В день открытия конференции, которую устроила для европейской прессы фирма UNISYS, выступил английский профессор Энджелл, и из его остроумного, блиставшего парадоксами доклада убедительно следовало, что нашей цивилизации — каюк. Не удержаться ей под напором виртуальной реальности, Интернета и открываемых ими возможностей. Фирма UNISYS для того и собрала конференцию, чтобы разъяснить — через европейскую прессу — миру, что к грядущему мрачноватому будущему надо подготовиться. Заседали мы в окрестностях городка Сен-Поль-де-Ванс, минутах в сорока автобусом от Ниццы. До городка нам было минут двадцать пешком, но почему-то, что туда, что обратно, все идешь в гору. Наверное, оттого, что местность очень гористая. Сам городок оседлал гору и открывался с каждого подхода — обнесенный стеной, с башней собора, В окружении холмов и долин, по-июньски зеленых, он выглядел как иллюстрация к энциклопедической статье о средневековом городе Южной Франции. Узкие улицы его, зажатые трехэтажными домами, круто шли вверх и выводили на посыпанную песком площадь, носившую, естественно, имя Шарля де Голля, потому что она была главной. И единственной — в Сен-Поль-де-Вансе чуть меньше трех тысяч жителей. И каждый день — раз в десять больше туристов. Японцев и немцев, прежде всего, Мы пошли в город с коллегой из Дании.

Итак, мы шли в гору, обсуждая прослушанный доклад, после которого не то что прочные сенпольдеванские стены, но и окрестные горы казались нам не вечными. Поднялись по одной улице, спустились по другой, вновь двинулись в гору и вышли на площадь Ш. де Голля.

С правой ее стороны открывалась терраса кафе, левую замыкала мощная стена из серого камня. Посередине простиралась посыпанная песком площадка, окаймленная невысоким бортиком. Рядом стоял полицейский в серо-голубой рубашке и элегантных брюках. Он бдительно охранял и, очевидно, готов был стойко оборонять вверенный ему участок. Туристы обтекали его и, вежливо кланяясь, просили друг друга сфотографировать на фоне здешних достопримечательностей. Другие туристы громко и дружно смеялись и тоже позировали. Эти легкомысленные люди, конечно же, не слышали доклада профессора Энджелла. Мы с датским коллегой смотрели на них с грустной снисходительностью взрослых, взирающих на бездумные детские игры. Беседу мы намеревались продолжить за чашечкой кофе и заняли столик.

В этот момент как бы легкое волнение пронеслось по площади: люди начали расступаться, и многие схватились за фотоаппараты. Я не сразу заметил причину этого волнения но, вглядевшись, увидел группу немолодых мужчин, которые, не обращая внимания на окружающих, с большим достоинством перешагивали через бортик площади. Они небрежно поздоровались с полицейским, а он почтительно их приветствовал, как это делают обычно провинциальные молодые люди при встрече с теми, у кого на глазах они выросли. Домашние их костюмы подтверждали, что это люди местные и идут привычным путем для какого-то общего привычного дела. Один из них присел на корточки посреди площадки им. де Голля и воткнул в землю нечто вроде короткого штыря с большой синей шляпкой-полушарием.

Датский коллега прервал свои рассуждения:

— Ого! Да это они в шары пришли играть. Вы умеете играть в шары?

— Первый раз вижу, — честно отвечал я.

— Национальная игра французов. Они к ней очень серьезно относятся. Этот гвоздь называется «поросенок».

Пришедшие меж тем столпились у другого бортика площадки. Один раскрыл сумку и достал блестящие стальные шары: каждый умещался в ладони с сильно растопыренными пальцами. Самый почтенный игрок взял шар, примерился и пустил коротким движением по земле. Шар шмякнулся о песок и тоже с каким-то достоинством покатился в сторону синей шляпки. Когда шар, не докатившись, остановился, метнул свой шар другой игрок — параллельно движению первого; тот замер примерно на таком же расстоянии от цели. Достав рулетку, мужчины неторопливо подошли к своим шарам и тщательно замерили расстояние до «поросенка». Отошли. И тут покатился третий шар, сшиб второй и тоже замер, не докатившись. Снова пошла в ход рулетка.

— Они меряют, кто ближе к «поросенку». Сейчас бросать будет тот, кто всех ближе, — объяснил датчанин.

— Но что-то никакой спешки, — удивился я. — Вроде бы состязание?

— А какая спешка? Торопиться некуда, главное — твердая рука и глазомер.

Кидания и замеры продолжались. И если и случались споры из-за сантиметров, то незаметные для нашего глаза.

— Прямо скандинавы какие-то, — поддел я датчанина, — очень уж горячие парни...

— Плохо вы знаете скандинавов! Мы очень азартны, А потом посмотрите, как они будут шуметь, когда пойдут пить вино — ставит проигравший. Скандинавы выпили бы водки. У вас тоже пьют водку?

— Тоже. Только в шары не играют.

— А вся разница в том, что за вином они начнут  говорить о жизни и тут уж разойдутся. У нас иначе: во время игры кричат, а выпьют — становятся бетонными. Французы слишком много кричат и фонтанируют, а за игрой в шары дают нервам отдых. Что бы ни случилось, они все равно придут на площадку для игры в шары.

— Даже после доклада профессора Энджелла? — спросил я с надеждой.

— Еще как! Слава Богу, они его не слышали. А послушали бы — пошли бы играть в шары. И тем бы выпустили пар. Слушайте! Это идея. У нас же там есть шары и площадка. Забьем «поросенка»? Я вас научу.

Лев Минц, наш. спец. корр.