Журнал «Вокруг Света» №4 за 2003 год

Вокруг Света

 

Большое путешествие: Змей и волчок

При всем кажущемся сходстве азиатские страны не похожи друг на друга. Оказавшись в Китае, Японии, Таиланде или Вьетнаме, можно совершенно безошибочно определить, где ты находишься. В Малайзии – все не так, все по-другому. Понять сразу, что ты на Малаккском полуострове, а не где-то еще, – очень непросто. И, в общем, это немудрено: пронзительные крики муэдзинов и буддийские храмы с их приторно-удушливой атмосферой, стрелки на потолках отельных номеров, указывающие направление на Мекку, и хитросплетения китайских кварталов, христианские церкви и индийские районы, английская колониальная застройка и золотистые песчаные пляжи – все это можно встретить где угодно. А вот вычленить из всего этого многообразия те детали, которые позволили бы безошибочно понять, что из этой мозаики складывается именно страна Малайзия и никакая другая, очень сложно.

Обретение символа

Взять, к примеру, музыкальный инструмент – ангклун, состоящий из бамбуковых трубок-рамок разной величины, повешенных на перекладине. Поначалу он кажется исконно малайским. Но при ближайшем изучении вопроса оказывается, что завезен он был сюда из Индонезии. Классические малайские дома сегодня уже почти не строятся, и новые городские районы похожи на все, что угодно, но только не на традиционные малайские деревни – кампунги. Оригинальные поселения коренных обитателей Саравака и Сабаха – двух штатов, расположенных на острове Борнео, еще больше запутывают картину. Можно, конечно, из более чем двадцати населяющих эту страну народностей выделить что-то общее, но цельной картины это все равно не составит.

И даже с визитной карточкой страны, которую традиционно в первую очередь предъявляют приезжающим во всем мире, в Малайзии вплоть до конца XX века были большие проблемы.

Та прочная связь, которая укоренилась в нашем сознании в связи с отдельными странами: Франция – Эйфелева башня, Индия – Тадж-Махал, Китай – Великая стена, Австралия – Сиднейская опера, – в Малайзии до последнего времени была ничем не подкреплена. И это притом, что некоторые весьма авторитетные ученые считают Малайзию тем местом, где в Юго-Восточной Азии впервые поселился человек. Да и исследования, проводимые в пещерах Ниах в Сараваке на Борнео, подтверждают, что человек разумный жил здесь уже 40 000 лет назад.

Так что же получается – древние цивилизации не оставили на этой земле сколько-нибудь значимых следов, а история нового времени не наложила отпечаток вечности на творения малайцев? С одной стороны, поверить в это трудно, а с другой – возможно, именно по этой причине от желания, наконец, обрести собственное лицо и были в рекордно короткие строки построены в столице этого государства знаменитые башни-близнецы, получившие типично английское название – «Петронас Тауэр». Но зато теперь весь мир точно знает, где находится одно из самых высоких чудес света, а малайзийцы не задумываются над тем, какое изображение следует тиражировать многотысячными экземплярами. Хотя, если бы кто-то еще пару столетий назад сказал прибывшим сюда белым поселенцам, что главным городом Малайзии будет Куала-Лумпур, они вряд ли бы поняли, о чем, собственно, идет речь…

С чего все начиналось ?

И все-таки как-то не оставляля мысль: а можно ли так говорить о стране, чья история насчитывает тысячи лет, о стране, которая начиная с XV века своими богатством, славой и красотой привлекала нескончаемые потоки европейских колонизаторов? Ведь не зря в конце концов за обладание Малаккским полуостровом развернулась жесточайшая борьба между португальцами, голландцами и англичанами. Все они прекрасно понимали, что этот кусок суши, расположенный на подступах к континентальной Азии, таит в себе несметные богатства и сулит ее обладателю большие доходы.

До середины XIX столетия ведущие роли в этом уголке света играла отнюдь не нынешняя столица страны, а совсем другие места – Малакка, Джорджтаун, Сингапур, объединенные позже англичанами в своеобразный союз «поселений у проливов» – Стрейтс Сетлментс. После второй мировой войны пути членов этого союза разошлись. И если сегодняшний Сингапур – это самостоятельное государство, то остальные «осколки» бывшей британской колонии многое могут поведать о прошлом Малайзии.

И тут интересно следующее – чем больше знакомишься с Малайзией, тем больше понимаешь, что столь свойственная для этого государства «осколочная» картина возникла не сегодня и даже не вчера – история ее ведет свое началось из глубины веков, с тех давних времен, когда стало ясно, что обладание той территорией, на которой находится современная Малайзия, способно обеспечить контроль над торговыми путями всей Юго-Восточной Азии.

Центр притяжения…

То, что Малаккский полуостров – место, мягко говоря, выгодное, понимали не только европейцы. С завидным постоянством он становился частью самых разных империй древнего мира. Скажем, государство Фунань одним из первых на этой земле контролировало северную часть полуострова, а начиная с VII века он принадлежал великой Суматранской империи Шривиджайя уже целиком. Это время было эпохой расцвета индо-буддийского периода этого региона. По прошествии веков Шривиджайя пала под ударами нового Яванского царства Маджапахит. Однако один из суматранских принцев, Парамесвара, сумел основать здесь в 1403 году город Малакку, на долгие годы ставший стратегическим центром всего региона. Именно этот момент и можно считать точкой отсчета того, что в конечном итоге превратилось в сегодняшнюю Малайзию.

В 1405 году, когда стало ясно, что Малакка постепенно становится средоточием как торговых, так и политических устремлений, сюда прибыл посол китайской династии Мин адмирал Чен Хо – с предложением, от которого нельзя было отказаться. Поднебесная предлагала новому малайскому государству свое покровительство и защиту от вполне реальных притязаний со стороны соседнего Сиама. В результате принц Парамесвара был объявлен королем Малакки и всех прилегающих территорий, а на берегах пролива появились первые китайцы. В Малакке запылали жертвенные костры новых переселенцев, привезших с собой свои обычаи и верования. Процесс космополитизации города-государства получил новый дополнительный толчок.

Тем временем для множества купцов со всей Азии Малакка становилась буквально вторым домом. Именно тогда вместе с арабскими торговцами в эти края попал ислам. Потребовалось совсем немного времени, чтобы он стал здесь главенствующим. Уже третий правитель Малакки, махараджа Моххамед Шах, перешел в ислам, а его сын Муджаффар Шах, принявший титул султана, сделал его государственной религией.

Конец XV столетия явился золотой эпохой Малаккского султаната. О его богатстве ходили легенды. Он превращался в признанного лидера всей мусульманской Азии. И, наконец, весть о нем достигла берегов Европы. Конечно, о существовании этой земли в Старом Свете знали и раньше – она была обозначена еще на первых картах Птолемея. Однако если до начала XVI века особого интереса к Малаккскому полуострову европейцы не проявляли, то стремительное возвышение Малаккского султаната явно меняло дело.

…и яблоко раздора

В 1509 году к берегам Малакки подошли португальцы. Малакканцы, не долго думая, решили нанести упреждающий удар по внезапно объявившимся пришельцам. С чисто восточным коварством султан, поначалу вполне дружественно отнесшийся к заморским гостям, вскоре внезапно атаковал португальский флот, захватив множество пленных. Представлял ли он себе, с кем имел дело и во что в результате ввязался? Снести подобного оскорбления гордые иберийцы не могли. Операция возмездия, готовившаяся на протяжении двух лет, не оставила Малаккскому султанату ни малейшего шанса. В 1511 году город был взят штурмом и султан был вынужден покинуть его пределы. Он был вытеснен на юг, в Джохор.

Португальцам, отпраздновавшим победу, казалось, что золотой век наступил теперь для них. И они вдохновенно принялись осваивать новые земли. Здесь начали появляться христианские миссионеры, во множестве строились новые храмы и здания. Лицо города стало приобретать ярко выраженные европейские черты. Для обороны от посягательств потенциальных врагов в Малакке была возведена крепость А Фамоза. Но и она не помогла португальцам сохранить завоеванное.

Через 130 лет после захвата ее португальцами Малаккой заинтересовались голландцы. В течение 8 месяцев осаждали они город и в конце концов сумели его захватить. Хотя сделано это было отнюдь не из соображений острой необходимости, а по большей части из принципа – дабы назойливые конкуренты не путались под ногами. Даже взяв город и прочно в нем обосновавшись, голландцы гораздо больше ценили Батавию (современную Джакарту), расположенную на острове Ява. Именно она стала столицей их колониальной империи – Малакке же отводилась роль рядового сторожевого поста. Это не значило, что новые власти совсем не уделяли Малакке внимания, но на протяжении последующих 150 лет она оставалась в тени. Так что очередная смена власти прошла на удивление тихо и бескровно.

Голландское правление закончилось в 1824 году деловым обменом с Великобританией, которой Малакка нравилась гораздо больше, чем отданный за нее кусок острова Суматра.

Европейский след

Голландское влияние в современной Малакке чувствуется едва ли не больше, чем все остальные, в том числе и английское. По большому счету, центр города остался таким, каким его спланировали голландские архитекторы, если не считать фонтана в честь королевы Виктории, который просто не мог не быть поставлен. Массивная резиденция голландского наместника – Штадтгюйс и церковь Христа, кирпичи для строительства которой везли из Европы, часовая башня и окружающие дома – все они выкрашены в красный цвет и выглядят так, как будто это вовсе не перекресток Азии, а старая добрая Европа – тихий провинциальный город с узкими улочками и немногочисленными деловыми кварталами. Руины церкви Святого Павла на вершине крепостной горы и статуя знаменитого миссионера Франциска Ксаверия, похороненного здесь же, самым непостижимым образом сочетаются с одинокой фигурой Франсиса Гоа – престарелого художника, уже более 30 лет каждый день занимающего одно и то же место среди развалин и гранитных могил.

Он говорит на множестве языков, знает и некоторые русские слова. В его потрепанной тетради записаны тысячи имен людей, с которыми он беседовал и которые покупали его картины. Он знает, что он не гений, но все-таки – это самый настоящий художник, который верит, что найдутся люди, душам которых будет близко то, что он отразил на мятой картонке от блока сигарет. За три десятка лет он сам стал такой же неотъемлемой деталью классической Малакки, как обветшавшее Порто-де-Сантьяго – единственные сохранившиеся ворота португальской крепости, или голландские пушки, отлитые в Амстердаме.

«Белый раджа» и город котов

Еще один «осколок» малайской мозаики являет собой остров Борнео. Один из его шататов, Сабах, знаменит своей 4-километровой горой Кинабалу – высочайшей вершиной Юго-Восточной Азии, другой – Саравак, славится почти 100-летним правлением единственной в истории династии «белых раджей».

История Малайзии века XIX очень тесно связана с историей Великобритании. Но судьба семьи Бруков стоит на этом фоне особняком, потому что действовали они, хоть и будучи англичанами, в гораздо большей степени по собственной инициативе.

Джеймс Брук был, по всей видимости, прирожденным авантюристом, а потому с удачей он стал дружить достаточно рано. Родился в 1803 году в индийском городе Варанаси в семье рядового чиновника торговой компании. Вместо рутинного обучения в Англии он выбрал полную опасностей и приключений службу в Бенгальском полку. В 16 лет он получил чин кадета, а в 18 – лейтенанта. Впрочем, тогда еще ничто не предвещало, что 20 лет спустя ему будет суждено стать хозяином целой страны. Но время летит быстро… Приблизительно в этот же период султаны Брунея испытывали большие проблемы в отношениях с местным индейско-малайским населением – даяками и ибанами. Когда-то султанату принадлежал почти весь остров Борнео, но к моменту описываемых событий подвластные ему территории, подобно шагреневой коже, уменьшились многократно. И тут в 1839 году на горизонте появилась быстроходная, хорошо вооруженная яхта «Роялист», ведомая бесстрашным Джеймсом Бруком. Он, будучи ярым сторонником идеи «сильного» присутствия Великобритании на индонезийских островах, с должным вниманием отнесся к просьбе султана Брунея Омара Али, касавшейся восстановления порядка на здешних землях, и с энтузиазмом принялся за ее выполнение. И вскоре настолько преуспел в этом, что в знак благодарности в сентябре 1842 года был награжден титулом раджи Саравака со всеми вытекающими последствиями.

Своей резиденцией новоиспеченный раджа избрал небольшую деревеньку на берегу реки Саравак, сочтя это место вполне для себя подходящим. Сойдя на берег, он спросил у первого попавшегося местного жителя, как называется эта деревня. Тот, не поняв чужой речи, решил про себя, что белый человек интересуется тем, что за зверь сидит рядом с ним. А потому малаец ответил – «кучинг», что по-малайски значит «кот». «Кучинг, так Кучинг», – подумал Брук, не вдаваясь в подробности здешнего языка. Потом, конечно, все выяснилось, но город так до сих пор и называется Кучингом.

Так началось правление династии «белых раджей», постепенно район за районом подчинившей себе весь Саравак. Однако мало завоевать позиции, необходимо еще их удержать. И с этой задачей блестяще справился второй «белый раджа» – Чарльз Брук. В отличие от своего дяди он не обладал авантюрной жилкой, зато был превосходным администратором. Став официальным правителем в июне 1868 года, он развил бурную деятельность и фактически превратил Кучинг в тот город, который существует сегодня. Дворец Чарльза Брука – Астана, построенный на северном берегу реки, до сих пор остается резиденцией губернатора штата. Неподалеку от него был возведен форт Маргарита, призванный защищать город от повстанцев, пиратов и других непрошеных гостей. Враги, правда, так никогда и не появились, да и со страшными охотниками за человеческими головами Бруку-второму большей частью удавалось справляться. Это традиционная «забава» местного населения была им сильно ограничена, хотя и по сей день в отдаленных районах страны многие индейские семьи хранят эти устрашающие сувениры, доставшиеся им по наследству.

Тем временем на противоположном, южном, берегу реки Саравак появились: двойник форта Маргарита – квадратная башня, здание суда и прогулочная набережная. В результате получился очень колоритный город. Если бы не мечети и китайские храмы, а также Маленькая Индия и обилие кошачьих изваяний, то Кучинг вполне мог бы сойти за типичный английский городок средней величины. Третьим и последним «белым раджой» стал сын Чарльза – Вайнер Брук. Он благополучно правил Сараваком вплоть до вторжения японцев во время второй мировой войны, после чего ни сил, ни желания выполнять свои обязанности у него уже не было, и он почел за благо передать свое немаленькое «хозяйство» в руки Британской короны.

…Несмотря на всю свою увлекательность, и эта история, «подарившая» малайцам город Кучинг, тоже не может служить образцом истинной Малайзии. Равно как и многочисленные индейские племена, до сих пор живущие в джунглях в своих традиционных длинных домах на сваях.

Столичная романтика

В надежде доискаться-таки до истинных малайских корней я обратил свой взор на главный город страны – Куала-Лумпур. И что же? Оказалось, что и столица Малайзии была основана … китайцем.

В середине XIX века в этих местах было найдено олово. Сюда устремились тысячи искателей приключений, жаждущих быстрого и легкого обогащения. Был среди них и капитан «Чайна» – Яп Ах Лой, которого султан назначил ответственным за наведение порядка. Он и основал в 1857 году рудник по добыче олова, а рядом с ним, в месте слияния двух коричневых рек Гомбак и Кланг, лагерь для рабочих, получивший название Куала-Лумпур – в переводе с малайского «грязное илистое устье». В общем, не слишком романтично…

Тем не менее оловянная лихорадка сделала свое дело. Вокруг Куала-Лумпура начали вращаться огромные деньги, и не прошло и 50 лет, как убогий лагерь старателей, первые обитатели которого жили в палатках и тысячами вымирали от малярии и других тропических болезней, превратился в столицу Малайской конфедерации штатов.

Спустя недолгое время оловянная лихорадка сменилась резиновой. Это случилось после того, как сюда из бразильского Манауса были завезены семена дерева-каучуконоса гевеи. Они стали основой относительного экономического процветания Куала-Лумпура в начале XX века. В тот же период сюда прибыли тысячи эмигрантов из Индии для работы на каучуковых плантациях и строительстве железной дороги. Так начала складываться еще одна, индийская, клеточка пестрой малайзийской мозаики. А грандиозный индуистский храм в пещерах Бату стал одной из главных достопримечательностей Куала-Лумпура.

Оказавшись в столице Малайзии, просто прогуливаться по ее улицам и наслаждаться городскими видами вряд ли получится. Куала-Лумпур для этого не предназначен. Каждый, кто приезжает сюда, должен четко представлять, ради чего он это сделал – ради развлечения, отдыха или какого-то дела. В противном случае, этот город может показаться местом, лишенным всякой логики и внутреннего смысла. Хотя, на самом деле, и то, и другое здесь существует, и заключаются они в непредсказуемом объединении самых разных и самых противоречивых элементов.

Недостающее звено

Оставалось надеяться, что, возможно, остров Пинанг, входивший наряду с Сингапуром и Малаккой в британский союз «поселений у проливов», даст более четкое представление о Малайзии… Но нет. Оказалось, что и его судьба связана с именем иноземца – англичанина сэра Фрэнсиса Лайта, купившего эту землю для британской Ост-Индской компании и основавшего здесь в 1786 году новый город Джорджтаун. И здесь история повторилась – ее действующими лицами были те же индийцы, малайцы, китайцы, англичане, а позже – тайцы и бирманцы. Словом, опять полное смешение всего и вся.

И все-таки некоторые выводы во время пребывания в этой очередной малайзийской провинции сделать мне удалось.

…На большой зеленой лужайке возле здешнего форта Корнуоллис, построенного в свое время опять-таки для защиты от вездесущих пиратов, малайцы любят запускать воздушных змеев. Сильный ветер, дующий с моря, может поднять эту незамысловатую конструкцию на фантастическую высоту. Конечно, малайцам не чужд дух состязательности, им далеко не безразлично, чей змей улетит выше, чей издает более необычный вибрирующий звук, но главное все же не в этом. Больше всего их завораживает сам процесс полета – они буквально часами могут наблюдать за тем, как созданные их руками змеи свободно и величаво парят в воздухе.

Другая традиционная для этих мест забава – волчок. Тут в начале действа опять же требуется немалое умение, чтобы правильно раскрутить тяжелый маховик. Но основное начинается потом – малайцы сидят и завороженно наблюдают за тем, как он вращается вокруг своей оси. Может быть, как раз именно эта непосредственность и созерцательность, свойственные характеру здешних жителей, и не позволили острову Пинангу превратиться в аналогичный ему остров Сингапур.

Ведь изначальные их условия были практически равны. И Пинанг, и Сингапур являлись важными частями британской колонии Стрейтс Сетлментс, располагавшимися в выгодных стратегических местах и будучи главным образом торговыми портами. И на одном, и на другом островах вращались большие капиталы, именно на них опирались англичане в своих отношениях с малайскими султанами, управляя через них практически всем Малаккским полуостровом. И Пинанг, и Сингапур были оккупированы Японией во время второй мировой войны, и оба по ее окончании были освобождены, став частями федерации Малайзия. Но дальше судьбы «осколков» империи разошлись. Сингапур вышел из федерации, и китайское большинство превратило его со временем в богатейший мировой мегаполис. Пинанг же остался чисто малайзийским. И его жители до сих пор запускают воздушных змеев и крутят многокилограммовые волчки.

Конечно, на Пинанге все могло быть иначе. И имя Джорджтаун могло бы означать сегодня не одно из множеств курортных мест, а что-нибудь подобное, например, Гонконгу. Вопрос только, нужно ли это было созерцательной душе малайца? Похоже, контуры малайского орнамента все-таки начинали вырисовываться…

Разморенные туристы, тропические фрукты, экзотические бабочки, Храм змей – все это как нельзя лучше подходит для понимания неторопливого малайзийского бытия. Кстати, последний на поверку оказывается совсем не тем, чем хочет его видеть большинство приезжих. Воображение рисует таинственное сакральное место, где на алтарях царствуют мудрейшие создания на Земле. Когда же ты попадаешь сюда, то переживаешь глубочайшее разочарование. Храм змей похож на что угодно: на рынок, базар, парк развлечений – но только не на святилище. Кажется, что торговля сувенирами и фотографирование всех желающих на пару с обкуренной гадюкой с вырванными зубами – едва ли не конечная цель для местных предпринимателей. В общем, чувства от посещения этого популярного места остаются весьма неоднозначные…

Хотя, может быть, это и есть самая настоящая Малайзия, пусть и постоянно ускользающая? Однозначного ответа на свои вопросы получить я так и не смог. Ясно было одно – только сложенные вместе все эти части малайзийской мозаики могут дать некоторое представление об этой стране.

Дмитрий Воздвиженский | Фото автора

 

Планетарий: Всюду жизнь?

Представления о жизни, существующей в бескрайних просторах космоса, вплоть до последних десятилетий ушедшего века сводились в основном к абстрактным теориям. В наши дни ученые, вооружившись научными и техническими достижениями, всерьез приступают к поискам в космическом пространстве биологической жизни. И если однажды их усилия увенчаются успехом, то отношение к миру, в котором мы живем, и Вселенной, которая нас окружает, изменится навсегда.

Долгое время существовала уверенность, что жизнь есть на всех планетах Солнечной системы, и даже на самом Солнце, но научные исследования принесли человечеству сплошные разочарования. Но даже несмотря на то что достоверных свидетельств наличия жизни где-либо еще, кроме Земли, как не было, так и нет, ученый мир неоднозначно относится к этому обстоятельству.

Оптимисты считают, что цивилизации, далеко опередившие в техническом развитии земную, – это обычное явление во Вселенной. При этом полагаются они исключительно на веру в то, что среди огромного числа звезд нашей Галактики и еще большего количества звезд многих других галактик обязательно должны быть как звезды с планетными системами, так и планеты с развитыми цивилизациями.

Пессимисты утверждают, что земляне, по всей видимости, представляют собой наиболее передовую технологию в Космосе. Их главный аргумент – отсутствие не только научных свидетельств существования развитых цивилизаций, но даже планет земного типа за пределами Солнечной системы, которые могли бы служить пристанищем для жизни.

Рецептура жизни

Все домыслы и гипотезы об иных формах жизни, так же как и о возможных посланцах других цивилизаций, наталкиваются на два ключевых вопроса. Первый из них – как зародилась жизнь? Второй – какова вероятность ее возникновения при наличии соответствующих условий и «исходных материалов»?

Жизнь на Земле – пока единственный известный нам пример жизни во Вселенной – «сделана» по рецепту, включающему удивительно малое число компонентов. Из всех имеющихся в природе химических элементов особенно важны для ее существования только 6, это – водород, углерод, азот, кислород, фосфор и сера. Из них состоит 98% материи всех живых организмов, и они являются наиболее распространенными во Вселенной, если не считать инертных газов. Этот факт указывает на родство живого вещества со звездами и дает надежду на его существование в просторах Вселенной.

Наиболее важным для жизни является углерод, легко взаимодействующий с другими элементами (водородом, азотом и кислородом), создавая тем самым широкий диапазон органических соединений – строительных блоков жизни на Земле и, возможно, повсюду во Вселенной. Углерод – это своеобразный «клей», скрепляющий большие и сложные молекулы жизни вместе. Разнообразные химические реакции, протекающие в живых организмах, требуют источника энергии, и эту энергию земной жизни дает Солнце. Жизнь также нуждается в жидкой среде, своеобразном растворителе, благодаря которому атомы и молекулы могут вступать в химические реакции. Одним из наиболее подходящих растворителей является вода. От простых органических молекул еще очень далеко до сложных, которые составляют основу того, что мы называем жизнью. Переход от неживых органических соединений к живым (способным к самовоспроизведению по генетическому коду) все еще остается темным местом в цепи общей эволюции материи.

Как же возникла жизнь на Земле? Этот вопрос очень важен для поиска иных ее форм в глубинах космоса. По теории биохимической эволюции А.И. Опарина, синтез всех необходимых для зарождения жизни компонентов мог произойти в условиях первичной атмосферы Земли, значительно отличающихся от нынешних. Накопление в океане большого количества органики могло создать «первичный бульон» для развития жизни. Если окажется, что жизнь зародилась именно на Земле, то можно было бы ожидать большого разнообразия ее типов в разных мирах, поскольку каждая планета будет обладать своим уникальным набором условий.

Согласно другой гипотезе, получившей название панспермия, основные органические вещества, необходимые для возникновения жизни, могли быть занесены из космического пространства, по которому «зародыши» жизни постоянно путешествуют. Своей популярностью эта теория обязана открытию микроорганизмов, способных выживать в самых неблагоприятных условиях, схожих с космическими: в холоде, при повышенной радиации, в экстремальной кислотности. Если эта гипотеза получит подтверждение, то она будет веским аргументом в пользу того, что жизнь должна иметь примерно одинаковые формы повсюду во Вселенной, поскольку она возникла из похожих типов молекул в похожих молекулярных облаках.

«Жилищные условия»

Развитие жизни – столь длительный процесс, что его можно сравнить со временем жизни звезд. Краткий срок существования массивных звезд исключает их из числа кандидатов, имеющих обитаемые планеты. Такие планеты могут находиться около звезд (масса которых равна массе Солнца или чуть меньше ее), стабильно излучающих энергию в течение времени, вполне достаточного для развития разумной жизни. Большая часть солнечной энергии выделяется в видимой области спектра, создавая благоприятные для жизни условия, поэтому обитаемые планеты лучше искать вокруг звезд, имеющих температуры и химический состав, близкие к солнечным значениям.

Среди 100 миллиардов звезд в нашей Галактике имеется вполне достаточно стабильных, способных выделять столько энергии, сколько необходимо для развития жизненно важных химических процессов. Почти повсюду найдено и большое количество углерода. Однако для возникновения биологической жизни очень важным фактором является наличие воды в жидком состоянии, зависящее от расположения планеты. Если планета находится слишком близко к своей звезде – вода испарится, если очень далеко – замерзнет. Орбита планеты должна быть стабильной и близкой к круговой, потому что при беспорядочном вращении невозможно постоянно поддерживать жидкую воду на поверхности. Та область вокруг звезды, где жидкая вода может долгое время сохраняться на планете, получила название «зона обитания». Для нашего Солнца она начинается за Венерой и кончается за Марсом.

Независимо от того, насколько отличаются условия на разных планетах, несомненно одно: жизнь и ее окружающая среда неразрывно связаны. Живые организмы изменяют условия планеты, поскольку они потребляют пищу и энергию и выделяют отходы. Изменение планетной окружающей среды, вызванное биологической, геофизической или климатической активностью, в свою очередь, заставляет жизнь приспосабливаться к новым условиям, создавая в результате богатое разнообразие растений и животных, с которыми мы сталкиваемся на Земле.

Нигде эта зависимость не проявляется так очевидно, как в наблюдаемых характеристиках атмосферы планеты. Так что предстоит выяснить, каким образом атмосферные газы, произведенные геологической активностью, отличаются от тех, которые произведены жизнью. Анализируя цвета в инфракрасной области излучения, астрономы будут искать атмосферные газы, такие как углекислый газ, водяной пар и озон. Вместе с температурой и радиусом обнаруженной планеты эта информация позволит определить, какие планеты являются пригодными для жизни или даже уже населены ее зачаточными формами. Своеобразным признаком жизни может быть существование в атмосфере планеты большого количества кислорода. В земной атмосфере кислород является побочным продуктом фотосинтеза – процесса, с помощью которого зеленые растения и некоторые другие организмы, используя солнечный свет, превращают углекислый газ и воду в углеводы. Но молекула кислорода не остается в атмосфере долго, а объединяется с другими молекулами в процессе, называемом окислением. Поэтому планета с атмосферой, богатой кислородом (подобно Земле), должна содержать источник его пополнения (жизнь).

И тем не менее присутствие кислорода, хотя и весьма важное, не может быть принято как однозначный признак жизни. А вот обнаружение озона, сосуществующего вместе с газами (окись азота или окись метана), может служить убедительным доказательством не только того, что планета пригодна для жизни, но и того, что она обитаема.

Вполне вероятно, что даже те планеты, где кислорода вообще не будет обнаружено, также могут поддерживать жизнь. Ведь не исключено, что фотосинтез может осуществляться с другими элементами, например с серой, выполняющей роль кислорода. В иных мирах биологические процессы могут быть совсем не похожими на земные, так как химические условия на других планетах могут привести к возникновению абсолютно других организмов.

Где ищут жизнь

Марс

Согласно некоторым предположениям жизнь могла возникнуть и на Марсе. Некоторые ученые даже предполагали, что изначально она и возникла именно там и только затем была перенесена на Землю. Возможно, геологи, анализируя осадочные марсианские породы старше 4 млрд. лет, сумеют обнаружить окаменелые остатки не только бактерий, но и более сложных организмов.В настоящее время аппарат Mars Global Surveyor, находящийся на орбите, собирает большое число данных относительно поверхностных особенностей, атмосферы и магнитных свойств Красной планеты.

Европа

Исследование Европы – одной из гигантских лун Юпитера, указывает на то, что под ее ледяной поверхностью скрывается огромный океан жидкой воды. Это обширное подледное море вполне могло дать кров микроорганизмам, по размеру и сложности подобным земным. Хотя солнечный свет не может обеспечить достаточно энергии для поддержания жизни на Европе, поэтому ученые полагают, что наиболее вероятным источником энергии являются заряженные частицы, постоянно летящие с соседнего Юпитера.

Для более детального исследования Европы запланирован запуск летательного аппарата Europa Orbiter (2003 год). Весьма вероятно, что вслед за ним будет произведен запуск станций Europa Ocean Observer и Europa Lander Network (посадочный модуль).

Титан

Спутник Сатурна Титан – единственная луна в cолнечной системе, обладающая толстым слоем атмосферы (состоит в значительной степени из азота) и сложной органической химией. Аппарат Cassini, отправленный к Сатурну пять лет назад, сможет опустить свой измеряющий зонд в атмосферу Титана в 2004 году.

Также рассматривается возможность отправки к этой планете аппарата Titan Biologic Explorer (после 2005 года) для изучения добиотической органики (химических составов, являющихся стандартными блоками жизни) как на его поверхности, так и в атмосфере.

Венера

Некоторые исследователи не исключают существования микробной жизни и в облаках Венеры (на высоте около 50 км от поверхности), хотя атмосфера этой планеты очень сухая, а облака состоят из капелек серной кислоты. Впрочем, для подтверждения таких предположений необходимы дополнительные исследования. Ученые располагают данными, свидетельствующими о наличии значительных количеств органического вещества в межзвездных молекулярных облаках.

Межзвездный газ

Ученые располагают данными, свидетельствующими о наличии значительных количеств органического вещества в межзвездных молекулярных облаках. Чтобы понять химию процессов, происходящих в межзвездных облаках, и выяснить, может ли происходить в космосе синтез аминокислот, ESA планирует запуск космического телескопа «Гершель» (2007 год ) с рекордным для подобного инструмента диаметром зеркала – 3,5 метра. Он сможет получать изображения объектов в недоступных ранее областях спектра – далекой инфракрасной и субмиллиметровой. Именно в этих диапазонах излучают сложные химические вещества, а также органические молекулы.

Кометы

«Перевозчиками» жизни могут также служить метеориты и кометы. Аппарат Giotto, в 1986 году приблизившийся к комете Галлея на расстояние 600 км, передал данные, показавшие, что комета содержит сложные органические молекулы, богатые углеродом, водородом, кислородом и азотом. А значит, что в происхождении земной жизни важную роль могли сыграть кометы. Для их тщательного изучения в рейд отправится аппарат Rosetta (2003 год) – первая исследовательская экспедиция на орбиту кометы, которая к тому же совершит посадку на ее поверхность. Она впервые будет наблюдать за изменениями, происходящими в комете во время наращивания ею комы и хвоста при приближении к Солнцу. Автоматическая система бурения, установленная на посадочном модуле, получит образцы вещества ядра кометы с глубины 30 см и отправит их к анализаторам состава. Поскольку из-за технических проблем запуск Rosetta в январе 2003 года отложен, то его первоначальная цель – комета Виртанен – тоже изменена. Имя новой кометы станет известно в мае этого года.

Открытие новых земель

В 1995 году весь ученый мир облетела потрясающая весть: швейцарские астрономы на орбите вокруг звезды, подобной Солнцу, обнаружили планету. Конечно, наблюдатели не увидели планету, ее присутствие было выявлено по небольшому доплеровскому смещению линий в спектре звезды. С тех пор количество планет, обнаруженных этим методом, стало расти очень быстро, и в настоящее время их уже насчитывается более 100.

Вопреки ожиданиям того, что другие планетные системы будут похожи на нашу собственную (планеты земного типа – вблизи звезды и газовые планеты-гиганты – на больших расстояниях от нее), большинство из них – газовые гиганты, слишком близкие к своим родительским звездам и неспособные дать приют жизни.

Разнообразие экстрасолнечных (обнаруженных у других звезд) планет вселяет надежду на то, что должны существовать и планеты земного размера на таком расстоянии от звезды, которое позволяет существовать жизни. Планет малых размеров пока обнаружить не удалось, но их поиски с помощью космических телескопов продолжаются.

2005 год | COROT

Французское космическое агентство cnes при участии Испании, Австрии, Бельгии и Европейского Космического агентства (ESA) в 2005 году планирует произвести запуск аппарата COROT – маленького космического телескопа с диаметром главного зеркала 27 см и камерой из четырех ССD детекторов, который будет использовать метод транзита, позволяющий точно определить размеры планет и их орбиты. Транзит происходит каждый раз, когда планета пересекает луч зрения между наблюдателем и родительской звездой, вокруг которой она вращается. Когда это происходит, планета блокирует часть света от своей звезды, вызывая периодическое падение блеска звезды. Этот периодический сигнал используется, чтобы обнаружить планету и определить ее размер и орбиту. COROT будет наблюдать большое количество относительно далеких звезд на расстояниях до 1500 световых лет, пытаясь предоставить факты существования планет земного типа.

2005 год | Darwin

Проект darwin (2005 год) предполагает запуск целой «флотилии» из 6 отдельных космических телескопов диаметром не менее 1,5 м каждый, которые будут объединять свои индивидуальные сигналы для создания изображений высокого разрешения. Возможно, Darwin «увидит» планеты, похожие на Землю, и определит состав их атмосфер с помощью спектрального анализа.

2006 год | Kepler

В рамках программы discovery готовится миссия kepler (2006 год). Она будет «охотиться» за планетами, используя однометровый телескоп с фотометром, специально разработанный для поиска планет, подобных Земле, вокруг звезд вне Солнечной системы. Чувствительность фотометра достаточна, чтобы «видеть» изменения в яркости, вызванные планетой, проходящей перед звездой, которая в 100 раз превосходит ее по диаметру. Измеренная орбита планеты и известные свойства родительской звезды позволят определить, находится ли каждая обнаруженная планета в зоне обитания. Инструменты Kepler будут способны обнаружить объекты земного размера на орбитах вокруг звезд, находящихся на расстоянии до 4 000 световых лет, измерения же будут производиться каждые 10 минут.

Так как Kepler сможет обнаружить только планеты, выполняющие транзит, на помощь ему отправится Space Interferometry Mission (SIM), аналогичная миссии Gaia, призванная искать планеты по их влиянию на движение и положение звезды. Аппаратура SIM позволит достигнуть точности 1 микроарксекунды за время существования миссии. Это соответствует возможности обнаружить планеты земной массы вокруг нескольких самых близких звезд солнечного типа.

Год неизвестен | TPF

eddington, gaia, kepler и sim станут служить своего рода разведчиками для запуска следующих станций. Если никто из них так и не сумеет обнаружить планеты земного размера, то мы можем оказаться во Вселенной одинокими. В том же случае, если они достигнут успеха, на повестке дня встанет главный вопрос – есть ли на них жизнь?

И вот тогда на ее поиск отправится Terrestrial Planet Finder (TPF) – Искатель планет земной группы, изучающий следы, оставленные жизнью в атмосферах планет. Его главная цель – прямое обнаружение и характеристика планет земного типа, вращающихся вокруг близких звезд.

Станция будет исследовать состав их атмосфер и искать озон, молекулы кислорода или двуокиси углерода, которые видны в земной атмосфере. Ее находки, возможно, станут базой для следующей экспедиции – Life Finder, состоящей из нескольких телескопов, работающих как один – для получения спектров высокого разрешения атмосфер далеких планет. Эта информация может использоваться для поиска более точных следов биологической активности.

И все же в настоящее время Life Finder (LF) остается только проектом, потому как требует технологий, которые еще не созданы. Подобно древним цивилизациям, оставившим нам свое бессмертное наследие, мы можем вписать собственную страницу в историю Земли, если обнаружим за ее пределами иную жизнь.

2008 год | Eddington,Gaia

В планах Европейского Космического агентства – последовательно запустить несколько космических аппаратов для поиска планет земного типа и признаков жизни на их поверхности. Первым в космос планируется отправить Eddington (2008 год) – для точной фотометрии 500 тыс. звезд разных возрастов, исследования их масс и химического состава. За ним последует космический аппарат Gaia, который сделает обзор более миллиарда звезд для создания максимально точной карты наших космических окрестностей. Каждая из звезд будет наблюдаться не менее 100 раз, чтобы обнаружить изменения в положении объекта или его яркости, вызванное присутствием планеты или планетной системы.

Шум пустоты

В 1960 году американские ученые направили свой радиотелескоп на тау Кита и эпсилон Эридана – самые близкие к нам, похожие на Солнце, звезды, чтобы выяснить, не идут ли оттуда сигналы искусственного происхождения. Считается, что подходящей частотой для передачи сигналов может быть частота вблизи 1420 МГц – частота излучения свободного атома водорода, одного из самых распространенных элементов во Вселенной. Любая цивилизация, технически способная построить радиомаяк, должна сознавать всю важность этой частоты. Так было положено начало сообществу, которое сейчас называется SETI (Поиск внеземных цивилизаций).

Прослушивание этих звезд велось в течение нескольких месяцев, но никаких сигналов принять не удалось и программа была прекращена. А спустя 14 лет, используя телескоп «Аресибо» (Пуэрто-Рико), ученые решили сами отправить послание инопланетянам в направлении шарового звездного скопления М13 в созвездии Геркулеса. В этом созвездии около миллиона звезд, подобных Солнцу, и вполне возможно, что на одной из них существует цивилизация, способная принять данное послание. Отправленное «письмо», содержащее графический символ телескопа «Аресибо», человеческую фигуру и двойную цепочку ДНК, доберется до адресата только через 24 тыс. лет. В пределах двух сотен световых лет от Земли имеется почти 1 000 звезд, подобных Солнцу. Именно они, как полагают большинство исследователей из SETI, наиболее вероятные кандидаты для планетных систем, способных дать приют жизни, с которой мы могли бы установить связь.

К несистематическим попыткам сообщить о себе можно отнести и посылку в космос двух гравированных золотых пластин, помещенных на космические зонды «Пионер-11» и «Пионер-12», которые должны вскоре покинуть Солнечную систему и уйти в далекий космос.

Поиск планет даже вокруг ближайших к нам звезд подобен попытке различить слабый свет от свечи рядом с маяком с расстояния в 1 000 км. Но планеты обнаруживают свое присутствие благодаря воздействию их гравитации на родительскую звезду. Из-за отсутствия необходимой точности измерений обнаружить это влияние долгое время было крайне затруднительно, поэтому поиск жизни во Вселенной начался с поиска не обитаемых планет, а развитых цивилизаций, способных контактировать с нами.

Слушая космос

Несмотря на все усилия, исследователям все еще не удалось обнаружить даже слабого писка искусственного сигнала. Но радиоастрономы не теряют надежды и разрабатывают новые проекты.

SERENDIP IV

Одним из таких проектов является serendip iv (search for Extraterrestrial Radio Emissions from Nearby Developed Intelligent Populations – Поиск внеземного радиоизлучения от соседних развитых цивилизаций). Благодаря частному финансированию в нем участвуют несколько обсерваторий разных стран. Главным в проекте является гигантский радиотелескоп «Аресибо», приемник которого может вести поиск почти на 168 миллионах каналов, каждый шириной около 0,6 Гц.

Phoenix

Проект phoenix, полностью существующий сейчас на частные пожертвования, направлен на всесторонний поиск внеземного интеллекта. Его цель – 1 000 звезд, подобных Солнцу, в пределах 200 световых лет от Земли, – наиболее вероятных мест существования планет, имеющих жизнь на поверхности. Он ищет сигналы в диапазоне от 1 000 до 3 000 МГц, распределяя частотный спектр на 2 млрд. каналов для каждой звезды.

SETI@home

Самый известный из всех проектов seti – SETI@home захватил сегодня воображение миллионов людей во всем мире. Одна из проблем с SETI-исследованиями состоит в том, что для обнаружения сигнала компьютером должен быть проанализирован гигантский объем данных радиотелескопа. Так вот, SETI@home предложил свое решение: данные, собранные SERENDIP-приемником в «Аресибо», разделяются на рабочие единицы, затем посылаются через Интернет на индивидуальные домашние ПК, где они подвергаются автономной обработке, и только потом возвращаются в SETI@home . В настоящее время в проекте задействованы 1 млн. 400 тыс. участников из 244 стран, помогающих анализировать данные «Аресибо». Потратив суммарно 110 000 лет вычислительного времени, все они вместе практически сформировали суперкомпьютер.

На сайте www.setiathome.com можно скачать программу для своего компьютера, которая будет непрерывно получать данные, обрабатывать их, когда центральный процессор простаивает, и отсылать обратно результаты, наглядно демонстрируя происходящее.

Оптический проект SETI был предложен Чарльзом Таунсом, лауреатом Нобелевской премии за работы в области лазеров, в расчете на то, что другие цивилизации могут использовать лазеры в качестве космических маяков. Существует несколько проектов, которые ищут космические вспышки лазерного света с помощью оптических телескопов. Гарвардский университет использует 1,80-метровый телескоп, чтобы следить за 2 500 звездами, подобными Солнцу. Группа исследователей в Университете Беркли, используя 75-сантиметровый телескоп обсерватории им. Лейшнера, также будет наблюдать 2 500 близлежащих звезд.

Одногектарный телескоп в Северной Калифорнии. Такое название он получил потому, что будет иметь размер стороны 100 метров. Этот изобретательный и дешевый проект объединит сигналы от 500 или больше антенн коммерческого спутникового телевидения. Благодаря объединению сигналов от индивидуальных антенн и умелой их обработке 1 HT будет способен наблюдать 100 звезд одновременно во множестве частот. В случае успеха к 1 HT присоединится «большой брат» с километровой стороной, теоретически способный обнаруживать сигналы намного более слабые, чем современные.

Людмила Князева

 

Планетарий: Парадоксы молчания

Бесспорно, с тех пор, как в космосе побуйствовала писательская фантазия, наука о жизни вне Земли определенно очень «заземлилась». И если в фундаментальном труде по экзобиологии – науке о внеземной жизни, изданном неполных 30 лет назад, еще утверждалось, что на Марсе можно представить себе самые разные этапы развития биологического вещества – от сложных органических соединений и продуктов химического синтеза до развитых форм жизни и следов цивилизации, – то теперь с большой степенью уверенности можно сказать, что сколь бы ни был толст лед марсианского океана, под ним скрываются в лучшем случае только бактерии.

Вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня», – раз заглянув в ночное небо, записал французский ученый и философ Блез Паскаль. Но он жил в Париже времени мушкетеров: тогда о бесконечных пространствах Вселенной и знали, и задумывались еще очень мало. Хотя и Галилей, и Ньютон уже наблюдали звезды в телескоп, последний мало еще чем отличался от сильной подзорной трубы. До сенсационного открытия марсианских «каналов» Джованни Скиапарелли в 1878 году оставалось чуть более 200 лет, однако ужас одиночества, испытанный Паскалем, оказался все же фундаментальнее эйфорических представлений «цивилизованного человечества», уверившегося в начале XX века в повсеместном заселении Вселенной. Сейчас просто невозможно себе представить, насколько упрямой оказалась эта вера и какое разочарование принесли землянам первые полеты автоматических станций на Луну, Венеру и Марс, передав на Землю первые, лишенные фантастических представлений, сведения о том, что никакой жизни на этих планетах не обнаружено, а судя по окружающей обстановке, и не может быть обнаружено…

Своеобразной психологической компенсацией стал поиск более отдаленных внеземных высокоразвитых цивилизаций. Конгрессы по внеземным цивилизациям следовали один за другим, отчаяние Паскаля было сформулировано в виде принципиального научного парадокса, получившего название «парадокс молчания Вселенной», который так и остался неразрешенным – Вселенная монотонно испускала только «белый шум». Кончилось тем, что даже такие ярые сторонники поиска внеземного разума, как астроном И.С. Шкловский, в конце концов потеряли веру в возможность обрести в «бесконечных пространствах» братьев по разуму. В общем, настала пора, когда бытовавшие еще недавно представления о Космосе как о некоей фантастической лаборатории, готовой производить жизнь там и тотчас, как только для этого представятся хоть сколько-нибудь подходящие условия, сменились совершенно противоположными, упадническими взглядами: жизнь в Космосе – не правило, а исключение.

Однако к началу XXI века все, что было связано с новыми открытиями в астрофизике и биологии, опять изменилось. За последние 5 лет путем изучения отклонений орбит некоторых звезд было «просчитано» существование около сотни планет вне нашей Солнечной системы. Конечно, изучение этих планет – дело весьма отдаленного будущего, но само их обнаружение вселило надежду в сердца сторонников теории внеземной жизни, возродив наиболее радикальные проекты, связанные с исследованием ближайших планет Солнечной системы. И прежде всего, конечно, проекта полета на Марс. Напомним, что в 1976-м году, после визита «Викингов», астробиологи были крайне разочарованы Марсом: 21 снимок поверхности Красной планеты, сделанный посадочным аппаратом экспедиции, зафиксировал изображения совершенно безжизненной пустыни. Органики на поверхности Марса оказалось даже меньше, чем на Луне. Однако Марс слишком сложен и загадочен, чтобы на основании первых же полученных человечеством сведений можно было вынести окончательный вердикт о наличии или отсутствии жизни на нем.

Какая жизнь?

Наука о формах внешней («экзо») по отношению к Земле жизни называется экзобиология. Один из ведущих специалистов в этой области, член-корреспондент РАН, директор Института микробиоогии РАН В.Ф. Гальченко, так определил сферу интересов этой необычной дисциплины: как наука экзобиология может относиться и к палеонтологии, и к биологии. А предмет ее исследования… виртуален. Ибо мы до сих пор не знаем ни одной формы жизни за пределами Земли. И судить о том, какой могла бы быть эта жизнь, мы можем только по аналогии с ее земными формами. Ведь материя Вселенной – одна и строится из «кирпичиков» известной каждому школьнику системы элементов. Поэтому и жизнь вне Земли будет, скорее всего, подчиняться тем же законам, что и на Земле, как бы парадоксально это ни звучало.

Выстроить химически-непротиворечивую модель какой-то иной жизни до сих пор не удалось, хотя попытки такого рода предпринимались. Причем самые радикальные.

Известно, что основой земной жизни является углерод – в силу способности его атомов составлять длинные цепочки, сцепляясь друг с другом и с другими соединениями и образовывать сложные и пластичные формы, которые в конечном счете выходят за пределы чисто химического синтеза на новый уровень, постепенно наращивая и усложняя обмен энергией между атомами, обмен веществ, налаживая процессы деления… Иначе говоря, приобретая все признаки живой материи. Первая же попытка построить модель другой жизни заключалась как раз в том, чтобы углерод заменить, скажем, на кремний, поскольку по ряду свойств эти элементы схожи друг с другом. Но чем заменить кислород? Фтором – опять же в силу некоей гипотетической «схожести». А чем заменить водород, который из-за своих химических свойств оказывается идеальным носителем энергии? Нечем. Однако свойства кремний-фторо-водородных соединений резко меняются. Они теряют пластичность и образуют очень жесткие молекулярные решетки. И моделируемая нами жизнь начинает напоминать… кристаллы. Она теряет жизненную гибкость и возвращается обратно в мир неорганической химии. Получается, что жизнь вышла из неживой природы, а мы опять ее туда загоняем.

В свое время Джеймс Дьюи Уотсон, один из первооткрывателей ДНК, написал небольшую книгу, в которой рассматривал жизнь с точки зрения атомных и молекулярных сил. И пришел к выводу, что свойства молекулы ДНК (как носителя всей информации о живом организме) определяются атомными свойствами химических элементов, из которых она состоит: углерода, кислорода, азота и фосфора. И замена любого из этих элементов на «сходный», скорее всего, приведет к полному нарушению всех функций молекулы и сделает невозможным само продолжение жизни…

Поэтому и на далеких мирах посланцам Земли, если и придется иметь дело с жизнью, то именно с той, органической жизнью, для существования которой, как и на Земле, необходимы три условия: наличие соединений углерода, жидкой воды и источников энергии для синтеза сложных биомолекул. Если наличествуют три этих условия, жизнь на планете возникает удивительно быстро. Скажем, Земля образовалась 4,5 миллиарда лет назад. А спустя миллиард лет, как полагают экзобиологи, жизнь на ней уже присутствовала в виде безъядерных метанообразующих бактерий, заселивших первые моря, вода в которых была насыщена органическими и минеральными соединениями, в то время как атмосфера, лишенная кислорода, состояла в основном из разного рода небезвредных для современного человека газов. Еще через несколько миллионов лет в воде этих морей появились синезеленые бактерии, которых биологи XIX столетия причислили к разряду водорослей: они освоили фотосинтез, научившись напрямую использовать энергию солнца, чтобы разлагать воду на водород и кислород. Так в атмосфере появились первые «излишки» кислорода. Но кислород этот первоначально был «захвачен» земными породами, главным образом железом, которое, как и почвы Марса, стало бурно окисляться. Однако железа не хватило и в атмосфере образовался избыток кислорода, который и дал возможность развиться другим, более сложным и совершенным формам жизни – эукариотам, то есть ядерным формам клеток.

В устройстве мироздания бактериям принадлежит колоссальная роль. И хотя человечество по праву гордится своей преобразующей деятельностью на Земле по количеству и качеству работы, до бактерий ему еще далеко. Начать с того, что люди до сих пор живут богатствами «царства бактерий», добывая из недр остаточные продукты их жизнедеятельности – нефть, газ, серу и так далее. А что стало бы делать человечество с тем немыслимым количеством ежегодно умирающего живого, если бы не бактерии? Травы, деревья, палая листва, ржаная солома, навоз и вообще все, что только возможно представить себе в этом поэтическом или скорбном списке, бактерии медленно, но неумолимо превращают в почву, богатую питательными веществами, создавая тем самым условия для дальнейшего процветания жизни…

Есть ли жизнь на Марсе?

В классификации КОСПАР (Комитет по космическим исследованиям при Международном совете научных союзов) Марс наряду с Европой (одним из спутников Юпитера) занимает совершенно особое место. Даже непосредственный полет к Марсу, «без прямого контакта», сразу повышает категорию сложности полета до 3 (из 5) и требует разработки особых мер для предотвращения удара космического аппарата о поверхность планеты. Все эти предосторожности продиктованы экологическими и медицинскими опасениями, сведенными в свод правил межпланетарного карантина и, конечно, свидетельствуют о нашей убежденности в том, что жизнь на Марсе все-таки есть.

Но так ли это? Успела ли она возникнуть? А если успела, то в каких формах удается ей сохраняться под ледяным панцирем?

Как планетное тело Марс возник в одно время с Землей. Тогда на нем существовали все условия для развития жизни: углерод, открытая вода, мощное вулканическое тепло. Его моря не менее интенсивно, чем древние моря Земли, бомбардировались метеоритами с налипшей на них космической органикой, и это был вполне подходящий «котел» для разнообразных органохимических превращений. Так продолжалось миллиард лет. Конечно, за это время жизнь могла возникнуть и даже получить некоторое эволюционное развитие. Но тут случилась катастрофа. Мы не знаем, какая именно. Но в результате ее активность марсианских вулканов упала на порядок, кислород атмосферы был «съеден» марсианскими породами, истонченная атмосфера «оголила» планету и подвергла воздействию солнечной радиации, а вода обратилась в лед, и только в глубинах Марса, возле горячего еще ядра, она должна сохраняться в жидкой форме. Жизнь вместе с этой водой должна была буквально «уйти под землю»…

Ближайшим земным аналогом марсианской «модели» являются постоянно покрытые льдом антарктические озера. Во-первых, выяснилось, что летом даже сквозь 5-метровую толщу льда туда все же проникает от 1 до 4% солнечного излучения. И этого достаточно, чтобы в озерах расплодились и прекрасно себя чувствовали синезеленые фотосинтезирующие бактерии. Поскольку они насыщают воду кислородом, под бактериальными матами «сидят» простейшие метанообразующие, а рядом с ними – метаноокисляющие и главное – бактерии-гетеротрофы, которые «поедают» останки синезеленых. Такая замкнутая экосистема способна прекрасно существовать тысячи лет, не чувствуя себя ущербной в сравнении с теми своими собратьями, которым повезло родиться в местах с более теплым климатом…

Аналогии с Марсом здесь очевидны. Конечно, толщина подповерхностного марсианского льда, покрытого ветровыми наносами, не даст выжить под ним никаким фотосинтезирующим бактериям – для этого там просто нет света. Но вот метанообразующие вполне могли бы выжить, правда, при одном условии – если образованный ими метан смог бы найти выход на поверхность планеты, иначе бактерии просто задохнутся в продуктах своей жизнедеятельности. На Марсе выходы на поверхность глубинного тепла уже зафиксированы автоматическими станциями. Большая часть их расположена у подножия марсианских вулканов, в частности у 22-километрового Олимпуса. Вероятно, вместе с теплом в эти отдушины могут выходить и метан, и вода, содержащая жизнь. И даже если, «выплеснувшись» на поверхность планеты, эта жизнь очень скоро погибает, ее остатки все равно следует искать именно возле марсианских горячих источников, или фумарол. Так что, когда в 70-е годы американцы отправляли посадочный аппарат «Викингов» на Марс, они в буквальном смысле слова искали жизнь не ту и не там.

Теперь представим себе, что мы оказались возле тепловой «отдушины» не в тот день, час или год, когда из нее изливается вода. Вокруг нас – камни, вероятно, просто «облепленные» останками марсианской жизни. Но как отличить живое от неживого? Вернее, как погибшую, мертвую уже бактерию отличить от минерального образования?

«Сенсационная» история «марсианского» метеорита, названного по месту нахождения в Антарктиде «Аллан Хиллз 84001», великолепно иллюстрирует эту проблему. Исследовавший метеорит Дэвид Маккей с коллегами приняли априори, что сей «небесный камень» имеет марсианское происхождение. Откуда такая уверенность?

Кроме посадочного устройства «Викингов» никто марсианский грунт в руках не держал, на Землю он не доставлялся, и сколь бы ни были оригинальны и остроумны гипотезы, объясняющие, как камень с Марса прилетел на Землю, логичнее все же предположить, что прилетел он, как и большинство метеоритов, из космоса, где рассеяно немыслимое количество вещества протопланет, взорвавшихся на заре планетарной истории мира.

Кроме того, сенсацией стало заявление о том, что на поверхности метеорита обнаружены кристаллизовавшиеся останки марсианских бактерий. Но как отличить их от минеральных образований? Сторонники биологического и приверженцы минерального происхождения этих структур могут спорить до хрипоты – решающих аргументов нет ни у тех, ни у других. Проблему, как отличить мертвое живое от неживого изначально, науке еще только предстоит решить.

Несомненно, в XXI веке человечество так или иначе коснется одной из величайших тайн – тайны жизни в других мирах. И, может быть, отчасти даже разгадает ее. И вот тогда и, видимо, не раньше сможет во всем объеме оценить великую загадку жизни на Земле и станет наконец любить свою планету.

Земные микроорганизмы в космосе

За полтора десятка лет существования космической станции «Мир» ученые из Института медико-биологических проблем пришли к выводу, что подлинными хозяевами станции являются не люди, а бактерии и простейшие грибы. В целом на станции прижилось более 250 видов простейших. Когда ученые обнаружили некоторые плоды их жизнедеятельности, им пришлось попристальнее приглядеться к микроскопическим обитателям станции. Есть виды, потомство которых отслеживалось на протяжении 7 лет, причем выяснилось, что ни сравнительно высокий (по сравнению с земным) уровень солнечной радиации, ни скудное на первый взгляд питание нисколько не повлияли на жизнестойкость и продуктивность отдаленных потомков первопоселенцев, но, напротив, породили очень стойкое и агрессивное (по сравнению с земными формами) потомство.

Межпланетный карантин

Не так давно специалистами КОСПАР был предложен список норм, призванных исключить «загрязнение» других планет земными микроорганизмами. В первую очередь речь идет о таких планетах, как Марс и Европа.

Директор Института медико-биологических проблем РАН академик А.И. Григорьев считает, что даже небольшое загрязнение Европы может привести к крайне нежелательным последствиям, поскольку при попадании даже небольшого загрязнения в ее подледную толщу оно может распространиться на весь объем океана.

С другой стороны, предписания КОСПАР должны исключить «случайное» попадание инопланетного вещества на Землю. И хотя земные микроорганизмы должны оказаться «сильнее» и попросту уничтожить инопланетных конкурентов, эта вновь возникшая проблема настолько насущна, что ею озабочены ведущие ученые США, России, Германии, Франции, Канады и Австралии.

Скажем, запланированная на 2007 год росийская программа «Фобос-грунт», призванная осуществить доставку на Землю грунта с одного из спутников Марса, обязательно подразумевает (на заключительном этапе исследования грунта в Институте медико-биологических проблем) и «разрешение» на работу с этим веществом других специалистов. Очевидно, что проблемы межпланетарного «общения» поставят перед землянами не только технические и медицинские, но в очень немалой степени этические и правовые проблемы.

Василий Голованов

 

Дело вкуса: Молоденький листочек

О зарождении чаеводства в Китае была сложена не одна легенда. Самое известное и поэтичное предание повествует о буддийском святом Та Мо (на Востоке его называют по-разному: Дарум, Дхарум, Дарма, Бодхидхарма), прибывшем в Китай, дабы погрузиться в молитвы и уединенные размышления. Молясь денно и нощно, однажды Та Мо нечаянно задремал. Проснувшись, он столь сильно разгневался на себя за эту слабость, что вырвал себе веки и бросил их на землю. На этом месте выросло растение, настой листьев которого придавал сил и прогонял сон. Другие народы позаимствовали у китайцев не только пристрастие к бодрящему напитку, но и само слово «чай», которое по-китайски звучит как «ча» и в переводе означает «молоденький листочек».

Первая чашка увлажняет мои губы и горло, вторая уничтожает одиночество, третья исследует мои внутренности, четвертая вызывает легкую испарину, все печали жизни уходят через поры, с пятой чашкой я чувствую себя очищенным, шестая возносит меня в царство бессмертия, седьмая… Но я уже больше не могу. Я чувствую лишь дыхание прохладного ветра, которое поднимается в моих руках…

Древний китайский поэт

Мировой рынок чая оце нивается в 2,3 млрд. долларов, причем наряду с крупнейшими производителями чая – Индией (28% общемирового производства и 15% международного рынка) и Китаем (24% и 18% соответственно) не менее значительную роль играют также Шри-Ланка 110% и 21%) и Кения (8% и 17%), поставляющие на внешний рынок более 90% выращиваемого чая.

Чайные корни

В диком виде чайный куст встречается на сравнительно небольшой территории – между 15° и 40° северной широты в Юго-Восточной Азии. А вот чай окультуренный давно уже перешел эти границы. Возделывают его в тропических и субтропических районах земного шара. Общепризнанный основоположник чайной культуры – Китай, оттуда чайное растение «перебралось» в Японию и Корею, а позднее о чае узнали и в других странах. Плодовитым на распространение чайной культуры оказался XIX век: чай стали разводить во Вьетнаме, на Яве, в Грузии, Индии и на Цейлоне. К концу столетия во всех этих странах началось промышленное его производство. Тогда же чай появился в Африке и в Южной Америке (Бразилия). В современном мире чаеводством заняты более 30 стран. Хотя ведущими производителями чая по-прежнему считаются азиатские государства: Индия, Китай, Шри-Ланка, Япония, Индонезия, Пакистан, Бирма, Малайзия, Таиланд, Иран и Вьетнам, имеющие свои чаепроизводящие районы и поставляющие на мировой рынок самые лучшие, знаменитые сорта чая. В Индии это главным образом Верхний Ассам и горный Дарджилинг. В Китае – провинции Фуцзянь и Юньнань, расположенные вдоль течения реки Янцзы. В Шри-Ланке чайные плантации покрывают в основном южную часть острова. В Японии среди чайных районов более всего славится Уджи, расположенный неподалеку от древней японской столицы Киото. Единственным европейским производителем чая является Россия (Краснодарский край). На Африканском континенте наибольших а успехов в выращивании и экспорте чая добилась Кения.

Флеши и типы

Ученые-ботаники назвали чайный куст родственником камелии. По-латыни его именуют Camelia sinensis, что значит «китайская камелия». Основные виды чайного растения – китайский, индийский (ассамский) и вьетнамский – имеют множество разновидностей, которые в свою очередь «наплодили» немалое количество местных популяций и гибридов. Внешний вид чайного растения может быть разным: в диких условиях оно бывает стройным деревом, до 15 м в высоту, а на плантации – это густой невысокий ветвистый кустарник с сочной вечнозеленой листвой. Чайный куст по природе своей – долгожитель, способный повидать на своем веку несколько десятков поколений сборщиков. Правда, хозяйственный срок жизни чая обычно гораздо короче биологического. На плантациях чайным кустам не дают особенно заживаться. Растения со временем устают, и, чтобы поддерживать плантации в самом активном возрасте, их периодически перезакладывают. Чай в отличие от большинства тропических и субтропических растений чрезвычайно вынослив и не подвержен эпидемическим заболеваниям. Предпочитая высокогорье, он может произрастать и в условиях тропической жары, и в местах, где порой бывают сильные морозы – до –20°С. Главное достоинство чайного куста – это, конечно, листья, ради которых и разводят эту культуру. Причем основной и самой качественной продукцией считаются не все листья, а лишь верхушка побега – 2—3 нежных молоденьких листочка с почкой, которые чаеводы называют флешью. Чем меньше листиков в побеге, тем выше и ценнее сорт чая, Флеши собирают, как только они появились, не допуская перерастания.

Самая ценная часть флешей – почка с еще не развернувшимся листочком, покрытая волосками тип (от англ, tip – верхушка). Серебристые или желтоватые волоски опушают и сами листочки.Сбор чая продолжается, пока куст вегетирует. В разных районах – свои сроки сбора. На Шри-Ланке, в Индонезии и Южной Индии чай веготирует круглый год, а значит, и сбор листьев здесь почти не прекращается. Чем севернее – тем короче сроки сбора. Немаловажно и время сбора, которое в разных районах, разумеется, неодинаково. Высоко ценятся чаи первого сбора, когда сезон его только начался. Именно в это время листочки накапливают наиболее ценные вещества. У индийских чаев также ценятся листья, собранные на пределе сезона. 

Купаж

Получаемые в результате сортировки и обработки промышленные марки чая отправляют на чаеразвесочные фабрики мира, где из них приготовляют торговые сорта, составляя купажи (смеси) из различных марок. Там же чай фасуют и упаковывают.

Большинство представленных в мировой торговле сортов относятся к разновидности байховых, то есть рассыпных, чаев. Они могут быть цельнолистовыми, резаными [ломаными) или гранулированными. Комочки гранулированного чая, гораздо менее качественного, получают машинным способом из мелкоразмолотого листа. Торговых сортов чая великое множество. Купажи обычно состоят из чаев не только с разных плантаций, но и из разных стран. Смесь сочетает в себе несколько промышленных сортов, в том числе элитные. Присутствие в смеси типов (тех самых опушенных волосками почек) говорит о высоком сорте чая. Чем больше в сухом чае типов, чем выше его сорт, изысканнее вкус и аромат. В черном чае типы выделяются по цвету – они более светлые, и поэтому многие принимают их за некие посторонние включения. Смешением сортов получают разнообразные гаммы вкуса и аромата. На упаковке чая должна быть указана родина основною компонента купажа. Бывает, что в пачку помещают чай с одной плантации или из одного района. Это дорогой чай, на его упаковке указываются год и место сбора. Нередко к чаям примешивают добавки, которые либо придают дополнительный аромат, либо смягчают вкус (такое действие оказывают, например, бергамот и жасмин), либо усиливают «родной» аромат чая.

Чай классифицируется не только по стране или району произрастания, но и в зависимости от технологии обработки чайного листа, в частности от длительности процесса ферментации, при котором окисляются содержащиеся в растении эфирные масла. Традиционно выделяют черные, зеленые, желтые, белые чаи и оолонги.

Черный чай (или красный, как его называют в Китае) получают в результате полного окисления листа перед сушкой. Сначала листья расправляют и оставляют вянуть, пока они не потеряют часть влаги, твердость и большую часть веса. После этого их скатывают, в результате чего эфирные масла попадают на воздух и начинается процесс их окисления. Когда он завершается, лист нагревают, чтобы остановить процесс, после чего оценивают качество и упаковывают. Черные чаи обладают насыщенным вкусом, поэтому к ним можно добавлять подсластители и молоко.

Зеленый чай быстро высушивают после сбора – либо прокаливая на сковороде, либо выпаривая, либо просушивая в духовке. Все полезные вещества листа «запечатываются» внутри. Из-за того, что лист так нежен, чай следует заваривать в горячей, но не кипящей воде, чтобы листья не сварились и не пропали тонкие оттенки вкуса. У зеленого чая короткая жизнь – он недолго остается свежим. Его считают самым полезным для здоровья из-за высокого уровня полифенолов. Листья зеленого чая не подвергаются окислению, поэтому в них меньше кофеина, чем в других чаях.

Листья чая Оолонг осторожно скручивают после сбора, чтобы содержащиеся в них эфирные масла вступили в реакцию с воздухом и медленно окислились. В результате этого процесса листья со временем темнеют и приобретают характерный аромат. Когда желаемая степень окисления листа достигнута, процесс останавливают нагреванием. После этого листья снова скручивают и они приобретают окончательный вид обычных чаинок. Чай, который получается в результате, может быть любым – и зеленым, и черным, и синим, и фиолетовым, и красным – все зависит от степени ферментации. Этот чай изготовляется вручную, и процесс требует больших трудозатрат.

Производитель чая должен тщательно сбалансировать множество факторов в течение нескольких важных часов с момента сбора, включая погодные условия, качество листа и время окисления. Лучшие оолонги часто приготовляют и заваривают в стиле Гонфу, который позволяет прочувствовать их богатые вкусы и ароматы.

Белый чай подвергается минимальной обработке – обычно просто высушивается на воздухе. Высшие сорта белых чаев собирают прежде, чем раскроются почки, а листья все еще покрыты шелковистым белым пушком. Среди всех видов чая белые содержат наименьшее количество кофеина. Эти чаи следует настаивать в не слишком горячей воде.

Желтый чай получил свое название из-за уникального способа переработки. После того, как его слегка просушивают в духовке, листья заворачивают в оберточную бумагу и складывают на несколько дней в деревянные ящики, пока они не становятся бледно-желтыми. Желтый чай получают в основном из листьев сорта Инчжэнь («серебряная игла»), который растет на горе Цзюньшань на полуострове у озера Донтин в провинции Хунань. Заваренный желтый чай имеет желто-оранжевый цвет и мягкий, нежный вкус без терпкости.

О хорошем чае

Основные показатели качества чайного настоя – цвет, крепость, аромат, вкус и образующаяся при заваривании пена. Высококачественный чай при заваривании легко образует пену грязноватого желто-коричневого цвета. Полное отсутствие ее означает, что чай либо плохого качества, либо он неправильно заварен. Крепость чая выражается не в цвете настоя, а в его вкусе и аромате. При правильном заваривании настой уже через 4 минуты становится крепким и ароматным. Ведь крепость чайного напитка – это прежде всего степень концентрации растворимых веществ листа. Чай может быть высоко экстрактивным, то есть отдавать настою много растворимых веществ, но при этом быть слабо окрашенным. Конечно, немалоаажно и то, какой чай заваривается. Желтые чаи, например, очень крепки, а оттенок их настоя – слабо выраженный, желтовато-золотистый. Цвет настоя высокосортного черного чая должен быть ярким и прозрачным, а крепкий зеленый чай высокого качества, напротив, быстро темнеет и становится слегка мутным.

Три составляющие

Английский торговец Томас Гэрравей, живший в XVII веке, дабы повысить популярность чая в Британии и увеличить его продажи, писал в рекламной листовке, что чай «делает тело активным и энергичным… помогает при головных болях, головокружении … уносит прочь затруднения в дыхании, открывает закупорки … побеждает тяжелые сны, облегчает разум и усиливает память, преодолевает чрезмерную сонливость … хорош при простудах, водянке, цинге и вытесняет инфекцию». И это был не просто рекламный ход. Своим вкусом, ароматом и бодрящими свойствами чай обязан трем составляющим – кофеину (теину), танину и эфирным маслам. Кофеина в чайном листе больше, чем в кофейном зерне. Благодаря ему напиток бодрит и повышает трудоспособность. А в сочетании с витамином РР теин расширяет сосуды головного мозга. Так что крепкий чай ничуть не хуже кофе снимает сонливость и усталость, а иногда может заменить и таблетку от головной боли. Характерные терпкий вкус, крепость и оттенок чайному настою придает дубильное вещество танин. Танина больше всего в первых молоденьких листочках и почках. Поэтому чем качественнее сырье, тем больше танина содержит напиток. К дубильным веществам чая относят также катехины, при растворении в горячей воде приобретающие красно-коричневый оттенок. Их экстракт используют для дубления кож, крашения тканей, ароматизации вина, пива и табака. Чайные катехины, как и танины, очень ценные вещества. Они способны убивать микробы, а также задерживать в организме витамин С. Эфирное масло – тоже достоинство молодых листочков, оно содержится в белых пушистых волосках. В немолодых же листьях эфирные масла преобразуются в смолы. Во многом благодаря эфирному маслу чайный напиток и приобретает свой неповторимый аромат.

Китайское чаепитие

Китайская чайная церемония начала формироваться во времена появления в Китае первых трактатов о чае, в которых само приготовление чайного напитка и вкушение его возводились в степень искусства. Всеобщим досюянием чайный напиток в Поднебесной стал в период правления династии Мин (XIV—XVII век), и в первую очередь это относилось к настою из зеленого чая. В китайской империи культура потребления чая на аристократическом уровне отразилась в изысканных чайных павильонах, чайных домиках и окружающих их садах, в атрибутике, создающей атмосферу наслаждения напитком в кругу близких и гостей. Отсюда эта церемонии в более скромных масштабах, но на основе выработанных правил вошла в повсеместный быт, приняла форму демократического общения. Китайская чайная церемония начинается с размеренного процесса заваривания чая. Не случаен здесь выбор и посуды, и воды для чая. Классический заварной чайник должен быть глиняным, лучше всего из пурпурно-фиолетовой исинской глины (из уезда Исин), которая, прежде чем попасть в руки мастера, долгие годы вымачивается, получая особую прочность. По мнению китайцев, именно в такой посуде чай дышит. Каждый сорт чая заваривается в отдельном чайнике. Сегодня в ходу заварные чайники из фарфора и фаянса. В чайник, по одному из классических способов заваривания, кладется столько чая, чтобы, будучи распаренными, чаинки полностью заполнили его. Вода для чая в идеале должна быть из источника той горы, на которой вырос чай, или из освещенного традицией источника. Заваривают качественный чай до 10 раз, улунский же – один из самых дорогих из высокогорных – вообще до 30 раз. Если чай заваривают в специальной чашке (гайванс), то помещенные в нее чайные листья ошпаривают небольшим количеством кипятка и тотчас сливают. Затем вдыхают аромат чайного листа, заливают гайвань до половины объема кипятком, за крывают крышкой и че рез 1—2 минуты доливают кипятком доверху. Пьют настой горячим, не спеша, очень маленькими глотками. Не допив до конца, вновь наливают кипяток, получая вторую заварку, а за ней таким же образом третью и четвертую, постепенно прибавляя от 10 до 20 секунд на заваривание. Каждая из этих заварок будет иметь по-своему ценный цвет, аромат и вкус.

Особо деликатесные, белые и желтые чаи, настаивают очень короткое, по сравнению с красным чаем, время. Пьют чай в чистом виде, без сахара и молока. К обычному чаю подают выпечку, остро-соленые сухофрукты, орехи. Но главное, за чаем нико гда не говорят на поли тические, религиозные или какие-либо другие волнующие темы. Чайник с обычным зе леным чаем – в Китае непременный атрибут в продолжении любой трапезы, как ресторанной, так и домашней. Жасминными зелеными чаями наслаждаются любители ароматизированного чая. Зеленые и ароматизированные чаи пьют чаще всего. Горький чай кудин, традиционно используемый в китайской медицине, в частности для лечения простуды, добавляют в чайные сборы. «Чаем от 100 болезней» называют китайцы красный чай пуэр. В специализированных магазинах его продают в прессованном виде в форме чашечек, шариков или больших лепешек. Есть у китайцев пословица: «Если хочешь напиться – пей воду. Чай – это благородный напиток».

Японское «чайное дерево»

Японцы называют чайную церемонию «тя-ною», а если говорят о чайной церемонии как об искусстве, используют термин «садо», что означает «путь чая». Чайная церемония для японцев – один из способов достичь гармонии с мирим, насладиться его красотой. В отличие от китайской японская чайная церемония очень продолжительна. Начиная с XV пека чаепитие в Японии начало наполняться философией и эстетикой дзэн-буддизма, тогда же возникла традиция пить чай в отрешенном от суетного мира аскетического вида помещении. Отсюда и пошла японская чайная церемония, превратившаяся затем в ритуальный философский спектакль-пантомиму, в котором чрезвычайно важную роль играют все предметы и детали действа, производимого матей низким поклоном и, проводив их в чайную комнату, очень спокойно заводит «обзорную» беседу об ее убранстве. И далее все подчинено этикету, вплоть до красивой осанки сидящего на полу за чайным столиком.

За негромкой и неторопливой беседой, не касающейся мирских дел, гостям может быть предложен жидкий чай («уса тя») в индивидуальных плошках, с сушеными сладостями. Очень красиво смотрится в чайной церемонии нарядно одетая по средневековой моде молодая японская женщина, которая грациозными и отточенными до непостижимого совершенства движениями, каждое из которых исполнено смысла, продемонстрирует на наших глазах такое искусство приготовления чудесного напитка, что вы невольно почувствуете сестером церемонии. Участники ее проходят путь, исполненный глубокого философского смысла, чтобы полностью погрузиться в духовный мир чая. Прежде чем войти в домик с чайной комнатой, ковшом воды омы-вают руки и рот и, оставляя обувь за порогом, проходят, нагнувшись, через вход, который сделан ниже человеческого роста, чтобы дать понять, что «перед чаем все равны". Мастер церемонии встречает гостя участником этого процесса. Чайный ритуал в классическом виде сохраняется в Японии и помогает многим европейцам приблизиться к пониманию менталитета японцев. Однако современное поколение страны не ограничено в выборе известных в мире сортов чая и способов его приготовления. Из своих чаев японцы особо ценят чай „гукоро“ („жемчужная роса“) с высокогорных плантаций района Уджи.

Английские традиции

По сравнению с Востоком Европа, поначалу воспринимавшая чай в качестве целебного средства или как экзотическую травку для приготовления салатов, в «чайном вопросе» долгое время была ни слишком сильна. Истинным напитком чай стал для европейцев лишь после того, как он был опробован в Туманном Альбионе.

В 60-х годах XVII века Британия начала завозить чай из китайского Гуанчжоу (Кантона), и вплоть до XIX века кантонский чайный экспорт оставался для Англии основным.

Историю английского чаепития принято отсчитывать от середины XVII века, когда португальская принцесса Катарина Брагансская стала женой короля Карла II. Большая любительница чая, она приучила к этому напитку английскую знать, и скоро чай стал вытеснять эль и портер из залов Букингемского дворца. Мода на чай распространялась быстро. В то время британцы предпочитали употреблять аристократический «Оранж Пеко».

Возрастающая популярность напитка породила изобретательных фальсификаторов: чайные листья смешивали с листьями других растении, подсушивали «заварку», подкрашивая ее илом или мелиссой. Так как подделать зеленый чаи было гораздо проще, чем черный, то англичане стали больше доверять именно черному. Вероятно, это обстоятельство и объясняет большую популярность Англии разнообразных сортов черною мая. Успеху чая в Лондоне немало способствовали и кофейни, где за чашкой чая собирались джентльмены. Леди устраивали чайные посиделки дома, в женском кругу. Затея устраивать чаепития в кофейнях принадлежит основателю знаменитой чаеторговой фирмы Томасу Твайнингу. В 1706 году он открыл «Кофейню Тома», где помимо кофе впервые начали подавать чай. К XVIII веку чай стал самым любимым напитком англичан. Правящая в то время в Китае династия Цин, стремясь сохранить свою монополию в чайном деле, под страхом смерти берегла секреты обработки чайного листа. Согласно легенде премьер-министр Великобритании граф Чарльз Грей, находясь в Китае, выведал у высокопоставленного китайского чиновника секрет использования масла тропического цитрусового плода – бергамота – для ароматизации чая. С тех пор знаменитая марка английского чая с бергамотом носит имя Earl Grey («Граф Грей»).

К началу XIX века лондонская Ост-Индская компания практически полностью контролировала импорт китайского чая. Окончательно же позиции Англии как ведущего импортера чая укрепились благодаря королеве Виктории. Между Великобританией и Китаем вот-вот должна была разразиться война. Напряженные отношения между странами повлияли и на поставки чая – Китай наложил эмбарго на торговлю с Англией. И в 1840 году Виктория подписала указ об учреждении государственной чайной компании Assam Tea Company в британской колонии – северо-индийской провинции Ассам. Англичане к тому времени преуспели в опытах по выращиванию чайного куста в Северном Ассаме и получили новый сорт чая. С особым энтузиазмом англичане выращивали чай на Цейлоне после массовой гибели там в 1882 году кофейных деревьев. Постепенно индийский и цейлонский чай вытеснили с рынка китайский. Королева Виктория оставила англичанам своеобразные наставления по чаепитию – «Tea Moralities». Говорят, изложенные в этом сочинении правила составили основу современного европейского чайного этикета. Создание новых чайных компаний продолжилось и в XX веке. После второй мировой войны представители лондонской династии чайных дегустаторов – титестеров организовали компанию с экзотическим восточным названием Ahmad Tea. В Саутгемптоне была основана фабрика, где стали приготовлять как традиционные, так и новые экзотические чайные смеси. Сегодня многие чайные традиции, казавшиеся англичанам незыблемыми, размыты. Хотя, если место и время позволяет, всякий уважающий себя англичанин постарается соблюсти «чайное расписание»

Трудно сказать, откуда возникла чисто английская традиция пить чай с молоком или сливками. Возможно, этот обычай пришел из XVII века, когда англичане наливали чай в чашки из тонкого китайского фарфора, и, чтобы драгоценная посуда не раскололась, прежде чем наполнить ее горячим чаем, наливали теплое молоко. Так установилась и очередность – сначала молоко, потом чай. Пить чай с молоком или без – дело вкуса. Но надо учитывать, что некоторые сорта чая молоком можно только испортить. Особенно это касается белых и зеленых чаев, оолонгов, большинства китайских черных чаев, высокосортного Дарджилинга и ароматизированных чаев (в чай с бергамотом молоко добавлять не рекомендуется).

Традиционно чай в Англии пьют 6—7 раз в день: за завтраком, за ланчем, в перерывах между ними, в течение дня и в 5 часов вечера. Для каждого времени суток предпочтительны разные сорта чая. Завтракают в Англии со вкусом и основательно, непременно сопровождая трапезу чашечкой крепкого English Breakfast и Irish Breakfast. Классический English Breakfast («Английский завтрак») – это купаж из самых крепких цейлонских и ассамских сортов высшего качества. Днем во время чайных перерывов пьют традиционную крепкую смесь English Tea №1 из верхних листочков «orange pekoe» с благородным мягким вкусом, Assam, Prince of Wales («Принц Уэльский»). В English Tea № 1 для смягчения вкуса добавлено немного бергамотового масла, и этим он слегка напоминает Earl Grey. Для «файф-о-клок» англичане выбирают ароматный English Afternoon («Английский полдник»), сопровождая его сладостями или сэндвичем. К вечернему столу лучше подходит Earl Grey, поскольку аромат бергамота умиротворяет и успокаивает, или Darjeeling («Дарджилинг»), Все названные марки чая не принадлежат какой-то определенной фирме и встречаются у разных производителей.

Чай по-русски

Русская чайная традиция не похожа ни на какую другую. В Россию чай пришел из Азии через Сибирь. Молву о чае первыми принесли из странствий казачьи атаманы Иван Петров и Бурмаш Ялышев, посланные Иваном Грозным исследовать пространства по ту сторону Байкала. В то время чай уже был хорошо известен в Юго-Восточной Сибири и Средней Азии. В Москву четыре пуда сухих чайных листьев в 1638 году, и качестве подарка от монгольского Алтын-хана, привезли посланники царя Михаила Федоровича. В конце XVII пока чай начали продавать в московских лавках. С развитием русско-английской торговли через Петербург и другие балтийские порты чай стали поставлять в Россию и западноевропейские продавцы. Москва была самым чайным городом России и оставалась таковым еще на протяжении XIX века. Сотня специализированных чайных магазинов в Москве и только один в Петербурге.

«Русский» чай, точнее «крымский чай», еще в 1814 году пытался развести граф Воронцов на берегу Черного моря неподалеку от Ялты. Но суровый по «чайным» понятиям крымский климат не позволил выращенным в оранжереях чайным кустам прижиться в открытом грунте. Эстафету чаеразведения в самые первые годы XX века «подхватил» Иуда Антонович Кошман, которому удалось-таки получить самый северный в мире чай. В селении Солох-Аул, недалеко от поселка Дагомыс, на разбитой им плантации был получен первый в России урожай чая, который с 1906 года начал поступать в продажу. После Великой Отечественной войны краснодарский чай, производство которого стало неуклонно увеличиваться, был очень популярен и весьма успешно купажировался с другими сортами. Лучший сорт «русского» чая – «Краснодарский букет», по праву считался вполне соответствующим мировым стандартам. Конец XX века стал закатом производства чая в Краснодарском крае – нынешние урожаи не идут ни в какое сравнение с прежними, Еще одной «северной» разновидностью чая считается чай грузинский, долгое время также бывший «русским». В Грузии чай пробовали выращивать еще во второй половине XX века, хотя сколь-нибудь серьезного промышленного значения он не имел. Вплеск производства отечественного чая пришелся на 20-е годы, когда в стране была принята программа по развитию отечественного чайного дела. Особое внимание уделялось Грузии, где чайные плантации были существенно расширены. А в 1937 году в продажу поступила первая партия азербайджанского чая. Сегодня производство и азербайджанского, и грузинского, и краснодарского чая практически сошло на нет, и виной тому как политические, так и экономические причины. Хотя, по оценкам дегустаторов, лучшие образцы этих чаев, такие как «Букет Азербайджана», «Букет Грузии» и «Букет Краснодара», имеют оценки порядка 5—5,5 балла, в то время как наиболее популярные индийские чаи оцениваются ими в 6—6,5 балла. И это не просто статистика…

Мария Воробьева

 

Загадки истории: Без страха и упрека

На основании созвучия имен одно из средневековых преданий приписывает происхождение турниров французской области Турень. Местная хроника даже называет имя «выдумавшего турниры» – некоего Жоффруа из Прейи, убитого где-то под Анжером то ли в 1066 году, то ли тремя годами раньше. Если угодно, можно не поверить в эти легендарные подробности. Но кое-что за ними стоит…

Подмостки для ристалищ

В нескольких выразительных деталях можно попытаться представить княжеское великолепие и стиль турниров времени упадка турнирного движения, но одновременно – расцвета их театральной формы. Так, огромный замок с двумя рядами стен и семнадцатью башнями, построенный для одного испанского турнира 1432 года, видимо, совсем не походил на наспех сколоченную из досок незамысловатую декорацию. В его покоях мог разместиться принц со своей свитой, а в конюшнях – лошади гостей. Напротив, для турнира в Тарасконе, устроенного Рене Анжуйским в 1449-м, потребовалась лишь скромная хижина пастушки, роль которой исполняла придворная дама. Рыцари изображали пастухов. По сюжету турнира 1468 года, приуроченного к свадьбе Карла Смелого и Маргариты Йоркской, принцесса Неведомого Острова обещала подарить свою милость тому, кто победит рыцаря Золотого Дерева и освободит великана, плененного карликом.

Феодальное общество

Происхождение

Военные игры, пожалуй, были везде и всегда. Однако рыцарские турниры – не совсем то же самое. Они появляются около 1125 года между Луарой и Шельдой как новое социальное явление своего времени, быстро вовлекающее в свою орбиту тысячи людей. Уже в 1179-м турнир в Ланьи, устроенный по случаю коронации Филиппа Августа, собирает четырнадцать герцогов и графов. За возникновением и моментальным распространением турниров встают насущные социальные проблемы века и среды.

Основная масса турнирных бойцов – рыцарская “молодежь” (лат. iuvenes, в отличие от viri, “взрослых”). На языке эпохи так называют холостых, не обзаведшихся своим домом мужчин. Средневековый принцип майората (старшинства) отдавал львиную долю родового наследства старшему сыну. Младшим братьям оставалось позаботиться о себе самостоятельно. Мечтающие о социальном возвышении, они обречены на бродячую жизнь в поисках славы и добычи, приобретаемых на войне, а еще больше – на турнирах.

Если “молодежь” предстает наиболее агрессивным и малоуправляемым социальным элементом своего времени, то турниры, переводящие военную агрессию прозябающих без настоящего дела рыцарей в игровые формы, возникают в роли инструмента относительного умиротворения “молодежи”. Не случайно турниры развились в тех землях, где княжеская узда сделалась к XII веку наиболее ощутимой. По сообщению Гальберта из Брюгге, фландрийский граф Карл Добрый в 20-е годы XII века, а по Гис-леберту Монсскому, юный граф Эно Бодуэн V в 70-х годах, пресекающие частные войны с неслыханной твердостью, лично ведут на турниры знать своих регионов.

По числу участников, характеру и пространству схватки турниры этого времени скорее напоминают нешуточные битвы. Турнирное поле лишено точных границ. Барьеры отделяют лишь места, где можно перевести дух и подкрепить силы. Пересеченная местность с естественными преградами и укрытиями подходит для устройства засад и ловушек – наличие зрителей пока явно не предусматривается.

Как на войне, главными действующими лицами выступают рыцари. Подобно настоящим сражениям, турниры – время, место и форма столкновения знати разных областей. Во главе со своим князем или без него земляки (“французы”, “анжуйцы”, “бретонцы”, “шампанцы”) группируются затем в две команды, силы которых не обязательно равны; у каждой – свой капитан, общие цвета и воинский клич. “Нормандцы” обычно объединяются с “англичанами” против “французов”, естественными союзниками которых выступают рыцари Шампани и Бургундии.

Рыцари сражаются в конном строю отрядов по 10—30 человек, плотном настолько, чтобы “подброшенная перчатка не смогла упасть на землю”. В этом залог неуязвимости для противника. Необходимостью благоразумно сохранять спасительный строй готовы пренебречь те, кто жаждет славы и добычи. Сама задача заключается в том, чтобы рассеять вражеский отряд, после чего начинается настоящая охота за богато экипированными противниками. Ради этого многие и приезжают на турниры. Победитель завладевает лошадью и вооружением своего пленника, которого отпускают на свободу под залог или поручительство выкупа.

Хотя серьезные ранения и смертельные случаи скорее непредумышленны, на особенно кровопролитных турнирах гибнут десятки участников; по утверждению Мецкой хроники – более 80 на одном немецком турнире в 1239 году. Впрочем, рыцарская мораль заставляет щадить благородного противника и на войне, так что и крупное сражение может стоить жизни считанным рыцарям. Согласно Ордерику Виталию в битве французского короля Людовика VI с английским королем Генрихом Боклерком при Бремулле в 1119 году погибло трое.

Сражений подобного масштаба не было затем во Франции целое столетие, вплоть до Бувина (1214-й). Иное дело —турниры. Если верить повествованию об Уильяме Маршале, прославленном турнирном бойце конца XII века, пленившем пятьсот рыцарей, турниры проходят в этот период едва ли не каждые две недели и в отличие от войны не прекращаются даже зимой. Турниры – и страсть, и необходимое военное упражнение.

Среди обстоятельств возникновения турниров – новая, трудная практика фехтования на копьях, требующая от рыцаря умения управлять конем, отпустив поводья; слово “турнир” (лат. torneamentum, ст.-франц. tornoi) происходит от глагола со значением “поворачивать коня”.

Сама война является для рыцарства и развлечением, и доходным промыслом и воспринимается прямым и честным столкновением поставленных в равные условия противников в соответствии с предустановленными правилами: турниры без труда вписываются в этот строй представлений о военной активности и впоследствии сами влияют на образ войны и сражения.

На крупнейшие турниры сходятся тысячи рыцарей, не считая их оруженосцев, пеших воинов (роль и численность которых еще не определены и не ограничены, как впоследствии), слуг и толпы торговцев, заимодавцев, кузнецов, барышников, продажных девок, прихлебателей, “всех тех, кто зарабатывает или крадет деньги”. “Ярмарки” – это название приходит на ум современникам до того, как турниры стали именоваться турнирами. Турниры возникают как новая форма многопланового, экономического и культурного обмена.

Перед лицом не ведающих благородства купцов, под ревнивыми взорами своих товарищей рыцари вынуждены демонстрировать жадность особенного рода: сулящая богатую поживу военная доблесть ничего не стоит без щедрости; рыцарю пристало искать славы, восхищенного изумления и признательности окружающих, и богатство ему жизненно необходимо затем, чтобы его расточать. Турниры не просто отражают рыцарское самосознание, но и активно его формируют и способствуют распространению, предстают школой рыцарства в момент, когда в его ряды интегрируется еще много новых людей. Собирая знать из глуши захолустий, они же служат производству социальных связей, региональному и корпоративному единению рыцарства.

Рыцарские романы

Образец для подражания

Небывалый взлет турнирного движения на севере Франции в 70—80-е годы XII века и возникающий в это время рыцарский роман находят покровителей в лице одних и тех же князей. Стоит ли удивляться присутствию темы турниров на страницах всех романов родоначальника жанра Кретьена де Труа. Изначально в описании турниров романы – кривое зеркало правды жизни. Их реализм – в отражении рыцарской мечты. Турниры интересны как путь к славе идеального рыцаря, понятой как способ социального преуспевания. Само по себе честолюбие предстает первой добродетелью и единственно оправданным мотивом поведения героя. Идеальные герои Кретьена де Труа, рыцари Круглого стола короля Артура, либо обнаруживают полное пренебрежение захватом добычи, либо своей щедростью и великодушием немедленно обращают ее в ту же славу и признательность со стороны облагодетельствованных противников. Надуманно по существу, но симптоматично изображение турниров чередой славных единоборств. Ярмарка тщеславия, романные турниры в большей мере рассчитаны на публику и зрелищность.

Лучше соответствующая запечатленному в романах рыцарскому идеалу новая форма турниров в виде серии рыцарских единоборств развилась в середине XIII века; сначала сражаются сразу несколько пар рыцарей, позднее одновременно происходит лишь один поединок, хотя по-прежнему участники разбиты на две команды. Зато нет больше пленений и выкупа побежденных. Переход от беспорядочной свалки к правильным поединкам, нарастающая регламентация всех сторон турнирного быта минимизируют риск. В XIII веке впервые появляется отличное от боевого особое турнирное оружие, впоследствии именуемое “куртуазным” (оканчивающиеся “короной” турнирные копья и затупленные мечи). Подобно Говену или Клижесу из романов Кретьена де Труа, рыцари теперь сходятся не в чистом поле. Доступ на обнесенное палисадом или рвом ристалище охраняют сержанты; гарантирующий от убийственного лобового столкновения барьер между несущимися навстречу всадниками возникает не ранее XV века.

Грезя о славных временах короля Артура, под именами Ланселота и Сагремора, Персеваля и Говена рыцари подражают их вычитанным подвигам на разновидности турниров – “круглых столах”. Они входят в ограду, вешают на нее щиты и ждут вызова – удара копьем в свой щит; будучи побежденными, покидают ристалище, а одержав верх, водружают щит на прежнее место с тем, чтобы продолжить игру. Со страниц “Ивейна” Кретьена де Труа переходит в жизнь другой род турниров, подразумевающий защиту с оружием в руках некоего места, например моста или брода, в схватках со всеми, кто только пожелает.

Новый способ проведения турниров позволяет зрителям не пропустить ничего интересного. Коль скоро к середине XIII века турниры – в усугубляющейся мере игра и построенный на публику спектакль, из романов воспринята идея сооружать трибуны для зрителей. Как в романах, трибуны имеют своих “королев”. Присутствие на турнирах женщин стало свершившимся фактом к концу XIII века. Род эротической демонстрации отваги и бескорыстия, школа куртуазного служения даме, турниры представляются рыцарям еще и ярмаркой богатых и знатных невест, где каждый может вытащить счастливый билет. С конца XII века множество романов повествует о том, как могущественный король, желая найти наилучшего мужа для своей единственной наследницы, организует турнир и отдает победителю дочь и королевство.

Идеал покоряет настолько, что около 1281 – 1282 годов на турнире в Магдебурге роль подобного приза играет шлюха. Победитель на ней в самом деле женился.

И все же турниры не обходятся без признанных специалистов в области геральдики – герольдов. Геральдика активно развивается на рыцарских турнирах и благодаря им. Ее эстетика восходит к зрелищности этих поединков. Другой движущий момент ее развития – возрастающее недоверие к родовитости противника. По мере того как рыцарство превращается в замкнутое сословие, выбор соперника значит больше, чем прежде. Аристократизация турниров наиболее заметна в Германии, где с XIII века наблюдается тенденция ограничить число участников прирожденной знатью в четвертом колене или даже – одними посвященными в рыцари. Само участие в турнирах в конце концов служит доказательством принадлежности к знати. В позднее Средневековье на немецкие турниры стремятся не допускать заодно и опорочивших рыцарское звание: клятвопреступников, клеветников, трусов, прелюбодеев, всех тех, кому далеко до возвышенного идеала. Отразившие тягу рыцарства к культурному самоопределению, турниры стали формой экспорта рыцарской идеологии и культуры с присущими ей языком и символами в общеевропейском масштабе. 

Взаимопроникновение

Одно из существенных отступлений от реальной картины турниров в турнирах литературных касается присутствия и роли женщин. В романе Кретьена “Рыцарь Телеги” женщина, королева Геньевра, председательствует на турнире, который организован по просьбам женщин – дам и девиц королевства Артура, нетерпеливо стремящихся выбрать себе наилучших мужей и усматривающих в турнире наилучший к тому способ. Придворные дамы – капитаны обеих команд. Явившийся инкогнито рыцарь в первый турнирный день одерживает верх над всеми. Наблюдая за турниром с возведенной для дам деревянной трибуны, королева догадывается, что неизвестный участник – не кто иной, как ее возлюбленный Ланселот. Чтобы удостовериться в этом, через посланца она предписывает тому, как именно в разные дни он должен сражаться – побеждать или проигрывать.

Повиновение Ланселота выдает его, и в последний день турнира он побеждает всех. В итоге все дамы и девицы пожелали себе в мужья лишь одного Ланселота; когда же он отказывается от их предложений, в крайнем отчаянии они принимают обет в текущем году вовсе не выходить замуж. В рыцарских романах с момента их возникновения женщины завладевают турнирами и манипулируют ими по своей прихоти – мужская игра под женским каблуком кажется почти пародией на турнирную практику, известную нам по другим текстам рубежа XII и XIII веков. Между тем при всей отвлеченности романных образов они рождают идеалы турнирного и рыцарского быта с самыми серьезными последствиями для дальнейшей истории турниров, вылившейся вскоре в род симбиоза рыцарских турниров и рыцарских романов. Насколько авторы романов в изображении турниров изначально готовы пренебречь всяким жизненным правдоподобием, настолько рыцари в конце концов делаются падки на возможно более буквальное воплощение почерпнутого из романов в жизни.

Церковь

Оппоненты

Церковь, имевшая собственные рецепты умиротворения рыцарского общества, обнаруживала решительное неприятие турниров. Возобновлявшиеся на протяжении столетий церковные запреты грозили их участникам небесными и церковными карами, в частности лишением убитых церковного погребения. Турниры рисуются клирикам ловушкой дьявола, рассчитывающего отвлечь христиан от праведных военных предприятий – крестовых походов. С большей пользой для себя и христианского мира убитые и покалеченные могли бы пострадать в Святой Земле за Гроб Господень.

Мало того, турниры калечат души, пробуждая в них самые гнусные наклонности, тщеславие и злобу, суть та же азартная игра, что и кости. В XIII веке Жак Витрийский в одной из своих проповедей находит в турнирах все семь смертных грехов: гордыню, по причине стремления к мирской славе; зависть, ибо каждый ревнует к славе другого; гнев, из-за грозящих ранением и смертью ударов, кои приходится парировать; жадность, поскольку победитель завладевает лошадью и оружием побежденного; чревоугодие – на сопровождающих турниры пирах; отчаяние, вследствие поражения и понесенного урона; наконец сладострастие, из-за стремления к распутным женщинам, мерзостного расположения которых участники турниров бесстыдно добиваются.

Любителей турниров, легкомысленно не внемлющих душеспасительному увещеванию, искушенный в таких делах составитель пособия для проповедников Джон Бромьярд советовал запугивать страшными рассказами о том, как черти летают над полем турнира, притворяясь воронами; или же – какие адские муки ожидают турнирных бойцов на том свете. Со слов церковных писателей, раскаяние подстерегает турнирных бойцов, из кого получаются отменные крестоносцы. Четвертый крестовый поход, в самом деле, ведет свою историю от проповеди Фулька из Нейи на турнире в Экри в 1198 году.

Тем не менее клерикальная отповедь турнирам бывала услышана мирянами в краткие периоды подготовки очередной экспедиции в Святую Землю, но зато с редкой бесцеремонностью игнорировалась ими во всякое иное время. Фатальная неэффективность критики турниров со стороны церкви, очевидно, удостоверяет их беспримерную роль в самоорганизации и самосознании рыцарского общества. В красочных описаниях турниров на страницах рыцарских романов и других текстов, составленных на потребу публике, церковный протест и сами клирики попросту не упоминаются. В период очередного конфликта английской короны с папой рыцарь Роберт Морли находит способ выказать верность своему королю: в 1343 году в Смитфилде он устраивает турнир, на котором сам выступает переодетым в папу римского, а его товарищи обряжены кардиналами.

Ангажированные рыцарской аудиторией писатели спешат придать турнирам более респектабельный и даже благочестивый ореол. Такова, в частности, впервые пересказанная Уолтером Мепом и впоследствии популярная история о рыцаре, накануне турнира всегда ходившем к мессе. Однажды, приехав на турнир, он увидел, что вместо него уже сражается божий ангел (по другой версии, Матерь Божья), который от его скромного имени захватывает в плен графов по числу прослушанных им месс. Трубадуры описывают крестовые походы как турниры между силами добра и зла, а в “Видении о Петре Пахаре” англичанина Уильяма Ленгленда сам Христос представлен турнирным бойцом в схватке с Сатаной, несправедливостью и смертью. В 1432 году на турнире в Вальядолиде кастильский король Хуан II носил костюм Бога, а его двенадцать рыцарей изображали апостолов.

К этому времени церковь кажется уже не слишком озабоченной турнирами – и вследствие упадка турнирного движения, и из-за изменения правил, делавших их менее опасными. Между тем формального запрета турниров из канонического права никто не вычеркивал, и надо было быть папой Иоанном XXII, чтобы в 1316 году, признавая поражение церковной пропаганды, положить начало практике выдачи специальных разрешений на проведение турниров под тем извинительным предлогом, что они позволяют… подготовиться к крестовому походу. Римский карнавал 1472 года сопровождается турниром, устроителем которого выступает кардинал Риарио, племянник папы Сикста IV.

Королевские игры

В позднее Средневековье из недоброжелателей турниров правители делаются их покровителями и участниками, само проведение турниров – почти регалией, королевской прерогативой. Частота проведения турниров теперь в большей мере подчинена личным склонностям, минутным настроениям, политической игре того или иного государя. Так, во Франции при короле Карле V Мудром турниров проходило мало, при Карле VI Безумном – много. Последний и сам садился в турнирное седло, хотя иные из его подданных по-прежнему полагали, что королю это не к лицу.

Карл VII и Людовик XI оставались к турнирам равнодушны или подозрительны, не участвовали и не потакали, а дело турниров находилось в руках их политических конкурентов. Таковы фешенебельные турниры при дворах бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого или герцога Анжуйского Рене, номинального короля Неаполя и Сицилии, Отношение к турнирам при французском дворе решительно переменилось фактически лишь на рубеже Нового времени, в правление Карла VIII, Людовика XII, Франциска I. Почтение к рыцарским традициям в качестве новой модели поведения правителя в первой половине XVI века с еще большим блеском демонстрируют император Максимилиан I, английский король Генрих VIII, князья Саксонии и Баварии.

Придворный праздник

Перерождение

В отличие от того, что утверждается в рыцарских романах, долгое время турниры представляются многим развлечением, в целом мало соответствующим королевскому достоинству помазанника божьего. До середины XIV века французские Капетинги их игнорируют, снося участие в турнирах своей ближайшей родни, но только не наследников, либо прямо запрещают. Помимо душеспасительной стороны дела они озабочены тем, чтобы резервировать военный потенциал французского рыцарства за собой, а кроме того, ограничить возможности баронов королевства бесконтрольно собирать вооруженных людей и интриговать против короля.

Именно такую роль турниры сыграли в английском конституционном кризисе, увенчавшемся в 1215 году “Великой хартией вольностей” Иоанна Безземельного, которая стала отправным пунктом в истории английского парламентаризма.

Не случайно в 1194-м его брат Ричард Львиное Сердце предпринимает беспрецедентную попытку поставить турниры под королевский контроль – ограничив число мест их проведения пятью и обусловив участие в турнирах внесением залога и покупкой специальной королевской лицензии; нарушителей установленного порядка ожидали тюрьма, изгнание и конфискация земель. С другой стороны, английские Плантагенеты личным участием в турнирах охотнее разыгрывают роль лидеров рыцарства.

К концу XIII века уже почти не бывает турниров в изначальном смысле слова и сходят на нет вытеснившие их правильно организованные серии рыцарских поединков. “Круглых столов” не проводилось с начала XIV века.

Турниры теряют свое значение в реальном быте позднесредневекового рыцарства, обратившись в дорогостоящую и изощренную придворную забаву. Столь решительной переменой социального адреса турниров увенчалось вполне преемственное формальное развитие. К позднему Средневековью обогащение и социальный подъем на турнирах уже практически невозможны, зато материальные издержки красивой жизни таковы, что едва ли по средствам большинству знати.

Выпестованные турнирами ценности разделяются всеми, но рыцарство и мир вокруг давно уже не те. Очевидно, в силу относительного консерватизма рыцарской культуры позднесредневековой Германии в немецких землях дольше и определеннее турниры остаются существенным элементом рыцарского самосознания. В то самое время, когда во Франции и Англии турниры окончательно сделались прерогативой королей и высшей знати, здесь складываются турнирные общества, занятые организацией рыцарских турниров и “спонсирующие” выступления малоимущих товарищей. Эти последние настоящие рыцарские турниры призваны консолидировать рыцарство и воплощать его способность самостоятельно решать свои дела по своим рыцарским правилам.

Дело престижа, помпезные костюмированные и театрализованные придворные турниры, не без сценария и дорогостоящих декораций, приурочены к разного рода торжествам (свадьбам, коронациям, заключению мира или союза) и сопровождаются праздничной мессой, обедами и балами, красочными шествиями с ряженными “турками”, настоящими карликами и львами на серебряных цепях. В прямой связи с турнирами развиваются многие элементы придворной культуры, включая рыцарские ордена св. Георгия в Венгрии, Перевязи (Banda) в Кастилии, Подвязки (Garter) в Англии – поначалу команды турнирных бойцов.

Турниры рассматриваются как род изящных искусств и с XV века вызывают к жизни обширную литературу – гербовники, специальные руководства и иллюстрированные рассказы о турнирах (особенно декоративны серия рукописей саксонских курфюрстов и гравюры Ханса Бургкмайра, повествующие о турнирах с участием императора Максимилиана I). Хотя сегодня турнирная романтика, пожалуй, может показаться фальшивой и безвкусной, среди оформителей праздничных торжеств встречаются самые громкие имена художников Возрождения. Так, к дизайну костюмов “диких людей”, составлявших свиту одного из участников миланского турнира 1491 года, приложил руку не кто иной, как Леонардо да Винчи.

Напротив, другое обличие позднесредневековых турниров – престижные поединки с боевым оружием, существующие на периферии обычной военной активности. Таковы нашумевшие в свое время поединки близ Кале, в марте-апреле 1390 года, когда французские рыцари Бусико, Рено де Руа и сир де Санпи в течение месяца сражались со всеми желающими.

Одну из наиболее экзотических девиаций былых традиций рыцарских турниров явили позднесредневековые города Фландрии, Германии, Италии, падкие на идеалы рыцарской культуры и примечательным образом усматривающие в организации турниров эффективный способ демонстрации собственного богатства и самостоятельности. В Лилле или Меце, во многих итальянских городах подобные турниры были у истоков ежегодных городских фестивалей.

Турниры предстают важнейшим элементом рыцарской культуры. Но некоторым образом они и ключ к ней – верная характеристика духовных и материальных запросов рыцарства, история его идеалов и не всегда соответствующих идеалам возможностей. 

Роковая случайность

30 июня 1559 года французский король Генрих II бился с капитаном гвардии Монтгомери. Турнир был частью пышных празднеств по случаю двойного бракосочетания в королевской семье. Старшая дочь Генриха, Елизавета, и его сестра, герцогиня Беррийская Маргарита, выходили замуж соответственно – за испанского короля Филиппа II и савойского герцога Филиппа Эммануила.

Перед схваткой Генрих склонил свой черно-белый стяг к ногам возлюбленной им Дианы де Пуатье. Черный и белый были ее цветами. Ее рыцарь сражался в ее честь. Диана впервые случайно поцеловала Генриха 33 года тому назад. Он был 7-летним ребенком. Она – на 20 лет его старше. Диана состояла в близких отношениях с его отцом, королем Франциском I. Когда Генриху исполнилось 11, он все еще помнил о том поцелуе, и Диана пообещала королю Франциску “сделать Генриха первым среди своих кавалеров”. Всю свою жизнь Генрих боготворил страстно любимую им женщину. Екатерина Медичи стала ему женой, прекрасная Диана де Пуатье – его истинной королевой. Сломанное турнирное копье, превратившееся в опасное оружие, пробило Генриху II забрало и висок. Ранение оказалось серьезным. Монтгомери бежал в Англию. Екатерина Медичи тут же отправила Диане приказ вернуть подаренные ей королем драгоценности и убраться из Парижа в один из своих замков. Диана де Пуатье отвечала: “Пока в короле теплится остаток жизни, пусть мои враги узнают, что я их не боюсь и что я не подчинюсь им, пока он жив… Но если король умрет, я не хочу жить после него, и вся горечь обид, которые только возможно мне причинить, будет сладостна по сравнению с этой потерей. Потому, жив мой король или мертв, я не боюсь моих врагов”. Король Генрих скончался через 10 дней. Это роковое происшествие стало концом турниров во Франции.

Игорь Дубровский

 

Арсенал: «Железный марш»

Тяжелый танк, шатаясь, едет По черепам чужих бойцов. Не видя ничего на свете Глаза, затянутые свинцом. Но он идет к тоннелям пушек, Но он на ощупь танком рушит, В кулак зажатой цифрой тонн – Скелет железный сквозь бетон…

20 августа 1943 года

Командующий 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенант Ротмистров написал докладную записку первому заместителю наркома обороны СССР маршалу Жукову со своим анализом только что закончившихся танковых боев на Курской дуге. То было тяжелое время для знаменитого советского танкового генерала – Ротмистрова обвиняли в неумелом командовании в сражении в районе Прохоровки, где его армия понесла тяжелейшие потери.

Оправдаться Ротмистрову в итоге удалось во многом благодаря неоспоримым выводам, сделанным им в записке: «Командуя танковыми частями с первых дней Отечественной войны, я вынужден доложить Вам, что наши танки на сегодня потеряли свое превосходство перед танками противника в броне и вооружении. Вооружение, броня и прицельность огня у немецких танков стали гораздо выше, и только исключительное мужество наших танкистов, большая насыщенность танковых частей артиллерией не дали противнику использовать до конца преимущества своих танков. Наличие мощного вооружения, сильной брони и хороших прицельных приспособлений у немецких танков ставит в явно невыгодное положение наши танки. Сильно снижается эффективность использования наших танков и увеличивается их выход из строя… Таким образом, при столкновении с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило, несем огромные потери в танках и успеха не имеем… На базе нашего танка Т-34 – лучшего танка в мире к началу войны, немцы в 1943 году сумели дать еще более усовершенствованный танк T-V „пантера“, который, по сути дела, является копией нашего танка Т-34, по своим качествам стоит значительно выше танка Т-34, и в особенности по качеству вооружения… Я, как ярый патриот танковых войск, прошу Вас, товарищ Маршал Советского Союза, сломать консерватизм и зазнайство наших танковых конструкторов и производственников и со всей остротой поставить вопрос о массовом выпуске уже к зиме 1943 года новых танков, превосходящих по своим боевым качествам и конструктивному оформлению ныне существующие типы немецких танков…»

Действительно, летом 1943-го у Красной Армии не было тяжелого танка, способного успешно бороться с «тиграми» и «пантерами». Танки КВ-1 и КВ-1С (облегченный и более скоростной вариант танка KB) устарели в одночасье и были сняты с вооружения. Всего в 1942—1943 годах было выпущено около 1 200 танков КВ-1С и (с конца 1941 года) около 1 750 танков КВ-1. Танк КВ-85 с оптимизированными обводами корпуса и 85-миллиметровой пушкой так же, как и ИС-1 (ИС-85), весьма схожие по боевым качествам, были выпущены в 1943-м рекордно малыми сериями – 143 и 107 машин соответственно. Все эти «улучшения» уже существующих конструкций были тупиковым путем развития, и Сталин потребовал от конструкторов в кратчайшие сроки, в течение осени – зимы 1943 года, спроектировать и подготовить к производству новый тип тяжелого танка, как минимум, не уступающий «тигру» по боевым возможностям. Помимо этого, кардинально усилить огневую мощь «тридцатьчетверки» и дать фронту мощные САУ – истребители танков. Сделать все это за несколько месяцев было практически невозможно, но конструкторы и производственники справились с беспрецедентно сложными задачами в установленный срок.

Бронирование лобовой части корпуса достигало 120 мм, а бортов – 90 мм. ИС-2 получил очень мощную пушку Д-25 калибра 122 мм, созданную на основе корпусной пушки 1931 года. Главным недостатком этого орудия была низкая скорострельность (2—3 выстрела в минуту против 6—8 выстрелов в минуту у «тигра» и «пантеры»), которая отчасти компенсировалась тем, что попасть из пушки ИС-2 танкистам требовалось по любой бронированной цели только один раз – второго не требовалось. С любого ракурса и «пантера», и «тигр» гарантированно поражались.

Слагаемые успеха

К концу 1943 года КБ под руководством конструктора Ж.Я. Котина удалось создать новый тяжелый танк ИС-2, Эта машина соответствовала крупносерийному поточному производству в условиях военного времени с использованием неквалифицированной рабочей силы. В конструкции максимально использовалась простая технология литья бронедеталей, так как Наркомат черной металлургии не мог обеспечить достаточное количество катаной брони, считавшейся более качественной. Тем не менее литая броня 46-тонного ИС-2 достаточно уверенно «держала удар» 88-миллиметровой пушки «тигра» на дальних дистанциях.

С появлением на поле боя «сталина», как называли ИС-2 немецкие танкисты, в панцерваффе была выпущена инструкция, запрещавшая «тиграм», не говоря уже о «пантерах», ввязываться в бой один на один с ИС-2. Генерал-инспектор панцерваффе Хайнц Гудериан прямо указывал, что «в одиночном бою с ИС-2 „тигр“ обречен на уничтожение». Правда, немецкие танкисты, не так пессимистично настроенные, от встречи с ИС-2 практически не уклонялись, в максимальной степени стараясь использовать сильные стороны своих машин – высокую скорострельность пушек и более совершенные прицелы. Но ИС-2 прежде всего использовался не для борьбы с немецкими танками, а для сокрушения немецкой обороны – ни одна танковая пушка второй мировой войны не имела осколочно-фугасного снаряда большей мощности – его масса составляла почти 25 кг!

В каждом полку по штату числился 21 танк. В начале 1945 года было сформировано несколько тяжелых танковых бригад (по 3 полка в каждой). Всего же за годы войны было выпущено 3 395 танков ИС-2. Осенью 1943-го советские войска получили самоходную артиллерийскую установку СУ-85, ставшую первой массовой противотанковой САУ. Всего в 194З—1944 годах было выпущено 2 330 таких машин, применявшихся в составе истребительно-противотанковых бригад и для непосредственного сопровождения танков Т-34-76. Это была довольно удачная «самоходка», вооруженная хорошей пушкой Д-5-С85, позволявшей уверенно бороться с Pz. IV – основным немецким боевым танком в то время, но все же недостаточно мощной для борьбы с «пантерами» и «тиграми».

И все же главной заботой советского командования была модернизация основного боевого танка – Т-34. С осени 1943 года стратегическая инициатива уже прочно принадлежала Красной Армии, но пять танковых армий – ее основная ударная сила – несли слишком большие потери, прежде всего из-за недостаточной огневой мощи «тридцатьчетверки». Например, только 3-я гвардейская танковая армия в 1943 году обновляла парк боевых машин на 90—100% 4 раза! «Пантеры» и «тигры» были практически неуязвимы на дальних дистанциях боя для огня 76,2-миллиметровых пушек Ф-34, а близко они советские танки просто не подпускали. В январе 1944-го начался выпуск Т-34, вооруженного пушкой Д-5Т, расположенной в новой трехместной башне. Командир танка, наконец, избавился от обязанностей наводчика и мог теперь сосредоточиться непосредственно на управлении боем. В марте пушку Д-5Т сменила ЗиС-С-53 того же калибра 85 мм – она не превосходила предшественницу по баллистическим характеристикам, но была проще в изготовлении и занимала в башне меньше места. Ее бронебойный снаряд на расстоянии 1 000 м уверенно пробивал 100-миллиметровую броню, а подкалиберный БР-365П – 120-миллиметровую. Скорострельность пушки достигала 10 выстрелов в минуту. Реальные боевые качества Д-5Т и ЗиС-С-53 почти не уступали немецкой 75-миллиметровой KwK-42, которой были вооружены «пантеры».

Теперь, используя все возрастающее количество новых Т-34-85, ИС-2 и САУ, советское командование могло смело планировать и осуществлять масштабные наступательные операции на всем фронте в 3 000 км. В 1944 году Красной Армии противостояли примерно 150 немецких пехотных дивизий, строивших свою оборону по принципу опорных пунктов и не развивая ее в глубину. Это позволяло советским войскам непрерывно изменять направления главных ударов. Контратаки немецких танковых частей зачастую позволяли задержать, а то и отбросить советские войска, но едва ликвидировалась угроза на одном направлении, как возникал кризис на другом, причем новое направление часто бывало удалено от первого на несколько сот километров. Так, 25 немецких танковых дивизий, буквально как «пожарные команды», метались вдоль фронта, часто никуда не успевая и попадая в «котлы». «Пантеры» не слишком любили протяженные марши, а «тиграм» они были просто противопоказаны. В результате панцерваффе вынужденно отходили от своего главного тактического принципа – концентрации сил, и вынужденно дробили их, вводя в бой побатальонно против значительно численно превосходящего противника. 

«Зверобой»

Поистине же смертельной для всех немецких танков была тяжелая самоходная установка ИСУ-152, поступившая в войска весной 1944 года. Она была вооружена страшной по пробивной силе гаубицей – пушкой МЛ-20С калибра 152 мм и очень хорошо бронирована: лоб корпуса и рубки – 90—100 мм, борт корпуса – 90 мм. В войсках эта САУ получила прозвище «зверобой».

Едва поступив в войска, ИСУ-152 сразу отличилась в боях на Заднестровской дуге в апреле 1944-го. Выйдя в Карпаты, на границы Венгрии и Румынии, советские войска подвергались мощным контрударам немецких танковых дивизий. Понеся очень тяжелые потери, в 1-й гвардейской танковой армии М.Е. Катукова были вынуждены сформировать танковый батальон и артиллерийский дивизион, оснащенные трофейной техникой. «Пантеры» и Pz, IV вместе с отличными противотанковыми пушками РаК-40 хорошо справлялись со своими собратьями и помогли удержать положение. Но все же в излучине Днестра, в районе местечка Нижнюв, около 40 «пантер» сумели прорвать фронт и начать стремительный марш на Черновицы, стремясь завершить окружение армии Катукова. Через несколько километров «пантеры» попали под удар умело расположенного последнего резерва армии – полка новейших ИСУ-152. Заняв позиции на гребне холма, «зверобои» начали расстрел прорвавшихся немецких танков. 152-миллиметровые снаряды буквально проламывали броню «пантер», сносили башни, превращая танки в кучи металлолома. Из 40 «пантер» уйти удалось только 8. В результате, по свидетельству М.Е. Катукова, «атаки сразу прекратились по всему фронту Северной Буковины».

«Королевский тигр» поразил своими размерами не только фюрера, но буквально всех. Новый «монстр» весил 68 тонн! Бронирование лба корпуса достигало 150 мм, а башни – 180 мм. Бронебойный снаряд специально спроектированной 88-миллиметровой пушки с длиной ствола 71 калибр пробивал с дистанции 1 000 м 120-миллиметровую броню, а подкалиберный – 230-миллиметровую! В действительности же безусловным козырем нового танка была только пушка – качество брони было хуже, чем на «обычном» «тигре», так же как скорость и проходимость, а техническая надежность – ниже всякой критики. Из-за недостатка времени доктор Адерс был вынужден взять для «королевского тигра» трансмиссию и двигатель «обычного», в результате чего они работали с постоянными перегрузками, так что новый «сверхтяжеловес» больше ремонтировался, чем воевал. Его веса не выдерживало большинство европейских мостов, а если он застревал или ломался, эвакуация этой «туши» являлась поистине геркулесовой задачей. Конечно, в идеальных погодных условиях, на ровном, сухом и твердом грунте, будучи в исправном состоянии, «королевский тигр» мог и в одиночку затерроризировать десяток-другой танков противника, что и бывало, особенно на Западном фронте, но идеальные условия для этого образовывались очень редко. Не случайно немецкие танкисты предпочитали «королевскому» «старый добрый обычный» «тигр I», выпуск которого был прекращен в августе 1944-го. Всего в 1942—1944 годах немцы построили 1 354 танка данного типа. «Королевских тигров» до конца войны удалось построить всего 487 штук. 

Явление сверхтанка

В этих условиях Гитлер требовал от конструкторов спроектировать новый «сверхтяжелый и сверхмощный» танк, способный едва ли не в одиночку остановить «коммунистические орды». Вряд ли это было нужно в то время, так как «тигр», появившийся на свет в 1942 году, не устарел и в 1944-м и вполне справлялся со своими «обязанностями» тяжелого танка. Скорее немцам необходимо было всемерно увеличивать производство уже имеющихся конструкций танков, максимально упрощая и удешевляя производство, как это и предлагали Гудериан и рейхсминистр вооружения и боеприпасов А. Шпеер, но фюрер мечтал только о чудесном «сверхоружии» на суше, море и в воздухе.

В результате Э. Адерс из фирмы «Хеншель» придумал новый тяжелый танк – Pz. VI В, или «тигр II»Б, или «королевский тигр». В свой первый бой «королевские тигры» пошли в 7 утра 12 августа 1944 года в районе польской деревни Оглендув, стремясь вместе с другими частями ликвидировать Сандомирский плацдарм, названный Гитлером «пистолетом, направленным в сердце Германии». Деревню прикрывала 53-я гвардейская танковая бригада полковника B.C. Архипова. На правом фланге тянулась глубокая и широкая лощина, по которой из деревни Оглендув к местечку Сташув в тыл советских войск проходила полевая дорога. Выход из лощины прикрывали несколько Т-34-85. Ближе всех к лощине стояла «тридцатьчетверка» младшего лейтенанта А.П. Оськина. Экипаж, прекрасно понимая, что их направление наиболее танкоопасно, замаскировал машину под стог сена, что сослужило им неоценимую службу, когда на их танк поползли никем еще не виданные «королевские тигры». Оськин не потерял самообладания и открыл огонь, только когда 3 немецких танка, подставив борта, оказались на расстоянии 200—400 м от Т-З4. Советские танкисты стреляли подкалиберными снарядами и сумели подбить все 3. За этот бой младший лейтенант Оськин получил звание Героя Советского Союза, а весь экипаж – ордена. Всего за 12—13 августа артиллеристы и танкисты на Т-34-85 и ИС-2 подбили и уничтожили 13 «королевских тигров».

С октября 1944 по январь 1945 года 11 тяжелых танковых полков участвовали в освобождении Прибалтики. Особенно отличился при Инстербурге (ныне Черняховск) 75-й гвардейский тяжелый танковый полк, практически в одиночку взявший сильно укрепленный город без больших потерь для себя. Удачной операцией командовал начальник штаба полка Г.В. Захаров.

Капрал Альфред Джонсон из 7-го королевского драгунского (танкового) полка так описывал свои ощущения от боев в Нормандии: «Безусловно, лучшим танком из всех, принимавших участие в боевых действиях в Нормандии, были немецкие „пантеры“. Они оказались гораздо быстрее и маневреннее неуклюжих „тигров“. Своей длинноствольной 75-миллиметровой пушкой они пробивали американские „шерманы“ с той же легкостью, с какой пехотинец вскрывает штыком банку консервированной фасоли… Неудивительно, что шансы моего подразделения подбить „пантеру“ практически равнялись нулю. Начать с того, что для этого мы должны были открыть огонь первыми, а немцы не склонны были предоставлять нам такую возможность. Обычно когда мы двигались в сопровождении пехоты, то узнавали о присутствии неприятеля только после того, как первые ряды наших солдат начинали падать под огнем, а первые танки опутывались густыми клубами черного дыма».

На два фронта

К тому времени Третий рейх воевал уже на два фронта – 6 июня англичане и американцы высадились в Нормандии и немцы предпринимали отчаянные попытки сбросить союзников в море. Из-за того что немецкое командование не угадало с местом высадки и вдобавок крайне неудачна расположило танковые и моторизованные дивизии вдали от побережья, сделать этого сразу не удалось, а когда завязались тяжелые позиционные бои, стало понятно, что разгром союзников невозможен прежде всего из-за тотального господства в воздухе англо-американской авиации. Несмотря на качественное превосходство в технике тактике, немецкие танкисты буквально не могли «поднять головы» с утра и до ночи, подвергаясь массированным ударам истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков.

Немцы старались передвигаться ночью, используя новейшие инфракрасные приборы ночного видения, но оперативная обстановка далеко не всегда позволяла им это делать. Именно в эти дни в вермахте получила популярность поговорка; «На Западе нам говорят, что все самолеты на Востоке, на Востоке – что на Западе, а в рейхе говорят, что все самолеты на фронте». У люфтваффе действительно не было истребителей для прикрытия своих войск, все наличные силы были брошены на безуспешное отражение тысячных армад американских стратегических бомбардировщиков Б-17 и Б-24, буквально равнявших с землей немецкие заводы и города.

Но в те дни, когда погода была нелетной или когда самолеты союзников где-то задерживались, немецкие танкисты устраивали для англичан и американцев настоящие «праздники». Именно в такой день состоялся самый результативный в истории танковый бой одного экипажа. Это был экипаж «тигра» командира 2-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС Михаэля Виттмана.

13 июня 1944 года передовые части и штаб самой известной в английских бронетанковых силах 7-й дивизии «Крысы пустыни», отличившейся еще в Северной Африке, заняли местечко Виллер-Бокаж, намереваясь, подтянув основные силы, развить наступление в глубину немецкой обороны, но сделать это «крысам» было не суждено. К несчастью для них, Виттман с четырьмя «тиграми» своей роты внимательно наблюдал за их перемещениями, а потом решительно атаковал.

Виттман успел уничтожить семь «кромвелей», пока вражеский снаряд не заклинил башню его «тигра». Тогда, бросив неисправный танк, Виттман с экипажем пробежал 10 километров до расположения своего батальона, пересел в исправный «тигр» и вернулся к месту встречи. До вечера Виттман подбил и уничтожил еще 23 английских танка и примерно столько же бронеавтомобилей. Его подчиненные довершили разгром. Англичане сумели отогнать «разбушевавшихся» «тигров», только срочно подтянув несколько батарей 6-фунтовых противотанковых пушек. За этот бой Виттман получил Мечи к Рыцарскому кресту и колоссальную популярность в панцерваффе. А вскоре он погиб в неравном бою, не заметив танковую засаду. За свою двухлетнюю боевую карьеру Виттман уничтожил 137 танков и 132 орудия и стал самым результативным танкистом второй мировой.

Не отставали от «тигров» и «пантеры» – бой 27 июля принес Эрнсту Баркману из 2-го танкового полка дивизии СС «Дас Райх» славу одного из лучших танковых асов. Изгиб шоссе Сент-Ло-Котантен, где и состоялся бой, на немецких штабных картах обозначался как «угол Баркмана». В тот день, получив данные о приближающихся американских «шерманах», экипаж Баркмана замаскировал свою «пантеру» под огромным дубом недалеко от шоссе. Когда на дороге показались 14 «шерманов», бензозаправщики, бронетранспортеры и грузовики, «пантера» сразу открыла огонь и через непродолжительное время горели 3 «шермана» и все бензозаправщики. Американцы укрыли свои танки и начали артиллерийскую дуэль с одинокой «пантерой», в чем не преуспели, потеряв еще несколько машин. Тогда американцы прибегли к самому верному и испытанному способу – вызвали на помощь истребители-штурмовики, которые перепахали дубовую рощу вдоль и поперек. Тем не менее «пантера» получила лишь незначительные повреждения ходовой части и возобновила бой, уничтожив еще 3 «шермана». Затем Баркман счел за лучшее отступить, тем более что американцы о наступлении уже не думали. В этом бою Эрнст Баркман уничтожил 9 танков и несколько бронетранспортеров и грузовиков.

СУ-100

У СУ-100 было усилено бронирование по сравнению с СУ-85, которую она заменила, а маневренность и скорость остались на уровне «тридцатьчетверки». Бронебойный снаряд этой пушки без проблем пробивал с 1 000 м лобовую броню даже «королевского тигра», не говоря уже обо всех остальных. По общему мнению, СУ-100 была лучшей советской «самоходкой» второй мировой войны и лишь немного уступала другой «знаменитости» – немецкой «ягдпантере» по броневой защите и качеству прицелов. Но СУ-100 до конца войны было выпущено почти 2 500, а «ягдпантер» всего 397. Вот как описывает свою «встречу» с советскими САУ немецкий танковый ас № 2 Отто Кариус (93 победы), воевавший на «тигре I».

«Снаряд, попавший в наш танк, срезал правую половину командирской башенки по сварному шву. Мне не снесло голову только потому, что я в тот момент наклонился, чтобы прикурить. Чтобы уйти из-под прямого огня русских, мы направились к поросшей лесом высоте 312. Вдруг появилась русская „самоходка“, и я приказал наводчику открыть огонь. Иваны повыпрыгивали из своей машины, как только заметили, что мы направили ствол нашей пушки в их сторону. Крамер выстрелил, и в тот же миг снаряд другой самоходки русских угодил в основание башни нашего танка. Я не помню, каким чудом мне удалось выбраться ив машины. На голове у меня был шлемофон – это все, что осталось мне на память от моего „тигра“.

Закат панцерваффе

Дела у союзников пошли лучше, когда с августа 1944 года в войска стал поступать «шерман файрфлай» («светлячок»), вооруженный 17-фунтовой (76 мм) длинноствольной пушкой с высокой начальной скоростью бронебойного снаряда (более 900 м/с), почти как у «пантеры». В декабре 1944-гo немцы предприняли не слишком удачное наступление в Бельгии в Арденнских горах силами 5-й танковой армии генерала Хассо фон Мантейфеля и 6-й танковой армии СС оберстгруппенфюрера Зеппа Дитриха. Фон Мантейфелю удалось значительно продвинуться, но эсэсовские танки застряли в горах и поддержать армейцев не смогли. Гитлер назвал Дитриха «бестолковым» и в январе 1945 года отправил всю его армию наступать в Венгрии в районе озера Балатон.

В то время на южном крыле Восточного фронта для немцев сложилось очень тяжелое положение – Румыния и Болгария были потеряны, Будапешт окружен и под угрозой оказались последние нефтяные месторождения и нефтеперегонные заводы Третьего рейха в Венгрии. Правда, у Германии оставалось еще небольшое нефтяное месторождение в австрийском Цистердорфе, но фюрер приказал отбить Венгрию и Будапешт «любой ценой», сняв для этого практически все боеспособные танковые части с Запада и других районов Восточного фронта. Против этого возражал ставший к тому времени начальником Генерального штаба Гудериан, но Гитлер повелел наступать.

Основную тяжесть боев вынесли на себе советские артиллеристы и пехотинцы, Танки не сыграли большой роли, да это и не планировалось. В этих боях великолепно показали себя новейшие САУ СУ-100 на базе Т-34 и вооруженные отличной пушкой калибра 100 мм, переделанной из корабельной. Несмотря на первоначальные успехи, наступление немецких танков провалилось, и Зепп Дитрих дал приказ отступать – в его дивизиях оставалось всего по 10—15 боеспособных танков. В эти дни он горько пошутил: «Наша армия называется шестой только потому, что у нее осталось шесть танков». Танков, конечно, было примерно в десять раз больше, но как боевая единица 6-я та СС перестала существовать.

Гитлер, взбешенный отступлением, приказал эсэсовцам спороть нарукавные повязки с названиями их дивизий, но грубоватый Зепп Дитрих не только отказался это сделать, несмотря на приказ рейхсфюрера СС Гиммлера, но и собрав свои награды и награды своих офицеров в ночной горшок, отослал его в Берлин. Фюрер «съел эту пилюлю» и удовлетворился тем, что отправил в очередную отставку Гудериана, который не сильно расстроился, тем более что на последнем докладе обстановки дело у них с Гитлером дошло чуть ли не до драки, так что заместителю Гудериана генералу Томале пришлось оттаскивать своего начальника от фюрера за фалды мундира. Затем Гудериан уехал в Баварию, где и сдался американцам в мае 1945 года.

На улицах Берлина

Последней крупной битвой Великой Отечественной была Берлинская операция. 16 апреля 1-я и 2-я гвардейские танковые армии пошли в наступление на Зееловские высоты – ключу всей немецкой обороны на берлинском направлении. 1 377 танков и САУ вместе с авиацией, пехотой и артиллерией трое суток штурмовали в лоб сильные немецкие укрепления и к исходу 19 апреля прорвали одерский оборонительный рубеж противника, понеся тяжелые потери. Теперь дорога на Берлин была открыта.

В городских боях много неприятностей танкистам доставили немецкие пехотинцы, вооруженные ручными противотанковыми гранатометами одноразового использования «фаустпатрон», известного также как «панцерфауст». Широко применялись немцами и ручные противотанковые гранаты кумулятивного действия, реактивные противотанковые ружья «офенрор» и «панцершрек». Все эти противотанковые средства без труда прожигали броню до 200 мм и были для танков предельно опасны. Они применялись на фронте с 1944 года, но без особого успеха, так как дальность эффективной стрельбы из таких гранатометов не превышала 50—70 м, а подпускать танки к себе так близко отваживались очень и очень немногие. Другое дело в городе, где была масса возможностей для засад. Но «солдатская смекалка» сработала и на этот раз, так что берлинцы быстро лишились пружинных кроватных сеток, которые танкисты в массовом порядке наваривали на башни и корпуса. Те, кому не хватало сеток, приделывали на танки деревянные щиты и ящики. Любое препятствие сильно ослабляло кумулятивную струю, так что на броне оставалась только оплавленная воронка, которую танкисты быстро назвали «засос ведьмы».

Берлинская операция дорого обошлась советским танкистам и «самоходчикам»: 2 156 танков и САУ были потеряны на городских улицах и на подступах к столице рейха. Такое количество танков просто не нужно было вводить в город, но командование не желало считаться с потерями, даже когда до мира было рукой подать. И в результате в Берлине сгорели тысячи советских танкистов.

С падением Берлина война не закончилась – потом были еще освобождение Праги и переброска 6-й танковой армии на Дальний Восток, где «тридцатьчетверки» пересекли сначала в жару 50° пустыню Гоби, а затем вскарабкались на практически недоступные горы Большого Хингана, а спустившись с них, смели в Тихий океан японскую Квантунскую армию.

Во второй мировой войне советские танковые войска испытали подлинное преображение, став из большой бесформенной массы несокрушимой ударной силой, использующей передовые тактические принципы, во многом перенявшей их у исключительно сильного противника – немецких панцерваффе, надорвавшихся, как и германская промышленность, от выполнения непосильных задач. В 1942 году Сталин сказал послу США в СССР Авереллу Гарриману: «Эта война – война моторов. У кого их будет больше, тот и выиграет». Дальнейший ход событий полностью подтвердил слова советского вождя. 

СССР

106 000* единиц бронетанковой техники получила с учетом поставок по «ленд-лизу» Советская армия за годы войны. Начиная с июня 1941-го и до июня 1945 года в СССР было построено около 94 000 танков и САУ.

93 000 танков и САУ всех типов было потеряно за годы войны (с учетом почти 23 000 имевшихся в РККА танков к июню 1941 года).

50 000 танков Т-34 различных модификаций было выпущено до июня 1945 года. Этот самый массовый советский танк выпускался и после войны не только в СССР, но и в других странах. До сих пор Т-34-85 состоит на вооружении некоторых африканских стран, а в Югославии он успешно воевал еще в начале 90-х годов прошлого века.

Германия

52 500 танков и САУ было произведено и переоборудовано из трофейных с июля 1941-го по май 1945 года в Германии.

40 000 танков и САУ было потеряно на Восточном фронте.

8 500 штук pz. iv – самого массового немецкого танка – было выпущено с 1937 по 1945 год. «Пантер» в Третьем рейхе изготовили 5 976 штук.

* Цифра 106 000 является общепринятой, но не совсем верной – если поврежденные танки эвакуировались для ремонта в тыл, то после него они просто включались в общую ведомость выпущенных машин. Так что общее количество выпущенных новых машин было несколько меньше, чем проходило по ведомостям. Но насколько меньше, сказать невозможно, так как достоверная статистика по количеству отремонтированных в тылу машин отсутствует.

Максим Моргунов

продолжение следует…

 

Традиции: Особенности национального характера, или как стать настоящим американцем

«Прекрасная Америка!» – называют свою страну американцы. И она действительно прекрасна. Удивительны ее бескрайние просторы, на которых уместился целый учебник географии, от жарких пустынь до вечных снегов. Достойны восхищения ее люди, свершившие уникальный исторический эксперимент и создавшие новое мощное государство из ничего. Как бы критически ни относились к характеру американцев сторонние наблюдатели, большинство посетивших эту страну согласятся, что это место, где чувствуешь себя легко. Удобная жизнь, безграничный комфорт, терпимое отношение к вашим ошибкам в языке и сильному акценту, искреннее стремление помочь ближнему (пусть даже в их представлении, единственный путь к спасению – это стать американцем) – все это по-прежнему делает Америку местом, куда в поисках счастья продолжают стекаться многочисленные иммигранты, мечтающие стать «настоящими» американцами. Какие же они, эти загадочные американцы, если попытаться взглянуть на них без голливудского лоска, но и без европейского снобизма? 

Крупная нью-йоркская газета писала в 1863 году в разгар Гражданской войны: «Нам не нужны симпатия России, симпатия Франции, симпатия Англии, симпатия любого европейского правительства… Демонстрация нашей огромной военной и военно-морской силы, наши природные запасы, которым нет равных, и наше национальное единство заставят мир уважать и бояться нас». Звучит вполне современно.

Двойной стандарт

Высокомерное отношение к американцам всегда было признаком хорошего тона в европейских странах. Соединенные Штаты как государственное образование в разные исторические периоды оценивались по-разному – когда с сочувствием, когда с негодованием, когда с восхищением, когда со страхом, – но характер жителей этой страны вызывал однозначное неприятие. Чрезмерная деловитость, жадность, эгоизм, сочетающиеся с невежественностью, грубостью, бездуховностью и отсутствием хороших манер, – такие черты испокон веков приписываются американцам.

На этом фоне странной, если не сказать парадоксальной, выглядит все более очевидная и повсеместная американизация всего мира. Европейский обыватель, презрительно косящийся на шумную и пеструю толпу американских туристов, скорее всего, одет в американские джинсы, только что вышел с детьми из Макдоналдса, слушает в автомобиле американскую музыку, а вечером, попивая купленную в супермаркете кока-колу, будет смотреть по телевизору голливудский боевик. Американский идеал бесплотной красоты заставил многих европейских девочек отказаться от сладкого, а культ силы отправил мальчиков накачивать мышцы в спортзалах.

Еще несколько лет назад англичане с негодованием отзывались о знаменитой американской фразе «Have a nice day!», что можно дословно передать как «Пусть ваш день будет приятным!», но только высказанную тоном приказа – «Я кому сказал!», считая ее выражением некоторого насилия над личностью. А если я не хочу, чтобы он был приятным, или не могу? Сегодня фраза успешно прижилась в английской повседневной жизни, а для многих продавцов магазинов стала автоматической.

Пионеры нового света

Американские семьи бережно хранят память о своих истоках. Биография любого американца неизбежно начинается с указания на его происхождение – «из семьи ирландских переселенцев», «сын итальянских эмигрантов», «предки приехали в Америку из Восточной Европы». Существует даже своеобразная американская аристократия, ведущая отсчет от первых колонистов, прибывших на корабле «Мэйфлауэр». Но это все скорее дань моде, своеобразное хобби, не более – единство различных составляющих этой пестрой толпы не вызывает сомнения. Сильны скорее региональные различия между Севером и Югом, Западным и Восточным побережьем, чем между различными составляющими американской нации.

На заре их молодости

Многочисленные европейские путешественники рисовали жизнь далекой страны не самыми розовыми красками. Надо помнить, что населяли Америку люди, покинувшие Европу и строившие свою жизнь по иным, новым принципам, что не могло не вызывать неприятного чувства у приезжих – они не скупились на яркие картины нового быта и новых нравов, царивших в молодой республике. «Американцы решительно не склонны к юмору, – писал англичанин Чарльз Диккенс, – и у меня создалось впечатление, что они от природы мрачны и угрюмы… Когда я ездил по стране, когда попадал в места, удаленные от больших городов, меня положительно угнетали … преобладающая там серьезность и унылая деловитость; эта атмосфера была настолько повсеместной и неизменной, что мне казалось, будто в каждом новом городе я встречаю тех же людей, которых оставил в предыдущем…»

Одним из самых внимательных наблюдателей американской жизни XIX века стал молодой французский аристократ Алексис де Токвиль, классический труд которого «Демократия в Америке» и сегодня читается как увлекательный роман. Оценки, данные им американскому характеру, не столь однозначны, как у большинства других европейцев. «Американцы живут в стране чудес, – писал де Токвиль, – все вокруг них находится в постоянном движении, и они воспринимают это движение как прогресс. Для них обновление обозначает совершенствование. Они не видят никаких природных границ человеческой деятельности… Новый Свет – это счастливый край, пороки людей там почти так же полезны обществу, как добродетели!» Еще в 1831 году Токвиль пришел к пророческому выводу, увидев далекое будущее: «В настоящее время в мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся… к единой цели. Это русские и англо-американцы… У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира».

Образец единения

Соединенные Штаты по праву могут считаться одним из самых грандиозных экспериментов в истории человечества, согласно которому были взяты представители разных национальностей, этнических групп и даже рас и помещены вместе на огромной территории, отрезанной от окружающего мира. В результате в довольно короткие сроки появилась новая общность, со своими вполне определенными традициями, нравами, ценностями, манерой поведения, восприятием мира – словом, всем тем, что называется национальным характером.

Еще в 1824 году один забытый ныне общественный деятель молодой республики в своей приветственной речи в Гарвардском университете провозгласил: «В Европе разобщенность народов начинается с различия языков и завершается различием рас, институтов и национальных предубеждений… В то же время все обширные территории, входящие в состав нашей республики, объединены не только одним языком, но и одним национальным правительством, в основном одними и теми же законами и обычаями, общими корнями. Человечеству здесь предоставлена возможность единения, о котором едва ли когда-нибудь до этого было известно на Земле». И это в то время, когда американцев и не признавали за единую нацию, считая их просто скопищем европейцев-неудачников.

Истоки «американской мечты»

Американская система ценностей изначально строилась в сильном взаимодействии с европейской. Отношение американцев к Европе является ключом к пониманию многих особенностей их натуры. Оно представляет собой причудливую смесь «любви-ненависти»: отторжения и зависимости, откровенного презрения и скрытой оглядки. С одной стороны, в Европе оставались истоки, корни, и это никогда не забывалось. Влечение к первоистокам, своего рода зов предков, не исчезали даже через несколько поколений, ощущались людьми, родившимися и выросшими в Америке. С другой стороны, дети, покинувшие свою мать по доброй или недоброй воле, часто таили в душе горькую обиду. Те, кто был вынужден уехать, не могли простить насилия. Те, кто добровольно покинул родину, сделали это, не найдя там покоя, счастья или достатка. И в том, и в другом случаях возникало своего рода отторжение от прошлого мира, рождавшее неприятие и протест. Доказать свое превосходство и независимость, догнать и перегнать ведущие европейские державы по экономическим, военным, социальным показателям стало важнейшей целью американского государства.

Противоречивым было всегда и отношение к европейской цивилизации. Европа для американца всегда была средоточием культуры, искусства, тонкого вкуса, исторических традиций и высокой духовности, недостаток всего этого очень остро ощущался в американском обществе. Но была здесь и оборотная сторона: традиции часто ассоциировались с консервативностью, аристократизм с косностью, культура и искусство со вчерашним прожитым днем, который закончился и никогда не повторится. Подобное отношение позволяло смотреть на недостатки своего мира под совершенно новым углом зрения: да, не хватает достоинств европейской культуры, зато нет и недостатков европейского общества. Нет устоявшихся традиций, зато есть демократизм, нет древних памятников, зато есть будущее, нет изысканных манер, зато есть прямодушие и энергия.

Неоднозначным было и то влияние, которое Европа оказывала на восприятие американцами окружающего мира. С одной стороны, оно было значительным и всеобъемлющим. Европа была основным мерилом ценностей. Определяя место того или иного явления в общей картине мира, американец невольно оглядывался на европейский образец. Внутренняя зависимость – моральная, нравственная, духовная – здесь была очевидна. Одновременно с этим сосуществовало и прямо противоположное чувство, схожее с детским духом противоречия.

Процесс национального самоопределения американского народа был неразрывно связан с процессом самоотторжения от европейских корней. Идея об уникальности, особом предназначении Америки, manifest destiny («предначертание судьбы»), «американская мечта» – все эти концепции и доктрины родились в первую очередь в сравнении, а точнее, противопоставлении Европе. Уже в нашем столетии появился ряд работ, посвященных анализу отношения американцев к Европе. Подчеркивая многоплановость и неоднозначность этих отношений, один из исследователей писал: «Европа всегда была для нас суровым отцом и доброй матерью, грозным врагом и храбрым союзником, хорошим учителем и непослушным учеником, постоянным побудителем и постоянным раздражителем». И далее: «Америка стала уникальной и великой именно потому, что была анти-Европой, Европа – эстетически привлекательной потому, что была анти-Америкой». Известный американский ученый Д. Бурстин определял эти отношения следующим образом: «До сих пор, когда мы начинаем говорить об уникальности Америки, мы почти всегда заканчиваем сравнением нас с Европой … В Соединенных Штатах примерно до начала нынешнего века понятия „американский“ и „европейский“ в меньшей степени использовались как конкретно географические термины, чем как логические антитезы».

К вопросу об истории

Американский характер складывался под воздействием множества факторов, и, чтобы понять его, надо прежде всего обратиться к истории. Правда, сами американцы свою историю не признают. Большинство из них с легкой снисходительной усмешкой скажут вам, что «истории у нас нет», что звучит странно для страны, заселенной еще в начале XVII века и получившей независимость уже в конце XVIII. Дело в том, что история американцам просто не нужна. Они устремлены в будущее, их не интересует, что было, для них важно, что будет.

«Совершенно новый мир» – такой представлялась далекая страна стремившимся в нее переселенцам. Большинство приезжало туда в поисках лучшей доли, для того, чтобы начать все с самого начала, чтобы тот, кто был никем, стал всем, а значит, только будущее имело значение. Может быть, именно поэтому в Америке так сильно поклонение всему новому. Для того чтобы продать что-то успешно, достаточно приклеить ярлык «новинка» – и успех обеспечен. Компания всегда отдаст предпочтение молодому, пусть неопытному, кадру перед старым. Никто так свято не верит в новые медицинские средства, как американцы, именно оттуда, как правило, начинают свой путь все модные лекарства.

Интересно, что, не признавая историю, американцы крайне бережно относятся к своим историческим памятникам. Не только все старинные (по американским масштабам) здания содержатся в чистоте и порядке, созданы целые исторические зоны, размах которых потрясает. Так, город Уильямсбург ( Вирджиния), рядом с которым было основано первое постоянное поселение, превращен целиком в памятник эпохи. Вся центральная часть его отреставрирована в стиле XVII века, и турист попадает в атмосферу того времени. Все открыто и живет своей жизнью – магазины работают, аптека продает старинные лекарства (во всяком случае, упаковки выглядят вполне старинно), в булочной пекут хлеб, в кондитерской делают сладости, все одеты в костюмы и даже говорят на старый манер. На городской площади время от времени кого-нибудь казнят, да так натурально, что радуешься, встретив потом «казненного» в соседнем баре. Солидный «дворецкий» местного «губернатора» вечером за пинтой эля рассказывает счастливым туристам, что и сам не понимает уже, где реальность, а где история. И таких мест по стране много. Конечно, коммерция и здесь не забыта, гостиницы стоят дорого (можно выбрать век, в котором ты хочешь жить), и недостатка в желающих нет, но можно было открыть еще пару Макдоналдсов и заработать те же деньги, не прилагая столько усилий.

В 1930-е годы, в трудный для американцев период депрессии, Дейл Карнеги разработал свою формулу американского успеха, одним из главных составляющих которого была улыбка. «Улыбайтесь – это самый простой путь произвести хорошее впечатление», – убеждал соотечественников Карнеги, и весьма успешно, судя по числу его последователей. Американская улыбка – один из символов американской жизни. Неудачникам, страдальцам, людям разочарованным и несчастным нет места в прекрасной новой жизни.

Культ «самого-самого»

Масштаб и размах свойственны американцам. У них все должно быть самым-самым – на меньшее они не согласны. Их чувства, речь, эмоции – все чуть-чуть преувеличено. Реклама таблеток от простуды, сделанная в Англии, показывает больного, которому явно стало лучше: нет красного носа, появились улыбка и желание выпить чаю. Герой американской рекламы непременно после приема средства сбросит халат и закончит день на спортивной площадке. Восторженные возгласы американских туристов уже много лет действуют на нервы населению различных стран мира. При этом им надо показывать только все «самое» – самую старую церковь, самую большую картину, самый громкий колокол, самый дорогой дворец. Американцы же высмеивают эту черту: герои одного популярного фильма во время поездки по стране посетили «самый большой моток бечевки» и «самую большую не пригорающую сковородку».

Формула успеха

Люди приезжали в Америку для того, чтобы быть счастливыми, поэтому оптимизм стал неотъемлемой частью американского образа жизни. Что бы ни происходило в твоей жизни, все хорошо, иначе и быть не может. «Don’t worry, be happy»(«Не волнуйся, будь счастлив»), – уговаривают рядового американца с экрана телевизора. Знаменитая американская форма приветствия, столь обижающая чувствительных русских, звучит как пароль и отзыв: «Как дела?», ответ должен быть непременно: «Все хорошо» и никак иначе. Рассказывают, что Галина Волчек провела своеобразный эксперимент: на вопрос «Как дела?» поспешно сказала: «А у меня муж утонул!», ответом ей была лучезарная улыбка: «О, прекрасно!»

Кумирами американцев становились государственные и политические деятели, бизнесмены и карточные шулеры, жулики и ковбои, охотники и грабители. Всех их объединяло главное – они были победителями, они добились успеха. Установка на успех, характерная для американского общества, породила интересный тип героя: нескладного, смешного, совершающего промахи, вызывающего улыбку, но всегда побеждающего в конце. Не каждый в реальной жизни был суперменом, а вот к успеху стремился каждый, так что подобные герои успокаивали, давали надежду, наконец, просто развлекали и, видимо, поэтому были особенно любимы.

Легендарный герой Дикого Запада Дэви Крокет был не только метким охотником, но и неисправимым хвастуном. Главный его подвиг – спасение Земли от замерзания. Этого он добился тем, что смазал медвежьим салом колеса машины, выпускавшей Солнце на небо. Он был знаменит и тем, что ловил енотов одной своей улыбкой – вот она сила американской улыбки! Не выдерживая ее, они сами слезали с деревьев. Однажды он даже принял участие в выборах: «Выборы, что простуда, – считал Дэви. – С любым это может случиться и каждый принимает участие в выборах». На речи своего оппонента он приводил крокодила, которому становилось скучно, и он широко зевал, показывая огромные зубы. В результате такого нехитрого хода оппонент удрал, а Дэви прошел в конгресс от своего штата.

Любимым развлечением другого героя американских мифов были прыжки с высоты. Произнеся свой девиз – «В жизни нет ничего невозможного!», он целовал флаг и прыгал. Среди его подвигов было даже покорение Ниагарского водопада. В конце концов он прыгнул так глубоко, что выплыл с противоположной стороны земли у берегов Австралии, где научил прыгать кенгуру.

Персонажи современных американских фильмов нередко напоминают мифологических героев. Да, есть подлинные «супермены» – большие и сильные, они не боятся трудностей и в одиночку противостоят всем врагам, чаще всего спасая ни больше ни меньше как все человечество. Но есть и другие, такие как Индиана Джонс, нескладный и все время попадающий впросак, вызывающий смех своим видом и поступками, или герои Брюса Уиллиса, столь любимые подростками всех континентов, часто пьяницы и неудачники, но все-таки спасающие мир от вечного зла.

Тотальное равенство

Важнейшим фундаментом американского государства являются принципы равноправия. Равенство полное и всеобъемлющее во всем: правах, обязанностях и возможностях, перед Богом, государством и людьми, равенство всех, независимо от цвета кожи, национальности, пола, разреза глаз, интеллектуальных способностей и так далее. И оно не только провозглашается, но и свято соблюдается – за этим внимательно следит каждый член общества, это одна из главных его привилегий. Вместе с тем нет, наверное, ни одной другой страны, относящейся к так называемой западной цивилизации, где были бы столь распространены разного рода предрассудки. Не только широко известная дискриминация негров, лишь в 1960-е годы получивших право ездить в одном автобусе с белыми, или индейцев, так до конца этих прав и не получивших, – но и гораздо более изощренные ее виды.

Существование многочисленных предрассудков на фоне повсеместного равноправия и равенства привело по крайней мере к двум важным последствиям. Во-первых, все борются за права. Женщины, дети, негры, индейцы, лесбиянки, толстые, худые, больные, здоровые – трудно найти категорию, которая не ощущала бы себя ущемленной. Если кто-то не может бороться сам, за него вступаются другие.

В штате Колорадо долгое время разбиралось запутанное дело: взбесившаяся белка покусала в парке прохожих, ее поймали и посадили в клетку, после чего возникла неразрешимая дилемма: судить ее не могли, держать в клетке – значит нарушить ее права, а выпустить на волю – опасно, снова кого-нибудь покусает.

Другим важнейшим следствием всеобщей борьбы за свои права стало явление так называемой «политической корректности», или, как иногда переводят это на русский язык, «общественной приемлемости». Особенно активно это движение стало развиваться с конца 1980-х годов. Суть его заключается в стремлении избежать терминов и формулировок, оскорбляющих представителей какой-либо группы людей. Прежде всего это коснулось расовых и этнических проблем: из английского языка было вычеркнуто и стало страшным ругательством слово «негр», сначала замененное словом «черный», а потом «афро-американец». Слово «индеец», правда, ругательством не стало, но было заменено на «коренной американец», а затем и на вовсе нелепое и потому не прижившееся – «америндеец». В разряд неприличных слов попали и другие: «глухой» стал «с недостаточным слухом», «старый» – «старшим гражданином», «бедный» – «человеком, преодолевающим финансовые трудности», и так далее.

Пострадали и некоторые классические произведения, созданные до эпохи политкорректности. Так, из школьных программ был удален роман М.Твена «Приключения Гекльберри Финна», в котором слово «ниггер» употреблено множество раз.

Явление политкорректности широко и повсеместно распространилось в американском обществе. Теперь надо быть очень внимательным во время разговора, особенно публичного. Промахов здесь не прощают: за некорректное слово можно не только потерять друзей, но и работу, и место в обществе, и даже попасть в тюрьму. «Словесное принуждение» было недавно признано видом сексуального насилия, а легкомысленный разговор с секретаршей о ее внешнем виде или, не дай Бог, ее формах лишил многих начальников их теплых кресел. Правда, теперь уже больше не шутят…

Крайне трудно стало снимать в Америке художественные фильмы: на одного белого положительного героя должен непременно быть по крайней мере один черный, одна умная женщина, желательно еще для цветовой гаммы не забыть хорошего «голубого» – причем всем им нельзя ни пить, ни курить. И весь этот коктейль должен еще иметь коммерческую окупаемость. Крайности этого явления порой высмеиваются самими американцами. Появились политически корректные сказки для детей, в которых Красная Шапочка, объединившись с Серым волком, избавляется от охотника, отстаивая права женщин и животных. Был составлен и особый юмористический словарь, согласно которому рекомендуется заменять, в частности, следующие популярные слова: «дурак – обладающий иной логикой, безграмотный – обученный по иной системе, наркомания – фармацевтическое предпочтение, воровство – нетрадиционный метод совершения покупок, жена – сексуальный работник без зарплаты, муж – легализованный насильник». Однако порой бывает трудно отличить, где кончается шутка и начинается правда, поэтому на всякий случай разговаривать лучше короткими фразами, типа пароль – отзыв.

Американский язык

Язык – та устойчивая нить, которая связывает американцев с Европейским континентом. Может быть, именно поэтому, стремясь, подобно подросткам, бросить вызов всему, что связывало с оставленной родиной, американцы очень рано занялись процессом словотворчества. Американский вариант английского языка появился очень давно. Так, в 1816 году была выпущена «Лексика, или собрание слов и фраз, которые считаются характерными для США», автор которой считал, что язык Соединенных Штатов «настолько отошел от образцового английского, что наши ученые, не теряя времени, должны приложить все усилия, чтобы восстановить его чистоту и предотвратить будущее разложение». Изменения в языке шли прежде всего по пути упрощения и огрубления в соответствии с идеалами демократии и с физически трудными условиями жизни переселенцев. В результате возник новый вариант старого языка, столь иногда отличный от оригинала, что сами американцы порой нуждаются в пояснениях. Сегодня наступила новая пора: американцы занялись очищением и возвышением своего английского. Интересно, что мысль о том, что это – их собственный язык и ничей больше, подспудно живет в американских гражданах: на вопрос преподавателя-иностранца «Как называется по-английски аристократическая вечеринка?» – студенты со смехом ответили: «У нас нет аристократии, а значит, нет и таких слов в языке».

Погоня за идеалом

Культ силы привел к отрицанию старости – согласно американской системе ценностей быть старым просто неприлично, поэтому масса сил и средств уходит на «омолаживание» – с помощью хирургов, косметологов, фармацевтов.

Еще хуже обстоит дело с фигурой: полный человек не считается полноценным, ведь он не смог похудеть, а значит, у него недостаточно силы воли, он неудачник или просто лентяй. Все идет в ход – лекарства, диеты, операции, но количество толстых и очень толстых людей от этого не уменьшается, только с каждым съеденным куском нарастает чувство вины. Характерны в этом плане названия американских пирожных – «Смерть от шоколада», «Шоколадное сумасшествие», «Дьявольский пирог».

Узаконенный рай

Американцы удивительно законопослушны. Жесткое безоговорочное подчинение законам и правилам – прежде всего результат исторического развития. Страна создавалась из ничего, старые европейские порядки отвергались, да и люди стекались сюда самые разные – не секрет, что среди них было много бежавших от закона, что, естественно, приводило к беспорядкам и анархии, а выжить и создать крепкое государство можно было только при условии строгого выполнения всех установок.

Опубликованная в журнале в 1885 году карикатура изображает пополнение населения Америки следующим образом: из далеких берегов (Европы) торчат три сточных трубы, на которых написано «Германия», «Россия», «Италия». Из них течет бесконечный поток людей самого отвратительного вида, в нелепых одеждах, с сальными волосами и длинными бородами, с ножами и пистолетами за спиной и в карманах, с чемоданами динамита в руках. На берегу их встречает юная красавица – Свобода, которая держит на поводке двух страшных псов, на ошейнике одного написано «Закон», у другого «Порядок», они закрывают вход в прекрасный мраморный дворец, где внутри видны спокойно обедающие люди в белом. Так, в аллегорической форме, изобразил карикатурист необходимость суровых мер, предпринимаемых для того, чтобы сохранить этот рай на Земле от посягательств злодеев, пытающихся пролезть в него.

Один известный американский журналист так описывает свой родной городок на севере Соединенных Штатов: чистота, тишина, покой, люди не запирают двери домов и даже точно не знают, где у них хранятся ключи, машины перед магазинами стоят с невыключенными моторами – просто рай безопасности. Как, почему? – удивляется читатель. Все очень просто, объясняет журналист. Представьте, что кто-нибудь украл из машины магнитофон и пытается его продать, но его просто никто не купит: «У меня уже есть один», – ответит потенциальный покупатель и тут же сообщит об этом в полицию. «А полиция приедет и расстреляет преступника на месте». «Вот почему, – заключает журналист, – в нашем городе нет преступности». Это, конечно, художественное преувеличение. Но, действительно, американцы панически боятся своей полиции. Благовоспитанный пожилой профессор крупного американского университета, будучи остановлен на дороге полицейским, которого заинтересовало, почему он так медленно едет (!), был на грани обморока от страха, когда он подавал в окошко документы, руки его тряслись. Тот же профессор, большой любитель ловли рыбы, рассказал, что каждый рыболов должен помещать лицензию на спине, чтобы она была видна издалека, иначе «все может быть» (расстрел на месте?).

Доводы здравого смысла, житейская логика – все это не имеет смысла при столкновении с американскими законами и распорядками. Самый знаменитый здесь пример – оформление документов на проживание или работу в стране.

Вот случай из жизни. Кубинский иммигрант несколько лет не мог получить вида на жительство, собранные им документы регулярно возвращались чиновниками как неполные. Проблема заключалась в том, что среди бумаг должны быть отпечатки всех пальцев обеих рук, а у незадачливого потенциального американца были ампутированы два пальца, что автоматически делало его документы недействительными.

Еще одна жизненная ситуация, удивляющая своей абсурдностью, – покупка алкоголя. В большинстве штатов покупать алкогольные напитки можно только по достижении 21 года. Даже не принимая во внимание завышенную возрастную планку, надо отметить, что каждый продавец имеет право спросить удостоверение личности у любого покупателя и, что интересно, очень часто это делает. Все понятно и даже правильно, если речь идет о молодежи. Но как себя чувствует сорокалетний человек, предъявивший университетский пропуск, в котором указано, что он профессор, фотографии вполне взрослых детей и множество других бумаг, ни одна из которых, к его несчастью, не содержит даты его рождения. Трудно предположить, что он все это фальсифицировал, чтобы обмануть продавца в магазине. Но ни при каких обстоятельствах, даже вызвав в гневе администратора, в этом случае он не сможет купить бутылку вина: закон есть закон, нет документа – нет бутылки.

Страх нарушить закон столь велик, что, даже находясь вдали от родины, американцы боятся отступить от правил. В замке Отард во Франции группа студентов американского университета смотрела с ужасом на предложенные им для дегустации коктейли, в состав которых входил местный коньяк, они переглядывались, пожимали плечами, морщились и так и не решились попробовать.

Ирония и шутки с властями неуместны. Один американский журналист рассказал о случае в аэропорту, когда он, утомленный длительным перелетом через океан, на вопрос-допрос таможенника – «Овощи? Фрукты?» пошутил: «Да, двести грамм апельсинов и полкило огурцов, пожалуйста», – за что едва не оказался за решеткой.

Надо отдать должное американской полиции: она на редкость эффективна и оперативна. Если у вас есть только небольшое подозрение о каком-либо нарушении порядка и вы сообщите о нем, можно быть уверенным, что через минуту полицейская машина будет у вашего дома, как будто она специально стоит за углом и ждет. При этом можно не волноваться, что вас отчитают за ложный вызов, если трупа нет, никого не убили и страхи оказались напрасными.

С законопослушностью связано и такое типичное явление для американской жизни, как передача информации властям, в русском варианте именуемая грубо «стукачество». Сосед сообщает в полицию о громкой музыке в доме у соседа, автомобилист – о замеченном им превышении скорости на дороге.

Известен случай, когда пьяный водитель глубокой ночью проехал на пустынной улице на красный свет, так на местную полицию обрушился шквал звонков. И это не доносительство, в нашем понимании, это поддержание «закона и порядка» в стране. Долгие годы внушения – «если не ты, то кто же», привели к тому, что каждый американец искренне верит в то, что в его руках спокойствие государства. Проявляется это в самых разных областях. Неожиданный пример, с которым сейчас нередко сталкиваются наши молодые люди, обучающиеся в США, связан с системой образования. Списывание и плагиат считаются самыми страшными преступлениями в американском университете. Студента, которого поймали на списывании, безоговорочно исключают из университета. Американские преподаватели, работающие в Москве, не могут понять либерализма своих российских коллег по этому вопросу, особенно же возмущает их тот факт, что студенты, как правило, «покрывают» своих товарищей и не сообщают о замеченном проступке. По их логике, имеет место нарушение университетского распорядка, значит, все как один должны бороться с ним.

В начале XX века в язык вошло и стало крайне популярным выражение «плавильный котел» (melting pot), в котором с помощью божественного огня все различные народы, попав в Соединенные Штаты, переплавляются в единое целое. Сегодня, правда, эта мысль менее популярна, и американцы предпочитают говорить о себе как о «миске салата» (salad bowl), в которой пестро перемешаны разные культуры, но выражение прижилось меньше, да и вкус-то все равно один.

Главное – не расслабляться!

Для американца очень важна его работа. Она занимает большое место в его жизни, ибо только так он может достичь успеха, признания и материального благополучия. Именно в Америке родился термин «трудоголик» (по образцу «алкоголика») – человек, который не может перестать работать и думает об этом всегда и везде. Следствием столь серьезного отношения к делу стало печально знаменитое неумение американцев отдыхать, расслабляться и получать удовольствие от жизни. Современный американец обращается к психоаналитику, принимает антидепрессанты, но это мало помогает. Ему неведомы многие плотские и духовные радости Старого Света. Общение не приносит заметного удовольствия – знакомых много, а друзей нет.

Многие отмечают приветливость и радушие американцев. Действительно, если вы приехали на новое место, можете быть уверены, что совершенно незнакомые люди, узнав о том, что вам нужна мебель или детские вещи, принесут вам во двор множество вещей от старого кресла-качалки до яйцерезки. Оказать помощь соседу – дело чести, каждый мог бы быть на его месте, дух взаимовыручки силен у нации переселенцев. Но на этом общение и заканчивается. Каждый, с кем вы познакомитесь, непременно скажет: «Надо обязательно как-нибудь встретиться и посидеть», – но это формула вежливости, наподобие «Как дела?», и за ней ничего не стоит.

Общение является частью социальной жизни американца, чем-то обязательным, как работа, поход за покупками, но только приносит меньше удовольствия. Поэтому и дружеские «вечеринки» в Америке напоминают, скорее, деловые мероприятия. Все собираются точно в назначенное время, ходят с одним на весь вечер бокалом по комнатам, обмениваясь ничего не значащими репликами, и уходят как раз в тот момент, когда в общении начинает чуть-чуть теплиться задушевность, так как время ухода гостей тоже оговаривается в приглашении и всегда свято соблюдается.

Торжество фаст-фуда

Еда, являющаяся для многих европейских народов источником удовольствия, поклонения и отдыха, для американца создает только ненужное неудобство. Во-первых, она отвлекает от работы, поэтому в Америке получила огромное распространение система «перекусов», когда пища принимается без отрыва от производства: в офисе, у станка, во время занятий.

Ильф и Петров, посетившие Америку в 1930-е годы, писали, что американцы «не едят, а заправляются едой, как мотор бензином». Преподаватели-иностранцы, работающие в американских университетах, поначалу крайне удивляются тому, что их студенты постоянно едят во время занятий, причем не конфету или печенье, а полноценные бутерброды, пиццы и жареную картошку. Объясняется это тем, что на еду уходит много денег, поэтому страну заполонили дешевые и, естественно, далекие от вкусных и натуральных продукты, а также прижилась система «собачкиных пакетиков», когда каждый может забрать из ресторана с собой недоеденную еду и доесть ее на другой день.

Наконец, культ молодости и худобы привел к тому, что для большинства жителей Соединенных Штатов каждый прием пищи сопровождается чувством вины за каждую лишнюю съеденную калорию. Где уж тут говорить об отдыхе и удовольствии!

Основной инстинкт

Единственное удовольствие, которое признают американцы, – это комфорт. Большинство товаров в Америке имеют телефон 24-часовой «горячей линии», так что в любое время дня и ночи можно быть уверенным, что вам помогут и дадут объяснения, как пользоваться шампунем, мылом, зубной ниткой или лаком для ногтей. Максимальное количество полезной информации содержится и на упаковке: на пакетике арахиса – «Перед употреблением удалите скорлупу», на бутылке с отбеливателем – «Не использовать как тару для напитков». Крутящееся кресло имеет инструкцию из 6 (!) пунктов, детально расписывающих порядок посадки в кресло. И судя по всему, это не лишние предосторожности. Известен случай, когда одна дама решила посушить свою любимую кошку в микроволновой печке, что, естественно, закончилось для кошки печально, а для дамы не так уж и грустно: она отсудила у компании круглую сумму под тем предлогом, что в инструкции не было указано, что в печи нельзя сушить кошек…

Американский путешественник, а американцы любят путешествовать, нуждается в еще большей опеке. Во-первых, все должно быть самым удивительным и интересным, так, чтобы потраченные деньги были оправданны. Еще Марк Твен иронизировал по этому поводу: «До сих пор мы встречали заграничных людей и заграничного вида предметы, но всегда вперемешку с предметами и людьми, которые были нам известны и прежде, и поэтому новизна обстановки во многом утрачивала свою прелесть. Мы жаждали чего-то вполне и совершенно заграничного – заграничного сверху донизу, заграничного от центра до окружности, заграничного внутри, снаружи и вокруг, чтобы ничто не разбавляло этой заграничности, ничто не напоминало о знакомых нам народах или странах земного шара».

Но тем не менее все должно соответствовать американскому уровню и стандарту жизни. Находясь в Италии или Франции – гастрономических центрах Европы, американец все равно будет получать удовольствие только от привычного гамбургера. Очень славный американский профессор-политолог, в задушевной беседе рассказывавший о своей жизни в Китае, самым запоминающимся эпизодом своего там пребывания назвал регулярные поездки на велосипеде на огромное расстояние, так как он нашел (здесь он хитро улыбнулся) «один магазин, где продавали кока-колу». Отсутствие привычных компонентов лишает американца способности радоваться жизни – американская туристка, приехавшая на 2 дня в Петербург, может устроить настоящую и вполне искреннюю истерику из-за того, что ей продали «фанту» без льда, и заставить весь автобус потратить 2 часа на его поиски.

Ну и, наконец, путешественник должен быть заранее готов ко всем трудностям заграничного путешествия (иначе он вполне может начать судиться с туристической фирмой).

Случайно подслушанный однажды инструктаж на берегу прекрасного итальянского озера Комо звучал следующим образом: «Вот эта денежка – тысяча лир, она только звучит такой большой, на самом деле это мало. Когда будете расплачиваться в магазине, внимательно считайте нолики, чтобы не ошибиться и не дать большую бумажку. Продавец, конечно, будет стараться вас обмануть, так что будьте внимательны и помните, что тысяча лир только звучит много, на самом деле это мало», – и так далее, в том же духе, до бесконечности.

Американские путеводители полны заботливых рекомендаций: «На паспортном контроле протягивайте паспорт твердо, не теребите его», «еду, слишком жидкую, чтобы есть вилкой, едят ложкой… Суповая ложка немного больше десертной и кофейной». А вот как согласно культурологическому справочнику выглядит рекомендация иностранным гостям: «Иностранцам бывает трудно разобраться, как себя вести в различных ситуациях. Например, если босс пришел к вам в кабинет и положил ноги на ваш стол, это говорит о его расположении, но отнюдь не означает, что вы можете сделать то же самое в его кабинете». Вот такая сложная система отношений!

Стремление к комфорту и удобству привело к интересным результатам: первопроходцы и покорители мустангов стали превращаться в изнеженных детей цивилизации и прогресса, для которых самое главное, чтобы все было привычно и просто, чтобы не надо было напрягаться ни физически, ни интеллектуально.

Загадка их души

Простота и наивность действительно отличают жителей Соединенных Штатов. Им свойственно детское восприятие мира, в котором есть только черное и белое, добро и зло, правда и ложь и нет полутонов, причем истинными всегда являются американские ценности. Американские студенты не могут понять русскую сказку «Морозко»: за что награждается девочка, обманувшая дедушку Мороза? Самым отрицательным героем «Анны Карениной» для них является Стива Облонский – он обманывает жену, тратит деньги, много ест и думает все время об удовольствиях, а самым положительным – Каренин, хороший семьянин, отличный работник, сама же коллизия романа представляется им искусственной: муж согласен на развод, любовник – на брак, из-за чего под поезд бросаться?

Наивность американцев особенно заметна при их столкновении с русскими. Они так искренне верят в непогрешимость и правильность своей системы, что не в состоянии почувствовать неправду, даже при всей их коммерческой хватке. Серьезный пожилой бизнесмен со слезами на глазах рассказывал о бедном художнике из России, который, приехав в Америку, перешел в новую веру, так как, войдя в их церковь, «почувствовал какое-то жжение в груди, как будто там вспыхнуло пламя». Тот факт, что этот переход означал еще вид на жительство, материальную помощь и даже крышу над головой, никак не связывался у бизнесмена с моментом «просветления». Это слишком цинично, чтобы представить такое.

Кстати, американцы по-своему религиозны, но это непонятная нам религиозность – очень практичная, очень политизированная, очень внешняя. Походы в церковь скорее похожи на общественные собрания, да и сами церкви больше напоминают клубы – голые стены, современная архитектура, яркий свет, микрофоны и сцена. Они религиозны, но не набожны – к американцам это слово применить невозможно.

Анна Павловская

 

Ярмарка идей: Мы их, мы новый мир построим

Как известно, особо тонкой и скрупулезной работой всегда славились ювелиры и золотых дел мастера. Были, правда, еще механики, способные научить железную нимфозорию танцевать кадриль, а также любители, готовые эту нимфозорию, сиречь блоху, подковать. Но все это было просто игрушками и украшениями, до тех пор, пока электроника не стала настолько миниатюрной и мощной, что научилась управлять тысячами различных устройств и обрабатывать информацию от миллионов сенсоров. Умным и маленьким микрочипам понадобились глаза и уши, а также руки и ноги, и технологи всерьез занялись миниатюризацией сенсоров, двигателей и механизмов. Изготовление микро-электро-механических систем (МЭМС) стало вполне самостоятельной отраслью промышленности и сегодня их можно встретить не только в исследовательских лабораториях, но и в быту, и на производстве.

Микромеханика

Традиционные технологии изготовления микродеталей имеют жесткий предел мелкости, определяемый размером обрабатывающего инструмента. Наиболее мелкие детали мы сегодня находим внутри обычных часов со стрелками. Причем неважно, механические это часы или электронные – все равно шестеренки, передающие движения стрелкам, настолько малы, что без специальной оснастки всю конструкцию не собрать и винтики не закрутить.

Но даже самое малюсенькое колесико и крошечный рубиновый камешек от часов покажутся огромными механизмами в сравнении с деталями современных микромашинок, изготавливаемых на тех же заводах, где делают микросхемы. Плоские моторчики диаметром 100 мкм и шестеренки толщиной 1 микрон сегодня уже никого особо не удивляют, и сейчас вовсю идет работа над созданием полезных изделий размером с рисовое зернышко.

Но любая микромеханика без встроенных микросенсоров будет слепа и сможет работать только по твердо заданной программе, как механическое пианино. И поэтому сегодня разного рода сенсоры активно интегрируются в состав микросхем. Уже имеются микропроцессоры, содержащие до 60 различных датчиков на одном базовом кремниевом кристалле. Причем изготавливается эта умная и чувствительная схема в едином технологическом процессе и является поистине интегральной, поскольку объединяет в себе не только тысячи резисторов и транзисторов, но и целую систему измерителей и исполнителей. Такая система способна не только “чувствовать”, но и перемещать небольшие массы на вполне заметное расстояние.

Одним из наиболее массовых изделий такого рода являются датчики столкновения, инициирующие надувание подушек безопасности в современных автомобилях. Микропроцессор постоянно анализирует сигнал от микроакселерометра, и если ускорение автомобиля превышает опасный предел, мгновенно принимает решение об активации системы безопасности. Самыми же популярными являются полупроводниковые интегральные датчики давления, используемые в медицинских тонометрах и автомобильной автоматике, а также датчики силы, помогающие взвешивать на весах продукты и прочие предметы.

Микротехнологии

Главные орудия производства микромеханических устройств – это свет и химические реакции. Проецируемые на кремниевую пластину (вейфер), как на экран, различные изображения с фотографической точностью формируют нужные структуры, причем и проявка, и нанесение фоточувствительного слоя могут быть многократными, так же как и растворение лишнего материала, и наращивание новых слоев кремния и его соединений, а также металлических проводников.

Технологический процесс изготовления простейшего механизма состоит из десятков стадий и занимает долгие часы. И только благодаря тому, что обработку одновременно проходят сотни кремниевых пластин с тысячами шестеренок на каждой, возможен массовый выпуск сложных микромеханизмов по вполне приемлемой цене за штуку. Химия вместе с фотолитографией сегодня творит чудеса, и так же как при изготовлении микропроцессоров, детали микромеханизмов наращиваются послойно, скрепляясь между собой тонкими перемычками из диоксида кремния. И только когда “выращены” все шестеренки и закреплены все оси, система “размораживается” с помощью кислоты и приходит в движение.

Современная микромеханика не просто эксплуатирует разработанные микроэлектроникой технологии, но и поставляет жизненно необходимые компоненты для микропроцессорных устройств. Интегрированные в состав микрочипа микрофоны и миниатюрные динамики – свидетельство того, что сотовый телефон размером с маленький наушник – совсем даже не фантастика.

Кремний – не единственный претендент на основной материал микромеханики: фотоотверждаемые полимеры, оказывается, можно использовать не только в качестве зубных пломб, но и при изготовлении объемных микроконструкций. В этом случае формирование твердой основы механизма происходит путем сканирования объема полимера сфокусированным лазерным лучом. Для того чтобы избежать частичной полимеризации материала по всей длине светового луча, используют специальные химические реакции, протекающие наиболее интенсивно в присутствии двух лазерных лучей с разными длинами световых волн. Таким образом, полимеризация, то есть затвердевание жидкого полимера, происходит только в областях пересечения двух световых потоков. Лазерная технология позволяет создавать микроизделия самой причудливой формы и допускает полную автоматизацию процесса, однако в этом случае уже невозможно одновременное изготовление большого числа микромеханизмов, как это происходит в случае использования метода фотолитографии. Еще шире круг обрабатываемых материалов и меньше размер готовых изделий становятся при использовании мощных ионных пучков. Используя поток протонов, можно делать механизмы с поистине нанометровым размером. Только вот законы квантовой механики немного отличаются от законов классической, и поведение машин с шестеренками всего из нескольких миллионов атомов будет совсем не похоже на работу привычных часов.

Микромедицина

Миниатюрная подводная лодка, изготовленная немецкой фирмой «Микротек», пока плавает по моделям кровеносных сосудов, заполненным водой. В перспективе, когда у нее кроме гребного винта появится еще и миниатюрная фреза, такую подлодку можно будет использовать для очистки сосудов. Правда, пока это изделие – не автономно, и для вращения винта используется внешнее переменное магнитное поле, однако корпорация «Тошиба» уже изготовила нормальный электродвигатель диаметром 0,8 мм и весом •4 миллиграмма для такого рода «субмарин», и теперь дело – за миниатюрным, но мощным топливным элементом, использующим в качестве окислителя кислород, переносимый красными кровяными тельцами – эритроцитами. Исследователи из Калифорнийского университета в Беркли разработали роторный двигатель внутреннего сгорания мощностью 26 милливатт и диаметром ротора 1 мм, но все равно проблема горючего для таких микромашин остается крайне актуальной, поскольку энерговооруженность падает пропорционально микроскопическому объему, а проходимые расстояния остаются вполне макроскопическими. Над задачей питания микророботов специалисты трудятся постоянно, но здесь успехи пока не столь значительны, как в миниатюризации шестеренок. Сегодня уже не только фантасты, но и серьезные ученые рассуждают о том, что полезного может сделать маленький и умелый робот, плавающий по нашим кровеносным сосудам, блуждающий по пищеводу или ждущий факта оплодотворения в фаллопиевой трубе…

Все, что человек умеет делать самодвижущимся и самодумающим, базируется сегодня на электрических явлениях. Электрический ток в микропроцессоре выполняет логические операции, и он же – в электродвигателе – заставляет ротор крутиться. Искусственные мышцы пока малоэффективны, и вся искусственная механика оживает благодаря различным электростатическим и магнитным движителям. Миллионы миниатюрных двигателей, способных за считанные секунды изменить угол обзора космического телескопа или геометрию крыла самолета, кардинально улучшают все характеристики исходных устройств, заставляя разработчиков трудиться не покладая рук, а правительство – изыскивать дополнительные бюджетные средства. Сегодня ученые разрабатывают технологии изготовления и сборки микромеханизмов, а завтра – встроенные микрочипы не только станут кредитной карточкой, но и будут вести постоянный мониторинг нашего самочувствия, выдавая рекомендации по режиму дня и советуя, где лучше пообедать и в какой клинике подлечиться. 

Владимир Решетов

 

Петербургу-300: «Ирой спокоен – конь яростен»

В апрельском номере журнала мы перенесемся из «царства барокко» императрицы Елизаветы Петровны в Петербург времен Екатерины Великой. В конце XVIII века город на Неве уже по праву именовался «блистательным Санкт-Петербургом». Молодая и стремительно развивающаяся Северная столица предстает перед нами такой, какой видел ее французский скульптор Этьен Фальконе, которому довелось создать один из символов Петербурга – знаменитого Медного всадника. Проект «Санкт-Петербург. 1703—2003», посвященный 300-летнему юбилею города, журнал осуществляет совместно с Международным благотворительным фондом имени Д.С. Лихачева.

Ранним утром 10 сентября 1777 года Этьен Морис Фальконе проснулся от истошных криков прислуги и ржания коней во дворе. «Пожар!» – подумал он и стал поспешно одеваться, но, взглянув в окно, замер от неожиданности. Напротив его дома, стоящего на Морской улице, вместо привычного, надоевшего пейзажа – низеньких домиков и болотистого Адмиралтейского луга за ними – расстилалось огромное водное пространство, покрытое волнами, А на дом, закрывая свет в окне, надвигался огромный корабль. ..

Это было утро Первого Великого наводнения в Петербурге. Несчастье пришло, как всегда, внезапно, После полуночи резко усилился ветер с запада, стал «жестким», и в 5 утра Нева выступила из берегов «и наводнила мгновенно низменные части города». Да так, что по Невскому и другим улицам люди плавали на лодках. Высота воды в то утро достигла 310 см выше ординара. Так было потом только дважды – в 1824 году (410 см) и в сентябре 1924 года (369 см). Бешеный ветер с моря нес по воздуху сорванные с крыш листы железа и черепицу, разбивал стекла, выламывал рамы в Зимнем дворце, где находилась императрица Екатерина II. Множество судов и барок, вошедших в Неву, сорвало с якорей. Буря швыряла их друг на друга, выбрасывала на берег. Как писала императрица М. Гримму, на разрушенной Дворцовой набережной громоздились корабли. На Васильевском острове корабль из Любека не просто вынесло на берег, а забросило в стоящий в отдалении лес. Тогда же фактически погиб Летний сад – множество могучих деревьев повалило, сооружения разрушило водой.

… Вода угрожающе поднималась и уже подступила к окнам спальни Фальконе на втором этаже. Но ближе к полудню ветер неожиданно стих, Нева, а потом и Мойка вошли в берега. Как только вода спала, Фальконе выскочил из дома и поспешил в литейную мастерскую, находившуюся возле Адмиралтейства, Там стояла только что отлитая конная статуя Петра Великого – главное детище Фальконе…

Между тем город представлял собой зрелище ужасающее: трупы людей и животных, поваленные заборы, принесенные водой лес и дрова, мелкие и крупные суда, сломанные деревья – все это громоздилось в невероятном хаосе среди полуразрушенных домов, у которых были сорваны крыши, разбиты окна. Все погреба и склады оказались затоплены, товар перепорчен, купцы несли огромные убытки. Только рыбы было везде в достатке – после внезапного ухода воды ее находили в самых неожиданных местах; в погребах, подвалах, комнатах, прямо на улице…

Мастерская, по счастью, пострадала не сильно. Там уже был сын скульптора Пьер-Этьен со своей женой Мари Анн Колло – помощницей Фальконе-отца. Сын приехал в Петербург совсем недавно, в 1773-м, сам же Фальконе жил тут уже 11 лет. Еще в 1766 году его пригласила Екатерина II для создания памятника Петру I. Здесь же он получил даже звание академика Академии художеств, но так и не смог привыкнуть к этому городу, климату, народу. Парижанина не переставал удивлять стиль жизни русской столицы, ее необыкновенные контрасты.

Город при Екатерине II бурно жил и быстро изменялся и к концу XVIII века обогнал по численности Москву– в нем жили больше 200 тысяч человек. Но не многолюдством примечателен был екатерининский Петербург. Его судьбу в ту пору определяло место, занятое Россией в царствование Екатерины II. Город стал одним из центров мировой политики, резиденцией великой государыни, более трети века со славой правившей огромной империей, – экономическая и военная мощь России тогда достигла расцвета и поражала современников. Австрийский император Иосиф II писал, что Екатерина в состоянии произвольно назначать курс рубля и даже если она заведет кожаные деньги, то и их будут принимать – так сказочно богата была Россия.

Не было в Европе более пышного двора, чем русский двор в Петербурге. Расходы на него в год смерти Екатерины II (1796-й) составляли гигантскую сумму, равную почти 12% всех государственных трат! Имперское могущество отпечаталось и на облике города. Об этом можно было судить по пышным празднествам, парадам на его площадях, по самому стилю жизни петербуржцев. В екатерининское время особенно ярко проявился «ментальный» конфликт с Москвой. Щегольское, новое, западное, стремительное, но в то же время – черствое, холодное, отторгающее человека петербургское начало противопоставлялось старорусскому, хлебосольному, доброму, но – ленивому, инертному, непредприимчивому московскому. Отсвет двора, некая особая осведомленность о положении дел «в высших сферах» даже петербургскому лакею, приехавшему с барином в Москву, придавали значительность и важность.

Тот, кто помнил елизаветинский Петербург, сразу же заметил бы произошедшие с городом перемены – на его просторах воцарился совсем иной архитектурный стиль.

Особую прелесть городу придали новые гранитные набережные. Первой из них была набережная по левому берегу Невы, от Галерного двора до Литейного двора, с разрывом напротив Адмиралтейства для спуска кораблей. Ее построили в 1763—1788 годах вместе с тремя мостами – Эрмитажным, через Зимнюю канавку, Верхнелебяжьим, через Лебяжью канавку, и Прачечным, через Фонтанку. Позже, в 1779-м, начали облицовывать гранитом выходящие на Неву стены Петропавловской крепости.

Число мостов через реки и каналы города к этому времени было уже достаточно велико, хотя главным средством переправы по-прежнему оставались бесчисленные лодки перевозчиков. Они стояли в наиболее оживленных местах, и любой человек мог за копейку быстро перебраться на другой берег. Те же, у кого лишних денег не было, шли к мостам. Кроме Исаакиевского был уже построен Вознесенский мост через Неву (выше современного Литейного). Жители пользовались также Сампсониевским (Гренадерским) и Тучковым, который тогда называли Никольским. Многие из мостов Петербурга были так называемыми наплавными, или плашкоутными. Они сооружались из цепи стоявших на якоре и связанных между собой барж, а поверх укладывали бревна и доски, составлявшие покрытие моста. На зиму плашкоуты отгоняли к берегу, а люди переправлялись уже по льду. Правда, с 1779 года главный мост через Неву – Исаакиевский – оставался на всю зиму.

На смену вычурному барокко пришел строгий и величественный классицизм. Произошло же это почти в конфликтной ситуации, когда в начале 1760-х гений барокко Ф.Б. Растрелли спланировал в свойственной ему манере новый Гостиный двор, на углу Садовой и Невского проспекта. Взошедшей на престол летом 1762 года Екатерине II проект Расстрелли не понравился, в чем ее сразу и горячо поддержали купцы – ведь им предстояло платить немалые деньги за все барочные завитушки! И тогда проектирование Гостиного двора было поручено Ж. Валлен-Деламоту – французу, ставшему с 1759-го академиком Академии художеств. Великий Расстрелли, обиженный, отошел от дел – его время прошло.

Валлен-Деламот работал в стиле классицизма, который отвечал вкусам императрицы и соответствовал мировоззрению эпохи Просвещения. Это не означало, что здания елизаветинского барокко стали разрушать или перестраивать. Нет! Особенность той эпохи состояла в умении зодчих органично сочетать новую и старую архитектуру. Считается, что классицизм в России в своем развитии прошел определенную эволюцию. Сначала в нем было сильно влияние идей французского классицизма. В этом стиле работал Валлен-Деламот. С начала 1760-х он строил не только Гостиный двор, но и Малый Эрмитаж, Академию художеств (вместе с А.Ф. Кокориновым), Новую Голландию (вместе с С.И. Чевакинским). Затем, примерно с 80-х годов XVIII века, на место возвышенной и несколько суровой архитектуры французской школы пришли ясные, изящные формы, уходящие корнями к гению итальянской архитектуры XVI века Андреа Палладио. В Петербурге стали популярны многочисленные постройки Джакомо Кваренги – здание Академии наук, Эрмитажный театр, Александровский дворец в Царском Селе. Позже Кваренги построил Конногвардейский манеж и Смольный институт. С Кваренги соперничал Чарлз Камерон – создатель знаменитой Галереи в Царском Селе, а также Павловского дворца, строительство которого началось в 1780 году. В том же ряду архитекторов находился Н.А. Львов – талантливый самоучка, создатель Главного почтамта. Конечно, было немало ярких мастеров с собственной манерой, которая не укладывалась в схему классицизма: они пытались совместить в своих творениях принципы барокко и классицизма. Таков был Антонио Ринальди – создатель Гатчинского и Мраморного дворцов, в которых чудесным образом достигнута гармония этих стилей. И тем не менее классицизм победил и стал определять внешний вид города. Императрица не уставала украшать, как она шутила, свое «бывшее утиное гнездо». Она любила новый, щеголеватый вид города, ласково называла его в письмах: «Моя чопорница, моя столица!»

… Фальконе с сыном и невесткой из мастерской пошли к Неве, где возвышался знаменитый Гром-камень – доставленная еще в 1770 году из Лахты огромная гранитная скала – пьедестал, на котором предполагалось поставить конную статую Петра.

Фальконе рассказал сыну, как изобретательно доставили из Карелии эту махину и как ювелирно точно ее сгрузили на берег. Для народа, столпившегося вокруг, это было грандиозное, фантастическое зрелище – каменная гора «сама» сползла с судна и «покатилась» к указанному месту по желобам на десятках медных шаров.

Но скоро начались проблемы – Фальконе намерен был придать скале нужную форму, обработав ее, а кругом возражали – погубить такой красивый «дикий» утес! Как можно! Но Фальконе был упрям: «Я делаю пьедестал для статуи, а не наоборот!». Еще в Париже у него созрел необычный план монумента – всадник должен не просто стоять на скале, а взлететь на нее как будто с разгона, в энергичном движении. Возле мастерской был построен специальный помост, на который сотни раз подряд на глазах скульптора влетали и застывали всадники на лошадях из дворцовой конюшни. Глядя на Гром-камень, Фальконе поморщился: он вспомнил Ивана Ивановича Бецкого, своего формального начальника, который больше всех жалел «испорченную» скалу…

Роль Бецкого в истории екатерининского Петербурга oгромна. Он пользовался особым доверием государыни, был ее советником во многих делах. Порой они даже бурно ссорились, но всегда быстро мирились. Ходили даже слухи, будто Бецкой – отец императрицы. На самом же деле, их объединяло иное, особое родство – они оба были «гражданами Республики Просвещения», мечтали усовершенствовать мир, вывести новую «породу» русских людей – умных, честных, законопослушных. Мысль о «выведении» новой породы людей из незаконнорожденных, брошенных и бедных детей не казалась нелепой. Недаром Бецкой был одержим внедрением в русскую жизнь западной новинки птицеводства – инкубаторов. Неким человеческими «инкубаторами», по его мысли, должны были стать созданный по проекту Бецкого Воспитательный дом, а потом, в 1764-м, – знаменитый Смольный институт. Но этим дела Бецкого не ограничивались. Он был не только своеобразным «министром просвещения», но и «министром культуры»: в его ведении находились Академия художеств, театры и Канцелярия от строений, занятая застройкой города. А дело это было необыкновенно важное, ибо с 1760-х годов Петербург переживал настоящую архитектурную революцию. Новые идеи классицизма требовали иных, чем раньше, пространственных масштабов и форм. Речь шла о внедрении в городскую застройку не просто отдельных дворцов и усадеб, а целых ансамблей, единых комплексов зданий, объединенных идеей классической гармонии. В 1762 году под началом Бецкого учредили «Комиссию каменного строения Санкт-Петербурга и Москвы», занятую планировкой столиц. Комиссия объявила конкурс на новый генеральный план, целью которого было «намерение привести город Санкт-Петербург в такой порядок и состояние и придать оному такое великолепие, какое столичному городу пространственнейшего государства прилично», Императрице понравился проект архитектора Квасова, который не упустил ничего, что бы способствовало уплотнению застройки, «наполнению середины его знатным строением». Именно Квасов предложил создание цепи центральных площадей, которые потом вытянулись в великолепную анфиладу Дворцовой, Адмиралтейской и Петровской площадей. Не забыл он и о такой практической задаче, как «непрерывное связывание улиц» с помощью сквозных магистралей, мостов и проездов – вдоль левого берега Невы, от Галерного двора до Литейного. Это было едва ли не главное условие нового проекта. Деятельность Бецкого и возглавляемой им Комиссии на десятилетия определила развитие города.

…В конфликте Бецкого и Фальконе не было правого и виноватого: оба были самолюбивы, горячи и прямолинейны. Ссоры начались сразу же по прибытии Фальконе. Бецкой пытался давать скульптору указания, а тот жаловался на куратора самой государыне, Бецкой советовал Фальконе подражать великолепной статуе Марка Аврелия, но Фальконе упрямо шел своим путем. При этом француз был капризен, вечно всем недоволен, да к тому же категорически отказывался брать русских в ученики. Еще в Париже он поразил своих русских нанимателей тем, что не согласился на предложенный гонорар в 300 тысяч ливров, сказав, что работа будет стоить 200 тысяч, а лишнего ему не нужно. В Петербурге же он изматывал Бецкого требованиями разного рода, потом запросил 200 тысяч ливров прибавки, но их ему уже не дали… От обидных споров с Бецким Фальконе отвлекали работа над монументом да вид просторной Невы* снесшей свои мосты и неудержимо катившей свои мутные после наводнения воды к морю…

Фальконе в мастерской, дома, во время прогулок вдоль Невы постоянно ощущал себя в центре огромной стройки, каковой и был Петербург в течение всего XVIII века. Он видел то, что мы видим теперь на тогдашних гравюрах; всюду рабочие, которые мостят камнем тротуары, обрабатывают гранитные блоки набережных или тащат кирпич по шатким строительным лесам. Весной город наполняли сезонные рабочие – плотники, каменотесы, мастеровые из разных губерний.

Каждое утро тысячи людей шли на многочисленные стройки, толпы простонародья заполняли улицы, торговые площади, лабазы, склады, рынки, а их в городе было целых 14. На набережных и каналах разгружали прибывшие в Петербург барки. В те времена город снабжался, подобно Венеции или Амстердаму, водным путем. Более 5 тысяч барок и столько же плотов ежегодно заполняли Неву, теснясь в городских каналах. Огромные барки со специальными трюмами, позволяющими свободно проходить в проточной воде, везли в Петербург живую рыбу – осетров и стерлядей. Последних, впрочем, можно было поймать и перед Петропавловской крепостью, с чего и начинался торжественно летний сезон.

Огромный город с его пестрым населением, смешением разных народов, лиц, сословий оставлял у наблюдателя странное впечатление. «Петербург, – писал француз Сегюр, – представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона, с другой – купцы в азиатских одеждах, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда стопорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминали скифов, даков, роксолан и готов… Но когда эти люди на барках или на возах поют свои мелодичные, хотя и однообразно грустные песни, сразу вспоминается, что это уже не древние свободные скифы, а москвитяне, потерявшие гордость под гнетом татар и русских бояр».

Сегюр верно подметил истоки поразительных контрастов Петербурга. Он писал, что «вопреки всему обаянию роскоши и художества там власть ничем не ограничена, навсегда будут только господин и раб, как бы красиво ни именовали их». Немудрено было прийти к такому заключению, читая в газете объявления: «Продается 30-ти лет девка молодая и гнедая лошадь. Их видеть можно…» и далее указывался адрес. Авантюрист и развратник Казанова купил молоденькую девушку за ничтожную для него сумму, причем на вопрос, когда можно оформить свою покупку, его русский спутник ответил: «Хоть сейчас, коли хотите, и вздумай вы набрать себе целый гарем, так стоит лишь молвить одно слово, в красивых девушках недостатка здесь нет».

Фальконе, выходцу из галантной Франции, были непривычны толпы дворни, жившей в богатых домах помещиков, отвратительные сцены дворянского быта с постоянным унижением людей и даже побоями. Сама Екатерина II – женщина добрая, не могла добиться, чтобы слуг не били хотя бы в ее дворце, а уж что творилось в помещичьих домах, нередко имевших в подвалах или на конюшнях настоящие камеры пыток для «хамов» и «хамок», и говорить не приходится.

Удивительно, но за 12 лет жизни в Петербурге Фальконе встречался с императрицей всего лишь пару раз – по каким-то неизвестным нам причинам Екатерина избрала письменную форму общения с ним, и до нас дошел почти целый томик этой пространной переписки. А между тем Зимний дворец – великолепное обиталище Екатерины – был в двух шагах от мастерской скульптора.

Знать развлекалась за картами и в клубах, среди которых выделялся открытый на Галерной улице в 1770 году «Аглинский клуб», насчитывавший всего с полусотню членов. Некоторые «простаивали» кандидатами в члены клуба всю жизнь, хотя проиграться в карты в пух и прах можно было и во многих других местах. Галерная была вообще своеобразным сколком с Лондона – на ней во множестве жили англичане, да не случайно и набережная поблизости называется Английской (как говорили в XVIII веке, «Аглинская»). Тогда можно было взойти на корабль в Лондоне, сойти с него на Английской набережной и практически не почувствовать разницы – тот же туман, та же английская речь.

Зимний дворец был закончен Растрелли в 1762 году и представлял собой выдающееся произведение архитектурного искусства. Невская анфилада залов тянулась на 160 метров вдоль Невы. Все залы были пышно украшены резьбой и росписями, став великолепной сценой для придворных торжеств. «Вся обстановка бала, – вспоминает Казанова, попавший на бал в Зимний в 1765 году, – представляла зрелище причудливой роскоши в убранстве комнат и нарядах гостей, общий вид был великолепный». Англичанин У. Кокс, посетивший петербургский бал в 1778 году, был практически того же мнения: «Богатство и пышность русского двора превосходят самые вычурные описания. Следы древнего азиатского великолепия смешиваются с европейской утонченностью, блеск придворных нарядов и обилие драгоценных камней оставляют за собой великолепие других европейских государств». И хотя во дворце собралось в тот день около 8 тысяч человек, вся эта толпа не смешивалась со знатью, которая отплясывала под ту же музыку, но за низеньким барьером.

Возможно, на таких празднествах бывал и Фальконе, тем более что его ученица, скульптор Колло, была вхожа во дворец. Но ни она, ни Фальконе никогда не попадали на праздники и вечера в Эрмитаже, где можно было увидеть императрицу, поговорить с ней, сыграть в фанты, карты или на бильярде и даже оказаться рядом в русском хороводе. Эрмитаж – приют уединения и покоя, создавался Екатериной не в отдаленном пригороде, а рядом с Зимним дворцом. Висячий сад с аллеей берез, Зимний сад с редкими растениями и птицами, а главное – множество произведений искусства, создавали мир нового парадиза.

В зданиях Малого (Валлен-Деламот, 1764—1767 годы) и Старого (Фельтен, 1771—1784 годы) Эрмитажей были собраны коллекции картин выдающихся мастеров, античная скульптура, камеи, монеты, книги. В Алмазной комнате сверкали драгоценности русских царей. Если человека приглашали на «эрмитаж», то это казалось редкой милостью, которой следовало умело воспользоваться. В непринужденной обстановке, «без чинов» и церемоний проницательная государыня узнавала, чем дышит кандидат на государственный пост, как ведет себя с людьми, и уже после этого выносила окончательное решение: «Хорош! Назначайте» или «Опять, Алексей Александрович, вы мне дурака привели!»

К этому времени Петербург стал крупнейшим портом. На него приходилась половина внешней и две трети морской торговли страны. Купцам было крайне выгодно торговать здесь. Порт на стрелке Васильевского острова был переполнен судами, которые приходили из 18 стран Европы. Стали появляться корабли и из Северо-Американских Соединенных Штатов. Некоторые шкиперы из Бостона и других городов Массачусетса сделали торговлю с Россией своим основным занятием. Они плавали через океан десятки раз и даже называли свои корабли «русскими» именами – «С.-Петербург», «Нева» и так далее. В Америку из России они везли множество разных товаров, преимущественно – железо, холст, юфть, кожу, пеньку, сало, лен, а также миллионы гусиных перьев. Это позволяет историкам в шутку предполагать, что Декларация независимости США была подписана 4 июля 1776 года перьями русских гусей.

Фальконе и другие французы не скучали в Петербурге, Любители музыки объединялись в музыкальные филармонические клубы, члены которых делали взносы на содержание оркестра и могли слушать его без ограничений. Праздники в домах вельмож мало чем уступали в великолепии дворцовым. Регулярными стали так называемые «дворянские балы». Самые богатые дворяне держали «открытый стол». Это означало, что если человек получил от хозяина приглашение пообедать, то мог отныне появляться за столом хоть каждый день. «Причем, – как писал мемуарист, – чем чаще бывали мы за этими радушными обедами, тем становились более дорогими гостями и как будто сами делали одолжение, а не принимали его».

Как и раньше, театр был одним из главных развлечений столичных жителей. Если в Эрмитажном театре собиралась на французские пьесы только избранная, сверкающая бриллиантами публика, то в других театрах обстановка и публика были гораздо более демократичными. С восторгом смотрели зрители «Мота, любовью исправленного» В.И. Лукнина, творения Д.И. Фонвизина «Бригадир» и «Недоросль». Гром аплодисментов, точнее, по традиции того времени, дождь бросаемых на сцену кошельков, вызывала игра П.А. Плавильщикова, С.Н. Сандунова, Т.М. Троепольской. Непревзойденным комиком был тогда Яков Шумский.

В начале 1780-х годов в Петербурге открылся каменный Большой театр, поразивший всех своей величиной и внутренним убранством. Современник писал: «Театр построен в новом роде, совершенно еще не известном в здешнем краю. Сцена очень высока и обширна, а зала, предназначенная для зрителей, образует три четверти круга». Самой популярной была комическая опера О.А. Козловского на темы народных сказок «Мельник, колдун, обманщик и сват». Музыку для спектаклей, как здесь, так и в Эрмитажном театре, писали итальянцы Галуппи, Траетта, Паэзиелло. Своими кантами славился Дж. Сарти, а в церковной хоровой музыке и камерных операх не было тогда равных Дмитрию Бортнянскому. При дворе и в лучших домах наслаждались игрой виртуозного скрипача, бывшего крепостного Е.И. Хандошкина, а когда с хоров особняков раздавались звуки популярнейшего полонеза О.А. Козловского «Гром победы раздавайся» на слова Г. Державина, мало кто мог оставаться равнодушным – так торжественна и величава была эта музыка, своеобразный гимн царствованию Екатерины II.

Впрочем, имперская столица не могла существовать не только без Эрмитажа или театра, но и без конных статуй. И Фальконе это отлично знал и упорно работал. А такого монумента великому основателю города, какой

стоял у Фальконе в литейном сарае, мир еще не видел. Осенью 1777 года он был уже почти закончен, оставались только штрихи. Но и силы мастера были на исходе. ,. Его сын и Колло решили вернуться во Францию: денег из казны не платили, более того, Екатерина прервала свою многолетнюю переписку с Фальконе и упорно молчала в ответ на отчаянные жалобы скульптора на Бецкого, бездарных помощников, ленивых рабочих. В общем, Фальконе решил уехать…Он потянул еще год и осенью 1778 года с тяжелым сердцем покинул русскую столицу. Его главное творение, его душа осталась здесь – совсем близко от берега Невы. Не довелось Фальконе видеть открытие своего памятника в 1782 году – его не пригласили… А жаль – зрелище было необыкновенное.

Дело Фальконе завершил Ю.М. Фельтен. Открытие памятника Петру Великому было обставлено как триумф империи и напоминало грандиозное театральное действо. Перед стоявшими в парадном строю войсками и бесчисленными зрителями, заполнившими площадь, предстала «дикая каменная гора», которая была не чем иным, как огромным футляром, декорацией из раскрашенной парусины. Когда на площадь прибыла государыня, в небо взвилась ракета, и «вдруг, – писали „Санкт-Петербургские ведомости“, – невиданным действием, к удивлению зрителей, изображенная каменная гора, унижаясь… и, наконец, исчезнув со всех сторон без остатка, так что ни малаго следа не осталось, показала изумленным очам зрителей Петра на коне, как будто бы из недр оной внезапно выехавшего на поверхность огромного камня с распростертою повелительною десницею». В тот же момент небо раскололось от грохота пушек с Невы, раздался треск беглого ружейного огня всех стоявших на площади полков.

До сей поры Медный всадник, как стали называть статую в XIX веке, поражает необычайной мощью, самодержавным величием и даже какой-то магической силой, как будто исходящей от него. Кажется, что именно в этом месте находится сердцевина города, и пока могучий всадник вздымается на скале – город будет стоять на этих берегах…

Евгений Анисимов, директор исторических наук, профессор

 

Досье: Ледниковый период

Иногда можно слышать утверждение, что ледниковый период уже позади и человеку в дальнейшем не придется сталкиваться с этим явлением. Это было бы справедливо, если бы мы были уверены в том, что современное оледенение на земном шаре – всего лишь остаток Великого четвертичного оледенения Земли и неминуемо вскоре должно исчезнуть. На самом деле ледники продолжают оставаться одним из ведущих компонентов окружающей среды и вносят важный вклад в жизнь нашей планеты.

Образование горных ледников

По мере подъема в горы воздух становится все холоднее. На некоторой высоте зимний снег не успевает стаять за лето; из года в год он накапливается и дает начало ледникам. Ледник – это масса многолетнего льда преимущественно атмосферного происхождения, которая движется под действием силы тяжести и принимает форму потока, купола или плавучей плиты (если речь идет о покровных и шельфовых ледниках).

В верхней части ледника находится область аккумуляции, где идет накопление осадков, которые постепенно преобразуются в лед. Постоянное пополнение запасов снега, его уплотнение, перекристаллизация приводят к тому, что он превращается в крупнозернистую массу ледяных зерен – фирн, а затем под давлением выше лежащих слоев – в массивный глетчерный лед.

Из области аккумуляции лед перетекает в нижнюю часть – так называемую область абляции, где он расходуется преимущественно путем таяния. Верхняя часть горного ледника обычно представляет собой фирновый бассейн. Он занимает кар (или цирк – расширенное верховье долины) и имеет вогнутую поверхность. При выходе из цирка ледник нередко пересекает высокую устьевую ступень – ригель; здесь лед рассекают глубокие поперечные трещины и возникает ледопад. Дальше ледник сравнительно узким языком спускается вниз по долине. Жизнь ледника во многом определяется балансом его массы. При положительном балансе, когда приход вещества на леднике превышает его расход, масса льда увеличивается, ледник становится более активным, продвигается вперед, захватывает новые площади. При отрицательном – становится пассивным, отступает, освобождая из-подо льда долину и склоны.

Вечное движение

Величественные и спокойные, ледники в действительности находятся в непрестанном движении. Медленно текут вниз по склонам так называемые каровые и долинные ледники, растекаются от центра к периферии ледниковые щиты и купола. Это движение определяется силой тяжести и становится возможным благодаря свойству льда деформироваться под напряжением, Хрупкий в отдельных фрагментах, в обширных массивах лед приобретает пластические свойства, подобно застывшему вару, который колется, если по нему ударить, но медленно стекается по поверхности, будучи «сгруженным» в одном месте. Нередки и такие случаи, когда лед почти всей своей массой скользит по ложу или по другим слоям льда – это так называемое глыбовое скольжение ледников. Трещины формируются на одниx и тex же местах ледника, но так как в этом процессе участвуют каждый раз все новыe ледяные массы, то старые трещины, по мере перемещения льда от места их образования, постепенно «залечиваются», то есть смыкаются. Отдельные трещины протягиваются но леднике от нескольких десятков до многих сотен метров, их глубина достигает 20—30, а порой 50 метров и более.

Перемещение тысячетонных ледяных масс хоть и очень медленно, но производит огромную работу – за многие тысячи лет оно неузнаваемо преображает лик планеты. Сантиметр за сантиметром проползает лед по твердым каменным породам, оставляя на них борозды и шрамы, разламывая и унося их с собой. С поверхности Антарктического материка ледники ежегодно сносят слои горных пород толщиной в среднем 0,05 мм. Эта кажущаяся микроскопической величина вырастает уже до 50 м, если принять во внимание весь миллион лет четвертичного периода, когда Антарктический континент был наверняка покрыт льдом. У многих ледников Альп и Кавказа скорость движения льда – около 100 м в год. В более крупных ледниках Тянь-Шаня и Памира лед перемещается за год на 150—300 м, а на некоторых гималайских – до 1 км, то есть по 2—3 м за сутки.

Ледники имеют самые разные размеры: от 1 км в длину – у небольших каровых ледников, до десятков километров – у крупных долинных. Крупнейший в Азии ледник Федченко достигает в длину 77 км. В своем движении ледники переносят на многие десятки, а то и на сотни километров глыбы горных пород, упавших с горных склонов на их поверхность. Подобные глыбы носят название эрратических, то есть «блуждающих», валунов, состав которых отличается oт местных горных пород.

Такие валуны тысячами находят на равнинах Европы и Северной Америки, в долинах на выходе их из гор. Объем некоторых из них достигает нескольких тысяч кубометров. Известен, например, гигантский Ермоловский камень в русле Терека, на выходе из Дарьяльского ущелья Кавказа. Длина камня превышает 28 м, а высота – около 1 7 м. Источником их появления служат места, где соответствующие породы выходят на поверхность. В Америке это Кордильеры и Лабрадор, в Европе – Скандинавия, Финляндия, Карелия. И принесены они сюда издалека, оттуда, где когда-то существовали огромные ледниковые покровы, напоминанием о которых служит современный ледниковый щит Антарктиды.

Загадка их пульсации

В середине XX века люди столкнулись с еще одной проблемой – пульсирующими ледниками, отличающимися внезапными продвижениями своих концов, вне видимой связи с изменениями климата. Сейчас известны сотни пульсирующих ледников во многих ледниковых районах. Больше всего их на Аляске, в Исландии и на Шпицбергене, в горах Центральной Азии, на Памире.

Общей причиной ледниковых подвижек служит накопление льда в условиях, когда расход его затруднен узостью долины, моренным покровом, взаимным подпруживанием основного ствола и боковых притоков и т.п. Такое накопление создает условия неустойчивости, вызывающие сток льда: большие сколы, разогрев льда с выделением воды в процессе внутреннего таяния, появление водной и водно-глинистой смазки на ложе и сколах. 20 сентября 2002 года в долине реки Геналдон в Северной Осетии произошла катастрофа. Из верховьев долины вырвались огромные массы льда, смешанного с водой и каменным материалом, стремительно пронеслись вниз по долине, уничтожая все на своем пути, и образовали завал, распластавшись на всей Кармадонской котловине перед грядой Скалистого хребта. Виновником катастрофы стал пульсирующий ледник Колка, подвижки которого неоднократно происходили и в прошлом.

У ледника Колка, как и у многих других пульсирующих ледников, затруднен сток льда. В течение многих лет лед накапливается перед препятствием, наращивает массу до определенного критического объема и, когда тормозящие силы не могут противостоять сдвигающим, происходит резкая разрядка напряжения, ледник наступает. В прошлом подвижки ледника Колка происходили около 1835-го, в 1902 и 1969 годах. Они возникали, когда на леднике наращивалась масса в 1—1,3 млн. тонн. Геналдонская катастрофа 1902 гида произошла 3 июля, в разгар жаркого лета. Температура воздуха в этот период превышала норму на 2,7°, прошли сильные ливни. Превратившись в пульпу из льда, воды и морены, ледяной выброс преобразовался в сокрушительный скоростной сель, промчавшийся в считанные минуты. Подвижка 1969 года развивалась постепенно, достигнув наибольшего развития в зимнее время, когда количество талой воды в бассейне было минимальным. Это и определило относительно спокойный ход событий. В 2002 году в леднике накопилось огромное количество воды, ставшей спусковым механизмом подвижки. Очевидно, вода «оторвала» ледник от ложа и сформировался мощный водно-ледово-каменный сель. То, что подвижка была спровоцирована раньше времени и достигла колоссального масштаба, было обусловлено сложившимся комплексом факторов: неустойчивым динамическим состоянием ледника, уже накопившего массу, близкую к критической; мощным скоплением воды в леднике и под ледником; обвалами льда и горной породы, создавшими перегрузку в тыловой части ледника.

Мир без ледников

Общий объем льда на Земле составляет почти 26 млн. км3 , или около 2% всей земной воды. Эта масса льда равна стоку всех рек земного шара за 700 лет.

Если существующий лед равномерно распределить по поверхности нашей планеты, он покроет ее слоем толщиной 53 м. А если бы этот лед внезапно растаял, то уровень Мирового океана повысился бы на 64 м. При этом оказались бы затопленными густонаселенные плодородные прибрежные равнины на площади около 15 млн. км2 2 . Такое внезапное таяние произойти не может, но на протяжении геологических эпох, когда ледниковые покровы возникали, а затем постепенно стаивали, колебания уровня моря были еще большими.

Прямая зависимость

Огромно влияние ледников на климат Земли. В зимнее время В полярные области солнечной радиации приходит чрезвычайно мало, так как Солнце не показывается из-за горизонта и здесь господствует полярная ночь. А летом из-за большой продолжительности полярного дня количество поступающей от Солнца лучистой энергии больше, чем даже в районе экватора. Однако температуры остаются по-прежнему низкими, так как до 80% приходящей энергии снежный и ледяной покровы отражают обратно. Совсем иной оказалась бы картина, если бы ледяного покрова не было. В этом случае почти все приходящее летом тепло осваивалось бы и температура в полярных областях отличалась бы от тропической в значительно меньшей cтепени. Так что, не будь вокруг земных полюсов материкового ледникового покрова Антарктиды и ледяного покрова Северного Ледовитого океана, на Земле не было бы привычного нам деления на природные пояса и весь климат был бы гораздо более однообразным. Стоит массивам льда у полюсов растаять, как в полярных областях станет гораздо теплее, а на берегах бывшего Северного Ледовитого океана и на поверхности свободной ото льда Антарктиды появится богатая растительность. Именно так и было на Земле в неогеновом периоде – всего несколько миллионов лет назад на ней был ровный мягкий климат. Впрочем, можно себе представить и другое состояние планеты, когда она целиком покрыта панцирем льда. Ведь, раз образовавшись в определенных условиях, ледники способны разрастаться сами, так как они понижают окружающую температуру и растут в высоту, тем самым распространяясь в более высокие и более холодные слои атмосферы. Откалывающиеся от крупных ледниковых покровов айсберги разносятся по океану, попадают в тропические воды, где их таяние также способствует охлаждению вод и воздуха.

Если образованию ледников ничто не препятствует, то толщина слоя льда могла бы увеличиться до нескольких километров за счет воды из океанов, уровень которых непрерывно бы понижался. Таким путем постепенно все материки оказались бы подо льдом, температура на поверхности Земли понизилась бы примерно до –90°С и органическая жизнь на ней прекратилась бы. К счастью, этого не было на протяжении всей геологической истории Земли, и нет оснований думать, что такое оледенение может произойти в будущем, В настоящее же время Земля переживает состояние частичного оледенения, когда ледниками покрыта лишь десятая часть ее поверхности. Такое состояние отличается неустойчивостью: ледники либо сокращаются, либо увеличиваются в размерах и очень редко остаются неизменными.

Белый покров «голубой планеты»

Если взглянуть на нашу планету из космоса, можно увидеть, что отдельные ее участки выглядят совершенно белыми – это снежный покров, так хорошо знакомый жителям умеренных поясов.

Снег обладает рядом удивительных свойств, делающих его незаменимым компонентом на «кухне» Природы. Снежный покров Земли отражает больше половины лучистой энергии, приходящей к нам от Солнца, тот же, что покрывает полярные ледники (наиболее чистый и сухой), – вообще до 90% солнечных лучей! Впрочем, снег обладает и еще одним феноменальным свойством. Известно, что тепловую энергию излучают все тела, и чем они темнее, тем потери тепла с их поверхности больше. А вот снег, будучи ослепительно белым, способен излучать тепловую энергию почти как абсолютно черное тело. Различия между ними не достигают и 1%. Так что, даже то незначительное тепло, которым обладает снежный покров, быстро излучается в атмосферу. В результате снег еще больше охлаждается, и районы земного шара, покрытые им, становятся источником охлаждения всей планеты.

Особенности шестого континента

Антарктида – самый высокий континент планеты, средняя высота которого равна 2 350 м (средняя высота Европы 340 м, Азии – 960 м). Эта высотная аномалия объясняется тем, что большая часть массы материка сложена льдом, который почти втрое легче каменных пород. Когда-то он был свободен ото льда и ненамного отличался по высоте от других континентов, но постепенно мощный ледяной панцирь покрыл весь материк, а земная кора стала прогибаться под колоссальной нагрузкой. За прошедшие миллионы лет эта избыточная нагрузка, «изостатически компенсировалась», иначе говоря, земная кора прогнулась, но следы ее до сих пор отражены в рельефе Земли. Океанографические исследования прибрежных антарктических вод показали, что материковая отмель (шельф), которая окаймляет все материки мелководной полосой с глубинами не более 200 м, у берегов Антарктиды оказалась на 200—300 м глубже. Причиной этому служит опускание земной коры под тяжестью льда, ранее покрывавшего материковую отмель толщиной 600– 700 м. Сравнительно недавно лед отсюда отступил, но земная кора еще не успела «разогнуться» и, кроме того, она удерживается льдом, лежащим южнее. Неограниченному распространению Антарктического ледникового покрова всегда мешало море.

Всякое расширение ледников за пределы суши возможно лишь при услоиии, что море у берега не глубокое, иначе морские течения и волнения рано или поздно разрушат выдвинувшийся далеко в море лед. Поэтому граница максимального оледенения проходила по внешнему краю материковой отмели. На антарктическое оледенение в целом большое влияние оказывает изменение уровня моря. При понижении уровня Мирового океана ледниковый покров шестого континента начинает наступать, при повышении происходит его отступание. Известно, что за последние 100 лет уровень моря вырос на 18 см, продолжает расти и сейчас. Видимо, с этим процессом связано разрушение некоторых антарктических шельфових ледников, сопровождающееся отколом огромных столовых айсбергов длиной до 150 км. Вместе с тем есть все основания полагать, что масса антарктического оледенения в современную эпоху увеличивается, и это тоже может быть связано с происходящим глобальным потеплением. Действительно, потепление климата вызывает активизацию атмосферной циркуляции и усиление межширотного обмена воздушных масс. На Антарктический материк поступает более теплый и влажный воздух. Однако повышение температуры на несколько градусов не вызывает никакого таяния внутри материка, где сейчас стоят морозы в 40—60°С, в то время как увеличение количества влаги приводит к более обильным снегопадам. Значит, потепление вызывает увеличение питания и рост оледенения Антарктиды.

Последнее максимальное оледенение

Кульминация последней ледниковой эпохи на Земле была 21—17 тыс. лет назад, когда объем льда возрастал приблизительно до 100 млн. км3 . В Антарктике оледенение в это время захватывало весь континентальный шельф. Объем льда в ледниковом покрове, по-видимому, достигал 40 млн. км3 , то есть был примерно на 40% больше его современного объема. Граница паковых льдов сдвигалась к северу приблизительно на 10°. В Северном полушарии 20 тыс. лет назад формировался гигантский Панарктический древнеледниковый покров, объединявший Евразийский, Гренландский, Лаврентийский и ряд более мелких щитов, а также обширные плавучие шельфовые ледники. Общий объем щита превышал 50 млн. км3 , а уровень Мирового океана понижался не менее чем на 125м.

Деградация Панарктического покрова началась 17 тыс. лет назад с разрушения входивших в его состав шельфовых ледников. После этого «морские» части Евразийского и Североамериканского ледниковых покровов, потерявшие устойчивость, стали катастрофически разрушаться. Распад оледенения произошел всего за несколько тысяч лет. От края ледниковых покровов в то время текли огромные массы воды, возникали гигантские подпрудные озера, а их прорывы были во много раз больше современных. В природе господствовали стихийные процессы, неизмеримо более активные, чем сейчас. Это привело к значительному обновлению природной среды, частичной смене животного и растительного мира, началу господства на Земле человека.

12 тыс. лет назад наступил голоцен – современная геологическая эпоха. Температура воздуха в умеренных широтах повысилась на 6° по сравнению с холодным поздним плейстоценом. Оледенение приняло современные размеры.

Древние оледенения…

Идеи о древних оледенениях гор были высказаны еще в конце XVIII века, а о прошлом оледенении равнин умеренных широт – в первой половине XIX века. Теория древнего оледенения не сразу завоевала признание среди ученых. Еще в начале XIX века во многих местах земного шара находили штрихованные валуны горных пород явно не местного происхождения, но что их могло принести, ученые не знали. В

1830 году английский исследователь Ч. Лайель выступил со своей теорией, в которой и разнос валунов, и штриховку скал приписывал действию плавучих морских льдов. Гипотеза Лайеля встретила серьезные возражения. Во время своего знаменитого путешествия на корабле «Бигль» (1831—1835 годы) Ч.Дарвин некоторое время прожил на Огненной Земле, где воочию увидел ледники и порождаемые ими айсберги. Впоследствии он писал, что валуны по морю могут разноситься айсбергами, особенно в периоды более широкого развитии ледников. А после своего путешествия в Альпы в 1857 году и сам Лайель усомнился в правильности своей теории. В 1837 году швейцарский исследователь Л. Агассис впервые объяснил воздействием ледников и полировку скал, и перенос валунов, и отложение морены. Значительный вклад в становление ледниковой теории внесли русские ученые, и прежде всего П.А. Кропоткин. Путешествуя в 1866-м по Сибири, он обнаружил на Па-томском нагорье множество валунов, ледниковых наносов, гладких отполированных скал и связал эти находки с деятельностью древних ледников. В 1871 году Русское географическое общество командировало его в Финляндию – страну с яркими следами недавно отступивших отсюда ледников. Эта поездка окончательно оформила его взгляды. Изучая древние геологические отложения, мы нередко находим тиллиты – грубообломочные окаменевшие морены и ледниково-морские осадки. Они обнаружены на всех континентах в отложениях разного возраста, и по ним восстанавливается ледниковая история Земли за 2,5 млрд. лет, в течение которых планета пережила 4 ледниковые эры, длившиеся от многих десятков до 200 млн. лет. Каждаи такая эра состояла из ледниковых периодов, соизмеримых по длительности с плейстоценом, или четвертичным периодом, а каждый период – из большого числа ледниковых эпох.

Продолжительность ледниковых эр на Земле составляет не менее трети всего времени ее эволюции за последние 2,5 млрд, лет. А если учесть длительные начальные фазы зарождения оледенения и его постепенной деградации, то эпохи оледенения займут почти столько же времени, сколько и теплые, безледные, условия. Последний из ледниковых периодов начался почти миллион лет назад, в четвертичное время, и ознаменовался обширным распространением ледников – Великим оледенением Земли. Под мощными покровами льда оказались северная часть Северо-Американского континента, значительная часть Европы, а возможно, также и Сибирь. В Южном полушарии подо льдом, как и сейчас, находился весь Антарктический материк. В период максимального распространения четвертичного оледенения ледники покрывали свыше 40 млн. км2 – около четверти всей поверхности материков. Крупнейшим в Северном полушарии был Североамериканский ледниковый щит, достигавший в толщину 3,5 км. Под ледниковым покровом толщиной до 2,5 км оказалась вся северная Европа. Достигнув наибольшего развития 250 тыс. лет назад, четвертичные ледники Северного полушария стали постепенно сокращаться. Оледенение не было непрерывным на протяжении всего четвертичного периода. Существуют геологичоские, палеоботанические и другие доказательства того, что за это время ледники по крайней мере трижды совершенно исчезали, сменяясь эпохами межледниковья, когда климат был теплее современного. Однако на смену этим теплым эпохам приходили похолодания, и ледники распространялись вновь. Сейчас мы живем, по-видимому, в конце четвертой эпохи четвертичного оледенения. Совсем не так, как в Северном полушарии, развивалось четвертичное оледенение Антарктиды. Оно возникло за много миллионов лет до того времени, как появились ледники в Северной Америке и Европе. Помимо климатических условий этому способствовал издавна существовавший здесь высокий материк. В отличие от древних ледниковых покровов Северного полушария, которые то исчезали, то возникали вновь, Антарктический ледниковый покров мало изменялся в своих размерах. Максимальное оледенение Антарктиды было больше современного всего в полтора раза по объему и ненамного больше по площади.

… и их возможные причины

Причина крупных изменений климата и возникновения великих оледенений Земли до сих пор остается загадкой. Все высказанные по этому поводу гипотезы можно объединить в три группы – причину периодических изменений земного климата искали либо вне пределов Солнечной системы, либо в деятельности самого Солнца, либо в процессах, происходящих на Земле.

Галактика

К космическим гипотезам oтносятся предположения о влиянии на похолодание Земли различных участков Вселенной, которые проходит Земля, двигаясь в космосе вместе с Галактикой. Одни считают, что похолодание наступает тогда, когда Земля проходит участки мирового пространства, заполненные газом. Другие – те же последствия приписывают воздействию облаков космической пыли. Согласно еще одной из гипотез Земля в целом должна испытывать большие изменения, когда она, перемещаясь вместе с Солнцем, переходит из насыщенной звездами части Галактики в ее внешние, разреженные области. Когда земной шар приближается к апогалактию – точке, наиболее удаленной от той части нашей Галактики, где расположено наибольшее количество звезд, он входит в зону «космической зимы» и на нем начинается ледниковая эпоха. 

Солнце

Развитие оледенений связывают также с колебаниями активности самого Солнца. Гелиофизики уже давно выяснили периодичность появления на нем темных пятен, вспышек, протуберанцев и научились прогнозировать эти явления. Оказалось, что солнечная активность периодически меняется. Существуют периоды разной длительности: 2—3, 5—6, 11, 22 и около 100 лет. Может так случиться, что кульминации нескольких периодов разной длительности совпадут и солнечная активность будет особенно велика. Но может быть и наоборот – совпадут несколько периодов пониженной солнечной активности, и это вызовет развитие оледенения. Подобные изменения солнечной активности, безусловно, отражаются на колебаниях ледников, но вряд ли способны вызвать великое оледенение Земли. 

СО 2

Повышение или понижение температуры на Земле может происходить также в случае изменения состава атмосферы. Так, углекислота, свободно пропускающая солнечные лучи к Земле, но поглощающая большую часть ее теплового излучения, служит колоссальным экраном, который препятствует охлаждению нашей планеты. Сейчас содержание в атмосфере С02 не превышает 0,03%. Если эта цифра уменьшится вдвое, то средние годовые температуры в умеренных поясах снизятся на 4—5°, что может привести к началу ледникового периода. 

Вулканы

Своеобразным экранам может служить и вулканическая пыль, выбрасываемая при крупных извержениях до высоты 40 км. Облака вулканической пыли, с одной стороны, задерживают солнечные лучи, а с другой – не пропускают земное излучение. Но первый процесс сильнее второго, поэтому периоды усиленного вулканизма должны вызывать охлаждение Земли. 

Горы

Широко известна и идея о связи оледенения на нашей планете с горообразованием. Во время эпох горообразования поднимавшиеся крупные массы континентов попадали в более высокие слои атмосферы, охлаждались и служили местами зарождения ледников. 

Океан

По мнению многих исследователей, оледенение может возникать также в результате перемены направления морских течений. Например, течение Гольфстрим ранее было отклонено выступом суши, простиравшимся от Ньюфаундленда к островам Зеленого мыса, что способствовало охлаждению Арктики по сравнению с современными условиями. 

Атмосфера

В последнее время ученые стали связывать развитие оледенения с перестройкой циркуляции атмосферы – когда в отдельные районы планеты попадает значительно большее количество осадков и при наличии достаточно высоких гор здесь возникает оледенение. 

Антарктида

Возможно, возникновению оледенения способствовало поднятие Антарктического материка. В результате разрастания ледникового покрова Антарктиды на несколько градусов уменьшилась температура всей Земли и на несколько десятков метров понизился уровень Мирового океана, что способствовало развитию оледенения на севере. 

«Новейшая история»

Последнее отступание ледников, начавшееся свыше 10 тыс. лет назад, осталось на памяти людей. В историческую эпоху – примерно за 3 тыс. лет – наступания ледников происходили в столетия с пониженной температурой воздуха и увеличенной увлажненностью. Такие же условия складывались в последние века прошлой эры и в середине прошлого тысячелетия. Околи 2,5 тыс. лет назад началось значительное похолодание климата. Арктические острова покрылись ледниками, в странах Средиземноморья и Причерноморья на грани новой эры климат был более холодным и влажным, чем сейчас. В Альпах в I тысячелетии до н. э. ледники выдвинулись на более низкие уровни, загромоздили горные перевалы льдами и разрушили некоторые высоко расположенные селения. На эту эпоху приходится крупное наступание кавказских ледников. Совсем другим был климат на рубеже I и II тысячелетий.

Более теплые условия и отсутствие льдов в северных морях позволили мореплавателям Северной Европы проникнуть далеко на север. С 870 года началась колонизация Исландии, где ледников в то время было меньше, чем теперь.

В X веке норманны, ведомые Эйриком Рыжым, обнаружили южную оконечность огромного острова, берега которого заросли густой травой и высоким кустарником, они основали здесь первую европейскую колонию, а землю эту назвали Гренландией.

К концу I тысячелетия сильно отступили и горные ледники в Альпах, на Кагжазе, в Скандинавии и Исландии. Климат начал снова серьезно меняться в XIV веке. В Гренландии стали наступать ледники, летнее оттаивание грунтов становилось все более кратковременным, и к концу века здесь прочно установилась вечная мерзлота. Возросла ледовитость северных морей, и предпринимавшиеся в последующие века попытки достигнуть Гренландии обычно заканчивались неудачей. С конца XV века началось наступание ледников во многих горных странах и полярных районах. После сравнительно теплого XVI века наступили суровые столетия, получившие название малого ледникового периода. На юге Европы часто повторялись суровые и продолжительные зимы, в 1621 и 1669 годах замерзал пролив Босфор, а в 1709 году у берегов замерзало Адриатическое море. Во второй половине XIX века завершился малый ледниковый период и началась сравнительно теплая эпоха, продолжающаяся и сейчас. 

Что нас ждет?

Потепление XX столетия особенно четко было выражено в полярных широтах Северного полушария. Колебания ледниковых систем характеризуются долей наступающих, стационарных и отступающих ледников. Так, например, для Альп имеются данные, охватывающие все прошедшее столетие. Если доля наступающих альпийских ледников в 40-50-х годах была близка к нулю, то в середине 60-х здесь наступало около 30%, а в конце 70-х – 65—70% обследованных ледников. Подобное их состояние свидетельствовало о том, что антропогенное увеличение содержания двуокиси углерода, других газов и аэрозолей в атмосфере в XX столетии не повлияло на нормальный ход глобальных атмосферных и ледниковых процессов. Однако в конце прошлого века повсюду в горах ледники перешли к отступанию, что стало реакцией на глобальное потепление, тенденция которого особенно усилилась в 1990-х годах.

Известно, что возросшее ныне количество выбросов в атмосферу аэрозоля антропогенного происхождения способствует уменьшению прихода солнечной радиации. В связи с этим появились голоса о начале ледниковой эпохи, но они затерялись в мощной волне опасений грядущего антропогенного потепления из-за постоянного роста С02 и других газовых примесей в атмосфере.

Увеличение С02 ведет к увеличению количества задерживаемого тепла и тем самым повышает температуру. Такое же воздействие оказывают и некоторые малые газовые примеси, попадающие в атмосферу: фреоны, окислы азота, метан, аммиак и так далее. Но тем не менее далеко не вся масса образующейся при сгорании двуокиси углерода остается в атмосфере: 50—60% промышленных выбросов С02 попадают в океан или усваиваются растениями. Многократный рост концентрации С02 в атмосфере не ведет к такому же многократному росту температуры. Очевидно, существует природный механизм регулирования, резко замедляющий парниковый эффект при концентрациях С02 превышающих двух– или трехкратные.

Какова перспектива роста содержания С02 в атмосфере в ближайшие десятилетия и как будет повышаться температура пследавие этого, определенно сказать трудно. Некоторые ученые предполагают ее увеличение в первой четверти XXI века на 1—1,5°, а в дальнейшем и еще больше. Однако эта позиция не доказана, есть много оснований полагать, что современное потепление представляет собой часть естественного цикла колебаний климата и в недалеком будущем сменится похолоданием. Во всяком случае, голоцен, длящийся уже более 11 тыс. лет, оказывается самым длинным межледниковьем за последние 420 тыс. лет и уже скоро, очевидно, закончится. И мы, заботясь о последствиях текущего потепления, не должны забывать и о возможном грядущем похолодании на Земле.

Владимир Котляков, академик, директор Института географии РАН

 

Изгнанник из рода Романовых

Событие, происшедшее весной 1874 года, не имело аналога за всю немалую историю существования императорского дома Романовых. Как наверняка известно читателю, люди здесь были разные. Возможно, именно их пороки и добродетели, высочайшее проявление духа и падение в нравственную бездну заставляют читать сегодня историю Романовых, как увлекательный роман. Но никогда среди них не было человека, замешанного в презренном, по-особому «не царском деле» – воровстве.

И все же такой человек нашелся. Им был великий князь Николай Константинович Романов. Оговоримся сразу – стопроцентно и безоговорочно его вина доказана не была. Не существовало и никакого обвинительного заключения. Собственные показания самого великого князя – сплошное противоречие. Не менее противоречивы и оценки людей, пытавшихся разобраться в этом темном деле. Для одних виновность Николая Константиновича не подлежит сомнению. Другие выдвигают, помимо прочих, версию сплетенной против него адской интриги, замешанной на вопросах престолонаследия. Так что, какой же знак ставить в конце словосочетания «преступление имело место быть» – восклицательный или вопросительный, – до сих пор неизвестно. Но если что и не подлежит никакому сомнению, так это то, что наказание состоялось…

Никола (так Николая Константиновича называла вся родня) родился, что называется, с золотой ложкой во рту. Его отец, поначалу вполне счастливо живший со своей женой Александрой Иосифовной, родом из немецких принцесс, был в восторге от того, что первый его ребенок – мальчик. Младенец, едва успев родиться, уже считался наследником трех главных жемчужин в великокняжеской короне: Мраморного дворца в Петербурге, роскошью уступавшего только Зимнему, имения Стрельна у Финского залива, которое Петр I хотел превратить в Версаль, и уж ни с чем не сравнимого Павловска.

Впрочем, Никола еще был мал, чтобы понять, как ему повезло с наследством, но как мало повезло вообще в жизни – уже ощущал. Мать, занятая рождением следующих детей, определила к старшему сыну, упрямому и самовольному, воспитателя-немца. Тот вознамерился укротить маленького волчонка едва ли не палкой и плеткой.

И тут коса нашла на камень. Однажды с отпечатавшейся на его лице пятерней воспитателя Никола бросился за помощью к матери и не получил ее. Отцу жаловаться было и вовсе бессмысленно: великий князь Константин Николаевич, человек действительно государственного ума, в будущем единственная опора своего старшего брага, императора Александра II, в деле отмены крепостного права, был всегда и безнадежно занят.

Превратившийся в подростка Никола стал свидетелем семейной драмы. Видимо, устав от болезненной и не лишенной странностей жены, Константин Николаевич нашел утешение в объятиях балерины Кузнецовой. Роман плавно перешел в семейное русло, когда пошли дети. Оскорбленная великая княгиня от горя и позора укрылась в Павловске. Домашний доктор свидетельствовал, что Никола невероятно остро переносил крушение семьи. Его бесприютность порой выливалась в буйные поступки, когда он готов был крушить все вокруг себя, а потом горько по-детски плакал от тоски и бессилия. Внутренне постоянно готовый к отпору, он становился все более недоверчив к людям, особенно же нелюбимые им могли испытать на себе его агрессивность и ожесточение.

В 18 лет, выйдя из-под опеки ненавистного немца, Никола разложил на каменном полу дворца костер и торжественно сжег все, что хоть как-то могло напомнить ему об этом человеке. Следующий его «взрослый» шаг был куда более зрелым – он поступил в Академию Генерального штаба, считая, что прогресс, «не исключая военной науки, предъявляет особые требования, если хочешь быть в избранном деле на высоте». Самолюбивый и тщеславный Никола никак не мог согласиться с ролью середнячка – он хотел быть первым. Если обратиться к воспоминаниям выпускников Академии той поры, станет ясно, насколько напряженным был ритм учебы. Заниматься Николе приходилось много. За это время он весьма существенно «посадил» зрение и потом всю жизнь страдал сильными головными болями.

В кругу «золотой молодежи» его рвение вызывало не понимание и насмешки, среди дам – разочарование. Никола считался самым красивым из великих князей – высокий, великолепно сложенный, первый танцор и дамский угодник, он был украшением балов, на которых появлялся все реже и реже.

В Центральном Российском архиве в деле великого князя Николая Константиновича лежит одинокий листок бумаги с его размышлениями накануне своего 20-летия. В старой России это был возраст совершеннолетия. Николу ждало вступление в имущественные права. Но из записи ясно, что его волнует другое: он не нравится себе, находит в своем характере много дурных черт, а в поведении – не меньше дурных поступков. «Пусть явятся мои хорошие качества, а дурные пусть умирают», – еще по-мальчишески загадывал он свое сокровенное желание.

Великий князь Николай Константинович стал первым из Романовых, окончившим высшее учебное заведение, да еще в числе лучших выпускников – с серебряной медалью.

После завершения учебы Никола отправился в заграничное путешествие. Как и для всех молодых богачей, осмотр достопримечательностей сопровождался у него куртуазными приключениями и посещением разнообразных увеселительных заведений.

И все же, сколь ни заманчивы были авансы прекрасных дев, Николе удавалось скрываться от них в тиши антикварных лавок, на живописных мансардах художников, а также заводить знакомых среди маклеров и специалистов по художественным редкостям. Коллекционер, проснувшийся в то время в нем, уже не умирал никогда. И хотя собранные им коллекции ожидала не менее печальная участь, чем его собственная, даже после всего разворованного, разбитого, «экспроприированного», их вполне хватило на то, чтобы в будущем составить основу Национального музея Узбекской ССР.

Вернувшись из Европы, великий князь поступил в лейб-гвардии Конный полк, и через некоторое время он, вполне искренне увлеченный службой, уже – командир эскадрона. Ему минул 21 год. В это самое время в Петербурге появилась американка Фанни Лир. С Николой познакомилась случайно, на бале-маскараде, обратив на него внимание как на самого высокого и статного среди офицеров. Он представился ей сыном купца, за что-то облагодетельствованным императором. Та позволила себе в это не поверить, понаблюдав за тем, насколько почтительно раскланивается с ним публика. Ну а когда он привел ее в ложу, где на портьерах и спинках кресел были вытканы императорские гербы, Фанни сказала незнакомцу, что офицеру не пристало врать. Николе же ничего не оставалось, как признать ее правоту и представиться великим князем Романовым.

В начавшемся романе Фанни, как истая представительница демократической страны, все поставила на такую же основу. Быстро поняв, что за образом августейшего денди прячется одинокий, никем не опекаемый, полный самых разнообразных комплексов человек, Фанни взялась переделывать ту часть жизни Николы, которая была скрыта от публики. Ее бесконечно удивляло, например, то, насколько беспорядочно Его Высочество питается. Спросив, почему всем изысканным блюдам он предпочитает чай с черным хлебом, она узнала, что так у них в Мраморном дворце велось, чаще всего дети бегали «перекусить» к прислуге на кухню.

Фанни приучила Николу заезжать к ней во время службы обедать. Они громко скандалили, когда она на чем свет стоит ругала его за попойки и карточную игру. А гневные возгласы Николы по поводу того, что он все-таки великий князь и никто не смеет что-то ему запрещать, она хладнокровно парировала тем аргументом, что для нее он не великий князь, а «ее любимый мальчик». А если его это не устраивает, он может убираться ко всем чертям.

Никола и вправду не раз хлопал дверью, но всегда возвращался. Он не мог не чувствовать, что рядом с ним наконец появился человек, которому до него есть дело. Для него стало привычным сидеть с Фанни у камина, пересказывая ей события дня и обсуждая новые коллекционные приобретения. Вот здесь Фанни беспокоило безудержное стремление скупать все подряд, тратить громадные суммы, а потом занимать у кредиторов. В Николе напрочь отсутствовал рационализм, им владели мгновенно вспыхивающее желание, каприз, прихоть. Иногда он следовал этому и в отношениях с Фанни: то давал ей тысячи и дарил безумной стоимости драгоценности, то устраивал скандал из-за 5 потраченных ею «не на дело» рублей. И все-таки – это была жизнь, похожая на семейную и хотя бы уже поэтому имевшая для него несомненную ценность.

Бурный роман сына обеспокоил обоих родителей. Сомнений не было – эта авантюристка намерена женить его на себе. Обсуждение этой проблемы привело даже к встрече отца и матери, уже давно не видевшихся. Предлог удалить Николу из Петербурга и тем прервать затянувшуюся связь нашелся вполне подходящий. На восточных границах России шла война. 70-е годы XIX века продолжили наступательное движение России в глубь Средней Азии, призванное расширить восточные территории империи и не дать разрозненным ханствам стать легкой добычей Англии. В 1873 году русский экспедиционный отряд двинулся в Хиву.

Наваждение

Фанни Лир, ровесница Николе, к моменту знакомства испытала и повидала гораздо больше него: тут и побег из благочестивого семейства, глава которого был священником, и короткое безалаберное замужество, и скитания с крохотной дочерью по Европе, где Фанни пела в кабачках, а заодно и «делала бульвары», что на парижском жаргоне значило фланировать в поисках щедрых кавалеров. Хорошенькая и энергичная, она довольно быстро взбиралась по шаткой лестнице карьеры полуактрисы, полукуртизанки и наконец остановилась на последней из двух профессий. Впрочем, была она далеко не глупа и даже начитанна – отец-священник каким-то чудом успел приохотить ее к книгам. Впоследствии Фанни вспоминала, что, читая про Екатерину Великую, которая стала ее любимой героиней, про Потемкина и прочих «орлов» той эпохи, она с трудом верила в реальность происходившего когда-то. Да и сама Россия, далекая, ни на что не похожая, одновременно и пугающая, и роскошная, казалась ей фантомом, призраком, иллюзией. И когда после приятного времяпрепровождения в Вене с одним высоким чином из российского жандармского управления оказалась обладательницей изрядной и совсем не иллюзорной суммы, она решила повидать страну своей мечты.«Столица императоров» потрясла ее холодной сумрачной красотой. С помощью сестер по ремеслу, постоянно обретавшихся здесь, она быстро освоилась в петербургском полусвете.

Великий князь Николай Константинович, уже в чине полковника, получил по-настоящему боевое крещение. Он во главе авангарда Казанлинского отряда, понесшего наибольшие потери, следовал одним из труднейших маршрутов, через пустыню Кызылкум. Первая же разведгруппа, возглавленная им, попала в такой плотный артиллерийский огонь, что в отряде их возвращения живыми уже не ждали. Хотя едва ли не каждый воин, побывавший тогда в пустыне, вспоминал не столько кровопролитные схватки с противником и засады, и даже не 40-градусную жару, убивавшую людей в прямом смысле слова, а безводицу. От нее сходили с ума – и тогда товарищам приходилось везти несчастного крепко связанным. От нее стрелялись – не выдерживая этой муки. Она превращала солдат в озверевшую толпу, когда от колодцев отталкивали раненых, дрались, чтобы добраться до глотка воды. При адской жаре и полной, порой сутками длящейся безводице, Никола вел солдат к цели от одного пункта к другому, подавая пример выдержки и мужества.

Все это время разлуки влюбленные переписывались. Никола писал о том, что в нем изменилось многое – отношение к людям, к жизни, неизменным осталось лишь одно – любовь к ней. Фанни ходила в отдаленные петербургские храмы и ставила свечки за здравие воина Николая. Победа над Хивой заставила ликовать всю Россию: слишком многих жертв стоили эти броски в пустыню. Никола возвратился в Петербург орденом св. Владимира и изящной формы хивинской пушечкой, подаренной ему на память о боевом походе ни Хиву.

Служба в полку возобновилась, казалось, жизнь, войдя в привычную колею, шла без изменений. Но они все-таки были. Оказалось, что Никола вернулся совершенно очарованный Средней Азией.

Беседы с Фанни все чаще сводились к воспоминаниям о тысячелетних стенах хорезмских крепостей, дворцах, минаретах. Его всерьез заинтересовала ориенталистика. Он начал принимать участие в работе Русского географического общества: там среди ученых мужей вызревала идея Амударьинской экспедиции. Ее целью было максимально приблизить только что завоеванный Россией край и подвергнуть детальному научному анализу его потенциал. Подобные планы взбудоражили, захватили блестящего флигель-адъютанта государя. В Географическом обществе были, разумеется, рады августейшему вниманию. Николу избрали почетным членом и назначили начальником экспедиции.

Жизнь великого князя – интересное дело, Фанни, молодость, силы – выруливала на какой-то четко обозначившийся путь. Впереди маячили высоты, не взять которые, казалось бы, не было причин.

В ненастный день 14 апреля 1874 года в Мраморном дворце была обнаружена пропажа. Из семейной иконы великокняжеской четы, которой император Николай I благословил этот брак, исчезли крупные бриллианты. Великий князь-отец вызвал полицию, и вскоре бриллианты были найдены. Теперь дело стало за преступником. Провели дознание. Круг сужался. Взялись за адъютанта великого князя Е.П. Варнаховского, мнение о виновности которого сохранилось до сих пор. Однако 15 апреля на допросе он категорически отрицал причастность к краже и говорил, что лишь снес в ломбард камни, переданные эму великим князем. Никола, присутствовавший на допросе, поклялся на Библии, что не виновен, – чем, как говорили, усугубил свой грех. Отцу же он сказал, что готов, выручая Варнаховского, не просто адъютанта, а своего товарища, взять вину на себя. Дело заходило в тупик, и Александр II, взявший его под личный контроль, повелел подключить к расследованию жандармов. В итоге великому князю Константину Николаевичу довелось выслушать убийственную весть: бриллианты украл его сын.

Арестованного Николу привезли из его дома в Мраморный дворец, где три ночных часа шел допрос в присутствии начальника жандармов и бедного отца, который записал в дневнике: «Никакого раскаяния, никакого сознания, кроме, когда уже отрицание невозможно, и то пришлось вытаскивать жилу за жилой. Ожесточение и ни одной слезы. Заклинали всем, что у него осталось святым, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием и сознанием! Ничего не помогло!»

«Предстоящая участь…» Вопрос, какой ей быть, решался, как выразился император на «конференции» – собрании членов монархического семейства. Отдать в солдаты? Александр II возразил, что негоже порочить это святое звание. Придать публичному суду и отправить на каторгу? Престижу царской семьи в таком случае наносился болезненный удар, и с этим нельзя было не считаться. Спасительным казался лишь один выход – признать Николу безумным. Конечно, тут свое слово должны были сказать медики, и их соответствующим образом проинструктировали. Великий князь-отец получил на руки заключение о «болезни» сына. «Мое страшное положение таково, что я этот результат принужден принять с благодарностью», – записал он в дневнике.

Великому князю Николаю Константиновичу было объявлено, по сути, два приговора. Первый – для публики – состоял в признании его безумным. Отсюда следовало, что отныне и навсегда он будет находиться под стражей, на принудительном лечении, в полной изоляции. Суть второго приговора – семейного – состояла в том, что в бумагах, касающихся императорского дома, запрещалось упоминать его имя, а принадлежавшее ему наследство передавалось младшим братьям. А еще Никола лишался всех званий и наград и вычеркивался из списков полка. Ну и последнее – он высылался из Петербурга навсегда, навечно и был обязан жить под арестом в том месте, где ему будет указано.

В 24 года слово «навечно» осмыслить трудно, возможно, поэтому Никола не застрелился. Фанни в своих мемуарах писала, что до увоза из столицы великого князя держали в смирительной рубахе, накачивали лекарствами и даже били. Солдаты, сторожившие Николу, с плебейской радостью покуражиться над тем, кто вчера еще был для них недосягаемым, предлагали арестованному детские игрушки. Сам же Никола, судя по оставленной им записи, сожалел, что не попал на каторгу…

В 1917 году в журнале «Аргус» появился перевод мемуаров Фанни Лир, где она рассказывала о своем августейшем романе, горькой участи Николы, в виновность которого она не верила ни на минуту, а также о том, как окончилось ее путешествие в Россию. Даже принимая во внимание ее заинтересованность в ином, отличном от официальной версии, освещении событий, трудно не согласиться с ее позицией, касающейся странного поведения родителей Николы. Судя по всему, их сын не заблуждался, чувствуя себя совершенно им ненужным. «Случись такая пропажа в семье обыкновенных людей, – писала мисс Лир, – ее там скрыли бы; здесь же, напротив, подняли на ноги полицию…».

Естественно, Романовых не покидала уверенность, что Николу погубили любовь к куртизанке и нехватка средств на удовлетворение ее прихотей. Между тем сумма, заложенная за украденные бриллианты, была много меньше, нежели та, что была обнаружена в письменном столе Николы при обыске. Фанни Лир выдворили из России с предписанием никогда сюда не возвращаться. С великим князем она никогда больше не встречалась…

Дальнейшее – вполне убедительный аргумент в пользу того, что даже в тисках жесточайшего психологического прессинга, при всех потерях, при необратимом ухудшении качества жизни человека трудно сбить с ног, если в нем теплится созидательная идея, если что-то основательно занимает его разум. Для Николы этим «что-то» были мысли о преобразованиях в Средней Азии на благо Отечества. И тут ему нужно было сказать спасибо дяде-императору, разрешившему взять в ссылку все необходимые по этому вопросу материалы, в придачу с консультантом, знатоком этого края.

Другой вопрос, каким образом великий князь, неусыпно охраняемый и гоняемый с места на место, намеревался реализовать свои планы. Его увезли из Петербурга осенью 1874 года. До своей последней «остановки», в Ташкенте летом 1881 года, то есть за неполных 7 лет, он сменил по меньшей мере 10 мест жительства. Ему нигде не давали обрести хоть какой-нибудь дом, обзавестись связями, пустить корни. Как перекати-поле, его мотало по России: Владимирская губерния, Умань – 250 верст от Киева, местечко Тиврово, близ Винницы, и так далее.

Когда он был отправлен в Оренбург, куда ссылали обычно всех неблагонадежных, Никола предполагал, что вдали от центра надзор за ним не будет уж очень строг. И действительно, местное начальство на многое «непозволительное» закрывало глаза. Именно в Оренбурге в 1877 году 27-летний Никола опубликовал свою работу «Водный путь в Среднюю Азию, указанный Петром Великим», вышедшую, что и понятно, без указания имени автора. Но главное здесь ему удалось совершить поездки в глубь казахских степей. На почтовых и верхом, вместе с такими же энтузиастами, он проделал путь от Оренбурга до Перовска. А все потому, что был захвачен идеей постройки железной дороги из России в Туркестан. Посланный в Петербург проект был признан нерентабельным из-за малонаселенности земель.

И все-таки Никола снова готовился к путешествию в пустыню. На этот раз с целью установить, возможен ли поворот Амударьи в древнее русло Узбой, что дало бы России гораздо более дешевый водный путь через Волгу и Каспийское море – в глубь Туркестана, а также возможность орошения изнывающих от безводицы земель.

В брошюре «Аму и Узбой» великий князь писал: «Россия в течение последних 25 лет овладела большей частью Средней Азии, но некогда цветущий Туркестан достался русским в состоянии упадка. Он наделен от природы всеми благоприятными условиями для быстрого развития своих богатых производственных сил. Расширив оросительную сеть, раздвинув пределы оазисов, Туркестан можно сделать одной из лучших русских областей». План по «повороту Амударьи», вероятно, вполне справедливо, также был сочтен нецелесообразным. Но сама экспедиция, проделавшая более чем тысячекилометровый путь по совершенно не исследованным местам, принесла материал исключительной ценности. Это было отмечено и научными кругами, и даже начальством в Петербурге, наградившим всех его участников, за исключением великого князя.

Тем временем в Оренбурге произошло событие, в очередной раз осложнившее отношения Николы с родственниками. Зимой 1878 года ссыльный Романов обвенчался с дочерью городского полицмейстера Надеждой Александровной Дрейер. И хотя венчание было тайным, по городу поползли слухи, жандармы доискались до истины – и в Петербург полетел соответствующий доклад. В итоге специальным указом Синода брак был расторгнут, а семейству Дрейер было приказано покинуть город. Все, кроме Надежды, повиновались. Твердого характера женщина наотрез отказалась покинуть того, кого считала истинным мужем. Казацкая кровь говорила в ней – все многотрудные походы по степям Надежда верхом на коне прошла вместе с Николаем Константиновичем.

Долго мучились Романовы вопросом, правильно ли они поступили, «разженив» великого князя. С одной стороны, очень уж не хотелось получить «великую княгиню» из полицмейстерского семейства, с другой – Романовы понимали, что явно перегнули палку. Младший брат оренбургского арестанта, великий князь Константин Константинович, не одобрял жесткой линии императорского дома: «Скоро ли кончится мучительное положение, из которого бедному Николе не дают никакого выхода? Самого кроткого человека можно было таким образом из терпения вывести, у Николы есть еще довольно силы выносить свое заключение и нравственную тюрьму».

Впрочем, вняв доводам здравого смысла, император в конце концов разрешил узаконить неравнородное супружество. Правда, молодым было предписано отправляться и вовсе на край света – в Ташкент.

Что же в то время представлял собой Ташкент? Русский военный гарнизон на отшибе, с его несладкой жизнью, тоской, пьянством и неизбывной мечтой поскорее выбраться обратно в Россию да местное население, ютящееся в лабиринте глинобитных хибарок. С 1881 года начался совершенно новый период и в судьбе этих мест, и в жизни опального великого князя, о котором потом напишут, что он один сделал для Средней Азии гораздо больше, чем вся царская администрация.

«Ташкентский» князь отметил свое поселение здесь многосторонней деятельностью по орошению Голодной степи. Сегодня трудно себе представить, как в условиях не ослабевавшей «опеки» властей, вставлявших палки в колеса постоянно, можно было за короткий срок прорыть 100-километровый магистральный капал, названный великим князем в честь деда «Император Николай I». Вместе с проведенными еще двумя каналами вода оживила 40 тысяч десятин пригодных к возделыванию земель. В это строительство «ташкентским князем» вкладывались личные деньги, присылаемые на его имя из Петербурга в качестве «великокняжеского содержания». Вероятно, о том, что основы ирригационной системы в Голодной степи заложил ссыльный великий князь Романов, мало кто знает как в России, так и в самом среднеазиатском государстве.

«Его императорское Высочество», как, несмотря на неудовольствие начальства, здесь именовали Николая Константиновича, проводил целенаправленную прорусскую политику. Им приглашались казаки-переселенцы, которым выдавалась ссуда. На орошенных землях поднялись 12 больших русских поселков. Николай Константинович писал: «Мое желание – оживить пустыни Средней Азии и облегчить правительству возможность их заселения русскими людьми всех сословий».

Переселение казаков и крестьян в пустыню он считал государственной необходимостью – Россия должна здесь иметь опору в лице своих граждан. К 1913 году там выросло уже 119 русских селений. Впрочем, ни строительство, ни вопросы, связанные с переселением, не отвлекали князя от экспедиций, которые, в частности, доказали, что Каракумы – отнюдь не непроходимая пустыня, как то считалось раньше. Его ташкентский дом, называемый местными жителями дворцом, обсаженный дубами и березами, неустанно пополнялся восточными раритетами, привезенными из многочисленных походов. Здесь же постепенно собралась весьма обширная библиотека по истории Средней Азии, переданная им впоследствии в Туркестанскую публичную библиотеку.

По сути дела, с поселением князя в Ташкенте город начал окультуриваться. Желая дать зрелищ всем и каждому, князь занялся строительством кинотеатров. В сравнительно небольшом городе их появилось 5, среди которых особой популярностью пользовалась «Хива». Название, разумеется, было данью памяти князя своему боевому походу. Интересно, что зрительный зал украшал карниз, составленный из 1 500 клинков казачьих шашек и штыков. В фойе Романов, большой любитель животных и экзотических птиц, велел поставить клетки с обезьянами и попугаями. Кстати, при его дворце находился довольно крупный зверинец, открытый для жителей города.

«Хива» уже при советской власти была переименована в «Молодую гвардию», а впоследствии разрушена землетрясением в 1966 году. Первый театр в Ташкенте, также построенный Романовым, выглядел очень комфортабельно, и в 90-х годах прошлого века здесь даже гастролировал МХАТ.

Августейший коммерсант

Разумеется, деньги, присылаемые на содержание, не покрывали всех расходов великого князя. И он принялся зарабатывать их сам, не гнушаясь и копейкой. Так, например, им был организован базар возле железной дороги. Прежде чем начать торговлю, необходимо было за определенную плату купить квитанцию с надписью «Базар великого князя в Голодной степи» – вероятно, никто и не вчитывался в это фантастическое словосочетание. Торговцы имели право пользоваться только весами хозяина, выдававшимися из специальной будки. Были установлены следующие «тарифы»: за каждый пуд проданного картофеля с торговца взималась 1 копейка, за каждую арбу арбузов или дынь – 30 копеек. Казалось, Его Высочество умел делать деньги из воздуха. Доходы от фотографической лавки, квасных будок, бильярдных залов, магазинов, мельниц, «ледодельной», ткацкой фабрики, заводов рисового, мыловаренного, хлопкоперерабатывающего и прочего суммировались во впечатляющую сумму – полтора миллиона рублей в год. Для сравнения: из Петербурга князю присылали 200 тысяч.

У Николая Константиновича оказался великолепный коммерческий нюх. В его громадном хозяйстве ничего не пропадало. Он одним из первых обратился к наиболее тогда доходной области промышленности – строительству хлопкоочистительных заводов. При этом технологический цикл продумывался им досконально, что давало возможность наладить безотходное производство. Например, семена, остававшиеся после переработки сырца в волокно, употреблялись в качестве сырья на маслобойнях, а оставшийся жмых частично шел на удобрения, частично – на корм скоту.

На одной из театральных премьер великий князь, хоть и облысевший, но по-прежнему шикарный, в сюртучной паре, сшитой в Лондоне, и моноклем в глазу, появился в ложе под руку с двумя дамами. И не просто дамами, а женами. Одной, естественно, была казачка Надежда, другой – пышноволосая блондинка Дарья Часовитинова.

…Однажды великого князя, пользовавшегося у населения непререкаемым авторитетом во всех вопросах, позвали в казацкий курень. Срам да и только – жених, не досчитавшийся чего-то из приданого, заявил, что венчаться не поедет – потребовалось княжеское вмешательство. На полу куреня, сидя среди разбросанных юбок, горько плакала 15-летняя невеста. Князь велел ей замолчать, посмотрел на нее долгим взглядом, потом дал денег отцу-казаку и в той же свадебной бричке, что даром стояла у дверей, поехал венчаться с Дашей, Как это все выглядело в глазах публики и начальства, его не интересовало, а револьвер, который он всегда носил с собой, был убедительным аргументом в разговоре со священником.

…Казачка Дарья Часовитинова, нарожавшая князю детей и снабженная им первичным капиталом, оказалась на редкость оборотистой. Она сумела разбогатеть и позже, как говорят, вышла замуж «по-настоящему» уже в Петербурге.

От Надежды Александровны у Великого князя было двое сыновей – Артемий и Александр. Он придумал жене титул «графиня Искандер», с которым она не раз ездила в Петербург, стараясь наладить связи с романовской родней. Похоже, ей это не очень удалось, но зато обоих мальчиков взяли учиться в привилегированный Пажеский корпус. Сам Николай Константинович с родней отношений не поддерживал. По воспоминаниям, он всегда раздраженно говорил о Романовых, называя их «собачьей кровью», и вообще проповедовал демократические взгляды.

Начальство, конечно, стонало от него, понимая, что великий князь и в пустыне великий князь и управы на него нет. Очевидец описывал такой случай. «Открывается у нас в Ташкенте по приказанию министра финансов сельскохозяйственная выставка. И вдруг приходит князю в голову мысль посетить эту выставку. Надежда Александровна всячески его отговаривает, напоминая ему, что он находится под домашним арестом. А он свое: „Мне наплевать… Я никому не подчиняюсь“. Вот тут-то он и выкинул штуку… На главной аллее встречается сам генерал-губернатор со свитой: „Ваше Императорское Высочество, вы, так сказать, под домашним арестом, а изволите гулять и прочее такое…“ И что же делает князь? Не говоря худого слова, размахивается – и хлоп его высокопревосходительство по морде!.. Ну и получился скандал… Вот таков наш великий князь…»

Судьба его Венеры

Вскоре после окончания Хивинского похода великий князь и Фанни уехали путешествовать за границу. В Риме они побывали на вилле Боргезе и полюбовались знаменитой скульптурой Антонио Кановы, изображавшей Полину Боргезе, младшую сестру Наполеона. Мраморная обнаженная красавица лежала на мраморном же ложе в виде Венеры-победительницы с яблоком а левой руке. Никола решил, что его Фанни ничуть не хуже ни Венеры, ни Полины, и заказал скульптуру Томазо Солари точную копию скульптуры, но с Фанни вместо сестры Наполеона. В своих мемуарах мисс Лир вспоминала то неприятное впечатление, когда ей накладывали на лицо маску, чтобы воспроизвести в мраморе черты ее лица.

Они уехали, заверенные, что по окончании работы скульптура будет отправлена в Петербург. Сегодня только маленькая фотография скульптуры Томазо Солари – единственная возможность увидеть женщину, встреча с которой предопределила совершенно особую, ни на кого не похожую, судьбу одного из Романовых.

…Спустя много лет, когда великий князь находился в ташкентском изгнании, его мать, Александра Иосифовна, по всей видимости, страдавшая от разлуки с сыном, сделала ему подарок. Гуляя с американским посланником в парке, она наткнулась на мраморную скульптуру полуобнаженной с яблоком в руке женщины. «Да это же Фанни Лир – девица нашего Николы!» И вскоре скульптура в дощатом ящике малой скоростью была отправлена в Ташкент.

P.S. Как Николай Константинович Романов закончил свои дни, доподлинно неизвестно. По одной из версий, он был расстрелян большевиками в 1919 году. По другой – умер от воспаления легких.

Его жена Надежда Александровна Искандер сначала была смотрительницей музея, затем ее уволили. По словам очевидцев, в последние годы жизни выглядела она настоящей нищенкой, ходила в рваной одежде и питалась тем, что оставляли у дверей ее хибары жители, помнившие доброту великого князя. Умерла Надежда Александровна в 1929 году от укуса бешеной собаки. Их старший сын Артемий не то погиб во время Гражданской войны, сражаясь на стороне белых, не то умер от тифа в Ташкенте в 1919 году.

Младший сын, Александр, боевой офицер, сражался в армии Врангеля, потом эвакуировался в Галлиполи, а затем – во Францию, где и умер в 1957 году.

Людмила Третьякова

 

Медпрактикум: Охотники за инстинктами

Еще около двух с половиной тысяч лет назад древнегреческий философ Платон задался вопросом, почему все люди стремятся к счастью, но одни достигают его, а другие – нет. И сам же дал ответ: первые могут отличить хорошее от дурного, вторые – не могут и потому им не удается быть счастливыми. В конце XIX века Зигмунд Фрейд открыл человечеству хаотичное «бессознательное» и предложил способ направлять темные импульсы на благо разуму: началась эра великого погружения в себя.

Сны о чем-то большем

До Фрейда психотерапия имела дело исключительно с душевнобольными людьми. В XIX веке весьма популярным направлением считалась, например, гипнотерапия, когда врачи пытались воздействовать на пребывающего в состоянии гипноза пациента, стремясь убрать симптомы болезни. Сам 29-летний Зигмунд Фрейд в 1885 году прошел четырехмесячную стажировку у французского невролога Жана Шарко и наблюдал, как тот с помощью гипноза лечил такие последствия истерии, как паралич конечностей, слепоту и глухоту.

Приблизительно в то же время Фрейд становится учеником венского врача Иозифа Брейера, который предлагал во время сеансов больным истерией в свободной форме рассказывать о своих переживаниях.

А в 1895 году Брейер и Фрейд опубликовали совместный труд под названием «Исследования истерии», в котором главной причиной истерических синдромов назвали подавленные воспоминания о травматических событиях. Правда, после выхода книги в свет тандем ученых по непонятным причинам распался. Между тем для самого Фрейда наступило довольно трудное время. В 1896 году он был исключен из Венского медицинского общества – за утверждения о том, что в основе психических расстройств лежат проблемы, связанные с сексуальностью. Тогда же умер отец Фрейда, после чего он в течение 4 лет каждый день перед сном по полчаса занимался собственным самоанализом. Итогом этих погружений явилась книга «Толкование сновидений», основанная на анализе собственных снов. Впрочем, тогда психиатрическое сообщество проигнорировало труд будущего классика.

Фрейд создал очень стройную и жесткую психодинамическую теорию личности. Он утверждал, что человеческое сознание состоит из трех частей, неразрывно связанных между собой.

«Ид» (от лат. «оно») – это темный котел, в котором «варятся» примитивные, инстинктивные, врожденные импульсы.

Ид – самая старая структура личности – не ведает страха и тревоги и требует немедленно получить желаемое, то есть удовольствие. Это иррациональная часть, однако ее можно увидеть в снах, фантазиях, игре и работе. «Эго» (от лат. «я») – тонкая прослойка в человеческом сознании, противостоящая давлению «темных» импульсов, подчиненная принципу реальности. Она способна направлять поведение в нужное русло, чтобы инстинктивные потребности удовлетворялись безопасным для самого индивидуума и членов сообщества способом. «Суперэго» ( от лат. – «сверхЯ») – это то, что приобретается благодаря воспитанию, взаимодействию с внешним миром, а именно – совесть, правила поведения и принятая система ценностей. Фрейд утверждал также, что любая активность человека (мышление, восприятие, память и воображение) определяется прежде всего инстинктами, причем влияние их может быть как прямым, так и замаскированным. Ученый признавал два основных инстинкта – жизни и смерти. Первый обеспечивает размножение вида.

Энергия сексуальных инстинктов получила название либидо. Второй, подчиненный инстинктам саморазрушения, танатос, проявляется в агрессии, жестокости и самоубийствах. Ссылаясь на Шопенгауэра, Фрейд утверждал, что «целью жизни является смерть», хотя жизнь можно и должно прожить счастливо. Человек проходит несколько стадий развития, и если личность задерживается на одной из них, то психоаналитик должен помочь пациенту осознать причину «остановки», что даст возможность двигаться дальше. Сеансы классического психоанализа со времен Фрейда не изменились: пациент укладывается на кушетку спиной к психотерапевту и в течение часа говорит обо всем, что приходит в голову. И так – от 3 до 5 раз в неделю, на протяжении нескольких лет. Психотерапевт при этом выполняет роль белого экрана, на который пациент проецирует любые свои размышления. Когда сознание проникает в глубины бессознательного, человек способен непроизвольно освободиться от всего, что мешает ему жить.

Отщепенцы

Постепенно идеи Фрейда захватили умы самых блестящих интеллектуалов того времени. Вокруг него начал формироваться круг единомышленников, которые в 1902 году образовали Венский психоаналитический кружок, через 6 лет трансформировавшийся в Венское психоаналитическое общество. В него входили амбициозный Альфред Адлер, энциклопедически образованный Карл Юнг, впечатлительный и одинокий Отто Ранк. Правда, довольно скоро «союз интеллектуалов» дал трещину: наиболее яркие ученики стали выдвигать собственные воззрения на человеческую личность и покидать «отца психоанализа». Причем разрыв произошел настолько глубокий, что ученики и учитель больше уже никогда не встретились.

Фрейд, узнав о смерти Альфреда Адлера, написал своему другу: «Мир щедро его вознаградил за старания на ниве опровержения психоанализа». А ведь Альфреду Адлеру психотерапия обязана таким понятием, как «комплекс неполноценности», а также представлением о том, что такое образ жизни. Адлер исходил из того, что когда рождается ребенок, то движущей силой становится не столько половая потребность или потребность в смерти, как утверждал Фрейд, сколько потребность в превосходстве.

По мысли Адлера, если личность находится в более ущербном состоянии, то возможно, что она навсегда «уйдет в болезнь», которая станет образом жизни. Впрочем, возможен и иной вариант развития событий, когда человек, начиная преодолевать трудности, достигает таких высот, которые недоступны людям с «обычными» способностями. Может даже произойти сверхкомпенсация в другой области – так что за каким-то выдающимся достоинством не будет заметно недостатков. Адлер писал: «Почти у всех выдающихся людей мы находим дефект какого-либо органа; складывается впечатление, что они очень страдали в начале жизни, но боролись и преодолевали свои трудности».

Имя розы

Карл Гюстав Юнг был принят в Венское психоаналитическое общество сразу и безоговорочно – как «старший сын» и «наследник». Но несмотря на столь большой пиетет, и Юнг постепенно отошел от классического психоанализа, создав свое направление, названное им аналитической психологией. В отличие от своего учителя Юнг интересовался европейским и восточным оккультизмом, метафизикой, а также был убежден, что религия является великой силой, содействующей стремлению человека к целостности и полноте жизни. Сны и фантазии он рассматривал как плод коллективного бессознательного, в котором заключен опыт всего человечества. Благодаря идеям Юнга о том, что проблемы бессознательного можно решить средствами бессознательного, в психотерапии появилось новое направление – символдрама Ханса Лейнера, или кататимно-имагинативная психотерапия.

Такая психотерапевтическая практика сейчас активно применяется в западных странах, особенно в Германии. Во время сеанса пациента просят представить определенные фиксированные образы, каждый из которых что-то означает: река – жизненную энергию, истоки реки – отношения с матерью, лес и дно моря – спуск в бессознательное, лев – агрессию, бык и корова – отношения с родительскими фигурами, и так далее. Иначе говоря, пациент в символдраме описывает содержание своего бессознательного в символической форме, а психотерапевт, в отличие от психоаналитика, постоянно разговаривая с ним, просит рассказать, например, есть ли у розы корни и бутоны, какого цвета листья и окружающий ландшафт.

Считается, что терапевтический эффект достигается, когда человек отработал от 6 до 20 образов. Причем после таких сеансов не единожды удавалось наблюдать, например, стабилизацию количества лейкоцитов в крови у онкологических больных, а также уменьшение болевого синдрома и спазмов при нарушениях в работе опорно-двигательного аппарата и желудочно-кишечного тракта. По мнению психотерапевтов, объясняются подобные явления апелляцией к скрытым силам организма, о которых нам пока практически ничего неизвестно.

Полный гештальт

Еще одним «обиженным» Фрейдом считается Фриц Перлз. Он в свое время прибыл из Южной Африки на один из конгрессов, чтобы рассказать о том, какой популярностью теория психоанализа пользуется на Африканском континенте. Однако мэтр встретил излияния своего юного почитателя довольно прохладно. Перлз обиделся, после чего изрядно охладел к психоанализу, а спустя несколько лет предложил миру свой метод – гештальт-психотерапию (от нем. «гештальт» – образ, целостная картина). Примерно одновременно с гештальт-терапией в США появилось еще одно направление – телесно ориентированная психотерапия, основанная Вильгельмом Райхом. С его точки зрения, тело неотделимо от бессознательного и в неблагоприятных обстоятельствах приобретает «мышечный панцирь», который состоит из блоков и зажимов.

С помощью массажа психотерапевт прорабатывает застывшие мышцы и возвращает утраченную свободу для души и тела. Вильгельм Райх выпустил массу книг, в которых высказывал весьма экстравагантные теории. Например, об оргоне – жизненной энергии. Для ее получения Райх конструировал специальные устройства, в которые собирал оргон, а потом облучал пациентов. Все это выглядело, скорее, как парамедицина, но случаи выздоровления тем не менее наблюдались поразительные. Но его учение в 1954 году было запрещено, лаборатория уничтожена, а сам ученый попал в тюрьму по обвинению в неуважении к суду, где и умер от разрыва сердца.

Психотерапия и массы

В психотерапевтические группы, в большом количестве возникшие в Германии в 30-е годы прошлого века, объединялись бывшие наркоманы, онкологические больные и их родственники. После поражения во второй мировой войне немцы стали объединяться в различные клубы по интересам, которые в том числе выполняли и психотерапевтическую роль.

Американцы начали перенимать этот опыт после окончания вьетнамской войны – для реабилитации военнослужащих и членов их семей. Примерно тогда же – в 60-х годах – миллионы людей в Европе и Америке начали проходить различные тренинги. Психотерапия к этому времени уже накопила большой арсенал методик, которые позволяли в отличие от фрейдовского, длящегося годами, психоанализа достигать целей в определенные сроки. Куда более прагматичные люди XX века не желали проводить много времени на кушетке и копаться в своем бессознательном. Впрочем, и сам классический психоанализ также стал несколько иным – сегодня уже многие психоаналитики заранее определяют количество сеансов и вполне допускают использование лекарственных препаратов.

Благодаря групповым формам занятий психотерапевт стал доступен (в том числе и финансово) гораздо большему количеству людей, чем во времена индивидуальной терапии. Весьма востребованным оказалось направление семейной терапии, которую начала разрабатывать американский психолог Вирджиния Сатир. Она рассматривала семью как целостный организм, который развивается, переживая периоды взлета и стагнации. Психотерапевты разных школ и направлений отмечали, что «одиночные» пациенты, возвращающиеся в семью, испытывают изрядные затруднения по той причине, что они-то меняются, а их домочадцы остаются прежними. Вообще же, в современной психотерапии насчитывается несколько сотен направлений.

Существуют чисто авторские методики, которые создаются для конкретных случаев. Например, бизнес-тренинги, когда необходимо быстро обучить персонал работать с клиентами: стресс-менеджмент, тайм-менеджмент, тренинг телефонного общения, формирование имиджа, техники эффективного ведения переговоров. Весьма перспективным направлением считается также коучинг, который включает в себя консультирование, тренинг и разбор психологических проблем руководителей. Иначе говоря, задача психотерапевта – сделать успешных людей еще более успешными.

Российский путь к себе

В дореволюционной России фрейдистские идеи распространялись очень быстро. Начать с того, что первый регулярный психоаналитический журнал начал издаваться именно в России. Среди первых пациентов и учеников Фрейда были художник Сергей Панкеев, ставший впоследствии прообразом главного героя романа Германа Гессе «Степной волк», а также Сабина Шпильрейн, из-за которой, кстати, окончательно рассорились Фрейд и Юнг. С 1912 по 1925 год в России выходила целая серия «Библиотеки психоанализа и психотерапии».

В начале 30-х годов история российского психоанализа прервалась. В обществе, в котором в то время культивировался дух здоровья, юности, не было места для самокопания. Психотерапия ушла в подполье, заняв весьма скромную нишу исключительно в психиатрии. Постепенное возрождение отечественного психоанализа началось лишь в 1970-е годы благодаря психологу Борису Кравцову, однако окончательно «из подполья» психотерапия стала выходить во второй половине 1980-х, когда возникли первые психоаналитические группы, а также Российская психоаналитическая ассоциация и секция психоанализа Ассоциации психологов-практиков. Понятно, что психотерапия, практиковавшаяся в те годы, в лучшем случае соответствовала психоанализу времен Фрейда. Так что весь тот опыт, который был накоплен западной психотерапевтической мыслью в течение 70 лет, в нашей стране приходится осваивать в ударно короткие сроки.

Комментарий

Леонид Кроль, директор Института групповой и семейной психологии и психотерапии, доцент кафедры психотерапии Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова, старший научный сотрудник Института человека РАН РФ, автор 60 статей по психологии и психотерапии:

«Сейчас все больше заболеваний, которые совсем недавно относились к чисто телесным, переходит в разряд психосоматических, а психотерапевты и психологи становятся одной из самых массовых и востребованных профессий. В некоторых странах их количество вполне сопоставимо с числом врачей общей практики. Таким образом, постепенно снимается некое клеймо, что вроде бы к психотерапевтам обращаются только те, у кого с головой не все в порядке. Психическая составляющая найдена у таких заболеваний, как бронхиальная астма, язва желудка, экзема. И поэтому теперь в большинстве европейских стран врач уже при первичном осмотре пациента рекомендует обратиться к психотерапевту, потому что очень часто причиной подобных заболеваний является скрытая депрессия, о которой пациент порой даже не догадывается. Хронические больные примерно в 30% случаев выздоравливают гораздо быстрее, если в лечении принимает участие психотерапевт. При этом стоит учесть, что, как правило, никаких жалоб на психическое состояние у пациента изначально нет.

Хотя установлено, что в ряде случаев причиной, например, онкологических заболеваний является скрытое нежелание жить, и при пересмотре жизненных целей и стратегий, осознания спрятанных глубоко внутри напряжений человек способен выздороветь. Кроме того, оказывается, что многие болезни, в том числе и онкологические, очень часто переносятся из поколения в поколение. В одном и том же возрасте при похожих обстоятельствах возникают определенные стереотипы поведения, которые ведут к развитию чисто «семейных» болезней. В этом случае задача психотерапевта – посмотреть на семью как на род и снять «родовое клеймо».

Нужно сказать, что психотерапия в очень малой степени рассчитывает на рациональное восприятие человека, поэтому во время сеансов большое значение придается работе с телом, невербальным техникам, трансовым воздействиям. Что происходит в мозгу пациента, пока мало известно, хотя существует целое направление в научных исследованиях, которое занимается только этой проблематикой. Однако то, что при изменении образов в сознании меняется и сам человек, уже мало у кого вызывает сомнение. Обнадеживает и то обстоятельство, что сейчас многие люди посещают сеансы не столько даже для того, чтобы избавиться от проблем, сколько для того, чтобы найти в себе дополнительные ресурсы и тем самым добиться большей жизненной реализации.

Татьяна Яковлева-Устинова

 

Избранное: Бог с золотым ключом

Практически все, кто в разное время был знаком с Гилбертом Кийтом Честертоном, не уставали повторять, что редко встречали человека более жизнерадостного. Он и, вправду, заражал своим несокрушимым оптимизмом всех окружающих. Это тем более поразительно, если учесть, что этот весельчак на протяжении многих лет был очень больным человеком, который не мог не чувствовать, что век его уже отмерян… Впрочем, для самого Честертона эта спокойная радость была не случайна, ибо держалась она для него на истинной Вере. В своих мемуарах, в скором времени выходящих в издательстве “Вагриус”, Честертон, окидывая взглядом свое прошлое, призывает всех и каждого радоваться жизни. Здесь и сейчас. И не впадать в уныние, помня о том, что это – грех.

Не так давно летним вечером, спокойно озирая мою незаслуженно счастливую жизнь, я прикинул, что совершил не меньше пятидесяти трех убийств и спрятал добрую сотню трупов. Один я повесил на вешалку, другой затолкал в сумку почтальона, третьему подменил голову и так далее, в том же духе.

Да, конечно, все это я проделал на бумаге и очень советую начинающим выражать свои преступные склонности таким же образом, не портя прекрасный замысел несовершенствами падшего мира. Где-то я писал, что составил научную таблицу, куда входило 20 способов женоубийства, при помощи которой писатель может убить двадцать жен, прекрасно уживаясь с одной. Собственно, самое печальное в нашем деле – не риск и не потеря супруги, а то, что, выбрав какой-то способ, мы лишаемся других девятнадцати. Придерживаясь этого принципа, я преуспел на ниве того жанра, который называют детективом. Журналы и издательства до сих пор заказывают мне гекатомбу-другую – чем больше трупов, тем лучше.

Каждый, кто напал на след этого промысла, знает, скорее всего, что большей частью в моих рассказах участвует некий отец Браун, католический священник, сочетающий внешнюю простоватость с внутренней тонкостью. Естественно, встали вопросы о том, типичны ли эти черты, а решения и ответы подвели к очень важным вещам.

Как я уже говорил, я никогда не относился всерьез к моим романам и рассказам и не считаю себя, в сущности, писателем. Но все же то были выдумки, фикции, а не биография или история, и по меньшей мере у одного героя не было “прототипа”. Это вообще заблуждение, далеко не всегда пишешь “с кого-то”. Но вот о самом отце Брауне говорили как о реальном человеке и в определенном смысле не ошибались.

Мысль о том, что писатель просто описывает друга или недруга, и неверна, и вредна. Даже персонажей Диккенса, явно выдуманных и явно карикатурных, возводили к простым смертным, словно смертный может быть таким, как Уэллер или Микобер. Помню, отец рассказывал, как известный спирит С.С. Халл яростно опровергал, что он – прототип Пекснифа. “Нет, вы подумайте! – говорил он с излишним пафосом. – Вы же знаете меня, Честертон! Что там, все меня знают. Я посвятил жизнь благу ближних, я служил идеалам, я подавал пример справедливости, честности, чистоты. Что общего между мной и Пекснифом?!”

Когда писатель измышляет характер ради надобностей рассказа, особенно – фикции, выдумки, он лепит его из разных черт, нужных ему на этом фоне. Иногда он берет ту или иную черту у реального человека, но легко изменяет ее, поскольку создает не портрет, а картину. Главная черта отца Брауна – отсутствие черт. Он, можно сказать, заметен своей незаметностью. Его будничная внешность призвана отличаться от напряженной зоркости и подчеркнутого ума; вот я и сделал его обтрепанным и бесформенным, круглым и невыразительным, неуклюжим. Однако я подарил ему некоторые свойства моего друга, отца Джона О`Коннора, который внешне был совсем другим. Он аккуратен, он ловок, даже изящен, и не столько занятен, сколько занят. Словом, это – чувствительный и сметливый ирландец, наделенный глубокой иронией и сдержанной яростью своей нации. Мой отец Браун намеренно описан как житель Восточной Англии, которых нередко именуют саффолкскими клецками. Это – намеренный маскарад, столь необходимый детективу. Однако в одном и очень важном смысле отец О`Коннор и впрямь вдохновил меня. Чтобы объяснить, как это было, расскажу саму историю.

Перед самой женитьбой и сразу после нее я много бродил по Англии, читая то, что вежливо звалось лекциями. Тяга к этим мрачным развлечениям особенно сильна на севере Англии, на юге Шотландии и почему-то в лондонских пригородах. Помню, как довелось мне прокладывать путь сквозь снежную бурю на северные окраины, к большой моей радости, я такие бури люблю. Собственно, я люблю всякую погоду за исключением той, которую называют “прекрасной”, так что жалеть меня не надо; и все же пешком и на омнибусе я добирался часа два, а когда прибыл, напоминал снежную бабу. Прочитав собравшимся Бог знает что, я собрался в дорогу, как вдруг достойный нонконформист, потирая руки и улыбаясь мне с гостеприимством рождественского деда, произнес глубоким, зычным, сладостным голосом: “Что ж, мистер Честертон, разрешите предложить вам рюмочку шерри и печеньица!” Я поблагодарил его, заверив, что совсем не голоден, с ужасом представляя себе, как борюсь со снегом еще два часа, поддерживаемый лишь таким скудным угощением. И, с удовольствием перейдя дорогу, я вошел в кабачок под суровым взглядом пастыря.

Но все это так, в скобках, происшествий было много. Именно о той поре ходит миф, будто я прислал домой, в Лондон, телеграмму: “Нахожусь Маркет Харборо. Где должен быть?” Не помню, правда ли это, но могло быть и правдой. Вот так, бродя по стране, я забредал к друзьям, чьей дружбой очень дорожу, скажем, к Ллойду Томасу, который жил в Ноттингеме, или к Маккмелланду, в Глазго. Однажды меня занесло в Кили, на болота Уэст-Райдинга, и я переночевал у видного тамошнего жителя, который собрал на вечер тех, кто может вынести лекцию. Был там и католический священник, невысокий, с мягким, умным лицом, в котором сквозило и лукавство. Меня поразило, что он сохранял деликатность и юмор в очень йоркширском и протестантском сообществе; и вскоре я заметил, что по-своему, грубовато, его здесь высоко ценят. Кто-то очень смешно рассказал мне, что два огромных фермера, обходя часовни и храмы разных исповеданий, трепетали перед обиталищем этого священника, пока не решили, в конце концов, что он не причинит большого вреда, а в случае чего можно позвать полицию. Однако они подружились с ним, да и все тут явственно с ним ладили и с удовольствием его слушали. Мне он тоже понравился; но если бы мне сказали, что через пятнадцать лет я буду мормонским проповедником у каннибалов, я удивился бы меньше, чем правде, а именно – тому, что через эти самые пятнадцать лет он примет мою исповедь и введет меня в лоно Церкви.

Наутро мы гуляли с ним по болотам у Кили Гэйт, высокой стены, отделявшей Кили от Уорфейдейла, и я повел его к своим друзьям в Илкли. Он остался к ланчу; остался к чаю; остался к обеду; не помню, остался ли он на ночь, но много раз ночевал там позже, и обычно мы встречались. В одну из этих встреч и случилось то, что позволило мне использовать его или хотя бы его часть для детективных рассказов. Пишу об этом не потому, что придаю этим рассказам какое-то значение, а по другой, более важной причине, связанной с той историей, которую я повествую.

Беседуя со священником, я упомянул одно соображение, связанное с преступлением и пороком. Он отвечал, что я заблуждаюсь или нахожусь в неведении; и, чтобы я совсем не запутался, рассказал мне о некоторых вещах, которые я здесь обсуждать не буду. Надеюсь, вы помните, что в юности я воображал ужасные мерзости; и очень удивился, что тихий, милый и неженатый человек побывал гораздо ниже. Мне просто в голову не приходило, что бывают такие ужасы… Если бы мой новый знакомый был писателем, просвещающим детей и отроков, его бы сочли провозвестником рассвета… Но он говорил между делом, ради примера, по насущной нужде, да еще – под строжайшей тайной, и был, естественно, типичным иезуитом, отравителем душ. Вернувшись, мы нашли новых гостей и вскорости завели беседу с двумя выпускниками Кембриджа, тоже бродившими в этих местах после конца занятий. С отцом О`Коннором они говорили о музыке и ландшафтах, а он легко принимал любую тему и поразительно много знал. Перешли к философским и нравственным проблемам; а когда священник вышел, молодые люди развосхищались тем, как он разбирается в барокко или в Палестрине. Потом они помолчали, и один прибавил: “Нет, все-таки у них ненормальная жизнь! Вольно любить религиозную музыку, когда сидишь в затворе и ничего не знаешь о зле. Нет, нет! На мой взгляд, надо выйти в мир, посмотреть в лицо реальности, узнать настоящие соблазны. Что говорить, невинность и неведение красивы, но куда лучше не бояться ведения”.

Мне, только что слышавшему все эти ужасы, слова его показались такой чудовищной насмешкой, что я громко засмеялся. Кто-кто, а я-то знал, что по сравнению с безднами сатанинскими, которые священник видел, с которыми сражался, кембриджские джентльмены, к счастью для них, ведают не больше зла, чем два младенца в коляске.

И тут мне захотелось использовать это недоразумение, написать рассказ, где не ведающий зла священник знает больше всех о преступлении и преступниках. Позже я неуклюже выразил это в “Сапфировом кресте”, а там – и в других историях, которыми мучил мир. Словом, я разрешил себе очень плохо поступить со своим другом – примять его шляпу, растерзать зонтик, лишить аккуратности одежду, подменить ум и остроту взгляда чем-то вроде пудинга, и вообще обратить отца О`Коннора в отца Брауна. Кроме того, мой герой ничем не занят, просто болтается где-нибудь на случай убийства. Одна очаровательная дама (заметим, католичка) сделала отцу Брауну удачный комплимент, сказав: “Как мне нравится этот суетливый бездельник!”

Однако истории о кембриджских студентах и не ведающем зла затворнике гораздо значимей, чем мои неуклюжие (хотя и чисто писательские) злодейства. Я снова встал лицом к лицу с мрачными, но весьма живыми проблемами души. Раньше я не нашел из них выхода, и они меня мучили, хотя вообще меньше мучают мужчин, чем юнцов. Они меня очень мучили, и я мог бы сползти к компромиссу, а то и к поражению, если бы вдруг не заглянул в бездну, лежащую у моих ног, – и удивился своему удивлению. Мне было нетрудно поверить, что католическая Церковь знает о добре больше, чем я. Но что она больше знает о зле, это поразительно.

Когда меня или кого-нибудь другого спрашивают: “Почему вы приняли католичество?”, мы отвечаем быстро и точно, хотя и не для всех понятно: “Чтобы освободиться от грехов”. Никакая другая религия не может действительно освободить человека от греха. Многим кажется странным и непонятным, что, по учению Церкви, исповеданный и отпущенный грех уничтожен, не существует и человек начинает жить заново, словно и не грешил. Говоря об этом, я не могу не вспомнить тех ощущений и образов, о которых я рассказывал в главе о детстве. Если вы помните, я говорил, что в первые годы, пору невинности, начиналось что-то очень важное, быть может, самое важное в жизни. Я говорил об особом свете, яснее и ярче дневного, который до сих пор освещает мне путь по Кемден-Хилл и Хрустальный дворец вдалеке. И вот когда католик идет к исповеди, он действительно вступает в утренний свет начала и новыми глазами смотрит сквозь мир на сверкающий дворец. Он верит, что в темном углу, в короткие минуты таинства Господь сотворил его снова по образу Своему и подобию. Господь попытался еще раз, и человек опять так же нов, как в настоящем детстве. Он стоит в белом свете начала, и движение времени не пугает его. Даже если он стар и немощен, ему несколько минут от роду.

Таинство покаяния дает нам новую жизнь и примиряет нас с миром, но не так, как примиряют оптимисты и поборники наслаждения. Радость дается не даром, она обусловлена раскаянием. Другими словами, цена ей – истина, или, если хотите, реальность. Мы должны увидеть себя такими, какие мы есть. Когда так видят только других, это называется реализмом.

Сейчас и здесь я не берусь защищать учение о покаянии и не менее поразительное учение о безграничной милости Господней. Я пишу не апологию, хотя писал их немало и, даст Бог, напишу еще, несмотря на сопротивление близких. Но сейчас я взвалил на себя мучительное, почти непосильное бремя – я пытаюсь рассказать свою жизнь и просто хочу описать, как повлияли догматы на мои действия и чувства. Мне кажется, они связали всю мою жизнь воедино, а никакие другие учения не могли бы связать ее; к тому же они ответили сразу на два вопроса: почему я так радовался в детстве и так сильно страдал в отрочестве и ранней юности.

В начале моей литературной деятельности пессимисты обвиняли меня в оптимизме; теперь, в конце, оптимисты, наверное, обвиняют в пессимизме. На самом же деле я не был ни тем, ни другим и в этом отношении никогда не менялся. Я начал с защиты красных почтовых ящиков и допотопных омнибусов, хотя их считали некрасивыми. Кончаю я отрицанием ревю и американских фильмов, в которых красоты хоть отбавляй. Но и тогда, и теперь я пытался объяснить одно и то же, и даже глубочайший переворот моей жизни – мое обращение – только утвердил меня в моих взглядах. В сущности, я нигде не видел таких же взглядов, пока не открыл грошовый катехизис и не прочел: “Два греха против надежды – самонадеянность и уныние”.

В ранней юности я пытался прийти к этому с другого конца, с края света, бесконечно далекого от мистической надежды. Я стремился к неверной земной надежде и к небольшому конкретному счастью, но с самого начала я остро, до боли, ощущал именно эти опасности. Я чувствовал, что все на свете портят уныние и самонадеянность. В первой, мальчишеской, книге стихов я спрашивал, через какие чистилища прошел я до рождения, чтобы получить в награду право смотреть на одуванчики. Я не верю в метемпсихоз и вряд ли верил тогда, а с тех пор, как у меня есть сад, я знаю, что плевелы – не только благо. Но слова об одуванчике можно отнести и к подсолнечнику, или к солнцу, или к той радости, которая, по утверждению поэта, ярче солнца. Радоваться сорняку может только тот, кто чувствует себя недостойным сорняка. А презирать сорняк, или цветок, или что угодно можно двумя способами: один был популярен в моей юности, другой вошел в моду не так давно. Оба они неверны, и оба противоположны одной и той же истине.

Пессимисты моей юности, завидев одуванчик, говорили вслед за Суинберном, что они устали от бутонов, цветов и многого другого, точнее, от всего, кроме сна. А я набрасывался на них, обличал и буянил, провозгласив себя рыцарем Легкого Пуха и украсив одуванчиком свой шлем. Но можно презирать одуванчик иначе, и презрение оптимиста, на мой вкус, еще обидней, чем презрение пессимиста. Тут есть несколько методов. Можно сказать: “Это что! Вот у Сэлфриджа – настоящие одуванчики!” или “…у Вулворта одуванчики дешевле”. Можно бросить небрежно: “В одуванчиках знают толк только в Вене, у Гомболи”, можно удивиться: “Как? Вас интересует эта старомодная мелочь? Во Франкфурте вырастили одуванчик-гигант!” Можно, наконец, презрительно скривить губы и намекнуть, что в лучших домах носят не одуванчики, а орхидеи. Короче говоря, нетрудно уничтожить одуванчик, сравнив его с чем-нибудь; ведь аналогия, а не привычность – мать пренебрежения. Но все эти фразы основаны на странном и ошибочном мнении, что мы, люди, имеем право на одуванчики и не обязаны за них благодарить, не должны им дивиться, а главное – не должны удивляться, что нас сочли достойными этих пуховых шариков. Теперь не говорят, как прежде: “Что есть человек, что Ты помнишь его?” Теперь скандалят: “Это что такое?” или сердятся, как сварливый майор в клубе: “Что за дрянь вы подсовываете джентльмену?!” Такое расположение духа нравится мне не больше, чем пессимизм Суинберна; и то, и другое приводит к брезгливому отвращению. А имя этим недугам – уныние и самонадеянность.

Этих взглядов я придерживался, когда казался оптимистом Максу Бирбому, их же придерживаюсь и теперь, когда, без сомнения, кажусь пессимистом Гордону Сэлфриджу. Цель жизни – радость; к чему же нам те или иные вещи, если мы их не ценим? К чему накапливать их, если мы им не радуемся? Когда-то я говорил, что зеленый фонарный столб лучше темноты, а если он один – свет ярче на фоне мрака. Декадент моей молодости так страдал от уродливого столба, что предпочитал на нем повеситься или, погасив фонарь, погрузиться во тьму кромешную. Современный же миллионер бойко сообщает, что он, оптимист, заготовил 250 000 000 столбов, окрашенных не в тусклую викторианскую зелень, а в модные лимонные и синие тона, и собирается разместить их по всей земле. А я никак не пойму, что тут хорошего. Фонарный столб может значить немало, даже если он уродлив. Но столбы миллионера значат не больше, а меньше; в сущности, они ничего не значат. Никто их даже не заметит.

Другими словами, не так уж важно, пессимизмом или оптимизмом клянется человек, если он потерял способность радоваться тому, что у него есть. Ведь самое трудное для нас, людей, не радоваться столбам и цветочкам, а радоваться радости. Труднее всего действительно любить то, что любишь. В том-то и проблема. Мне казалось вначале и кажется сейчас, в конце, что ни пессимисты, ни оптимисты не решили загадки, потому что и те и другие забыли о смирении и о благодарности недостойных. Мысль эта много важней и удивительней, чем мои личные мнения, но привела меня к ней нить благодарности, легкая и тонкая, как пух одуванчика. Эта нить привела меня к взглядам, которые не только взгляды. Может быть, только они одни больше, чем просто взгляды.

Дело в том, что тайна смирения стала действительно тайной. Ее почти забыли, выбросили на свалку вместе с ворохом других негодных истин. Представьте себе, что, скажем, настой из одуванчиков – великолепное лекарство, но рецепт его сохранился только у старой нищенки, которую вся деревня считает ведьмой. И счастливый гедонист, и тоскливый пессимист закоснели в гордыне. Пессимист гордился пессимизмом, потому что во всем мире не находил ничего себе под стать. Оптимист гордился оптимизмом, потому что в куче всякой дряни находил кое-что сносное. И среди тех, и среди других были хорошие люди, но у них не было той добродетели, о которой я думал. Одни считали, что жизнь дурна, другие – что жить можно; но никому и в голову не приходило благодарить за самое маленькое благо. А я все больше и больше верил, что, как это ни странно, ключ именно тут, и потому все ближе подходил к тем, кто специально занимается смирением, хотя для них дверь вела в небо, а для меня – на землю.

Конечно, мне скажут: “Что за бред? Неужели вы действительно думаете, что поэт не может радоваться травке или цветку, если не связывает их с Богом, более того – с вашим Богом?” А я отвечу – да. Я считаю, что не может. Язычники поклонялись природе, пантеисты любили ее, но и поклонение, и любовь основаны, пусть подсознательно, на ощущении цели и объективного добра не меньше, чем сознательная благодарность христиан. Конечно, Природа, в лучшем случае, женское имя, которое дают Провидению, когда не слишком серьезно относятся к нему. Толки о Природе – те же сказки, и место им у очага, а не у алтаря. Природа в этих сказках вроде феи-крестной. Но феи-крестные добры к тем, кого крестили, а как крестить без Креста?

Меня всегда удивляло, что скептики никак не хотят завершить свою мысль. Их часто бранят и часто хвалят за смелое и даже безрассудное стремление вперед; мне же, как правило, стоило огромного труда заставить их двинуться с места и додумать хотя бы то, что они думают. Когда людям впервые пришло в голову, что мир, быть может, не скреплен великой целью, а слепо катится неизвестно куда, надо было довести мысль до конца: если это верно, ни один поэт уже не вправе бежать как в свой дом в зеленые луга и обращаться за вдохновением к синеве небес. Поэты, даже язычники, могут прямо любить природу только в том случае, если они косвенно верят в Бога. Если же вера эта иссякает, любовь к природе раньше или позже сойдет на нет; и признаюсь, что, как это ни грустно, я хотел бы, чтобы это случилось раньше. Конечно, можно испытывать чисто животный восторг перед формой скалы или цветом пруда, как можно восторгаться сочетанием цветов на свалке; но не это имели в виду великие поэты античности, когда говорили о тайнах природы и величии стихий. Если исчезает даже смутная мысль о сознательной цели, многоцветный осенний ландшафт ничем не отличается от многоцветной мусорной кучи. Такое восприятие мира, словно прогрессивный паралич, все больше сковывает тех новых поэтов, которые не пришли к христианству. Для них не всякий сорняк – цветок, а всякий цветок – сорняк. Так доходят они до кошмарного ощущения: сама природа противоестественна. Быть может, именно поэтому многие из них тщетно пытаются воспеть технику – ведь тут еще никто не оторвал результат от замысла. Никто не доказал, что моторы возникли сами собой из железного лома, а из всех машин выжили в борьбе только те, у которых случайно развился карбюратор. Во всяком случае, я читал современные поэмы, где трава противна и неряшлива, как щетина на небритом подбородке.

Вот я и считаю, что прежде всего простая мистика одуванчика и дневного света зиждется на вере. А если меня спросят, почему она зиждется на этой, а не на другой вере, я отвечу: потому что только эта вера подумала обо всем. Я ни в коей мере не отрицаю, что в других философских и богословских системах есть истина; напротив, я это утверждаю, на это я и жалуюсь. Все системы и секты, известные мне, довольствуются одной истиной, а если система претендует на универсальность, она применяет эту истину ко всему на свете. Как правило, особенно ограничены те, кто кичится широтой взглядов, и только одну систему удовлетворяет не истина, а Истина – единая, хоть и составленная из многих частных истин. Это можно показать на примере моей частной жизни.

Я уже говорил, что мой несовершенный, приблизительный культ благодарности не спас меня от неблагодарности, особенно страшной для меня. Но и здесь я обнаружил, что меня ждет ответ. Именно потому, что зло таилось в сфере чувств и воображения, его могла победить только исповедь, с которой кончаются одиночество и тайна. И только одна религия осмелилась спуститься со мной в недра моей души. Конечно, я знаю, что исповедь, которую так осмеивали два или три века кряду, включая большую часть моей жизни, сейчас с некоторым опозданием вновь входит в моду. В первую очередь воскресили все то, что особенно осуждалось как нескромность и самокопание. Я слышал, что новые секты вернулись к обычаю первых христиан и практикуют общую исповедь (правда, в вечерних костюмах). Как видите, я не так уж отстал, я знаю, что вполне современные люди догадались о пользе исповеди. Но никто из них, насколько мне известно, и слыхом не слыхивал о пользе отпущения грехов.

Я говорил, что все мои муки гнездились в сознании, в уме. В те годы я не знал, что Церковь опередила меня, что она подтвердила существование мира, и даже безумец, услыхав ее голос, может прозреть и поверить собственным глазам.

Наконец, я уже рассказывал, что я пытался по мере слабых сил служить справедливости, что я увидел, до чего дошла наша промышленная цивилизация задолго до того, как сетования на нее стали общим местом. Всякий, кто не поленится порыться в старых газетах (даже так называемых радикальных) и сравнить то, что писали в них о забастовках, с тем, что мои друзья писали в те же самые дни, убедится, что это не похвальба, а печальная истина. Но если хоть один человек прочитает мою книгу, он увидит, что с самого начала я, ведомый чутьем, думал о справедливости, свободе и равенстве совсем не так, как другие. Я не воспевал цивилизации. Я защищал свободу маленьких стран и бедных семейств. Однако я сам не знал как следует, что я понимаю под свободой, пока не познакомился с понятием бесконечного достоинства каждой души. Оно было для меня новым, хотя религия, сообщившая мне о нем, насчитывала без малого две тысячи лет. Например, я всегда хотел, и сам не знал почему, чтобы человек безраздельно владел чем-нибудь, хотя бы своим телом. Может статься, и это у нас отнимут, – уже сейчас на горизонте маячат призраки стерилизации и социальной гигиены. Но я не собираюсь вступать в полемику с научными авторитетами, на моей стороне – один авторитет, и его мне достаточно.

История моей жизни кончается, как всякий детектив: проблемы разрешены, на главный вопрос найден ответ. Тысячи совсем других историй заканчивались так же, как моя, и так же разрешались совсем иные проблемы. Но для меня мой конец – мое начало, как сказал Морис Беринг о Марии Стюарт. Я верю, что есть ключ, открывающий все двери. И как только я подумаю о нем, передо мной встает мое детство, когда дивный дар пяти чувств впервые открылся мне, и я вижу человека на мосту с ключом в руке, которого я увидел в стране чудес папиного театра. Однако теперь я знаю, что тот, кого зовут Pontifex Maximus, строитель мостов, зовется и Claviger, несущий ключи. А получил он эти ключи, чтобы связывать и разрешать, когда рыбачил в далеком захолустье, у маленького, почти тайного моря.

Содержание