделанному им научному открытию. Тем не менее, поддерживая игру, Томбо дал согласие, и NASA приступила к проектированию, полета автоматической станции к самой далекой из планет Солнечной системы.

Открытие лаборанта Томбо

Девятую планету Солнечной системы искали четверть века и обнаружили только в 1930 году. Возникла некая закономерность — каждый век открывается по одной планете: в XVIII веке был обнаружен Уран, в XIX — Нептун, а в XX — Плутон. На сей раз судьба оказалась благосклонной к молодому человеку без астрономического образования, который успел проработать в обсерватории лишь несколько месяцев. Правда, это были месяцы напряженного труда — каждую ночь он фотографировал небо через телескоп, участок за участком, повторяя съемку с интервалом в несколько суток. Днем же он тщательно просматривал сотни звезд на полученных фотопластинках, пытаясь отыскать среди них новую планету. Эта чудовищно однообразная работа успешно завершилась во второй половине дня 18 февраля 1930 года, когда 24-летний лаборант Клайд Томбо вошел в кабинет директора Лоуэлловской обсерватории Весто Слайфера и сказал: «По-моему, я нашел вашу планету Икс». Много лет спустя Томбо, ставший всемирно известным астрономом и профессором университета, вспоминал, что при этом он страшно волновался и пот прямо-таки стекал с его ладоней.

Слайфер и другие опытные астрономы тут же начали проверять находку, сделанную по фотоснимкам ночного неба. Они бросились к блинк-компаратору, за которым в последние месяцы работал Томбо, и стали сличать снимки, сделанные им в разные дни. Этот прибор позволял сравнивать два снимка, попеременно наблюдая то один, то другой. Быстро перебрасывая с помощью рычажка зеркальную заслонку, астрономы как бы совмещали два кадра, отыскивая изображение планеты, прыгающее из-за ее движения, на фоне неподвижных звезд. В тот день хлопанье заслонки и щелканье рычажка не затихали под куполом обсерватории до глубокой ночи. Проверка шла долго, новую планету обнаружили еще на нескольких фотопластинках, причем некоторые из них были получены еще в 1915 году! Наконец 13 марта было сделано официальное объявление о ее открытии. Дату выбрали намеренно — день рождения Персиваля Лоуэлла, который основал эту обсерваторию на высокогорном плато в штате Аризона близ города Флагстаффа. В 1905 году Лоуэлл приступил к систематическим поискам «планеты Икс», как он называл неизвестную планету, расположенную дальше, чем Нептун. Сам он не дожил до ее обнаружения, но его инициалы — PL стали навсегда с ней связаны, поскольку совмещением этих букв образован астрономический знак для обозначения Плутона. За свое открытие Клайд Томбо в 1931 году был награжден лондонским Королевским астрономическим обществом медалью и премией в 25 фунтов стерлингов (по покупательной способности сейчас это примерно 1 500 долларов). Он также получил от штата Канзас стипендию для обучения в местном университете. Незадолго до открытия новой планеты Томбо окончил сельскую школу в Канзасе, а затем уехал в Аризону работать в обсерватории. Видно, не зря название Канзас на местном наречии означает «Большое небо».

Необычная орбита

Новая планета получила свое имя 1 мая 1930 года. Из множества вариантов астрономы Лоуэлловской обсерватории выбрали предложенное 11-летней английской девочкой из Оксфорда имя бога подземного мира, в котором так же темно, как и на самой дальней из планет. В греческой и римской мифологиях Плутон считается братом Зевса-Юпитера и ПосейдонаНептуна, сыном Кроноса-Сатурна, так что рядом с соседними планетами это имя оказалось вполне в «своем кругу» (и к тому же перекликается с инициалами Персиваля Лоуэлла). Впоследствии выяснилось, что еще в 1919 году французский астроном Рейно предлагал назвать еще не открытую в то время девятую планету Плутоном, но к 1930 году о его предложении забыли. Несмотря на громкое имя, новичок выглядел в компании планет-гигантов чужеродным телом. Размер Плутона был явно меньше, чем у Земли, и в десятки раз меньше, чем у четырех крупных газово-ледяных планет, расположенных, как и Плутон, во внешней части Солнечной системы. Сейчас диаметр Плутона определен довольно точно, он равен 2 390 км, что составляет 2/3 диаметра Луны. Это не только самая дальняя, но и самая маленькая из планет. Даже среди спутников других планет Плутон оказался лишь на восьмом месте после Ганимеда, Титана, Каллисто, Ио, Луны, Европы и Тритона. Правда, он в 2,5 раза больше Цереры — самого крупного объекта из главного пояса астероидов, расположенного между Марсом и Юпитером. Площадь поверхности Плутона 17,9 млн. км2 , что сравнимо с территорией России. Необычной оказалась и орбита Плутона — она очень сильно вытянута, поэтому расстояние от Плутона до Солнца изменяется почти в два раза — от 30 до 50 астрономических единиц (1 а. е. равна расстоянию от Земли до Солнца, примерно 150 млн. км), тогда как у остальных восьми планет орбиты почти круговые. Кроме того, орбита Плутона расположена под значительным углом (17°) к плоскости орбит остальных планет. Получается, что девятая планета ни по каким параметрам не вписывается в довольно стройную картину остальной части Солнечной системы, поэтому Плутон даже предлагают считать не планетой, а астероидом. Сутки на Плутоне в 6,4 раза длиннее земных, а сила тяжести в 15 раз меньше, чем на Земле. Масса этой планеты-крошки в 480 раз меньше массы Земли.

Ландшафты из азотного льда

Чем Плутон отличается от других планет, так это самыми сильными холодами — на его поверхности постоянно чрезвычайно низкая температура: от –220 до –240°С. В таких условиях затвердевает даже азот. Если когда-нибудь космический путешественник ступит на поверхность Плутона, то перед ним должен открыться пейзаж, напоминающий Антарктиду во время полярной ночи, освещенную лунным светом. Однако на Плутоне такому мраку соответствует дневное время суток. Солнце выглядит на небе как большая звезда с еле заметным диском, в 20 млн. раз более яркая, чем Сириус. Здесь днем в 900 раз темнее, чем на Земле в ясный полдень, тем не менее в 600 раз светлее, чем в полнолуние ночью, поэтому в полдень на Плутоне намного темнее, чем в облачные дождливые сумерки на Земле. Отсутствие облаков позволяет видеть на небе тысячи звезд даже в дневное время, а само небо всегда черное, поскольку атмосфера крайне разреженная. Вся поверхность планеты покрыта льдом, который совсем не похож на земной. Это не привычный нам водный лед, а замороженный азот, который образует крупные прозрачные кристаллы, имеющие несколько сантиметров в поперечнике — этакое ледяное сказочное царство. Внутри этих кристаллов заморожено в виде некоего «твердого раствора» небольшое количество метана (обычно его называют природным газом — это тот газ, который вместе с пропаном и бутаном горит у нас на кухне). В некоторых районах Плутона на поверхность выходит водный лед и даже немного льда монооксида углерода (угарного газа). В целом поверхность планеты имеет желтовато-розоватый оттенок, который придают ей оседающие из атмосферы частички сложных органических соединений, образующиеся из атомов углерода, азота, водорода и кислорода под воздействием солнечного света.

Поверхность Плутона очень яркая и отражает 60% падающего на нее солнечного света, поэтому первые оценки его диаметра оказались завышенными. При этом на Плутоне встречаются наиболее сильные перепады яркости. Здесь можно встретить районы темнее, чем уголь, и районы белее снега. О внутреннем строении планеты пока можно судить только по величине ее средней плотности, которая составляет 1,7 г/см3, что вдвое меньше, чем у Луны, и втрое, чем у Земли. Такая плотность указывает, что Плутон состоит на 1/3 из каменных горных пород и на 2/3 из водного льда. Если материал разделен на оболочки (что наиболее вероятно), то у Плутона должно быть большое каменное ядро диаметром 1 600 км, окруженное слоем водного льда толщиной 400 км. На поверхности планеты — кора из льдов различного химического состава, главная роль в которой отведена азотному льду. Не исключено, что между каменным ядром и его ледяной оболочкой существует слой жидкой воды — глубинный океан, подобный тем, которые вероятнее всего имеются на трех больших спутниках Юпитера — Европе, Ганимеде и Каллисто.

Газовая вуаль планеты

Атмосферу вокруг Плутона обнаружили сравнительно недавно — в 1988 году, когда планета в процессе своего движения закрыла одну из далеких звезд и заслонила собой идущий от нее свет. Атмосферное давление на Плутоне ничтожное — 0,3 паскаля, что в три сотни тысяч раз меньше, чем на Земле. Тем не менее даже в такой разреженной атмосфере могут дуть ветры, возникать дымки и происходить химические реакции. Не исключено, что имеется и ионосфера — слой электрически заряженных частиц в верхней части атмосферы. Предполагается, что газовая оболочка Плутона состоит из азота с примесью метана и угарного газа, поскольку льды этих веществ обнаружены на поверхности планеты путем спектроскопических наблюдений. Слабое гравитационное поле планеты-малютки не в состоянии удерживать атмосферу, и она постоянно улетучивается в космос, а на место улетевших молекул приходят новые, испаряющиеся с ледяной поверхности. Таким образом, атмосфера Плутона напоминает кометную, которая «убегает» от ядра кометы. Ни на одной из планет такого не происходит, во всяком случае, в столь значимых масштабах, как на Плутоне, где атмосфера, по сути, постоянно обновляется.

На Плутоне очень холодно, средняя температура там –230°С. На ночной стороне планеты существенно холоднее, чем на дневной, поэтому атмосферный газ там охлаждается и конденсируется на поверхности в виде инея. Самые же крупные изменения атмосферы Плутона происходят при смене времен года. Увеличение температуры азотного льда на поверхности планеты всего на два градуса приводит к возрастанию массы атмосферы в два раза. Сейчас на Плутоне как раз «летний» период: планета прошла наиболее близкую к Солнцу точку своей орбиты в 1989 году и все еще находится в «теплой» части орбиты. Правда, из-за удаленности и большого коэффициента отражения Плутон получает на единицу поверхности в 1 500 раз меньше солнечного тепла, чем Земля. Когда же Плутон передвинется по своей сильно вытянутой орбите на более далекое расстояние, то нагрев Солнцем уменьшится почти в три раза, температура существенно упадет и наступит глобальная зима, сезонный ледниковый период. Газы сконденсируются и выпадут на поверхность Плутона в виде кристаллов льда. Атмосфера на длительное время исчезнет. Такое не происходит больше ни на одной из планет. В 2015 году, во время пролета автоматической станции New Horizons, на планете по плутоновым меркам все еще будет тепло. В Южном полушарии наступит полярный день, а половина Северного полушария погрузится во тьму полярной ночи. Поэтому можно ожидать, что атмосфера еще не вымерзнет и космическому аппарату будет что изучать не только на поверхности Плутона, но и в его газовой оболочке.

Дорогие полярные ночи

Сезонные изменения на Плутоне происходят за весьма большие промежутки времени. Один оборот вокруг Солнца длится 248 земных лет — таков плутонов год. Длинные на этой планете и сутки — один оборот вокруг оси происходит за 6,4 земных суток. Поэтому в плутоновом году примерно 14 160 плутоновых суток. Со времени открытия планеты по ее календарю прошла всего треть года, а по земному счету набежало почти 76 лет. Каждое из времен года длится на Плутоне по 62 земных года. В отличие от всех планет, кроме Урана, ось вращения Плутона отклонена от положения, перпендикулярного плоскости орбиты, на 60°, поэтому его движение похоже на перекатывание колобка с боку на бок, тогда как все планеты движутся как волчки, вращаясь вокруг оси, почти перпендикулярной плоскости движения. Столь сильный наклон Плутона приводит к тому, что полярная ночь и полярный день там не ограничиваются, как на Земле, лишь районами около полюсов, а простираются почти наполовину каждого полушария — от полюса до 30-го градуса соответствующей широты. На Земле это привело бы к смещению полярного круга с северных окраин Европы и Азии на Мексику, Флориду, Канарские острова и Египет, а полярная ночь охватила бы всю Европу, Россию, Японию, США и Канаду.

Подсказки Харона

За первые 48 лет после открытия Плутона о нем удалось узнать очень мало. Даже его размер и масса были определены весьма неуверенно — данные о диаметре различались в пять раз. Положение резко изменилось в 1978 году, когда обнаружилось, что у Плутона есть спутник. Его открыл астроном Джеймс Кристи, проводя наблюдения на станции Военно-морской обсерватории США, расположенной во Флагстаффе — в том же городе, где в 1930 году был открыт и сам Плутон. Для «компаньона» девятой планеты Кристи предложил имя Харон — так в греческой мифологии называли перевозчика, который доставляет души умерших через реку, текущую вокруг подземного царства Плутона. С открытием спутника появились данные, необходимые для точного вычисления массы Плутона.

Диаметр спутника — 1 205 км, а его плотность — 1,7 г/см3 — точно такая же, как у Плутона. Если расположить Харон и Плутон рядом бок о бок, то их совместный диаметр окажется практически совпадающим с диаметром Луны. Атмосфера у Харона отсутствует. Спутник имеет голубоватый цвет, чем резко отличается от желтоватого Плутона. Особенности спектра отражаемого света приводят к заключению, что Харон покрыт водным льдом, а не метановоазотным, как Плутон. В целом же Харон, исходя из его плотности, должен состоять на 1/3 из каменных пород и на 2/3 из водного льда. Эти компоненты могут быть распределены двумя способами: в виде довольно однородной смеси (шар из каменно-ледяной «каши», покрытый тонкой ледяной корой) или же в виде отдельных оболочек (каменное ядро диаметром 800 км, окруженное слоем льда толщиной 200 км). Масса Харона составляет 1/5 массы Плутона, что уникально — ни у одной планеты нет спутника со столь большой относительной массой. Плутон и Харон даже называют двойной планетой, массы компонентов которой сопоставимы по величине.

Полная синхронизация

Расстояние от Харона до планеты небольшое — 19 600 км, поэтому воображаемый космический путешественник увидел бы с поверхности Плутона спутник-великан, занимающий в 7 раз больше места, чем Луна на земном небосводе. А с Харона будет казаться, что Плутон, нависающий над горизонтом, вот-вот рухнет на свой спутник — ведь по диаметру Плутон в небе над Хароном в 14 раз больше, чем Луна на нашем небе. Однако любоваться такими картинами можно только с одного полушария — как на Плутоне, так и на его спутнике. Дело в том, что эти два небесных объекта находятся в полном гравитационном резонансе — Харон всегда расположен в плоскости экватора Плутона и делает один оборот вокруг планеты за 6,4 земных суток, точно за такое же время, как и Плутон вокруг своей оси. Поэтому Харон виден только с одного полушария Плутона, причем сам он тоже повернут к планете всегда одним полушарием и постоянно расположен в одной и той же точке на небосводе, никуда не сдвигаясь. Наша Луна тоже всегда обращена к Земле только одной стороной, но в отличие от Харона она движется по небосводу: появляется из-за горизонта, а затем заходит за него. С точки на экваторе Плутона, находящейся строго под Хароном, спутник виден в зените и постепенно опускается к горизонту, по мере ухода наблюдателя в полушарие, лишенное возможности видеть Харон, а с полюсов он всегда виден у самого горизонта. За время плутоновых суток картина на небе мало меняется — оно постоянно черное, в отличие от поверхности планеты, которая днем немного светлее благодаря скупому солнечному освещению. Самая изменчивая деталь на небе Плутона — это Харон, который в течение плутоновых суток освещается с разных сторон, приобретая облик то полной луны, то полумесяца. Эта переменчивость напоминает фазы нашей Луны с той лишь разницей, что «луна» над Плутоном никогда не покидает своего места. Все сказанное относится и к виду Плутона с поверхности Харона: планета постоянно маячит в одной и той же точке неба над Хароном и обращена к нему только одним полушарием. Меридиан, проходящий через центр этого полушария, принят за «плутонов Гринвич» — нулевой меридиан, от которого ведется отсчет долготы. С противоположного полушария Плутона его спутник никогда не виден, так же как невозможно увидеть и сам Плутон с дальнего от него полушария Харона.

Спутники-лилипуты

Крупное астрономическое открытие, связанное с Плутоном, произошло в конце 2005 года, когда автоматическая станция New Horizons уже находилась на космодроме в ожидании старта к этой планете. 31 октября Международный астрономический союз разместил в сети Интернет сообщение об открытии, сделанном группой американских астрономов, которые обнаружили у Плутона сразу два новых спутника. В преддверии полета к Плутону участники предстоящих исследований тщательно анализировали все снимки этой планеты, сделанные космическим телескопом «Хаббл», находящимся на орбите вокруг Земли. И сам Плутон, и его крупный спутник Харон выглядят на них маленькими точками, тем не менее ученым удалось распознать на одном из снимков, сделанном еще в мае 2005 года, две совсем крошечные тусклые точки, которые не были ни звездами, ни какими-либо из астероидов транснептунового пояса. Какова же была радость исследователей, когда они обнаружили еще один снимок, сделанный через три дня после первого, где эти точки были уже в ином расположении. Характер их перемещения показал, что они движутся вокруг Плутона, каждая на своем расстоянии. При последовавшей после этого ревизии более старых снимков был найден еще один, сделанный в 2002 году, который подтвердил находку. Правда, на старом снимке эти спутники видны как очень слабые пятна. Чтобы окончательно удостовериться в том, что обнаруженные объекты действительно представляют собой спутники Плутона, намечено провести в феврале 2006 года с помощью телескопа «Хаббл» серию наблюдений, специально посвященных этим крошечным спутникам. По нынешним данным, они имеют в диаметре от 110 до 160 км и расположены на расстояниях 50 и 65 тыс. км от планеты — намного дальше, чем Харон. В результате этой находки Плутон еще раз показал свою уникальность, став единственным среди транснептуновых объектов обладателем более чем одного спутника. Возможно, что этой троицей дело не закончится, поскольку программа станции New Horizons предусматривает поиск еще меньших спутников Плутона — диаметром вплоть до 1 км.

На краю Ойкумены

Плутон расположен от Земли в 40 раз дальше, чем Солнце. Это единственная планета, к которой до сих пор не была направлена ни одна космическая станция. Подготовка полета к Плутону началась еще в 1989 году, но одна за другой пять программ были отменены NASA на самых ранних стадиях, когда еще не успевали разработать даже эскиз космического аппарата. Наконец в 2001 году на очередном проекте все-таки остановились и довели его до воплощения. Автоматическая станция New Horizons («Новые горизонты») должна отправиться к Плутону в середине января 2006 года. Ее название хорошо отражает задачи полета: исследовать наименее изученную область на окраине Солнечной системы, где находится самая дальняя планета. Намечено изучить и три спутника Плутона — крупный Харон и пару маленьких, только что открытых и пока безымянных, а также несколько совсем небольших объектов, расположенных еще дальше, чем Плутон, — во внешнем поясе астероидов (поясе Койпера). Станция имеет вид плоской треугольной коробки размером 3х3х2 м, к одной из сторон которой прикреплена антенна-тарелка диаметром 2,1 метра. Посылку радиосигнала на Землю с расстояния в 5 млрд. км будет осуществлять передатчик мощностью 200 ватт, то есть всего в 100 раз больше, чем у сотового телефона. Посланные со скоростью света радиоволны достигнут Земли только через четыре с половиной часа. Чтобы представить, насколько далеко расположен Плутон, вспомним, что свет от Солнца долетает до нашей планеты всего лишь за 8 минут. Радиосигналы, приходящие со станции New Horizons на Землю, будут очень слабыми, и для их приема воспользуются тремя высокочувствительными параболическими антеннами — огромными «тарелками» диаметром по 70 метров каждая, находящимися в США (Калифорния), Испании и Австралии. Пункты дальней космической связи расположены равномерно по поверхности Земли, и это обеспечит круглосуточную радиосвязь со станцией.

Запуск автоматической станции New Horizons с космодрома на мысе Канаверал в американском штате Флорида планируется на январь—февраль 2006 года. Ракета-носитель Atlas-V еще в августе 2005 года была доставлена туда с завода в Денвере грузовым самолетом АН-124-100 «Руслан» авиакомпании «Волга — Днепр», мирового лидера перевозок крупногабаритных грузов. При запуске в середине января траектория полета пойдет таким образом, что примерно через год, в феврале 2007 года, станция приблизится к планете-гиганту Юпитеру и под воздействием его гравитационного поля получит добавку к скорости полета. Это поможет ей достичь Плутона в 2015 году. Если же старт отложится на конец января, то прибытие к Плутону отодвинется на 1—2 года, поскольку пролет у Юпитера будет на большем расстоянии и гравитационный маневр получится слабее. При самом неблагоприятном времени старта — в первой половине февраля — полет будет проходить без помощи Юпитера, поэтому добраться до Плутона станция сможет лишь к 2019 году, а то и позже. После 15 февраля стартовать будет бессмысленно — взаимное расположение Земли и Плутона изменится настолько, что перелет окажется невозможным.

На борту New Horizons — семь научных приборов, с помощью которых предстоит узнать, из каких газов состоит атмосфера Плутона и что за процессы в ней происходят, какие геологические структуры присутствуют на Плутоне и Хароне и каков химический состав материала поверхности планеты и ее спутника, как поток заряженных частиц, выброшенных Солнцем (солнечный ветер), взаимодействует с атмосферой Плутона и с какой скоростью атмосферные газы улетучиваются в космос. Приборы сконструированы таким образом, что получаемые ими данные отчасти дублируются, давая страховку на случай отказа какого-либо из них. В ходе межпланетного перелета намечено раз в год выполнять проверку всех приборов, а затем снова переводить их в «спящий» режим. Солнечные батареи, обычно применяемые на космических станциях, в данном полете бесполезны, поскольку в районе Плутона поступающей от Солнца энергии будет явно недостаточно для работы станции. Получать электроэнергию приборы будут от термоэлектрического генератора, работающего на радиоактивном изотопе плутония. Этот химический элемент был открыт в США в 1940 году и назван в честь планеты Плутон, подобно тому, как ранее имена планет получили его предшественники по таблице Менделеева — уран и нептуний.

Спустя три месяца после пролета вблизи Плутона и Харона станция начнет передавать полученные сведения, зафиксированные в ее электронной памяти. Из-за большого расстояния до Земли радиопередача будет вестись медленно, чтобы слабые сигналы можно было выделить на фоне космических и земных шумов и расшифровать. Процесс передачи растянется на целых девять месяцев. В это время станция будет продолжать полет, все дальше уходя от Солнца. Ее новой целью будет взглянуть с близкого расстояния на некоторые из недавно обнаруженных малых планет, находящихся во внешнем поясе астероидов, так называемом поясе Койпера, который лежит за орбитой Плутона. Этот пояс состоит из множества небольших космических тел — ледяных астероидов, считающихся остатками древнейшего материала, сохранившегося со времени образования планет Солнечной системы. Полет через пояс Койпера может занять еще от трех до шести лет. Получаемые со станции данные будут обрабатываться в двух оперативных научных центрах — имени Томбо в Боулдере (Колорадо) и имени Кристи в Лореле (Мэриленд), названных в честь первооткрывателей Плутона и его спутника Харона. Свидетельства о присвоении имен вручены вдове Клайда Томбо и астроному Джеймсу Кристи. Стоимость этого проекта, включая ракету-носитель и обслуживание дальней космической связью, — примерно 650 млн. долларов, что соответствует сумме в 20 центов с каждого жителя США ежегодно в течение 10 лет полета станции.

Георгий Бурба, кандидат геогрфических наук

 

Досье: Негоцианты от аграриев

Большинство из нас родились и выросли в стране под названием СССР, где считалось почетным быть человеком физического труда и похуже — интеллигентом. К «труженикам советской торговли» относились особо. С одной стороны, их почти презирали — «торгаши», а с другой — точно завидовали. Демонстрировать пренебрежительное отношение к тому, кто мог что-то ценное или же вкусное «достать», было совсем неразумно.

Откуда же взялось в нас это полупрезрительное отношение к торговцам? Не только же из зависти к сапожкам их дочек? Сейчас оно в значительной мере ушло, слишком многие из наших соседей и родственников за последние годы помотались по Китаю или Турции, привозя с собой на родину огромные «сумки челноков». И все же — нет-нет да и проскочит. Мы негативно относимся к тем нашим разбогатевшим согражданам, которые начинали, с торговли. Компьютерами или одеждой — неважно. Для многих наших соотечественников они остаются людьми второго сорта.

Любопытно узнать о себе самом, что в этом предубеждении против «торгашей» мы не одиноки, а безумно похожи не только на собственных предков, но и вообще людей «аграрных цивилизаций» и даже — людей первобытных. Как они торговали, а точнее, «обменивались дарами», мы должны помнить из школьного курса истории. Но слушать про первобытных обычно было так неинтересно, поэтому в головах мало что осело. Хотелось, чтобы скорее были греки. И тем не менее в первобытных обществах коммерческие отношения были отношениями вражды. Поскольку внутри своего племени люди не торговали, а обменивались. Причем в межплеменном обмене какое-то время преобладала так называемая «молчаливая торговля», когда ночью в условленном месте одно племя оставляло, например, ракушки, а второе — шкуры. Они даже не встречались! Всеобщего эквивалента — денег первобытные торговцы еще не знали, а потому «цены» устанавливались не только исходя из потребительной стоимости, но и из желания не поссориться. При торговле с горскими племенами, которые были пострашнее и повоинственнее, наши равнинные предки старались их задобрить: своего продукта положить побольше и тем самым занизить цену на предлагаемый товар. То есть равенство участников не было никем и ничем гарантировано, и, следовательно, тот, с кем ты торгуешь, в любой момент может превратиться в настоящего врага. Но несмотря на это, древние люди поняли и прелесть разделения труда, и необходимость обмениваться разными продуктами. А потому возникла торговля, и ее развитие многое объясняет в характере достижений и неудач разных народов.

Когда появились мощные аграрные империи — на территории Месопотамии и в долине Нила, — торговля стала развиваться стремительными темпами. Прибавочного продукта эти страны производили очень много, а избыточное продовольствие надо было обменивать на железные изделия, ткани и т. д. Но торговцы все равно вызывали у правителей империй и их крестьянского населения недоверие. Посудите сами. Обычные подданные работают на земле, платят подати, подчиняются местным правилам и установкам. А торговцы? Перекатиполе. Сегодня они здесь и платят подати, а завтра? В этой подвижности и экономической неподконтрольности правителям чудилась угроза того, что эти люди со временем могут стать неподвластными. Такое отношение властей вынуждало торговать в аграрных обществах преимущественно людей, лишенных земли, не состоящих на военной службе, принадлежащих к иным этносам, как правило, непонятных чужаков. Это порождало цепную реакцию — к торговцам с недоверием относилось и крестьянское население аграрных империй.

Интересно, что на Руси пренебрежительное отношение к купцам появилось только со времени татаромонгольского ига. Объяснение простое — именно тогда, после проведенной завоевателями переписи населения, была введена круговая порука при уплате налогов. А торговца, как личность, не привязанную к земле, а потому способную избежать уплаты налога, стали побаиваться. С «круга»-то все равно возьмут все, что положено. До этого вполне положительным персонажем был Садко — заморский гость. А он кто? Купец.

Торговать удобнее всего было по морю. Но как раз моря-то древние аграрные империи побаивались — не умели защищать морские границы и потому отдавали другим самые ценные, с точки зрения современного человека, прибрежные земли. К тому же религии многих аграрных империй запрещали, например, разводить огонь и готовить пищу человеку, находящемуся в море. Почему? Потому что страшно было поджечь лодку: они не оставались в море более одного светового дня, закрывая для себя тем самым возможности длительных путешествий, открытия новых рынков и дополнительного обогащения.

Морских путешественников, не отличавшихся мирным нравом, оседлые народы боялись вполне оправданно. На первых порах торговлю тесно связывали с пиратством. Было известно, что торговали «народы моря» — финикийцы, позднее греки. Но определить на глаз, кто приплыл — коммерсант или пират, было весьма не просто. Не гнушались пиратством и в гомеровской Греции, где, кстати, тоже с большим недоверием относились к торговцам. Не потому ли, что эти занятия часто совпадали? Нам памятен пример Одиссея, который знал ремесло пирата не хуже корабельного дела. Гомер об этом рассказывает так:

Все эти навыки мыслились в Афинах классического периода как «гражданская доблесть», присущая свободному человеку. Вместе с тем они не были равноценными: пиратское ремесло пользовалось среди афинян некоторой привилегией. Занятие разбоем у Гомера не умаляет величия славных героев. Одиссей грабит всех подряд и, даже вырвавшись из грота Циклопа, не забывает прихватить «козлов тонконогих и жирных баранов» (Одиссея, IX, 464). Ничуть не лучше и Менелай, который, по словам Нестора, будучи отнесен к берегам Египта, действовал там «медным» способом и возвратился домой, «богатства собрав, сколь могло в кораблях уместиться» (Одиссея, III, 312). Да и сам Нестор оказался не без греха. Растроганный встречей с Телемахом, старец вспоминает о тех временах, когда в кораблях, предводимых «бодрым Пелидом, мы за добычей по темно-туманному морю гонялись» (Одиссея, III, 105—106, стр. 217—218).

Важной особенностью торговли в древности стало то, что ею занимались инородцы — люди, пришлые в то или иное государство. Им было легче договориться между собой, выработать единые правила поведения. Ну и обмануть своего сородича, человека, принадлежащего к замкнутой, немногочисленной группе, считалось как-то уж совсем неприлично. К тому же иноземцы не были связаны установленными ранее традиционными нормами обмена.

В этом смысле показателен пример расселения по миру армянских купцов, приводимый Фернаном Броделем в книге «Игры обмена». Он пишет, что они усеяли своими колониями все пространство Ирана, очень рано прошли всю Индию, особенно от Инда до Ганга и до Бенгальского залива. Торговали они и на юге, в португальском Гоа. Купцы перебирались через Гималаи и достигали Лхасы, откуда совершали торговые поездки на расстояние более 1 500 километров, добираясь до самой китайской границы. Но, замечает Бродель, в Китай они почти не проникали; любопытно, что и Китай и Япония оставались для них закрыты. Очень рано армянские торговцы промышляли на испанских Филиппинах. Встречались они и в огромной Турецкой империи, где проявили себя боеспособными конкурентами евреям и прочим купцам.

Далее, продолжает автор, «продвигаясь в Европу, армяне объявились в Московской Руси, где им удобно было создавать свои компании и сбывать иранский шелк-сырец, который от обмена к обмену пересекал русскую территорию, добираясь до Архангельска (в 1676 году) и до соседних с Россией стран. Армяне обосновывались на постоянное жительство в Московии, вели по ее бесконечным дорогам транзитную торговлю, добираясь до самой Швеции, куда они со своими товарами попадали также и через Амстердам. Торговые операции армянских купцов охватили всю Польшу, и более того — Германию, в частности лейпцигские ярмарки. Они появятся позже в Нидерландах, в Англии и во Франции. В Италии, начиная с Венеции, армянские купцы вольготно устроились с первых лет XVII века и участвовали в том настойчивом вторжении восточных купцов, которое было столь характерно с конца XVI века. Еще раньше они оказались на Мальте. Нужно ли говорить, что не всегда их встречали с радостью? В июле 1623 года консулы Марселя писали королю, жалуясь на нашествие армян и наплыв кип шелка. То была опасность для коммерции города, так как, утверждали консулы, «нет в мире нации более алчной, нежели сия; люди, имея возможность продать эти шелка в великом городе Алеппо, в Смирне и иных местах и там получить честную прибыль, тем не менее, дабы заработать несколько более оной, приезжают на край света и ведут столь свинский образ жизни, что большую часть времени едят лишь траву ».

Торговые сети еврейских купцов тоже простирались по всему миру. Их успехи были куда более древними, нежели армянские достижения.

Изгнанные из Испании и Сицилии в 1492 году, а из Неаполя в 1541-м, эмигранты разделились: одни направились в исламские страны Средиземноморья, другие — в государства, прилегающие к Атлантике. В Турции — в Салониках, Бурсе, Стамбуле, Адрианополе — еврейские купцы в XVI веке накопят огромные состояния как негоцианты и откупщики налогов. Португалия, которая будет терпеть евреев у себя после 1492 года, оказалась исходной точкой для рассеяния другой большой группы. Амстердам и Гамбург были излюбленными пунктами, куда устремлялись пытавшиеся быстро разбогатеть купцы. Нет никакого сомнения, что они способствовали расширению голландской торговли в направлении Пиренейского полуострова как в сторону Лиссабона, так и в сторону Севильи, Кадиса и Мадрида, а также в направлении Италии, где издавна сохранялись активные колонии — в Пьемонте, Венеции, Мантуе, Ферраре — и где благодаря этим еврейским колониям в XVII веке заново заблистает богатство Ливорно.

Другой успех евреев будет подготавливаться медленно, и творцами его станут странствующие торговцы Центральной Европы, и первый его расцвет наметится с триумфами «придворных евреев» в княжеской Германии XVIII века. А в Германии, значительно утратившей свои капиталистические кадры во время кризиса Тридцатилетней войны, создалась пустота, которую в конце XVII века заполнила еврейская торговля, подъем ее стал видимым довольно рано, например, на лейпцигских ярмарках. Но великим веком ашкенази станет век XIX с сенсационным международным успехом Ротшильдов.

Античная триада

Первые две составляющие известной средиземноморской триады — оливки, виноград и пшеница — растут на менее плодородных, более каменистых почвах, чем земли Междуречья или Египта. Пшеница может расти и там, и там. Поэтому не случайно северная граница распространения античной цивилизации совпадает с северной границей произрастания оливок и винограда. Всеми этими продуктами можно было торговать. Их не умели возделывать в других населенных землях. Эти замечательные продукты стали основой античной цивилизации греческих городов-государств.

Одновременно грекам удалось — на первых порах даже без выделения специального сословия воинов — организовать самооборону от вражеских набегов. Они совместили роли крестьян и воинов, научились совместно принимать и исполнять решения. Именно в Древней Греции возник некий прообраз частной собственности. Торговец в этих землях стал человеком уважаемым, ему покровительствовал бог — Гермес.

Средиземное море вокруг Греции чрезвычайно удобно для мореплавания: изрезанная береговая линия, тихие бухты, отсутствие приливов-отливов, возможность плыть на большое расстояние, не теряя из виду берег (это было очень важно до момента изобретения компаса). Перевозки грузов по морю и сейчас намного дешевле сухопутных. А тогда их стоимость позволяла вовлечь в оборот всевозможные товары для всех слоев общества — не только предметы роскоши, как впоследствии произошло с караванной торговлей.

Разумеется, развитие торгового процесса в греческих мегаполисах не было однородным. Благополучие Афин, например, во многом основывалось на экспортных и импортных пошлинах, взимавшихся с купцов прямо в порту Пирей. Кроме того, в Афинах периодически вводился комплекс мер против высоких цен: установление фиксированных цен или верхней их границы, репрессии против тех, кто торговал по договорным ценам, запрещение скупки зерна посредниками, ограничения на право перевозки хлебных грузов. Порой просто запрещали вывоз сырья, используемого в местной промышленности. Желая защитить собственных производителей ячменя, вводили запрет на импорт этой культуры. Время от времени наделяли кого-нибудь монополией на торговые операции с теми или иными товарами. Таким образом, по сравнению с древними аграрными империями афинские инновации были гигантским шагом в развитии.

Римляне, переименовавшие греческого Гермеса в Меркурия и сохранившие уважение к нему, унаследовали торговые традиции греков. Во времена расцвета Римской империи — в I—II веках нашей эры объем средиземноморской торговли был так велик, что после заката Рима его удалось восстановить амальфитанцам, венецианцам и генуэзцам только к XIV веку!

Особое отношение к торговцам, закрепленное у греков и римлян в религии, разделяли не многие конфессии. Например, конфуцианская этика считала торговлю неизбежным злом и настаивала на необходимости жесткого контроля над коммерсантами со стороны власти. Ведь в любом обществе рядом с торговлей неизбежно возникает вопрос кредита, который предполагает ростовщичество. А это значит, что власти в любом, в том числе аграрном, обществе должны следить, чтобы в неурожайный год крестьянин не был разорен ростовщиком дотла. Иначе кто же будет платить налоги?

Христианство до возникновения протестантизма — и особенно православие — торговцев не жалует. Тогда как для ислама они — люди не просто уважаемые, а считай — лучшие (заметим, торговцы, но не ростовщики — ростовщичество запрещено Кораном). Ведь и сам Магомет был купцом и будто бы сказал: «Купец равно блажен в сем мире и в будущем», «Кто зарабатывает деньги, угоден Аллаху». Мусульманские купцы издавна пользовались у владык уважением. Показателен такой пример: в мае 1288 года мамлюкское правительство попробовало привлечь в Сирию и Египет купцов Синда (области на юге нынешнего Пакистана), Индии, Китая и Йемена следующим правительственным декретом: «Мы обращаемся с приглашением к прославленным особам, крупным негоциантам, ищущим прибыли, или мелким розничным торговцам… Всякий, кто прибудет в нашу страну, сможет там жить, приезжать и уезжать по желанию своему… воистину, это райский сад для пребывающих в ней… Да будет благословение Аллаха над поездкою всякого, кто побудит к благому деянию посредством займа и совершит благое деяние посредством ссуды». Вот традиционные рекомендации государю в Османском государстве двумя веками позднее, во второй половине XV века: «Благосклонно относись к купцам в стране; неизменно проявляй о них заботу; никому не дозволяй их притеснять, отдавать им приказания; ибо посредством их торговли страна достигает процветания, а благодаря их товарам повсюду царит дешевизна».

Не стараясь извлечь из следующего сопоставления слишком много смысла, попробуем сравнить слова, которые ислам приписывает Мухаммеду: «Если бы Аллах дозволил жителям рая торговать, они бы торговали тканями и пряностями», — с поговоркой, распространенной в христианском мире: «Торговля должна быть свободной, без ограничений до самой преисподней».

Эти неписаные правила торговли исламского мира стали априори предтечей той эволюции, которую еще предстояло пройти торговой Европе. Торговля на дальние расстояния в период раннего европейского капитализма брала свое начало не в Римской империи, а, скорее, в арабской цивилизации.

Однако тот же Коран, который так благосклонно относился к торговому сословию, крайне жестко контролировал все сферы деятельности человека, представляя собой чрезвычайно негибкий свод правил жизни. С течением времени и усилением конкуренции между цивилизациями одного только поощрения торговли для быстрого экономического роста и процветания стало недостаточно. Арабский мир, преуспевший в торговле, на фоне христианского, образовавшегося после распада Римской империи, стал уступать свои позиции.

Вернемся в Европу. Хаос и насилие, царящие в Италии после распада Римской империи, заставили жителей вспомнить древние принципы организации и самообороны, нравы и обычаи свободных граждан. Подобно античным полисам-государствам в Европе стали появляться города — Венеция, Амальфи, Генуя, в которых торговцы и ремесленники могли одновременно выполнять функции воинов. Иными словами: частная собственность, нажитая в том числе и торговлей, потребовала защиты.

Европейцы стали обмениваться техническими знаниями, между городами-государствами началась конкуренция за профессионалов, которые активно мигрировали туда, где их труд оценивался дороже. Генуэзец Христофор Колумб сначала предлагал свои услуги португальцам, а потом был нанят испанской короной. Торговый капитал искал новые рынки сырья и сбыта для разрастающихся ремесленных объединений. Европа нуждалась в альтернативных торговых путях, и это во многом послужило толчком к началу эпохи Великих географических открытий.

Малоизвестный факт, что примерно в то же время большие заморские экспедиции снаряжал и Китай. Кораблей в Поднебесной было больше, и в инженерном отношении китайцы были более искусными. Их джонки несли больше парусов, имели поворотный руль, корпус, разделенный на водонепроницаемые отсеки, и компас начиная с XI века. Известно, что китайцы легко плавали на юг, до Индонезии и Суматры, и не давали арабским судам проникнуть в этот регион. Известно также, что китайские мореплаватели доплывали до Индии, Аравии и даже Эфиопии, демонстрируя мощь своего государства и престиж правителей. Вместо торговых экспедиций в путь зачастую отправлялось государственное посольство с главной целью — обмена подарками. По-другому не разрешала конфуцианская этика. Ограничение свободы торговли стало препятствием для укрепления государства. Но во второй половине XIV века из-за натиска кочевников с севера Китай прекратил морские путешествия.

Одновременно начался закат и империи монголов, которая в течение нескольких столетий обеспечивала безопасный путь через Азию. Это обстоятельство также способствовало изоляции Китая.

Новый путь на восток начали искать европейцы. И нашли.

О вреде торговых ограничений

Одним из самых доказательных примеров того, насколько негативную роль в истории могут сыграть торговые ограничения, стала потеря Англией североамериканских процветающих колоний. Режим управления американскими колониями Англией был самым либеральным. Еще Адам Смит писал, что все гражданское управление стоило жителям не более 65 тысяч фунтов в год. «Это — вечно памятный пример того, с какими ничтожными издержками можно не только управлять, но и хорошо управлять трехмиллионным населением. Правда, наиболее важная часть расходов по управлению, а именно — расходы на оборону и защиту, постоянно падали на метрополию. Притом церемониал гражданского управления в колониях при встрече нового губернатора или открытии новой сессии колониального собрания, хотя и достаточно торжественный, не сопровождается чрезмерной пышностью. Управление церковными делами колоний ведется столь же экономно. Десятина здесь неизвестна, и местное духовенство, отнюдь не многочисленное, содержится на умеренное жалованье или на добровольные взносы населения. Испанское и португальское правительства, напротив, извлекают некоторую выгоду из налогов, взимаемых ими с колоний…

Решительно во всем, за исключением внешней торговли, свобода английских колонистов вести свои дела по собственному усмотрению ничем не ограничена. Она во всех отношениях не уступает свободе их соотечественников на родине и точно таким же образом ограждается собранием народных представителей, которые претендуют на признание лишь за ними одними права устанавливать налоги для содержания колониального управления. Власть этого собрания держит в узде исполнительную власть, и даже самый бедный и зависимый колонист, поскольку он не нарушает закона, может не бояться неудовольствия губернатора или любого другого гражданского или военного чиновника провинции».

Просто завидно. Вот оно, гражданское общество. Но вышел прокол с торговыми ограничениями, поскольку английские промышленники и торговцы боялись конкуренции своих североамериканских коллег. Скупой заплатил-таки дважды.

В 1773 году был введен так называемый «чайный закон», согласно которому монополия на торговлю чаем с колониями передавалась британской Ост-Индской компании. Североамериканские колонисты расценили это как опаснейший прецедент. В декабре того же года толпы бостонцев в порту препятствовали разгрузке трех клиперов с грузом чая на борту. 16 декабря по команде редактора местной газеты Сэмюэля Адамса, создавшего и возглавившего организацию «Сыны свободы», несколько переодетых индейцами колонистов взобрались на корабли и сбросили 342 тюка с чаем в море. Именно эта акция и стала известна под названием «Бостонское чаепитие». В Лондоне такое сопротивление воле метрополии в важнейшей для нее торговой сфере было расценено как серьезное преступление. Было приостановлено действие конституционных гарантий, в Бостоне введено чрезвычайное положение, гражданский губернатор заменен военным комендантом, а гавань блокирована до полного возмещения ущерба. Вскоре начались боевые столкновения между британской армией и местными добровольцами — минитменами. Началась американская Война за независимость…

Цените коммерсантов

Истории известно множество примеров того, как желание пограбить и изгнать торговцев не приводило к обогащению гонителей и грабителей. Более того, существует странная закономерность: после изгнания купцов и изъятия их имущества в государственную казну та не становится надолго богаче, а, наоборот, довольно быстро приходит в упадок. Иллюстрацией тому служат изгнание евреев и мавров из Гранады, гонения на евреев в Германии накануне Тридцатилетней войны. Знаменитая трагедия ордена тамплиеров, которые были полноценными банкирами и кредиторами и французской казны, и Папы Римского, не обогатила короля Филиппа Красивого. Более того, через тридцать лет после его смерти в ходе Столетней войны во Франции разразился политический кризис.

После эпохи Великих географических открытий и промышленной революции многие известные до этого тенденции в торговле сохранились. Те, кто торговцев угнетал, — загнивали, а небольшая в географическом смысле Британия, благоволившая торговле, в результате освоила и окультурила половину земного шара. Британия, как известно, стала владычицей морей, а английский до сих пор остается самым распространенным в мире «международным» языком.

Таким образом, сложившиеся некогда торговые закономерности не устарели, а преобразовались. Правда, появился страшный зверь под именем «глобализация». Слово почти ругательное, левая молодежь обливает краской и закидывает помидорами персон, олицетворяющих это понятие… К теме же нашего разговора глобализация имеет самое непосредственное отношение. Она значительно изменила тенденции развития мировой торговли.

Почему вдруг так изменилось, например, китайское отношение к коммерции? При жизни одного поколения на Земле произошло чудо. Страна, пережившая затянувшийся коммунистический эксперимент, вдруг начала стремительно крепнуть и всего через четверть века с начала новой экономической политики стала обладать гигантским экспортным потенциалом. В чем секрет? В том, что для торговли начавшего либерализацию экономики Китая были открыты границы развитых стран. Китай начал с экспорта самых незатейливых товаров — игрушек, обуви, в частности кроссовок. Постепенно усложнялись и росли в цене экспортируемые из Китая в США и Европу товары. Рос уровень жизни в самом Китае. Золотовалютные резервы Поднебесной, забывшей конфуцианское пренебрежение к торговле, выросли до 600 млрд. долларов! Скажете — немного при таком населении! Но ведь в Китае недостаточно освоены месторождения нефти и газа, так что все потребности стремительно растущей промышленности Китай покрывает за счет импорта.

Кстати сказать, в последние годы Китай вкладывает средства своих золотовалютных резервов в американские государственные облигации. Кредитует правительство США, между прочим. И ничего. Развитию это только помогает, и никакие идеологические основы национальной безопасности от этого не рушатся. Тысячелетиями закрытая и не желавшая торговать империя завалила своими товарами весь мир, включая США и Европу.

Глобальны и изменения в отношениях между странами: веками враждовавшие между собой европейские государства сливаются в едином экономическом пространстве, где немцы и французы соглашаются на одну и ту же валюту, а торговых барьеров не остается вовсе. Мир меняется. Экономика из экономики отдельных стран становится экономикой всей планеты, основанной на информационных и коммуникационных технологиях. Финансовые рынки работают в режиме реального времени, новые технологии позволяют заключать сделки на миллиарды долларов, перекачивать капитал по всему миру, трансформируя его из сбережений в инвестиции и обратно. Но стать частью этого глобального экономического пространства можно только открытым либеральным системам.

По данным Всемирного банка, за последние десять лет мировая торговля выросла на 60%. Более 80% мировой торговли 10 лет назад приходилось на развитые страны. Сейчас их доля упала до 75% за счет быстрорастущих экономик Китая, Индии, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. А рост торговли обыкновенно влечет за собой рост производства. Меняется и структура торговли. Быстрее всего в составе товарного экспорта растет вывоз готовых изделий, потом топлива и сырья, а замыкает рост продукция аграрного сектора. Для нашей страны это означает, что если мы по-прежнему будем делать ставку только на нефть, газ, металлы (хочется сказать: мед, пеньку и лапти, но лапоть-то — готовый продукт высокой степени переработки), то наша доля в мировой торговле будет падать.

Быстрее всего, как известно, развивается экспорт услуг и высокотехнологичных изделий, реализующих инновации. Поэтому мировое сообщество заинтересовано в кооперации и дальнейшей либерализации условий торговли. Поэтому Россия стоит в очереди на вступление в ВТО. Просчитать выгоды и проблемы, которые появятся после нашего вступления, полностью невозможно. Но посмотрим на пример стран Юго-Восточной Азии, открывших свои границы для товаров из стран более развитых. Наверное, там тоже раздавались голоса про гибель отечественного производителя, сокращение рабочих мест и рост нищеты…

А в Германии наверняка находились эксперты, предрекавшие всплеск безработицы из-за того, что немецкие автомобилестроители уступают часть рынка японским или южнокорейским автомобилям. В результате выиграли и те, и другие. Благодаря открытым рынкам, конкуренции и появилась новая экономика, глобальная экономика постиндустриальной эры, в которой от прежней осталась ставка на предприимчивость, интеллект и здоровую долю риска.

Автор и редакция благодарят Егора Гайдара за помощь в подготовке материала и разрешение использовать данные из его книги «Долгое время», Москва, «Дело», 2004.

Ирина Ясина

 

Археология: Храм, отвоеванный у Нила

На территории древних Фив продолжает работу европейская миссия, которая начиная с 1999 года буквально из руин восстанавливает ансамбль заупокойного храма Аменхотепа III, охраняемый двумя величественными статуями — «Колоссами Мемнона». Их назвали в честь героя Троянской войны, погибшего от руки Ахилла, потому что при восходе солнца статуи якобы издавали жалобный звук, напоминающий человеческий стон. Греки говорили, что Мемнон так приветствует свою мать Эос. Когда встал вопрос, кому доверить реставрацию бесценных находок храма, выбор пал на специалистов из России.

Двадцатиметровые статуи Аменхотепа III охраняют проход в храм, о котором известно очень мало: его огромная территория скрыта пахотой. В течение столетий сокровища храма растаскивали и уничтожали, но отдельные его фрагменты оставались в земле. Впервые мы осмотрели местность позади колоссов в 1998 году. Продираясь сквозь заросли в солончаке, мы увидели опрокинутого безголового сфинкса-крокодила. Под слоем грязи скрывался сливочно-белый полупрозрачный алебастр. Чуть дальше стояли огромные гранитные ноги статуй, попирающие иноземных врагов Египта. Рядом находились отбитые руки, сжимающие скипетры. В траве, отполированные непогодой, лежали каменные головы статуй. Узкие глаза, очерченные, словно петлями, линиями косметической подводки, устремлены в небо, на полных губах с капризно опущенными уголками едва играет улыбка. Глядя на разбросанные куски камня, мы пытаемся предположить, как выглядел храм, сооружавшийся на протяжении почти четырех десятилетий жизни фараона.

Загадки сфинксов

В середине 60-х годов XX века заброшенное поле Ком эль-Хеттан обследовал египетский археолог Лабиб Хабаши. Он составил карту храма и оставил ряд памятников на месте, за исключением огромной головы царя, перевезенной в музей в Луксоре. Мастерство скульптора Мена, вырезавшего из асуанского гранита чуть раскосые глаза, пухлые губы и вздернутые брови фараона, поражает. Точно так же выглядят лица сфинксов Аменхотепа III с набережной Невы в Санкт-Петербурге. Сходство черт, полировка и материал свидетельствуют: колоссы и сфинксы созданы в одной мастерской.

Жарким летом 1996 года халатность феллахов, обрабатывавших соседние поля, вызвала пожар: остатки сооружения рушились, а сами колоссы опасно накренились. Египтяне пригласили для спасательных работ специалистов Германского археологического института. Глава «Европейской миссии «Колоссы Мемнона» Хуриг Сурузян вспоминает о том времени с болью: «Когда среди обломков загорелся тростник, разрушая почти уничтоженные временем фрагменты, я поняла: надо что-то предпринять, иначе исчезнут последние следы храма». Грант Всемирного фонда памятников позволил очистить колонны, окружавшие большой перистильный (обрамленный крытыми колоннадами) двор храма, разыскать скульптуры царя и статуи львиноголовой Сехмет — богини ярости, войны и чумы. Удалось остановить медленное падение колоссов. Выяснилось, что оба гиганта и статуи цариц — Мутемуйи, матери Аменхотепа III, и его супруги Тейе — некогда были ярко расписаны. После реставрации на модиусах — коронах цариц с вздымающимися священными змеями — проявились следы полихромной росписи.

Аменхотеп III и его время

Это была эпоха расцвета Египта: большую часть своего правления царь провел в мире. При нем были установлены дипломатические отношения с государствами Сирии-Палестины, Вавилона, могущественным царством Митанни, завершившиеся женитьбой фараона на дочери вавилонского царя и митаннийской принцессе. Двор Аменхотепа в Фивах потрясал роскошью: всюду сверкали золото, слоновая кость, черное дерево и драгоценные камни. Особую роль при дворе играла царица Тейе. Аменхотеп III — один из величайших строителей Египта. В Нубии, близ Солеба, был сооружен храмовый комплекс «Воссиявший в Истине», в котором фараон еще при жизни почитался как «благой бог, владыка Нубии». В Седеинге поклонялись его обожествленной супруге Тейе. Знаменитый архитектор Аменхотеп, сын Хапу, и главный скульптор Мен возвели заупокойный храм в Ком эль-Хеттане. В надписях на основаниях царских колоссов сохранились перечни иноземных народов, дополняющие представление о древнеегипетском «мире». Храм был почти полностью разрушен фараоном XIX династии Мернептахом, пустившим его камни на строительство собственного святилища. Так, около 700 статуй богини Сехмет оказались в храме Мут, а гигантский скарабей — на берегу священного озера храма Амона в Карнаке. На восточном берегу Нила Аменхотеп III возвел прекрасный перистиль и колоннаду в Луксорском храме, также посвященном культу обожествленного царя. Стоявшая там статуя изображала царя в облике бога Атума — солнечного творца Вселенной. Английский археолог Говард Картер, известный открытием гробницы Тутанхамона, обнаружил в ней Аменхотепа в «Западной долине», примыкающей к Долине царей, фрагменты царского саркофага, ритуальные статуэтки фараона и его царицы. Мумия царя, в последние годы страдавшего от множества болезней, была найдена в 1898 году в тайнике в Долине царей.

От берегов Невы к берегам Нила

В преддверии 300-летнего юбилея власти Санкт-Петербурга приняли решение отреставрировать сфинксов с Университетской набережной Невы, найденных в XIX веке греческим авантюристом Янисом Атанази. Эти сфинксы привели в восхищение даже отца египтологии Шампольона: «Среди обломков виден сфинкс из розового гранита, около 20 ступней в длину, прекрасной сохранности и работы. Бесспорно, это самый нетронутый памятник из всех подобных».

Возглавившие работы опытные реставраторы Станислав Щигорец и Альбина Доос выяснили, что отмытые от наслоений памятники имеют розовый цвет. Среди западных египтологов сфинксы из Петербурга были мало известны. Познакомиться с ними приехала Хуриг Сурузян, давно искавшая хороших реставраторов по камню. Она стояла у подножия сфинксов и не могла оторвать взгляд от помолодевших ликов Аменхотепа III.

Так наши соотечественники оказались в составе международной команды египтологов, археологов и реставраторов в Ком эль-Хеттане, проводившей работы в 2003—2004 годах. Когда колоссы поднимали, у ног статуи царя нашли изваяние царицы Тейе — необычайно красивой женщины в пышном парике, увенчанном царским уреем — священной змеей и перьями высокой короны шути, со скипетром высшей власти хетес в руках. И как только Али, рабочий миссии, мастерком и кистью счистил наносы ила и грязи с лица забытой царицы Египта, на ее губах заиграли едва заметная улыбка и одновременно легкая грусть.

Далее последовали новые находки: колоссальный гиппопотам из алебастра, царские колоссы, несколько статуй Сехмет. В одной из них художник соединил красный и черный гранит, и богиня получилась красноликой: в древних текстах Сехмет называют «огненной» и «пламенеющей ликом».

На протяжении тысячелетий грунтовые воды омывали остатки храма, и на их поверхностях росли кристаллы соли. Реставраторы обессолили скульптуру, очистили и укрепили тонкую пленку на поверхности камня. После очистки одну голову водрузили на постамент посреди поля. И теперь в отличие от левой стороны ее лица, лежавшей на земле и испорченной соленой водой, — правая ослепительно сверкает. Удивительным образом голова огромной статуи на фоне простого пейзажа возле деревеньки Шейх Абд эль-Курна становится частью огромного полотна, составляющего прошлое, настоящее и будущее этого уникального места.

Тейе, великая царица

Тейе — супруга Аменхотепа III (ок. 1388—1351 годы до н. э.), одна из выдающихся цариц XVIII династии, чьи ум и властность были хорошо известны на Древнем Востоке. Тейе принимала активное участие в жизни государства, ее часто изображали вместе с супругом, порой одного с ним роста. Тейе родила Аменхотепу двоих сыновей — рано скончавшегося Тутмоса и Аменхотепа IV (будущего Эхнатона), известны и дочери царственной четы. Роль принцесс при дворе была столь велика, что две из них — Сатамон и Исида — стали «великими супругами царскими» во второй половине правления отца, хотя и не затмили образа своей матери.

При жизни Тейе была обожествлена как одно из воплощений Солнечного Ока — грозной дочери Ра и как богиня, оберегающая Египет. Она почиталась в храмовом комплексе Хут Тейе — «Обитель Тейе» в Седеинге (Судан), где есть ее изображения в облике крылатого сфинкса, попирающего врагов Египта. Тейе пережила супруга и закончила свои дни в правление сына — Эхнатона, проживая в резиденции вдовствующих цариц в Ком Мединет Гуроб и лишь изредка гостя в Ахетатоне — новой столице. Точка в дискуссии о погребении Тейе не поставлена: обломки ее гранитного саркофага обнаружили при раскопках царской гробницы в Ахетатоне, тогда как фрагменты ее погребального ковчега обнаружены в таинственной гробнице-тайнике KV55 в Фивах. Вопрос о ее мумии более прост: останки с пышными волосами, традиционно приписываемые царице, были перезахоронены жрецами в гробнице Аменхотепа II в Долине царей и обнаружены в 1898 году французским археологом Виктором Лоре.

Проклятие храма

Постепенно облик сооружения прояснился. Вот первый пилон с парой колоссов, изображающих сидящего на престоле Аменхотепа III. На запад простирается обширный двор, второй пилон, а перед ним другая пара колоссов, гигантская процессионная колоннада, алебастровые колоссы у третьего пилона, перистильный двор, где стояли огромные статуи царя в облике Осириса. В южной части двора располагались «петербургские» сфинксы, а в северной — сфинксы Тейе. За двором следовал гипостильный, или крытый, колонный зал. Между расписных и обитых золотом колонн в форме пучков папируса стояли бесчисленные статуи богини Сехмет, охраняющие проход в святая святых. Там находились статуи божеств и, вероятно, самого Аменхотепа III. Святилище еще не раскопано, и где-то внизу, под толстым слоем ила и песка, находится главная загадка храма: пока неизвестно, чья статуя стояла там.

Храм специально построили близко к Нилу. Планировалось, что во время разлива реки воды будут заполнять его, подходя к двору. Храм уподоблялся суше, сотворенной в начале начал, поросшей тростником и лотосами, из которых рождалось на свет Солнечное божество — сам Аменхотеп. Эта красивая идея стала проклятием храма. Сооружение поставили на слабый фундамент, кое-где 14-метровые колонны стояли прямо на грунте. Через столетие комплекс начал рушиться. Фараоны XIX династии приказали вывезти статуи в Карнак и Луксор, святыню превратили в каменоломню.

Фрагменты гигантов предстоит собрать воедино, словно масштабную головоломку. «Вряд ли огромную территорию храма удастся реконструировать, — говорит Хуриг. — В отличие от других святилищ Египта он слишком сильно пострадал». Но остались статуи и стелы, что и породило идею частичной реконструкции. Это будет музей под открытым небом, в котором сотрудники Европейской миссии установят объемную модель святилища — вместе со сфинксами с Университетской набережной. «Им было бы лучше на родине, — сетует Хуриг, — но разве можно спорить с судьбой?»

Виктор Солкин | Фото Станислава Щигорца

 

Зоосфера: Тропик скорпиона

Жало, то есть полая игла, соединенная с ядовитой железой, — одно из тех изобретений эволюции, которые много раз независимо возникали у самых разных существ. Одни его используют только для самозащиты, другие с одинаковым успехом применяют и к тем, кто хочет их съесть, и к тем, кого едят они сами. Но ни одно из активно ядовитых животных, а их на Земле не так уж мало, не нападает первым на человека. Хотя этот факт и не принимается во внимание, когда люди вешают на них ярлыки убийц, считая воплощением злобы и коварства. Подобные предубеждения сполна коснулись скорпионов, известных человеку на протяжении тысячелетий. Первые упоминания о них встречаются в письменных памятниках самых древних цивилизаций, и все они наполнены отвращением и почти мистическим страхом. Позже, в христианской традиции, скорпион стал одним из самых заметных представителей адской фауны.

Между тем не только культурная, но и биологическая история человека — лишь краткий миг по сравнению с историей членистоногих. Представители этой группы жили еще в силурийских морях около 400 млн. лет назад. Именно они первыми вышли на сушу, почти не изменив при этом своего строения. Ну разве что жабры-ножки, с помощью которых они дышали в воде, «cвернулись» внутрь тела, образовав легочные мешки, да немного изменилось строение ходильных ног. В целом же устойчивая плоская конструкция, созданная для передвижения по морскому дну, оказалась пригодной и для освоения сухопутной среды, где господствовала неизвестная водным существам сила тяжести. Однако, как это часто бывает, отважных первопроходцев со временем потеснили разные выскочки, расхватавшие самые соблазнительные экологические «должности» и оставившие пионерам суши лишь темные углы и щели.

Последнее, кстати, можно понимать буквально. Сегодня скорпионы — небольшие существа: самые крупные из них достигают 20 см в длину, большинство же видов укладываются в 5—10. Они живут на всех континентах, кроме Антарктиды, но на север и юг не заходят дальше 50-й параллели. Одни населяют влажные тропические леса, другие живут в пустынях или горах, но все они активны ночью, а днем прячутся под камнями, под отставшей корой, в норах других животных или зарываются в почву. Тропические виды не переносят низких температур, но обитатели высокогорий (некоторые виды живут на высоте 3 000—4 000 м), а также северных и южных краев «пояса Скорпиона» научились переносить холодные зимы, впадая в спячку. При таком образе жизни появление человека с его жилищами — теплыми, со множеством закоулков, с наложенными друг на друга слоями материалов — стало просто подарком судьбы. Скорпионы с удовольствием селятся в любых строениях и там нередко жалят людей, когда те на них садятся или наступают босой пяткой. Такие уколы болезненны, а в редких случаях бывают смертельны. Ведь абсолютно все представители этого семейства ядовиты. Более того, исходя из соотношения массы тела к количеству вырабатываемого ими яда, их можно считать одними из самых ядовитых существ на Земле. Наиболее опасен скорпион, распространенный в Тунисе, — Androctomus australis. В 90% случаев яд андроктомуса вызывает гибель человека.

В то же время люди на них охотятся. Для этого достаточно вооружиться лампой ультрафиолетового излучения, чтобы в темноте легко обнаружить флюоресцирующих скорпионов. Явление зеленого свечения появляется благодаря органическому веществу хиалину, который тонким слоем покрывает панцирь членистоногих.

Ловля скорпионов — дело довольно простое и прибыльное. Спрос на них растет год от года. Не так давно в Лондоне для любителей экзотических блюд открылся ресторан с многообещающим названием «Съедобное», в меню которого наряду с разными змеями, пауками и насекомыми входят и лакомства из скорпионов. Их подают в разных видах: в салатах, в бокале с водкой или мартини, в шоколаде или сахарной пудре. Владелец ресторана Тодд Далтон уверяет, что подобные яства не только абсолютно безопасны для человека, но и имеют оригинальный незабываемый вкус.

Гастрономическими пристрастиями скорпионов являются живые существа, размеры которых меньше или чуть крупнее самих членистоногих. Тактика их охоты стандартна: скорпион медленно движется вперед, раскинув перед собой клешни и подняв над головой «хвост», который более правильно называть «гибкий членистый стебель», так как на самом деле — это задняя половина его брюшка. На зрение он при этом не очень полагается, несмотря на обилие глаз: два больших в центре передней кромки головогруди и до пяти поменьше — с каждой стороны от больших. Но много ли ими увидишь, охотясь ночью, да еще в тропическом лесу или в недрах каменной россыпи? Гораздо надежнее растущие на клешнях чувствительные волоски, особенно чутко реагирующие на движение объекта. Получив такой сигнал, скорпион оценивает размер добычи. Если встреченное существо совсем маленькое и неспособно к сопротивлению, он хватает его клешнями и отправляет в рот, где разжевывает парой клешней поменьше — хелицерами.

Но вернемся к охотящемуся скорпиону. Если добыча крупна и сопротивляется, клешни удерживают ее на месте, а тем временем ядовитый «хвост» наносит удар сверху. Большинству жертв одного укола хватает для мгновенной смерти, хотя некоторые виды насекомых практически нечувствительны к скорпионьему яду. Если же выясняется, что встреченное существо слишком велико и само может быть угрозой для охотника, скорпион отступает, растопырив клешни и размахивая жалом. Впрочем, охотничьи неудачи его не смущают: он может ничего не есть несколько месяцев, не снижая активности. Еще меньше он зависит от воды: большинство видов не потребляют ее вовсе, и лишь некоторые тропические скорпионы иногда пьют. Главное — самому уцелеть: несмотря на свое грозное оружие, скорпион может стать добычей крупных хищных многоножек, сольпуг, некоторых пауков, богомолов, ящериц, птиц, обезьян и, конечно, других более крупных скорпионов.

Внутри одного вида отношения между ними вполне дружелюбные. Во время брачного периода самец и самка, сцепившись клешнями, чинно прогуливаются, не расставаясь много часов, а то и дней. Плоды этой встречи самка будет носить в себе несколько месяцев, у некоторых видов — более года. Численность потомства колеблется у разных видов: от пяти-шести до сотни. Некоторые скорпионы откладывают яйца, из которых очень скоро вылупляется молодь, но большинство сразу рожает живых детенышей, которые немедленно взбираются на спину матери. Там они, ничем не питаясь, пробудут несколько дней — до первой линьки. Как только покровы затвердеют, молодые скорпионы расстаются с матерью и уходят в самостоятельную жизнь, хотя от зрелости их отделяют еще добрых полтора года и шесть линек. Сколько всего они живут, достоверно неизвестно, так как никто еще не видел скорпиона, умершего от старости.

Точно так же никто не видел и скорпиона, покончившего с собой, — хотя легенду об их склонности к самоубийству знают даже те, кто больше ничего о них не знает. Она гласит, что скорпион, помещенный в кольцо из горящих углей и убедившийся, что выхода нет, наносит себе удар жалом и погибает. Действительно в подобных обстоятельствах несчастное животное мечется в огненной ловушке, яростно размахивая во все стороны хвостом, а затем падает и остается неподвижным. Оказывается, как установил еще знаменитый энтомолог Жан-Анри Фабр, скорпион прибегает к известному трюку членистоногих — танатозу, или мнимой смерти. Если так и оставить его среди углей, он вскоре действительно умрет — от теплового удара. Но если угли убрать, то всего несколько минут спустя можно увидеть, как «самоубийца» поднимается и спешит к ближайшему убежищу.

Наблюдать за поведением скорпионов — занятие довольно увлекательное. Возможно, именно поэтому в последнее время они все чаще становятся домашними питомцами. Правда, содержать их в неволе совсем не просто: они отличаются редкостным свободолюбием и чрезвычайно требовательны к условиям содержания и кормления. Для большинства скорпионов едой служат сверчки, кузнечики, палочники, некоторые виды тараканов, главное, чтобы все насекомые были живыми, мертвых они не едят.

Борис Жуков

 

Арсенал: Танки с приставкой «сверх»

На протяжении почти четырех десятилетий военные теоретики и конструкторы мечтали о мощных сверхтяжелых танках. Сухопутным «непотопляемым линкорам» так и не суждено было появиться на поле боя, однако в процессе их разработки родилось немало здравых идей, воплотившихся позже в «нормальных» танках. Масштабные произведения рук человеческих всегда привлекали внимание, вызывали восхищение, пробуждали страх и рождали легенды. В области же военной техники изделия с приставкой «сверх» обычно воспринимаются как дань гигантомании. «Все, что сверх, то слишком», — гласит мудрая пословица.

Старинные проекты

Первый известный проект машины, имеющей право называться прототипом танка, уже страдал гигантизмом. В 1874 году француз Эдуард Буйен предложил для движения по любой местности поезд, несущий с собой железнодорожное полотно в виде охватывающей его замкнутой цепи (примерно как гусеница охватывает катки танка). Поперечный изгиб цепи позволял этой машине поворачивать. Для военных целей Буйен спроектировал вариант этакого «бронепоезда» из восьми секций, вооруженного 12 пушками и 4 митральезами. Команда должна была включать 200 человек. Понятно, что предложенная Буйеном паровая машина мощностью 40 л. с. не смогла бы и с места сдвинуть это «самое грозное орудие войны». Проект осел в архивах, где его и обнаружили спустя полстолетия.

Кончилась ничем и куда более интересная разработка российского инженера-кораблестроителя В.Д. Менделеева, сына Д.И. Менделеева. Над эскизным проектом наземной машины Менделеев работал с 1911 года в свободное от основной службы время. В августе 1916-го, когда до выхода на поле боя британских танков оставался месяц, он представил в русское Военное министерство тщательно разработанный проект. И это был первый русский проект «танка». Популярная версия, согласно которой первым танком считается «Вездеход», построенный в 1915 году А.А. Пороховщиковым, ошибочна. Эта машина не имела ни брони, ни вооружения и была именно вездеходом. Проект же Менделеева предполагал бронированную машину с вооружением. Причем весьма солидным — 120-мм пушка «Канэ» в корпусе и пулемет «Максим» в выдвижной башенке. Бронирование должно было защищать от 152-мм снарядов. Предусматривались пневматические узлы подвески ходовой части и сервоприводы управления. Любопытно, что во время стрельбы корпус машины должен был опускаться на землю. Была предусмотрена перевозка по железной дороге. Менделеев не указал сферы применения своего «бронированного автомобиля». Возможно, он предназначался для крепостной войны или береговой и противодесантной обороны Финского залива. Однако машина массой 170 т, весьма сложная в производстве, никого не заинтересовала.

Первый «в железе»

15 сентября 1916 года на Сомме впервые вышли в бой британские танки. В ноябре разработку собственных танков санкционировало германское военное руководство. Начали с тяжелого танка A7V массой 30 т, но уже весной 1917-го руководитель конструкторских работ Й. Фольмер получил задание на разработку еще и машины массой 150 т. 28 июня 1917 года военное министерство утвердило проект «K-W» («Колоссаль-Ваген»). Компоновка «Колоссаль» была в целом заимствована у англичан: гусеницы охватывали корпус, а вооружение — четыре капонирные пушки и 6—7 пулеметов — ставилось в спонсонах и в бортовых амбразурах. Оригинально выполнили ходовую часть: катки крепились на траках гусениц, так что гусеница сама катилась по рельсам вокруг корпуса. Бронеэкраны, прикрывавшие верхние ветви гусениц, сильно снизили возможности по преодолению высоких препятствий. По сути, «Колоссаль» представлял собой артиллерийскую батарею и пулеметную роту, укрытые в одном «подвижном форте». Отсюда и рекордный для реально построенных танков экипаж — 22 человека. Для перевозки по железной дороге «Kолоссаль» разбирался на 15—20 частей. Из 10 заказанных танков к концу войны на заводе «Рибе» собрали только один, для второго были готовы корпус и основные агрегаты — и все это пошло на слом после поражения Германии.

Англичане тоже подумывали о гигантских танках. Правда, их проект 100-тонного «Летающего слона», разработанный еще в 1916 году, остался нереализованным. Вагонообразный корпус «танка-слона», опиравшийся на две гусеницы, кроме того был снабжен парой гусениц под днищем для предотвращения «вывешивания» машины на препятствиях.

«Сухопутные линкоры» и «прорыватели заграждений»

Сообщение о появлении танков на поле боя в сентябре 1916 года военный корреспондент «Таймс» закончил прогнозом: «Возможно, что мы увидим сражения целых флотов сухопутных дредноутов и мониторов». Прогноз этот не родился на пустом месте — еще в 1915 году в Великобритании рассматривался проект «сухопутного крейсера» коммандера Хеттерингтона. Машина на трех колесах диаметром по 12 м каждое должна была нести шесть 102-мм орудий и 12 пулеметов и весить 1 000 т. Проект отвергли еще на стадии эскиза.

В январе 1916 года анонимный изобретатель предложил русскому военному ведомству бронированные «самоходы», способные идти «по какой угодно почве, самостоятельно переплывать реки и озера». На изобретенный им «ход», суть которого он держал в секрете, изобретатель предлагал поставить старые черноморские броненосцы. Развивая свою мысль дальше, аноним думал пустить в рейд по промышленным районам Северной Германии эскадру из «самоходов-броненосцев», «самоходов-крейсеров», «самоходов-пушек», «самоходов-пулеметов», некоего «самохода-ангара» и даже дистанционно управляемых «самоходов-мин».

Этому предложению можно, конечно, улыбнуться. А можно вспомнить, что тремя годами позже напишет о будущем танков «пророк механизированной войны» Дж. Фуллер: «Флоты этих машин будут маневрировать между укрепленными фортами, уничтожая друг друга морскими приемами». Фуллер потом отойдет от столь радикальных теорий, но сама идея окажется достаточно привлекательной. Одна из главных причин этого— развитие фортификации. После Первой мировой войны начали вырисовываться контуры обширных укрепленных районов, соединенных в протяженные, развитые в глубину оборонительные линии. Издревле для взятия крепостей применялись штурмовые машины — тем большие, чем солиднее была крепость. Видимо, по аналогии для взламывания мощной обороны и прорыва в ее глубину военные сочли необходимым иметь «штурмовые башни» в виде могучих, универсально вооруженных танков.

Тон поначалу задавали французы. Создатель французских танковых войск генерал Этьен в 1921 году рисовал картину наступления, которое возглавляют «танки прорыва весом 50 или даже 100 тонн». Такие цифры тогда не пугали. Танки переживали пору отрочества, и шли поиски типов, конструкций и размеров. Бурную дискуссию вызвал 600-тонный танк со 155– и 75-мм орудиями, предложенный в открытой печати полковником Вельпри в 1923 году. Вельпри проводил аналогию с боем линейных кораблей. На что оппоненты отвечали, что борьбу танка с полевой артиллерией точнее будет сравнивать с противоборством линкора и береговой батареи. При этом преимущества последней очевидны.

Победившая во Франции позиционная школа интересовалась танками прорыва не из-за «морских аналогий» и не с позиций глубокого наступления. Главной задачей с точки зрения этой школы было «взломать» передний край обороны. Большие размеры и масса танка обещали преодоление рвов и эскарпов, разрушение препятствий и укрепленных сооружений, а огневая мощь — подавление огня обороняющихся.

Фирма FCM еще до конца Первой мировой войны получила заказ на 300 тяжелых танков 2С, но по окончании войны заказ сократили до десяти штук. Гусеницы у 2С охватывали корпус, 75-мм пушка и один пулемет устанавливались в двух башнях, из-за чего танк получился очень высоким. Броня должна была защищать от снарядов 77-мм германской полевой пушки. Танки оснастили карбюратор ными двигателями, взятыми по репарациям у Германии, и электротрансмиссией. Скорость хода в 12 км/ч, съемный хвост для преодоления широких рвов отвечали «позиционному» назначению танка.

В 1928 году один 2С модернизировали, заменив пушку 155-мм орудием, усилив бронирование и поставив новые двигатели. Масса 2C bis достигла 74 т. Так была задана верхняя граница класса тяжелых танков — 75—80 т. Забавно, что примерно столько весило одно из самых больших земных животных — ископаемый ящер брахиозавр. В бой 2С так и не вступили. В июне 1940 года 6 штук оставшихся исправных танков были разбиты при перевозке по железной дороге на фронт.

На Женевской конференции по разоружению 1932—1935 годов французы предлагали считать «наступательным оружием» танки тяжелее 92 т. Видимо, Франция не собиралась останавливаться на достигнутом — ведь Германия уже приступила к возведению на своей западной границе «линии Зигфрида». Во всяком случае, в 1938 году французы начали разработку сверхтяжелого танка F1. Конструкторское бюро ARL и фирма FCM предложили несколько вариантов. Весной 1940 года FCM представила полноразмерный макет танка массой 140— 145 т с длинноствольными 90– и 47-мм пушками в двух башнях, четырьмя пулеметами, скоростью хода до 24 км/ч — вдвое больше, чем у 2С. Война прервала эти работы.

Германия в свою очередь думала о прорыве французской «линии Мажино». Генерал Гудериан еще в 1937 году сказал, что полезно иметь небольшое количество танков в 75—100 т со 150-мм пушками для прорыва долговременных укреплений. Но немцы делать их не стали, сосредоточившись на маневренных средних танках.

Даже японцы, предпочитавшие машины полегче, не обошлись без «сверхтанков». В 1939 году в Японии разработали трехбашенный 100-тонный танк с одной 105-мм и двумя 37-мм пушками. Позже появился проект танка Тип 100 «О-и» массой 120 т со 100– и 47-мм пушками. Остается предположить, что задачей таких танков был штурм укрепрайонов на дальневосточных границах СССР. Правда, работа над японскими сверхтяжелыми танками не пошла — да и не могла пойти — дальше деревянных макетов.

Резерв главного командования

В 1929 году Управление механизации и моторизации (УММ) РККА среди прочих заданий выдало и задание на разработку «большого танка» массой 60—80 т. Проект танка прорыва в 75—80 т, разработанный в Автотанкодизельном отделе Экономического управления ОГПУ, оказался неудачным. В 1932 году в Военной академии механизации и моторизации (ВАММ) рассмотрели проект 80-тонного танка прорыва с дизельным двигателем, планетарной трансмиссией и гидропневматической подвеской. Этот набор нововведений был очень перспективным, но неподъемным для тогдашней промышленности.

В те годы в танковом КБ ленинградского завода «Большевик» работал германский инженер Э. Гроте. В марте 1932 года его группа представила проект танка ТГ-VI массой 70—75 т. На его основе разработали проект 100-тонного Т-42 со 107-, 76– и 45-мм пушками в трех башнях, несколькими пулеметами, двигателем в 2 000 л. с., электротрансмиссией, индивидуальной подвеской опорных катков и сервоприводами управления. Начальник того же конструкторского бюро К.К. Сиркен предложил свой проект 85-тонного танка.

На ленинградском Опытном заводе Спецмаштреста под руководством Н.В. Барыкова и П.Н. Сячинтова разработали несколько вариантов 90тонного четырехбашенного танка Т-39 с экипажем 12 человек. Его вооружение включало четыре 107-мм (или одну 152– и две 107-мм), две 45-мм пушки, 2—4 пулемета и огнемет. Двигатель в 1 200 л. с. должен был обеспечивать скорость хода 24—33 км/ч — теория глубокой операции требовала хорошей подвижности даже от сверхтяжелых танков. Оригинальной чертой ходовой части было наличие дополнительной передней пары гусениц, облегчавшей преодоление препятствий. В июне 1933 года Научно-технический комитет УММ рассмотрел эти проекты вместе с ТГ-VI, Т-42 и проектом 70тонного танка итальянской фирмы «Ансальдо». По результатам обсуждения Барыков и Гинзбург доработали проект Т-39. Но разработка танка так и остановилась на стадии деревянных макетов масштаба 1:10. Уже ставился на производство 50-тонный пятибашенный танк Т-35 (разработанный, кстати, под руководством того же Барыкова), и разработку слишком «большого» Т-39 остановили.

Поисковые работы над сверхтяжелыми машинами шли широким фронтом и массами в 80 или 100 т не ограничивались. Еще в марте 1931 года тот же Гроте предложил два варианта 1 000-тонного сверхтанка с тремя и шестью башнями. Предполагалось, что несколько двигателей суммарной мощностью 24 000 л. с. и гидромеханическая трансмиссия обеспечат скорость хода до 60 км/ч. На каждый борт приходилось по три гусеничных хода с гидравлической подвеской. Проект признали чрезвычайно громоздким и сложным.

Впрочем, УММ заинтересовалось танком в 500—600 т. И в июне 1933 года в Научно-исследовательском отделе ВАММ под руководством М.В. Данченко разработали проект 500-тонного танка, вооруженного двумя 107-мм, двумя 76-мм и двумя 45-мм пушками, 4—12 пулеметами, тремя огнеметами и минометом, с экипажем в 60 человек. Двигательная установка в 6 000 л. с. должна была обеспечить скорость хода 30 км/ч. Данная модель, как видите, вполне соответствует концепции «сухопутных линкоров».

Иной подход был применен при разработке проекта «составного» 300-тонного танка, предложенного в 1934 году ленинградским конструктором Л.С. Трояновым. Танк был поставлен на два гусеничных шасси с паровыми двигателями по 1 500 л. с. и поперечной платформой. На платформе устанавливалась башня с 203,2-мм гаубицей, а на каждом шасси — башни со 152-мм пушками. При установке на железнодорожный ход «танк» становился бронепоездом. Все эти проекты остались лишь на бумаге.

К сверхтяжелым танкам прорыва вернулись накануне Великой Отечественной войны. С одной стороны, к этому побуждал опыт преодоления «линии Маннергейма» в ходе Советско-финляндской войны. С другой — имелись данные разведки (оказавшиеся ложными) о появлении в Германии танков с 60—80-мм броней и соответствующим вооружением. После принятия на вооружение РККА в декабре 1939 года танка КВ ведущим по тяжелым танкам стало СКБ-2 Кировского завода под руководством Ж.Я. Котина. Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 7 апреля 1941 года предусматривало разработку сверхтяжелых КВ-4 и КВ-5. Приказ наркома среднего машиностроения от 9 апреля уточнил задание: по КВ-4 — новая 107-мм пушка ЗИС-6 разработки В.Г. Грабина, броня до 150 мм, по КВ-5 — пушка ЗИС-6, броня 150—170 мм. К 15 августа 1941 года рассчитывали получить образцы корпуса и башни для КВ-4, к 1 октября — для КВ-5.

В поисках путей решения Котин объявил в СКБ-2 конкурс на эскизный проект КВ-4 (объект 224) со 107-мм и 45-мм пушками. В начале июня было представлено более 20 проектов, различавшихся схемами компоновки и массой — от 82,5 до 107 т. На некоторых танках в состав вооружения был включен огнемет.

Предварительная проработка позволила подступиться к созданию КВ-5 (объект 225). За основу взяли эскизный проект КВ-4, подготовленный Н.В. Цейцем, который и стал руководителем дальнейшей разработки 100-тонного КВ-5. Для размещения экипажа и 107-мм пушки с бронебойными и осколочно-фугасными выстрелами башню сделали высокой, чтобы по ширине танк умещался на железнодорожной платформе. Высоту корпуса ужали до 0,92 м, а механика-водителя разместили в рубке, рядом со стрелком-радистом, расположившимся в пулеметной башенке. За отсутствием нового двигателя в 1 200 л. с. силовую установку собрали из двух штатных дизелей по 600 л. с. Последняя подпись Котина на чертежах поставлена 22 августа 1941 года, когда фашисты уже подошли к Ленинграду. С эвакуацией Кировского завода в Челябинск работы прекратились. Война заставила сосредоточиться на улучшении серийных тяжелых танков и увеличении их выпуска.

В архивах можно обнаружить и проекты еще более гигантских танков. Весной 1940 года конструкторы Попов и Нухман предложили серию трехбашенных танков ВЛ («Владимир Ленин») массой от 260 до 460 т с экипажем 15 человек. Основным вооружением должно было служить 130-мм или 305-мм морское орудие, «вспомогательным» — две 76-мм пушки. Предполагались ходовая часть с двумя гусеницами на каждый борт (с самостоятельным приводом на каждую) и установка трех 800-сильных дизелей с электротрансмиссией на тяговых двигателях от электровозов. Но гиганты были отвергнуты еще на этапе эскизного проекта.

Стоит заметить, что сверхтяжелые танки в нашей стране были всего лишь конструкторским полигоном на кульмане. Самым тяжелым среди построенных опытных танков стал 68-тонный ИС-7, а среди серийных — 60-тонный ИС-4. Оба появились после войны, в 1947 году.

Германские «мыши»

Самый тяжелый в истории танк был построен в Германии. В июне 1942 года, когда заканчивались работы над тяжелым Pz.Kpfw VI «Тигр», на совещании у Гитлера всплыла мысль о танке со 128– или 150-мм пушкой и «максимально возможной толщиной брони». Разработку «устройства 205» поручили профессору Ф. Порше, пользовавшемуся расположением фюрера. К работам привлекли фирмы «Крупп», «Даймлер—Бенц», «Сименс—Шуккарт», «Шкода», «Алкетт».

После демонстрации 6 мая 1943 года деревянного макета Гитлер подтвердил продолжение работ. Единственным их обоснованием была все та же аналогия с морским сражением — победит тот, у кого дальнобойнее пушка и толще броня. Танк получил название «Маус», что, кстати, означает «мышь», а не «мышонок», как иногда можно встретить в литературе. В январе—марте 1944 года испытали первый прототип «Мауса» 205/1 с карбюраторным двигателем, осенью его обкатали уже с собранной башней. Так что «Маус» можно считать единственным сверхтяжелым танком, который прошел испытания и был в одном шаге от принятия на вооружение. Прототип 205/2 с дизелем был готов в октябре, но на испытаниях у него вышла из строя силовая установка.

Машина с бронированием 200—240 мм и двумя пушками калибра 128 и 75 мм в единой установке производила сильное впечатление. Талантливый конструктор Порше использовал в «Маусе» ряд интересных решений. Вслед за французами он обратился к электромеханической трансмиссии, удобной в компоновке и управлении. Ее громоздкость и дороговизна для сверхтяжелого танка особого значения не имели. Управлять гигантом якобы было не сложнее, чем «Тигром», экипаж состоял всего из 5—6 человек. Имелись автоматическая система пожаротушения, дублированная система связи и устройство продувки канала ствола. Водные преграды планировалось преодолевать по дну, поскольку использование мостов было невозможно из-за колоссальной массы. Электроэнергия и сигналы управления на движущийся по дну герметизированный танк должны были передаваться по кабелю от стоящей на берегу машины. Отсутствие у «Мауса» пулеметов требовало прикрытия его пехотой и другими танками, так что наиболее вероятная его роль — «противотанковый форт» для усиления полевой обороны. Но, хотя успели даже выдать требования о доведении производства до 10 машин в месяц, в декабре 1944 года Гитлер приказал остановить работы. Этого, видимо, добились министр вооружений Шпеер и начальник генштаба Гудериан, понимавшие нереальность производства и эксплуатации подобных гигантов. Третьему рейху было уже не до таких проектов.

Во время двух мировых войн немецкое военное руководство выдавало задания и выделяло ресурсы на «сверхтанки». Оба раза конструкторы закладывали в них оригинальные идеи и решения, и оба раза монстры оказывались мертворожденными.

При приближении советских войск к полигону под Куммерсдорфом в апреле 1945 года обе машины подорвали. Сообщения, что «Маусы» были сожжены у генштаба в Цоссене и у рейхсканцелярии в Берлине, — всего лишь легенда. Остатки «Маусов» и запасные агрегаты в 1946 году доставили на полигон НИИИ БТ в подмосковной Кубинке, где советские специалисты собрали один танк, исследовали его и даже обстреляли. В отчете об исследовании отмечался ряд интересных решений, высокое качество конструкторской проработки и изготовления узлов. Сейчас сборный «Маус» с корпусом от 205/1 и башней от 205/2 — экспонат Военно-исторического музея бронетанкового вооружения и техники в Кубинке.

В июне 1943 года Управление вооружений сухопутных сил вермахта выдало фирме «Адлер» задание на разработку танка Е-100. Индекс «Е» (Entwicklung) означал принадлежность к перспективной системе бронетанкового вооружения, так и не реализованной. Е-100 должен был весить 140 т, вооружаться 150– или 170-мм пушкой. Но когда гиганты лишились приоритета, на заводе «Хеншель» в Падерборне на сборке Е100 оставили всего трех человек. Собранное шасси забрали англичане.

Снова всплыло имя инженера Гроте, не отказавшегося после возвращения в Германию от сверхтанков. В том же июне 1942 года, когда начинались работы над «Маусом», он вместе с доктором Гаккером из Министерства вооружений занялся разработкой танка Р.1000 «Ратте» («крыса»). Колосс в 1 000 тонн массой, длиной 35, шириной 14 и высотой 11 м должен был нести две 280-мм морские пушки и одну 128-мм, а для борьбы с самолетами — шесть-восемь 20-мм зенитных автоматов. «Ратте» приводился в движение несколькими судовыми двигателями.

Фирма «Крупп» к декабрю 1942 года подготовила эскизный проект танка P.1500 в 1 500 т. Этакий самоходный лафет для 800-мм пушки «Дора», несущий в качестве «вспомогательного» вооружения еще две 150-мм пушки и оснащенный четырьмя дизелями, используемыми на подводных лодках. Уже в начале 1943 года министр вооружения Шпеер остановил работы по обоим проектам, из которых все равно не вышло бы ничего конструктивного.

«Черепахи» союзников

Англичане приступили к созданию танка прорыва еще до войны, предполагая, что в случае войны «на континенте» они будут штурмовать укрепления вроде германской «линии Зигфрида». В 1939 году образовался комитет, куда вошли почтенные ветераны британского танкостроения — А. Стэрн, Ю. Д'Энкур, Э. Суинтон, Г. Риккардо, У. Вильсон. Производство развернули у пионера танкостроения компании Фостера. Конструкторы назвали себя «The Old Gang» — «старая смена», а подготовленный ими проект получил обозначение TOG. В октябре 1940 года построили опытный танк TOG 1, а в мае 1941-го — TOG 2. Их конструкция свидетельствовала, скорее, о попытке вернуться к старым канонам, чем о стремлении сделать нечто новое. Подвеска была жесткой, планировалась даже установка вооружения в бортовых спонсонах. «Старая смена» все же поставила башню с длинноствольной 76-мм пушкой и электроприводом, а также использовала электротрансмиссию. Гусеницы, как и у французских 2С, охватывали корпус. Правда, 600-сильный двигатель был слабоват для машины массой 81 т. В серию TOG 2 пущен так и не был. Теперь он украшает экспозицию Королевского танкового музея в Бовингтоне.

Исходя из опыта боев в Северной Африке, англичане решили разработать «штурмовой танк» с бронированием, защищающим от большинства известных противотанковых средств, и сильной противотанковой пушкой. Заказ на разработку в конце 1942 года получила фирма «Наффилд», где работы возглавил М. Томас. От проекта АТ-1 после ряда уточнений и изменений дошли до АТ-16. Он и стал основой «танка» А39 «Тортойз» («Черепаха»). При длинноствольной 95-мм пушке раздельного заряжания и толщине брони до 225 мм «Черепаха» весила под 80 т. Механическая трансмиссия допускала разворот на месте, вот только место для такого разворота найти было непросто. Заказ на 25 штук сократили сначала до 12, а в феврале 1946 года — до 6. Интерес к машинам погас, и в апреле 1948-го две из них отправили в британскую оккупационную зону в Германии, скорее, для проверки возможности транспортировки таких тяжелых машин, чем для испытаний.

Конструкторы США к началу войны не создали «задела» в области тяжелых танков. Зато в годы войны «пробежали» путь от архаичной идеи четырехбашенного танка — через построенный небольшой серией 55-тонный однобашенный М6 — к штурмовой машине с длинноствольной пушкой. Работу над последним проектом артиллерийско-техническая служба начала в сентябре 1943 года. Получившаяся в результате 90-тонная T28 с рекордной толщиной лобовой брони 305 мм была, по сути, самоходной 105-мм пушкой. Так ее и хотели обозначить, но все же отнесли к танкам. В боекомплект входили бронебойные и бетонобойные снаряды — американцы собирались штурмовать немецкий «Западный вал» во Франции. Пять машин заказали компании «Пасифик Кар энд Фаундри» в мае 1945-го, когда Германия уже капитулировала. После окончания войны с Японией заказ сократили до двух машин, которые до конца 1947 года испытывали в США. Одна сохранившаяся Т28 стала экспонатом Музея Паттона в Форт-Нокс.

И Т28, и «Черепахи» создавали массу проблем при транспортировке. Для уменьшения ширины у «Черепахи» снимали бортовые экраны и внешние тележки ходовой части. Т28 имела на каждый борт по два гусеничных хода. Внешние при перевозке снимались, а на марше буксировались за машиной, как тележка. Скорость хода А39 и Т28 была действительно «черепашьей». Зато в их конструкции опробовали ряд новых решений — сварка толстых литых деталей брони, установка зенитных пулеметов, новые схемы подвесок, приводы управления.

Следующий опытный американский штурмовой танк — 90-тонный Т30 — уже нес 155-мм пушку в башне. Но дни сверхтяжелых машин были сочтены.

Развитие противотанковых средств и способов применения танков заставили отказаться от просто количественного наращивания характеристик и пересмотреть требования к бронетехнике. Идеи «сухопутных линкоров», взламывающих оборону противника, или «подвижных фортов», ползающих по полю боя, отошли в прошлое. Да и тяжелые танки прорыва постепенно превращались в танки поддержки. Окончательно стало ясно, что танк, не помещающийся на железнодорожной платформе, не способный пройти по мосту, а теперь еще и не умещающийся в тяжелый транспортный самолет, создает большие проблемы. Именно поэтому масса современных танков не превышает 50—60 тонн. Ни один сверхтяжелый танк не вышел на поле боя. Это направление оказалось тупиковым. Но не стоит воспринимать сверхтяжелые машины — построенные или оставшиеся в чертежах — только как курьезы. Во многих разработках были идеи, не без успеха воплотившиеся позже, в машинах более «легких» классов.

Семен Федосеев | Иллюстрации Юрия Юрова

 

Дело вкуса: Сокровища Перигора

Настоящим шедевром природы считается перигорский трюфель, или Tuber melanosporum. Такие определения, как черные бриллианты или «капризный принц», которыми его привычно награждают французы, при всей красочности и эмоциональности не дают истинного представления о самом предмете национальной гордости. А между тем самое время это сделать. Сезон охоты на трюфели в разгаре.

Аристократы грибного царства

Как они растут, не видел никто. Даже те, кто собирает их из поколения в поколение. Потому что вся жизнь трюфеля проходит под землей и находится в полной зависимости от деревьев или кустарников, корни которых становятся настоящими кормильцами этих грибов, делясь с ними запасами углеводов. Правда, называть трюфели нахлебниками было бы несправедливо. Паутина нитей мицелия гриба, обволакивающая корни растения-хозяина, помогает ему добывать дополнительную влагу и, кроме того, защищает от всевозможных микробных заболеваний, например от фитофторы.

Грибница, главная часть грибного организма, живет долго, если ее никто не разрушает, и периодически образует плодовые тела, содержащие споры, необходимые для дальнейшего размножения. У обычных грибов все просто. Заботу об их распространении берут на себя ветер и вода. А вот продолжение подземного трюфельного рода зависит от того, будут ли они найдены, выкопаны и съедены животными, чтобы споры, пройдя через кишечник лесных гурманов и упав на землю, смогли прорасти на новом месте. Для привлечения внимания поедателей у трюфелей есть одна-единственная приманка — аромат, развившийся в процессе эволюции до невообразимых пределов. Правда, далеко не все трюфели пахнут аппетитно. В своем большинстве они источают зловоние, похожее на запах гудрона, протухшей селедки или гниющего лука. И лишь несколько разновидностей подземных грибов, среди которых почетное место занимает черный перигорский трюфель, вызывают усиленное образование желудочного сока у человека.

Главными условиями для роста трюфелей являются теплый климат умеренной зоны и смешанный лес. Этим условиям соответствуют средняя полоса России, Крым, множество мест в Испании, Португалии, юг Германии, Хорватия, Франция и Италия. Собственно, во всех перечисленных областях их и находят. Есть они и на Тихоокеанском побережье США, в лесах Калифорнии, в Австралии и Северной Африке — Алжире, Марокко, Тунисе.

Правят в трюфельном царстве — двое. Первый — это белый итальянский трюфель, специалитет региона Пьемонт, встречающийся крайне редко. Любой итальянец скажет, что он лучше других. И будет одновременно и прав, и нет. Его аромат настолько тонок и многообразен, что ему одному можно посвятить том кулинарной книги.

Второй — его извечный соперник — черный перигорский. Если же сравнить их, хотя это и не совсем корректно, а от такого сопоставления все равно не уйти, белый пьемонтец дает яркую, почти не подлежащую обсуждению композицию запахов, ассоциирующуюся с понятием «дольче вита» прочнее, чем марка «Гуччи» и мотороллер «Веспа», тогда как перигорец — повод для раздумий. Сочетания различных продуктов с белым трюфелем всегда эффектны, как салют, в то время как с черным некоторые из них могут показаться незабываемыми, другие чудовищными, третьи — обыденными. Благодаря многоликости запаха черного трюфеля он одинаково хорош как с телятиной, так и с шоколадом.

Грибники-охотники

Основные животные на трюфельной охоте — собаки и свиньи. И еще… мухи. Трюфельные мухи — это не название вида. В каждой стране они свои. Но роднит их любовь к трюфелям. Они слетаются на запах и откладывают яйца в почву по соседству. Из яиц выходят личинки, пробираются к ближайшему плодовому телу, вгрызаются в него и едят, пока не окуклятся. Вскоре из куколок одновременно вылупляются сотни мух. Их роение в солнечную погоду позволяет легко найти трюфели: рой образует в воздухе столб, указывающий прямо на родное гнездо. Как правило, в гнезде поражается только один гриб, а остальные — целые. Плюс такого поиска — минимальные затраты. Минус — слишком много конкурентов с гораздо более результативными помощниками, свиньями и собаками. Поэтому широко «охота на мух» применяется только на Ближнем Востоке. Во Франции ее приберегают для туристов. Свиней, как и мух, натаскивать на трюфели не надо, они чуют добычу за 20 м, бегут и откапывают, чтобы полакомиться, — только держи. Поэтому поисковых свиней водят на поводке, а сразу же после того, как свинья «сделает стойку», награждают ее чем-нибудь вкусным, например сладкой кукурузой или фасолью, чтобы отвлечь от грибного деликатеса. У свиней есть и другой недостаток: кроме прожорливости они быстро устают, особенно если гнезда разбросаны далеко друг от друга.

Поэтому самый распространенный вид охоты на трюфели — с собакой. Порода значения не имеет, натаскивают и дворняжек, и породистых собак. Одинаково хорошо работают и овчарки, и небольшие собаки, такие как пудели, таксы и даже той-терьеры. Щенков обучают с 2—3-месячного возраста. Вначале для достижения эффекта запоминания запаха в молоко добавляют настой трюфеля. Потом учат приносить апорт, натертый свежими грибами. Затем задачу усложняют, закапывая его в землю. Самый ответственный этап подготовки молодой «трюфельной» собаки — «нахаживание» по разработанному тренерами маршруту по грибным местам. Эти занятия проводят на рассвете, при большой влажности воздуха, температуре 10—15°С и постоянном умеренном ветре. Направление движения выдерживают так, чтобы собака все время шла против ветра. Подготовка такой собаки — дело кропотливое и дорогое, а потому и стоимость ее составляет не менее 5 тысяч евро. Однако настоящие грибники-тартуфайо не скупятся. Год-другой, и собака с лихвой покроет все расходы по ее приобретению и начнет приносить доход хозяину. С развитием агро-гастрономического туризма некоторым трюфельным собакам приходится выполнять функции гидов или массовиков-затейников. Например, обслуживать экскурсии по трюфельному лесу с незнакомыми людьми. Но они и с этим справляются.

Достояние республики

Перигорский черный трюфель — очень дорогой. Отыскать его не просто даже в местах привычного обитания. С 60-х годов прошлого века ничего, например, не слышно о трюфелях из Шаранты. Как говорят специалисты, черные трюфели переживают черные времена.

Остается только удивляться цифрам старой статистики. Чуть более ста лет назад Франция производила ежегодно 1 320 т черного трюфеля. А в сезон же 1999/2000 года, признанный урожайным, общий итог продаж не превысил и 30 т!

Причины такого падения называются разные. Одни эксперты указывают на последствия Первой мировой войны, когда добыча трюфеля была едва ли не единственным источником заработка, и тысячи людей, не имевших прежде никакого отношения к «черному бриллианту», принялись лихорадочно и безграмотно рыться в земле, сводя всякую возможность регенерации практически к нулю. Другие пеняют на сокращение площадей дубовых и буковых лесов и загрязнение окружающей среды. Правы, видимо, и те, и другие.

А потому и цены на трюфели, ставшие уже некой диковиной, непомерно велики. Хотя удерживанию цен на определенном уровне способствуют и сами грибники. Они следят за тем, чтобы урожай не был слишком большим и цены на трюфели не упали. Сбор должен балансировать на грани дефицита, чтобы вызывать ажиотажный спрос у покупателей, готовых выложить за один килограмм трюфелей от 400 до 1 000 и более евро.

Самые щедрые на трюфели леса находятся в Перигоре и Керси, которых сегодня не найти на политической карте Франции. Зато есть департаменты Дордонь и Ло. Как раз здесь и растут знаменитые черные трюфели. Об этом знают абсолютно все: и французы, и приезжие. Однако местные жители ни за что это не подтвердят. Потому что местонахождение трюфелей — великая тайна. Так уж принято в этих местах — не рассказывать о трюфелях всей правды.

Потомственные охотники за трюфелями относятся ко всем без исключения приезжим как к злоумышленникам, которые только и думают, как бы расхитить заветные сокровища и пустить их по миру.

И тем не менее именно усилиями приезжих энтузиастов перигорский трюфель обретает какое-никакое будущее. Один из таковых сподвижников — Юго Мартен (Hugues Martin). Он приехал в Дордонь в возрасте 15 лет и с тех пор занимается трюфелями, разведение которых стало делом его жизни. Вначале он работал лесником в различных местных питомниках. Затем, в 1996-м, купил трюфельную ферму. А в 2001 году был назначен комиссаром по качеству трюфельного рынка города Сент-Альвер (департамент Жиронда на юго-западе Франции). Эта должность по своим полномочиям может сравниться в здешних краях разве что с должностью мэра. И то, что эту должность получил чужак, говорит о многом.

Фермы — последняя надежда Дордони. Трюфели давно пытались «одомашнить». Собственно говоря, «золотой век» трюфеля, пришедшийся на конец XIX столетия, явился как раз результатом таких агротехнических экспериментов, когда вместо виноградников, пораженных эпидемией филоксеры, были посажены дубы, причем желуди сеялись вперемешку с почвой, взятой с мест, богатых трюфелями. И вот с 60-х годов прошлого века такие фермы стали появляться здесь вновь. Это одна из самых неторопливых отраслей сельского хозяйства. Первого урожая можно ждать через 15 лет. Причем нет никакой гарантии, что он появится. Трюфель — гриб капризный. Говорят, что он идет в руки только тому, кто его уважает. И если это так, то Юго Мартену должно повезти обязательно.

Как же выглядят эти сокровища природы? Все они, не исключая и черный, весьма некрасивы. Плодовые тела их округлые и одновременно слегка какие-то угловатые, с крупными бородавками, имеют черный или красновато-бурый цвет. Мякоть — красноватая, к зрелости чернеет, пронизана белыми прожилками. Черный перигорский трюфель созревает осенью. Сезон охоты на него проходит с ноября по март. Лучшими считаются грибы, размер которых приближается к крупному яблоку. Они большая редкость, составляют всего 1% от общего сбора и относятся к категории super extra. Грибы размером с грецкий орех относятся к extra grade и составляют 10%, еще мельче, примерно с вишню, — first choice. Их бывает 30% от сбора. Большая же часть «улова» — это совсем маленькие трюфельки, которые годятся лишь для приготовления соусов или подлив.

Надо сказать, что кроме настоящего перигорского трюфеля Tuber melanosporum в продаже часто бывает и трюфель зимний Tuber brumale, также под названием «черный трюфель». Растет он в тех же местах, что настоящий черный, но встречается несколько чаще. Впрочем, заботящиеся о своей репутации поставщики (а в этом секторе экономики о репутации заботятся почти все) обязательно сообщают, что именно вы покупаете в данном случае. Здесь и цена другая.

Главным местом, где горожане могут купить трюфели, является «Дом трюфелей», расположенный на площади Мадлен в Париже, в котором с ноября по март поступают в продажу прошедшие специальный отбор и разобранные по сортам свежие трюфели. Причем цены на товар варьируются от астрономических до вполне приемлемых, хотя таковыми их можно назвать очень условно. Лучше о цене такой покупки заранее не думать, чтобы не нервничать.

Трюфелемания

Говорить о вкусе трюфеля не имеет особого смысла, потому что вряд ли вам представится возможность как-нибудь откусить от целого гриба. Да и не делает так никто. Разве что если окажетесь где-нибудь в Алжире или Ираке, причем в сезон сбора местных трюфелей, где их можно попробовать печеными в золе. Впрочем, у ближневосточных и пустынных видов трюфелей запах нестойкий и при термообработке совершенно улетучивается. А ведь именно с них все и началось. Трудно сказать, когда точно древние римляне стали массово закупать трюфели на Ближнем Востоке и в Африке. Во всяком случае, после покорения Египта — именно оттуда в Рим пришло умение готовить трюфели. Тогда, даже в большей степени, нежели сейчас, трюфели были атрибутом сумасшедшей роскоши и покупались по цене золота. Да и аксессуары для их приготовления соответствовали ценному продукту. Золотые жаровни, предписанные древними кулинарами для приготовления трюфелей, сегодня не использует ни один даже самый успешный ресторатор. Приправы и пряности добавлялись тоже дорогие, правда, обычные для того времени — соль, разные пряные травы и обязательно кумин (эта пряность сейчас известна в России и СНГ под названием «зира» и служит непременным компонентом плова). О весовых соотношениях трюфелей и добавляемых приправ сведений не сохранилось, поскольку обычай записывать рецепты появился лишь в XIX веке. В любом случае от аромата пустынного трюфеля, и так не очень интенсивного от природы, да еще и ослабевшего во время перевозки, скорее всего ничего не оставалось. Кроме воспоминания, что в Египте эти грибы были чрезвычайно вкусны и ароматны. Второе и окончательное открытие трюфеля произошло в XV веке. Именно тогда итальянцы обнаружили, что прямо у них под ногами растут деликатесы. Не стоит забывать, что итальянская кухня в то время была куда беднее, чем сейчас. Поэтому «открытый» ими трюфель мгновенно превратился в предмет культа. И когда итальянские повара отправлялись на работу за рубеж, они сразу же по приезде начинали искать культовый гриб. И находили. Сначала — во Франции. Потом — в России. В 1533 году флорентийка Екатерина Медичи вышла замуж за будущего короля Франции. Приехав во Францию, юная принцесса едва не зачахла, поскольку совершенно не могла питаться местной трудноперевариваемой пищей. Поэтому вслед Медичи из Флоренции прибыл десант поваров. Так началась история классической французской кухни, в которой трюфели заняли достойное место. Ради справедливости надо сказать, что трюфели собирали во Франции и до флорентийского пришествия — в Провансе, предгорьях Прованских Альп, Аквитании и Шаранте, но разгадать секрет их неповторимого вкуса не умели и добавляли в еду для увеличения объема. В России тоже существовал трюфельный промысел. Сейчас в это трудно поверить, но Московская губерния была его центром на протяжении двух веков. Объемы добычи составляли сотни, а в иные годы — и более тысячи пудов. Когда все началось, точно не известно, но в XVIII веке трюфелями кормились десятки деревень. Наивысший подъем промысла совпал с возвращением в 1813 году русских войск из Парижа. На севере он процветал в окрестностях Фряново, неподалеку от Фрязино и Фрязево — сел, населенных приехавшими в Россию при Петре I да так и осевшими здесь итальянцами. Под Подольском много трюфелей добывали в окрестностях Дубровиц, где в конце XVII — начале XVIII века итальянские мастера 14 лет строили церковь Знамения Божией Матери. Объяснения того, кто надоумил местных мужиков добывать гриб из-под земли, напрашиваются сами собой. Под Дмитровом же добыча трюфеля приобрела странные, но отчетливо русские черты — для поиска стали использоваться медведи. Их специально готовили, прежде всего вырывали зубы. Широкого распространения эта практика не получила, поскольку медведя бывало трудно отогнать от найденной добычи.

Александр Ильин

Несколько граммов удовольствия

Несмотря на молодость отечественного трюфельного рынка (новейшая российская трюфельная история насчитывает каких-нибудь 10—15 лет), есть немало мест, где можно отведать или купить удивительные грибы — это элитные рестораны, магазины деликатесов или дорогие гастрономические бутики. Они здесь «водятся» круглый год. Более ценным (за неимением самого дорогого — перигорского) и, соответственно, дорогостоящим является зимний, добываемый с конца сентября по март. Сроки его произрастания и принято считать трюфельным сезоном. Менее котируется летний сорт, заменяющий своего сородича в межсезонье (с весны по осень). Путь гриба от места его произрастания до российского потребителя выглядит примерно так. «Дорогой скоропортящийся товар закупается, как правило, на заказ (для конкретного заведения или повара) у поставщиков — владельцев трюфельных ферм и соответствующих лицензий — партиями, исчисляемыми в граммах (30 г, 50 г, 100 г)», — рассказывает Евгений Запольский, шеф-повар грибного ресторана Portofino. Трюфели завозятся в виде цельных клубней, кусочков, сока, кожицы, крема, масла и соуса. Кроме того, поставляются и консервированные трюфели — цельные и измельченные. Надо сказать, что завоз трюфелей в нашу страну начался именно с консервов, предназначенных для недорогих западных ресторанов. Однако сегодня их закупка значительно сократилась. Предпочтение отдается свежим грибам, которые еженедельно небольшими партиями доставляются в Россию самолетами в темных и холодных (от 0 до +4°C) контейнерах.

Клубни трюфелей привозят неочищенными и немытыми, в ресторане их подвергают сухой обработке, аккуратно сметая песок щеточкой, и помещают в холодильник, где хранят при температуре +2—3°С в течение 2—3 дней в закрытой посуде, завернутыми в бумажную салфетку или пересыпанными рисом. Недостатком второго способа является то, что вместе с губительной для гриба влагой зерна не менее интенсивно поглощают и аромат — главное достоинство трюфеля. Существуют и другие, менее щадящие способы длительного хранения нежного товара: «Трюфели моют, чистят и помещают в банку, например, с оливковым маслом, которое впоследствии используется для приготовления соусов, — говорит Роман Рожниковский, совладелец ресторана «Ностальжи». — Можно хранить трюфели в спирте или коньяке. Однако истинные ценители трюфелей все же предпочитают грибы сырые. А если их готовят, то для того, чтобы черный трюфель не потерял свой вкус и аромат, его помещают в духовку всего на 5 минут, предварительно обернув фольгой. Кстати, во всех старинных рецептах приготовления блюд из трюфелей соблюдается тот же принцип минимальной термообработки. Запекать или жарить трюфели — это все равно, что делать пасту из черной икры».

По причине ярко выраженных качеств продукта — насыщенный вкус и долгое послевкусие — трюфели используются исключительно как добавка к основному блюду. Гриб нарезают максимально тонко или, как говорят специалисты, бреют непосредственно перед подачей специальной лопаткой. Потом его выкладывают на теплое блюдо, и он сразу начинает источать сильный аромат.

В ресторанах можно заказать свежие трюфели в качестве добавки к любому блюду. На миниатюрных весах официант взвешивает при клиенте гриб, нарезает требуемое количество и взвешивает еще раз. Средняя цена в ресторанах Москвы составляет 5 у. е. за 1 грамм черного трюфеля.

«Количество трюфеля, добавляемого в блюдо по заказу клиента, зависит главным образом от кошелька заказчика. Средний заказ составляет 5 г на блюдо, редко превышая 8—10 г», — говорит Е. Запольский. Впрочем, все эти граммы в итоге складываются в довольно впечатляющие цифры: в модном ресторане потребляется примерно 5—10 кг трюфелей в год.

Какие же блюда способен украсить трюфель? Удалось ли многим поколениям трюфельных гурманов вывести законы его сочетаемости с другими продуктами или сочетаемость зависит от фантазий шеф-повара? Многообразие трюфельных блюд национальной французской кухни на первый взгляд не позволяет проследить какой-то объединяющий принцип. «Вообще говоря, трюфель сочетается со всем, — убежден Е. Запольский. — Однако, будучи продуктом с характерным вкусом и запахом, определяющим вкус блюда в целом, он все же выигрывает в блюдах «пассивного вкуса», приготовленных из продуктов, не обладающих собственным ярко выраженным вкусом».

Так, по мнению французов, все рецепты с трюфелями должны готовиться на базе яиц (омлеты, взбитые яйца, суфле с трюфелями). Трюфели также сопровождают блюда из мяса птицы, подаются с лангустом, используются в соусах. Трюфельное меню ресторана «Ностальжи» в числе прочего включает салат из омара с овощами из Ниццы и соусом из черных трюфелей. Для тех, кто любит чревоугодничать «по правилам», — еще один совет о принципах сочетаемости блюд из трюфелей с винами. При выборе вина можно посоветовать руководствоваться принципом близости по вкусу либо, наоборот, принципом контраста. Из белых вин к трюфелям подойдет «Бургундское Гран Крю», «Мерсо», из красных — «Кагор», «Бордо».

Для тех же, кто готов к гастрономическим авантюрам, никаких ограничений по использованию трюфеля не существует. Возможны любые, самые неожиданные сочетания, которые, впрочем, способны оценить лишь творчески настроенные и свободно мыслящие гурманы-экспериментаторы: «У нас в меню был десерт, напоминающий тирамису, но с ароматом трюфеля. Я был в восторге, а гости — нет», — вспоминает Р. Рожниковский.

В самом деле, далеко не все способны испытать гастрономический восторг по поводу трюфеля. С чем же связан многовековой ажиотаж вокруг этого неприглядного гриба? Ответ на этот вопрос у каждого трюфелеведа свой. Версия притягательности трюфеля от Р. Рожниковского, похоже, объясняет ощущение многих: «Трюфель — это не еда, а катализатор удовольствия».

Инга Казакова

 

Загадки истории: Спартанский эксперимент

Спарту не зря считают самым странным государством Древней Эллады: эта репутация прочно закрепилась за ней еще у древних греков. Одни смотрели на спартанское государство с нескрываемым восхищением, другие же клеймили царившие в нем порядки, считая их дурными и даже аморальными. И тем не менее именно Спарта, военизированная, закрытая и законопослушная, стала образцом идеального государства, придуманного Платоном, уроженцем вечного соперника Спарты — демократических Афин.

Спартанское государство располагалось в южной части греческого полуострова Пелопоннес, а его политический центр находился в области Лакония. Именно там и обосновались самые «лаконичные» люди в истории. Государство спартанцев в древности именовалось Лакедемон, а Спартой звалась группа из четырех (позднее — пяти) поселений на правом берегу реки Эврот. Спартанскую политику в Греции отличали одновременно наклонность к самоизоляции и желание помыкать остальными греками. Спартанцы боролись за первенство в Греции, бесцеремонно вмешиваясь в дела других государств, запугивая слабых соперников и не давая подняться сильным. Огромная военная мощь, практически непререкаемый авторитет среди ближних и дальних соседей, поразительная внутренняя стабильность сочетались в спартанском государстве с удивительной хозяйственной и культурной отсталостью.

Законы для Лакедемона

На протяжении столетий Спарта и Законы царя Ликурга оставались неразделимыми понятиями. В легендарной фигуре законодателя жители Лаконии видели основателя спартанской государственности, связывая с его именем едва ли не все особенности своей общественной жизни и быта. Легенды доносят до нас образ мудрого правителя, не просто реформировавшего политические институты своей страны, но и воспитавшего характер целого народа. Основной задачей всей внутренней политики спартанского государства было поддержание его традиционных устоев. Законы спартанцев являли собой рациональное, логически выстроенное целое. Многие их институты кажутся пришедшими из глубины веков, но вместе они работали как хорошо отлаженный механизм. Необычные стороны спартанской жизни были не реликтом седой старины, а результатом целенаправленной и кардинальной перестройки, которую исследователи иногда называют «переворотом VI века». Спарта не всегда была такой: примерно до VI века до н. э. спартанцы, скорее всего, не слишком отличались от остальных греков. Так, в VII и VI веках до н. э. в их обиходе использовались красивые и дорогие вещи, и в целом изделия местного ремесленного производства отличались отменным качеством. Но уже после VI века до н. э. многие ремесла в Спарте исчезают, а уровень материальной культуры стремительно падает. Тяга к красивым вещам с тех пор стала рассматриваться как антиобщественная и неприличная для спартанца. С началом Олимпийских игр спартанцы принимают в них самое активное участие, более того, в VII и первой половине VI века до н. э. свыше половины победителей во всех основных видах олимпийских состязаний были выходцами из Лакедемона. Однако затем спартанские атлеты внезапно перестают приезжать в Олимпию. За этими фактами легко угадывается трансформация спартанского общества, определившая характерные черты Спарты классического периода и сделавшая ее столь непохожей на остальную Грецию. Современные исследователи признают, что в истории Спарты наступил некий переломный момент, когда она замкнулась в себе и превратилась в то казарменное государство, о котором поведали хронисты Греции и Рима.

Хронология

Ок. 1200—1100 годов — Троянская война.

Падение микенского господства в Лакедемоне.

Вторжение на Пелопоннес дорийских племен, занявших позже территорию спартанского государства

800 год (?) — политическое объединение четырех обов (территориальных единиц), положившее начало созданию Спарты

776 год— первые Олимпийские игры

Ок. 736—716 годов — Первая Мессенская война. Спартанцы завоевывают часть Мессении

Ок. 720 года — xv Олимпийские игры, большинством победителей на которых были спартанцы. Граждане города Аргоса (аргивцы) захватывают город Асину в Мессении

685—668 годы — Вторая Мессенская война.

Возглавляемые Аристоменом мессенцы восстают против Спарты, которая в результате захватывает всю Мессению. Часть побежденных выселяют на Сицилию, оставшихся превращают в бесправных илотов

676 год — «Большая Ретра». Самый ранний конституционный документ архаической Греции, гипотетически содержащий запись Законов Ликурга

668 год — первые гимнопедии — спартанские праздники в честь Аполлона

556 год — выбран эфором Хилон, ему приписывают фразу «Познай самого себя», выбитую над храмом в Дельфах

546 год — победа Спарты над Аргосом в «Битве чемпионов». С обеих сторон в битве участвуют по 300 воинов

Ок. 505 года — развитие Пелопоннесского союза во главе со Спартой как результат усилившейся внешнеполитической активности Спарты

500—449 годы— Греко-персидские войны

490 год — битва при Марафоне. Греческое ополчение под руководством Мильтиада и Аристида наносит поражение персидской армии

480 год — битвы при Артемисии (греки атакуют персов, уничтожив 30 их кораблей), Фермопилах (гибель Леонида и трехсот спартанцев), Саламине (греческий флот под командованием Фемистокла разбивает флот персов) и Гимере (объединенная армия тирана Акраганта Ферона и тирана Сиракуз Гелона разбивает армию Гамилькара. Власть Гелона распространяется на Сицилию)

479 год — битва при Платее. Войска 24 греческих городов-государств под командованием спартанского полководца Павсания побеждают персидскую армию, возглавлявшуюся Мардонием

431—404 годы — Пелопоннесская война между Афинами и Спартой за гегемонию в Греции, закончившаяся победой Спарты

404—371 годы — Афины сдаются после осады города спартанскими царями Агисом и Павсанием. Спартанская гегемония в Греции

395—387 годы — Коринфская война между коалицией группировавшихся вокруг Афин полисов и Пелопоннесским союзом во главе со Спартой

390 год — афинский стратег Ификрат разбивает спартанцев под Коринфом

338 год — битва при Херонее, Филипп ii Македонский одерживает победу над коалицией греческих городов

244—241 годы — Агис iv, царь Спарты, безуспешно пытается возродить ее былую славу.

Казнен своим заклятым врагом, царем Леонидом II

235—221 годы — Клеомен iii, последний царь

Спарты, наследник дорийцев, потерпевший поражение от македонского царя Антигона Досона, кончает жизнь самоубийством в Александрии (Египет)

146 год — Разграбление греческих городов римлянами, греческие союзы распущены. Образование на территории Эллады римской провинции Ахайя

Бегство от экономики

Главной задачей системы неписаных правил, которую спартанцы связывали с именем Ликурга, стало поддержание единства и монолитности гражданского коллектива. Спартанцы назывались гомеями, то есть «равными». На войне они были тяжеловооруженными воинами-гоплитами и выступали в одном строю спартанской фаланги. Законы Ликурга решительно пресекали потенциальные возможности имущественного расслоения спартанского общества, которое могло поколебать его единство. Спартанцам воспрещалось любое другое занятие, кроме военного дела. Они не только не могли заниматься никаким производительным трудом, но даже не имели права сходить на рынок: за них трудились другие.

С середины VIII века до н. э. Спарта, подобно другим греческим государствам, была вынуждена решать проблемы, вызванные острым земельным голодом. Если остальные греки находили выход из положения в колонизации земель за морем, то спартанцы взялись за своих ближайших соседей — мессенцев, завоевание которых в результате Второй Мессенской войны приостановило аграрный кризис в Спарте, но при этом стало причиной той внутренней напряженности, которая во многом определила особенности лакедемонского общества. Покоренные мессенцы и стали спартанскими рабами — илотами. Илот, в отличие от классического античного раба, не лишался земли, скота и инвентаря и не являлся «перемещенной личностью», илоты имели семьи и вели самостоятельное хозяйство, отдавая спартанской общине лишь установленную подать или оброк. Однако земельный участок илота нельзя было ни продать, ни подарить: и сами илоты, и их земля являлись собственностью всего спартанского государства. Оставшиеся после выплаты оброка продукты илоты могли использовать по своему усмотрению и даже продавать. Занятые войной спартанцы не вмешивались в хозяйственные дела илотов.

Рядовой спартанец был плохим рабовладельцем: он не занимался организацией сельскохозяйственного производства и оставался лишь равнодушным получателем ренты, тогда как хозяйственная инициатива находилась в руках раба-илота, непосредственного производителя. Сами же спартанцы получали во владение поместья одинаковой доходности, спартанец жил на установленный оброк и в хозяйственные дела не вмешивался. По словам Ксенофонта, илоты были готовы «сожрать спартанцев живьем». Фукидид передает рассказ о том, как однажды спартанцы посулили свободу илотам, считавшим себя наиболее способными в военном деле. Таким образом было отобрано около двух тысяч илотов, которые с венками на головах обходили храмы в знак своего освобождения. После этого все они были истреблены. Спартанские должностные лица — эфоры ежегодно объявляли илотам войну от имени спартанского государства. Эта формальность служила юридическим оправданием еще одного интересного института Спарты — криптий (карательные экспедиции против илотов). Участниками криптий были юные спартанцы, которые «уходили в партизаны»: уединяясь в горах или в сельской местности вдали от поселений, они прятались днем, ели что придется, а по ночам охотились на илотов.

Об «экономических рычагах» борьбы Ликурга с неравенством среди спартанцев Плутарх сообщает так: «Прежде всего он изъял из обращения все золотые и серебряные монеты, приказав употреблять одну железную. При малой стоимости она занимала столько места, что для сбережения дома десяти мин нужно было строить большую кладовую и перевозить их на телеге. Благодаря такой монете в Спарте исчезло много преступлений: кто решился бы воровать, брать взятку, отнимать деньги другого или грабить, если нельзя было даже спрятать свою добычу?! Затем Ликург изгнал из Спарты все бесполезные, лишние ремесла. Впрочем, если бы даже он не изгонял их, большая часть из них все равно исчезла бы сама собой вместе с введением новой монеты. Ведь железные деньги не имели хождения в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить ни заграничных товаров, ни предметов роскоши. По той же причине чужеземные корабли не заходили в спартанские гавани. В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых и серебряных дел — там не было денег. Таким образом, роскошь исчезла сама собой. Ремесленники, делавшие прежде предметы роскоши, должны были с тех пор употреблять свой талант на изготовление предметов первой необходимости».

От такого стремления к уравнительству хозяйственная жизнь Спарты веками пребывала в состоянии глубокого упадка. Законы позволяли спартанцам брать вещи соседей и пользоваться ими как своими собственными («если только они не были нужны хозяевам»). Спартанец мог в любой момент залезть в чужой амбар или погреб и взять, что ему нужно.

Спартанская трапеза

В Спарте никто не имел права обедать дома. В центре общественной жизни стояли «обеденные клубы», называвшиеся «сисситии» (буквально — «совместное питание» или «общий стол»). Члены таких «обеденных клубов» сдавали продукты в общий котел, чтобы их можно было съесть за общим обедом. По преданию, сисситии были задуманы самим Ликургом как инструмент поддержания равенства, с помощью которого община могла контролировать образ жизни спартанцев. Расчет был сделан на то, что самое эффективное «промывание мозгов» достигается в небольших коллективах, где все находятся на виду у всех, где жизнь каждого человека зависит от мнения людей, составляющих его ближайшее социальное окружение. В сисситиях состояло по 15—20 человек, а товарищеские связи на поверку оказывались оборотной стороной почти полицейского надзора каждого за каждым. Помимо этого, общие трапезы не давали человеку почувствовать вкус к роскоши. Было запрещено являться на такие обеды сытым, после домашнего обеда. Сотрапезники строго следили друг за другом, высматривая тех, кто не ест, и того, кому самая грубая пища не лезла в глотку, поднимали на смех. Излюбленным блюдом на сисситиях являлась «черная похлебка». Судя по всему, есть ее было большим испытанием, требовавшим поистине спартанской выдержки. Плутарх пишет: «Старики отказывались от мяса, отдавая свою долю молодым, а сами наливали себе свое кушанье, похлебку. Говорят, один понтийский царь купил себе даже спартанского повара исключительно для приготовления «черной похлебки», но, когда попробовал ее, с отвращением выплюнул и страшно рассердился. «Царь, — сказал повар, — прежде чем есть эту похлебку, нужно выкупаться в Эвроте!»

Спартанский социализм

Ради поддержания единства гражданского коллектива и исключения раскольнических настроений в Спарте активно внедрялась идеология мужского и военного братства. По словам Плутарха, Ликург «приучал сограждан к тому, чтобы они не хотели и не умели жить врозь, но, подобно пчелам, находились в нерасторжимой связи с обществом, все были тесно сплочены вокруг своего руководителя и целиком принадлежали отечеству, почти что вовсе забывая о себе в порыве воодушевления и любви к славе». Всякое покушение на принципы спартанского коллективизма пресекалось «сознательными» спартанцами, активистами, блюстителями чистоты спартанской жизни. Лучшим способом утверждения государственной идеологии и пресечения любых попыток быть непохожим на других представлялось резкое сокращение сферы частной жизни. Семья и дом должны были отойти для человека на задний план и не входить в противоречие с духом коллективизма.

Ничто из того, что происходило в Спарте, не подлежало разглашению — на эту «засекреченность» спартанского государства указывает Фукидид. Для существования спартанского государства было характерно желание отгородиться от всего мира, отделить себя глухой стеной культурной и хозяйственной самоизоляции. Ощущение жизни в «осажденном лагере» неизбежно выливалось в чувство собственного превосходства, тогда как «потусторонний» мир воспринимался как потенциальный источник «тлетворного влияния», распущенности. Спартанцам не разрешалось покидать пределы страны, а иноземцам — приезжать в нее. Найденные в Спарте иноземцы подлежали немедленной высылке. «С новыми лицами входят, естественно, и новые речи, с новыми речами являются новые понятия, вследствие чего на сцену выступает множество желаний и стремлений, не имеющих ничего общего с установившимся порядком правления. Поэтому Ликург считал нужным строже беречь родной город от заразы дурных нравов, нежели от чумы», — сообщает Плутарх.

Великие спартанцы

Леонид I (508— 480 годы до н. э.)— спартанский царь из рода Агидов, за первые десять лет своего царствования не сделал ничего замечательного, но навеки обессмертил себя последним в своей жизни сражением при Фермопилах, куда взял с собой только 300 спартанцев — свою личную охрану, воинов, имевших сыновей. Леонид позволил отойти от Фермопил всем 6 000 грекам, которые участвовали в защите прохода, помимо спартанцев. Малоизвестно, что воины из города Феспий (вблизи Фив в Беотии) отказались оставить спартанцев и погибли вместе с ними. Павсаний (? — ок. 470 года до н. э.), спартанский полководец. Возглавив войска 24 греческих полисов, одержал в 479 году победу при Платее (Греко-персидские войны), а спустя два года отвоевал у персов Византий. Дважды подозревался в изменнических переговорах с персами, около 470 года был обвинен в подготовке восстания илотов. Павсаний пытался найти убежище в храме, но был замурован спартанцами и умер там от голода. Агесилай II (ок. 442—358 годов до н. э.)— сын царя Архидама. Был от природы хром, невысок и невзрачен, к чему относился с юмором. Первый калека на царском престоле Спарты, Агесилай оказался блестящим полководцем: хитростью заманив персов во главе с сатрапом Тиссаферном на равнину возле лидийской столицы Сарды, он нанес им сокрушительное поражение. Тиссаферн был казнен, а персидскому царю, предложившему заключить мир и попытавшемуся подкупить Агесилая подарками, хромой полководец ответил: «У греков считается прекрасным брать у врага не подарки, а добычу». Агис IV (262—241 годы до н. э.) — спартанский царь, выступавший за восстановление «ликургова строя», предложил списать долги и произвести передел земли, чтобы увеличить число полноправных граждан; для осуществления реформы предоставил имущество и земли своей семьи, призывая богатых граждан последовать его примеру. Популярные среди обедневших спартанцев инициативы вызвали ожесточенное сопротивление эфоров и аристократии. Агис был повешен, а за ним его мать и бабка.

Дело государственной важности

Воспитание подрастающего поколения считалось в Спарте делом государственной важности и прямой задачей государства. У Плутарха рассказано о своеобразной спартанской «евгенике». Забота об улучшении «человеческой породы» выражалась у них в уничтожении слабых и безобразных детей: их кидали в пропасть. Подобный «искусственный отбор» был нацелен на нематериальные достижения: на укрепление тела и духа, а не на поддержание экономики царства. Впрочем, косвенным результатом уничтожения нежизнеспособных детей являлось и сокращение количества нежелательных едоков. По достижении семилетнего возраста мальчиков собирали в лагеря и делили на отряды, называвшиеся «агелами» (буквально «стая»). С этого возраста дети жили вместе и приучались играть и проводить время в коллективе. Самый сообразительный и спортивный из них становился во главе детского отряда, прочим же мальчикам полагалось его слушаться и брать с него пример. Старики присматривали за детьми, при этом стараясь ссорить их и возбуждать соревновательность. Главными качествами, которые воспитывали у маленьких спартанцев, были беспрекословное повиновение, выносливость, упорство и умение побеждать любой ценой. Постепенно условия содержания детей менялись в сторону больших строгостей: их приучали ходить босыми, а с тринадцати лет подростки получали всего по одному плащу в год. Свои постели они должны были делать сами из речного тростника, который им приходилось рвать голыми руками.

Питание было самым скудным, чтобы подростки привыкли к постоянному голоду и умели его переносить. Как сообщает Плутарх, спартанских детей, собранных в военные лагеря, держали впроголодь, чтобы заставить их собственными силами бороться с лишениями и стать смелыми и хитрыми. Спартанцы сделали удивительное педагогическое открытие: дети вырастают смелыми, если у них получается воровать у взрослых. «Старшим детям было приказано собирать дрова, маленьким — овощи. Все, что они приносили, было ворованным. Одни отправлялись для этого в сады, другие прокрадывались в сисситии, стараясь выказать всю свою хитрость и осторожность. Попавшегося без пощады били плетью как плохого, неловкого вора. Если представлялся случай, они крали и приготовленную еду, причем учились нападать на спавших и на плохих сторожей. Дети старались, — пишет Плутарх дальше, — как можно тщательнее скрыть свое воровство».

Юные спартанцы учились только писать и читать. «Все же остальные виды образования были изгнаны из страны; не только сами науки, но и люди, ими занимающиеся. Воспитание было направлено к тому, чтобы юноши умели подчиняться и мужественно переносить страдания, а в битвах умирать или добиваться победы». В древней Спарте не было литературы. Характерное исключение составляют стихи поэта Тиртея. О Тиртее существует ненадежное в историческом плане предание, содержащее, однако, примечательную оценку его поэтического творчества. Предание гласит, что во время Второй Мессенской войны (первая половина VII века до н. э.) дельфийский оракул повелел спартанцам попросить себе полководца у афинян. Желая посмеяться над спартанцами, афиняне отправили им хромого школьного учителя Тиртея. По легенде, Тиртей сумел оказаться полезным, своими песнями подняв боевой дух спартанских воинов. Оставшиеся от него военные марши в основном повествуют о том, как устроена спартанская фаланга и как прекрасны трупы погибших за родину юношей. Спарта считалась едва ли не самым музыкальным государством Эллады: к музыке и пению ее граждане относились весьма серьезно. Они не без основания полагали, что песни подбадривают человека и особенно подходят для военных упражнений. Наступая на врага, спартанцы пели хором под аккомпанемент флейты.

Прохождение полного курса обучения в военно-спортивных лагерях было обязательным условием становления гражданина. Вся Греция признавала эффективность практики детских батальонов как способа вырастить идеальных солдат, и армия Спарты считалась среди греков самой боеспособной, но перенимать этот опыт нигде не пробовали. Плутарх прямо говорит, что военные походы были для спартанцев возможностью отдохнуть от такой жизни: «На всей земле для одних лишь спартанцев война оказывалась отдыхом от подготовки к ней».

Антиподы: Спарта и Афины

Общественное устройство Афин окончательно сложилось в «золотой век», при Перикле. В этой демократической республике, однако, существовали привилегии, эвпатриды (родовая земледельческая знать), денежный ценз, рабы и склонность подпадать под влияние сильных законодателей и диктаторов, самым известным из которых был Писистрат (560—527 годы до н. э.). Со временем Совет старейшин — ареопаг, в который входило 200—300 архонтов (ареопагитов), преобразовался из консультативного органа ранних афинских царей-басилеев в отдельный орган управления. В Аттике VIII—VI веков созывали народное собрание — экклесию. Однако в этом «собрании вызванных лиц» принимали участие лишь граждане, приглашенные архонтами. Народное собрание Афин стало орудием в руках знати.

В Спарте выработалась оригинальная деспотическая форма аристократического республиканского «коммунизма» с двумя наследственными царями, принадлежавшими к родам Эврипонтидов и Агиадов. По законам Ликурга два вечно соперничавших за власть царя вошли в совет старейшин — герусию в качестве рядовых, но не избираемых, а наследственных членов-герусиков. Остальные 28 членов герусии выбирались народом из числа стариков не моложе 60 лет. Судьями в гражданских делах были эфоры, избиравшиеся народом на один год. Эфоры имели право осуществлять полицейский надзор над гражданами. По Ликурговой «Ретре» народному собранию апелле «предлагают решения, которые он может принять или отклонить. У народа пусть будут высшая власть и сила». Однако позже аристократия, недовольная подобным распределением сил, внесла в «Ретру» поправку: «Если народ примет неправильное решение, геронты и цари могут отвергнуть его и распустить народное собрание». Спартанская форма правления, пронизанная контролем над гражданами сверху донизу, была гораздо деспотичнее афинской республики в ее лучшие времена, поэтому Афины показали себя как более творческое государственное объединение, зато Спарта была сильнее и долговечнее. Остальные государства греческого мира колебались между дорическими установлениями спартанцев и ионийской формой общественной жизни в Афинах, зачастую склоняясь к тирании (Поликрат, Периандр, Дионисий Сиракузский и другие).

Героизм от безысходности: фермопилы

В «Истории» Геродота приводится диалог персидского царя Ксеркса с «военным экспертом» по имени Демарат. Отвечая на вопрос о военной силе греков, Демарат называет спартанцев людьми, способными оказать полчищам персов самое эффективное сопротивление. Ксеркс принимает такой ответ с нескрываемым недоверием: восточный деспот сомневался в боеспособности войск, которых не гонят в бой плетью. В глазах персидского царя свободные люди были негодными солдатами, которые разбегутся при первой же атаке, и только деспотическая власть способна рождать дисциплину. Демарат отвечает Ксерксу, что тот просто не знает спартанского государства: «Они свободны, но не во всех отношениях. Есть у них владыка — это закон, которого они страшатся больше, чем твой народ тебя. А веление закона у спартанцев всегда одно и то же: закон запрещает в битве бежать перед любой военной силой врага, но велит оставаться в строю, победить или погибнуть».

Если верить Геродоту, этот диалог предварял одну из самых славных страниц греческой и спартанской истории — битву при Фермопилах. Фермопилами называлось несуществующее ныне ущелье, через которое в древности лежал путь в Среднюю Грецию. В этом месте в 480 году до н. э. отряды греческих городов попытались задержать персидскую армию Ксеркса. Когда персам удался обходной маневр, ущелье превратилось в ловушку. Что было дальше, не совсем понятно. То ли греки решились на организованный отход под прикрытием спартанского арьергарда, то ли началось их форменное бегство. Так или иначе, триста спартанцев во главе с царем Леонидом не двинулись с места и были истреблены до последнего человека. История этого страшного боя окружена легендарными подробностями, леденящими кровь. В ответ на благоразумные опасения одного фессалийца, говорившего, что тучи персидских стрел способны затмить солнце, бесстрашный спартанец будто бы ответил: «Наш приятель принес хорошую новость: если персы затмят солнце, можно будет сражаться в тени». В уста предводителя спартанцев царя Леонида древние рассказчики вкладывали не менее знаменитые слова. Как сообщает Диодор Сицилийский, «Леонид приказал воинам позавтракать, так как обедать, дескать, они будут уже на том свете». Изломав оружие, спартанцы защищались камнями и кулаками. На месте их гибели впоследствии был поставлен монумент в виде каменного льва со знаменитой эпитафией, написанной известным древнегреческим поэтом Симонидом: «Странник! Ступай и поведай ты гражданам Лакедемона, что их заветам верны, здесь мы костями легли».

Спартанцу, оставившему своих и отступившему с поля боя, лучше было умереть. Такому человеку до конца дней не было прощения и места в обществе, он становился изгоем. По словам Ксенофонта, «в Спарте скорее предпочитали смерть, чем такую бесчестную и позорную жизнь». Выживших при Фермопилах спартанцев было двое. Один был отправлен гонцом в Фессалию и потому остался в живых. О его последующей судьбе Геродот сообщает одной красноречивой фразой: «По возвращении в Спарту его ожидало бесчестие, и он повесился». Второго звали Аристодем. Он страдал тяжелым недугом, и поэтому царь Леонид сам отпустил его из лагеря на лечение в соседнее селение. «По возвращении в Лакедемон, — пишет Геродот, — Аристодема ожидали бесчестие и позор. Бесчестие состояло в том, что никто не зажигал ему огня и не разговаривал с ним, а позор — в том, что ему дали прозвище Аристодем-Трус». Аристодем искал и нашел смерть год спустя в битве с персами при Платеях. По общему признанию греков, он показал себя как самый доблестный из всех воинов. Но спартанцы отказались удостоить его «великих почестей», так как полагали, «что Аристодем бился, как исступленный, выйдя из рядов, и совершил великие подвиги лишь потому, что явно искал смерти из-за своей вины». Однако никакие подвиги и даже героическая смерть не могли смыть позорного клейма.

Рождающие героев

Положение спартанских женщин расценивалось в Греции как нечто ненормальное, далеко выходящее за рамки привычного и приемлемого. Греческие государства были «мужскими клубами», где женщине не отводилось никакого места. Роль женщины в обществе ограничивалась кругом ее домашних обязанностей и их выполнением. Когда афинский комедиограф Аристофан в комедии «Лисистрата» показывает, как женщины завладевают Афинами и объявляют мужьям сексуальную забастовку, мы на самом деле абсолютно не понимаем юмора. А юмор состоит в том, что большего абсурда жители Афин и других греческих городов не могли себе даже представить. То, что творилось в Спарте, в глазах всей Эллады походило на такую уморительную и неприличную комедию. Греки считали спартанок распутными и неуправляемыми, вышедшими из повиновения своих мужей и даже смеющими ими командовать, а это казалось тем более странным на фоне строгостей легендарных законов Ликурга. По словам Аристотеля, Ликург сумел создать законы только для мужской половины Спарты, с распущенностью и своеволием спартанских женщин великий законодатель якобы не смог ничего поделать. В действительности же «женская эмансипация» выглядит органичной частью «революции Ликурга». Если во всей Греции семья являлась ячейкой общества, а женщины были чем-то вроде семейного имущества, то спартанские законы стремились во всем ограничить роль семьи. Идеи спартанского коллективизма и воспитания личности распространились на женщин, а это означало, что в существе женского пола уважали человека и личность. Именно этого остальные греки не могли или не хотели понять.

Юные спартанки не сидели взаперти в ожидании замужества. Подобно мальчишкам, они разбивались на отряды и проходили спортивную подготовку, упражняясь в беге, борьбе, метании копья и диска. Пикантность этим атлетическим упражнениям добавляло то, что молодые люди обоего пола состязались на глазах друг у друга. Юноши были обнаженными, а девушки занимались спортом то ли нагишом, то ли в эфемерных хитончиках, которые, в общем, ничего не прикрывали. На праздники нагие юноши и девушки устраивали торжественные шествия, сопровождавшиеся гимнастическими упражнениями, песнями и плясками. Древние греки придавали наготе огромное значение, они считали ее одним из своих отличий от варваров, в частности то, что на спортивных играх атлеты выступали обнаженными. Подобное внимание к нагому человеческому телу можно понять только в свете греческой философии. Однако во всей Греции это касалось мужчин, а не женщин. Греческие женщины ходили с головы до ног стыдливо укутанные в бесформенные одежды. В манере спартанок публично обнажаться многие в Греции упорно видели одно беспутство. Один Плутарх смог разглядеть присущие обнаженным спартанкам высокие моральные принципы, хотя, повествуя о выступлениях голых гимнасток, он не отрицал присущего им момента эротической демонстрации. И тем не менее главным было другое. Плутарх подчеркивает: публичное обнажение и спортивные состязания спартанок способствовали возвышенному образу мыслей и укрепляли в них чувство собственного достоинства: «В наготе девушек не было ничего неприличного. Они были по-прежнему стыдливы и далеки от соблазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о своем теле. Кроме того, женщинам внушался благородный образ мыслей, сознание, что и она может приобщиться к доблести и почету. Вот почему спартанки могли говорить и думать так, как рассказывают о жене царя Леонида по имени Горго. Одна афинянка сказала ей: «Одни вы, спартанки, делаете что хотите со своими мужьями». — «Да, но ведь одни мы и рожаем мужей», — ответила царица».

Полученное воспитание делало спартанок мужественными и дерзкими на язык, что первыми чувствовали на себе их мужья. Их женщины свободно высказывали свое мнение и отличались независимым поведением. И если греки смотрели на подобное с удивлением, то спартанцы считали только естественным, чтобы женщины включались в жизнь государства. С гордыми словами «со щитом или на щите» на устах спартанки посылали в битву своих сыновей и с презрением отказывались от них, если сыновья не исполняли воинского долга достойно. Само спартанское государство в такую минуту говорило их устами. Спартанки рожали будущих воинов, и общественное мнение Спарты признавало за женщинами немалую свободу в выборе полового партнера и отца своего ребенка. Кто, как не сама женщина, сможет выбрать будущему воину лучшего отца? И вовсе не обязательно, чтобы отцом становился муж. Как изящно выразился Плутарх, Ликург стремился вытравить из умов сограждан «глупую ревность» и предоставлял достойным людям возможность «сообща заводить детей». Остальная Греция называла это распутством. Спартанцы же заботились об улучшении человеческой породы.

Платонический идеал

Типичная для Древнего Востока авторитарная форма государства, деспотия, не прижилась в Греции. Излюбленный греками тип общественного устройства — коллективы граждан, самостоятельно решающих свою судьбу. Политика находилась в совместном ведении граждан, и от того, насколько успешно они формировали и проводили политику государства, напрямую зависело благополучие всех и каждого. Поэтому все, что происходило в Спарте, затрагивало всех на личном уровне. Такая плотная жизненная среда обнаруживала и свои темные стороны. Когда все зависят друг от друга, жизнь в государстве легко превращается в кошмар. Бедой греческих городов-государств являлась хроническая внутренняя нестабильность.

Спарта подала пример радикального и окончательного разрешения «социального вопроса». Законы, приписываемые Ликургу, делали ставку на принципиальную невозможность возникновения внутренних конфликтов, расшатывающих гражданский коллектив. После «революции Ликурга» реальным фактом спартанской жизни стал идеал единства и равенства граждан как залог стабильности и силы Спарты. Все спартанцы до единого переместились в правящее сословие. Все законы служили поддержанию гражданского равенства и единомыслия граждан — и ничему другому, это и придавало государству небывалую мощь. В начале V века до н. э. Спарта возглавила сопротивление нашествию полчищ персидского царя Ксеркса. Затем вопрос о первенстве в Греции решался в споре с Афинами, другим крупнейшим и влиятельным греческим государством, антагонистом и антиподом Спарты. Вопреки прогнозам противников спартанцы вышли из этой схватки победителями: победа над Афинами в Пелопоннесской войне на время принесла Спарте гегемонию над большей частью Эллады.

Древние греки смотрели на спартанское государство со смешанным чувством. Величайшие философы Платон и Аристотель были далеки от преклонения перед спартанскими порядками, но и они в своих проектах идеального государства с большей или меньшей решительностью берут за основу пример Спарты. Для Платона и Аристотеля Спарта являла собой эталон стабильности и гражданского мира, позволяющий избежать тирании, с одной стороны, и анархии — с другой. Казалось, именно спартанцы лучше остальных жителей Эллады воплотили в жизнь идею греческого государства как дееспособного коллектива. Платон же ценит как основную спартанскую идею тотального единства и равенства, так и практические способы ее реализации, изображая идеальное государство своих «Законов» со многими чертами спартанского царства. Основываясь на примере Спарты, философ писал: «Никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению. На войне и в мирное время всегда надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например, по первому его приказу останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться и пробуждаться ночью для несения охраны и для исполнения поручений. Словом, пусть человеческая душа научится не уметь делать что-либо отдельно от других людей, и человек не будет понимать, как это возможно».

Игорь Дубровский

 

Люди и судьбы: Гений и злодейство

Вольфганг Амадей Моцарт, легко и стремительно ворвавшийся на музыкальный небосвод XVIII столетия, родился в австрийском городке Зальцбурге 27 января 1756 года. Это был воскресный день, и если верить народным приметам, все говорило о том, что ребенка ожидает судьба необычная, фантастически удачная. Его назвали Иоганнесом Хризостомусом Вольфгангом Теофилом Готлибом. Позднее имя Готлиб заменили на латинский аналог Амадей. А в доме все стали называть младенца уменьшительным именем Вольферль. Он оказался седьмым и последним ребенком придворного композитора Леопольда Моцарта и его жены Анны Марии. История рода Моцартов прослеживается до конца XV столетия и приводит нас к зажиточному крестьянину Давиду Э. Моцарту, выходцу из деревни Пферзее под Аугсбургом. Среди предков Вольфганга — каменщики, цеховые мастера, переплетчики и даже священник.

Разумеется, отец по наследству передал свой музыкальный талант сыну и во многом дочери, однако не стоит умалять здесь и вклада матери, поскольку она была тоже из музыкальной семьи. Справедливо указать и на то, что юмор, жизнерадостность и общительность Вольфганг унаследовал, скорее, от горячо любимой матушки, нежели от автократически патриархального Леопольда Моцарта. Анна Мария Моцарт — важное лицо уважаемого музыкального рода Пертль — в противоположность характеру своего мужа предстает душевной, доброй, неунывающей, искренней и участливой милой женщиной. Как говорит один из биографов В. Моцарта, Шенк, «ей было нелегко между самоуверенным, по-барски упрямым супругом-швабом, фрондирующим на имперский манер в отношении его службы у князя Иеронима фон Коллоредо, и гениальным, далеким от действительности, но не менее упрямым сыном».

Леопольд Моцарт, рано распознавший талант ребенка, всю свою энергию стал вкладывать в его развитие. А немногим позже буквально идентифицировал себя с ним. Заниматься музыкой Вольфганг начал в два с половиной года, а через пару лет отец взялся за его систематическое образование, благо сын оказался необычайно восприимчив к обучению. В три года Моцарт уже играл на клавесине различные мелодии, в пять показал себя выдающимся исполнителем на этом инструменте, а в шесть — принялся сочинять музыку. В восемь лет Вольферль сочинил три симфонии. Из его первых композиций известны несколько пьес, собранных Леопольдом Моцартом в альбом, озаглавленный, как принято тогда было, по-французски: «Для клавесина. Эта книга принадлежит Марии-Анне Моцарт, 1759». В четырнадцать — Вольфганг становится академиком самой авторитетной в Европе Болонской музыкальной академии.

Обрадованный успехом младшего сына, Леопольд Моцарт везет вундеркинда в Вену, мечтая о фантастическом успехе. Но все оказалось не так. Столица рукоплескала юному дарованию и его сестре, зато в императорском дворце к юным музыкантам проявили праздный интерес.

После Вены Моцарты всей семьей отправились в заграничное концертное турне. Они побывали во многих германских княжествах, посетили Францию, Англию, Голландию. Как импресарио своих детей Леопольд не успокаивался на достигнутом. Он включал в очередные концертные программы ряд испытаний для диковинных способностей маленького Вольфганга: игру на клавесине одним пальцем или с завязанными глазами, номера с разгадкой нот, которые издают часы с боем, колокольчики или рюмки. Юный виртуоз, обладатель абсолютного слуха, доводил публику до экстаза и умильных слез. Надо отметить, что концерты длились по три-четыре часа. Леопольд же, дав детям немного отдохнуть после представлений, занимался с ними поочередно как педагог.

Первое турне Моцартов продолжалось три года, а всего Вольфганг вне стен родного дома провел без малого десять лет. «За 27 часов путешествия мы спали только два часа, — сообщает Леопольд Моцарт прямо с дороги в письме одному из своих зальцбургских друзей. — Едва мы съели немного риса и яиц, как я усадил Вольфганга, и он мигом заснул, да так крепко, что даже не пошевелился, когда я его раздевал и усаживал в кресло!»

В пути Вольфганг и Наннерль часто болели, не раз пребывая на краю гибели. Оба ребенка перенесли и воспаление легких, и оспу. Это было не романтическое путешествие, а настоящее хождение по мукам.

Многих современников уже тогда поражало нечто необъяснимое в зрелом не по возрасту мастерстве Вольфганга, которое могло бы развиваться безмятежно, если бы не самодурство Иеронима фон Коллоредо, от которого зависел Леопольд Моцарт. Как ни старался последний сохранить лояльность в отношениях с Иеронимом, но и он довольно скоро убедился в его скупости и черствости, особенно когда дело коснулось поездок с сыном по Европе. Отсюда началось и роковое непонимание между Леопольдом Моцартом и его подрастающим сыном. Дело в том, что Вольфганг недостаточно думал о будущей славе, как того хотелось бы отцу. В противоположность Леопольду юный гений не заискивал в высших сферах. Вскоре он стал ненавидеть Иеронима фон Коллоредо, которому продолжал служить Леопольд Моцарт. Эту ненависть, направленную прежде всего на само существование авторитетов, какими бы они ни были, он бессознательно перенес на отца. Следствием явилось возрастающее отчуждение между отцом и сыном.

В 1778 году в далеком Париже умерла мать Моцарта, которой было всего 58 лет. Две недели она боролась со смертью, и сын не отходил все это время от нее. Ее внезапная кончина стала огромным потрясением для Вольфганга.

Париж ознаменовал резкий поворот в жизни музыканта и пробудил в нем дух свободомыслия — скорее космополитического, нежели политического толка (отсюда и полное равнодушие к Французской революции).

В 1781 году между Вольфгангом и Леопольдом наступило окончательное отчуждение: первый решил разорвать кабалу и отказался от службы у Иеронима фон Коллоредо. Этому во многом способствовал успех его оперы «Идоменей» в Мюнхене. Когда Вольфганг подал прошение об отставке, он был выставлен за ворота, как нищенствующий музыкант. «Один пинок ноги превратил Моцарта в «свободного» венского художника», — сказал исследователь его творчества Шлейнинг. На момент «отставки» изгнанный гений в свои 25 лет уже был автором более двух десятков симфоний и около 200 других произведений. Но Иероним фон Коллоредо никогда не простит этого бунта Вольфгангу.

Леопольда одолевали самые мрачные мысли относительно своего сына, наверняка он был задет и его письмом от 31 июля 1782 года, в котором Вольфганг сообщал о своей женитьбе: «…итак, Вы получили мое письмо, и я вовсе не сомневаюсь, что со следующим письмом получу Ваше соизволение на мою женитьбу. Вы не можете вовсе ничего возразить против оной…ибо она честная, славная девушка, дочь хороших родителей. И я в состоянии зарабатывать на хлеб насущный. Мы любим друг друга и желаем друг друга. Все, что Вы мне написали и могли бы написать, не что иное, как открытый, благожелательный совет, как всегда прекрасный и добрый, однако не подходящий уже для мужчины, зашедшего со своей девушкой достаточно далеко. Следовательно, тут нечего откладывать. Лучше привести свои дела в порядок — и сделать порядочного парня…»

4 августа 1782 года в Вене Вольфганг Амадей Моцарт, несмотря на категорическое несогласие отца, женился на Констанции Вебер. Молодожены поселились у ее родителей, где и продолжал работать Моцарт. Здесь же, в Вене, в перерывах между сочинительством он стал появляться на заседаниях масонской ложи. «Бунтарский» дух, по всей видимости, и в этом вопросе сыграл свою роль: через два года после женитьбы он вступает в масонскую ложу «Благотворительность». Идеи «Свободы, Равенства и Братства» становятся для него привлекательными.

Теперь о главном сопернике Вольфганга Амадея — Антонио Сальери. Австрийский император Иосиф II, будучи в Италии в 1778 году, пригласил к венскому двору 28-летнего маэстро Антонио Сальери, королевского камер-композитора и капельмейстера итальянской оперы. Сальери пребывал в фаворе у императора Иосифа II и у венской публики. Его оперы «Тарар» и «Аксур» стали кульминацией успеха итальянского маэстро. Но далее он уже ничего не мог противопоставить шедеврам Моцарта. Придворный капельмейстер вовремя заметил гений зальцбуржца и предпринял упреждающие удары. Будучи с 1788 года личным советником императора, он приобрел исключительное могущество на музыкальном поприще в Вене. Но с появлением Моцарта исключительность Сальери оказалась под сомнением.

В июне 1790 года Моцарт начинает работать над «Волшебной флейтой». О создаваемом шедевре знает и Сальери: ему об этом рассказывает ученик Вольфганга — Зюсмайр, который не без поддержки Сальери готовился к собственной карьере и на его пути фактически стоял только учитель — Вольфганг Амадей. Положительные отклики Сальери о «Волшебной флейте», на премьере которой он присутствовал, оказались просто данью светскому воспитанию. На душе у итальянского маэстро было совсем иное: он еще раз убедился в том, что в лице Моцарта приобрел решительного соперника в полном смысле этого слова. Более того, Сальери понимал, что великий маэстро не только пребывает на новом витке творческого взлета, но и представляет серьезную угрозу итальянской опере, поскольку «Волшебная флейта» стала предтечей немецкой оперы. Моцарт однозначно встал на его пути. Изначальная ошибка Сальери состояла в том, что он персонифицировал Моцарта с немецкой оперой, хотя как профессионал он не мог не чувствовать, что гений композитора вне каких бы то ни было систем и классификаций, что музыкальную эволюцию, начатую им, остановить уже невозможно.

Такое видение ситуации могло объединить с Сальери и аристократическую верхушку Вены, и большинство католического духовенства. Ведь композитор на тот момент уже состоял в масонской ложе. Так что борьба Сальери с Моцартом могла развернуться на конкретном политическом фоне.

В самом деле, гений Моцарта стал вызовом не только для Сальери и Зюсмайра, не только для обманутой в ожиданиях преуспевания супруга Констанции, но и для властвующих вельможных функционеров.

Сам же Моцарт по причине своего нонконформистского духа оставался вне «игры». Он лишь прогневил свое окружение крепкими шутками, в чем был большим мастером. Скажем, Сальери мог узнать себя в «Волшебной флейте» в образе Моностатоса, в котором высвечен не отталкивающий и даже в какой-то степени смешной образ врага. Сцена с ним исполнена чувством ненависти к пересмешнику. А от ненависти — прямой путь к отмщению. Секретарь«ученик» Моцарта Зюсмайр также не раз становился объектом крепких шуток. Разумеется, дыма без огня не бывает. Ведь была же практически неприкрытая любовная связь Зюсмайра с Констанцией и в результате — их общий ребенок, названный к тому же в честь его отца Францем Ксавером (это — полное имя самого Зюсмайра).

За два года «ученичества» в доме Моцарта Зюсмайр научился так подражать своему учителю, что даже стал писать почерком гения. И это действительно так, поскольку впоследствии графологи так и не смогли различить почерк нескольких документов.

Зюсмайр, тщеславный провинциал с заурядным интеллектом, хотя и музыкально одаренный, умело использовал свою универсальную приспособляемость: он медленно, но верно выстраивал карьеру в тесном союзе с Сальери. Он же информировал капельмейстера о работе над «Волшебной флейтой», потому как не мог не слышать красивейших звуков создаваемого шедевра. Этот шедевр и стал поводом для устранения Моцарта. Мотивом же, побуждающим заговорщиков к действию, стала, по всей видимости, сама опера и особенно текст либретто с явным «масонским следом». Либретто было написано известным «идеологом» масонства Игнацем фон Борном — непримиримым противником католицизма во всех его проявлениях. Разумеется, католическая верхушка узрела мятежную суть «Флейты», что было на руку Сальери.

Близкий к кругам аристократии и духовенства коварный капельмейстер взял на себя роль подстрекателя. Разумеется, в его планы не входило устранить Моцарта собственноручно. Он поручил эту миссию Зюсмайру. Тот, заручившись поддержкой Сальери, развернул активную деятельность в последней квартире Вольфганга Амадея на Рауэнштайнгассе. Судя по дальнейшему развитию событий, важнейшим пунктом его плана оказалась, конечно же, Констанция. Как опора, а еще лучше — соучастник.

Жена великого маэстро, как утверждают современники, была весьма поверхностной, легко поддающейся влиянию особой. По всей видимости, в тот период Констанция была особенно недовольна своим супругом. Но самое главное — она не видела в нем гения, напротив — считала неудачником. Кроме того, как свидетельствуют современники, до нее доходили всевозможные слухи о «распутной» жизни мужа. Не исключено, что Моцарт иногда поддразнивал Констанцию перспективой любовной интрижки с красавицей и умницей Магдаленой, которая была супругой некоего Франца Хофдемеля — брата Моцарта по масонской ложе. Скорее всего, знаки внимания Магдалене Моцарт оказывал в ответ на очевидную связь Констанции с Зюсмайром. В действительности Вольфганг нежно любил Констанцию и защищал ее от нападок со стороны, чего не скажешь о последней. Как отмечают биографы композитора, Констанция была, по всей видимости, неспособна на ответную любовь к мужу. Главными и непосредственными ощущениями Констанции являлась ее чувственная жизнь, и она безмятежно отдавалась своим увлечениям и удовольствиям. Так что Зюсмайр обратился к верному адресату: молодой мужчина в расцвете сил (он был младше Констанции) не мог ей не понравиться. Она увидела в нем возможную замену мужу-неудачнику и быстро сошлась с учеником композитора, подающим большие надежды.

Остановимся на событиях лета—осени 1791 года. Обращаясь к документальным источникам, ряд исследователей творчества Моцарта пришли к выводу о том, что либретто оперы «Волшебная флейта» стало для заговорщиков и неким проектом возмездия Моцарту, и своеобразным алиби: текст и декорации были исполнены масонской символики — образной и явной. А тот, кто «раскрывал» тайны масонской ложи, мог быть устранен самими же братьями-масонами. Советчиком заговорщиков мог выступить гpаф Вальзегг-Штуппах, владелец приисков ртути в Кравицах, — впоследствии заказчик Реквиема. По отзывам современников, он обладал склонностью к зловещим играм всерьез, а не понаpошку, и, зная, что «Волшебная флейта» Моцарта была воспринята как некий гимн масонству, по всей видимости, предложил Сальери и Зюсмайру следующую сатанинскую идею: совершить возмездие Моцарту посредством «ритуального убийства».

Оказывается, на титульном листе первого либретто «Волшебной флейты» был изображен архитектор храма Соломона, павший от руки врага и распростертый под колонной Меркурия. Так что судьба гения была решена — он должен разделить участь великого мастера. Не случайной оказалась и колонна Меркурия рядом с убитым архитектором. Эта деталь была тоже принята к сведению заговорщиками.

Известно, что в астрологии планете Меркурий соответствует «ртуть», латинское же название этого элемента у алхимиков — Mercurius. Посредством солей ртути и было совершено «ритуальное» убийство гения музыки. Обо всем этом великий композитор, если суммировать крохи достоверной информации, дошедшей до нас, догадывался. Он даже предполагал примерную дату своей смерти и с христианской покорностью ждал неизбежного конца земной жизни.

Для большей убедительности этих предположений приведем надежный и доказанный факт биографии Моцарта о том, что до лета 1791 года история болезни великого композитора была совершенно пуста. Неоднократные же высказывания самого Вольфганга Амадея о том, что «его враг» композитор Сальери «покушался на его жизнь», а также свидетельства самой Констанции — привели и современников Моцарта, и последующих исследователей к довольно устоявшемуся мнению: через определенные промежутки времени Моцарту давали яд. Современные исследователи, в данном случае немецкие медики Й. Дальхов, Г. Дуда и Д. Кернер, подробно рассмотрели симптоматику заболевания композитора и пришли к заключению, что речь в случае Моцарта может идти о единственной интоксикации — классическом ртутном нефрозе. Это хроническое отравление ртутью было изучено в ХХ веке и, разумеется, два века назад являлось редчайшим случаем. Головокружение, головные боли, рвота, потеря веса, депрессия, быстрая возбудимость, беспокойное состояние — все это симптомы острого отравления ртутью (erethismus merkurialis), аналогичные свидетельствам, дошедшим до наших дней в письмах Моцарта, воспоминаниях его родных, друзей.

Вполне понятно, что такую деликатную «операцию», как ввод дозированных препаратов ртути, в одиночку было бы не провести. Не исключено, что яд в руки отравителей мог поступать, например, через Готфрида ван Свитена, отец которого — лейб-медик Герхард ван Свитен — с 1754 года лечил пациентов «Настойкой ртутной по Свитену». В ней содержалось от 0,25 до 0,5 грана сулемы, растворенной в водно-спиртовой смеси. И стоило только в этой дозировке высокотоксичного соединения ртути передвинуть запятую на один знак вправо, как Моцарт в качестве «лекарства» принял бы сильнейший яд! C помощью малой дозировки, растянутой во времени, можно было добиться того, что в начальной стадии проявление отравления незаметно. Посыльный Зюсмайр поставлял разведенную жидкую соль ртути (сулему), которая подмешивалась в еду или питье композитора. На Моцарта подобная процедура как будто бы не действовала: он сочинял музыку, репетировал с оркестром, много выступал как музыкант и как дирижер. Но во время пребывания в Праге (с Констанцией и Зюсмайром) в августе—сентябре 1791 года для постановки оперы «Милосердие Тита» доза «лекарства», по всей видимости, была завышена: Моцарт стал падать в обморок.

Кстати, в июле перед отъездом в Чехию к композитору явился «серый посланец» с известием от анонимного заказчика (это был Антон Лайтгеб, управляющий графа Вальзегга-Штуппаха). От этого визита Моцарт пришел в неописуемое волнение. Вряд ли заказ Реквиема мог так потрясти композитора. Георг Ниссен, второй муж Констанции, писал об этом так: «Да, о странном появлении и заказе Неизвестного Моцарт выражал даже иные, весьма диковинные мысли, а когда его пытались отвлечь от них, он замолкал, так и оставаясь при своем». Первый биограф композитора Ф. Немечек приводит слова Моцарта неизвестному адресату на итальянском языке, вероятнее всего либреттисту Лоренцо да Понте в Триест:

«…Моя голова раскалывается, разговариваю с трудом и не могу отогнать от глаз образ неизвестного, постоянно вижу его перед собой, он меня умоляет, торопит, с нетерпением требует от меня работу. Продолжаю, потому что сочинение мне менее утомительно, нежели праздность. Впрочем, мне нечего опасаться. По всему чувствую: час пробил; я готов умереть; я кончил прежде, чем воспользовался своим талантом. Жизнь была столь прекрасна, карьера начиналась при столь счастливых предзнаменованиях, но изменить собственную судьбу нельзя. Никому не измерить своих дней, нужно смириться. Пусть будет то, чего желает провидение… Кончаю, передо мной моя погребальная песнь. Не могу оставить ее незавершенной».

Две последние фразы этого письма относились, разумеется, не к Реквиему, а к опере «Волшебная флейта»: «Марш жрецов» и «Увертюру» к спектаклю он закончил после возвращения из Праги, то есть к 28 сентября 1791 года.

По случаю премьеры 30 сентября в Вену из Бадена приехали Констанция и Зюсмайр. Спектакль состоялся у Э. Шиканедера в его народном театре в предместье Фрайхауса. Моцарт был у пульта и вдохновенно дирижировал оркестром. Опера «Волшебная флейта», особенно ее вторая часть, прошла с успехом. И далее, с каждой новой постановкой популярность спектакля возрастала.

Констанция и Зюсмайр сразу же после премьеры «Волшебной флейты» вновь вернулись на целебные воды в Баден. В октябре Моцарт фактически был предоставлен самому себе. Даже за месяц до гибели он придерживался прежнего распорядка: так же был предельно насыщен работой каждый его час, день, а самочувствие, аппетит и сон в середине октября, судя по двум письмам к жене, казались нормальными. Он фактически примирился с ее связью с Зюсмайром, что явствует из письма к Констанции от 14 октября 1791 года: «…делай с NN, что хочешь». Это было последнее (известное исследователям) письмо, написанное Моцартом за полтора месяца до кончины, в котором нет и намека на болезнь.

И эта загадка стоит того, чтобы ею серьезно заняться…

Моцарт присутствовал на представлении «Волшебной флейты» 8, 9 и 13 октября, причем один раз он был с Сальери и его пассией К. Кавальери.

Последний раз в обществе В. Моцарт появился 18 ноября 1791 года. На освящении нового храма «Вновь увенчанная надежда» великий композитор дирижировал своей «лебединой песней» — небольшой кантатой «Громко возвестим нашу радость». 20 ноября он слег в постель и больше не поднимался: внезапно у него опухли руки, ноги, затем добавилась рвота. Но сознание не покидало больного. Он остро реагировал на пение канарейки — и птицу унесли из комнаты. Вечерами, когда шла его «Флейта», Моцарт следил по часам за ходом каждого спектакля. Как утверждал Ниссен: «Болезнь, приковавшая его к постели, длилась 15 дней… За два часа до кончины он пребывал еще в полном сознании».

А теперь последуем совету австрийского драматурга позапрошлого века Ф. Грильпарцера, который утверждал, что нельзя понять великих, не изучив темных личностей с ними рядом.

Поначалу проанализируем трагедию, происшедшую на следующий день после загадочной смерти и не менее загадочного погребения великого композитора. Речь пойдет о двадцатитрехлетней красавице Магдалене Хофдемель — известной «любимой ученице» Моцарта, которой он посвятил свой самый проникновенный фортепьянный концерт. Когда молодая женщина возвратилась из собора Св. Стефана с панихиды по Моцарту домой по Грюнангерштрассе, 10, в котором состоятельная чета Хофдемелей занимала весь первый этаж, то ее муж Франц Хофдемель, брат Моцарта по масонской ложе, набросился на нее с ножом в руке. Магдалена была на пятом месяце беременности… Крик ее годовалого ребенка и призывы о помощи самой Магдалены спасли ей жизнь: соседи выломали дверь и нашли женщину в бессознательном состоянии, с многочисленными кровоточащими ранами на шее, груди, руках. Лицо ее было обезображено. Врачи с трудом выходили Магдалену, но она осталась с внешностью «квазимодо» на всю жизнь. Ну а тридцатишестилетний муж несчастной перерезал себе горло.

«Die Wiener Zeitung» — «Венская газета» назвала дату смерти Ф. Хофдемеля 6 декабря, что совпадает с датой похорон Вольфганга Моцарта.

При чем здесь это совпадение? Дело в том, что трагедия на Грюнангерштрассе, 10, напрочь затмила факт смерти Вольфганга Амадея. И произошла она, по всей видимости, не случайно. Известно, что Констанция Вебер общалась с Францем Хофдемелем. То ли из мстительности, то ли по трезвому холодному расчету она проинформировала последнего о «любовной связи» Магдалены и Вольфганга. Так отравители Моцарта подбросили к «масонской версии» его гибели амурную тему, в которой главную скрипку сыграла сама фрау Моцарт. Получилось еще одно великолепное алиби.

Ссылаясь на болезнь, Констанция не присутствовала на похоронах мужа. И впервые посетив кладбище спустя несколько лет, она была очень удивлена тем, что не нашла места его погребения.

Что же касается самого погребения композитора, то оно тоже стало тайной. Хоронили Моцарта с подозрительной поспешностью, не удостоив почестей, соответствующих его сану — помощника капельмейстера собора Св. Стефана, а также званию придворного капельмейстера и композитора. Более того, на кладбище Санкт-Маркс по Гроссе-Шуленштрассе никто из сопровождавших тело Моцарта не пошел. Якобы из-за резкого ухудшения погоды. Хотя из архивных источников Венской обсерватории и дневника графа Карла Цинцендорфа, ведшего обстоятельные метеонаблюдения, явствует, что в тот день в 3 часа пополудни стояла характерная для поздней осени погода без осадков: температура утром была 3 градуса, а вечером — 4 градуса по Цельсию. Следовательно, причиной того, что никто из участников убогой похоронной процессии не дошел до монастырского кладбища, были не погодные условия, а нечто совсем другое. Но самым непонятным в этом деле остается факт того, что композитор был похоронен в безымянной могиле для бедняков, которая к тому же вскоре была утеряна. Кто-то тщательно скрывал следы преступления…

Более того, в кругу венских музыкантов долгое время передавалась следующая история. Будто бы гроб с телом Моцарта отпевали не в храме Св. Стефана, а у входа в Крестовую капеллу, прилегающую к северной недостроенной башне храма. А затем, когда сопровождавшие удалились, гроб с телом внесли внутрь и, прошествовав перед Распятием, вынесли прах великого музыканта уже через другой выход, ведущий прямиком в катакомбы, где хоронили людей, умерших во время эпидемии чумы.

Спустя несколько дней после смерти Моцарта австрийские, а затем европейские газеты запестрели краткими проходными сообщениями о кончине «композитора, известного всей Европе своим редкостным талантом», «достигшего наивысшего мастерства» и так далее.

И только в берлинской «Музыкальной ежедневной газете» от 12 декабря 1791 года прозвучал недвусмысленный намек на криминал: «Моцарт скончался. Он вернулся домой из Праги больным и с той поры слабел, чахнул с каждым днем: полагали, что у него водянка, он умер в Вене в конце прошлой недели. Так как тело его после смерти сильно распухло, предполагают даже, что он был отравлен».

Большинство же современников Моцарта считали однозначно, что он умер естественной смертью от «острой просовидной лихорадки», которую 28 ноября диагностировал его домашний врач Саллаба (случаев такого заболевания больше в Вене не зарегистрировано). Этого диагноза было достаточно, чтобы внушить потомкам главное: великий Моцарт умер естественной смертью. Внушить на время…

Но по прошествии 30 лет то, о чем писалось или говорилось в странах Европы только намеками, стали провозглашать в полный голос. В центре внимания оказался престарелый композитор, придворный капельмейстер Антонио Сальери. Вспомнили все: и то, что итальянский маэстро был соперником, если не врагом Моцарта, вспомнили высказывания последнего о том, что Сальери посягал на его жизнь. А тут еще у Сальери сдают нервы, и он в присутствии свидетелей будто бы признается в убийстве. Бульварная пресса тут же подхватывает и тиражирует новость. Сальери объявляют «душевнобольным».

В это же время, а именно в 1821 году, первый композитор империи Антонио Сальери шлет несколько странную депешу графу Г. Гаугвицу следующего содержания:

«По получении этого письма Вашим превосходительством автор оного уже будет призван Господом Богом. К письму приложен оригинал моего уже Реквиема; как и обещал, преподношу его Вам с единственной просьбой: чтобы исполнили его только в Вашей капелле во спасение моей души…и пока я жил в этом мире…»

Исповедальный тон итальянского маэстро, скорее, подходит самоубийце, нежели человеку, ждущему приближения смерти от прогрессирующего недуга. Сальери пребывал в здравом уме и твердой памяти и плодотворно трудился на музыкальной и педагогической ниве. В 1822 году у него, к примеру, брал уроки Ференц Лист. Учитывая, что депеша должна была идти из Вены в графский замок максимум три дня, то можно предположить, что доза яда, которую он носил с собой целых «осьмнадцать лет», не убила маэстро — он остался жив. В таком случае понятно, почему в 1823 году Сальери использовал бритву, пытаясь перерезать себе горло.

Упомянутый Реквием Сальери писал «для себя», следовательно, замысел самоубийства созрел у него давно, и «помутнения рассудка», как пытались заверить общественность газеты, у него, конечно же, не было. Вот почему все документальные источники связывают попытку придворного капельмейстера свести счеты с жизнью, как косвенное подтверждение причастности его к таинственной гибели Моцарта.

Свет на эту тайну пролил в свое время и венский музыкант Иосиф Маркс, поведавший свидетельство известного австрийского историка музыки профессора Гвидо Адлера (1855— 1941). При изучении церковной музыки в одном венском архиве последний нашел запись исповеди (наличие таковой вполне возможно, потому как истории известны факты записи исповедей прихожан) Сальери. В документе содержались детали того, где и при каких обстоятельствах Моцарту давали медленно действующий яд. Адлер дотошно сверил по годам фактические данные записей и пришел к заключению, что исповедь Сальери совсем не «горячечный бред умирающего», как пытались представить дело его сторонники.

Понятно, что апеллировать к вышеназванной «исповеди Сальери» у нас нет ни морального, ни юридического права. На то она и существует — тайна исповеди.

Что перед нами — рок или судьба? Потому ли умер Моцарт, что создал «Волшебную флейту» или, работая над оперой, знал, что погибнет?

Геннадий Смолин

 

Медпрактикум: Животворящая озонотерапия

Говоря об озоне как о яде, превосходящем по токсичности угарный газ, или как о сильнейшем окислителе, способном вступать в реакции даже с теми веществами, к которым инертен кислород, было бы несправедливо не вспомнить о том, что именно он предохраняет нас от губительного воздействия ультрафиолетового излучения и защищает от патогенных вирусов и бактерий. Эти положительные качества и легли в основу немедикаментозного метода оздоровления — озонотерапии, ставшей в последнее время невероятно популярной во всем мире.

Газ с запахом грозы

Озон (О3) — это газ с характерным резким запахом, аллотропная форма кислорода, образующаяся в природных условиях под воздействием ультрафиолета и электрических разрядов. Озон очень недолговечен — он живет не более получаса. Летучесть этого газообразного вещества обусловлена самой структурой: его молекула, образованная тремя атомами кислорода, имеет одну свободную связь, которая и обеспечивает озону большую активность в присоединении к живым клеткам и высокую способность к окислению. Первым, кто обнаружил его существование, был голландский физик Мак ван Марум. В 1785 году он наблюдал, как при пропускании электрической искры через кислород появляется некое газообразное вещество со своеобразным запахом грозы.

Спустя полвека немецкий профессор Кристиан Фридрих Шонбайн показал, что изменение свойств кислорода как в опытах ван Марума, так и при электролизе воды происходит с образованием одного и того же особого газа — трехатомного кислорода, который он назвал озон (пер. с греч. «пахну»).

В 1857 году при помощи созданной Вернером фон Сименсом совершенной трубки магнитной индукции была создана первая техническая озоновая установка, на основе которой изучались физические и химические свойства озона. Выявленное ярко выраженное противомикробное действие стали использовать для очистки питьевой воды. В 1901 году в Висбадене фирмой «Сименс» была построена первая гидростанция с озонаторной установкой.

Использование озона в медицинской практике относится к 1880-м годам. Но в массовом порядке его начали применять как антисептическое средство немецкие врачи во время Первой мировой войны. Им обрабатывали плохо заживающие раны, пролежни, гангрены, тяжелые ожоги и останавливали сильные кровотечения. Однако интерес к этой методике, эффективность которой была доказана на практике, незаслуженно угас с появлением новых сильнодействующих антибиотиков. На протяжении нескольких десятилетий она была предана забвению. И только после того как в 70-х годах прошлого века стало очевидно, что применение антибиотиков в ряде случаев нецелесообразно, снова вспомнили о лечебных свойствах озона и включили его в программу международных научных исследований. Благодаря этому были разработаны рациональные методы и оптимальные дозы применения газа. В настоящее время озонотерапию с успехом используют врачи Америки и Европы. В России этот метод получил развитие благодаря исследованиям ученых Ниженего Новгорода и Москвы. В частности, первой его стала внедрять профессор А.В. Змызгова. Основное достоинство метода — общедоступность и простота применения. Благородный окислитель Высокая окислительная способность озона разрушать даже металлы очень опасна. Повышенная концентрация газа вызывает поражение слизистой глаз, кашель, нарушение дыхания. Легко распадаясь на составные части, он образует атомарный кислород, или свободные радикалы кислорода, губительно действующие на живые клетки и ткани, ускоряя процесс их старения. Однако при уменьшении токсичной дозы в 50 раз озон служит исключительно оздоровительным целям. Именно такие и более низкие концентрации используются в медицине.

Проникая внутрь клетки человеческого организма, озон связывается с содержащимися там полиненасыщенными жирными кислотами и образует биологически активные группы озонидов, которые начинают оказывать окислительное воздействие на мембрану болезнетворных микроорганизмов, разрушая целостность ее оболочек. Грамположительные бактерии более чувствительны к озону, чем грамотрицательные, что, видимо, связано с различием в строении их оболочек. Как показали испытания, вредная микрофлора в эксперименте гибнет в течение 4—20 минут. Именно на такой способности основан высокий антисептический эффект озона, который распространяется даже на сильные вирусы, устойчивые к антибиотикам, как, например, вирусы герпеса, гепатитов А, В, С. Знаменательно, что клетки человека при этом не повреждаются, а, наоборот, получают замечательную «подпитку».

Озониды действуют не только на микроорганизмы — они служат катализатором, усиливающим активность внутриклеточных структур и их ферментов. Благодаря этому в организме стимулируются окислительно-восстановительные и обменные процессы, улучшается синтез биологически активных веществ. Введение озоно-кислородной смеси сопровождается повышением содержания в крови кислорода. Соответственно усиливается способность красных кровяных телец — эритроцитов — разносить кислород. В результате повышаются текучесть крови и ее микроциркуляция, за счет чего улучшается кровообеспечение всех органов и тканей, в том числе недостаточно снабжаемых кислородом участков.

Так же стимулируют озониды и клетки иммунной системы, особенно фагоцитарную функцию, повышая ее защитную активность в 4 раза.

Окисляя простагландины — биологически активные соединения, участвующие в воспалительных реакциях, озониды восстанавливают обменные процессы в пораженных тканях, что способствует исчезновению воспалительных явлений.

При получении даже низких доз озона отмечается активация ферментов, ускоряющих процессы окисления углеводов, липидов и белков с образованием АТФ — единой энергетической единицы клетки.

Вот почему почти сразу же после введения озоно-кислородной смеси человек ощущает прилив сил и энергии. Каким бы сильным ни было переутомление, оно исчезает, а на смену приходит чувство бодрости, восстановления работоспособности. Озон снимает бессонницу, стрессы и даже синдром хронической усталости. Если учесть, что у современного человека, особенно горожанина, из-за неправильного питания и ежедневных стрессов организм находится в состоянии постоянного кислородного голодания, то применение озонотерапии, активизирующей все биохимические реакции, усиливает процессы окисления токсических продуктов обмена, восстанавливает антиоксидантную защиту организма.

Возможны варианты

Производство озона весьма недорого: для озонотерапии его получают из медицинского кислорода с помощью специальной установки. Она состоит из озонатора воздушного охлаждения, метрологической системы, измеряющей концентрацию газа в озоно-кислородной смеси и водных растворах, и системы, регулирующей скорость и перекрывающей газовый поток.

Медицинской практикой доказан дозозависимый эффект введения озона при разных патологиях, поэтому очень важно точно оценивать его концентрацию в газовой смеси. На выходе из озонатора она должна варьироваться в довольно широком диапазоне от 1—2 до 70—80 мг/л. Синтез озона зависит от температуры окружающей среды, колебаний напряжения в электрической сети, изменения количества примесей, поэтому при всей простоте процесс получения озона требует точного контроля.

Существуют различные методы лечебного применения озона. Самый первый — это наружное воздействие газообразным озоном, с чего, собственно, в 1915 году и началась непосредственная озонотерапия. Правда, тогда использовавшиеся резиновые трубки не выдерживали озоно-кислородной смеси, лопались и распадались. Сегодня на смену им пришли новые полимерные материалы, стойкие к воздействию озона. Разные дозы озоновых аппликаций влияют по-своему: высокие концентрации хорошо дезинфицируют ткани, в то время как низкие способствуют эпителизации и заживлению.

Большую группу заболеваний лечат с применением так называемой большой аутогемоозонотерапии. При этом у пациента забирается 100—150 мл венозной крови, которая смешивается с озоно-кислородной смесью и возвращается в вену капельно через ту же иглу. Озон, попадая в кровь, моментально вступает в химические реакции с образованием озонидов и других веществ, производящих терапевтический эффект. Благодаря тому что в воде озон более растворим, чем кислород, в ней он дольше сохраняет свою концентрацию (к примеру, в дистиллированной воде достигнутая насыщенность газа держится 9—10 часов, а при 0°С она даже удваивается). Озонированная вода широко применяется в стоматологической практике, а также для лечения хронических гастритов и колитов.

Кроме воды для озонирования используется масло, в котором под воздействием газа образуются биологически активные вещества, оказывающие терапевтический эффект. Обогащение масла озоном является одним из самых доступных и широко применяемых способов использования этого газа в лечебных целях, тем более что в холодильнике в темной стеклянной посуде масло сохраняет свои свойства до полутора лет. Его назначают как для наружного, так и для внутреннего применения.

Еще в тридцатые годы минувшего века была отмечена высокая активность подкожных инъекций озона. Оказывая локальное воздействие, например, при нарушении местного кровообращения, такие инъекции способствуют улучшению общего самочувствия.

Вариантом подкожного введения озона является целенаправленная инъекция озона в акупунктурные точки, что позволяет улучшить трофику и микроциркуляцию тканей, их способность к регенерации. Этот эффект послужил основой для применения озона в косметологии. Особенно результативно введение газа в составе лечебного коктейля, содержащего различные питательные вещества, который затем микроскопическими дозами вводится в проблемные зоны на уровень мезодермы, то есть на глубину 3—4 мм, что и дало название процедуре — мезотерапия.

Альтернатива лекарству

Озонотерапия в последнее время становится все более популярным во всем мире немедикаментозным методом оздоровления и лечения. Практика клиник и центров озонотерапии в нашей стране показывает, что с помощью этого животворящего газа лечится почти двести различных заболеваний. В ряде случаев озон способен с высоким эффектом заменить сильнодействующие лекарства, и что самое важное — не оказывая при этом абсолютно никаких побочных действий. Более того, в сочетании с озоном эффективность всех других методов лечения повышается. По большому счету, он дает положительный результат при любом недомогании. Он результативен даже при лечении ишемической болезни сердца и острого инфаркта.

Опыт озонотерапевтов Нижнего Новгорода, в частности В.В. Обуховой, показывает, что этот метод может помочь и больным артериальной гипертонией. В одном из клинических наблюдений 42 пациентам с гипертонической болезнью II степени в комплексе с медицинским препаратом коринфар было отпущено 5 процедур озонированного физиологического раствора внутривенно капельно. После лечения у них достоверно подтвердилось улучшение кровотока через артериолы, капилляры и венулы, усиление активности эритроцитов, снижение опасности образования тромбов.

Успешно поддаются целительному газу хеликобактерзависимые гастродуоденальные патологии — язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, хронический гастрит и гастродуоденит. Озон в таких случаях оказывает антимикробное и противовирусное действие, стимулирует антиоксидантную и иммунную защиту, улучшает микроциркуляцию. Так, под руководством московского профессора В.А. Максимова, внедрившего озонотерапию в гастроэнтерологию, было проведено лечение 287 больных, находившихся в стационаре. В дополнение к диетотерапии им внутривенно капельно вводили озонированный физраствор, кроме того, они получали капсулы с озонированным маслом и озонированную воду. После проведения курса патогенная бактерия обнаружилась на слизистой оболочке двенадцатиперстной кишки только у 3% больных. Настоящей панацеей может стать озонотерапия для поддержки здоровья будущих матерей, которым противопоказаны сильнодействующие медикаменты и процедуры. Так, озонирование крови в ранние сроки беременности предупреждает токсикоз, а в более поздние — анемию у женщины и гипоксию у будущего младенца. Хорошие результаты дает животворный газ при невынашивании плода, он помогает восстановлению матери после родов.

Все это говорит о том, что эффективный и экономически выгодный метод озонотерапии может применяться в лечебной и реабилитационной медицине — и как самостоятельная технология, и как средство комплексного воздействия.

Мнение специалиста

Анна Васильевна Змызгова, профессор, заслуженный деятель науки РФ, руководитель Научно-практического центра озонотерапии:

— Я много лет занималась изучением и лечением вирусных гепатитов на базе ЦНИИ эпидемиологии РФ, основала даже свою школу. Но когда в 80-е годы познакомилась с интереснейшими исследованиями немецких медиков по озонотерапии, — загорелась идеей внедрить этот новый метод в лечение наших больных. Правда, в то перестроечное время это было непросто. Мне удалось открыть всего несколько коек в инфекционной больнице. Уже первые результаты показали: озон в комплексном лечении реально может спасти многих больных с самыми тяжелыми нарушениями функций печени.

На чем основана эффективность этого газа при вирусных гепатитах? Поражая печень, вирусы приводят к кислородной недостаточности гепатоцитов, что нарушает нормальный ход обменных и энергетических процессов в «центральной лаборатории» организма и приводит к гипоксии. В частности, очень страдает окислительновосстановительная функция. Так, по нашим исследованиям, на 165 больных вирусным гепатитом В у 57% из них обнаружилось снижение показателей насыщения кислородом артериальной крови и у 99,4% — венозной. Это означает, что в организме накапливаются токсические недоокисленные продукты обмена веществ. Они оказывают токсическое воздействие на головной мозг, поэтому у больного развиваются слабость, повышенная утомляемость, плохой сон, головные боли. Возможны нарушения мозгового кровообращения вплоть до печеночной комы в тяжелых случаях быстротекущих форм гепатита В.

В медицине в таких ситуациях практикуется введение больших количеств лекарственных растворов, что требует пребывания больных под капельницей почти круглые сутки. Более высокотехнологичные методы плазмафереза и гемосорбции трудоемки и тяжело переносятся многими больными. Совсем другое дело — простая, доступная и безопасная озонотерапия. Введение озоно-кислородной смеси разительно меняет картину. В частности, в ходе одного из наших наблюдений мы исследовали состояние 37 больных острым вирусным гепатитом, находившихся на стационарном лечении. Все они получали общепринятую в таких случаях терапию, для снятия же интоксикации 20 пациентам внутривенно вводили традиционный раствор глюкозы, а 17 получали большую аутогемоозонотерапию. Так вот, буквально через 2—3 процедуры озонирования крови больные почувствовали значительно улучшение. И такой эффект объясним: под воздействием озона в печени активизируются окислительно-восстановительные процессы и усиливается утилизация токсических веществ, за счет чего улучшается состояние абсолютно всех органов и тканей.

Являясь универсальным стимулятором, озон восстанавливает функции печени не только при ее инфекционном поражении, но и при любых токсических состояниях, вызванных воздействием других вирусов, а также алкоголя или ее тяжелых обменных нарушениях, например, при сахарном диабете. В частности, многообещающие перспективы открываются в лечении герпесвирусной инфекции, ставшей в последние годы серьезной проблемой для здравоохранения: по данным ВОЗ, от 70 до 90% населения планеты являются ее носителями. Вирус герпеса способен поражать нервную систему, зрительный аппарат, особенно опасен во время беременности, так как может привести к гибели плода. В то же время применяемая медикаментозная терапия частично эффективна лишь в острый период и не приводит к выздоровлению. Зато медицинский озон может выступать в роли активного иммуномодулятора. Кроме того, применяемые местно озонированные растворы и масла оказывают выраженный противовоспалительный, обезболивающий и регенерирующий эффект. Как показывает наша практика, озонотерапия различных форм герпеса позволяет достичь длительной ремиссии в течение заболевания, а в некоторых случаях даже добиться полного подавления вируса.

Как показывает наш опыт, успешно поддаются озонотерапии заболевания желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой и эндокринной систем, кожные и офтальмологические болезни, нервные расстройства, половые инфекции. В частности, введение озона оказывает значительный эффект при лечении сахарного диабета и его многочисленных осложнений. Патогенез этого заболевания таков, что мелкие кровеносные сосуды у диабетиков сужаются, а скорость движения красных кровяных телец замедляется. В результате недостаточного обеспечения кислородом возникает ацидоз — закисление тканей, что приводит к стойкому нарушению обмена веществ и в последующем — к гибели тканей. Это происходит прежде всего на тех участках, где хорошо развита капиллярная сеть — в головном мозге, сетчатке глаза, почках, нижних конечностях. Под воздействием целительного газа активизируется транспортная функция эритроцитов, улучшаются микроциркуляция и питание тканей кислородом. Усиливаются иммунная и антиоксидантная защита, улучшается проницаемость клеточных мембран для глюкозы, что приводит к снижению ее уровня в крови за счет более полного насыщения ею тканей. Благодаря этому уменьшается энергетический голод, снижается процесс распада белка.

Очень эффективны методики озонотерапии при наличии трофических нарушений в нижних конечностях, в том числе гнойно-некротических. Таким больным мы назначаем процедуры общего воздействия — аутогемоозонотерапию, ректальное введение газовой озоно-кислородной смеси в сочетании с наружным применением озона (газация конечности в пластиковом мешке, или, как называют его пациенты, в «сапоге-камере»). Полученный при этом результат во многих случаях сохраняется на протяжении нескольких месяцев, людям удается избежать ампутации.

Методики озонотерапии очень привлекательны своей эффективностью в сочетании с относительной простотой выполнения. Замечу, что при более чем десятилетнем их применении мы ни разу не наблюдали никаких существенных осложнений или неприятных последствий. Что касается противопоказаний к озонотерапии, то, кроме аллергии к озону, ими являются серьезные нарушения гемостаза, тромбоцитопения, кровотечения, гипертонический криз. При правильном применении и использовании выверенных лечебных доз данный метод совершенно безопасен. Поэтому остается только сожалеть, что озонотерапия пока не внедрена повсеместно в практику медицинских учреждений, где она бы достойно послужила спасению жизней и здоровья людей.

Алевтина Паршина

 

Эволюция MS– достоинств

Год 1981-й, отмеченный выпуском первого персонального компьютера корпорацией IBM, делит историю развития вычислительной техники на периоды «до» и «после». «До» были баснословно дорогие и занимающие огромные помещения ЭВМ, или мэйнфрэймы, предназначенные для работы узкого круга специалистов. «После» появились воплотившиеся в «железе» мечты: общедоступные настольные ПК для индивидуального использования.

Правда, сейчас возможности первой модели IBM 5150 Personal Computer, или IBM PC, могут показаться просто смешными: процессор Intel 8088 с тактовой частотой около 5 МГц, 64 Кбайт оперативной памяти, черно-белый монитор, отсутствие жесткого диска и какой бы то ни было графики. На компьютере поначалу можно было лишь редактировать тексты, создавать несложные электронные таблицы и писать новые программы, и все же он выгодно отличался от старших собратьев именно своей «персональностью», приемлемой ценой и малыми размерами. Несмотря на скромные возможности, за первый год компанией было продано 136 тысяч машин. А в январе 1983-го журнал Time назвал персональный компьютер «Человеком года»…

Такому взрывному успеху, несомненно, способствовала и специально разработанная дисковая операционная система (см. «Глоссарий»), обеспечивающая удобный диалог пользователя и машины, предлагавшаяся покупателям в придачу к компьютеру. Она называлась MS-DOS.

IBM начинает, MICROSOFT выигрывает

Интерес к рынку микрокомпьютеров IBM проявила, когда ряд небольших, но «продвинутых» фирм уже начали заниматься мелкосерийным выпуском персональных компьютеров. Так, в 1974 году компания MITS (Microwave Instrumentation and Telemetry Systems) выпустила компьютер Altair на базе микропроцессора Intel 8080, который напоминал конструктор «сделай сам» и позволял прилежному пользователю собственноручно собрать индивидуальное вычислительное устройство, причем за небольшие деньги. Затем появились модели PET от Commodore, TRS-80 от Tandy Radio Shack, но особенно раздразнил IBM компьютер Apple-II компании Apple Computer с цветным монитором, звуковой и графической картами, который охотно покупали американские школы и университеты.

В 1980 году корпорация IBM, до этого занимавшаяся исключительно мэйнфрэймами, решает создать и выпустить на рынок собственный персональный компьютер. Проект, получивший название Chess («шахматы»), планировалось реализовать в рекордно короткие сроки: всего за год! Для ускорения работ принимается решение изготовить его на базе популярного в те годы 8-разрядного микропроцессора Intel 8080 и в сотрудничестве с внешним поставщиком программного обеспечения. Анализ деятельности конкурентов показал, что на выпускаемых ими компьютерах активно используются программы небольшой фирмы из Сиэтла — компании Microsoft Билла Гейтса и Пола Аллена. Разработку интерпретатора (см. «Глоссарий») языка Бейсик для 8-разрядного процессора представители IBM (Голубого гиганта) также решили предложить именно ей. Польщенный вниманием со стороны гиганта вычислительной индустрии, двадцатипятилетний президент Microsoft Билл Гейтс с готовностью согласился, а заодно рискнул обратить внимание руководства проекта на преимущества 16-разрядного процессора Intel 8086. Здесь, впрочем, содержался и элемент лукавства: к тому времени фирма Microsoft уже разработала для него интерпретатор Бейсика, позволявший на данном процессоре выполнять все предписываемые программой действия. К мнению Гейтса в IBM прислушались и в конечном итоге остановились на аналогичном, тоже 16-разрядном, процессоре Intel 8088 (правда, более медленном).

Работа над проектом началась осенью 1980 года и была окружена завесой секретности — Голубой гигант опасался «утечки» информации до официального представления результатов. Гейтсу, Аллену и Стиву Болмеру (в то время — помощнику Гейтса) даже пришлось подписать обязательство о неразглашении сведений о Chess. Вместе с тем уверенность IBM в своих силах была настолько велика, что компания собиралась развивать IBM PC на основе «открытой» архитектуры и впоследствии опубликовала полную техническую документацию на персональный компьютер (Apple, например, этого не сделала, и поэтому не ее «персоналки» завоевали мир).

Когда встал вопрос об операционной системе (ОС) для новой ЭВМ, выбор IBM поначалу пал на ОС CP/M (Control Programm/ Monitor), разработанную компанией Digital Research Гэри Килдэлла для 8-разрядного процессора и успевшую себя хорошо зарекомендовать. Однако Килдэлл медлил с ответом, переговоры о приобретении CP/M зашли в тупик, а сроки, отведенные на проект, поджимали.

Тогда Гейтс принимает авантюрное решение и предлагает IBM разработать и поставить нужную ей операционную систему к январю 1981 года. Однако написать новую ОС за столь малое время было не под силу Microsoft. Объем работ по подготовке программного обеспечения, возложенных на компанию, был колоссальным: помимо Бейсика Microsoft взялась адаптировать для IBM PC Паскаль и Ассемблер, а также разработать компиляторы (см. «Глоссарий»), переводящие программы, написанные на языках Фортран и Кобол, в понятные используемому процессору команды. Чтобы ускорить процесс, Гейтс купил у фирмы Seattle Computer Products уже существующую операционную систему QDOS (Quick and Dirty Operating System), разработанную Тимом Паттерсоном и по сути являющуюся адаптированной версией ОС CP/M для процессора Intel 8086.

Паттерсон почти сразу перешел на работу в Microsоft и, проведя необходимые усовершенствования первоначальной операционной системы QDOS, превратил ее в дисковую операционную систему фирмы Microsoft MS-DOS 1.0. Вслед за этим Билл Гейтс подписал с окрыленным успехом руководством IBM знаменитый и крайне рискованный договор, в котором за небольшую однократную выплату передал Голубому гиганту права на установку MS-DOS на стольких компьютерах, сколько он сумеет реализовать. В том же договоре, правда, указывалось, что эксклюзивным правом на продажу ОС IBM не обладает, а Microsoft получает небольшой процент от продажи каждого компьютера, оснащенного MS-DOS… Любопытно, что многие нынешние менеджеры изучают детали этого договора в качестве примера ошибки со стороны IBM.

«Дисковой» данная операционная система, в частности, называлась потому, что размещалась на одном гибком 5-дюймовом диске, с которого она загружалась при включении компьютера и на котором работала при выполнении программ. Рабочие программы и файлы при этом размещались на других сменных дисках, которые можно было вставлять и извлекать из второго дисковода работающего компьютера. Позже, когда у PC появились «жесткие диски» (винчестеры), DOS и все остальные программы стали записывать на этот встроенный носитель информации, а дискеты начали использовать для обеспечения связи компьютеров между собой и резервного копирования информации.

Кстати, после получения долгожданной MS-DOS 1.0 программисты IBM обнаружили и устранили в ней более 300 ошибок. Отредактированный вариант ОС назвали PC-DOS. Из-за этой вынужденной модификации первоначальной версии MS-DOS авторскими правами на операционную систему стали обладать и IBM, и Microsoft.

«Шахматный» проект IBM завершился 12 августа 1981 года. В этот день компания официально объявила о выпуске персонального компьютера IBM PC.

Поначалу превосходство операционной системы Microsoft не было очевидным. Когда Digital Research выпустила 16-разрядную версию СР/М-86, IBM стала продавать вместе с PC сразу три ОС на выбор: PC-DOS корпорации Microsoft, CP/M-86 компании Digital Research и UCSD Pascal P-system (с интегрированным языком Паскаль), разработанную Softech Microsystems. Однако UCSD Pascal P-system стоила примерно 450 долларов, авторитетная на рынке микрокомпьютеров СР/М — 175, а ее аналог производства Microsoft «тянул» всего на 60 долларов. Покупатели, естественно, предпочитали последний вариант, поэтому в дальнейшем наметилась тенденция комплектовать компьютеры IBM PC только «родной» PC-DOS.

Вскоре после выпуска IBM-PC на рынке стали появляться персональные компьютеры, копирующие открытую архитектуру оригинала, названные «схожими с РС» или «PC-совместимыми». Корпорация Microsoft предоставила в распоряжение фирм, производящих эти машины, операционную систему MS-DOS — точную копию PC-DOS.

Здесь-то и проявилась дальновидность Гейтса. «Мы не преследовали цели заработать деньги на IBM, — признался он в своей книге «Дорога в будущее». — Нам было выгоднее другое — продавать лицензию на MS-DOS всем компьютерным компаниям, предлагавшим машины, более или менее совместимые с IBM PC. IBM могла свободно использовать наше программное обеспечение, но у нее не было эксклюзивной лицензии на него, равно как и возможности контроля над будущими улучшениями».

Успех IBM PC, верная маркетинговая политика компании Билла Гейтса, право свободной и неконтролируемой продажи MS-DOS обеспечили Microsoft бесспорное лидерство на рынке программного обеспечения для PC на долгие годы. В течение 15 лет MS-DOS непрерывно развивалась, совершенствовалась и впитывала лучшие разработки третьих фирм, оставаясь при этом доминирующей «операционкой» в нише персональных компьютеров.

Календарь

1953 Начат выпуск первого коммерческого компьютера IBM 650 1957 Джон Бэкус и его сотрудники установили в IBM первый компилятор языка Фортран

1960 Разработан стандарт для языка algol 60. Компания DEC выпустила первый коммерческий компьютер с монитором и клавиатурным вводом PDP-1

1962 Создана первая кафедра информатики в Университете Пэдью

1964 В Дартмутском колледже Джон Кемени и Томас Куртц разработали язык BASIC (Beginner's All Purpose Symbolic Instruction Code)

1965 Компания dec выпустила pdp-8 — первый мини-компьютер на базе транзисторных схем

1968 Сеймур Крей разработал cdc 7600 — суперкомпьютер с производительностью 40 миллионов операций в секунду. Роберт Нойс, Энди Гроув и Гордон Мур основали корпорацию Intel

1969 Введен в действие стандарт rs-232-c, обеспечивающий обмен данными между компьютером и периферийными устройствами

1970 Деннис Ричи и Кеннет Томсон из bell labs разработали Unix. Появились гибкие («floppy») диски

1971 Тед Хофф, С. Мэзор и Ф. Фэджин изобрели микропроцессор Intel 4004 — первый «компьютер на чипе». Рой Никлаус Вирт разработал язык Pascal

1972 Появился intel 8008, первый 8-разрядный микропроцессор. Деннисом Ритчи был создан язык Cи

1975 Первый ПК — altair 8800, доступный для потребителя в виде комплекта компонентов, появился на обложке январского выпуска журнала Popular Electronic. Билл Гейтс и Пол Аллен основали Microsoft

1976 Гэри Килдэлл разработал операционную систему CP/M для 8-разрядных ПК. Стив Джобс и Стив Возняк спроектировали и построили — на основе монтажных плат — компьютер Apple-I

1980 ibm выбрала ms-dos от microsoft в качестве операционной системы для своих ПК

1981 Началось массовое производство ibm pc с «открытой» архитектурой

1982 columbia data products выпустила первый «клон» компьютеров IBM PC

1983 Переход к tcp/ip ознаменовал начало эпохи создания глобальной «сети сетей»

Как провозвестники грядущего бума, связанного с системами параллельных вычислений, основаны фирмы Thinking Machines и Ncube

В Bell Labs концерна AT&T Бьерн Страуструп разработал язык C++ — объектное расширение Cи

1989 intel представила чип 80486 на 1,2 млн. транзисторов

1990 microsoft представила windows 3.0, что дало новый импульс спору с Apple относительно «сходства» реализованных принципов «look and feel» с решениями в операционной системе Macintosh

1993 intel выпустила процессор pentium

Функции: от минимума до максимума

Первая версия MS-DOS обеспечивала взаимодействие с компьютером одного пользователя и одной программы, поддерживала работу лишь с дискетами, клавиатурой и алфавитно-цифровым дисплеем. Зато она была компактной, предъявляла довольно скромные требования к аппаратуре и выполняла необходимый минимум функций. Графического интерфейса у системы не было, поэтому взаимодействие с DOS осуществлялось в режиме диалога посредством командной строки. Специалисты-компьютерщики предпринимали множество попыток упростить общение с MS-DOS. Одно из самых популярных и красивых решений предложил знаменитый американский программист, «великий учитель персональных компьютеров» Питер Нортон (Pеter Norton).

Его программа Norton Commander существенно упростила работу с файловой системой, позволила с помощью курсора или мыши просматривать каталоги, копировать, переносить или удалять файлы, запускать программы, редактировать тексты.

Со временем Microsoft внесла в MS-DOS немало изменений, расширявших возможности системы. При выпуске очередных версий неукоснительно соблюдались два важнейших правила: сохранение совместимости (новая версия MS-DOS должна была выполнять программы, написанные для любой из предыдущих) и возможность установки на любой IBM PC-совместимый компьютер. Однако MS DOS так и осталась «однозадачной» системой. Различные программные средства, позволяющие запускать несколько DOS-программ и переключаться между ними, остались половинчатыми решениями, не получившими широкого распространения. Не удалось встроить в MS-DOS и надежные средства для защиты данных от несанкционированного доступа.

Всего было выпущено 12 версий MS-DOS, каждая из которых имела свои особенности. Так, MS-DOS 2.0 была ориентирована на обеспечение совместимости с приложениями, разработанными для других «операционок». В MS-DOS 3.0 основное внимание уделялось сетевым возможностям и работе с дисками больших объемов. Весной 1990 года появилась первая русифицированная версия MS-DOS 4.01. В MS-DOS 5.0 была реализована поддержка расширенной оперативной памяти (больше 640 килобайт). MS-DOS 6.0 собрала воедино все, что было сделано до нее, и в то же время стала последней операционной системой знаменитого семейства.

Следующей вехой в развитии MS-DOS стал 1995 год, отмеченный появлением операционной системы Windows 95. Включенная в Windows 95 MS-DOS имела порядковый номер 7.0 и отличалась от своих предшественниц тем, что поддерживала длинные имена файлов (все предыдущие версии допускали использование имен длиной до восьми знаков плюс три знака на расширение). Начиная с версии 7.0 MS-DOS стала поставляться только вместе с Windows, что явно указывало на закат ее бурной истории. MS-DOS 8 хотя и была включена в Windows MЕ (Millenium Edition), но оказалась настолько запрятанной, что ее загрузка в «чистом» виде была невозможной.

Окна роста

О необходимости создания операционной системы с графическим интерфейсом и более «дружественной» к пользователю, чем MS-DOS, Билл Гейтс заговорил еще в конце 1982 года. Возможно, толчком к этому послужила работа над графическими модулями для BASIC, а также реализация графического интерфейса в компьютерах, выпускаемых компанией XEROX.

В ноябре 1983-го Microsoft официально объявила о создании графического пользовательского интерфейса для DOS — Microsoft Windows. Гейтс пообещал, что уже к концу года он будет выпущен в продажу и установлен на 90% компьютеров, использующих MS-DOS. Глава Microsoft вынужден был торопиться, поскольку аналогичные планы зрели и у конкурирующих компаний. Но год прошел, а Windows так и не была готова. Разработчики из других фирм, которых Microsoft призывала к созданию программ под новую ОС, вынуждены были приостановить или полностью свернуть свои проекты.

Наконец, в мае 1985 года долгожданная Windows 1.0 демонстрируется на выставке Comdex, а в конце ноября начинаются ее продажи. Основные новшества, реализованные в Microsoft Windows, — это графический интерфейс и возможность использования «мыши» наряду с клавиатурой. В новой системе применялись раскрывающиеся меню, неперекрывающиеся диалоговые окна, которые можно было «раскладывать» по экрану, и поддерживалась кооперативная многозадачность. Но особенных восторгов Windows 1.0 не вызвала. Возможно, сказался недостаток качественных цветных мониторов, которые позволили бы во всей полноте оценить преимущества графического интерфейса. К тому же система работала медленно, а программ для нее (из-за бесконечных задержек с выпуском) поначалу было слишком мало, чтобы привлечь пользователей.

В мае 1990 года Microsoft устраивает шумную PR-акцию в 7 городах США и 12 столицах мира по случаю выхода Windows 3.0. Анонсировать было что: в новой версии появилась программа для работы с файлами File Manager, динамический обмен данными между вычислительными процессами, поддержка 16-цветной палитры, возможность выполнения DOS-приложений как в отдельном окне, так и на всем экране. А доработанная в 1992 году версия Windows 3.1 еще и «пела» при запуске и выключении.

Параллельно шла работа над вариантом системы для «рабочих групп». Windows for Workgroups 3.1 (WFW 3.1) предложила совместное использование файлов и принтеров, а также обмен информацией между компьютерами для небольших групп пользователей. В дальнейшем появляется новая редакция WFW 3.11, позволяющая присваивать файлам длинные имена и сохранять дату последнего доступа к файлу.

В 1993 году выходит построенная по новой технологии 32-разрядная ОС Windows NT 3.1 (WNT 3.1) для сетевой архитектуры «клиент-сервер», способная работать не только на процессорах Intel и обеспечивающая «вытесняющую» многозадачность, когда ОС управляет процессорным временем, выделяемым различным программам для работы. В дальнейшем появилась и просуществовавшая до 2005 года Windows NT 4.

Летом 1995 года корпорация развернула очередную грандиозную маркетинговую программу во всем мире в связи с выходом новой операционной системы Microsoft Windows 95. Повсюду звучала реклама с хитом Start Me Up («Заведи меня») группы Rolling Stones. На небоскреб Empire States Building в НьюЙорке проецировалось изображение логотипа Microsoft Windows, а 24 августа, в день выхода Windows 95, сотрудники корпорации вручали копии программы фанатам, простоявшим в очереди всю ночь. За четыре дня во всем мире было продано более 1 млн. копий. Наибольшим изменениям подвергся пользовательский интерфейс — именно с Windows 95 началась эпоха «кнопки Start» и «панели задач». Уже ставшие привычными для пользователей окна и специальные программы уступили место «рабочему столу», новому отображению интерфейса пользователя. Теперь экран дисплея напоминал собой поверхность стола, на котором файлы были изображены в виде пиктограмм, помещенных в специальные папки. Новый интерфейс пользователя, реализованный в Windows 95, представлял собой наиболее удобный и интуитивно понятный способ работы. Улучшенные телекоммуникационные возможности позволили использовать Windows 95 в локальных и глобальных сетях, работать с электронной почтой. Система Plug-and-Play значительно облегчала настройку нового оборудования. ОС сама определяла, что установлено в компьютере и к чему он подключен, и автоматически настраивалась на работу с новым оборудованием.

«Изюминка» следующей версии — Windows 98 — заключалась в наличии встроенного браузера Internet Explorer 4.0 и работе с дисководами DVD-ROM. В год миллениум Microsoft попыталась объединить потребительскую и корпоративную системы (W95/98 и WNT) и выпустила Windows 2000 — эта версия имеет несколько разновидностей и довольно успешно конкурирует на корпоративном рынке с другими сетевыми ОС. Индивидуальных пользователей тоже ждал сюрприз — новая «домашняя» ОС традиционного семейства Windows ME (Millenium Edition), не получившая, правда, широкого распространения.

Наиболее удачной и популярной на сегодня является выпущенная в 2001 году OC Windows XP. Она неплохо приспособлена к контакту с разного рода мультимедийными устройствами и работе в Интернете. Множество индивидуальных настроек и многопользовательский режим работы делают ее удобной для офисного и домашнего применения. Одна из последних разработок компании Microsoft — это 64-разрядная система Windows Data Server 2003.

Возможности современных операционных систем несопоставимы с возможностями дисковой операционной системы, появившейся вместе с персональным компьютером четверть века назад, однако определенная преемственность и совместимость явно присутствуют. Повидимому, образовавшаяся почти случайно жесткая монополия корпорации Microsoft на рынке персональных компьютеров сохранится еще долго, поскольку привычный интерфейс и совместимость с разнообразными программами и «железным» оборудованием делают ее удобной и приемлемой для абсолютного большинства обычных пользователей современных персоналок.

Светлана Беляева

Чтобы удержаться на ногах, нужно бежать

Создатель языка Паскаль лауреат самой престижной награды в области высоких технологий — премии Тьюринга, выдаваемой Ассоциацией вычислительной техники (ACM), профессор Никлаус Вирт в 2005 году совершил большое турне по городам России, выступая с лекциями о малоизвестных языках программирования Оберон и Modula. Во время пребывания в Москве он ответил на несколько наших вопросов.

— Что заставило создателя удачного и популярного языка заняться разработкой нового?

— Возросшая сложность задач, решаемых с помощью компьютеров. В 70-х нужны были небольшие программы. Потом, когда компьютеры стали совершеннее и возросла потребность в сложно структурированных программах, возникла необходимость создания больших программных комплексов, таких как Modula. Мир не стоит на месте, нужно двигаться вместе с ним, иначе упадешь.

— Что вы думаете о MS-DOS?

— Это примитивная операционная система.

— А Windows?

— К сожалению, я вынужден ее использовать. Мы разработали систему более эффективную и удобную. Это Оберон — она имеет то же название, что и язык.

— Эта система когда-нибудь появится на рынке?

— Трудно сказать. Компания, которая взялась продвигать Оберон, так и не смогла предложить его в качестве готового продукта. Некоторые модули Оберона используются, но целиком устанавливать его не имеет смысла. Никто сейчас не купит компьютер, в котором нет Windows или чего-нибудь подобного.

— Какую главную задачу предстоит, на ваш взгляд, решить программистам будущего?

— Им предстоит овладеть искусством параллельного программирования. В прошлом программы представляли собой цепочку пошаговых операций. А сейчас на одном компьютере, даже на одном чипе одновременно происходят многочисленные процессы. Очень трудно координировать их и не допускать при этом ошибок.

— Что вы считаете наивысшим своим достижением?

— Оберон. Это вершина моих разработок. И еще компьютер Лилит — одну из первых вычислительных машин, имевших мышь, монитор с высоким разрешением и графический интерфейс пользователя.