— Можете пока погулять в саду, — сказал детям учитель. — После звонка приходите в гимнастический зал. Только не шумите. У нас совещание.

Дети выбежали во двор. Вдоль низкой решетчатой ограды понуро стояли безлистые в эту пору года каштаны. Солнце то скрывалось за темными тучами, то снова выплывало, и от этого казалось, будто тень от висевшего у входа в школу немецкого флага со свастикой беспокойно мечется из стороны в сторону. Город торжественно отмечал прибытие гостей.

Кое-где на загнивших, скользких прошлогодних листьях еще лежал снег. Но играть в снежки или лепить снежную бабу было уже нельзя. Дети бегали по саду. Их смех звенел в прозрачном воздухе, поднимаясь ввысь, над крышами и флагами. Лацо и Иван ловко увертывались от Зузки и прятались от нее за деревьями. Наконец девочке удалось поймать Ивана, и она, ликуя, тянула его за рукав.

Вдруг с улицы донеслись крики и громкая ругань. Дети сразу притихли и с любопытством подбежали к ограде. Из дома, стоявшего напротив школы, двое полицейских выволокли на тротуар какого-то рабочего. Следом за ними вышел гардист с дубинкой. Рубаха на рабочем была разорвана в клочья, лицо вымазано черной краской, а из рассеченного виска текла кровь. Он отчаянно боролся, безуспешно пытаясь вырваться из железных тисков больших и толстых полицейских.

Иван с Зузкой так и вцепились в прутья ограды. Лацо протиснулся между товарищами и с ужасом смотрел на исказившееся от боли лицо арестованного.

Ланцух прижался к решетке и крикнул во все горло:

— На страж, пан Костка!

Гардист с дубинкой оглянулся на его голос и ухмыльнулся.

— Я его знаю, — важно сообщил Ланцух.

Лацо тоже узнал гардиста. Это был давешний дядин гость.

Рабочий все еще боролся с полицейскими, хотя ясно было, что ему одному не справиться с тремя. И все-таки он не сдавался. Взгляд его случайно упал на бледные, испуганные лица ребят.

— Да здравствует коммунистическая партия! — воскликнул он.

И в тот же момент гардист с силой ударил рабочего резиновой дубинкой по голове. Из носа у него хлынула кровь. Гардист снова ударил арестованного. Кровь потекла сильнее. Лацо до боли закусил губу и, дрожа всем телом, ухватился за плечи товарищей, чтобы не упасть. Били беззащитного человека — ведь ему скрутили за спину руки. Мальчик плохо разглядел его лицо — оно было в краске и в крови, но кто бы ни был этот человек, Лацо очень ему сочувствовал и от всей души желал, чтобы он вырвался.

Якуб как-то рассказывал, что немецкие фашисты мучают наших людей, а вот, оказывается, словацкие гардисты тоже их бьют. Лацо увидел это собственными глазами.

У мальчика потемнело в глазах, и вне себя от ужаса он закричал хрипло, не своим голосом:

— Не бейте его!

Дети вздрогнули. Полный отчаяния голос Лацо, казалось, заставил их выйти из оцепенения, и они бросились к воротам. А Лацо, Иван и Зузка уже прокладывали себе дорогу, расталкивая локтями толпу ребят. Они первыми пробились к выходу и выбежали на улицу. За ними устремились остальные школьники.

— Отпустите его, не бейте! — несся по улице многоголосый вопль.

Дети всей толпой кинулись под ноги полицейским.

Вдруг из-за поворота с ревом вылетела санитарная машина. Она мчалась прямо на людей, громко сигналя и почти не замедляя хода. Дети бросились врассыпную. С криком и плачем они побежали назад к воротам.

Полицейские растерялись. Пытаясь уступить дорогу машине, они изо всех сил толкали арестованного на тротуар, но он бешено сопротивлялся. В конце концов им пришлось выпустить рабочего и отскочить в сторону, чтобы не попасть под колеса. А когда они опомнились, арестованный был уже далеко и вскоре исчез за углом. В неописуемом смятении полицейские бросились вслед за ним, вопя во всю глотку:

— Держите его!

Санитарная машина резко затормозила. Из кабины высунулся не на шутку испуганный шофер.

Костка бешено ругал шофера, грозил ему тюрьмой, размахивал перед его носом кулаками, а шофер так быстро тараторил, что никто не мог разобрать, о чем, собственно, идет речь: о больной, которую он вез в машине, или о поврежденном моторе. Разъяренного Костку и оправдывавшегося шофера обступили школьники, с любопытством прислушивавшиеся к их спору.

Между тем полицейские кинулись вдогонку за арестованным; Лацо стоял посередине мостовой, загораживая им дорогу. Полицейские хотели было оттолкнуть его, но Лацо, как заправский футболист, упал им под ноги.

Один из полицейских больно лягнул мальчика сапогом, другой отшвырнул его в сторону и крепко выругался, после чего они устремились дальше, но, пробежав всего несколько шагов, наткнулись на Ивана, который также загородил им дорогу.

Костка от ярости лишился дара речи и не мог двинуться с места. Шофер захлопнул дверцу кабины и завел мотор.

Лацо поспешно поднялся с земли и нырнул в толпу детей.

Раскрасневшаяся от волнения Зузка схватила его за руку и хитро подмигнула, указывая на надрывавшихся от крика полицейских, которые только теперь сворачивали за угол. Раздались оглушительные свистки. Костка тоже засвистел, замахнулся дубинкой на ребят, в страхе подавшихся к воротам, и, пыхтя, бросился вслед за полицейскими. Похоже было, что он сейчас лопнет от злости.

Пронзительно зазвенел звонок, объявляя о конце перемены. Дети возвращались в школу, с опаской оглядываясь на опустевший двор. Когда Лацо был уже в дверях, на улице, протяжно завывая, пронеслась зеленая полицейская машина.

Учителей приятно поразила необычная тишина в зале. Школьники еще не пришли в себя от пережитого испуга.

Слово взял директор:

— Высокоуважаемые гости оказали нам большую честь, посетив наш город. Вы уже, конечно, заметили, дети, что здание школы украшено флагами. Уроков сегодня не будет. После обеда вы все должны явиться сюда в праздничных платьях. Сбор во дворе, ровно в два часа. Мы пойдем на площадь, где будут выступать дорогие гости — члены нашего правительства и немецкие офицеры. Вас ожидает великое будущее под руководством таких людей. Все как один должны быть здесь к двум часам! На страж!

— На страж! — нестройным хором ответили дети.

Иван вышел вместе с Лацо. У ворот к ним, как всегда, присоединилась Зузка. В каменном доме на противоположной стороне улицы было тихо, занавески на окнах задернуты, на крыше — флаг со свастикой.

Зузка первая нарушила молчание:

— Как вы думаете, ребята, удалось ему убежать?

— Наверно, удалось, раз он в одно мгновение исчез. Видно, хорошо знает эти места, — задумчиво ответил Иван.

— Нет, едва ли он смог ускользнуть от них, его нетрудно узнать, — вздохнул Лацо. — Он в одной рубашке, все лицо у него в крови. Его легко поймать.

Дети шли, понуро опустив головы.

— А может быть, все-таки кто-нибудь поможет ему спрятаться. Один он, конечно, ничего не сможет сделать, раз его ищет целая орава, — тихо сказала Зузка.

Лацо, казалось, не слышал, что она говорит. Он шел глубоко задумавшись, глядел прямо перед собой широко раскрытыми глазами и нервно кусал губы. Вдруг остановился и проговорил растерянно, дрожащим голосом:

— Я боюсь, что они отца тоже бьют.

Иван побледнел. Зузка судорожно сжимала ремешок своей сумки. Ей был понятен страх товарищей. Ведь и она беспокоилась бы об отце, если бы его арестовали. Какое счастье, что он дома! Зузка с облегчением вздохнула, взяла мальчиков за руки и, сочувственно глядя на них, сказала:

— Не горюйте. Может быть, не все полицейские такие. А твой отец, Лацко, не даст себя бить. Он сам так стукнет одного, что другие с перепугу сразу отстанут.

Иван нахмурился и вопросительно поглядел на Лацо, словно ожидая от него поддержки и совета.

— Если бы я узнал, кто из гардистов бил моего отца, — размышлял вслух Лацо, — я сейчас же сказал бы брату. А он уж с ним расправился бы! Может быть, даже и застрелил бы его.

— Как же ты можешь сказать, если сам не знаешь, где твой брат? — заинтересовалась Зузка.

Лацо ничего не ответил, только покосился на Зузку. В глазах его сверкали лукавые огоньки. Он-то отлично знает, где скрывается его брат, но никому не скажет. Да и не в этом дело. Якуб далеко. Ни он, ни Лацо пока ничем не могут помочь отцу. Мальчик снова глубоко вздохнул, потом сказал с горячей убежденностью:

— Если бы я был взрослым, так никого бы не позволил бить. Я сам стал бы командиром и наводил бы страх на гардистов. Мы бы сколотили большую команду. И нас было бы уже не четверо, а много-много. И тогда мы приказали бы выпустить из тюрем отцов. И оружие мы бы раздобыли и всех людей сами освободили бы.

— Вот было бы здорово! — мечтательно воскликнула Зузка.

— Факт, мы показали бы фашистам, где раки зимуют! — добавил Иван.

— До чего мне было жаль того рабочего, — взволнованно продолжал Лацо. — Конечно, он в одну минуту справился бы с полицейскими, если бы у него руки не были связаны!

— Ну и дураки же они! Их было так много, а он все-таки удрал, — вставила Зузка.

— Я думал, Костка изобьет шофера, а тот нисколько не струсил, даже еще отругивался, — прибавил Лацо.

— А ты здорово, Лацо, крикнул: «Не бейте его!» Голос у тебя был сильный, как сирена, я сперва даже не сообразил, что это ты кричишь, — искренне восторгался Иван. — Все ребята вслед за нами бросились на улицу. Фьюить! Арестованный исчез, а гардист остался с носом.

— Хорошо, что директор ничего не видел, — шепнула Зузка.

— Ланцух ему донесет, — мрачно заметил Лацо.

— Ах, опять этот жирный боров! — сердито воскликнула девочка.

— Ничего, пусть доносит, мы постоим друг за друга! — гордо заявил Иван.

— А можно мне рассказать дома, как все было? Я и словечком не обмолвлюсь о нашей команде. Только про то скажу, что случилось на улице, — спросила Зузка.

Мальчики неуверенно переглянулись.

— Можешь рассказать, но не говори, что сделал Лацо, — решил Иван.

— Девчонка обязательно должна трепать языком! — проворчал Лацо.

— Факт, — подтвердил Иван и свысока посмотрел на Зузку.

На глазах у девочки показались слезы.

— Вот и неправда! Я собиралась рассказать родителям с вашего разрешения. Это не значит трепать языком!

Ребята подошли к дому, где жили Лацо и Зузка.

— Расскажем Ондре о нашей тайне, — шепотом сказал Иван.

— А про то, что случилось возле школы, тоже скажем? — спросила Зузка.

— Разумеется, — сказал Иван. — Ты согласен, Лацо?

— Конечно. Раз он входит в нашу команду, значит, должен все знать. Только уговор: расскажем, когда соберемся у него все вместе, — потребовал Лацо.

На этом дети расстались. Лацо побежал к себе на первый этаж и весело позвонил. Дверь ему открыл дядя. В кухне у стола сидела мать…