Большинство из нас родились и выросли в стране под названием СССР, где считалось почетным быть человеком физического труда и похуже — интеллигентом. К «труженикам советской торговли» относились особо. С одной стороны, их почти презирали — «торгаши», а с другой — точно завидовали. Демонстрировать пренебрежительное отношение к тому, кто мог что-то ценное или же вкусное «достать», было совсем неразумно.

Откуда же взялось в нас это полупрезрительное отношение к торговцам? Не только же из зависти к сапожкам их дочек? Сейчас оно в значительной мере ушло, слишком многие из наших соседей и родственников за последние годы помотались по Китаю или Турции, привозя с собой на родину огромные «сумки челноков». И все же — нет-нет да и проскочит. Мы негативно относимся к тем нашим разбогатевшим согражданам, которые начинали, с торговли. Компьютерами или одеждой — неважно. Для многих наших соотечественников они остаются людьми второго сорта.

Любопытно узнать о себе самом, что в этом предубеждении против «торгашей» мы не одиноки, а безумно похожи не только на собственных предков, но и вообще людей «аграрных цивилизаций» и даже — людей первобытных. Как они торговали, а точнее, «обменивались дарами», мы должны помнить из школьного курса истории. Но слушать про первобытных обычно было так неинтересно, поэтому в головах мало что осело. Хотелось, чтобы скорее были греки. И тем не менее в первобытных обществах коммерческие отношения были отношениями вражды. Поскольку внутри своего племени люди не торговали, а обменивались. Причем в межплеменном обмене какое-то время преобладала так называемая «молчаливая торговля», когда ночью в условленном месте одно племя оставляло, например, ракушки, а второе — шкуры. Они даже не встречались! Всеобщего эквивалента — денег первобытные торговцы еще не знали, а потому «цены» устанавливались не только исходя из потребительной стоимости, но и из желания не поссориться. При торговле с горскими племенами, которые были пострашнее и повоинственнее, наши равнинные предки старались их задобрить: своего продукта положить побольше и тем самым занизить цену на предлагаемый товар. То есть равенство участников не было никем и ничем гарантировано, и, следовательно, тот, с кем ты торгуешь, в любой момент может превратиться в настоящего врага. Но несмотря на это, древние люди поняли и прелесть разделения труда, и необходимость обмениваться разными продуктами. А потому возникла торговля, и ее развитие многое объясняет в характере достижений и неудач разных народов.

Когда появились мощные аграрные империи — на территории Месопотамии и в долине Нила, — торговля стала развиваться стремительными темпами. Прибавочного продукта эти страны производили очень много, а избыточное продовольствие надо было обменивать на железные изделия, ткани и т. д. Но торговцы все равно вызывали у правителей империй и их крестьянского населения недоверие. Посудите сами. Обычные подданные работают на земле, платят подати, подчиняются местным правилам и установкам. А торговцы? Перекатиполе. Сегодня они здесь и платят подати, а завтра? В этой подвижности и экономической неподконтрольности правителям чудилась угроза того, что эти люди со временем могут стать неподвластными. Такое отношение властей вынуждало торговать в аграрных обществах преимущественно людей, лишенных земли, не состоящих на военной службе, принадлежащих к иным этносам, как правило, непонятных чужаков. Это порождало цепную реакцию — к торговцам с недоверием относилось и крестьянское население аграрных империй.

Интересно, что на Руси пренебрежительное отношение к купцам появилось только со времени татаромонгольского ига. Объяснение простое — именно тогда, после проведенной завоевателями переписи населения, была введена круговая порука при уплате налогов. А торговца, как личность, не привязанную к земле, а потому способную избежать уплаты налога, стали побаиваться. С «круга»-то все равно возьмут все, что положено. До этого вполне положительным персонажем был Садко — заморский гость. А он кто? Купец.

Торговать удобнее всего было по морю. Но как раз моря-то древние аграрные империи побаивались — не умели защищать морские границы и потому отдавали другим самые ценные, с точки зрения современного человека, прибрежные земли. К тому же религии многих аграрных империй запрещали, например, разводить огонь и готовить пищу человеку, находящемуся в море. Почему? Потому что страшно было поджечь лодку: они не оставались в море более одного светового дня, закрывая для себя тем самым возможности длительных путешествий, открытия новых рынков и дополнительного обогащения.

Морских путешественников, не отличавшихся мирным нравом, оседлые народы боялись вполне оправданно. На первых порах торговлю тесно связывали с пиратством. Было известно, что торговали «народы моря» — финикийцы, позднее греки. Но определить на глаз, кто приплыл — коммерсант или пират, было весьма не просто. Не гнушались пиратством и в гомеровской Греции, где, кстати, тоже с большим недоверием относились к торговцам. Не потому ли, что эти занятия часто совпадали? Нам памятен пример Одиссея, который знал ремесло пирата не хуже корабельного дела. Гомер об этом рассказывает так:

Все эти навыки мыслились в Афинах классического периода как «гражданская доблесть», присущая свободному человеку. Вместе с тем они не были равноценными: пиратское ремесло пользовалось среди афинян некоторой привилегией. Занятие разбоем у Гомера не умаляет величия славных героев. Одиссей грабит всех подряд и, даже вырвавшись из грота Циклопа, не забывает прихватить «козлов тонконогих и жирных баранов» (Одиссея, IX, 464). Ничуть не лучше и Менелай, который, по словам Нестора, будучи отнесен к берегам Египта, действовал там «медным» способом и возвратился домой, «богатства собрав, сколь могло в кораблях уместиться» (Одиссея, III, 312). Да и сам Нестор оказался не без греха. Растроганный встречей с Телемахом, старец вспоминает о тех временах, когда в кораблях, предводимых «бодрым Пелидом, мы за добычей по темно-туманному морю гонялись» (Одиссея, III, 105—106, стр. 217—218).

Важной особенностью торговли в древности стало то, что ею занимались инородцы — люди, пришлые в то или иное государство. Им было легче договориться между собой, выработать единые правила поведения. Ну и обмануть своего сородича, человека, принадлежащего к замкнутой, немногочисленной группе, считалось как-то уж совсем неприлично. К тому же иноземцы не были связаны установленными ранее традиционными нормами обмена.

В этом смысле показателен пример расселения по миру армянских купцов, приводимый Фернаном Броделем в книге «Игры обмена». Он пишет, что они усеяли своими колониями все пространство Ирана, очень рано прошли всю Индию, особенно от Инда до Ганга и до Бенгальского залива. Торговали они и на юге, в португальском Гоа. Купцы перебирались через Гималаи и достигали Лхасы, откуда совершали торговые поездки на расстояние более 1 500 километров, добираясь до самой китайской границы. Но, замечает Бродель, в Китай они почти не проникали; любопытно, что и Китай и Япония оставались для них закрыты. Очень рано армянские торговцы промышляли на испанских Филиппинах. Встречались они и в огромной Турецкой империи, где проявили себя боеспособными конкурентами евреям и прочим купцам.

Далее, продолжает автор, «продвигаясь в Европу, армяне объявились в Московской Руси, где им удобно было создавать свои компании и сбывать иранский шелк-сырец, который от обмена к обмену пересекал русскую территорию, добираясь до Архангельска (в 1676 году) и до соседних с Россией стран. Армяне обосновывались на постоянное жительство в Московии, вели по ее бесконечным дорогам транзитную торговлю, добираясь до самой Швеции, куда они со своими товарами попадали также и через Амстердам. Торговые операции армянских купцов охватили всю Польшу, и более того — Германию, в частности лейпцигские ярмарки. Они появятся позже в Нидерландах, в Англии и во Франции. В Италии, начиная с Венеции, армянские купцы вольготно устроились с первых лет XVII века и участвовали в том настойчивом вторжении восточных купцов, которое было столь характерно с конца XVI века. Еще раньше они оказались на Мальте. Нужно ли говорить, что не всегда их встречали с радостью? В июле 1623 года консулы Марселя писали королю, жалуясь на нашествие армян и наплыв кип шелка. То была опасность для коммерции города, так как, утверждали консулы, «нет в мире нации более алчной, нежели сия; люди, имея возможность продать эти шелка в великом городе Алеппо, в Смирне и иных местах и там получить честную прибыль, тем не менее, дабы заработать несколько более оной, приезжают на край света и ведут столь свинский образ жизни, что большую часть времени едят лишь траву ».

Торговые сети еврейских купцов тоже простирались по всему миру. Их успехи были куда более древними, нежели армянские достижения.

Изгнанные из Испании и Сицилии в 1492 году, а из Неаполя в 1541-м, эмигранты разделились: одни направились в исламские страны Средиземноморья, другие — в государства, прилегающие к Атлантике. В Турции — в Салониках, Бурсе, Стамбуле, Адрианополе — еврейские купцы в XVI веке накопят огромные состояния как негоцианты и откупщики налогов. Португалия, которая будет терпеть евреев у себя после 1492 года, оказалась исходной точкой для рассеяния другой большой группы. Амстердам и Гамбург были излюбленными пунктами, куда устремлялись пытавшиеся быстро разбогатеть купцы. Нет никакого сомнения, что они способствовали расширению голландской торговли в направлении Пиренейского полуострова как в сторону Лиссабона, так и в сторону Севильи, Кадиса и Мадрида, а также в направлении Италии, где издавна сохранялись активные колонии — в Пьемонте, Венеции, Мантуе, Ферраре — и где благодаря этим еврейским колониям в XVII веке заново заблистает богатство Ливорно.

Другой успех евреев будет подготавливаться медленно, и творцами его станут странствующие торговцы Центральной Европы, и первый его расцвет наметится с триумфами «придворных евреев» в княжеской Германии XVIII века. А в Германии, значительно утратившей свои капиталистические кадры во время кризиса Тридцатилетней войны, создалась пустота, которую в конце XVII века заполнила еврейская торговля, подъем ее стал видимым довольно рано, например, на лейпцигских ярмарках. Но великим веком ашкенази станет век XIX с сенсационным международным успехом Ротшильдов.

Античная триада

Первые две составляющие известной средиземноморской триады — оливки, виноград и пшеница — растут на менее плодородных, более каменистых почвах, чем земли Междуречья или Египта. Пшеница может расти и там, и там. Поэтому не случайно северная граница распространения античной цивилизации совпадает с северной границей произрастания оливок и винограда. Всеми этими продуктами можно было торговать. Их не умели возделывать в других населенных землях. Эти замечательные продукты стали основой античной цивилизации греческих городов-государств.

Одновременно грекам удалось — на первых порах даже без выделения специального сословия воинов — организовать самооборону от вражеских набегов. Они совместили роли крестьян и воинов, научились совместно принимать и исполнять решения. Именно в Древней Греции возник некий прообраз частной собственности. Торговец в этих землях стал человеком уважаемым, ему покровительствовал бог — Гермес.

Средиземное море вокруг Греции чрезвычайно удобно для мореплавания: изрезанная береговая линия, тихие бухты, отсутствие приливов-отливов, возможность плыть на большое расстояние, не теряя из виду берег (это было очень важно до момента изобретения компаса). Перевозки грузов по морю и сейчас намного дешевле сухопутных. А тогда их стоимость позволяла вовлечь в оборот всевозможные товары для всех слоев общества — не только предметы роскоши, как впоследствии произошло с караванной торговлей.

Разумеется, развитие торгового процесса в греческих мегаполисах не было однородным. Благополучие Афин, например, во многом основывалось на экспортных и импортных пошлинах, взимавшихся с купцов прямо в порту Пирей. Кроме того, в Афинах периодически вводился комплекс мер против высоких цен: установление фиксированных цен или верхней их границы, репрессии против тех, кто торговал по договорным ценам, запрещение скупки зерна посредниками, ограничения на право перевозки хлебных грузов. Порой просто запрещали вывоз сырья, используемого в местной промышленности. Желая защитить собственных производителей ячменя, вводили запрет на импорт этой культуры. Время от времени наделяли кого-нибудь монополией на торговые операции с теми или иными товарами. Таким образом, по сравнению с древними аграрными империями афинские инновации были гигантским шагом в развитии.

Римляне, переименовавшие греческого Гермеса в Меркурия и сохранившие уважение к нему, унаследовали торговые традиции греков. Во времена расцвета Римской империи — в I—II веках нашей эры объем средиземноморской торговли был так велик, что после заката Рима его удалось восстановить амальфитанцам, венецианцам и генуэзцам только к XIV веку!

Особое отношение к торговцам, закрепленное у греков и римлян в религии, разделяли не многие конфессии. Например, конфуцианская этика считала торговлю неизбежным злом и настаивала на необходимости жесткого контроля над коммерсантами со стороны власти. Ведь в любом обществе рядом с торговлей неизбежно возникает вопрос кредита, который предполагает ростовщичество. А это значит, что власти в любом, в том числе аграрном, обществе должны следить, чтобы в неурожайный год крестьянин не был разорен ростовщиком дотла. Иначе кто же будет платить налоги?

Христианство до возникновения протестантизма — и особенно православие — торговцев не жалует. Тогда как для ислама они — люди не просто уважаемые, а считай — лучшие (заметим, торговцы, но не ростовщики — ростовщичество запрещено Кораном). Ведь и сам Магомет был купцом и будто бы сказал: «Купец равно блажен в сем мире и в будущем», «Кто зарабатывает деньги, угоден Аллаху». Мусульманские купцы издавна пользовались у владык уважением. Показателен такой пример: в мае 1288 года мамлюкское правительство попробовало привлечь в Сирию и Египет купцов Синда (области на юге нынешнего Пакистана), Индии, Китая и Йемена следующим правительственным декретом: «Мы обращаемся с приглашением к прославленным особам, крупным негоциантам, ищущим прибыли, или мелким розничным торговцам… Всякий, кто прибудет в нашу страну, сможет там жить, приезжать и уезжать по желанию своему… воистину, это райский сад для пребывающих в ней… Да будет благословение Аллаха над поездкою всякого, кто побудит к благому деянию посредством займа и совершит благое деяние посредством ссуды». Вот традиционные рекомендации государю в Османском государстве двумя веками позднее, во второй половине XV века: «Благосклонно относись к купцам в стране; неизменно проявляй о них заботу; никому не дозволяй их притеснять, отдавать им приказания; ибо посредством их торговли страна достигает процветания, а благодаря их товарам повсюду царит дешевизна».

Не стараясь извлечь из следующего сопоставления слишком много смысла, попробуем сравнить слова, которые ислам приписывает Мухаммеду: «Если бы Аллах дозволил жителям рая торговать, они бы торговали тканями и пряностями», — с поговоркой, распространенной в христианском мире: «Торговля должна быть свободной, без ограничений до самой преисподней».

Эти неписаные правила торговли исламского мира стали априори предтечей той эволюции, которую еще предстояло пройти торговой Европе. Торговля на дальние расстояния в период раннего европейского капитализма брала свое начало не в Римской империи, а, скорее, в арабской цивилизации.

Однако тот же Коран, который так благосклонно относился к торговому сословию, крайне жестко контролировал все сферы деятельности человека, представляя собой чрезвычайно негибкий свод правил жизни. С течением времени и усилением конкуренции между цивилизациями одного только поощрения торговли для быстрого экономического роста и процветания стало недостаточно. Арабский мир, преуспевший в торговле, на фоне христианского, образовавшегося после распада Римской империи, стал уступать свои позиции.

Вернемся в Европу. Хаос и насилие, царящие в Италии после распада Римской империи, заставили жителей вспомнить древние принципы организации и самообороны, нравы и обычаи свободных граждан. Подобно античным полисам-государствам в Европе стали появляться города — Венеция, Амальфи, Генуя, в которых торговцы и ремесленники могли одновременно выполнять функции воинов. Иными словами: частная собственность, нажитая в том числе и торговлей, потребовала защиты.

Европейцы стали обмениваться техническими знаниями, между городами-государствами началась конкуренция за профессионалов, которые активно мигрировали туда, где их труд оценивался дороже. Генуэзец Христофор Колумб сначала предлагал свои услуги португальцам, а потом был нанят испанской короной. Торговый капитал искал новые рынки сырья и сбыта для разрастающихся ремесленных объединений. Европа нуждалась в альтернативных торговых путях, и это во многом послужило толчком к началу эпохи Великих географических открытий.

Малоизвестный факт, что примерно в то же время большие заморские экспедиции снаряжал и Китай. Кораблей в Поднебесной было больше, и в инженерном отношении китайцы были более искусными. Их джонки несли больше парусов, имели поворотный руль, корпус, разделенный на водонепроницаемые отсеки, и компас начиная с XI века. Известно, что китайцы легко плавали на юг, до Индонезии и Суматры, и не давали арабским судам проникнуть в этот регион. Известно также, что китайские мореплаватели доплывали до Индии, Аравии и даже Эфиопии, демонстрируя мощь своего государства и престиж правителей. Вместо торговых экспедиций в путь зачастую отправлялось государственное посольство с главной целью — обмена подарками. По-другому не разрешала конфуцианская этика. Ограничение свободы торговли стало препятствием для укрепления государства. Но во второй половине XIV века из-за натиска кочевников с севера Китай прекратил морские путешествия.

Одновременно начался закат и империи монголов, которая в течение нескольких столетий обеспечивала безопасный путь через Азию. Это обстоятельство также способствовало изоляции Китая.

Новый путь на восток начали искать европейцы. И нашли.

О вреде торговых ограничений

Одним из самых доказательных примеров того, насколько негативную роль в истории могут сыграть торговые ограничения, стала потеря Англией североамериканских процветающих колоний. Режим управления американскими колониями Англией был самым либеральным. Еще Адам Смит писал, что все гражданское управление стоило жителям не более 65 тысяч фунтов в год. «Это — вечно памятный пример того, с какими ничтожными издержками можно не только управлять, но и хорошо управлять трехмиллионным населением. Правда, наиболее важная часть расходов по управлению, а именно — расходы на оборону и защиту, постоянно падали на метрополию. Притом церемониал гражданского управления в колониях при встрече нового губернатора или открытии новой сессии колониального собрания, хотя и достаточно торжественный, не сопровождается чрезмерной пышностью. Управление церковными делами колоний ведется столь же экономно. Десятина здесь неизвестна, и местное духовенство, отнюдь не многочисленное, содержится на умеренное жалованье или на добровольные взносы населения. Испанское и португальское правительства, напротив, извлекают некоторую выгоду из налогов, взимаемых ими с колоний…

Решительно во всем, за исключением внешней торговли, свобода английских колонистов вести свои дела по собственному усмотрению ничем не ограничена. Она во всех отношениях не уступает свободе их соотечественников на родине и точно таким же образом ограждается собранием народных представителей, которые претендуют на признание лишь за ними одними права устанавливать налоги для содержания колониального управления. Власть этого собрания держит в узде исполнительную власть, и даже самый бедный и зависимый колонист, поскольку он не нарушает закона, может не бояться неудовольствия губернатора или любого другого гражданского или военного чиновника провинции».

Просто завидно. Вот оно, гражданское общество. Но вышел прокол с торговыми ограничениями, поскольку английские промышленники и торговцы боялись конкуренции своих североамериканских коллег. Скупой заплатил-таки дважды.

В 1773 году был введен так называемый «чайный закон», согласно которому монополия на торговлю чаем с колониями передавалась британской Ост-Индской компании. Североамериканские колонисты расценили это как опаснейший прецедент. В декабре того же года толпы бостонцев в порту препятствовали разгрузке трех клиперов с грузом чая на борту. 16 декабря по команде редактора местной газеты Сэмюэля Адамса, создавшего и возглавившего организацию «Сыны свободы», несколько переодетых индейцами колонистов взобрались на корабли и сбросили 342 тюка с чаем в море. Именно эта акция и стала известна под названием «Бостонское чаепитие». В Лондоне такое сопротивление воле метрополии в важнейшей для нее торговой сфере было расценено как серьезное преступление. Было приостановлено действие конституционных гарантий, в Бостоне введено чрезвычайное положение, гражданский губернатор заменен военным комендантом, а гавань блокирована до полного возмещения ущерба. Вскоре начались боевые столкновения между британской армией и местными добровольцами — минитменами. Началась американская Война за независимость…

Цените коммерсантов

Истории известно множество примеров того, как желание пограбить и изгнать торговцев не приводило к обогащению гонителей и грабителей. Более того, существует странная закономерность: после изгнания купцов и изъятия их имущества в государственную казну та не становится надолго богаче, а, наоборот, довольно быстро приходит в упадок. Иллюстрацией тому служат изгнание евреев и мавров из Гранады, гонения на евреев в Германии накануне Тридцатилетней войны. Знаменитая трагедия ордена тамплиеров, которые были полноценными банкирами и кредиторами и французской казны, и Папы Римского, не обогатила короля Филиппа Красивого. Более того, через тридцать лет после его смерти в ходе Столетней войны во Франции разразился политический кризис.

После эпохи Великих географических открытий и промышленной революции многие известные до этого тенденции в торговле сохранились. Те, кто торговцев угнетал, — загнивали, а небольшая в географическом смысле Британия, благоволившая торговле, в результате освоила и окультурила половину земного шара. Британия, как известно, стала владычицей морей, а английский до сих пор остается самым распространенным в мире «международным» языком.

Таким образом, сложившиеся некогда торговые закономерности не устарели, а преобразовались. Правда, появился страшный зверь под именем «глобализация». Слово почти ругательное, левая молодежь обливает краской и закидывает помидорами персон, олицетворяющих это понятие… К теме же нашего разговора глобализация имеет самое непосредственное отношение. Она значительно изменила тенденции развития мировой торговли.

Почему вдруг так изменилось, например, китайское отношение к коммерции? При жизни одного поколения на Земле произошло чудо. Страна, пережившая затянувшийся коммунистический эксперимент, вдруг начала стремительно крепнуть и всего через четверть века с начала новой экономической политики стала обладать гигантским экспортным потенциалом. В чем секрет? В том, что для торговли начавшего либерализацию экономики Китая были открыты границы развитых стран. Китай начал с экспорта самых незатейливых товаров — игрушек, обуви, в частности кроссовок. Постепенно усложнялись и росли в цене экспортируемые из Китая в США и Европу товары. Рос уровень жизни в самом Китае. Золотовалютные резервы Поднебесной, забывшей конфуцианское пренебрежение к торговле, выросли до 600 млрд. долларов! Скажете — немного при таком населении! Но ведь в Китае недостаточно освоены месторождения нефти и газа, так что все потребности стремительно растущей промышленности Китай покрывает за счет импорта.

Кстати сказать, в последние годы Китай вкладывает средства своих золотовалютных резервов в американские государственные облигации. Кредитует правительство США, между прочим. И ничего. Развитию это только помогает, и никакие идеологические основы национальной безопасности от этого не рушатся. Тысячелетиями закрытая и не желавшая торговать империя завалила своими товарами весь мир, включая США и Европу.

Глобальны и изменения в отношениях между странами: веками враждовавшие между собой европейские государства сливаются в едином экономическом пространстве, где немцы и французы соглашаются на одну и ту же валюту, а торговых барьеров не остается вовсе. Мир меняется. Экономика из экономики отдельных стран становится экономикой всей планеты, основанной на информационных и коммуникационных технологиях. Финансовые рынки работают в режиме реального времени, новые технологии позволяют заключать сделки на миллиарды долларов, перекачивать капитал по всему миру, трансформируя его из сбережений в инвестиции и обратно. Но стать частью этого глобального экономического пространства можно только открытым либеральным системам.

По данным Всемирного банка, за последние десять лет мировая торговля выросла на 60%. Более 80% мировой торговли 10 лет назад приходилось на развитые страны. Сейчас их доля упала до 75% за счет быстрорастущих экономик Китая, Индии, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. А рост торговли обыкновенно влечет за собой рост производства. Меняется и структура торговли. Быстрее всего в составе товарного экспорта растет вывоз готовых изделий, потом топлива и сырья, а замыкает рост продукция аграрного сектора. Для нашей страны это означает, что если мы по-прежнему будем делать ставку только на нефть, газ, металлы (хочется сказать: мед, пеньку и лапти, но лапоть-то — готовый продукт высокой степени переработки), то наша доля в мировой торговле будет падать.

Быстрее всего, как известно, развивается экспорт услуг и высокотехнологичных изделий, реализующих инновации. Поэтому мировое сообщество заинтересовано в кооперации и дальнейшей либерализации условий торговли. Поэтому Россия стоит в очереди на вступление в ВТО. Просчитать выгоды и проблемы, которые появятся после нашего вступления, полностью невозможно. Но посмотрим на пример стран Юго-Восточной Азии, открывших свои границы для товаров из стран более развитых. Наверное, там тоже раздавались голоса про гибель отечественного производителя, сокращение рабочих мест и рост нищеты…

А в Германии наверняка находились эксперты, предрекавшие всплеск безработицы из-за того, что немецкие автомобилестроители уступают часть рынка японским или южнокорейским автомобилям. В результате выиграли и те, и другие. Благодаря открытым рынкам, конкуренции и появилась новая экономика, глобальная экономика постиндустриальной эры, в которой от прежней осталась ставка на предприимчивость, интеллект и здоровую долю риска.

Автор и редакция благодарят Егора Гайдара за помощь в подготовке материала и разрешение использовать данные из его книги «Долгое время», Москва, «Дело», 2004.

Ирина Ясина