Николай Николаевич Мишутушкин, потомок терских казаков, нашел свою судьбу на... островах Океании. Много лет он, художник и собиратель предметов прикладного искусства островитян, посвятил возрождению культурных традиций народов Океании.

Закон парных случаев

Слева от главного фонтана на бывшей ВДНХ до сих пор стоит маленький павильон «Наука». Там и состоялось открытие этой выставки. У входа висел большой рисованный плакат с надписью «Искусство Океании», а в центре был изображен черный человеческий череп, расписанный ритуальными узорами.

Собралось довольно много народа. В основном научные сотрудники, профессора. Я же попал на выставку благодаря своей жене Татьяне — сотруднику Института этнографии, которая буквально за час до открытия попросила меня приехать, прихватив фотоаппарат.

Среди гостей выделялся стройный, с шоколадным цветом кожи мужчина средних лет. Он не говорил по-русски, и его представили: меланезиец с островов Новые Гебриды — Алоис Пилиоко, художник, ученик и сподвижник нашего соотечественника, русского по происхождению, родившегося во Франции. Он тоже более 20 лет живет на островах Новые Гебриды. Художник, коллекционер, путешественник — Николай Николаевич Мишутушкин. Сегодня он впервые в России, привез на родину своих предков свою замечательную этнографическую коллекцию.

Короткий ежик, светлые, серо-зеленоватые глаза; несмотря на плотное телосложение, строен и подчеркнуто подтянут. Чуть наклонившись вперед, Николай Николаевич внимательно рассматривал окружающих только с той целью, чтобы не упустить чей-нибудь вопрос и тут же на него ответить. Он старательно выговаривал каждую букву, и оттого казалось, что говорит он с акцентом. И в то же время в его голосе слышалась гортанная, еле заметная вибрация (такой тембр голоса мне встречался на юге России в Сумской области).

Вот как этот русский художник был «обнаружен» нашей Академией наук. Декабрьским утром 1970 года, сто лет спустя после того, как к берегам Новой Гвинеи пришвартовался корвет «Витязь» и Н. Н. Миклухо-Маклай ступил на незнакомую землю, к берегу Маклая (как назвали его местные жители), в заливе Астролябия причалило советское научно-исследовательское судно — тоже «Витязь». Ученые плыли по маршруту своего легендарного коллеги.

При заходе «Витязя» на остров Эфате в северо-западной Меланезии их встретил европеец в расписном одеянии. Стрижка у него была по тогдашней французской моде — под бобрик. Издали его приняли за представителя английской или французской миссии — в то время на острове существовал англо-французский кондоминиум (совместное управление) — Новые Гебриды.

Энергичный европеец представился ученым на русском языке: «Николай Николаевич Мишутушкин, художник, соблаговолите посетить мое поместье и музей».

Тезка и соотечественник Николая Николаевича Миклухо-Маклая, потомок терских казаков, — и где? На островах Океании... Удивлению и радости ученых не было предела. Выяснилось, что отец Мишутушкина — офицер царской армии, перед революцией служил в Тифлисе. В 1920 году он в составе Добровольческой белой армии генерала Врангеля покинул с женой Россию на пароходе, уходившем из Севастополя.

Николай Мишутушкин родился в Бельфоре (Франция) в 1929 году и волею судьбы попал в 1957 году в Океанию, В поисках своего призвания изучал прикладное искусство, много странствовал по Востоку — жил в Индии, Непале, Бирме, Шри Ланке. Но буквально пленило его искусство «каменного века», и Николай приходит к мысли о необходимости направить свою энергию на сохранение искусства народов Океании. Мишутушкин организовал не одну экспедицию и объехал Французскую Полинезию, Новые Гебриды, Новую Каледонию, Тонга, Тувалу, Фиджи, Маркизские и Соломоновы острова...

Так начиналась работа, которая может быть названа подвижничеством и которую теперь сравнивают с деятельностью Н. Н. Миклухо-Маклая, А. Швейцера, Н. К. Рериха. Мишутушкин — второй русский, так много сделавший после Миклухо-Маклая для сохранения и пропаганды искусства и культуры Океании.

Интересно, что когда Николай начинал дело жизни, он не знал о своем тезке. Потом на многих островах их пути то и дело по закону парных случаев пересекались: на Таити, Ротума, Новой Каледонии Мишутушкин жил у потомков тех людей, в хижинах которых ночевал и Миклухо-Маклай. Так родился альбом рисунков. На его страницах встретились лица дедов и внуков, сделанных двумя Николаями.

У Мишутушкина была мечта, казавшаяся многие годы неисполнимой, — показать свою коллекцию в России. Это стало возможным при содействии Академии наук СССР в 1979 году, когда выставка «Искусство Океании» впервые была показана в Москве. Тогда же художник передал в дар первые экспонаты для будущего музея Океании в Москве: старинную полинезийскую тапу (тапа — материя из размягченного луба с вдавленными узорами. Прим. ред.), глиняные сосуды с Папуа-Новая Гвинея, ранговую фигуру в человеческий рост с острова Малекула (Новые Гебриды).

Выставка путешествовала по нашей стране три года, побывав, помимо Москвы, в Хабаровске, Новосибирске, Тбилиси, Ереване, Ленинграде, Фрунзе, Самарканде. Ее увидели более пяти миллионов человек.

Тогда-то у меня появился замысел создать фотоархив уникальной коллекции и путевых фоторепортажей. Я не упускал ни одной возможности присоединиться к Николаю и Алоису в поездках по нашей стране.

Последний писк в Париже

В один из приездов в Москву Николай Мишутушкин и Алоис Пилиоко остановились в гостинице «Минск» на улице Горького. Нам с Таней было приятно принять приглашение Николая и Алоиса съездить с ними на машине в Суздаль, Владимир и Троице-Сергиеву Лавру. Мы договорились встретиться утром у нас дома на улице Димитрова, позавтракать — и в дорогу.

Была осень, довольно прохладно, середина сентября. Я заметил, что наши друзья легко одеты, и стал перебирать свои свитера, куртки, пальто, чтобы путешественники из южных морей не замерзли в дороге.

—  Это что за прелесть у тебя так небрежно  валяется?  —  вдруг спрашивает Николай, указывая в угол под вешалкой.

—  Обычная  крестьянская  телогрейка, — отвечаю. — Все колхозники в таких ходят. Купил, чтобы на даче дрова рубить. Вам как-то она будет не к лицу, несолидно.

И вот тут-то я получил от него, любителя всего оригинального:

—  Тоже мне, москвичи-пижоны. Ничего вы не понимаете в моде. В Париже это последний писк.

Надел ее. И крутится перед зеркалом. То руки в карманы сунет, то голову в плечи вожмет, то воротник поднимет. Одни глаза торчат и круглый череп под ежик подстриженный. Вид почти уголовный. Такого и в метро-то не пустят, подумал я. На дворе был 1982 год. Хорошо, что ехали мы на «Волге».

В глубинке Николай за своего сошел. Телогрейка, через плечо какая-то брезентовая, как противогазная, только в три раза больше, котомка. Там у него все: маленький фотоаппарат, купленные сувениры (ему все было интересно), документы — сразу видно, привык путешествовать. Только Алоис нашу туристическую компанию выдавал своим шоколадным личиком...

А в Москве из-за этой телогрейки случился с Николаем казус. Выскочил он как-то рано утром на ближайший от «Минска» Тишинский рынок. Зелени купить, без нее он и дня прожить не может. Возвращается. Постовой милиционер, охраняющий вход в гостиницу, видит, как прямо на него семенящей походкой, в стеганой телогрейке за 11 руб. 50 коп., почти лысый, в тапочках на босу ногу, с противогазной сумкой наперевес, из которой сыплется укроп и чеснок, несется какой-то странный тип. Дежурный, естественно, говорит:

—  Стой,  ваши документы.  Кто вы такой?

—  Я?  —  отвечает  Мишутушкин, — француз. Зовут меня Николай.

—  Разберемся, — говорит постовой и тащит его за рукав.

—  Не имеете права, — протестует путешественник с мировым именем. — Моя фамилия Мишутушкин.

Ну, разобрались, конечно. Извинились. А Николай в ответ:

—  Это вы извините, светики мои, я что-то не так сделал... Любит он так обращаться к людям: «мои дорогие», «мои золотые», «светики мои»...

У меня есть фото, которое я считаю историческим. Выход Мишутушкина из здания Академии наук СССР на улице Вавилова в уже знаменитой к тому времени телогрейке. А рядом директор Института этнографии академик Ю. В. Бромлей.

Вот вам и телогрейка!

Туземцы в музей не ходят

Мне хотелось побольше узнать о личной жизни Николая Николаевича, о том, как он собирал свою коллекцию. Его рассказы я записывал на диктофон. Несколько кассет у меня хранятся по сей день. Кое-что расшифровано и уже опубликовано, многое еще ждет своего часа.

В школе Мишутушкин учил французский, английский, немецкий. Специально русским никогда не занимался. Все знания — только из разговоров с родителями. Десятки островных языков он изучил во время путешествий. Вот один из рассказов Николая Николаевича о себе. Специально сохраняю его «русский язык» для колорита.

...На Востоке — в Индии, Непале — моя жизнь была связана с прикладным искусством, с искусством вообще, музеями. А когда я попал на Тихий океан, вдруг очутилась пустота, то есть ничего не было. Все умерло из-за всех этих миссионеров, администраторов. Нет уже, говорят, никакого прикладного искусства. И вот я встречался, общался с меланезийцами и стал постепенно открывать кое-какие предметы искусства, но, конечно, очень мало. Я открыл артгалерею. Вот тогда я нашел Пилиоко, который стал помогать мне. Потом меня попросил туристический офис, чтобы я занялся возрождением меланезийского искусства.

И вот я продолжал ездить, продолжал находить предметы и возвращался в Новую Каледонию, в Нумеа и говорил: «Вы должны выкупить». А они говорят: «У нас нету средств на это». И я стал покупать сам, и вот так завязалась эта коллекция...

В течение 20 лет я втянулся, увлекся. С одной стороны, я — путешественник, но путешествовал без денег, так что мне денег не нужно было. Потом этот путешественник превратился в художника, художник продавал картины и тем самым помог этому путешественнику и собирателю прожить, путешествовать, устроить экспедиции.

Сначала мы поехали по французским островам, потом перекинулись на английские острова, и каждый раз экспедиция происходила после выставки. На Маркизских островах было 11 выставок, на австралийских островах тоже были выставки, и я мог показать искусство и сказать о надобности спасти, сохранить. В течение многих лет я боролся за музей.

То есть все говорили, трубили о надобности спасения, но никто не мог просто определить, что нужно и как нужно. Некоторые музеи нужны или чисто новогебридские, или чисто новокаледонские, но, к сожалению, туземцы туда не ходят! Вот это драма! Например, знаменитый музей в Дакаре сделали, в который убухали миллионы, миллионное состояние в цемент, стекло, поставили чудные веши, а африканцы туда не ходят, только некоторые. Потому, что предмет стоит за стеклом. В совершенно другом контексте, люди просто боятся его, он уже отчужден. Отчужден от своего быта, своего искусства.

Фонд «Мишутушкин — Пилиоко» уже много лет назад насчитывал около четырех тысяч уникальных экспонатов — предметов первобытного искусства народов Океании. Николай говорил, что он никогда не занимался серьезной, а тем более научной систематизацией своего фонда. Такой возможности у него не было. В России зачастую все великое держится на личной инициативе, благородном фанатизме и бескорыстии.

Научный подвиг, в полном смысле этого слова, достойный самого высокого уважения, совершила скромный научный сотрудник Института этнографии Людмила Алексеевна Иванова. Работая месяцами, годами с коллекцией Николая Мишутушкина она подробнейшим образом, строго научно, со скрупулезной точностью описала каждый предмет. Она создала и опубликовала необходимый для мировой науки великолепный каталог собрания Мишутушкина. В нем были использованы и мои фотографии.

Раз в 17 лет

В ноябре 1995 года Николай пригласил меня на этнографический фестиваль в Вануату, который бывает раз в 17 лет.

— Ищи возможность нацарапать денег на дорогу, об остальном не беспокойся, — сказал он мне по телефону.

Я всю жизнь занимаюсь профессиональной фотографией. Коллекционирую старинные и современные фотоаппараты. Получив приглашение, срочно продаю два «Niron'а», добавляю из семейного бюджета, покупаю самые дешевые льготные билеты и лечу почти трое суток: Москва — Шарджа — Бангкок — Сидней и от Сиднея три тысячи километров над Тихим океаном на северо-восток к архипелагу Новые Гебриды (Республика Вануату с 1980 года), в столицу — город Порт-Вила на острове Эфате, который находится километрах в 800 южнее экватора.

Так я попадаю в дом, где Николай Николаевич поселился сорок лет назад и где «организовал» уединенный, утопающий в тропической зелени «гектарчик» земли. Это его собственность, и отсюда он общается со всем миром — через свой фонд, живопись, через творения воспитанника Алоиса Пилиоко.

Фестиваль длился целых шесть дней. С многих островов Полинезии, Микронезии и Меланезии съехались на остров Эфате около двух тысяч деревенских жителей, чтобы показать традиционные виды искусств: танцы, костюмы, песни, музыкальные инструменты и т. п.

15-летие независимости жители Республики Вануату отметили открытием первого в стране Национального этнографического музея на территории Культурного центра. К этой же дате приурочили мини-фестиваль национальных искусств.

Настал день открытия фестиваля. Под трубные звуки морских раковин бубу к берегу подплыли лодки. Пританцовывая, островитяне, ярко раскрашенные, в набедренных повязках, группами по 40-50 человек, входили в воду, с легкостью подхватывали длинное судно на плечи и выносили его на берег вместе с командой.

Пестрая, оглушительно шумящая, чернокожая толпа, подкидывая в руках палицы, колотушки, весла, направилась к Культурному центру — месту проведения фестиваля.

Процессия состояла из групп, представлявших один остров, или одно племя, или одну деревню. Каждая группа — в традиционных для данной местности одеяниях: жители с острова Малекула — в фаллокриптах, с нагрудными украшениями из клыков кабана на груди, с цветами гибискуса за ушами; их волосы были окрашены в рыжий цвет.

Мужчины с острова Тонга — в разноцветных плетеных набедренных циновках и накидках из растительных волокон. Жители островов Аоба, Маево, Мере Лава — в ожерельях из разнообразнейших раковин, с петушиными перьями в волосах. Женщины — в лубяных юбках, лоб и груди раскрашены. Все украшения, одежда, маски изготовлены специально для фестиваля. В руках участников шествия оружие — палицы, копья, луки со стрелами. Некоторые несли маски для обрядов юношеской инициации.

Пять дней длился показ музыкального искусства. На сигнальных барабанах атингтинг отбивались послания, разносились по округе протяжные завораживающие звуки бамбуковой флейты. Каждый день завершался выступлениями танцевальных групп с островов Торрес, Мере Лава, Маево, Амбрим, Малекула, Тонгарики, Танна, Амбае, Пентекост.

Утро начиналось так, как начинается обычное утро в деревне. Островитяне демонстрировали традиционные способы приготовления пищи. Мужчины палками взрыхляли землю, готовили яму для земляной печи. Тут же забивали свинью и заворачивали тушу в листья. Женщины выпекали в земляных печах, на раскаленных камнях ямс, таро, бананы, готовили любимое блюдо лаплап. Затем следовал традиционный дележ пищи между гостями.

Днем мужчины резали по дереву, делали модели лодок, плели сети для рыбы, силки для ловли крыс и птиц, сооружали хижины из свежесрубленных деревьев. Женщины плели и окрашивали циновки. Жители острова Пентекост изготавливали и погребальные циновки, которые, по традиции, прокаливали на огне много часов. Более полутора тысяч участников фестиваля работали без устали.

Детишки, не отпуская рук матери, часами танцевали в общем хороводе под звуки щелевых барабанов. Разъехавшись по своим островам, они сохранят в памяти скрытый смысл магических ритуалов, научатся обращаться с настоящим костром, изготовлять вручную поделки и утварь, столь необходимые для деревенской жизни. Их руки и память не дадут прерваться межпоколенной связи времен. На это и надеются устроители фестиваля.

Я чувствовал, что мой новый друг полинезиец Вильяме, устав в эти дни крутить баранку грузового «мицубиси», носившегося по извилистым портовым улочкам Порт-Вилы, уже мечтает о том, как махнет на выходные дни к родителям в деревню на остров Танна, сядет на циновку в родной хижине, плетеной из прутьев, и остановит взгляд на дорогой его сердцу каменной статуэтке божества Тангароа.

Вид тлеющего очага, ранговая скульптура из корня древовидного папоротника у входа и плетеная ритуальная маска уведут его мысли к рассказам деда о прошлой жизни островитян... Другими глазами посмотрит он на привычный ему мир.

Не об этом ли мечтает Николай Николаевич Мишутушкин, русский художник, ставший своим на островах Океании?..

Александр Кулешов / фото автора

Новые Гебриды