что в ангельском посольстве горевать? желтеет страсть в проломленных пенатах теперь уместно ворковать — осока заводей крылатых все скроет обойдет — так лимонад стекает по распаренному телу не выскочить не отступить назад скользит страна и скудные пределы то стянутся то отпадут но вот да — крепостной шофер! да — мужичок бездомный! всю эту вязь убогую прорвет теперь у сердца он и уж рычит огромный удар хвоста — и плещется вода автомобиль под нежный лед стекает и шиной яростной гремучая звезда в остывшем чае умирает

добротной жизнью стоит погореть в каком-нибудь беспечном ридикюле сверкал ли этот нож? секла ли эта плеть? когда мы встретились? — мне помнится в июле но не тебе триремой бороздить чертежные бесчувственные воды так девственница тщится приручить пантикапейскую природу вконец запутавшись в сетях рыбацких вкось и поперек затянутых заливом тащи наживу тать! снимай бушлат матрос! не ты ли так ревниво «из пушки на луну» — в июле бормотал покуда стражники затеяли тревогу и жертвовал таврический причал казенный дом сарматскую дорогу? как не сойти с отравленных небес сюда в запекшуюся соду пока не растворился не исчез в терновнике исхода спеленутый раскрашенный двойник по-диккенсовски пристального тома покуда арестант июльский сник — от молний он оглох ослеп от грома

как механический зверек зловредно растревожен вдруг натыкаешься на слог а он и невозможен долгоиграющей тюрьмой затянутый умело придется выдернуть самой беллерофонта стрелы так оказаться не у дел в уродливом сюжете берешь мальчонку на прицел а он и не заметил как грозно выщипана бровь набухла грудь у сучки покуда впитывает кровь любовные колючки

отшельник батискаф и мантия хмельная каким ключом ни отопрешь ларец — в обломках караван-сарая все скалится мертвец надежно погребен засыпан требухою на весь подземный мир стозевно голосит и как загнать его немеющей рукою во гроб повапленный в хрустальный этот скит?

в устах гудят и фауна и флора и дети жадные осколки перетрут чтоб отыскать средь тесного раздора запрятанный искусно изумруд и счастье и покой и хуй и воля скрип ювелира в темной глубине ненастный петя в тощем коридоре куст менструальный на стене так — не владельцем конного завода так — не пинки наездника терпеть в горсти у молодого антипода под жадным пальцем заблестеть

там вдруг почувствуешь какой-то нежный смрад тут полыхнет чертеж средневековья здесь свалится стремительный снаряд цветком на изголовье се говорит эдемская гроза: чуть обожди все сменится местами раздвинутся пески и расцветет лоза мясистыми листами

когда в роскошном пиджаке а может быть джордано бруно а может шелковый китаец ты сука бросил погубил но вот предстану ганимедом телескопической рукою движенье мерное сбивая и доберусь и придушу и отчего бы не поверить и отчего бы не запомнить бежит лисица по стерне чугунные волчицы груди а зайчик нежный и кудрявый так непростительно убит

и робб-грийе не довелось писать а что косноязычному де саду молись чтоб выпила кровать бесстыдную прохладу нет не под шорох ветерка — в чертополох аида туда — в суглинок позвонка тупой кариатиды вонзить в ночном полубреду спеленутое жало — шел — и свалился на ходу пружина завизжала и смолкла гул затих «октавио пойдем печально здесь тревожно поодаль блещет водоем в нем искупаться можно» «но нет — чуть слышно отвечал — там не поют сирены а мне милей теперь кимвал и топот мельпомены»