Весь мелкий ремонт в доме производил Сернка. Марко в таких делах не разбирался. А в доме всегда что-нибудь портилось: то водопровод, то центральное отопление, то звонки, то электричество. И на этот раз отец Зузки что-то чинил в подвале. Сернки жили наверху, на третьем этаже, и сегодня, еще до обеда, Сернка заявил Марко, что у них в квартире холодно; вероятно, котел не в порядке. Если уж он, Сернка, платит такие большие деньги за квартиру, то, совершенно естественно, не желает мерзнуть.
Марко очень обрадовался, когда Сернка согласился отремонтировать котел, не требуя его помощи, и охотно дал ключи от подвала. Он пояснил, что у них гостит свояченица и ему неудобно уйти из дому.
— Это мать Лацо, пан Сернка. Она только сегодня приехала. Не сердитесь на меня, пожалуйста. Сами понимаете, неудобно — родня.
Сернка в ответ вежливо улыбнулся, пригласил Главкову в гости, поклонился и ушел. Потому-то Зузка и не застала отца дома.
Сернкова готовила на кухне обед. Зузка надела белый фартучек в крупную синюю горошину и молча подошла к плите. Она была уверена, что мать не устоит перед ее немой просьбой и поручит ей какую-нибудь приятную работу. Зузке очень нравилось выжимать лимонный сок или взбивать белки до тех пор, пока не образуется белая пена.
Зузка не отказалась бы и от любого другого задания, только бы ей не велели поджаривать муку для заправки супа. Этого Зузка не любила. И в самом деле, что за удовольствие; стоишь у плиты, непрерывно помешиваешь, а мука все не хочет темнеть, и потом вдруг сразу пригорает. Лучше бы мама придумала для нее что-нибудь поинтереснее. Но мать равнодушно передвигала кастрюли, хмурилась, щурила глаза от пара и словно не замечала Зузки. Пожалуй, лучше отойти от плиты, пока не попало. Вид у матери был какой-то отсутствующий. Похоже, что она думает о чем-то совсем не радостном. Зузка начала было рассказывать ей о том, что произошло возле школы, но мать слушала краем уха и в самом интересном месте, когда Зузка описывала, как дети замерли от ужаса, вдруг спокойно заметила:
— Хорошо вам, ребятам: никаких забот не знаете!
Нет, неверно. Она произнесла эти слова совсем не спокойно. Напротив, она глубоко вздохнула, и губы у нее задрожали. Но почему же ей все-таки пришла в голову мысль, будто детям живется легко? Очевидно, она ничего не поняла из того, что ей говорила Зузка. Девочка попыталась возразить матери, но та не на шутку рассердилась:
— Трещишь как сорока, просто в ушах звенит! Садись-ка лучше за уроки.
— Мы готовим уроки у Ондры. Честное слово, мамочка, все, что я тебе рассказала, чистая правда. Можешь спросить у Лацо.
— Вот еще! Стану я его расспрашивать о всяких пустяках! Знаешь что, дочка? Пообедай поскорей да сходи к тете. Попросишь ее дать папе на время дядино пальто: папа свое пальто порвал, и я отнесла его к портному.
Зузка от радости подпрыгнула и повисла у матери на шее:
— Бегу, бегу, мамочка! А можно мне надеть голубое платье?
— Ладно, надень, не то от тебя не отвяжешься! Только повесь школьное платье в шкаф, чтобы не измялось.
— Разве я когда-нибудь бросаю свои вещи? — обиделась Зузка. — Ты сердишься зря, потому что не любишь меня. Только папа меня любит.
Зузка крепко обняла мать и потащила в комнату.
— Пусти, озорница, мне сегодня не до шуток!
— Скажи, что любишь меня, скажи, что любишь! — не отставала девочка.
— Люблю, люблю, только отпусти!
Зузка достала из шкафа голубое платье с белым воротничком. Ей очень хотелось надеть и новые туфли, но мама ни за что не позволит. На улице тает, а в пригороде, где живет тетя, очень грязно. Можно было бы, конечно, объяснить маме, что с туфельками ничего не случится. Зузка потом вычистит их. Но, пожалуй, не стоит и начинать. Мама всерьез рассердится и никуда ее не пустит. Лучше идти в старых туфлях.
Взобравшись на стул, Зузка стала вертеться перед зеркалом, висевшим на стене. Тетя всегда радуется, если Зузка хорошо одета. Бедняжка тетя живет теперь совсем одна — дядя в прошлом году умер — и очень тоскует. Мама говорит, что у нее разбито сердце.
Зузка быстро глотает горячий суп.
— Осторожно, обожжешься, — предостерегает ее мать.
Но Зузка только потряхивает косичками и уплетает ложку за ложкой.
— Мама, если за мной зайдет Лацо, скажи, что я буду у Ондры немножко позднее.
— Хорошо, хорошо, только скорей возвращайся и не забудь, за чем тебя послали.
Зузка чмокнула мать в щеку, взяла деньги на дорогу и ушла. Пока она спускалась по лестнице, ей пришло в голову, что стоило бы рассказать отцу о том, что случилось сегодня у школы. Вот он удивится! Она подкрадется сзади, закроет ему ладонями глаза, а он будет угадывать.
Зузка неслышно, на цыпочках, подошла к двери котельной и неожиданно споткнулась о какой-то предмет, невидимый в полутьме подвала. Вот тебе и сюрприз!
Отец стремительно выбежал из котельной и остановился как вкопанный, увидев дочь.
— Ты здесь зачем? — крикнул он, бледнея от гнева. — Почему крадешься, как вор? Убирайся отсюда!
Зузка обмерла от страха. Ни разу отец так не кричал на нее, даже когда она действительно бывала виновата. На рождестве, например, она разбила фарфоровую чашку, но отец нисколько не сердился — он только нахмурил брови и велел ей убрать осколки.
Хорошо еще, что другой механик, возившийся у котла, в этот момент повернулся к ним спиной. По крайней мере, он не видел, как Зузка покраснела.
— Я иду к тете, — сказала она, дрожа от пережитого оскорбления. — За пальто.
— Ну, беги, да поживей возвращайся, — сказал отец более мирным тоном.
— До свиданья! — уже с лестницы крикнула смертельно обиженная Зузка.
Она не поцеловала отца, надеясь, что он сам окликнет ее: ведь она тотчас бы простила его! Но отец ничего не сказал, ни единого словечка.
Зузку душили слезы. Родители не любят ее, хотя она ни в чем перед ними не провинилась. За что же такая несправедливость? Другие девочки ведут себя намного хуже. Вот взять, к примеру. Маню, дочь кондитера. Она крадет дома конфеты и угощает ими Иожо. Маня и Иожо ходят вместе, а когда станут взрослыми, поженятся. Может быть, лучше родиться дочерью кондитера, чем дочерью механика? Нет, Зузка ни за что бы не согласилась иметь другого отца, хоть он и кричит на нее без причины.
Зузка никогда не считала Маню своей подругой. Но однажды Маня дала Зузке пять крон и попросила купить в их кондитерской конфет. Маня с Иожо поджидали ее в воротах, а Зузка отправилась исполнять поручение. Маня велела взять шоколадное драже — оно самое легкое и в ста граммах его больше, чем других конфет. И еще Маня сказала, что покупать сладости надо только в их магазине, потому что они самые лучшие, а к тому же и деньги останутся в кассе. Ведь так или иначе, все равно они отцовские. Потом она дала Зузке две самые маленькие шоколадные горошинки и убежала.
Когда Зузка рассказала об этом дома, мать запретила ей дружить с Маней: ведь ясно было, что Маня стащила деньги у своих родителей. Конечно, Зузкины родители не хотели бы иметь такую дочь, как Маня. А Зузку они не ценят, потому что она для них слишком хороша, с горечью рассуждала про себя девочка.
Возле аптеки сидела старуха с попугаем на плече, на коленях у нее в большой коробке из-под сигарет лежали крошечные конвертики. На каждом была надпись: «Счастье. Один пакет — одна крона».
Зузка, увидев попугая, сразу догадалась, в чем дело.
Конечно, попугай вытащит для Зузки именно то, что ей нужно.
— Что я смогу выиграть? — спросила она, притворяясь, будто это ей совершенно безразлично.
— Счастье, — кисло ответила старуха и зевнула.
Искушение было велико. Зузка достала из кармана крону. Попугай уставился на Зузку своими круглыми, как бусинки, глазками. Ах, если бы он вытащил для нее сердечко с цепочкой, такое, как у Евы, которая учится в одном классе с Зузкой! Ева всегда играет этим сердечком. Однажды цепочка разорвалась, и сердечко куда-то закатилось. Девочки искали его, весь пол облазили, а сама Ева все время плакала, но даже пальцем не пошевельнула, чтобы найти его. Потом Катька отыскала сердечко и отдала Еве.
Зузка протянула старухе монету. Откинув полу своего пальто, старуха сунула монету в грязный мешочек, висевший у нее на боку, потом посадила попугая на левую ладонь и покружила его над коробкой. Зузка с волнением следила за каждым движением старухи, стараясь думать только о сердечке и цепочке. Птица прыгнула на коробку и взяла в клюв один из пакетиков.
Дрожащими пальцами Зузка вскрыла пакетик. В нем оказались семена неизвестного растения.
— Что это такое? — разочарованно спросила Зузка.
— Счастье. Лечит от боли в спине и отгоняет дурные сны, — невозмутимо ответила старуха.
— Я хотела вытянуть цепочку. А такое счастье мне не нужно, — надулась девочка.
— Отдай кому-нибудь. Подарить счастье — доброе дело, — прошамкала старуха.
Ну что ж, Зузка сделает доброе дело — подарит выигрыш тете.
— Значит, от чего оно лечит? — спросила она еще раз, чтобы действовать наверняка.
— От одышки и зубной боли.
Старуха аккуратно уложила рассыпавшиеся конвертики и застыла в своей прежней позе — с попугаем на плече.
— А от разбитого сердца не помогает? — настойчиво выспрашивала Зузка.
— Помогает, помогает.
На морщинистом лице гадалки появилась тень улыбки. У Зузки мелькнуло подозрение, что старуха смеется над ней. Можно было бы снова попытать счастья, на последнюю крону, но девочка не решилась.
Поборов искушение, Зузка помчалась со всех ног и остановилась, чтобы перевести дух, только когда отбежала от старухи на такое расстояние, что возвращаться за цепочкой не имело смысла…
Поцеловавшись с тетей и выждав, пока она перестанет бурно выражать свой восторг по поводу прихода дорогой племянницы, девочка таинственно прошептала:
— Тетя, знаешь, что я тебе скажу?
— Что, радость моя? Погоди, я сейчас вскипячу чайник, напьешься горяченького чаю.
Она сняла с Зузки, как с маленькой, пальто и шапочку, которую ей к рождеству связала мама.
— Тетя, я принесла тебе счастье! — выпалила Зузка.
— Ты сама мое счастье, Зузочка, — улыбнулась ничего не подозревавшая тетка.
— Да, да, но… — нетерпеливо махнула рукой Зузка. — Я выиграла счастье, которое лечит от разбитого сердца. Вот, смотри!
Зузка торжественно положила на стол свой измятый трофей.
— Ну, это другое дело. Покажи-ка! — Тетя с нескрываемым любопытством вскрыла пакетик.
— Тетечка, я тебе дарю счастье, а ты мне подари крону, ладно? Мое счастье от зубной боли тоже помогает, — весело добавила Зузка, силясь вспомнить, о чем еще говорила старуха. У тети, правда, зубов уже нету, но какое это имеет значение! Главное — ей надо вылечиться от разбитого сердца.
— Вот, душенька, тебе крона. А как поживают родители? Ничего не просили мне передать?
— Конечно, просили! Папа разорвал пальто, и его пришлось отдать в починку, поэтому папа просит вас одолжить ему дядино пальто.
— Разумеется, я дам пальто, а то как бы отец не простудился.
Пока тетя накрывала к чаю, Зузка поиграла маятником старинных часов, красовавшихся на комоде. Это было очень интересно. Стоило прикоснуться к маятнику, и он начинал мерно раскачиваться, прячась за мраморные столбики; постепенно колебания его затухали, и наконец он совсем останавливался. Часы никогда не заводили, потому что у них внутри лопнула какая-то пружина. Но Зузкиной вины тут не было. Часы испортились давным-давно, еще до ее рождения.
Зузка возвращалась домой уже в сумерки, очень довольная прогулкой. Дядино пальто она перекинула через руку, в кармане у нее позвякивали две монетки. Удачно получилось: и счастье выиграла и доброе дело сделала.
Теперь скорее домой, а то еще попадет: и мама и папа сегодня не в духе, зачем их зря сердить. Зузку уже начинала немножко мучить совесть — засиделась у тетки и не может пойти к Ондре, как обещала.
«Все потому, что не умеешь правильно рассчитывать свое время», — скажет отец.
А как его рассчитаешь? Ведь это не яблоко делить! Да и яблоко, если делить на троих, не делится поровну. Зузке в таких случаях обычно достается самая большая часть. В школу на сбор по случаю приезда важных гостей она тоже не пошла. Правда, папа напишет объяснение, — надо будет ему напомнить. Милый папа, зато теперь он уже не простудится.
Зузка расчувствовалась и даже погладила дядино пальто. Нет, она ни на кого не променяла бы своих родителей. Ее отец лучше всех отцов на свете, а мать лучше всех матерей.
Когда Зузка наконец добралась до своего дома, ей показалось, что во дворе промелькнула фигура отца — только он почему-то пошел не навстречу ей, а по направлению к воротам, выходившим в переулок.
— Папочка! — радостно воскликнула Зузка.
Отец не обернулся на ее зов, напротив — зашагал быстрее. Значит, это не он? Странно, неужели Зузка могла так ошибиться? Наверно, потому, что темно. Теперь, вглядевшись повнимательней, она увидела, что человек, которого она приняла за отца, меньше его ростом и походка у него другая. Только пальто точь-в-точь такое, как у папы.
«Я совсем с ума сошла! — вздохнула Зузка. — Ведь папино пальто у портного».
И, перепрыгивая через две ступеньки, она взбежала наверх.