Леонид Круглов, член Русского Географического общества, со съемочной группой в составе Андрея Новоселова (режиссер), Александра Белоусова и Михаила Кричмана (операторы) при поддержке «Диалог-Банка» (программа путешествий «Диалог со всем миром») в третий раз побывали на острове Новая Гвинея, а точнее в западной его части — индонезийской провинции Ириан Джаня (Западный Ириан). Целью экспедиции в глубинные джунгли тропического острова было создание видеофильма о папуасском племени комбаев. Эти люди наряду с другим племенем — короваев — строят свои жилища высоко над землей (до 60 метров), на кронах деревьев.

Первая недолгая встреча с людьми, живущими на деревьях, произошла три года назад. Потом была вторая экспедиция и вторая встреча. Эти племена живут небольшими — десять-двадцать человек — группами в полной изоляции от всего мира и часто от своих соплеменников. Некоторые из них никогда не встречали представителей цивилизованного мира. В такую «неоткрытую» деревню и решила осенью прошлого года пробиться группа Леонида Круглова с намерением около месяца пожить с людьми из племени комбаев, а лучше сказать, «повисеть» вместе с ними или рядом с их жилищами. Не случайно самым тяжелым грузом в багаже экспедиции наряду с генератором для зарядки аккумуляторов, топливом, видеоаппаратурой и продуктами было... альпинистское снаряжение.

Четверка россиян добралась на самолете до столицы Индонезии Джакарты. Затем местными рейсами они прилетели в Джаяпуру — административный центр провинции. Отсюда на самолете миссионеров забрались в глубинку близ границы с Папуа-Новой Гвинеи. Дальше — по реке, к последнему очагу цивилизации...

Экспедицию сопровождали четыре проводника и два переводчика.

Опыт трех путешествий Леонида Круглова воплотился в книгу «Папуа. Застывшие волосы», которая готовится к печати. Отрывок из нее — о последней экспедиции — автор предлагает вниманию читателей нашего журнала.

20 августа

Днем приплыли в Басман, довольно крупный и цивилизованный населенный пункт. Мы высаживались из лодки, а рядом разгружали свои каноэ несколько женщин. Обвешавшись плетеными сумками, они пошли впереди нас — деревня виднелась метрах в двухстах. Тропинка была проложена прямо по воде — насыпь из хорошо промешанной глины. Мы тут же провалились по колено. Я немного обогнал ребят и, когда оглянулся, увидел: Миша, Анджей и Саша идут очень осторожно, и их армейского образца штаны испачканы только до колен.

— Дальше придется плыть, можете расслабиться и не беречь одежду, — с этими словами я вошел в воду и почти сразу провалился по пояс. До деревни оставалось метров пятьдесят, но с нашей аппаратурой дальше идти было нельзя, вода доходила уже до шеи. Женщины, которых мы встретили у реки, давно переправились; одна из них, самая низкорослая, во время переправы скрылась под водой полностью, и только плетеный мешок, набитый какой-то зеленью, плыл словно сам собой по волнам.

Преодолев глубокое место, метра через три, женщина вынырнула, пристроила мешок на голове и вышла на берег. Такой способ переправы нам не подходил, мы думали о судьбе аппаратуры.

Пришлось просить о помощи, и вскоре от дальнего берега отделилось каноэ, направляясь в нашу сторону. За бравыми и отважными путешественниками, которые буксовали в грязи, плыл десятилетний мальчик, ловко управляя верткой лодкой...

Но в самой деревне оказалось уютно, мы хорошо отдохнули в помещении миссии, которой управляют уже не белые миссионеры, а их ученики-папуасы.

Завтра идем в джунгли — к комбаям. Папуас-миссионер просился с нами. Туземцы сказали, что он хочет пропагандировать среди комбаев истинную веру, агитку покидать, как выразился Миша. Мы решили его не брать.

23 августа

Уже два дня продираемся через   джунгли.   Нашли сухое место, сделали привал, развели   костер.    Разделись почти   догола,   чтобы   высушится.

Записи делать сложно — дым лезет в глаза, но я стараюсь вести дневник аккуратно. Точно знаю, что позже записи сделать не соберусь.

Миша и Анджей впервые совершают такой длинный бросок через заросли, и это производит на них удручающее впечатление. У нас с Сашей уже бывали такие переходы, но и нам приходится не сладко. Идем по жердочкам, бревнам, поваленным деревьям. Все очень скользкое -один неверный шаг, и ты садишься с размаху на дерево, больно. Из-под ног выскальзывают змеи. Многие участки просто затоплены водой, не видишь, куда ступаешь.

Стоит ужасающий зной. Однажды, провалившись по горло в воду, поймал себя на мысли, что мне приятно: разгоряченное тело с удовольствием принимает прохладу.

Проводник Куц, папуас с побережья, который чуть-чуть говорит по-индонезийски, утверждает, что это «хорошая дорога».

Самое тяжелое — переть канистру бензина для генератора. Вообще-то большинство вещей тащат проводники (у нас рюкзаки не тяжелее десяти кг, иначе бы мы просто не прошли), но с канистрой они иногда не справляются, приходится помогать.

Ночевали, кое-как растянув палатку на сухих кочках. Утром обнаружили у входа следы босых ног. Бог знает — или мы их не заметили вечером, или кто-то бродил вокруг ночью.

Куц пугает, что лесные племена откармливают гостей, а потом убивают и едят.

25 августа

Вчера вышли к деревне, которую    знали    наши проводники.    Увы, люди отсюда уже ушли. На краю ручья заброшенный

дом, дырявая крыша.

Проводники попрыгали, поорали — никого. Я пошел бродить по окрестностям, почти тут же наткнулся на похоронный помост с полурассыпавшимся скелетом. Сделал шаг ближе — из костей шмыгнула тонкая блестящая зеленая змейка. Очень неприятное впечатление.

Ребята грустят. Куда идти дальше — непонятно. Проводники кругами ходят по лесу, пытаются обнаружить следы ушедших людей.

26 августа

Под утро приснился сон: будто по ручью, который протекает в трех метрах от заброшенного дома, плывет вверх по течению маленький кораблик, сделанный из газеты. Рассказал об этом проводникам, заменив, конечно, в рассказе газетный кораблик на очень маленькую лодку.

Папуасы отнеслись к моему рассказу необычайно серьезно. Долго шептались между собой, а потом сказали, что следует идти вверх по ручью и лучше идти прямо сейчас.

27 августа

Едва  успели позавтракать консервированными  бисквитами, как призывные крики наших проводников возымели успех. Где-то очень далеко в лесу раздался ответный крик. Решили  ждать  здесь,   на краю   большого   вырубленного участка леса. Со времени   первого   крика   прошло часа три. Час назад из леса снова кричали, на этот раз внятнее и ближе.

К вечеру появилось два голых папуаса с копьями. Реакция на нас очень недоброжелательная.

— Уходите, здесь нет пищи на всех...

Мы отвечаем, что принесли пишу с собой, по цепочке из переводчиков эта (эта ли? — проверить невозможно) информация доходит до туземцев, но они отказывают с пущей яростью. Речь у комбаев вообще очень агрессивная, жестикуляция грозная и стремительная, при разговоре папуас то почешется, то кулаком взмахнет: непонятно, что у него на уме.

Проводники советуют уходить, но я велю продолжать переговоры.

Прошло два дня. Проводники очень боялись, что ночью на нас могут напасть. Но я верил в успех. На второй день вечером они пришли к нам и согласились взять подарки для стариков-вождей. Мы послали мешок риса, топор, два мачете, несколько горстей бисера и булавки. Утром пришли посланцы, сказали, что мы можем пожить в племени, но совсем недолго.

30 августа

Мы вынырнули из зеленой гущи леса и с наслаждением  глотал и   воздух   на   небольшой лесной прогалине, через которую текла узкая речка с красно-коричневой водой. За хаотичными завалами деревьев — здесь их было особенно много — на дальнем конце прогалины виднелось строение длиной около десяти метров, «подвешенное» на 30-метровой высоте. Из него, прямо через тростниковую, бурую от времени крышу сочился дым. Люди где-то здесь. Раздался тревожный крик-уханье: нас заметили. Дор, проводник-носильщик, прокричал несколько зычных, состоящих из одних гласных звуков фраз, и мы двинулись, хрустя и скрипя ветками, через завал.

Это было классическое фортификационное сооружение каменного века. Ни одно живое существо не могло бы подойти к жилищу комбаев незамеченным. Подступы к нему хорошо просматривались и простреливались. Жилище было прикреплено сразу к нескольким толстым деревьям, и к нему была приставлена длинная жердь с зарубками. Мы шли по просеке, несколько пар глаз внимательно разглядывали нас сверху, из дома-крепости, и несколько теней мелькали по бокам, в зарослях. Никто, слава Богу, не кричал и не стрелял, может быть, удастся с ними договориться. Недалеко от этого логовища, на невысоком пригорке мы заметили еще одно длинное строение, навес из веток.

Дор знаками показал, что пойдет туда один. Осторожно, как сапер на минном поле, положил свой рюкзак на землю, велел нам сделать то же самое и сесть. Вынул из кармана несколько браслетов и, так же осторожно ступая, понес подарки к навесу, вытянув руки, чтобы их хорошо было видно. Людей мы увидели не сразу, из темной глубины строения они решились выйти не скоро, долгое время только широкая спина Дора выглядывала из проема, который, не делая лишних движений, что-то говорил людям, сидящим внутри.

Первым появился старый вождь. На полусогнутых напряженных ногах, сжимая копье в руке, он вышел на свет и стал что-то говорить; гортанные звуки лились сплошным потоком. Дор и остальные толмачи переводили это на индонезийский язык.

Через три минуты наш капитан (индонезиец, на лодке которого мы приплыли в Басман; он пошел с нами к комбаям) поставил автомат на предохранитель. Нам разрешили остаться и согласились принять подарки...

Я окончательно понял, что перенесся в каменный век, во времена молодости человечества. Передо мной стоял, сутулясь и нахмурив кустистые брови, человек с каменным топором в одной руке и массивным копьем в другой. Все его тело было украшено ритуальными шрамами, в носу вставлены бамбуковые палочки, кожа была грубой на вид, как наждачная бумага. Первобытный человек, ничего не знающий о цивилизации, запускающей ракеты в космос. Глаза его перебегали с моего лица на руки, на одежду, обувь... Он был испуган и ничего не понимал.

Встретили нас в деревне недружелюбно, никто не подходит, при встрече отворачиваются... Взгляды косые. Неуютно. Ребенок, увидев Кричмана, заплакал навзрыд. Миша очень обиделся: что же, говорит, неужели я такой страшный?

Но я не жалею: сюда стоило прийти хотя бы затем, чтобы видеть жилище комбаев. Их дома похожи на хижины соседнего племени аубанов, через территорию которого мы проходили: тоже стоят над землей, на подпорках. Но вся разница в высоте! Если ауба-ны живут метрах в пяти-шести от земли, то здесь дом, как я говорил, на высоте тридцати метров. Поразительное зрелище.

— В этой местности вообще любят небоскребы, — бор-

мочет Анджей. — В Джаяпуре вот индонезийцы понастроили банков в сто этажей, эти живут под облаками...

Проводники говорят (об этом свидетельствуют и некоторые путешественники), что дома, бывает, строятся и на высоте в шестьдесят метров.

Ночью, когда все племя забирается наверх (собак тоже с собой берут: хвать ее под мышку и полез), жердь с насечками убирается внутрь дома. Это действенный способ, чтобы в строение не проникли охотники за головами из соседних племен.

Так прошел первый день в племени комбаев, в селении клана Сайах.

1 сентября

Утром Саша проснулся  и сообщил:

— Сегодня день знаний. Наверное, сегодня мы узнаем что-нибудь новое о нравах и культуре племенных жителей этой части Новой Гвинеи...

— Детки в школу сегодня пошли, — вздохнул Анджей.

Просыпаемся мы, кстати, как и засыпаем, под звуки протяжной и очень мелодичной песни, которую комбаи хором исполняют на своей верхотуре. И это производит сильное впечатление: звуки льются будто с неба-Отношения с местными потихоньку налаживаются. Генератор их заинтересовал, подходили близко смотреть, но когда он завелся и затарахтел, громя соборную тишину леса, все любопытные с криком разбежались.

Когда ходим к ручью умываться, за нами подглядывают. Но зато, слава Богу, не провожают в кустики, подобно аубанам...

Вчера утром Анджей долго снимал дерево странного вида со свисающими корнями, а сегодня выяснилось, что он наугад выбрал священное дерево. Колдун Барнабас сидел полдня на этом дереве, обливал свиным салом листья и поджигал. Оказывается, он заговаривал дождь, который льет уже несколько дней подряд.

2 сентября

Взгляд на мир у комбаев такой: они живут во внутреннем пространстве, мертвые во внешнем, а за всем этим находится Великая вода, где все окажутся после конца света. Это я узнал из обрывочного разговора (через переводчиков, конечно) с комбаем, которого зовут Рее. Он больше всех, кажется, к нам расположен и часто соглашается беседовать. Внимательно слушает нашу речь, как будто что-то понимает. Потом терпеливо ждет, что скажут переводчики, и отвечает сам, иногда односложно. Палочки у него в носу шевелятся... Мы для комбаев — существа из Великой белой воды...

Поэтому они так и насторожены к нам: пришельцы из внешнего мира для них отчасти мертвецы. Я вспомнил историю о том, как в семидесятые годы на край леса, где мы сейчас находимся, прибыли два голландца —  Йоханес Вельдхайзен и Геррит Ван, миссионеры Голландской реформированной церкви (это дополнение я вписываю уже в Москве, готовя дневники к печати). Территория, где обитают комбаи и их соседи короваи, тоже живущие на деревьях, не имеет нефти, драгоценных металлов или ценных пород деревьев, видимо, поэтому никто не тревожил вековой покой джунглей аж до семидесятых...

Ну вот, эти два голландца работали здесь 15 лет, опубликовали этнографический труд, но за все полтора десятилетия не сумели приобщить к христианству ни одного туземца. Частично это было результатом их концепции: «Мы должны вести себя как гости, а не как завоеватели». Голландцы вообще люди мягкие и терпимые. Однако факт налицо: ни один туземец не принял веры людей извне...

Еще Рее рассказал мне, что, к сожалению, против нашего пребывания в племени настроен сам Барнабас. Чем-то мы ему не угодили.

Имя Барнабас означает на языке комбаев — «Убивающий крокодилов». Колдун имеет неограниченную власть в клане. За какую-то провинность год назад он приказал умереть одному из членов племени. Тот перестал есть и через пять дней умер.

К чести Барнабаса, следует признать, что после его вчерашних затей дождь если не совсем прекратился, то сильно поуменьшидея. Как-то Рее рассказал, что в засуху, когда, напротив, нужно вымолить у небес влаги, Барнабас льет воду на волшебные травы и добивается дождя...

Сказав это, Рее внезапно замолк, испуганно огляделся (наверное, решил, что сболтнул лишнего) и быстро исчез.

У дома комбаев нет передней и задней стенки. Мы оборудовали на соседней пальме точку для съемок и по очереди поднимали туда друг друга в альпинистской люльке типа памперса, сделанной из прочной ткани и веревок. У папуасов наши действия вызвали настоящий шок: с совершенно невнятной целью и со странным предметом в руках (они поначалу боялись камеры, но проводники разъяснили им, что это не оружие) человек поднимается к небу и долго там болтается в неудобной позе...

Вечером племя смилостивилось над нами и позвало к себе в гости. Очень занятно. Все — и люди, и собаки, и свиньи — живут под одной крышей, но все имеют свои.

определенные зоны. Очаг разводится на листьях, обмазанных грязью и расположенных на специальных дырках в полу, чтобы в случае чего быстро скинуть горящие листья вниз. Под потолком висят раковины, кости и черепа. Ели лепешки из саговой муки...

Мужчины в свете костра, разведенного на бамбуковом полу, молча и напряженно подолгу разглядывали нашу одежду и в особенности ботинки. Через час созерцания один из них попробовал их потрогать, а затем долго нюхал свою руку, потом дал понюхать соседу, и после этого сосед тоже решился потрогать мой ботинок.

Несмотря на приглашение в гости и на такое неформальное общение, после ужина нам намекнули, что время нашего пребывания в клане Сайах лучше сократить. Но завтра мы еще не уйдем. Завтра нас обещали взять на охоту.

3 сентября

Два выдающихся события. Первое — охота на крокодила. Мы вместе с еще несколькими охотниками (никогда не знаешь, сколько их вокруг: тихо появляются и тут же незаметно пропадают в густых зарослях) долго брели по руслу какого-то ручейка. Вспугнули несколько крупных птиц, несколько змей. Казалось, что охота не удается, слишком громко мы топали и чавкали своими ботинками, но вдруг впереди послышался шум, шелест в кустах, сдавленные крики, скороговорка комбаев. Крик, еще более сильный крик, мы уже бежали куда-то, ветки били по лицу. Мы ничего не замечали и выскочили на небольшую прогалину. Крокодил... вот он прямо перед нами... метрах в трех впереди. Не убегает, со всех сторон шуршат кусты, охотники окружили его, но видны только двое. Секунда — и копье протыкает шею животного. Брызги, плеск, в воде повисает кровавое облачко, и снова все становится тихо. Из кустов с разных сторон появляются возбужденные лишь. Я ощущаю дрожь в коленях, первобытную радость от удачной охоты...

Второе — торопясь на охоту, забыли на дереве Мишу Кричмана с камерой. Он, бедолага, провисел в люльке пять с половиной часов.

Когда спускали Мишу на землю, думали, он убьет нас всех на месте. Но Кричман был настроен неожиданно благостно. Сказал, что некоторое время дремал и даже видел мимолетный сон, как мы возвращаемся в Москву. Как сходим по трапу в Шереметьеве и нас окружают журналисты с микрофонами...

— В Шереметьеве не сходят по трапу, — напомнил Мише Анджей. — Там самолет покидают по трубе...

Да, у всех чемоданное настроение. Ожидание дороги домой. Но расслабляться рано: нам еще из джунглей выбираться недели две, не говоря о дальнейших передвижениях.

Забытый Миша снял сверху уникальные кадры: возвращение племени с охоты...

Крик и шум стоял такой, что, казалось, будто это движется через лес не менее ста первобытных воинов, несущих убитого саблезубого тигра. Но на поляну выбежало всего двенадцать мужчин и три подростка. Голые, расписанные белыми и коричневыми полосками вдоль тела, они пронеслись через ручей, на ходу сбросив в него, как в холодильник, несколько крокодильих туш (в том числе и добытую нами) и закружились вокруг хижины. Мужчины, взбудораженные собственной рычащей песней и утробными криками, похоже, чувствовали себя увереннее, чем обычно. Потрясая копьями и топорами, они трижды обежали вокруг кухни, а затем остановились невдалеке, тяжело дыша...

Все они были сильно возбуждены, быстро оглядывались, не останавливаясь подолгу взглядом ни на чем, и широко раздутыми ноздрями принюхивались. Оказалось, что среди прибежавших было несколько гостей из еще более далекой деревни. Слухи о нас начали распространяться, на нас пришли посмотреть. Все гости — мужчины тоже были голыми, если не считать маленьких листочков, прикрывавших половые органы. Когда мы познакомились с вновь пришедшими, начался обмен подарками.

Они получили от нас несколько ножей, блестящие безделушки и кольца, которые им очень понравились. Я был украшен заботливой рукой одного из мужчин. Он надел на меня красивое ожерелье, сделанное из сотен радужных крылышек жуков. Нам также подарили курительную трубку, украшенную резьбой, и много всяких мелочей: прокопченный череп мыши — на шею, бусы из зубов крокодила, костяной нож, а один мальчик, он тоже был среди гостей, трогательно преподнес мне свою игрушку — кучку разноцветных птичьих перьев, скрепленных в пучок какой-то вязкой субстанцией.

Вечером мы разделили трапезу с мужчинами и ели крокодиловое мясо. При красном свете костра хозяева и гости вволю разглядывали нас, два десятка глаз, не мигая и не отвлекаясь, смотрели из темноты. Им было интересно все — часы, они загадочно блестели в темноте, обертки от сухофруктов, их запах. Нашу еду есть никто не решался...

Этот ужин был прощальным. Предстояла обратная дорога.                   

Леонид Круглов / фото участников экспедиции

о. Новая Гвинея